Александр Громов

Неоспоримый факт: мало кому на свете хотя бы раз в жизни не мечталось иметь богатую тетушку преклонных лет, готовую вот-вот переселиться в лучший мир, оставив все свое состояние обожаемому племяннику. Мечтать -- что в этом плохого? Правда, если бы все мечты имели обыкновение сбываться, на том свете из-за тетушек возник бы демографический кризис, -- но что нам за дело до мелочей? Однако другой факт, столь же неоспоримый, заключается в том, что и этот-то свет населен богатыми тетушками совсем не так густо, как хотелось бы, и менять этот мир на другой, пусть даже лучший, они отнюдь не спешат. С точки зрения бездетных богатых тетушек дело обычно обстоит как раз наоборот: бедных родственников пруд пруди, но кого ни копни -- либо анфан террибль, в жизни ничего не слыхавший о почтении к старшим, либо шалопай, способный за ночь промотать золотой запас планеты среднего размера, либо неисправимый лентяй, а то и просто клинический неудачник, вместе с брезгливой жалостью вызывающий желание оставить ему в наследство бластер с одним зарядом, но никак не состояние. Словом, проблема с наследниками стоит не меньшая, чем с богатыми тетушками -- или дядюшками, если угодно. Не исключено, что престарелый Диоген, бродивший днем с фонарем и выкликивающий "ищу человека", подыскивал среди своих родственников того, кому мог бы без опасений оставить свою бочку. У всякой эпохи свой масштаб.

В Трифилии Клюге понятия "лентяй" и "неудачник" сочетались гармонично. О богатой тетушке он не мечтал просто потому, что она у него была, однако надежд на наследство он не питал ни малейших. Во-первых, он видел ее один раз, и то мельком. Во-вторых, бездетная тетушка Октавия имела трех племянников и четырех племянниц -- простых, а Трифилий был внучатым. В-третьих, несмотря на свои сто девять лет, тетушка была бодра и не выказывала никакого желания опасно захворать в ближайшем будущем. В-четвертых и в главных, что общего может быть у вдовы миллионера, женщины прагматичной и не склонной к сантиментам, с безалаберным родственником, не способным самостоятельно позаботиться о себе?

Нет, Трифилий Клюге не рассчитывал на серьезное наследство. Иногда, особенно в периоды сквозняка в карманах, его мечты возвышались до надежды получить по смерти старой карги подачку в тысячу-другую космоюаней... быть может, даже в три тысячи, если у дорогой тетушки перед смертью серьезно ослабнет рассудок, -- но не больше. Никак не больше.

Хоть бы пять сотен оставила, старая сквалыга!

Надежда умирает последней -- это верно сказано. Деньги кончаются раньше. Когда крупье сгреб со стола проигранные Трифилием фишки, тот запустил руку в карман, надеясь, что там окажется монета, достаточная для покупки еще одной -- наверняка счастливой! -- фишки, пусть даже самого мелкого достоинства. Увы, карман был пуст, а ветхая ткань последнего целого кармана, прорвавшись при нетерпеливом движении, явила дырку. Чертыхнувшись про себя, Трифилий продел в отверстие указательный палец и повертел им за подкладкой. Неумолимая логика говорила ему, что коль скоро дырка в кармане относительно новой, не носимой и трех лет и даже еще ни разу не стиранной куртки появилась впервые и только что, то никакой монеты за подкладкой быть не может, -- однако логика в таких случаях дело десятое. И вообще, чудеса вопреки всему иногда случаются, это знает всякий, кто играет в рулетку.

Оговоримся: Трифилий Клюге не был заядлым игроком с вечно голодными глазами, готовым заложить за фишку последнюю, притом еще новую куртку, а с нею штаны, душу и шансы когда-нибудь разбогатеть в придачу; не собирался он, как многие в его положении, и завербоваться на рудники Денеба или Пульхеримы, дабы поставить на кон аванс, выиграть несколько раз подряд и, выкупив свой контракт, зажить в свое удовольствие. Азарт -- тот же пучок зелени перед мордой осла, умные пользуются им для облегчения карманов дураков. Умным всегда кажется, что карманы дураков непозволительно тяжелы.

Трифилий был ленив от природы, но дураком себя не считал. В казино его любили не больше, чем залетевшую с улицы муху. Если наличные средства позволяли ему купить несколько фишек, он протискивался между солидными игроками и один или два раза ставил на "красное" либо "черное", изредка на комбинации номеров и никогда -- на один номер. Если выигрывал немного -- отваливался от стола, словно насытившийся мелкий москит, и, послонявшись по игорному залу, сонно поглазев на игру за карточными столами, на кружение других рулеток, уходил; если проигрывал последнюю мелочь -- делал то же самое. Казино виделось ему не золотой жилой, а весьма громоздким средством для убиения времени -- довольно типичный подход для тех, кто не любит работать, не желает воровать и не видит срама в том, чтобы довольствоваться жесткой койкой и миской супа от муниципальных щедрот.

Не обнаружив искомого, Трифилий поскучнел и под насмешливым взглядом крупье уже собрался было отойти от стола восвояси, как вдруг слух его был поражен зычным выкликом:

-- Кто здесь Трифилий Клюге?

Трифилий съежился. Кричали где-то на полпути между центром игорного зала и главным входом, так что шансы уклониться от встречи, удрав через этот самый вход, были реальные. С другой стороны -- кому он мог понадобиться? Полиция не станет так орать, охрана казино тоже. Бандиты, нанятые домохозяином, от которого Трифилий в прошлом месяце удрал, не заплатив, -- тем более. Да и не станет хозаин нанимать бандитов -- дороже выйдет, чем смириться с потерей ничтожной суммы за трехмесячную аренду клопиной конуры. Администрация теперешней муниципальной ночлежки? А она-то с чего?

Немного осмелев, Трифилий все же занял выгодную для бегства стратегическую позицию и уже оттуда, привстав на цыпочки, попытался рассмотреть крикуна. Хм... ничего особенного. Тип как тип. Посыльный какой-нибудь. Одет, правда, с иголочки, лощеный, аж блестит, но это еще ничего не значит. А дело, видать, срочное, раз нашли и здесь...

Пока Трифилий размышлял, обнаружить ему себя или все же удрать, крик раздался снова:

-- Кто здесь Трифилий Клюге? У меня для него деньги.

По залу прошла волна оживления. Кто-то весело предложил хоть сейчас сменить фамилию. Дежурный менеджер, рысцой приближавшийся к крикуну, прекратил движение. Трифилий решился. Сам себе напоминая рыбу, идущую на приманку, он нарочитой развалочкой доволок себя до лощеного типа.

-- Ну, я Клюге. Дальше что?

-- Палец, пожалуйста.

Через две секунды карманный папиллятор подтвердил идентичность личности. В общем-то Трифилий и не сомневался, что его отпечатки имеются и в полиции, и во многих других местах, о которых лучше не вспоминать, чтобы не расстраиваться.

-- Ты откуда, парень? -- осведомился он, пряча робость за нагловатым тоном.

-- Юридическая контора "Цербер Магнум", -- был ответ. -- Поверенный в делах госпожи Октавии Риччи. У вас ведь есть тетушка по имени Октавия, не так ли?

-- Угу, -- ответствовал Трифилий и на всякий случай шмыгнул носом. По правде говоря, он никогда не интересовался фамилией тетушки. Неужели старая грымза догадалась помереть?

-- Тогда это вам.

Трифилий вскрыл конверт. Внутри, однако, вместо вожделенных банкнот оказались бумаги.

-- А...

-- Прочтите сначала письмо.

Трифилий хмыкнул и стал читать. "Дорогой внучек! -- писала тетушка (или бабушка?) мелким старушечьим почерком. -- Спорю, ты не ожидал, что именно я дам тебе шанс выбиться в люди. Поскорее бросай свою метлу и принимай мой подарок, который я делаю от чистого сердца. Хоть ты и редкостная размазня, было бы не по-родственному совсем забыть о тебе. Надеюсь, подъемных тебе хватит. НЕ ГЛУПИ! ОСМОТРИ СВОИ ВЛАДЕНИЯ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ИХ ПРОМОТАТЬ! Они просто прелесть. Туземцы от людей без ума. Еще увидимся. Твоя тетя Октавия".

Перечитав письмо, Трифилий хмыкнул вторично. Выходило, что тетушка Октавия, во-первых, жива, а во-вторых, до сих пор числит его мусорщиком, хотя с тех пор он успел переменить множество занятий: оператор котлетного автомата, подручный букмекера, поденщик на белковой ферме, живой тренажер на курсах по оживлению свежеутонувших и так далее, и тому подобное. Вершиной карьеры была должность мелкого клерка в патентном бюро. В настоящее время Трифилий был не у дел и размышлял, какому бы еще необременительному занятию себя посвятить: вернуться к профессии подметалы или подрядиться на сезон заготавливать ягель для производства лучшей в мире экологичной туалетной бумаги? Оба варианта имели свои плюсы и минусы.

Помимо письма конверт содержал еще две бумаги: подписанную тетей Октавией дарственную, извещавшую о том, что звездная система ЕН113591-87, включающая в себя центральное светило спектрального класса G9 и все космические тела, находяшиеся в области преобладающего гравитационного воздействия указанной звезды, безвозмездно передается в полное и безраздельное владение Трифилию Клюге, а также сертификат от Департамента Галактической Собственности, удостоверяющий действительное наличие в Галактике звезды ЕН113591-87, девятнадцатой относительной звездной величины, не переменной, одиночной, имеющей три планеты, в том числе одну пригодную для обитания человеческого существа без каких-либо специальных защитных приспособлений.

Трифилий перевел дух. Он вспомнил истории о сказочных обогащениях людей, чьи предки еще до эпохи межзвездных перелетов, тысячу лет назад догадались приобрести звезду-другую. Тогда ими торговали все, кому не лень, даже планетарии. Не имея никаких издержек, они драли несусветные деньги за одно лишь право присвоить свое имя паршивой звездочке, едва видимой невооруженным глазом (забавно, что получить звезду в собственность стоило лишь немного дороже), ну а совсем тусклое светило, с трудом различимое в большой телескоп, стоило в общем недорого. Число простаков, купивших галактическую недвижимость, исчислялось миллионами. Над ними посмеивались -- но только до выхода человечества к звездам.

Будь Трифилий от рождения чуть любознательнее, он вынес бы из школьной истории некоторое представление о судебных процессах трехсотлетней давности: Билл Уистлер против Земной Конфедерации, Василий Шмыков против Земной Конфедерации и так далее, и тому подобное, -- процессах, закрепивших право наследников покупателей звезд на владение галактической собственностью.

Некоторым повезло -- они обрели миллиарды космоюаней, продав правительству свои звезды, окруженные семьями удобных планет, или основав компании по их заселению и эксплуатации. Кое-где воскресли монархические режимы -- от просвещенного абсолютизма до иерархических пирамид с рабами на первом этаже и императором-богом в мансарде. Зато ничего, кроме лишних налогов, не приобрели владельцы ярких бело-голубых гигантов, стоивших когда-то хорошие деньги. Много ли толку от короткоживущей звезды, в лучшем случае окруженной пылевым кольцом, из которого еще не успели (и не успеют) образоваться планеты?

Одно время были в моде анекдоты о владельцах пульсаров и черных дыр.

Трифилий размышлял. Во-первых, ему пришло на ум, что тысяче космоюаней он бы обрадовался больше. Во-вторых, владение недвижимостью всегда связано с морокой, но отказаться -- назовут дураком. Значит, надо брать. Трифилий вздохнул. Что бы значил этот подарок? Тетушка выжила из ума? Бесспорно. Давно пора. И даже если планета окажется вовсе никчемной... хотя нет, написано черным по белому: пригодна для обитания.

-- Ты говорил о деньгах, -- напомнил он.

-- Совершенно верно, -- тотчас отозвался поверенный. -- Десять тысяч космоюаней. Сообщите только, куда их перевести.

-- Сюда. -- Вспотев, Трифилий хлопнул себя по карману и немедленно вспомнил о дырке. Ничего, купюры не никель, не провалятся.

Бровь поверенного взлетела вверх.

-- Желаете получить наличными?

Несколько секунд Трифилий размышлял. Затем задал деловой вопрос:

-- Этого хватит, чтобы туда добраться?

-- Билет в оба конца? -- уточнил поверенный.

Трифилий подумал.

-- Угу.

-- Третьим классом -- да, -- был ответ.

-- Грузовым рейсом, что ли? -- Трифилий хмыкнул.

-- Не совсем так. -- Поверенный слегка улыбнулся, показывая, что оценил шутку, хотя Трифилий, имевший слабое представление о межзвездных коммуникациях, и не думал шутить. -- На наиболее пригодной для жизни планете указанной звезды имеется гиперкабина. Один миг -- и вы там. В понятие класса входит только степень защиты гиперканала от посторонних помех.

Трифилий поковырял в носу.

-- Короче... какова она должна быть... эта защита? -- несколько гнусаво вопросил он, не вынимая палец из ноздри.

-- Разумеется, состоятельные пассажиры предпочитают высшую защиту, -- голос поверенного внезапно приобрел криогенные свойства, -- однако и защита, обеспечиваемая при путешествии третьим классом, в большинстве случаев вполне приемлема. -- Тут он посмотрел на часы, давая понять, что для Трифилия у него припасено очень мало времени.

-- А подробнее нельзя? -- ворчливо осведомился Трифилий, вытирая палец о штанину. -- Что значит "в большинстве случаев"?

Поверенный вздохнул.

-- Это значит, что иногда, довольно редко, волновой гиперпакет, в виде которого вы существуете, находясь в гиперканале, подвергается искажениям... очень незначительным, уверяю вас. Возможны ничтожные изменения фенотипа. В самом худшем случае у вас может измениться пигментация кожи, начнется выпадение волос или появится аллергия на что-нибудь. Советую вам не брать это в голову.

Трифилий хмыкнул. По правде говоря, длительное путешествие в грязном трюме рудовоза теперь привлекало его несколько больше, чем перспектива добраться до места назначения в слегка искаженном состоянии. Можно, пожалуй, привыкнуть быть лысым, а заодно и пятнистым, как жираф, -- но что прикажете делать, если появится аллергия, например, на воздух?! Но какова тетя Октавия! Могла бы расщедриться хотя бы на второй класс, скупердяйка старая.

-- А страховка?

-- Ваша звезда застрахована от взрыва или угасания на тысячу лет вперед. Если этого вам покажется мало...

Трифилий икнул.

-- Я о страховке путешествия! -- сказал он сердито. -- Она входит в стоимость билета?

-- Страховые компании не страхуют пассажиров третьего класса. -- Поверенный вздохнул и опять посмотрел на часы.

-- А сколько стоит первый?

-- Шестьдесят пять тысяч. Боюсь, что с вашими средствами...

-- Ладно, -- ворчливо оборвал Трифилий. -- Гони деньги.

-- Приложите еще раз палец. Вот сюда.

-- Зачем еще?

-- Необходимая формальность. Она означает, что вы, находясь в здравом уме и твердой памяти, добровольно принимаете дар и берете на себя всю юридическую ответственность, связанную с владением галактической собственностью.

Последняя фраза Трифилию не понравилась. Много ли толку в свалившемся с неба золотом кирпиче, если он размозжит голову?

-- А... налоги? -- на всякий случай спросил он.

-- Уплачены за три года вперед. Да, еще одно условие: вы принимаете на себя обязательство не продавать и не передавать вашу собственность правительству или какой-либо корпорации. В противном случае дарственная теряет силу. На частных лиц запрет не распространяется. Ну, решились наконец?

-- А если я откажусь?

-- Тогда вам удастся меня удивить. -- Поверенный принужденно улыбнулся. -- На этот случай у меня есть указание госпожи Октавиии Риччи передать ее дар во владение Цезарю Клюге, вашему двоюродному брату, если не ошибаюсь...

Вместо вопля возмущения Трифилий быстро приложил палец к папиллятору. Нет, тетушка Октавия определенно сошла с ума. Подарить хоть грош ублюдку и пьянчуге, не брезгующему ночевать на помойках, поскольку в муниципальной ночлежке ему отказано за буйный нрав! Грязной скотине, выбившей в прошлом году Трифилию зуб за невинное замечание насчет исходящего от него запаха! Нет уж, братишка Цезарь обойдется без подарка...

Когда банкомат выплюнул пачку купюр, Трифилий уже знал, что с ними делать.

-- На всю сумму.

-- На десять тысяч? -- уточнил кассир.

-- Да, и не тяни.

Фишки занимали больше места, чем бумажки. Трифилий хотел ссыпать их в карман, но, вспомнив о дырке, загнул полу куртки, как фартук.

-- Сыпь сюда.

-- Зачем?! -- пискнул поверенный.

-- Пусть тетя Октавия сама путешествует третьим классом, -- проворчал Трифилий.

-- Советую вам одуматься...

Меланхолично посоветовав поверенному отвалить и не маячить, Трифилий двинулся к рулетке. Только теперь он заметил непривычную тишину в игровом зале. Многие с любопытством следили за нечаянным везунчиком, готовым поставить на кон свою удачу.

Лениво пихнув кого-то, Трифилий вывалил из полы всю гору фишек и передвинул ее на "красное".

-- Валяй, парень, -- подбодрил он крупье.

Шарик забегал. Через минуту число фишек Трифилия удвоилось. По залу прошел шепот. Трифилий сгреб выигрыш и добавил его к первоначальной ставке.

"Красное" выиграло снова.

-- Будьте благоразумны! -- забубнил в ухо поверенный. -- Вам уже с лихвой хватит на второй класс, так зачем же искушать судьбу...

Не удостоив его ответом, Трифилий ладонями отбуксировал выигрыш в прежнем направлении. Террикон фишек на "красном" занял все поле.

Вокруг рулетки столпились зрители. Другие игроки перестали делать ставки. Сейчас на их глазах творилась очередная легенда казино -- о чудесном превращении Иова и Креза.

На этот раз шарик бегал особенно долго, затем, начав выдыхаться, на секунду прилип было к черному номеру... и перекатился на красный.

-- У вас уже восемьдесят тысяч!.. -- шептал поверенный. -- Да не будьте же вы дураком!

-- Кто дурак? -- грозно спросил Трифилий, сгребая выигранные фишки в полу куртки, и, поскольку поверенный замахал руками и забормотал что-то, давая понять, что считает дураком кого угодно, только не Трифилия, добавил ворчливо: -- Лучше помоги дотащить, видишь, не помещаются...

Восемь толстых пачек приятно оттянули карманы. Минуту спустя их осталось семь: Трифилий благосклонно дал себя уговорить открыть текущий счет в банке "Цербер Магнум".

Зрители недовольно расходились. Крупье через силу улыбнулся Трифилию: что ж, легенда вышла куцая, но все же это легенда, заходите еще, всегда рады...

Волновой гиперпакет, содержащий в себе пассажира и его багаж, не способен к восприятию внешних раздражителей, поэтому Трифилий вообще не заметил путешествия. В одну гиперкабину вошел, из другой вышел, вот и все. Разница заключалась в том, что первая кабина была одной из многих на центральном космовокзале, а вторая стояла одна-одинешенька на планете, являвшейся теперь личной собственностью Трифилия Клюге.

Первым делом он оглядел и ощупал себя с ног до головы, изменений фенотипа не нашел и повеселел. Вторым делом -- осмотрелся вокруг.

Кабина стояла на пляже. Ласковое местное светило -- крупный оранжевый шар в пронзительно голубом небе -- играло на морской воде мириадами бликов. Некрупные волны с шелестом накатывались на золотой песок. Пахло солью и йодом. По краю пляж обрамляла тенистая рощица -- наверное, хорошее место в жаркий день. Деревья напоминали пальмы. Приглядевшись, Трифилий заметил в тени небольшое бунгало.

Рай да и только.

Трифилий поставил чемодан на песок и разулся. Нагретый оранжевым солнцем песок ласкал ступни, не обжигая. Путь к воде босиком оказался приятным -- выходило, что здесь можно обойтись без пляжной обуви, не поджарив пяток. Если еще и море окажется теплым...

Оно оказалось в меру теплым и в меру соленым -- как раз то, что надо. Скинув одежду, Трифилий барахтался в полосе прибоя добрых полчаса -- затем, сообразив, что ему ничего не известно о местных хищниках, торопливо вылез на берег. Да нет, море как море, вроде без акул и этих, как их... барракуд. Жгучих медуз -- тоже ни одной. Нет, в самом деле рай!

Более того -- курорт! Отличие только в том, что на этом роскошном пляже нет кабинок для переодевания, шезлонгов напрокат, палаток с напитками и в изобилии разбросанного по песку мусора. Интересно, почему тетушка Октавия не соблазнилась мыслью устроить тут модный курорт для состоятельных землян? Золотое же дно! Предпочла сохранить райский уголок исключительно для личного отдыха?

Хм. Неужели на всей планете только один такой пляж?.. Да не может этого быть! Просто у миллионеров свои причуды, а что до дражайшей тетушки, то ей уже и по возрасту пора подвинуться рассудком. Не использовать по прямому назначению такое местечко -- надо же!

Трифилий уже знал, что поступит иначе. Для начала он поселится в бунгало и будет наслаждаться раем в одиночестве, пока не надоест. Затем -- вовсе не обязательно работать самому -- он свяжется с конторой "Цербер Магнум", пусть эти ушлые ребята подавятся своими комиссионными, но найдут подрядчиков, развернут рекламную кампанию и все такое. Здесь будет дорогой курорт. Кроме того, он, Трифилий, будет сдавать в аренду райские уголки на этой планете и наживет баснословное состояние. Только никакой добычи полезных ископаемых! Запретить навеки. На двух других планетах этой звезды, непригодных для жизни, -- пожалуйста, но не здесь!

Трифилий растянулся на теплом песке и засмеялся. Это ласковое оранжевое солнце принадлежит ему. Этот чудесный незагаженный пляж -- его собственность. Больше никаких трехъярусных муниципальных коек в убогих ночлежках, никакого бесплатного супа! Если только плоды с местных пальм вкусны и не ядовиты -- о чем еще мечтать? Пресная вода? Вон из рощицы бежит ручеек и теряется в песке. Впрочем, в бунгало наверняка проведен водопровод. Ясно также, что здесь не бывает ни сильных штормов, ни цунами -- иначе смыло бы к чертовой матери и гиперкабину, и бунгало, да и рощицу тоже...

На ближайшей к бунгало пальме сидел большой, ростом с кошку, лохматый паук и перегрызал черенки шарообразных плодов. Несколько штук увесистых шаров валялись на песке. Трифилий подобрал два, стукнул друг о друга, и один раскололся.

Паук возмущенно зашипел. Трифилий поковырял пальцем мякоть плода.

-- Чего шумишь? -- ворчливо спросил он. -- Может, я это и в рот не возьму, мало ли какую дрянь вы тут шамаете...

Но в рот взял и подвигал языком, прислушиваясь к ощущениям. Затем быстро-быстро выскреб ладонью содержимое скорлупы и переждал судорогу удовольствия. Алчно схватил второй плод, расколол скорлупу о ствол пальмы и опустошил его тоже. Нагнулся за третьим. Паук на пальме задергался и пронзительно заверещал.

-- Заткнись, -- рыгнув, посоветовал ему Трифилий. -- Ты себе еще нарвешь, вон их сколько висит...

После третьего плода захотелось спать. Трифилий съел бы и четвертый, и пятый, если бы в желудке еще осталось хоть немного свободного места. Только теперь он вспомнил о медленных ядах, убивающих не сразу, и махнул рукой. Будь что будет. Если бы поглощать яды было таким наслаждением, человечество давно бы покончило с собой, добровольно и радостно.

Он вошел в бунгало и завалился на кровать. Ему снились райские сады и райские гурии. Решено: надо будет выписать сюда девчонку посмазливее, лучше всего круглую идиотку, чтобы не додумалась оттягать у него этот рай. А пауков -- дустом...

Когда он проснулся, стояла ночь. У планеты не было луны, и Трифилий сквозь сон подумал, что для курорта это изъян. А впрочем, поднакопив деньжат, можно будет приказать заарканить подходящий астероид и подвесить его на орбиту -- будут курортникам и купания при луне, и серебряная лунная дорожка, и прочая полезная романтика.

Развить эту идею помешало явственное ощущение: он в бунгало не один. Обмирая от страха при мысли о хищниках, ищущих пропитание в ночных потемках, Трифилий дотянулся до выключателя. По счастью, атомный источник не иссяк и не сломался -- помещение залил ровный свет. На полу, ослепше моргая глазенками, сидел лохматый паук и тоже, как видно, содрогался от ужаса. Впрочем, при ближайшем рассмотрении он оказался похож скорее на маленькую обезьянку о восьми волосатых лапах. Тот ли это зверек, что давеча собирал урожай с пальмы, или другой, но очень похожий на того, Трифилий не понял.

Иной фауны в пределах спальни не наблюдалось. Трифилий приободрился, сообразив, что при необходимости сумеет разделаться с десятком таких мартышек. Если, конечно, их укус не ядовит.

-- Брысь, -- сказал Трифилий, неприязненно разглядывая две пары лишних конечностей, прикрепленных к макаке неизвестно зачем. -- Пшел вон.

-- Ктотыктотыктотыктоты... -- волнуясь, заверещал восьмилапый зверек, затем затих, вывернул одну из средних лап в трех суставах, почесал ею спину и с усилием добавил отчетливее: -- Кто. Ты.

Трифилий сел на постели и поковырял в ухе. Так. Либо слуховая галлюцинация, либо говорящие зверушки. Эти... паукомакаки. Интересно, они вроде попугаев, или понимают, о чем говорят?

-- А ты-то кто, осьминожка? -- строго спросил он.

Лохматая осьминожка молчала. На всякий случай Трифилий решил представиться.

-- Я новый хозяин этой планеты, понял? Твой царь и бог. Что хочу, то и делаю, уяснил, убогий?

С минуту зверек молча таращился на Трифилия. Затем, не издав ни звука, осторожно попятился, вышел и исчез в ночной черноте.

-- Во как, -- сказал сам себе Трифилий, несколько озадаченный ночным визитом, -- они тут еще и разговаривают...

Он высморкался на пол, отчего несколько успокоился. Проверил еще раз, нет ли кого в спальне, запер дверь на задвижку и, подергав ставни, убедился в их прочности. До рассвета можно было спать спокойно.

Сон был безобразен. Паукообразные лохматые макаки, собравшись толпой вокруг Трифилия, верещали по-человечески, но все разом и каждая свое, так что ни слова было не разобрать. В теплом ласковом море к Трифилию подплывала длинная рыба с носом, похожим на сверло, и, осведомившись: "А ты вкусный?", начинала вворачиваться в него, как бурав. Трифилий сбивал с пальмы похожий на орех плод, и тот, внезапно обнаружив мелкозубую пасть, вещал: "Не ешь меня, я говорящий", после чего сам начинал поедать Трифилия, давясь и причмокивая. Просыпаться было противно, видеть такие сны -- тем более.

Утро принесло сюрприз, и приятный: пока Трифилий спал, кто-то аккуратно сложил на веранде целую горку пальмовых плодов. Озадаченно почесав в затылке, помозговав так и этак, Трифилий решил, что не станет обижаться на раззяву, оставившего провиант в чужом жилище. Но и раззява пусть не обижается, если в его отсутствие провиант будет употреблен по назначению. Нечего, понимаешь, разбрасывать еду где попало!

Повеселев при мысли о том, что ему сегодня не придется карабкаться на пальму ради ореха насущного, Трифилий начал день с того, что плотно закусил, устроившись в плетеном кресле-качалке в тенистой части веранды. Утро выдалось жарким. С одной стороны, это было плохо, потому что Трифилий вспотел и подумал, что сегодня босиком по пляжу не походишь; с другой стороны, это было хорошо, потому что чем жарче, тем лучше бродит. Интересно, какова выйдет бражка из этих орехов?.. С содержимым бара-холодильника, имевшегося в гостиной, Трифилий уже ознакомился и признал его недостаточным.

Да, но кто же все-таки приволок орехи? Трифилий съел два и выцедил стакан легкого вина, прежде чем потерял терпение. На песчаной дорожке, ведущей к бунгало, отпечаталось великое множество мелких четырехпалых следов, по-видимому, принадлежавших местным паукомакакам, и несколько больших плоскостопых следов самого Трифилия. Не макаки же решили обеспечить его провизией!

Собственно говоря, почему бы и нет? Мысль эта посетила Трифилия, когда он приканчивал второй стакан, и не показалась слишком уж невероятной. Болтать-то они умеют? Умеют. Стало быть, запросто могут оказаться способными на большее. Как там писала тетушка Октавия: "Аборигены просто прелесть", да?

Он вынул из кармана мятое письмо, перечитал. Нет, не так, но неважно. Владения просто прелесть, а туземцы от людей без ума. Хм. Похоже на то, раз снабжают деликатесами. Стало быть, эти паукомакаки и есть туземцы? Хм-хм. А в доме кто прибирает -- тоже макаки, что ли?

Трифилий сорвался с кресла, кинулся в гостиную, затем, задыхаясь от жары и сытости, исследовал спальню. Вот это номер! И как же он вчера не заметил, что везде царит идеальный порядок? Кроме, понятно, смятой постели, но ее, видимо, еще не успели прибрать как следует...

Дамские наряды в гардеробе -- от вечерних до пляжных. Противосолнечный зонтик. Почему-то шуба. Ворох нижнего белья в чемодане из умерщвленного земного крокодила. Набор дорогой косметики. Кремы от загара и для загара. Тетушка жила здесь, это ясно. Без прислуги. Вероятно, наслаждалась отсутствием надоевших людей, с пожилыми миллионершами и не такие бзики случаются. А комфорт и порядок в доме ей обеспечивали, надо думать, некие туземцы, которые прелесть...

Трифилий хмыкнул, попытавшись сообразить, сколько прошло дней с момента отбытия тетушки, и понял, что ничего об этом не знает и судить об этом не может. Почему она отчалила, бросив шмотки? Уж если подарила племяннику этот райский уголок, то могла хотя бы оставить записку, швабра старая!

Стоп!.. Не худо бы удостовериться, один ли он на этой планете. В смысле, единственный ли человек, а туземцев, сколь бы прелестными они ни были, можно пока что не брать в расчет...

Будь на нем сейчас его куртка (почти новая), Трифилий непременно запустил бы обе руки в карманы, а указательные пальцы -- в дырки, чтобы поковыряться за подкладкой. Так лучше думалось. Однако и без того мысли вскоре приняли определенное направление. Гиперкабина! Учет и контроль!

Бежать по горячему песку босиком оказалось все-таки можно, если не останавливаться, и Трифилий решил не возвращаться за ботинками. Влетев в жаркую, как духовка, гиперкабину, он некоторое время разбирался с панелью управления и обливался потом. Найдя команду "Справка" -- ткнул в нее и из потока цифр выудил нужные.

Гиперкабина была установлена полтора года назад. За это время она перебросила на планету 37 человек и отправила восвояси 35 человек, не считая различных грузов. Кроме того, 44 раза кабиной воспользовался курьер-андроид галактической почтовой службы -- 22 раза на вход и столько же на выход. В последний раз кабиной пользовались 14 часов 02 минуты назад...

Я и пользовался, подумал Трифилий, слизывая с губ соленый пот. Затем без всякого перехода его пробрало что-то похожее на симптом малярии: внезапный озноб после жара без всякого предупреждения.

На планете находился еще один человек!

На ЕГО планете!

Кто? Почему? По какому праву?

Тридцать семь человек... Ну ладно, поначалу, допустим, сюда явились какие-нибудь землемеры. Затем, надо думать, строительная бригада, быстренько собравшая вот это самое бунгало, вполне себе симпатичное... Затем уже обслуга тетушки Октавии (вероятно, впоследствии отпущенная), а через несколько дней и она сама. Наверняка ее отдых не раз нарушался визитами всяческих управляющих и поверенных из конторы "Цербер Магнум". Трифилий поскреб потный затылок. Ладно, с числом 37, будем считать, разобрались. Не чрезмерное. Но откуда взялся лишний человек? Почему не эвакуировался? Помер он тут, что ли?

Хм, а почему бы и нет. Тут отдал концы, пережрав орехов, тут и похоронен. Или даже не похоронен, а, например, утоп в море, купаясь, тело не найдено. Очень может быть.

Повеселев, Трифилий выскочил из кабины на песок, взвыл, заплясал и что есть духу припустил к бунгало. В ботинках он вторично пересек полосу пляжа, разделся и смыл с тела пот. Вода показалась теплее вчерашней, но освежала. Мелкие волны ласкали тело. Жизнь все-таки была хороша. А тот, кто при такой жизни додумался утонуть, наверняка не стоит доброго слова -- дрянь человечишко, меланхолик и черный завистник, вроде братишки Цезаря, чтоб ему отравиться муниципальным супом. И неудивительно, что тело не найдено. Кому оно нужно? Во всяком случае, он, Трифилий Клюге, искать такое тело точно не стал бы и не станет...

Влезая в штаны, он поплясал на одной ноге и вдруг замер, раскрывши рот. По узкой, поросшей пучками травы полосе между рощицей и пляжем по направлению к гиперкабине, явно очень спеша, двигалось искомое тело. И тело это принадлежало тетушке Октавии.

Она не шла -- бежала, вернее, пыталась бежать, да так, словно за ней, щелкая зубами, клешнями и хелицерами, гнались все хищники этой планеты. В сто девять лет не очень-то побегаешь, разве что насмешишь людей потешной расхлябанной трусцой, и тем не менее тетушка развивала максимальную для своих лет скорость. Никто и не думал за ней гнаться. Надевая ботинки, Трифилий с довольным видом взгоготнул, наслаждаясь зрелищем, -- затем, сообразив, что тетушка вот-вот скроется в гиперкабине, рванул по пляжу наперерез и успел преградить ей дорогу.

-- Здравствуй, тетя, -- молвил он и сейчас же испугался. Тетушка взвизгнула, нервно оглянулась и попыталась обежать племянника стороной. Трифилий отступил и привалился спиной к дверце кабины, ликвидируя возможность побега. Нет, пусть сначала тетя объяснит, что все это значит!

-- Спасибо за подарок, -- сказал он. -- Э... я очень тронут, тетя.

И испугался еще сильнее: панический взгляд тетушки метался по берегу, задерживаясь почему-то на верхушках пальм. Ничего особенного, кроме двух-трех восьмилапых макак, Трифилий там не заметил. А когда тетушка повернула к нему кирпичное потное лицо, Трифилию показалось, что она сейчас кинется на него и начнет, вереща и задыхаясь, отдирать его от дверцы. Говорить после бега она не могла, махала руками, глотала слюну, и до инфаркта ей оставалось полтора прыжка. Как и до инсульта, впрочем. А лицо, а кожа...

Сейчас Трифилий дал бы тетушке не сто девять лет, а все двести восемнадцать.

-- В чем дело, тетя? -- спросил Трифилий, твердо решивший не отходить от дверцы, пока тетушка не отдышится и не даст объяснений. -- Спасибо, говорю, за подарок. Тронут. Тут райский уголок. А что это у тебя на платье? Паутина такая?

Вечернее платье тети Октавии, когда-то роскошное, и впрямь выглядело плачевно. Если бы оно только выгорело и вылиняло... Если бы глаза и обоняние не говорили о том, что тетушка не снимала это платье очень, очень давно... Но что означали эти белесые нити, во множестве прилипшие к обветшавшей ткани?

Из любопытства Трифилий потянул за одну свисающую. Нить оказалась прочной, порваться не захотела и к ткани, видимо, пристала намертво.

-- Убери руки! -- взвизгнула тетушка в промежутке между двумя судорожными вдохами и, подышав еще, потребовала: -- Пропусти.

-- Зачем так торопиться?

Тетушка мало-помалу приходила в себя. Нет, инфаркта не будет, решил Трифилий. И инсульта. Не в этот раз.

-- Это... теперь... твое... -- через силу выговорила тетушка, обводя рукой пляж. -- Я не гощу... без приглашения...

Если за очевидной нелепостью этих слов и прятался какой-то подтекст, то Трифилий его не понял.

-- Ну так я приглашаю, -- ухмыльнулся он. -- Пойдем, тетя, посидим на веранде, по стопочке выпьем... Вещи твои помогу собрать, да и переоденешься заодно... Представь-ка себя в таком виде на Земле, на космовокзале. Хуже Цезаря, честное слово...

Тетушка метнула быстрый взгляд вправо-влево, и взгляд этот показался Трифилию затравленным и тем более странным, что ничего опасного поблизости по-прежнему не наблюдалось. Макаки, конечно, не в счет.

-- Пожалуй, -- с натугой произнесла она. -- Что это я в самом деле... Ну, веди в свой дом, племянник...

"Наконец-то, -- с облегчением подумал Трифилий. -- А то торчи тут на жаре, уламывай каргу старую, сумасшедшую...". Галантно подскочив, он согнул руку колесом, приглашая опереться, и очень напрасно сделал. С неожиданной силой тетушка оттолкнула его и рванулась в кабину. Изнутри донесся победный вопль.

Трифилий только и успел, что всунуть носок ботинка и помешать дверце захлопнуться. Сейчас же ботинок начали яростно пинать.

-- Погоди, тетя! -- закричал Трифилий. Его подло обманули, но не об этом он сейчас думал, а о том, что бы все-таки выведать у старой грымзы. -- Стой, говорю! Туземцы -- они кто? Вот эти самые макаки?

-- Да, придурок! Убери ногу!

-- Нет, ты постой, ты еще погоди! Они признают... -- тут Трифилий затруднился, но все же нашел формулировку: -- верховные права владельца этой звезды с планетами? Они что, правда людей уважают?

Тетушка чуть-чуть приотворила дверцу, но лишь для того, чтобы злобно пнуть Трифилия в коленку. Охнув, тот убрал ногу.

-- Боготворят, -- донеслось до него, и дверца звучно захлопнулась. Через секунду на ней загорелась надпись "свободно".

Ругаясь, Трифилий вошел. Тети Октавии в кабинке не было.

В бунгало кто-то успел побывать. Расхристанная постель оказалась аккуратнейшим образом заправлена, пол -- выметен. Свежепротертые окна сияли чистотой. Кто-то прибрал скорлупу съеденных плодов, беспечно брошенную Трифилием на пол, и тщательно затер несколько пролитых капель вина. Занавески, циновки, ковры -- все в образцовом порядке. Бунгало, если его сфотографировать с любой точки изнутри либо снаружи, годилось в рекламный буклет "Вкуси негу с нашей турфирмой". Горка пальмовых орехов на веранде увеличилась как минимум вдвое.

Трифилий съел орех, запил вином. Разбросал по веранде скорлупу. Лить вино на стол пожалел. Прицелившись, плюнул в светильник и попал. Сбегал к пляжу и жестом сеятеля разметал по полу пригоршню песка. Ворвался в спальню и расшвырял вещи. Задумался, не высморкаться ли в занавеску, но решил, что для чистоты эксперимента сделано уже достаточно, и отправился к морю.

На этот раз он не плескался и пяти минут. Возвращаясь, он заметил с десяток восьминогих макак, брызнувших из бунгало во все стороны при его приближении. Та-ак.

Пол -- выметен. Ни песчинки. Скорлупа -- убрана. Плевок исчез. Вещи -- аккуратно разложены.

-- Класс, -- вслух сказал Трифилий. -- С такой обслугой не пропадешь.

Ожидая в душе подобного результата, он тем не менее был доволен. Как быстро управились макаки! И как тщательно!

-- Простите, -- послышалось за спиной.

Трифилий резко обернулся. Гиперкабина зияла распахнутой дверцей, а перед ним стоял молодой парень в почтовой униформе. Судя по отсутствию особых примет и чересчур дружелюбной улыбке, его единственным родителем был конвейер на биофабрике по производству андроидов средней сложности.

С видом человека, оторванного от больших и важных дел, Трифилий оглядел незваного гостя. Ну, хотя бы почтальон, а не торговый агент, и на том спасибо...

-- Галактическая почтовая служба к вашим услугам, -- подтвердил андроид догадку Трифилия. -- Бываю здесь дважды в месяц, первого и шестнадцатого числа, точно в это время. Плюс доставка сверхсрочной корреспонденции, Прошу прощения, я говорю с господином Клюге?

Трифилий кивнул.

-- Вам сегодня корреспонденции нет. Быть может, вы желаете отправить письмо на одну из шести тысяч доступных нам планет? Открытку с фотрографией, которая будет сделана немедленно? Посылку в пределах двух тонн? Видеозапись? Галактическая почтовая рада выполнить ваш заказ. Я могу подождать полчаса.

Трифилий помотал головой, и в ней от этого движения родилась мысль.

Почему бы не написать тетушке Октавии или ее поверенному и не потребовать решительных объяснений? Чего ради, спрашивается, тетушка сбежала отсюда, как ошпаренная? Из ума выжила, или как?

-- Сколько стоит послать письмо?

-- Четыре тысячи девятьсот космоюаней за доставку в один конец, -- незамедлительно ответил почтальон. -- И никаких чаевых.

-- Ско-о-олько?! -- возопил Трифилий.

-- Четыре тысячи девятьсот. Льготный тариф. Первого и шестнадцатого я прихожу сам. Если вам понадобится экстренная доставка, вы можете вызвать меня через гиперкабину, однако в этом случае тариф повышается вдвое. Плюс две тысячи за вызов...

-- А ну, сгинь отсюда! -- заорал Трифилий, и почтальон, по-прежнему улыбаясь, повернулся и исчез в гиперкабине. Лязгнула дверца.

Бормоча себе под нос разные слова, Трифилий пересчитал наличность. Чуть меньше пяти тысяч. Это что же получается?.. Это получается, что он, Трифилий Клюге, полноправный владелец оранжевой звезды, что висит над головой и не в меру раскаляет пляж, хозяин этой и еще двух планет, не считая астероидов, может оплатить доставку всего-навсего одного письма? Нет, строго говоря, не одного, а трех, если почта удовлетворится чеком на банк "Цербер Магнум". Три несчастных писульки -- и прощай финансовый резерв?! Веселенькая перспектива...

Отведя душу сквернословием, Трифилий в конце концов махнул рукой на эту проблему. В крайнем случае галактическую собственность можно заложить. Можно сдать в аренду одну из неудобных планет или обе сразу -- вдруг там обнаружится какой-нибудь ценный минерал и найдутся желающие? Можно... да многое можно, в конце концов!

Он хихикнул, вспомнив свою прежнюю жизнь. Вряд ли у него в карманах хоть однажды побывала сотня космоюаней зараз. Зато не было и беспокойства, как бы их не потерять. Живи себе...

А что? Кто помешает и тут жить точно так же? Климат -- райский, хотя сегодня немного жарковато. Море -- под боком. Деликатесы -- с доставкой. А модный курорт... да успеется, когда надоест одиночество! И непременно казино тут устроить, ставить иногда по маленькой...

На веранде, прижавшись к полу, застыли три лохматых зверька. Паучьи лапы осьминожек были раскинуты во все стороны, как у экспонатов энтомологической коллекции. Не хватало булавок и этикетки с названием.

"Сдохли", -- пришла первая неприятная мысль, но тут средний зверек, самый большой из троицы, с пролысиной на спине, поднял обезьянью мордочку. Тут до Трифилия дошло, что зверушки (или туземцы?) попросту распростерты перед ним ниц.

-- Бог? -- чирикнул тот, что с пролысиной.

-- А? -- переспросил Трифилий.

-- Бог?

Трифилию стало весело.

-- Ну. Кто же еще. Твой бог, макака.

Зверек, казалось, задумался.

-- Тепло, -- сказал он. -- Слишком.

-- Да, -- легко согласился Трифилий. -- Жарковатый денек выдался. Ничего, к вечеру посвежеет.

Зверьки переглянулись. Затем оба крайних метнулись куда-то за угол веранды и минуту спустя появились снова. Каждый прижимал к животу два ореха. Сложив подношение к ногам Трифилия, они улеглись в прежнюю позицию.

-- Не к вечеру, -- проскрипел средний. -- Сейчас. Прохлада.

-- Как я тебе сейчас прохладу сделаю? -- изумился Трифилий. -- Сказано: вечером.

-- Ты бог, -- напомнила настырная осьминожка. -- Прохлада. Сейчас.

-- Кыш! -- возмутился Трифилий. -- А ну, пошли отсюда! Надоели!

Зверьков как ветром сдуло с веранды. Посмеиваясь, Трифилий подкатил ногой их подношение к горке орехов, принесенных макаками ранее. Вот, значит, почему туземцы от людей без ума: богами считают. Ну-ну. Кормят, прибирают. Ха, да здесь жить и радоваться!

На целую минуту чело Трифилия омрачилось: он вспомнил тетю Октавию, панически бегущую, увешанную какой-то паутиной... От такой-то житухи -- бежать? Тут надо крепко повредить извилины... Наверное, и впрямь повредила. Голову напекло.

Вечер и впрямь принес прохладу -- не такую, как накануне, но по контрасту с дневным пеклом приятную. Климатизатор в бунгало был, впрочем, иного мнения и не отключался всю ночь.

Наутро Трифилий принялся мозговать, какую бы посуду приспособить под бродильный бак. Еще не покончив с этим делом, он совершенно вспотел. Было еще жарче, чем вчера. Распухшее рыжее солнце, казалось, приблизилось и жарило вовсю.

Страшно было даже подумать ступить на песок босой ногой. Как и вчера, Трифилий пересек пляж в ботинках. Выкупался. Вернулся, позавтракал без аппетита. Даже в тени веранды было жарковато.

-- Тепло, -- укоризненно раздалось поблизости.

-- Сам вижу, -- пробурчал Трифилий, но голову все же повернул. У ступеней веранды, держась тени, распластались пять восьмилапых зверьков -- ну не мог Трифилий даже в мыслях назвать их туземцами! Перед каждым лежало по два ореха. Хорошие орехи, отборные.

-- А-а, -- зевнул Трифилий. -- Вы это... Вы вон туда их сложите, где куча И -- свободны.

-- Прохладу, -- искательно чирикнул вчерашний знакомец с проплешиной.

-- Свободны, я сказал! -- рявкнул Трифилий.

Зверьки вмиг исчезли. Они не появились ни днем, ни вечером, ни на следующий день, ни через один. То есть, очевидно, все-таки появлялись, поскольку в бунгало неукоснительно поддерживался порядок, но на глаза не лезли и невыполнимого не просили. Может быть, потому, что небо затянуло облаками, с моря задул ветерок, жара спала и даже прошел небольшой теплый дождь.

За это время Трифилий приспособил вместо бака большой пластиковый ящик, найденный в кладовке, загрузил его мякотью орехов и выставил на южную сторону веранды. Вечером в облаках появились разрывы. Ветер стих.

Неприятности начались наутро. Во-первых, Трифилий проснулся раньше, чем ему хотелось, от сердитого гудения климатизатора. Во-вторых, вне помещения оказалась такая жарища, какой Трифилий никогда в жизни не испытывал, поскольку ни разу не бывал в Сахаре, а баню не уважал. Немедленно захотелось запереться в спальне и просидеть в ней до ночи. В третьих, на ступенях веранды, на дорожке, ведущей к веранде, на пальмах, нависающих над верандой, и на самой веранде примостилось сотни полторы, если не две, восьмилапых мартышек. Те, что стояли на освещенных солнцем местах, гримасничали и приплясывали, как грешники на сковородке. Был ли среди них тот надоеда с проплешиной, Трифилий не понял. Проплешины имелись у многих, и клочья вылезшей от жары шерсти валялись повсюду.

А на веранде высилась куча орехов -- да какая! В рост человека, не меньше.

-- Вы чего? -- сипло вопросил Трифилий. -- Совсем того?.. Протухнут же. Я столько не съем. -- Он вспомнил о баке и о бражке. -- И не выпью.

-- Прохладу! -- не чирикнул, а прямо-таки мявкнул ближайший зверек с облысевшим боком. Вслед за ним тот же клич подхватили и остальные. На веранде стало шумно.

-- Прохладу... -- тянули одни едва ли не нараспев.

-- Прохладу! -- чирикали другие, как ни странно, рождая гармоничное двухголосье.

-- Прох-ладу!!! -- лаяли в такт третьи.

-- А идите вы лесом! -- возмутился Трифилий. -- Где я вам возьму прохладу? Марш отсюда, я сказал! Макаки! Пшли! И шерсть свою заберите!..

Он сам удивился, что зверьки послушались. Через минуту последний из них исчез в пальмовой роще.

Изнывая от духоты, весь в поту, Трифилий добежал до моря. Над гладкой водой висело марево. Дрожали и кривлялись испарения. Вода на мелководье освежала не лучше горячей ванны. Он отплыл подальше, нырнул и только возде дна почувствовал облегчение. Вынырнул, глотнул горячего воздуха, выругался -- и заторопился к бунгало. Песок жег даже сквозь подошвы. На мгновенно высохшей коже выступила соль. Будь пляж вдвое шире -- выступили бы и волдыри.

На веранде и вокруг веранды, старательно держась тени, восседали зверьки. Кажется, их еще прибавилось.

-- Чего опять приперлись? -- вознегодовал Трифилий, укрывшись в жидкой тени от пальмы. Толпа восьминогих мешала пройти. Как видно, сознательно перекрыла путь.

Из толпы паукомакак-туземцев выдвинулся один, совершенно лысый с одного бока и клочковатый с другого. Не то верховный жрец, не то просто лучший оратор.

-- Ты бог, -- старательно, но с запинкой выговорил он. -- Ты велишь. Мы служим. Выло... мня... -- Он поднатужился и произнес: -- Вы-пол-ня-ем. Мы шли лесом. Как ты велел. Еще будем ходить. Если надо.

-- Ну и ходи, мне-то что, -- буркнул Трифилий.

-- Добрый бог. Молим тебя. О прохладе.

-- Опять? -- взревел Трифилий. -- Издеваешься?!

Довести его до ярости удавалось не всякому. Даже когда ему выбил зуб братишка Цезарь, бомж и скотина, Трифилий не полез в драку. Но всякое же терпение имеет предел, черт побери!

Кусаться и царапаться зверушки не пытались, и Трифилий расшвырял их направо и налево. Хлопнул за собой дверью, защелкнул замок. Уфф!

Он не показывался наружу целый день. Ел концентраты из холодильника, пил вино. Спал. Смотрел тетушкины мыльные оперы. Временами подходил к окну и, видя в тени бунгало все тех же макак, бормотал ругательства.

Закат напугал Тирфилия. Огромное солнце цвета накаленного кирпича словно бы собиралось вскипятить океан. А тут еще восьминогим макакам, как видно, надоело принимать позы униженной мольбы -- вздыбив остатки шерсти, они вовсю чирикали, выражая негодование, и одна из них запустила в окно палкой. Стекло, разумеется, устояло. Трифилий невольно отшатнулся, затем погрозил кулаком охамевшей макаке и опустил жалюзи. Сейчас же по стеклу забарабанил град камней и палок.

Вот тебе и курорт!

Ночью макаки не разошлись -- держали дом в осаде и гневно верещали то поодиночке, то хором, а временами принимались обстреливать стены подручными метательными снарядами, так что Трифилий был благодарен натужно гудящему климатизатору за заглушающий шумовой фон. Спал он мало и тревожно.

Утром, еще более жарким, чем вчерашнее, макаки сгинули. Опасаясь подвоха, Трифилий осторожно приотворил дверь и поборол искушение немедленно ее захлопнуть. Жар стоял невыносимый.

То ли этот жар разогнал восьмилапых туземцев, то ли они разочаровались в своем божестве. Похоже, то и другое разом. Мало того, что весь пол веранды был усыпан шерстью -- кое-где валялся и помет, а гора орехов исчезла без следа. Более того: ящик, выполняющий функцию бродильного чана, оказался перевернутым, и зловонная кашица вылилась на ступени. Трифилий втянул голову в спальню, хлопнул дверью, набрал в легкие воздуха приемлемой температуры и облегчил душу непристойным монологом. Нет, это ж только подумать: какой многочисленной бригадой должны были собраться слабосильные макаки, чтобы опрокинуть тяжеленный ящик! Попадись хоть одна -- сейчас Трифилий без колебаний пооборвал бы ей лишние конечности.

Весь день он провел взаперти и только молился, чтобы не сломался климатизатор. Макаки не показывались. Обширные листья пальм жухли и сворачивались в сухие трубочки. Оранжевое солнце распухло еще больше; Трифилий его ненавидел. Пульсирующее оно, что ли? Или эта планета того... падает на звезду?

Впервые после того дня, когда в казино на него свалился нежданный подарок, он заглянул в сертификат и внимательно прочитал приложения. Нет, написано же черным по белому: звезда не переменная... Угу. Так... Параметры планетных орбит... Тут Трифилий вначале запутался, но на полке с тетушкиными электронными книгами отыскал словарь и уяснил из него значения слов "эксцентриситет" и "перигелий". Установив причину возрастающей жары -- только вздохнул. Сквернословить не было сил.

На четвертый день затворничества он прикончил остатки провизии из холодильника и начал подумывать о хлебе насущном. На пальмах кудрявилась кора, дымились листья. Несмотря на усилия климатизатора, температура мало-помалу поднималась и в спальне, и в гостиной. Выйти наружу более чем на пять минут означало покрыться румяной корочкой и начать шкворчать. Оставалось ждать, терпеть и молиться.

И надеяться, что он будет еще жив к тому времени, когда эта сволочная планета (курорт, как же!) оставит позади перигелий своей орбиты.

Он переждал ночь, а в первых лучах рассвета выскочил-таки из бунгало. Дышалось, как при ингаляции, но все-таки дышалось. Горячий туман укутывал пальмы, мешая прицелиться и сбить орех каким-нибудь предметом вроде палки. Пришлось лезть. Ободрав о ствол ладони, обломав ногти и едва не свернув шею при спуске, Трифилий сумел добыть полдесятка орехов. Он взял три и отнес их в гостиную. Вернувшись за остальными, он не обнаружил их ни на песке, куда они были сброшены с пальмы, ни где-либо поблизости. Только в тумане, как ему показалось, кто-то злорадно чирикнул.

Схватив первую попавшую под руки палку, Трифилий молча ринулся на звук -- разгневанное божество, готовое беспощадно карать. Затормозил. Метнулся наугад вправо, затем влево. Никого. Без сомнения, мартышки выдели его, а он их нет. По счастью, направление он не потерял. Памятуя о возможной западне, Трифилий стал отступать к бунгало.

Он успел вовремя, чтобы напасть на воришку, тащившего орех из гостиной через веранду. Услыхав в опасной близости от себя боевой клич разъяренного Трифилия, восьминогий стервец (совершенно лысый, если не считать пучка шерсти на крестце) вякнул, уронил орех и дал стрекача. Полный дурных предчувствий, Трифилий заперся и обревизовал свою добычу. Так и есть, один орех успели утащить, поганцы!

Обида была велика. Что, по милости распоясавшихся макак ему, хозяину планеты, еще раз лезть на пальму? Пока будешь лазать, подтибрят и эти орехи, бунгало-то снаружи не запирается. Да и поздно уже: солнце вот-вот взойдет...

Он вздохнул и принялся завтракать. По счастью, самого худшего не случилось: мякоть не протухла на жаре, утратив лишь сочность и отчасти вкус. Не деликатес, но все же еда.

Обеда у него не было. Ужина -- тоже.

Кошмар продолжался три недели. В пик жары температура внутри бунгало достигла сорока пяти градусов, несмотря на все старания трудяги-климатизатора. Днем Трифилий пытался спать, ночью слушал кошачьи концерты обнаглевших туземцев, под утро выходил на промысел. Иногда ему удавалось добыть за одну вылазку четыре, а то и пять орехов. Бывало и так, что он оставался голодным.

От скуки он пробовал читать тетушкины книги. Одна из них, "История религий", была не электронной, а раритетной, бумажной, в потрепанном переплете. В самом начале книги среди замасленных, захватанныъ руками страниц, повествующих о религиях примитивных, торчала закладка. До середины, а тем более до конца книги тетушка явно не добралась -- иные страницы даже не были разрезаны.

С непривычки к чтению Трифилий начал с разглядывания картинок, но вскоре удивил сам себя, буквально впившись в текст. Выходило, что у диких племен отношения с богами строились по принципу "ты мне -- я тебе". За удачу на охоте, за урожай и прочие радости дикарской жизни -- поклонение и подношения, иногда в виде обмазывания кровью и жиром изображения божества (Трифилия передернуло); за невзгоды же племя лишало нерадивых богов еды, а случалось, и лупило... Наказывало, короче. Во многих примитивных религиях понятие кощунства было очень смутным, а в иных отсутствовало напрочь.

Так вот что означало поведение макак! Хорошо еще, что водопровод не испортили. Хотя тут, наверное, артезианская скважина прямо под фундаментом -- ручей-то весь выкипел...

В первых лучах следующего утра, двадцать второго с начала затворничества, Трифилий, выскочивший, как обычно, на фуражировку, первым делом проорал в горячий туман:

-- Я не бог! Слышите, вы! Эй, макаки, я вам не бог! Я все наврал!

Он без помех добыл три ореха, а, когда возвращался в бунгало, наткнулся на туземца. Совершенно лысый зверек поднял одну из восьми лап и строго указал ею на Трифилия.

-- Ты -- не бог?

-- Никакой не бог! -- с жаром подтвердил Трифилий. От пота у него щипало в глазах, а руки были заняты орехами.

-- И не хозяин?

-- Хозяин. Владелец этого солнца и этой планеты, а значит, и твой, макака. Но не бог.

Казалось, зверек задумался -- впрочем, очень ненадолго.

-- Ты, -- сказал он раздельно. -- Хозяин. Ты. Бог. Лжешь. Плохой. Жарко. Злой бог.

-- Так, да? -- заревел Трифилий, замахиваясь драгоценным орехом. -- А вот пришибу тебя, тогда узнаешь, какой я бог...

Взбив ногами фонтанчики песка, зверек мгновенно исчез в тумане. "Злой!" -- чирикнуло оттуда.

Двадцать третий день принес облегчение: прошла большая гроза, и, хотя воздух в бунгало к вечеру накалился до сорока, дышать стало легче. Утром двадцать четвертого дня Трифилий припозднился с выходом на сбор орехов, вернулся в бунгало после восхода солнца, избежав ожогов и теплового удара. Никто не пытался на него напасть. Еще через двое суток он попробовал искупаться в море -- вода была горячая, но все же не кипяток.

На следующий день он нашел на веранде два ореха.

Через неделю было все еще жарко, особенно после полудня, но утром и после захода уменьшившегося в размерах солнца -- вполне терпимо. Подношения от туземцев с каждым днем увеличивались. Однажды Трифилий, вернувшийся с купания, застал зверьков за приборкой жилища. Работа двигалась к концу: навалившись вдесятером на присохшую к полу веранды безобразную корку от пролитой барды, паукомакаки счищали ее с поразительной ловкостью. При виде владельца планеты они распластались ниц.

-- Бог, -- чирикнул один туземец, лысый и розовый, с сиреневыми пятнами подживающих солнечных ожогов. -- Добрый. Пожалел.

Трифилий хмыкнул и прошел в гостиную. Там все сияло чистотой. В спальне -- тоже.

Зверьки не расходились.

-- Ну, чего вам еще?

-- Прохлады. Мало.

-- Ждите, -- с приличествующей божеству важной неторопливостью сказал Трифилий. -- Будет вам прохлада. Скоро.

В тот же день на веранде появилась новая горка орехов -- на сей раз не высушенных солнцем, а прежних, с изумительно нежным вкусом. Где туземцы их хранили, осталось загадкой. Не иначе пережидают жару в пещерах, решил Трифилий, объевшийся и осоловевший. Только ночью выходят... пакостить несговорчивому божеству.

Жизнь снова налаживалась. Иссохшие, скрученные винтом пальмовые листья давно рассыпались в прах, вместо них с дивной быстротой росли новые, радуя глаз свежей зеленью. После буйного цветения на пальмах появились молодые орехи, вяжущие рот, но съедобные и с каждым днем становящиеся вкуснее. Ручей вновь пробился из песка и зажурчал, а климатизатор не надоедал по ночам гудением.

Трифилий блаженствовал. Часть подношения, доходящего до десяти орехов в день, он съедал, часть прятал в холодильник на черный день, а из остатка изготовил-таки очень неплохую на вкус бражку. Мысль о модном курорте, завядшая было совсем во время прохождения планеты через перигелий, ожила, как новый росток из пережившего засуху корня. Ну и что с того, что здесь бывают периоды страшной жары? Это значит, что курортом нельзя будет пользоваться круглый год, только и всего. Но в остальное-то время -- можно!

Несколько раз являлся почтальон-андроид с неизменным "корреспонденции для господина Клюге нет" и предложением воспользоваться услугами галактической почтовой по льготному тарифу. Выяснилось, что он не раз посещал эту планету и в "климатически неблагоприятное время", в частности, во время недавнего периода великой жары, но разумно не покидал гиперкабины, а включал световой сигнал о своем прибытии и, выждав время, отбывал восвояси.

Трифилий ел орехи, пил бражку, валялся на пляже, купался и спал. К такой жизни он стремился всегда -- и получил ее. Злоба на тетушку давно исчезла. Разве не стоит перетерпеть несколько недель жары, чтобы затем весь год наслаждаться райским климатом?

Спустя два, а может быть, и три месяца -- Трифилий не вел учет дням -- климатизатор вновь загудел ночью, на этот раз на нагрев. Дни также становились прохладнее. Трифилий уже не купался часами в ласковых волнах, а ограничивался одним-двумя нырками в остывающее море, после чего подолгу грелся в лучах сильно съежившегося светила. Для утренних и вечерних прогулок приходилось накидывать куртку.

В тот день, когда выпал первый снег -- еще робкий, сразу тающий на песке, -- туземцы принесли особенно богатые дары. На следующий день явились делегацией -- нахохлившиеся, зябко дрожащие, обрастающие нежной шерсткой. Сложив орехи на ступени бунгало, пакуомакаки дружно распластались на холодном песке -- все восемь ног врозь.

-- Чего вам? -- нелюбезно спросил Трифилий.

Один туземец оторвал от песка мордочку, устремил на божество умоляющий взгляд:

-- Тепла...

-- Вы же просили прохлады, -- ехидно поддел Трифилий.

Глаза туземца увлажнились слезой. Мордочка выражала раскаяние.

-- Мы ошибались. Прости. Добрый бог. Дай тепла.

Трифилий вспомнил про эксцентриситет и задумался.

-- Так и быть, дам, -- молвил он наконец, сообразив, что выкрутиться, пожалуй, будет несложно. -- В свое время.

Туземца передернуло -- то ли от холода, то ли от черствости божества.

-- Тебе мало? -- Он указал на дары. -- Ты седр... сердишься? Мы принесем. Еще принесем. Много-много. Дай тепла. Сейчас дай.

-- В свое время, я сказал! -- загремел Трифилий. -- А ну, брысь отсюда!

Макаки исчезли. Наученный горьким опытом, Трифилий собрал орехи и забил ими холодильник. К дверце придвинул дубовый стол. Пусть-ка теперь попробуют украсть у бога подаренный провиант!

На следующий день картина повторилась с той разницей, что паукомакаки явились в количестве не менее трех сотен и принесли своему богу не только орехи (успевшие порядком надоесть), но и иные плоды, похожие формой на груши, а вкусом... м-м... ощущения были подобны взрыву -- Трифилия даже качнуло от наслаждения. Из воплей макак можно было понять, что они принесли богу лучшее, что у них есть, пусть бог смилуется над зябнущими и пошлет хоть немного благодатного тепла...

Терпения туземцев хватило на три дня -- на четвертый не пришел никто. На пятый явилось с десяток зверушек -- без подношения. Они кривлялись, гневно щебетали и всячески выражали недовольство своим богом. Трифилий надел куртку, вышел и разогнал их.

На восьмой день он не рискнул выйти: большая толпа восьминогих макак с увлечением занималась тем, что забрасывала окна бунгало камнями и ореховой скорлупой. По-видимому, они были сильно раздражены. Некоторые демонстративно испражнялись на веранде.

Месяц спустя Трифилий сидел у окна, уныло глядя на заснеженный пляж и ледяную шугу, гонимую волнами на берег. Почти все это время он провел в осаде. Иногда выпадали погожие деньки, тогда крохотное оранжевое солнце, поднатужившись, выедало в снежном покрове проталины; на макак, однако, это не производило особого впечатления. В такие дни они просто выжидали, и, осознав, что божество лишь подразнило их призраком тепла, принимались досаждать ему с новой силой. Запас орехов в холодильнике таял.

Трифилий решил держаться. Не будет же холод вечным! Дело кончится тем же, что и в прошлый раз, когда душила жара: вернутся райские деньки, макаки восхвалят божество и восстановят снабжение. Сколько времени длился жаркий период -- не больше месяца, так? Значит, и холодный примерно таков же... Это как зима и лето... Стоп! А что, если в афе... в афелии планеты ползут по орбитам медленнее, причем гораздо медленнее, чем в перигелии?

Трифилий метнул книгой в стенку, когда вычитал, что так оно и есть.

В тот день, когда замерзло море, он съел последний орех. Надрывно жужжа, климатизатор едва-едва поддерживал в бунгало нулевую температуру. На пляже вьюжило. Под тяжестью снега гнулись пальмы. Осталось ли на них хоть сколько-нибудь орехов, из бунгало было не разглядеть.

Дудки! Трифилий вынул из кармана зазябший кулак и хватил им по столу. Больше никакого лазанья по стволам, никаких милостей от природы. Он покинет эту планету, и сейчас же. Билет оплачен в оба конца. Нельзя продать эту звездную систему правительству или корпорации -- и не надо. Он найдет олуха, согласного заплатить деньги, чтобы стать богом для местных макак...

Перед спринтерской пробежкой Трифилий вспомнил о платьях тети Октавии. Может, надеть два-три под куртку? А на куртку -- шубу?.. Нет, не надо: гиперкабина рядом. Если как следует рвануть...

Он распахнул дверь, получил в лицо заряд снежной крупы, задохнулся и закашлялся. Отступил на шаг. Затем удивительно справедливо обругал себя ленивым слизняком, собрался с силами, напружинился и рванул.

Откуда ему было знать, что тонкая паутинка, задетая им в самом начале великолепного спринтерского рывка, обрушит на него сверху ловчую сеть?

Подземная камера кое-как освещалась охапкой гнилушек. Было не очень холодно -- как видно, отнорок коридора, где содержали Трифилия, находился далеко от входа в пещерный лабиринт. Если двигаться, вообще не почувствуешь холода.

Но двинуться Трифилий не мог, разве что почесаться, и то не везде. Он мрачно думал о том, что первое впечатление самое верное: не зря он когда-то принял туземца не за макаку, а именно за паука. Все верно. Где пауки, там и паутина. Да еще такая прочная и липкая, что нечего и думать избавиться от пут!

Он потерял счет времени. Звучно капала вода со сталактитов. Большую часть времени он был один. Туземцы появлялись раз в день -- во всяком случае промежуток между их визитами Трифилий решил считать сутками -- и всегда в количестве не менее десяти особей. После уборки отходов начиналось всегда одинаково: "Добрый бог, пожалей нас...", -- и Трифилию вручался орех, который тот немедленно съедал, пока не отобрали; затем макаки приходили в нехорошее возбуждение, крича: "Злой бог! Ленивый бог!" -- и небольно, но обидно колотили Трифилия, стремясь получить с бога свое не мытьем, так катаньем. Отросшая шерсть делала их похожими на косматые восьмилапые шарики. Вряд ли им было очень холодно в глубине пещеры, и провизии они, наверное, запасли на всю зимовку, но разве дело только в доме и еде? Им хотелось большего, хотелось разгуливать по планете, когда вздумается, -- а божество упрямилось, не желая внять мольбам!

Значит, божество надо заставить...

По одному ореху в день! Это ж только-только не помереть с голоду!

Полуокоченевший Трифилий занимался непривычным делом -- размышлял. Ему давно уже стало понятно происхождение обрывков белесых нитей на тетушке -- та же паутина! У туземцев сменилось божество, только и всего. Вот почему подлая тетушка поставила непременным условием дарственной требование не продавать и не передавать свою бывшую галактическую собственность ни правительствам, ни корпорациям! В этом случае можно очень долго ждать, когда здесь появится хоть кто-нибудь, да и не назовет он себя хозяином плпнеты, не потянет в глазах туземцев на нового бога... Бедный родственник -- совсем другое дело. Этот примчится сразу...

Наверняка тетушку искали, и всерьез, -- старая грымза сделала бы все, чтобы избежать необходимости делать подарки непутевым родственникам! Наверняка она долго, очень долго терпела холодное заточение, надеясь, что ее все же найдут в подземном лабиринте. Не нашли -- даже если обнаружили вход в систему пещер. Где тут найти...

Наверняка она ждала, как ждал поначалу Трифилий, что пакуомакаки восславят и отпустят ее по окончании зимы. Но, как видно, восьмилапые туземцы, не доверяя более своему божеству, не захотели выпускать его из-под контроля.

И тогда у тетушки остался только один выход.

Трифилий колебался недолго. В один из визитов туземцев он пообещал им тепло и нового доброго бога, если они сей момент принесут ему из бунгало карандаш, конверт и несколько листов бумаги. Сбивая друг друга с ног, туземцы бросились исполнять приказание.

Трифилий с превеликим трудом дотянулся до кармана. Деньги, почти пять тысяч космоюаней, смялись во влажный комок, но были на месте. Ожидая туземцев, Трифилий успел всплакнуть над ними.

"Дорогой братишка Цезарь! -- торопливо писал он синими от холода пальцами, сажая буквы вкривь и вкось. -- Спорю, ты не ожидал от меня такого подарка. Делаю его от чистого сердца, хоть ты и порядочная скотина. Надеюсь, подъемных тебе хватит..."

Закончив, Трифилий перечитал написанное и решительно вычеркнул "скотину". Его пробрало ознобом при мысли, что будет, если разлюбезный братец сдуру обидится и не примет подарка. Затем он сочинил дарственную, попросил перевести десять тысяч космоюаней со своего счета на имя братца, написал в "Цербер Магнум" о желательности как можно скорее разыскать Цезаря Клюге, после чего велел макакам посменно дежурить у гиперкабины, вручить конверт и деньги почтальону, когда тот появится, и наказать ему не мешкать.

И стал ждать.

2000 г.

К О Н Е Ц