---

	Николай БОРОВКОВ

Б. Штерн. Эфиоп: Фантастический роман/ Ил. В. Ноздрина. - М.: ООО «Издательство АСТ_ЛТД»; СПб.: Terra Fantastika, 1997. - 672 с.: - (Вертикаль), 10 000 экз.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ,
в которой автор, не мудрствуя лукаво,
пытается произвести благоприятное впечатление

«И херувимый шестикрыл На перепутье мне явился.»          А. Пушкин (из черновиков)

         Сколько сотен лет печатному слову! Но до сих пор оно продолжает нести в себе некую тайну. Открывая книгу, читатель каждый раз, читатель оказывается в неком пространстве, называемом текстом, которой словно течение реки между двумя реальностями, таит в себе силы, обычно приписываемые времени; с каждым часом чтение вызывает все большие внутренние изменения, чрезвычайно схожие с теми, что создает время, но в некотором роде более значительные. Подобно времени, текст рождает забвение; он достигает этого, освобождая человека от привычных связей с повседневностью, перенося читателя в некое первоначальное, вольное состояние. И если время - Лета, текст романов - такой же напиток забвения, и пусть он действует менее основательно, зато - быстрее.
         Господа писатели непременно знают об этой стороне печатного слова, и посему явно или неявно пытаются вырвать читателя из привычного мира, используя весь набор дозволенных и недозволенных литературных приемов, завлечь его в колдовской эльфийский круг, увести на самую вершину волшебной горы, откуда нет возврату. И даже если читателю удается вырваться - возвращается он уже и увы другим.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ,
В которой автор пытается продемонстрировать
навыки плаванья различными стилями

«Дайте мне точку опоры, и тогда я переварю этот мир.»          Архимед, после прочтения <нового романа>

         Логические построения умницы Алисы, после упадания в лужу, которую она наплакала, весьма поучительны: вода соленая - значит, я упала в море; море заканчивается пляжем; пляж заканчивается железной дорогой; а железной дорогой я смогу ухать домой. Вот так и рядовой читатель, погрузившись в стихию некого романа, пытается определить местоположение этого водоема, чтобы при случае выбраться из него. Представим себе на минуту, что в руки бедного ребенка, предположим той же Алисы, попался неадаптированный добрым доктором Айболитом знаменитый роман Франсуа Рабле. Бедное дитя! Откуда ему знать, что он окунулся не в море слез, а в океан народной смеховой культуры, где приемлемы и площадные смеховые действа; и словесные - устные и письменные, на латинском (в случае с г. Штерном - французском, немецком и украинском) и народных языках; и различные жанры и формы фамильярно площадной речи.
         Современный читатель образован более чем английский ребенок прошлого века. Но даже он, окунувшись в сточные воды андеграуна, авангарда, <нового романа>, способен испытать некоторый шок. Существо, угодившее хотя бы одной из своих конечностей в обводной канал самодельных журналов, подпольных изданий, неофициальной литературы готово воспринимать столь не благовонный запах сиих текстов. Новая литература, оставим это определение незакавыченным, существует в эпоху заворота литературных кишок. Непроходимость столь жизненно важного органа (его же надо очистить, прежде чем снова наполнить!), приводит к желанию разобраться, что же в него напихано в таком количестве. То есть, невозможно создать новое литературное произведение, без рефлексии относительно ранее созданных произведений. В этом случае нельзя претендовать на некую новую мысль, с уверенностью, что она не была сказана ранее, другим человеком. Но остановимся на этом в попытках определить роман в конце истории романа. Оставим этот неблагодарный труд литературным археологом, определяющим то или иное течение тем, использует автор куски рухнувшего здания мировой культуры, или бессовестно разрушающего его, вытаскивая куски из покосившейся, но еще стоящей Вавилонской башни для создания новых шедевров. Остановимся, потому что Ваш покорный слуга программист, а не литературовед, да и пора, собственно говоря, навалиться на эфиопа. Окунуться в заявленные воды Стикса, пост мортем, так сказать.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ,
В которой у автора возникают подозрения в подлоге

«…я утратил вкус лишь к сюжету. А любит Б, Б - В, В - Г. Какая докука. Если любое сравнение клавдикант, то всякий сюжет - инвалид высшей марки, член привилегированной гильдии калик перехожих, кего благодетельная вдова залучает под вечер в дом, дабы умыть безногому ноги.»          Саша Соколов

         Следует признаться, меня порадовало появление в свет этого необычно толстого (почти семьсот страниц маленьких буковок!) необычно занятного, необычно провокационного романа. Радует и смелость господ издателей, которые, несмотря на давление рынка, нашли возможность подарить читающей публике этот страннотекстный роман. Писатель ждет уж рифмы розы - ан ни8рена! На этом филиппики закончились.
         Авантюрный, плутовской сюжет романа - выведение нового Пушкина для Шамбалы-Эдема-Офира - фикция, он похоже неинтересен не только писателю, но и читателю. Главным героем романа является текст, слово. Современные художники иногда используют такой прием: наклеивают на холст слоями цветную бумагу, обои, газеты, плакаты, а затем вырывают части. Похоже, точно также творился этот роман. Представьте себе тугонабитую книгами полку, где стоящие подряд разножанровые книги слиплись от времени и сырости. Если теперь попытаться разобрать это дитя небрежного хранения на отдельные листы, то получим новый роман, на страницах которого смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи предложений слились в протяжный вой. То есть мы получаем образчик <нового романа>, о котором говорили ранее. Текст вырывается за рамки направлений, категорий, контекстов. Факт не соответствует его определению, предмет используется не по его назначению.
         Читателя преследует эхо анекдотов, сюжетов, исторических и литературных героев. Позволю себе процитировать стихотворение Вс. Некрасова.

         К
         П
         Р
         С
         Т
         Ф
         Х
         Ц
         Ч
         Ш
         Щ
         Что
         Вы так испугались

         Вот так, на мой взгляд, могла бы выглядеть приглаженная идея романа. Почему приглаженная? Потому что, господин Штерн, для большего оживляжа, с размахом использует приемы площадной речи. Реализация метафор, характерная для нового романа, происходит на каждом шагу. Скажем, начхать на историю, - более разговорное, и более приближенное к эстетике романа - насрать на историю, воплощается в сцену, когда один из героев, сидя в женском туалете, вытирает задницу бумагой, на которой неким попом-расстригой написана история человечества. Адепт нового романа, наверное мог бы сказать, что если психотерапевт пытается освободить сознание больного от комплексов, текст господина Штерна имеет задачу освободить сознание читателя от литературных, исторических и жизненных штампов. Мог бы, но не скажет. Он достаточно читал Соколова, Харитонова, Вик. Ерофеева, Вен. Ерофеева, Лимонова, Мамина, Сорокина, Попова (и Пелевина (оставим его в скобках)), чтобы заподозрить автора в подлоге. Несмотря на, казалось бы, все элементы жанра, автор следует ему уж слишком по-ученически, заговариваясь и повторяясь, теряя вкус. Адепт фантастического романа, также вряд ли наберется смелости отнести сей опус к фантастическому роману, хотя автор заявляет роман как фаллический, но все же фантастический, и вовсю использует понятие параллельных реальностей. Итак, роман не способен расположиться ни в декадентском будуаре нового романа, ни в прокрустовом ложе фантастического романа. Несомненно, мы бы могли его отнести, скажем, к андеграунду фантастики. Но у андеграунда своя среда существования. Своя тусовка. А точнее - была. Возможности электронного книгоиздания вывели единичные <подземные> издания на свет божей. И на Божий свет появляются искусственные произведения, с которыми я, как обычный читатель, не в состоянии определиться.

ЧАСТЬ ПОСЛЕДНЯЯ,
В которой автор, рискуя навлечь неудовольствие читателя, пытается ответить на вопрос, поставленный в заголовке этой статьи в духе рецензируемого же романа

«Литературный вкусы Бога неведомы.»          Х. Л. Борхес.

         Дорогой мой собеседник! Если ты сумел дочитать мои нелепые заметки до этих завершающих строк, то наверняка хочешь получить ответ, на вопрос, где же конец русского авангарда. Где-где? - В рizde!

         Р.S. Автор признается в бессовестном использовании текстов Томаса Манна, М. Бахтина, И. Северина, И. Куницина, Саши Соколава и еще Бог знает Кого.

         Р.Р.S. А был ли Пушкин? - спросит читатель. Отвечу стихотворением того же Некрасова.
         Пушкин-то/ Уж и тут Пушкин/ И тут Пушкин/ И тут/ Пушкин/ И Ленин/ Пушкин/ И Сталин/ Пушкин/ И Холин/ Так кто/ Ваш любимый поэт/ Пушкин/ И Винни-Пух

| НАЗАД | ВПЕРЕД | ОГЛАВЛЕНИЕ | | ПОСЛАТЬ ПИСЬМО |