Александр Громов - авторская страница.

Бурлящее человеческое море. Забита не только площадь, но и прилегающие улицы. Самодельные транспаранты и шальные глаза. Публика «заведена». Многие скандируют: «Прай – наш президент!» Перед официальным, скучного вида зданием возведена импровизированная трибуна. На ней суетятся техники, налаживая аппаратуру, присутствуют второстепенные лица и пока нет того, кого с нетерпением ждет толпа.

…где по самым скромным подсчетам собралось не менее ста тысяч человек, связывающих свои надежды с приходом к власти движения, возглавляемого АЛОИЗИЕМ ПРАЕМ. С минуты на минуту мы ожидаем начала его выступления перед митингующими. Сюда пришли простые люди. Это митинг в поддержку нового курса и новой жизни. Еще ни один лидер за всю историю Хляби не пользовался столь безграничным доверием народа. Как нам только что стало известно, свергнутый президент Сукхадарьян в ожидании справедливого суда помещен под домашний арест. Почти все члены его преступной клики арестованы. Полиция, ставшая на сторону народа, ведет поиск преступников, вольготно чувствовавших себя при прежней власти, а ныне скрывающихся от возмездия… А вот и Алоизий Прай!..

Гул на площади сменяется громовым ревом восторга. На трибуну легко взбегает плотный мужчина средних лет с усталым, но решительным лицом. Это Алоизий Прай. Он открыт. Он вызывает симпатию. За таким человеком хочется пойти в огонь и в воду. Он – народный лидер. Он несколько раз поднимает руку, призывая к тишине, но тщетно. Он улыбается – чуточку смущенно, чуточку снисходительно. Подходит к микрофону и пытается говорить, но площадь безумствует по-прежнему. Оцепление едва сдерживает людей, рвущихся к трибуне. Матери тянут к кумиру детей. Улыбающийся Прай картинно разводит руками – ну что, мол, тут поделаешь, - и, повинуясь этому жесту, в воздух взмывают тысячи разноцветных воздушных шаров, приготовленных явно для кульминации митинга. Но техническая накладка проходит незамеченной. Народ в восторге.

Заурядный забор из сетки. За ним – поле. В стороне – громадное приземистое здание астровокзала. В целом похоже на аэропорт, но на заднем плане видны стартовые столы. Один «шаттл» как раз взлетает – букашка верхом на столбе огня.

Угловатые машины с камуфляжной раскраской летят двумя парами. Одна пара проносится над забором и уходит в сторону стартовых столов, другая садится перед центральным входом астровокзала. На бетон выпрыгивают спецназовцы с ОФИЦЕРОМ во главе. Среди них резко выделяется моложавый ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ. Он почти не отстает от военных, врывающихся в огромные двери.

Появление вооруженного спецназа внутри астровокзала приводит к тихой панике. Здесь много пассажиров с багажом, ожидающих своего рейса. Судя по испуганным возгласам женщин и наивным попыткам некоторых пассажиров спрятаться в толпе, здесь немало беженцев. Военные, однако, бегут мимо, оставляя их без внимания. У них другая цель.

Полный список сегодняшних пассажиров по всем рейсам, быстро.

Испуганный оператор суетлив, но понятлив. Через три секунды на монитор выведено требуемое – по экрану бегут длинные столбцы имен и фамилий. Внезапно палец человека в штатском тычется в экран.

Вот он. ЭРВИН КАНН. Лайнер «Королева Беатрис». Стартовал шесть часов назад.

Шесть часов – все равно, что двадцать. Поздравляю, мы его упустили.

Помещение тесное, но с претензией на комфортность. На обзорном экране, занимающем половину одной из стен, красуется планета. Облака позволяют различить единственный материк, расположенный в северном полушарии. Значительная его часть являет собой низменность с большим количеством озер и болот. Береговая линия сильно изрезана. Много островов и обширных мелей, отчего трудно понять, где кончается материк и начинается океан. Восточная часть материка скрыта облаками. У планеты три луны. Одна из них как раз проходит по диску планеты, две другие выглядят серпиками.

В мягком кресле сидит Эрвин Канн – прилично одетый мужчина лет тридцати пяти, уже начинающий понемногу лысеть. Кресло повернуто к настенному экрану, но Эрвин не смотрит на него. Глаза его закрыты, лицо неподвижно. Он полностью расслаблен.

Камера наезжает на лицо. Оно расплывается, фон чернеет, и экран заполняют быстро скачущие многоэтажные формулы и три разнокалиберных шарика. Это то, о чем человек думает. Он решает в уме задачу трех тел, связанных гравитацией. Три шарика выписывают замысловатые траектории. В конце концов самый маленький шарик стремглав летит в одну сторону, а большой и средний, быстро вращаясь друг вокруг друга – в другую.

Вот ваш заказ, господин Канн.

Благодарю. Поставьте на столик. Э-э… Когда мы войдем в нуль-канал?

Через шесть минут, господин Канн. Не стоит волноваться – вы ровным счетом ничего не почувствуете.

Я знаю, спасибо.

Оставив на столике пузатую бутылку и коньячный бокал, стюардесса уходит. Эрвин закрывает глаза и возвращается к решению задачи трех тел. Исходное расположение шариков иное, их начальные скорости тоже, но результат прежний – самый маленький шарик улетает прочь без шансов вернуться.

Эрвин невесело ухмыляется и тянется за бутылкой. Настенный экран переключается на передний обзор. Впечатляющие конструкции лайнера «Королева Беатрис» видны на фоне разгорающегося лилового зарева – входа в нуль-канал. Часы показывают 13:58. И тут внезапно оживает динамик.

Внимание, говорит капитан. По техническим причинам мы вынуждены вернуться на орбиту планеты Хлябь. Никакой опасности нет. Повторяю: никакой опасности нет. Прошу всех оставаться на своих местах. Благодарю за понимание.

Эрвин вскакивает, отшвыривая в сторону столик. Звенит стекло, но Эрвину нет дела до подобных мелочей. В два прыжка оказавшись у настенного экрана (на котором уже вновь возникла планета Хлябь с лунами), он с размаху припечатывает к нему ладонь. На экране возникает надпись: «Идентификация успешна. Добро пожаловать». Далее Эрвин командует голосом, а на экране появляются символические изображения файлов.

Доступ к судовой библиотеке. Тема: география и биология Хляби. Восточное побережье. Саргассово болото. Сохранившиеся эндемичные виды…

Две скамьи по бортам. На них лицом друг к другу сидят осужденные – пятеро на одной скамье, пятеро на другой. Итого десять, в их числе три женщины. Все они в наручниках и к тому же скованы друг с другом цепью в длинную цепочку. Все молчат. Кроме них внутри находится конвой – вооруженные солдаты в касках под командой ЛЕЙТЕНАНТА. Лейтенант – старый конвойный волк. Квадратен и внушителен. Лицо в жестких складках, кирпичного цвета.

Крайний в связке – Эрвин. Как и остальные осужденные, он одет в мешковатую куртку мышиного цвета и такие же штаны. На ногах грубые ботинки. Эрвин исподволь присматривается к остальным девяти осужденным.

Камера скользит по лицам. Прямо напротив Эрвина сидит ЮСТ, рослый субъект уголовного вида – из тех, с кем никому не захочется встретиться с глазу на глаз. Рельефная лепнина лицевых мышц, стрижка ежиком. Явно «пахан», а не «шестерка». Он тоже изучает остальных, делая это более явно, чем Эрвин. Встретившиеся с ним глазами поспешно отводят взгляд. Справа от него сидит КРИСТИ - молодая рыжеволосая женщина. Вероятно, если ее приодеть, она будет выглядеть симпатичной, если не красивой. Далее ВАЛЕНТИН – невысокий и пухлый молодой мужчина. Четвертый на скамье – ЯН, очень высокий костлявый старик, крепкий на вид. Пятая – ЛЕЙЛА, красивая молодая женщина восточной наружности.

Противоположный рад, справа налево: молодой блондин МАТИАС, очень молодой брюнет ХАЙМЕ, пожилой тип с внешностью клерка ДЖОБ и МАРИЯ -- низенькая и пухлая женщина без намека на красоту, с зареванными глазами. Она всхлипывает.

Слабо всхолмленная равнина. Чахлая растительность. Много покрытых лишайниками валунов и камней помельче. Типичный постледниковый ландшафт. Пучки жесткой травы укоренились в трещинах скальных плит, проросли сквозь щебень. Невдалеке имеется даже рощица из сотни деревцев неизвестной породы с тонкими прямыми стволами и очень много пеньков. Гранитные плиты полого уходят в болото – ровный коричнево-зеленый ковер из мхов и переплетенных водорослей, тянущийся до самого горизонта. Встречаются кочки и даже чахлые кустики, но гораздо больше таких мест, куда совсем не хочется ступить ногой. Вид болота не сулит ничего доброго.

«Летающий вагон» садится на щебень недалеко от вышки. Откидывается люк, он же трап. Первыми выскакивают два конвойных солдата, за ними лейтенант. Далее выводят по одному всю цепочку скованных осужденных. Становится видно, что у каждого на мышиной куртке в аккурат между лопаток нашит белый круг. Лейтенант размыкает наручники на запястьях Эрвина. Затем подталкивает его – мимо вышки, к болоту.

Туда. Пройти двадцать шагов, повернуться, ждать.

Надеюсь, кордонный невод снят?

Специально для тебя оставили. Пошел, умник. Других задерживаешь.

Эрвин послушно делает два шага. На третьем шаге он, подцепив носком ботинка камешек, с силой отправляет его вперед. В нескольких шагах перед ним на мгновение вспыхивает густая сеть лазерных лучей, и камешек, взвизгнув, разлетается в мелкие осколки и пыль. Эрвин поворачивается к лейтенанту.

А я думал, смертной казни на Хляби не существует. Я ошибался?

На вышке! Спишь? Гауптвахты захотел? Почему не снял кордон?

Виноват. Э… на болоте замечено движение, господин лейтенант.

Врешь, как всегда. А хоть бы и так – что мне твое движение? Живо снимай кордон. Жду три секунды, о четвертой пожалеешь.

Готово, господин лейтенант.

Отставить словоблудие! Как положено рапортовать?

Кордонный невод снят, господин лейтенант.

Несколько секунд лейтенант зло сопит, в то время как Эрвин молча отсчитывает двадцать шагов в указанном направлении и выполняет приказание повернуться и ждать. Следующей отцепляют Марию. Она хнычет, но под тяжелым взглядом лейтенанта подчиняется приказу. Та же процедура повторяется со всеми осужденными по очереди. Последний – Юст - демонстративно плюет лейтенанту на ботинок, но вызывает у лейтенанта лишь благодушную ухмылку.

Полегчало, Юст? Ну иди, иди, не задерживай людей.

Юст вразвалочку присоединяется к остальным. Двое солдат затаскивают за кордонный невод большой и, по-видимому, тяжелый алюминиевый ящик без крышки. Бегом возвращаются обратно. Лейтенант кивает караульному – давай, мол. Затем он срывает пучок травы, вытирает им ботинок и швыряет пучок перед собой. Вновь на мгновение вспыхивают лазерные нити, летит травяная крошка, повисает облачко дыма. Один из солдат подает лейтенанту рупор и раскрытую папку.

Эрвин Канн! Мария Отлок! Джоб Хольмер! Хайме Касада! Матиас Вейденрих! Лейла Дашиева! Ян Обермайер! Валентин Бузенко! Анна-Кристина Шульц! Юст ван Борг! Именем народа и правительства Хляби за совершенные вами преступления вы приговорены судом к высшей мере наказания, существующей на нашей планете: изгнанию. Приговор вступает в силу в данную минуту.

За спинами осужденных изрядный участок болота бесшумно вздувается горбом и столь же бесшумно оседает. Лейтенанту не обращает на это никакого внимания, а осужденные просто не видят.

Ящик – ваш. Хотя, по мне, нет смысла на вас тратиться, но по закону изгнанники должны быть обеспечены необходимым минимумом пищи и снаряжения. У вас десять часов на то, чтобы убраться с материка. Тот, кто останется на берегу свыше этого времени, будет сожжен. За полчаса до срока дадим сирену. Счастливые острова строго на восток, порядка трехсот километров через Саргассово болото. Удачи я вам не желаю.

Подождите! Почему здесь?.. Изгнание – это же с планеты! Я… я требую, чтобы меня доставили на космодром!

На Хляби власти удовлетворяются изгнанием опасных преступников из социума – это дешевле и эффективнее.

Но я должна улететь отсюда!

Попытайся – если умеешь летать. (Обращается ко всем) Кстати, нам надо познакомиться. Фамилии и прегрешения перед законом предлагаю опускать. Я Эрвин. Она – Мария. Кто еще хочет назвать себя?

Завянь, мальчик. Я – Юст. Кто-нибудь тут меня не знает?

Предполагается, что это имя произведет впечатление. Некоторым из осужденных оно явно известно. Хайме округляет глаза. У Эрвина на лице любопытство естествоиспытателя, случайно нашедшего редкий экземпляр.

Юст ван Борг, более известный как Юст Полярный Волк. Как же, слыхали. Но я думал, тебя убили, когда брали Пантеру Хабиба.

Заткни пасть, я сказал. Будешь говорить, когда я разрешу. Твое имя, шкет?

Палец Юста, направленный на молодого брюнета, украшен перстнем с изображением оскаленной волчьей морды анфас. Уже то, что Юсту удалось сохранить перстень, говорит о его месте в иерархии преступного мира.

Хайме. Э… Хайме Касада из братства Савла. Счастлив встретиться, Волк!

Зато я не очень счастлив. Прежде в братстве Савла таких сопляков не водилось. За что схлопотал вышку?

За мокрое дело, Волк… Случайное.

Ну и сдохнешь теперь. Ты?

Валентин Бузенко. Обвинен в шпионаже в пользу Земли… и Лиги Свободных Миров. Ложно обвинен.

И Земли, и Лиги? Важная фигура. Тоже сдохнешь.

На заднем плане участок болота вновь вспучивается буро-зеленым горбом. На этот раз все его видят. Кристи охает. Валентин пятится и, споткнувшись, падает. Мария визжит. Горб прорывается на вершине и оседает, зато из разрыва выхлестывает вверх длиннейшее бледно-лиловое щупальце. Покачавшись туда-сюда, оно одним движением обшаривает вокруг себя пространство радиусом шагов в пятьдесят и с сочным хлюпаньем втягивается в болотный зыбун. Важно расходятся медленные кольцевые волны. В зыбуне остается постепенно затягивающаяся дыра.

Язычник. Так зовут эту тварь. Языкастая потому что. Что-то близко от берега. Пари держу, там яма.

Много их тут?

Хватает. Этот еще маленький.

Как же мы дойдем до этих… до Счастливых островов?

Никак. ПередОхнем по пути. Да и нет никаких Счастливых островов, сказки это.

Кажется, я велел всем назваться.

Не ты, а он (указывает на Эрвина). Только не велел, а предложил. Меня зовут Анна-Кристина.

Я буду звать тебя Кристи

Это имеет значение?

Так короче. В Саргассовом болоте все имеет значение, особенно лишние четверть секунды.

Закрой хайло, ты, ублюдок! Будешь делать то, что я скажу. Уразумел или помочь?

Как ни странно, он ничуть не боится «пахана». Даже ухмыляется легонько. Юст приближается к нему. В каждом его движении сквозит угроза. Хайме, полностью послушный воле Юста, делает маневр, намереваясь обойти Эрвина сзади. Остальные, кроме Кристи, отступают, не желая вмешиваться.

Между прочим. Разборки среди осужденных квалифицируются как попытка помешать исполнению приговора суда. Во всяком случае, до тех пор, пока мы маячим в пределах прямой видимости. Солдаты обязаны вмешаться. Хочешь получить в задницу снотворную капсулу, Юст? Можешь поспать, впереди у тебя еще почти десять часов…

А потом тебя поджарят. Будет жареная волчатина. А из этого гаденыша (указывает на Хайме) – жареная крысятина.

Сейчас для них начнется самое интересное…

Будем делить снаряжение.

Круто повернувшись, он первый направляется к оставленному конвойными алюминиевому ящику. Его движение служит сигналом – к ящику бросаются все, кроме высокого костлявого старика - Яна. Из груды сваленного в нем снаряжения Эрвин успевает выхватить лишь два ножа в ножнах со шнурками для ношения на шее. Потом его отталкивают, и возле ящика завязывается потасовка. Эрвин вытаскивает из нее Кристи. Ян, скрестив на груди руки, наблюдает за дележом снаряжения со снисходительным сочувствием.

А ты, дед, что же?

Сильные отнимут у слабых. Затем сильнейшие отнимут у сильных. Так хочет Господь, так тому и быть вовеки.

Где-то я это уже слышал. Не в церкви ли Господа Вездесущего? Миссионер с Осанны, надо полагать? За проповеди и загремел, паства заложила? Что же не продолжаешь? Насчет того, что впоследствии хитрейшие отнимут у сильнейших, и это также угодно Богу?

Господь Вездесущий пребывает повсюду. Нет в мире ни былинки, ни частицы, ни толики малой вне Господа нашего. Ни мысли, ни поступка, ни шевеления бесцельного, ни дрожи на холоде, ни пота в жару. Бог в каждом человеке во веки веков, аминь.

И поэтому любой поступок человека угоден Богу, следовательно, оправдан?

Богомерзкая ересь сочится из уст твоих! Любой поступок человека и есть поступок Бога!

В том числе и приговор суда?

Господь посылает мне испытание. Он же ниспошлет мне спасение ради несения света истины заблудшим душам, погрязшим в неверии и ереси!

Ты Ян Обермайер по кличке Скелет. Я слышал о тебе. Зря ты заявился на Хлябь, у нас твоя секта под запретом. Или не знал?

Господь знает, куда посылать своих чад.

Потеряв интерес к разговору, он отворачивается и смотрит на болото. Тем временем схватка возле ящика со снаряжением окончена. Над ящиком, глумливо ухмыляясь, возвышается Юст, и топорик в его руке грозит всякому, кто рискнет приблизиться. Рядом с ним находится Хайме. С той же ухмылкой на лице он небрежно и не глядя перебрасывает нож из руки в руку.

Зря, Юст. Вам двоим такой вес по болоту не снести.

Вы! В первый раз вижу столько слабаков! Саргассово болото сожрет вас в один прием и не заметит. Поэтому тот, кто хочет добраться живым до Счастливых островов, будет слушать меня. Я знаю, как вести себя на болоте, а вы нет. Поняли? Беспрекословно выполнять все, что я скажу. Тогда, может быть, вы останетесь живы. Кто не хочет, пусть убирается. Есть такие?

Я желаю убраться. И она (указывает на Кристи).

Разве я против? Убирайтесь.

Сперва мы получим свою долю.

Ну так иди и возьми!

Эрвин успевает сделать лишь один шаг, прежде чем на него бросается уловивший движение брови Юста Хайме. Уклонившись от ножа, Эрвин «роняет» Хайме и наступает на запястье его руки, держащей нож. Хайме болезненно стонет.

Не лучше ли тебе поделиться с нами, Юст?

Юст колеблется. Одно мгновение кажется, что он готов метнуть в Эрвина топорик – однако нет, не решается. Тем более что от кучки осужденных отделяются Матиас и Лейла, легонько наметив заход с тыла.

Мы тоже хотим получить свое, Волк.

Хотите сдохнуть с болоте – дело ваше. Группа может дойти, одиночка – нет.

Нас двое. Мы хотим попробовать.

Мы тоже. Только мы никуда не пойдем, верно, Лейла? Надо быть круглыми идиотами, чтобы верить в Счастливые острова.

Не понимаю, с какой стати нам делиться с самоубийцами?

ПодавИтесь. Болотные твари жирнее будут.

Это не все, Юст.

Замечательно, Юст. Я бы назначил тебя старшим по блоку. Теперь два рюкзачка, две миски и нашу долю веревки. Кристи, подбери.

Теперь топорик.

Подавишься!

Зря, Юст. Заметь, я не требую ни компаса, ни фонарика, ни второй зажигалки. Только топорик и то всего на один час. Потом ты получишь его обратно.

Я сказал, подавишься!

Мне кажется, ты боишься. Всего на один час, Юст. Обещаю.

Умышленный недолет. Топорик звенит по камням. Но прежде чем его успевает схватить Хайме, чтобы рубануть Эрвина по ноге, топорик перехватывает Кристи. Юст уже держит наготове второй топорик, но метнуть все же не рискует.

Ты добрый человек, Юст…

Попадешься ты мне на болоте… Убирайся!

Сей момент уберусь. Но видишь ли, мне нужно еще кое-что. Этот ящик. Понятно, когда он опустеет.

На кой он тебе, умник?

Он большой и без дыр. Когда вспотею, нацежу воды и приму ванну.

Мало. Гони все шесть.

Огромное кирпично-красное солнце висит низко над холмами. За линией вышек по-прежнему лежит на брюхе «летающий вагон». Скоро истекут десять часов, отпущенные осужденным на то, чтобы убраться с материка. Конвойные давно утратили к ним интерес и откровенно скучают, бездельничая. Зато осужденным не до безделья – они готовятся к походу через болото. Все, кроме Марии, вырубили себе шесты из тонких, покрытых колючками стволов местных деревьев. Мария, хныча, неумело и бесполезно тюкает топориком в неподдающийся твердый ствол. Никто не пожелал вырубить для нее шест – здесь каждый сам за себя.

Эрвин и Кристи сидят на плоском гранитном валуне в стороне от остальной компании. Рядом с ними – алюминиевый ящик. Эрвин счищает ножом кору и колючки с шеста, Кристи плетет из лоз мокроступы для хождения по болотному зыбуну – вполне безобразные на вид, они все же помогут идти.

Ты уверен, что все сделал правильно?

Ты о еде? Абсолютно правильно. Лучше сразу перейти на местную пищу, да и груза меньше. Шесть брикетов на двоих не растянешь больше, чем на неделю, а нам в лучшем случае идти недели три. Что с брикетами, что без – шансы равны.

Ну ладно, компас не нужен, пойдем по солнцу и лунам… А почему ты не выторговал фонарик?

Компас не нужен еще и потому, что он в этих местах врет. А фонарик – зачем таскать лишнее? Ночи здесь светлые. Кроме того, свет привлекает змей.

Откуда здесь змеи?

Моллюски. Беспозвоночные, вроде голых слизней, только здоровенные и чертовски проворные. Кстати, отнюдь не вегетарианцы. На болоте много всякого зверья… Ты плети, плети! Думаешь, по одной паре мокроступов нам хватит?

Пальцы устали.

Отдохни и продолжай. Вон те кустики на болоте видишь? На них не надейся: прутики ломкие, плести их невозможно. А дальше и кустов не будет. Пока мы здесь, глупо не пользоваться местными ресурсами.

Сколько у нас еще времени, как ты думаешь?

Два часа и десять минут. Плюс-минус три минуты.

Откуда ты можешь знать так точно?

У меня вообще хорошее чувство времени. Мы успеваем. Осталось сделать не так уж много. Возьми нож, разрежь один рюкзак на полоски. Ими будем крепить эти плетенки к ноге.

Красный блин солнца уползает за холмы. В темнеющем небе две луны – одна большая, почти полная, недавно встала на востоке, другая поменьше, серпиком – в зените. Осужденные спешат закончить подготовку. Кристи доплетает шестой мокроступ. Эрвин продолжает строгать шест. Без дела сидят лишь Матиас и Лейла. Кристи обращает на них внимание.

Спорим, он сутенер?

Тут и спорить нечего. Дело знакомое: одалиска не рассчитала дозу, клиент не проснулся, версия непредумышленного убийства суд не убедила. Хотя… по нынешним временам их могли взять и не за это.

Они что, так и будут сидеть и ждать луча?

Ты когда-нибудь слышала о сутенере-самоубийце? Я тоже нет. Он хочет затаиться и выждать. Может, и в болото пойдет для виду, но обязательно вернется. Воображает, что кордон завтра снимут. А невод, между прочим, расходует энергию, только когда что-нибудь режет, но откуда об этом знать сутенеру?

От тебя. Ты ему не скажешь?

Он не поверит. Да и кто он мне такой, чтобы его просвещать? Отец? Брат?

Просто дурак, вообразивший, что он умнее всех. У меня нет времени уговаривать слабоумных.

А если они обойдут кордон краем болота?

Их дело. Кордон тянется вдоль самого берега километров на двести-триста в обе стороны. Дальше тоже немногим лучше: следящие датчики, патрули. Проще пойти к Счастливым островам. У берега меньше язычников, зато больше всякого другого зверья. Пойдут эти двое берегом или останутся здесь – шансов у них нет.

А у нас? У нас они есть?

У нас есть шанс. Один из тысячи или миллиона, не знаю. Но есть.

Ты слышал, что сказал сутенер? Нет никаких Счастливых островов, это легенда.

Это не легенда. Счастливые острова существуют. Понятия не имею, насколько они счастливые, но там их целый архипелаг, я это знал и раньше. А сегодня узнал, что до них в принципе можно дойти.

Я думал, ты заметила. Я был крайним в цепочке, меня расковали первым. Случайность? Допустим. Солдат не снял кордонный невод. Тоже случайность? Если бы здесь и впрямь царило такое разгильдяйство, осужденные бежали бы пачками. Однако никто и никогда не слыхал об удачном побеге. Следовательно, меня хотели уничтожить наверняка, списав на несчастный случай. А зачем уничтожать того, кого по идее и так убьет болото?

Не слишком ли сложно?

Проще простого. Взгляни, кстати, на вышку. Куда нацелен лучемет – все еще на меня?

Я и не сомневался. Значит, нам надо убраться с берега раньше других. Я не хочу никаких случайностей.

Ты что, большая шишка? В смысле, был большой шишкой?

Ладно, твое дело. Захочешь – расскажешь. В конце концов, не важно, кем ты там был, важно, что ты уже бывал на болоте.

Я здесь в первый раз, как и ты.

Нисколько. Так что тебе еще не поздно переменить решение.

Поздно. Теперь меня Волк не возьмет.

В качестве наложницы? Каждый день валяться под ним в грязи? Делать то, что он велит?

Как хочешь. Учти, со мной тебе тоже придется делать то, что я велю.

Интересно… С какой это стати?

С той стати, что я лучше тебя знаю Саргассово болото.

Ты же сам сказал, что никогда здесь не был!

Быть и знать – разные вещи.

В свете прожекторов с вышек на берегу копошатся люди. Эрвин и Кристи отдыхают, сидя на валуне и вытянув ноги, уже обутые в мокроступы. У этой парочки все готово. Слышны хныканье и жалобы Марии – она все-таки вырубила себя шест, но он оказался кривой и тяжеленной дубиной. Мария не в силах довести его до приемлемой кондиции.

Может, поможешь женщине?

Мне надо отдохнуть.

Ну тогда я пойду помогу.

Тебе тоже надо отдохнуть.

Ты уже начал мне приказывать?

Сядь. Я пока не приказываю, я советую. Избегай бесполезного. Эта женщина считай уже мертва. На ее месте я бы не двинулся с места. С шестом ли, без шеста ли – она не дойдет даже до Гнилой мели. Пользы от нее – ноль. Юст не гонит ее взашей только потому, что надеется подставить вместо себя… как, впрочем, и остальных. Всех погубит, лишь бы самому дойти. Но ее первую.

И ты можешь об этом спокойно рассуждать? Ну вот что: она пойдет с нами, понятно? Я без нее не пойду, так и знай.

Тогда я выберу кого-нибудь другого, а вам с Марией придется идти вдвоем. Поверь, мне ее жаль, но помочь ей я не в силах. Она не дойдет. Предпочитаю, чтобы в ее смерти был виноват Юст, а не я.

Знаешь, а ты негодяй.

Да, мне говорили.

Почему ты выбрал меня? Тебе нравятся рыжие?

Тогда объясни, на кой черт я тебе сдалась.

У тебя ноги кривые.

Кривые, кривые. Когда человек идет по болоту, он поневоле ставит ноги особым образом. Это отчасти компенсирует кривизну. Хочу, чтобы у меня перед глазами был приятный вид.

Стало быть, я пойду первая?

Да. Ты пойдешь впереди меня, причем добровольно.

А если откажусь – пойду одна, так?

Нет. Тогда первым пойду я, и я же буду чаще проваливаться, а ты – меня вытаскивать. Я тебе нужен, как и ты мне. Юст сказал правду: один далеко не уйдет. Впереди должен идти тот, кто легче, а сзади – тот, кто сильнее.

У тебя что, все заранее просчитано?

Только то, что можно просчитать.

Ну, тогда я спокойна!

За что хоть ты сюда попал? На уголовника вроде не похож…

Ни за что. И за все.

Убил, наверное, кого-нибудь?

Прямо – никого. А косвенно – наверняка. Так всегда бывает. Только не спрашивай, кого, я не знаю.

А я убила. Знаешь кого?

Своего любовника.

Откуда ты знаешь?

Нетрудно сообразить. Ты не уроженка Хляби. Ни на туристку, ни на служащую по контракту не похожа. Стало быть, тебя привез сюда любовник не из бедных, но не миллиардер. Кто он – член городской управы? Президент фирмы средней руки?

Муниципальный инспектор по охране среды. Толстое сопящее дерьмо.

Дерьмо не сопит.

Это у вас не сопит. А на нашей планете есть одно животное…

Договорить ей не дает сирена – громкий, тянущий, мерзкий звук. Кристи вскакивает. Мария начинает рыдать в голос. Даже неустрашимый миссионер Ян втягивает голову в плечи. Джоб зажимает уши.

Пора. Не забудь свой шест.

Он режет веревку на две неравные части. Конец большего куска обвязывает вокруг талии Кристи, конец меньшего привязывает к ручке ящика. Затем оба конца обматывает вокруг своего пояса пониже тощего рюкзачка и крепит узлом.

Ну, двинулись.

Не попадись мне на болоте, умник!

Две луны висят в небе. Кристи и Эрвин медленно продвигаются вперед. За ними по ковру из переплетенных водорослей и мхов с шуршанием ползет ящик. Кристи испугана и очень внимательно выбирает, куда поставить ногу. Чавкающие звуки шагов. Пусть едва начат. В двух-трех сотнях метров позади виден освещенный берег. В луч прожектора попадает группа Юста. Растянувшись цепочкой, она также начинает свой путь по болоту.

Я ноги промочила

А эта жижица совсем не холодная.

Мелкое, почти пресное окраинное море. Оно хорошо прогревается. Хм, мелкое-то оно мелкое, но утонуть нам глубины хватит, так что держи шест как полагается.

Поперек, что ли?

Вот именно. Если тебя начнет засасывать, постарайся лечь на него животом. Я тебя вытяну.

Мы будем идти всю ночь?

Да, если не будет явной опасности.

А днем что мы будем делать?

Тоже идти. Чем скорее, тем лучше.

«Скорее»! Это с ящиком-то на буксире?

Он не помешает. Погоди… Стой, говорю!

Что случилось?

Кто-то идет за нами. Чувствуешь, зыбун ходит?

Можно мне пойти с вами?

Я не буду обузой, обещаю.

А что же твой… работодатель? Не передумал?

Матиас? Он остался, прячется. Там есть щель в граните… маленькая, на одного. Велел мне искать другое место, только нет там никаких других мест, да и ночь светлая – обязательно заметят… Ну и пусть подыхает, если ему так хочется, а я решила уйти! Так можно мне с вами?

Я же сказал: нет. Просись к Юсту, он возьмет.

У нас есть запасные мокроступы…

…Которые нужны нам самим. Мы зря теряем время. В следующий раз выполняй команду сразу, без болтовни. И не топчись подолгу на одном месте – затянет.

Даже в мокроступах?

Не знаю. Лучше не искушать судьбу. Вперед.

Хоть раз признал, что чего-то не знаешь о болоте. А то послушаешь тебя – прямо знаток!

Что ты этим хочешь сказать?

Признался – значит, не безнадежен. Это комплимент.

Я тронут. Между прочим, советую смотреть вперед. И под ноги тоже.

Эти головастики опасны?

Только если объешься ими. В них слабый токсин, но вообще-то они съедобны.

Ты хочешь сказать, что нам придется ими питаться?

И ими тоже… Стоп! Видишь впереди кочку? Дойди до нее и остановись.

Хочу взглянуть назад.

Так и есть – идут точно по нашему пути. Фонариками светят, идиоты.

А недалеко же мы ушли… Я думала…

Что ты думала? Это болото. Торопливых оно любит – питается ими.

Сам же говорил: чем скорее, тем лучше.

Что, уже и глупость нельзя сказать? Так… кажется, их там семеро, считая одалиску. Сутенер наверняка не примкнул – знаю я таких. Упрямый идиот.

Подожди. Полчаса сейчас кончатся.

Ждать приходится совсем недолго. Со стороны берега долетает тягучий вой сирены, и сейчас же луч прожектора с вышки начинает дотошно обшаривать берег, выхватывая из темноты валуны, комки водорослей возле уреза болота, остатки рощицы…

Очень скоро от вышки к некой точке на берегу протягивается тонкий луч, следует яркая вспышка, и над этой точкой поднимается дымок. Две-три секунды спустя долетает звук: шипение, как от плевка на раскаленном кирпиче, затем гулко лопается раскаленный гранит.

Все. Одним меньше.

Кривляясь в болотных испарениях, встает неестественно красное солнце. Эрвин и Кристи сидят – спина к спине – на поваленном набок ящике. У них привал. За ночь они отмахали порядочно – берег сильно отдалился и почти сливается с горизонтом. Гораздо ближе видна цепочка людей Юста. За ночь они порядочно отстали от Эрвина и Кристи.

Вдавив в болотный ковер миску, Эрвин нацеживает воды, бурой от торфяной взвеси. Оторвав от своей куртки кусок подкладки, он фильтрует воду, переливая ее из одной миски в другую. Покончив с этим, пьет сам, затем передает миску Кристи. Та делает несколько глотков, морщится и выплескивает остаток воды. Эрвин молча забирает у нее миску, прячет в рюкзачок.

Как ты догадался?

Насчет ящика. А то пришлось бы валиться прямо в грязь.

Еще придется. Спать ты тоже будешь на ящике? Ради одного лишь сидения не стоило отдавать за ящик еду.

А для чего еще?

Переплывать полыньи, например. А-ля три мудреца в одном тазу… Шутка. Поодиночке, конечно. На неширокую полынью у нас веревок хватит.

Не вижу ни одной полыньи

Еще будут. Погоди-ка… Не скажу наверняка, но, кажется, нам везет…

Он срывается с ящика и, прошлепав мокроступами по зыбуну, добирается до неприметного на вид растеньица, поднявшегося над болотным ковром на какую-нибудь пядь. С крайне заинтересованным видом Эрвин обходит вокруг растеньица, качает головой. Затем скидывает куртку, оголяя очень белый, совсем не атлетический торс, и хватается за растение через плотную ткань. Тянет.

Из зыбуна начинает вылезать длинный и тонкий корень. По мере вытягивания он становится толще. Радостно оскалившись, Эрвин удваивает усилия. Болотный ковер под ним прогибается, ступни уходят в лужу. Ответный рывок корня таков, что Эрвин едва не падает лицом в грязь. Однако он не сдается, а, напрягая все мышцы – уж какие есть, -- пядь за пядью вытягивает корень из болота.

Внезапно сопротивление резко сходит на нет, и Эрвин падает на спину, но добычу из рук не выпускает. Корень выгибается дугой, та поднимается над болотом, как готовая к броску кобра, и в следующее мгновение начинает опутывать ворочающегося в грязи человека. Кристи срывается с места и бестолково мечется, не зная, что делать.

Не трогай ее руками… Ножом наискось… Не здесь! Дальше…

В том месте, где Кристи суетливо режет корень, он уже порядочной толщины – как минимум с большой палец. Корень страшно пищит и дергается, однако поддается ножу. Готово!.. Обрубок шустро втягивается в зыбун. Отрезанный кусок делает несколько конвульсивных движений и замирает. Эрвин неуклюже поднимается на ноги, щупает оставленный корнем красный рубец на груди и морщится от боли. Обтирает грязь курткой и надевает ее на себя.

Дурак! Тебе что, все руками потрогать надо?

Счастье, что я все-таки не выпустил эту дрянь. Если бы она хлестнула меня как следует… Я видел такие раны – зрелище не для слабонервных. Бывает, помирают от одного удара.

Так это что – оружие?

Угу. Лоза-бичевка. От слова «бич».

Против людей?

Против всех.

Лучше бы ты нашел что-нибудь поесть.

Здесь нет еды. Если хорошо пойдем, то завтра – может быть. Сегодня придется поголодать. Пей воду, помогает.

Меня от нее тошнит. А твои местные ресурсы?

Были бы, если бы до нас здесь никто не ходил. Но видишь ли, изгонять закоренелых преступников в Саргассово болото начали на Хляби еще сто лет назад. Можешь не сомневаться: что у берегов не подъедено, то распугано. Здесь мы ничего не найдем, кроме головастиков, да и тех мало.

А дальше доходят не все. Слушай, может, хватит о еде? Давай поболтаем о чем-нибудь другом.

Например, о том, почему ты решила пойти со мной, а не с ними.

Я думала, ты крутой мужик.

Да? И кем же я оказался на самом деле?

Кабинетным работником. Когда ты снял куртку, мне все стало ясно. Белое тело, жирок даже… Ты и вправду никогда не бывал в этих краях.

Нет. Теперь уже нет. Но если бы пришлось выбирать снова… не знаю, не знаю. Юст, конечно, подонок, но выглядит понадежнее тебя, уж прости за прямоту.

Прощаю. Кстати, еще не поздно переиграть.

Кристи качает головой. Тем временем группа Юста достигает временного бивака двух путников. Все семеро в одной связке. Первой идет Лейла – у нее нет ни шеста, ни мокроступов. На ее одежде подсыхает болотная жижа – ясно, что Лейла уже проваливалась и была вытащена. Юст идет предпоследним.

Тесны дороги на Хляби. Двоим никак не разойтись.

Ты! Я говорил: не попадайся мне на болоте? Говорил, нет?

С удовольствием, если ты перестанешь наступать мне на пятки.

Полярный Волк ходит там, где хочет... Между прочим, я раздумал продавать тебе этот ящик. Верни его.

Ты его уже продал.

Разве? Я что-то не припомню. По-моему, ты добровольно отказался от своего рациона, только и всего. Кто думает иначе? Но так и быть, можешь получить назад свои брикеты.

А если я очень попрошу?

Так тебе будет удобнее просить…

Ты уже труп, понял, придурок?

Юст вне себя. Он угрожает самодельной пикой – ножом, привязанным к концу шеста. Нож, вероятно, отнят у Марии, поскольку собственный нож Юста висит, как положено, в ножнах на шее. Однако, против ожидания, Юст делает шаг не вперед, а назад.

В следующий раз я уполовиню твой шест. А потом тебя самого. Устраивает?

Отстань от человека, Юст. Что продано, то продано, он в своем праве.

Ась? Как ты сказал? А ну повтори! От че-ло-ве-ка?!

Господь Вездесущий внушает ему нечто, нечто же Он внушает и нам. Нам не отнять ящик, а значит, Он того хочет.

Козел старый.

Эй, Юст! Твои люди не могут поискать место для привала где-нибудь еще?

А что, и поищу. Пойдем, Кристи. А вам – счастливо оставаться.

Они идут по-прежнему – впереди Кристи, сзади Эрвин, за ним с шорохом ползет ящик. Зыбун здесь относительно надежен и позволяет двигаться сравнительно быстро, да еще и обмениваться репликами при этом. Кристи нередко отваживается полуоборачиваться к Эрвину.

Ты что, не мог их прогнать?

Мог, наверное, но зачем? Они устали, а мы уже в порядке. Спорим, они опять пойдут по нашему следу?

Как это все-таки глупо! Глупо и унизительно!.. Я о приговоре. Нам приказали – мы ушли и не пискнули. Месим вот грязь. Один Юст огрызнулся… и тот по-шакальи…

Он не Юст Полярный Волк. Полярного Волка застрелили полгода назад. Этот тип – самозванец.

Он бывал на болоте.

Ну и что? По-твоему, всякий мелкий паханчик, кого раз-другой угораздило промочить здесь ноги, -- уже Полярный Волк?

Я этого не сказала. Кстати, откуда здесь вообще люди?

Какие люди? Никого здесь нет… разве что подальше, на Гнилой мели. На севере – да, бывают. Там безопаснее. Кормятся у берега, далеко не ходят. Изгои всякие, сектанты, беглые преступники… словом, шваль болотная. Настоящий Полярный Волк тем и прославился, что сколотил из них банду и терроризировал прибрежные поселки. Так она и называлась: братство Волка – в пику братству Савла и прочим бандам. Как перебрался в столицу, так и погорел. Его свои же подставили. Я видел труп. А кроме того, этот наш Юст не знал, что конвойным на нас начхать, они не стали бы мешаться в разборки. Я соврал, а он поверил.

Тогда почему ты не рассказал это остальным?

Сам же говорил: всех погубит, только бы самому дойти.

Так и сделает. А нам-то какое дело? Не дети ведь – взрослые люди, у каждого есть голова на плечах… теоретически. Выбор у них был. Они выбрали.

Лейла хотела выбрать нас. То есть тебя. Или тебе не по душе профессионалки?

Я тоже выбрал. Лейла нам не нужна. И никто другой. Вдвоем всего безопаснее, только они этого еще не знают. Ходить по болоту толпой – только кормить язычников и прочую фауну. Юст – кретин.

А почему вдвоем безопаснее?

Скоро увидишь. (оглядывается через плечо и усмехается) Ага, тронулись. Точно за нами, как я и говорил. Возьми-ка чуть правее.

Прямо надежнее.

Я вижу. Правее, я сказал. Нет, не так круто… Хватит. Держи это направление.

Ты что затеял?

Немного поучу их уму-разуму. Урок здравого смысла. Не беспокойся, не утонут. Не должны.

Теперь можно не спешить – у них покамест есть занятие. Давай-ка возьми левее. Кочки видишь? Там и обождем.

Зачем нам их ждать?

Послушай, ты не могла бы не задавать лишних вопросов?

Это и меня касается! Ты что, намерен заботиться обо всех?

Еще не хватало. Но сама подумай: зачем они нам за спиной? Пусть идут впереди или хотя бы тащатся параллельно, больше проку будет.

Тактик! Ох…

В пяти шагах перед ней из водорослевого ковра легко выскальзывает глянцево-черное тело, напоминающее пиявку метровой длины. Извиваясь, тварь стремительно пересекает курс путников и вновь ныряет в болотный субстрат. Кристи робко оглядывается на Эрвина – тот уверенно командует жестом: вперед, мол.

Солнце, утратившее кирпично-красный цвет, стоит высоко. По болоту параллельно движутся две группы – Эрвин с Кристи и люди Юста. Между ними промежуток в две-три сотни шагов. В нем полынья – вязкое гниющее месиво с «окнами» заведомой топи. Пробулькивая сквозь грязь, с важной медлительностью лопаются пузыри болотного газа.

Наученные опытом, люди Юста идут уже не гуськом, а уступом – впереди связка из трех человек, позади и в стороне – из четырех. Вдали видна стайка каких-то – не разобрать каких – некрупных животных. Они перемещаются с поразительной быстротой. Неожиданно в воздух взметывается щупальце язычника, проворно очерчивает круг и исчезает. Животные бросаются врассыпную.

Фон темнеет. На экране вновь пляшут формулы и летают три разнокалиберных шарика, связанных взаимным тяготением. И вновь самый маленький шарик оказывается выброшенным из тройной системы.

В последних лучах солнца Эрвин и Кристи добредают до поросшей кустарником гряды – локального острова, едва заметно возвышающегося над болотом. Оба перепачканы болотной жижей и сильно вымотаны. Оказавшись на твердой почве, Кристи со стоном ложится. Почти сразу ее начинает бить озноб.

В пяти шагах от нее Эрвин, пошатываясь от усталости, нагребает кучу полусырых водорослей в качестве подстилки, ломает сухие ветки кустов, разжигает небольшой костер и жестом приглашает Кристи присесть и погреться. Та с молчаливой благодарностью подсаживается к костру.

Вообще-то таких экспериментов без острой нужды лучше не делать. Вдруг рядом с нами вызревает метановый пузырь? Пшикнет – от нас с тобой, пожалуй, только ящик и останется.

Ничего бы не имела против…

А я бы имел. Это у тебя с непривычки. Трудно, я понимаю. Будет еще труднее… и опаснее. Но я решил дойти до Счастливых островов, а значит, дойду. Я собираюсь выжить. Следовательно, и у тебя есть шанс.

Я хочу есть.

Еда будет завтра, обещаю. Вряд ли здесь много головастиков, так что не стоит и ловить, тем более ночью.

А помнишь, у берега их много было…

Еще бы! Кто из осужденных не знает, что они съедобны, тот их и не ловит, а кто знает, тот еще не голоден. Впрок их не запасешь, а питаться ими можно только при зверском аппетите. Понятно, здесь их уже ловят… Место удобное. Как еще все дрова до нас не сожгли – удивительно…

Как у тебя все логично получается…

Ты удивлена?

Не очень. Когда ты сегодня молчал почти весь день – ты думал о наших шансах?

Немного. Больше развлекался.

Считал в уме. Известная задача трех тел из звездной динамики – никогда не слыхала? Задаются массы, скажем, один, три и пять, задаются векторы начальных скоростей, а дальше – численное решение, расчет траектории каждого тела с учетом их взаимного притяжения. В конце концов одно из тел, обычно самое легкое, выбрасывается из системы ко всем чертям. Я пытался подобрать начальные условия, при которых система потеряла бы не самое легкое, а самое тяжелое тело.

Ну и как – подобрал?

Ты что, математик?

Я не получил степени. Да, по правде говоря, она мне никогда не была нужна. Но я хорошо считаю в уме, это у меня с детства.

Ты бы лучше подсчитал, как нам не загнуться в этом болоте!

Уже. Еще тогда, на берегу. Естественно, появляются новые данные, вносятся коррективы, кое-что приходится просчитывать заново… Но это, как правило, несложно. Есть стандартные математические методы. Есть методы, которые разработал я сам.

Твое право не верить.

Значит… ты выбрал меня в напарницы по математическому расчету?

И все равно я тебе не верю.

Я и не сомневался.

Все-таки кем ты был на воле? Мозговым центром преступной шайки?

Вроде того. Советником президента Сукхадарьяна.

Ты? (хохочет) Ты был советником президента Хляби?

Представь себе.

Что-то я ничего о тебе не слышала.

Если бы все черпали информацию из программ новостей, как ты, меня бы здесь не было… Ладно, расскажу. Есть советники и советники. Помнишь дело о банкротстве корпорации «Империум»? Я оставил их без гроша. Ударил Сукхадарьян, да так, что никто не понял, чьих рук дело, а я лишь просчитал, куда и когда ударить, чтобы не отбить кулак… кстати, это было нетрудно. Последние годы президент делал ходы, просчитанные мною, и, кажется о том не жалел.

А потом, конечно, возник какой-нибудь неучтенный фактор…

Ничего подобного. Беда, когда президент сам пилит под собой сук. Всего один раз президент меня не послушал, и только потому, что Прай был его другом со школьной скамьи. Если бы этот друг вовремя погиб в катастрофе, Сукхадарьян не сидел бы сейчас под домашним арестом в ожидании смерти «от сердечного приступа». А я не сидел бы здесь.

Так ты вроде компьютера?

Это ты сказала, не подумав… Ладно, я не сержусь. Неужели ты думаешь, что Сукхадарьян не мог бы по примеру иных политиков обзавестись собственным аналитическим центром с лучшими компьютерами и раздутым штатом? Он выбрал меня, что обошлось ему нисколько не дешевле. И он ни разу об этом не пожалел. В миллионе случаев машина переиграет человека. Но обязательно найдется хоть один человек, который переиграет машину.

Все равно не понимаю, как можно просчитать действия людей. Это все равно что схватить рукой солнечный зайчик. Одного – и то, по-моему, невозможно. А уж целой толпы…

Толпы как раз проще. А вообще давным-давно наработано немало методов расчета поведения отдельных людей и их групп. Как правило, все они бесполезны из-за недостаточной или недостоверной вводной информации. Машина не умеет отличать вранье от правды. У меня это получается лучше.

Как же тебя взяли… такого хитроумного? Неужели ты не догадался позаботиться о себе?

Я дал деру накануне переворота. Та еще была комбинация… моя гордость, можно сказать. Вмешалась случайность, лайнер вернули на Хлябь. Последние сутки перед посадкой я читал все, что мог найти в судовой библиотеке о Саргассовом болоте. Самое трудное началось потом: мне надо было получить высшую меру по приговору, а не луч в спину при попытке к бегству.

Что же ты не рассчитал так, чтобы тебя оправдали?

Я не рассчитываю невозможного.

Долгий вздох раздается со стороны болота. Там, где недавно прошли Эрвин и Кристи, ворочается и хлюпает что-то большое. Кристи инстинктивно вскакивает и сейчас же вновь садится, повинуясь раздраженному жесту Эрвина. Звуки с болота замолкают.

Что это было?

Не знаю. Я о таком не читал. Между прочим, здесь могут существовать твари, еще не известные человеку. Саргассово болото никто по-настоящему не исследовал.

Ну ладно… Допустим, я тебе поверила. Это имеет значение в твоих расчетах?

Незначительное.

И что теперь?

У нас есть полночи. Потом начнется прилив, островок затопит, и нам будет лучше уйти. В ближайшие часы Юст и его шпаненок к нам не сунутся – слишком устали. Нам надо выспаться, завтра будет трудный день.

Они лежат на куче мокрых водорослей, прижавшись друг к другу в попытке сохранить тепло. Их костерок понемногу гаснет. Там, где расположилась команда Юста, костер все еще горит ярко. Временами из болота доносятся странные звуки.

Жди! Отсюда – ни шагу!

Нет! Не уходи!

Пусти… Я скоро.

С треском проламываясь сквозь кусты, он бежит на крик. Отблески костра пляшут на его лице. Сейчас он боец, и любой человек на болоте – его союзник. Каковы бы ни были разногласия между людьми, они ничто, когда приходит пора отражать угрозу извне.

В лагере Юста суматоха и крики. Вопит и корчится Валентин – к его спине присосалась уже знакомая пиявкообразная тварь. Еще несколько таких же тварей атакуют людей со всех сторон, и люди отбиваются шестами и ножами. Хрипло командует Юст, пронзительно визжит Мария.

Испуганная Кристи видит, как в лагере Юста мечутся тени, слышит свист бича, вопли боли и ярости. Наконец победа, по-видимому, одержана – в лагере Юста перестают вопить и начинают переругиваться. Тяжело дыша, возвращается Эрвин.

Змеи… Явились на свет костра, как я и говорил… Нож их берет, но бич лучше. Одна присосалась к Валентину, ну он и завопил… Ничего, оклемается. Если быстро убить эту тварь, потеряешь лоскут кожи, но жить будешь.

Он сможет идти?

Дурацкий вопрос, извини. Он так же хочет выжить, как и мы.

Пасмурно, моросит дождь. Видимость не превышает одной-двух сотен метров. Болото раскисло. По многочисленным лужам ящик не ползет, а плывет с важной медлительностью. Эрвин, надсаживаясь, вытягивает за веревку Кристи, провалившуюся по пояс, и сам проваливается. Выбирается без посторонней помощи, потеряв один мокроступ, и берет из рюкзачка запасной. На ближайшей кочке привязывает его к ступне.

Мы еще не потеряли направление?

Думаю, нет. Плюс-минус, конечно. Но пока еще есть смысл идти… примерно вон туда (показывает рукой). Когда я не буду уверен, я скажу.

Здесь только по карте триста километров. На самом деле нам повезет, если уложимся в пятьсот. Потеряем направление и будем кружить… Или не будет прямой дороги. Пока что нам везет…

Кристи продолжает молчать. Не дождавшись ответа, Эрвин направляется к ближайшей луже и, нагнувшись, ловит в ней что-то мелкое и шустрое. Вернувшись, показывает Кристи добычу – с десяток мелких «головастиков». Без слов отделяет себе половину, кидает в рот и с отвращением глотает; остальное отдает Кристи.

Отвернись…

Пока Кристи «завтракает», Эрвин цедит в миску воду. Туман, выедаемый моросью, мало-помалу рассеивается. Становятся видны люди Юста – цепочка из семи человек приблизилась и забирает вправо, стремясь выйти на параллельный курс.

Ага… Так я и думал.

Что ты думал?

У Юста все же есть толика ума. Впереди нас он, конечно, не пойдет, но и тащиться сзади я его отучил. Теперь он думает, что мы с ним в равных условиях.

А разве нет?

Положим, всемером отбиться от змей легче, чем вдвоем. Но видишь ли, какое дело… вот, допустим, сидит где-нибудь на дне язычник, этакий здоровенный моллюск, ждет… Над ним торф и водоросли. Зрение и слух ему ни к чему. Считается, что он нападает, когда чувствует колыхание зыбуна в пределах досягаемости щупальца… Не знаю, так ли это на самом деле, и никто не знает, но идти всемером в одной связке – глупость…

Наверное, он хочет еще что-то сказать, но в этот момент его атакует снизу крупная змея, прорвав в броске водорослевый ковер. Взвизгивает Кристи. Эрвину удается отмахнуть гадину рукой, и змея тотчас виснет на ней. У лоснящейся твари повадки пиявки – она сейчас же впивается Эрвину в руку, шутя разодрав рукав.

Разматывать бич некогда. Эрвину приходится буквально состругивать тварь с руки. Даже уполовиненная, змея продолжает висеть, сосать грызть… Когда Эрвин со стоном отдирает от себя то, что осталось, на уцелевшем брюхе твари становятся видны два ряда круглых отверстий, окаймленных мелкими зубами. Некоторые пасти продолжают открываться и закрываться, сжимаясь в точку.

Ну вот, готово.

Нет, приятно! Обожаю, когда меня едят живьем. Исключительное удовольствие.

Извини. Хочешь возьму рюкзачок?

Нет. Направление запомнила? Ну, вперед.

Они идут, и поверхность болота все так же прогибается под ногами. Не прекращается мелкий дождь. Постепенно Эрвин и Кристи догоняют группу Юста – она движется шагах в ста правее и уже не одним уступом, а двумя – впереди два человека, за ними сзади и сбоку три, позади еще двое. Все связаны между собой. Юст идет четвертым.

Научились кое-чему. Еще немного, и догадаются пойти порознь, тремя связками.

Они бы догадались – пахан не позволит. Кто тогда будет прикрывать его спереди и сзади?

Может, взбунтуются…

Разве что Юст станет для них страшнее болота. Только это вряд ли.

Эй, придурок! У тебя нет запасных мокроступов? Даю еду взамен.

Он машет над головой пищевым брикетом. Эрвин отрицательно качает головой. Похоже, Юст хочет крикнуть еще что-то, но в этот момент правее группы Юста болото шумно всхлипывает и выдавливает из себя бугор. Из его прорвавшейся вершины в небо взметывается бледно-лиловый «язык» -- щупальце язычника – и хлещет между Джобом и Хайме. Мгновенно нащупав веревку, щупальце тянет ее к себе. Связанные веревкой люди с воплями ползут по болотному ковру, оставляя за собой борозды грязи, извиваясь в попытках освободиться. Кто-то догадался и режет веревку… Кто-то пытается распутать узлы…

Лиловый язык бросает веревку и угрожающе покачивается над головами ворочающихся в грязи людей. Затем он выполняет свой коронный прием – стремительно описывает круг низко над болотом. Пронесясь над Джобом, он натыкается на Хайме, на свою беду успевшего вскочить на ноги, мгновенно хватает его, обернувшись вокруг туловища, и поднимает в воздух не только Хайме, но и Валентина, связанного с ним веревкой. Оба истошно кричат. Перерезав веревку, Валентин плюхается в грязь. Зыбун ходит ходуном.

Хайме, поднимаемый все выше, извивается, воет и бьет ножом схватившее его щупальце. Тщетно – щупальце выпрямляется подобно обелиску и быстро втягивается в трясину. Последний отчаянный вой, громкий чавкающий всплеск – и Хайме исчезает.

Люди с криками бегут и ползут прочь. Лейла вновь проваливается по пояс. Связанный с нею веревкой Ян, позабыв свое обычное бесстрастие, орет и буксует на месте. Но щупальце больше не показывается. Понемногу затягивается дыра в болотном ковре, и ничто больше не выдает присутствия хищника – на какое-то время сытого.

Что у него там?

У кого и где?

У язычника… там, внизу. Пасть? Или он высасывает человека, как паук муху?

Ты действительно хочешь это знать?

Нет… Ты прав. Идем.

Мы и так идем. А я бы хотел знать, что у него там. Но я не знаю… Пить хочешь?

Меня тошнит от этой гнилой бурды.

В ящике есть дождевая вода.

Жить можно, правда? А ты молодец. Хорошо держишься.

Разве у меня есть выбор?

Разумеется. Ты можешь начать ныть. Правда, это не пойдет на пользу нам обоим.

Что это? Животное?

Прорвался большой пузырь газа, только и всего. А может, заработал грязевой вулканчик, в Саргассовом болоте их хватает… Хм… я думал, они начинаются восточнее, километрах в ста от берега…

А мы сколько прошли?

Километров сорок, не больше, и то если шли верно. Мы в Саргассовом болоте, а не на беговой дорожке.

Эрвин долго не решается указать Кристи направление. Кажется, он сбился с курса. Наконец он указывает рукой: туда, мол. И вновь два человека идут по болоту, а за ними ползет ящик на веревке.

Я прожила на Хляби почти год, и ни разу не слыхала ни о каких Счастливых островах. Они правда существуют? Ты их видел?

Только на карте. Но если бы не карта, я все равно знал бы, что они существуют. Не будь цепочки островов, океан давно размыл бы болото. Раз есть болото, значит, есть и острова.

Только если кто-нибудь из осужденных сумел туда добраться. Иного населения там нет, это я знаю точно.

Ты не представляешь, сколько информации приходится держать в голове советнику президента. Мне нетрудно нарисовать карту плотности населения всей Хляби, летом и зимой, во время отпусков и в пик наплыва сезонных рабочих. Счастливые острова – всегда белый цвет. Когда-то на северном острове был полигон, но его давно прикрыли. Теперь там никого нет.

Ты говорил еще про какую-то Гнилую мель…

Есть такая. Я предпочел бы ее обойти, но выйдет чересчур большой крюк.

Почему обойти?

Люди. Дойти до Счастливых островов почти невозможно, ну а до Гнилой мели – реально. Представляешь себе, какая там подобралась компания?

Тише. Переберемся на другое место. Спорим, ночью к нам заявятся? И не один Юст – все скопом… Хотя что тут спорить, и так ясно.

За всем, что у нас есть.

Стараясь не шуметь, они отходят в сторону метров на двести. Здесь Эрвин, решив, что хватит, делает знак, и они вновь оседлывают ящик. Кристи начинает бить дрожь, и Эрвин обнимает ее. Кристи не возражает: так теплее. К тому же в объятиях Эрвина нет ничего непристойного – он тоже греется.

Так и есть. Они пришли, а нас нет.

Заблудится еще кто-нибудь…

Не мы гоняли их по болоту.

Кто-то завяз. Кого-то тянут. Вольно же им шляться по ночам где попало, топографическим кретинам…

Мы не будем их ждать?

Зачем? Мы прекрасно обойдемся и без них.

Вчера ты говорил иное.

Шучу. Но они должны поверить, что это не шутка.

Существо не может идти – оно со стоном ползет навстречу им, оставляя за собой борозду, упорно держа направление на запад. Одна нога его сломана, сильно распухла и, примотанная оторванными от штанины полосами к обломку шеста, бессильно волочится по грязи. Все в этом существе протестует против определения «человек» -- и крайнее истощение, и перемежающиеся слои давней и свежей грязи, совершенно скрывшие обрывки одежды, и волосы, сбившиеся в колтун, и полная грязи и водорослей борода. Лишь воспаленные глаза, полные гноя и боли, говорят о том, что это все-таки человек, а не человекообразное пресмыкающееся.

Эрвина и Кристи существо замечает шагах в пяти, а, заметив, перестает стонать и с рычанием пытается сесть, опираясь на левую руку, тут же ушедшую по локоть в зыбун. В правой руке существо сжимает обломок ножа.

Не… под… хо… ди… у… бью…

Не бойся, не тронем. Давно ползешь?

Между прочим, Счастливые острова в противоположной стороне.

Надо найти «головастиков».

Он умирает с голоду.

Пусть лучше умрем мы? Ты еще скажи, что мы должны взять его с собой к Счастливым островам, куда он вовсе не хочет.

Все равно. Ты как хочешь, а я поохочусь для него. Пусти!

Хорошо подумала?

Да! И не вздумай мне мешать!

Идет. Поохотимся вместе.

Поиски в ближайших лужах дают четырех «головастиков». Однако существо явно не понимает, что ему добра желают. Внезапно махнув рукой с зажатым в ней обломком ножа, оно едва не распарывает Кристи ногу.

Говорил ведь… Дай-ка сюда. (завладевает «головастиками») Эй, ты! Есть будешь? В нашей забегаловке закуска бесплатная. Дают – бери.

Мы не враги.

Человек со стоном переваливается на другой бок. Он ни за что не хочет расстаться со своим жалким оружием, но все же рискует опереться на руку с ножом. Затем грязная лапа в одно мгновение сметает «головастиков» с ладони Эрвина и, не уронив ни одного, буквально вбивает пищу в провал рта. Существо свирепо работает челюстями, глотает. Его безумные глаза следят за Эрвином как приклеенные.

Еще. Пища. Ты кто? Почему? Еще.

Давно ползешь?

Давно. Нет. Не знаю. Дай еще.

Ты с Гнилой мели?

Нет. Не дошли. Заблудились. Солнца нет. Еды мало. Совсем нет еды. Людей много… было. Еще!

Куда ты ползешь?

Назад. На берег. Где твердо. Не мягко, не жидко. Твердо. Меня простят, я знаю. Я доползу. Болото кончится. Меня простят. Еще еды!

Дорога впереди безопасна? На каком протяжении?

Сначала расскажи о дороге.

Чисто. Два, три дня ползком. Может, четыре, не помню. Еды. Дай еды.

Извини. У меня больше ничего нет. Мне очень жаль.

Ползущий человек еще виден. Эрвин и Кристи идут вдоль оставленной им борозды. Кристи молча негодует. Когда слова, полные презрения, готовы сорваться с ее губ, она поворачивается к Эрвину – и видит, что тот сокрушенно качает головой.

Ничего. Чистоплюй я, оказывается. Всегда полезно узнать о себе новое, но не всегда приятно.

У него гангрена, да?

Она самая. Но умрет он не от нее… Хорошо бы на него наткнулся Юст и утопил из жалости. Я, как видишь, не смог.

Юст – из жалости?

А мне плевать, ради чего. Пусть хоть для удовольствия… или зарежет на мясо для себя и своих остолопов. Только это вряд ли: животы еще не подвело, побоится бунта… Мы еще не готовы к людоедству, вот в чем дело. На его беду. Далеко он не уползет. Достанется змеям, а это… малоприятно.

Мог бы по крайней мере поймать ему еще пару головастиков.

Хватит и того, что мы дали. За информацию надо платить. Мы заплатили.

Он человек! Живой человек!

Он мертвец, и нам с тобой этого не изменить. А мы хотим дойти до Счастливых островов.

Они идут молча. Понемногу плечи Кристи начинают вздрагивать – сейчас будет истерика. Так и есть: Кристи падает на четвереньки и бьет кулаками по болотному ковру, выбивая воду и ошметки водорослей.

Сволочи! Гады! Чистенькие! Изгнание – высшая мера! Нет презренной профессии палача! Казнить людей – гуманизм не позволяет! Как же: человеческая жизнь священна! Ни один законопослушный кретин не должен быть запятнан убийством! Идите – впереди Счастливые острова! Ах, подонки!..

Это придумали такие же чистоплюи, как ты! Скажешь, нет? Ну скажи!

Да. Это придумали такие чистоплюи, как я. Другие чистоплюи возвели придумку в закон, третьи не возразили. Четвертые за чистоплюйство платят. Можешь заодно опротестовать закон всемирного тяготения. Очень перспективно.

Ты скотина! Мразь! Ублюдок!

Я ублюдок, который хочет дойти до Счастливых островов!

Засунь их себе в задницу, твои острова!

Рад бы – не влезут… Ладно, отдыхаем. Привал до готовности.

Я могу идти!

Ты – можешь. А я не пойду с тобой в связке до тех пор, пока ты не придешь в себя. Отдыхай, а я пока поищу головастиков. Вон та лужа, по-моему, перспективная. Любишь головастиков, а?

Нет ни дождя, ни тумана. Солнечно. Пригревает. Мимо отдыхающих Эрвина и Кристи движутся люди Юста. Сегодня впереди идет Мария – без шеста, но все-таки в мокроступах. Эрвин разматывает бич, но никто не пытается на него напасть – все шестеро молча проходят мимо, держась борозды, оставленной «ползуном». Лишь Юст одаривает Эрвина тяжелым взглядом.

Мы пойдем за ними, да?

Умница. Все понимаешь.

Ты боишься идти первым по опробованной дороге?

Безопасных дорог на болоте не бывает. Наш «ползун» соврал. Юст поверил – я нет.

Зачем ему врать?

А зачем ему говорить правду? В глубине души он знает, что не выползет из болота. Он измученный калека, а мы пока нет – разве это не повод ненавидеть нас? И потом, разве мы вернемся, чтобы наказать его за обман?

И за что ты только ненавидишь людей?..

За глупость. Хотя живу только благодаря ей. Забавный парадокс, правда?

А я – за подлость.

Это одно и то же. Подлец – это эгоист, просчитывающий свое будущее всего лишь на один шаг, а значит, тот же глупец. Мудрый эгоист слывет альтруистом.

Особенно ты!

Я не мудрец, я просто хорошо считаю. Готова? Пошли.

На несколько секунд экран затемняется. И опять по нему бегут цифры и многоэтажные формулы – Эрвин что-то считает. Затем на экране вновь возникают бредущие по болоту Кристи и Эрвин с ящиком на буксире. Очень далеко видны сразу два щупальца язычников, колеблющиеся, как гибкие удилища.

Когда я говорю «стой», это значит именно стой, а не иди. Глянь вон туда. Видишь грязный пятачок? Там росла лоза-бичевка.

Только то, что у Юста теперь есть бич… Пошли, нечего стоять.

Обязательно надо было показывать? Словами сказать не мог, да?

А ты моим словам веришь? Вот что, прибавь-ка шагу. Эти ненормальные просто бегут.

Группа Юста. Мария лежит спиной на зыбуне и с плачем пытается отползти. Одна ее нога окровавлена. Над зыбуном покачивается зеленая чешуйчатая тварь, похожая на пожарную кишку с зубами на торце, шарит вслепую безглазой головой. Понемногу Марии удается отползти. Не найдя добычи, тварь встопорщивает зеленые чешуйки, отчего становится видно, что это скорее хищное растение, нежели животное.

Подходят Кристи и Эрвин. Мария плачет навзрыд, щупает раненую ногу, размазывает по лицу слезы и грязь. На нее стараются не смотреть. Во взглядах, бросаемых на Эрвина, читается неприкрытая ненависть проигравших к выигравшему. Подняв глаза к небу, Ян беззвучно молится Господу Вездесущему.

Ты за это заплатишь.

За твою глупость заплатят они.

Тебе конец, умник! Ты уже труп, запомни!

Юст размахивается бичом, но хлещет не Эрвина, а зеленую тварь. Первый же удар перерубает «пожарную кишку» надвое; отсеченная часть бешено извивается, брызгая зеленой пеной, обрубок с писком втягивается в зыбун.

Ты все знал заранее!

Да. И ты тоже.

Она улететь отсюда хотела…

По-моему, ты тоже не отказалась бы. А я даже попытался. В чем разница?

В том, что искалечена она, а не ты. Ты подумал о том, что с ней будет?

Отберут у нее мокроступы и пойдут дальше. Ей они уже ни к чему. А нож у нее давно забрали, что досадно. Нам бы пригодился третий нож – пику сделать. Полезная вещь. Пожалуй, за нож я бы даже рискнул схватиться с Юстом на бичах.

Ты всех их подставил!

А ты бы хотела, чтобы они нас?

Она на твоей совести!

Вовсе нет. Она подвернулась под руку во время переворота, и здесь никто не виноват, даже судья. Просто случайность. А другая случайность состоит в том, что она не утонула в трясине в первый же день. Признаюсь, не ожидал… Оглянись назад: та компания идет за нами?

Значит, не стали добивать. Милостивцы!

Отчаянные крики и плач Марии мало-помалу затихают вдали. Размеренно чавкают мокроступы. Экран затемняется, и на нем наряду с формулами и пляшущими цифрами возникают все те же три шарика разного размера, вращающиеся по сложным траекториям вокруг друг друга. Но на сей раз дело кончается тем, что самый крупный шар улетает прочь один, а средний и малый шар летят в другую сторону.

Ха! Я нашел решение

Какое решение?

Численное, конечно. Решение задачи трех тел. Я подобрал начальные условия, при которых из системы выбрасывается самое массивное тело.

Медленно рассеивается утренний туман. Две группы осужденных по-прежнему держатся порознь, двигаясь параллельно друг другу. По сравнению с минувшим днем люди выглядят более грязными и оборванными. Щетина на подбородках мужчин. Эрвин бросает взгляд на группу Юста – сегодня первым в ней идет Джоб.

Пахан, пахан, а политик. Справедливость, мол, и очередность. Соображает, что близко Гнилая мель.

Перед Гнилой мелью ему обиженных и озлобленных не надо.

Ты просто не слышал. Он с этой девкой, Лейлой, полночи возился, сопел на все болото. Надо думать, понравилась, решил поберечь.

Ветер уносит клочья тумана. Не далее чем в километре от путников обнаруживается остров – округлый низкий купол, немного возвышающийся над болотом. Он порос лесом и выглядит довольно приветливым.

Смотри! Остров!

Действительно, остров…

Свернем к нему?

Нет. Лишний крюк.

Жаль, вчера не дошли до этого места. Костер бы развели, высушились, погрелись…

Ты разве замерзла?

Я устала. А там хорошее место для отдыха, а то и для дневки. Может, все-таки свернем, а?

Не нравятся мне приличные места в Саргассовом болоте. Пари держу, что оно занято.

Кем? Людьми?

Если не хуже… Перетерпим. Давай-ка вперед помалу. Не нашумим, так, может, и проскочим…

Уже через несколько секунд выясняется, что Эрвин как в воду глядел. В одно мгновение лес на острове словно вскипает, и воздух над ним чернеет от многих сотен крылатых тварей, заинтересовавшихся людьми. Крики тварей заставляют Кристи заткнуть уши. Гигантская стая затмевает солнце, выбирая момент для атаки на двуногую пищу, осмеливающуюся прогуливаться возле ее гнездовий.

Спина к спине! Маши шестом со всей силы! Отступаем к этим…

Первая атака с воздуха. Летающие твари отчасти напоминают небольших – с ворону -- птеродактилей, но сверх зубов вооружены еще режущими передними кромками крыльев. Когда одна тварь задевает крылом плечо Кристи, на плече сразу возникает резаная рана.

Атаки следуют волнами. В коротких промежутках Эрвин и Кристи бегут к группе Юста, насколько возможно бежать в мокроступах по болоту. Десять-двадцать шагов – и надо вставать спина к спине для отражения новой атаки и что есть сил махать шестами. Тем же занимаются и люди Юста. Несколько десятков тварей уже сбиты ударами шестов и, покалеченные, корчатся, ползают, мерзко орут, тщетно пытаются то взлететь, то напасть. Их втаптывают в грязь мокроступами.

Последний бросок – и двое присоединяются к пятерым. Семь человек образуют оборонительный круг и отбиваются шестами. Еще несколько отбитых атак – и поредевшая хищная стая поднимается выше, делает круг и ретируется в свой лес на острове.

Ранены все. И хотя раны поверхностные, крови предостаточно. Тюремная одежда теперь являет собой грязные, перемазанные кровью и пометом лохмотья. Люди пытаются как-то перевязать себя. У Яна ранено колено. Джоб сосет половинку отрубленного мизинца. Лейла замывает водой из лужи рассеченное ухо.

Мерзавцы! Могли бы по крайней мере дать нам аптечку…

Так было угодно Господу Вездесущему!

Сейчас они опомнятся…

Юст, получивший многочисленные, но неглубокие порезы, хлюпая мокроступами, подходит к ящику, садится на него и демонстративно ерзает седалищем, устраиваясь поудобнее. Поигрывая бичом, он не скрывает глумливого удовлетворения, но настроен относительно благодушно.

Что, умники, раздумали спасаться вдвоем? Прибежали под крылышко?

Ты был прав, Волк. Прав с самого начала.

Хочешь присоединиться, а?

С тобой беседуют, умник. Невежливо молчать.

Всемером… легче…

Уверен? Тогда покажи нам дорогу вместе со своей девкой. А мы уж за вами как-нибудь… мы не гордые.

Согласен. Я пойду первым.

Неширокая, но очень длинная полынья преграждает дорогу на восток. Осужденные переправляются по одному в ящике, как в лодке, толкаясь и гребя шестом, после чего оставшиеся на западном берегу тянут к себе ящик за веревку. Переправившийся первым Эрвин помогает Кристи покинуть ящик. У них есть минута-другая для разговора вполголоса.

Может, скажешь, для чего тебе это нужно? Или ты перетрусил?

Нет, соскучился. В компании веселее.

А может, тебе нравится роль миноискателя?

Может, и нравится. Должны же язычники чем-то питаться.

Я тебя совсем не понимаю.

И не надо. Просто поверь: так лучше.

Подсчитал оптимальный вариант, что ли? А меня ты спросил?

А что, надо спрашивать? Доверься мне. Просто доверься. Как ты думаешь, почему Юст не потребовал наше оружие? Все будет хорошо, вот увидишь.

Взобравшись на ящик, Юст вглядывается в темную полоску на востоке, освещенную последними лучами заходящего солнца. Он доволен. Пять человек вокруг него выглядят слишком измученными, чтобы радоваться чему бы то ни было. Не хватает охромевшего Яна – старик отстал и, сильно припадая на одну ногу, тащится к компании.

Это Гнилая мель. Ночевать будем здесь.

Слова Юста служат сигналом – все шесть его спутников, включая только-только доковылявшего Яна, валятся где попало. Не у всех хватает сил нагрести под себя мокрых водорослей. Юст пинками расталкивает Эрвина, Валентина, Джоба и Кристи.

Первую половину ночи дежуришь ты (Эрвину) и ты (Валентину). Вторую – ты и ты (Джобу и Кристи). Попробуйте мне заснуть. Кто не понял?

Я все понял, Волк. Не сомневайся, сделаем как надо.

Ей снятся кошмары. Тяжело дышит трясина, зыбун ходит волнами. Нападают змеи – сразу сотни змей, глянцево блестящих в свете трех лун. Титанический язычник высовывает щупальце, хватает луны по одной и утаскивает их в топь. Мириады летающих тварей с крыльями, подобными бритве, атакуют стебли хищных растений, извивающихся и клацающих зубами. Одна срезанная зубастая «голова», разбрызгивая сок, падает на Кристи сверху, впивается в запястье и начинает грызть, причмокивая и захлебываясь. Кристи кричит – и просыпается.

Уже середина ночи?

Немножко больше. Не хотел тебя будить, но… Словом, мне надо поспать хоть пару часов, иначе днем я не буду ни на что годен. А день обещает быть незаурядным.

Конечно. Ложись тут.

Вот, возьми бич. Тут вроде безопасно, но… сама понимаешь. Увидишь змею – бей, но осторожно, не то отхватишь себе что-нибудь.

Да не сплю я, не сплю, отстань…

Вижу, как ты не спишь! А ну, встань!

Чего еще? Сказал же: не сплю.

Кто-то ходит…

Не вижу. Зыбун колышется. Чувствуешь?

Вот, опять…

Опять колышется. Но теперь слабее.

Ничего не чувствую.

Это не под нами. Кто-то ходит вокруг…

Кто тут может ходить? Эти твари либо ползают, либо летают.

Тише ты! Неужели не чувствуешь?

Иди спи! Неврастеничек мне тут не хватало! С видениями!

Камера показывает бивак со стороны. Две луны висят низко, освещая спящих и дежурных. Серебрятся лужи. Внезапно бивак и луны закрываются темным косматым силуэтом – не то человеческим, не то обезьяньим. Слышно негромкое чавканье мокроступов. Силуэт уходит из кадра.

Я же говорила: ночью здесь кто-то ходил! Я чувствовала!

Соглядатаи с Гнилой мели. Увидели, что спят не все, и не решились напасть.

Разведали, сколько нас, теперь будут ждать. Мимо Гнилой мели не промахнешься.

До вечера будем отдыхать. Перед закатом пойдем на восток, в темноте свернем и перейдем Гнилую мель севернее. Кто не согласен?

Гнилую мель – только ночью. Проскочим, если не нашумим. Ночью будет большой прилив, и, думаю, мель затопит. Надеюсь, местным будет не до нас.

Насчет прилива – точно?

Я подсчитал.

Гляди, умник, не ошибись…

Ожидая вечера, люди убивают время. Некоторые тщетно ищут пищу в лужах, и слышны реплики: «Здесь нет головастиков» -- «Еще бы, тут на них большой спрос». Другие чинят мокроступы или просто отдыхают на кучах водорослей. Среди них и Эрвин. Его лицо с закрытыми глазами кажется безмятежным. Экран затемняется, и вновь скачут формулы. Затем начинается сон.

Эрвину снится, что ему семь лет. Он вприпрыжку бежит по длиннейшему грязному коридору с металлическими стенами в корявых швах сварки. Навстречу ему поодиночке и группами попадаются рабочие с инструментом, с гулом проезжает электрокар. В одном месте стены имеется огромный иллюминатор – сквозь него в космической черноте виден целый пояс бесформенных, лениво вращающихся астероидов. В другом месте коридор дает ответвление в литейный цех – из ковша брызжет металл. Мальчик не обращает на это никакого внимания.

Он вбегает в маленькую, крайне бедно обставленную комнатушку, где на колченогом стуле сидит худая женщина, штопая чулок. При виде сына женщина улыбается. Маленький Эрвин бросается к ней.

Мама! Спроси меня, сколько будет триста шестьдесят девять умножить на девятьсот шестьдесят три!

Триста пятьдесят пять тысяч триста сорок семь!

А четыреста восемьдесят восемь умножить на восемьсот сорок четыре?

Четыреста одиннадцать тысяч восемьсот семьдесят два!

Молодец. Но почему ты не в школе?

А, что там делать! Скучно. Считать я умею лучше учителя, а зачем рудокопу остальное?

Ты хочешь стать рудокопом?

Да! Рудокопом на астероидах! Как отец!

Твой отец много лет мечтал увезти нас отсюда. Он так и погиб с этой мечтой – добровольно пошел на опасную, но денежную работу. Ты должен учиться, сынок. Понимаешь? На свете есть другие планеты – чудесные, счастливые миры. Попасть туда непросто, но за это стоит бороться. За голубое небо, за мягкую траву под ногами, за водопады, срывающиеся с гор, за крики птиц, за ласковое море…

Эрвин просыпается. Здесь нет ни травы, ни водопадов, ни ласкового моря. Он лежит на груде гнилых водорослей, а рядом с ним на корточках сидит Кристи, приматывая рукоять ножа к концу шеста – мастерит пику.

Я правильно делаю?

Эрвин кивает. Затем достает из-за пазухи и разворачивает тряпицу. В ней с полдесятка головастиков. Понюхав их, Эрвин протягивает еду Кристи. Та, не в силах отвести от еды взгляд, мотает головой.

Это для меня? Я не могу их взять.

Мне что, силой тебя кормить? Ешь скорей, пока никто не видит.

После будешь благодарить, на Счастливых островах. А пока считай, что я сделал это из эгоизма. Сегодня ночью придется поработать. Всем, даже Юсту. И тебе тоже. Так что шататься от голода погоди пока.

Ты пресмыкался перед Юстом только для того, чтобы вместе перейти Гнилую мель? Потом мы уйдем от него, верно?

Там посмотрим.

В лунном свете видна сплошная стена тростника – край Гнилой мели. Семь человек идут по зыбуну вдоль тростников, разумно держась от них в нескольких десятках метров. Две связки; в первой: Валентин, Эрвин и Кристи, во второй – Лейла, Юст, Джоб и сильно хромающий Ян. За Кристи на веревке скользит ящик.

За нами наблюдают, да?

Гнилую мель будем переходить здесь. Держимся вместе, отставших не ждем. Все понятно? Пошли!

Две связки, держась параллельно, сворачивают к тростникам. Чавкают мокроступы, приближается стена тростников. Когде до нее остается не более десяти шагов, тростник приходит в движение – и на зыбун выходят люди, населяющие Гнилую мель. Их много, не меньше полутора десятков. Они одеты в немыслимо рваные лохмотья, заросли спутанными бородищами, спускающимися на грудь, покрыты коркой грязи и язвами. Некоторые совершенно голы, но все вооружены – у кого пика, у кого дубина, а у кого и бич.

Меня зовут КРЮК. Просто Крюк, понятно? Я тут главный.

Приятно познакомиться. Ты там главный, а я тут.

За право ступить на мою землю вы отдадите мне одну женщину, пять крепких ножей и всю веревку. Право жить среди нас обойдется вам еще в два ножа, два топора, семь шестов и этот ящик. Наконец, за то, что вы пытались обмануть нас и увильнуть от пошлины, вы заплатите штраф: отдадите обеих женщин, все оружие, всю одежду и все ваши вещи, кроме мисок. Миски оставьте себе.

Мы не собираемся у вас оставаться. Сами живите на Гнилой мели! Мы пойдем к Счастливым островам!

Туда многие уходили, а вернулись только те, кто видел, как подыхают их дружки. Кто хочет жить, живет здесь. Мы никого не гоним и никого не держим, кроме баб. Надоело жить – иди хоть на материк, хоть к Счастливым островам, все одно.

Это без снаряжения-то?!

Конечно, без. Зачем добру пропадать вместе с вами? К тебе, девка, это, кстати, не относится.

Бери баб и дай пройти нам.

Не торгуйся, малыш. Ты знаешь цену.

Нам надо посоветоваться и решить.

Здесь решаешь не ты.

Режь веревки! Ничего не бросать! Сдвинься теснее!

Выхватив фонарик из руки Валентина, он слепит Крюка светом. В следующее мгновение брошенная Эрвином пика вонзается Крюку в грудь. Шест медленно опускается под собственной тяжестью, а Крюк, хрипя, валится навзничь. Эрвин бросается вперед в надежде выручить оружие.

Свистит бич опомнившегося Юста, и грабители пятятся. Нет, они не отказались от лакомой добычи, но поножовщина их вовсе не привлекает. Бичами они владеют умело. Взвизгивает Валентин. Выбитый из руки Эрвина фонарик падает в грязь. Вскрикивает Ян.

Вскрикивает и Эрвин -- ему тоже попало. Выдернув из убитого пику, он колет ею и стегает бичом. Он не защищается, а нападает. Так же действует и Юст. Не дав замкнуть себя в кольцо, группа прорывается в тростники. В колышущейся вместе с зыбуном непролази зарослей продолжается бой. На Кристи налетает косматое голое чудовище, пытается сбить с ног, но падает само, проткнутое пикой Эрвина. Кристи теряет шест, и некогда подбирать.

Чаша весов склоняется в пользу новоприбывших. Юст добивает бичом кого-то визжащего. Смирный клерк Джоб крушит тростник топором, и в тростнике вопят, пытаясь отползти. Сопящий Ян с миссионерским усердием втаптывает в грязь чье-то бьющееся, пускающее пузыри тело, и хромота ему не помеха.

Хватит! Да хватит же!

Уходим! Бегом! Кто отстанет – пожалеет!

Группа бежит, проламываясь через заросли тростника, хлещущего по лицам. Кристи мешает бежать волочащийся за нею ящик, и Эрвин тянет женщину за руку. Заросли кажутся бесконечными – и все же обрываются. Здесь под ногами уже не зыбун, а песок. Кое-где растут низкорослые кусты.

А где Лейла?

Отстала, наверное... Подождем?

Уходим. Быстро уходим.

Теперь их шестеро. Они идут быстро, почти бегут, изнемогая от усталости. Вновь начинаются тростниковые заросли, среди них попадаются песчаные «островки» с кустарником. На одном из них группа останавливается, чтобы отдышаться.

Валентин молча указывает рукой на дымок, поднимающийся над тростником. Сделав знак следовать за ним и не шуметь, Юст по-звериному осторожно пробирается в зарослях. Впереди большой «остров», на нем горит костер. Возле костра сидят на корточках три голых человекообразных существа жалкого вида и коптят что-то в дыму костра. Одно из них оборачивается на шорох тростника и, вскрикнув, вскакивает. В руках у него бич.

Это ловушка!

Нет. Они сами боятся.

Вид шести человек, не расположенных шутить, пугает аборигенов Гнилой мели. Быстро похватав скудное имущество, разложенное возле костра, они убегают в заросли, оставив в добычу новоприбывшим свой завтрак.

Да. Тоже мясо.

Вот такая, значит, здесь жизнь… Такое, значит, право предлагал нам купить этот Крюк…

А ты что думала?! Отдали бы мы им оружие – тут бы нам и конец!

На Гнилой мели полно народу, всех головастиками не прокормишь. Я подсчитал.

Заткни пасть, умник! Будешь вякать тогда, когда тебя об этом попросят. Понял, нет?

Пошел вон. Ты! (Валентину) Поди сюда. Бери это мясо, клади в рюкзак. Отвечаешь за него башкой.

Заткнись и делай. Повторять не стану.

Так нельзя… Я не стану это есть. Оно когда-то было человеком…

Сначала человеком, потом изгнанником, потом дичью. А теперь это мясо. Просто мясо.

Его голос не выражает никаких эмоций. Камера наезжает на лицо Эрвина – с виду спокойное и равнодушное. Глаза. Один глаз. Хрусталик. Стекловидное тело. Сетчатка. Глазной нерв. Далее – живой мозг. По кровеносным сосудам бежит кровь. И на фоне мозга скачут цифры и безумно сложные формулы. Эрвин считает.

Вот где болото начинается…

Полоска тростниковых зарослей на Гнилой мели еще видна позади. А здесь Саргассово болото выглядит совсем скверно. Ненадежный растительный ковер тонет под тяжестью путников, и люди идут по колено в бурой пузырящейся жиже. Все чаще попадаются полыньи, вынуждая обходить их. Проваливается Джоб, его с трудом вытаскивают. Люди все чаще смотрят на вожака – куда он завел? Юст, похоже, и сам это понимает. Найдя более-менее надежное место, он останавливается.

Ночевать будем тут. Завтра мы перейдем эту дрянь.

Впереди нет пути. Мы можем идти еще час, максимум два. Но потом все равно придется возвращаться. Умные здесь не ходят, а глупые тонут. Мы должны двигаться вдоль Гнилой мели и искать более удобный путь.

Завтра мы пойдем прямо на восток, и ты, умник, пойдешь первым!

Группа кое-как устраивается на ночлег. Юст делит мясо и первым подает пример, вонзая зубы в человечину. Остальные ведут себя более сдержанно, но голод не тетка. Мало-помалу принимаются за еду Валентин, Джоб, Ян и Эрвин. Отрезав очередной кусок мяса, Юст собирается кинуть его Кристи.

Я не стану это есть!

Как хочешь. Дежуришь первая – ты. И ты (Джобу). Глядеть в оба. Если проморгаете гостей оттуда (жест в сторону Гнилой мели) – пеняйте на себя.

Лунный свет купается в черных лужах. Эрвин просыпается, почесывается и встает с груды мокрых водорослей. Юст спит, зато не спят остальные. Сгрудившись в сторонке, они ведут тихий разговор. Разминая затекшие мышцы, Эрвин подходит к шепчущимся.

Не спится… Кто хочет спать, ложитесь на мое место. Я подежурю.

Он хочет уйти.

Я обратился к Господу Вездесущему, и он услышал меня. Мне было знамение. Пока человек не чувствует Бога повсюду, а главное, в себе самом, он только червь. Я вернусь на Гнилую мель и буду проповедовать истину. Господь Вездесущий дал нам с тобой разные дороги. Хромому не дойти до Счастливых островов, а проповеднику не должно искать счастья вдали от заблудших душ. Господь Вездесущий указал мне мое настоящее место, и не мне с ним спорить.

Ты не передумаешь?

Желаю вам всем дойти до Счастливых островов.

Желаю тебе не быть съеденным в первый же день… Постой-ка!.. Оставь шест, он тебе не нужен. Иначе я разбужу Юста. Так хочет Господь Вездесущий.

Бери, червь!

Шест косо втыкается в кочку и замирает в наклонном положении. Ян уходит, приволакивая ногу, и быстро растворяется во тьме. Все молчат. Каждый думает о своем. Первым не выдерживает Джоб.

Когда Юст проснется…

С Юстом придется объясняться тебе. Мы с Кристи тоже уходим.

Пешком. Мы вольные люди, разве нет? Кстати, мы заберем свое имущество и этот шест. Сейчас отойдем немного и дождемся утра. А утром двинемся разными дорогами.

У нас нет даже ножа. Правда, у тебя есть бич…

Вот именно. Бич в драке лучше ножа и даже топора.

Ты еще скажи, что подсчитал, как на болоте можно обойтись без ножа…

Я подсчитал другое. Идем.

Подремли, если хочешь. А я буду ждать.

Извини, что не попрощались. Тебя Юст послал?

Он не Юст Полярный Волк. Настоящего Юста на Гнилой мели должны были узнать. Настоящий Юст не отдал бы свою женщину. Настоящий в три дня прибрал бы к рукам местную шваль. Если бы ему захотелось пойти к Счастливым островам, он погнал бы перед собой сотню шестерок, чтобы насытить язычников и расчистить путь. И, наверное, дошел бы! А может, вернулся бы на материк – поквитаться…

Допустим. Но какое мне до этого дело?

Ты еще не понял? Он легко отдал Лейлу, отдаст и нас. Гнилую мель мы прошли, теперь он нас беречь не станет. Он всех нас сдаст по дешевке кому угодно: змеям, язычникам, местным дикарям на мясо… если только не утопит завтра в трясине.

Вас. Вас, а не нас. Мы пойдем вдоль Гнилой мели и найдем дорогу получше. А Юст пусть идет прямо. Трясины там хватит на миллион Юстов.

Ты никуда не уйдешь отсюда? Я сейчас… Правда не уйдешь?

До утра – вряд ли.

Я опять тебя не понимаю.

По-моему, все яснее ясного.

Тебя трудно понять. Сперва мы идем вдвоем и не позволяем людям Юста себя ограбить. Потом присоединяемся к Юсту, терпим унижения и рискуем гораздо больше, чем нужно. Ты дерешься и ешь человечину. Ну ладно, допустим – Гнилая мель… Но я думала, что мы покинем Юста и остальных, как только снова окажемся на болоте. Почему мы не ушли сразу?

Напомни, что я тебе сказал насчет этого перед Гнилой мелью?

Я сказал «там посмотрим».

Вот мы и посмотрим, кто уйдет, а кто останется.

Мы хотим пойти с вами. Можно?

Какое у вас оружие?

У нас есть нож.

Один нож на двоих? И ни одного шеста? А сколько у вас веревки?

Остальное у Юста. Он спит с барахлом в обнимку.

Это надо… решить. Сегодня же решить. Лучше прямо сейчас.

Это не мое дело.

Верно. Это наше дело. Пошли, бухгалтер.

Они не прогонят его. У них духу не хватит ограбить и прогнать. Они собираются убить его, да? Сонного?

Это не мое дело.

Вот как? Какое же дело, любопытно знать, ты считаешь своим?!

Не шуми, там человек спит. Какое, говоришь, мое дело? Дойти до Счастливых островов, только и всего. Дойти самому и довести тех, кто хочет туда дойти, понятно? Тебя, например.

Уснул и не проснулся, это бывает.

Там нож и топорик. Все остальное тоже цело.

Можете спать.

Я… я не могу.

Ты должна. Иначе тебе не дойти до Счастливых островов. А я хочу, чтобы ты дошла.

Если тебе на себя уже наплевать, сделай хотя бы одолжение лично мне, ладно?

Ты… правда хочешь, чтобы я дошла?

Да. Не спрашивай зачем. Мне так надо. Поверь, мы еще забудем весь этот кошмар. Бери и ешь, я отвернусь.

Силой вложив мясо в ладонь Кристи, он в самом деле отворачивается. Понюхав мясо и справившись с рвотным позывом, Кристи откусывает маленький кусочек. Она косится на Эрвина – тот и вправду не смотрит. Тогда она начинает жадно есть.

Четыре человека двумя связками идут вдоль края полыньи, больше похожей на море. Справа – Гнилая мель, слева – полынья, под ногами – все тот же болотный зыбун. Моросит мелкий дождь. Люди измождены, грязны и оборваны. Их глаза воспалены. Мужчины обросли двухнедельными щетинами. Пути не видно конца. Люди идут «на автопилоте», безразличные ко всему. Джоб непрерывно кашляет. Лишь Валентин, тянущийся за Джобом, находит в себе силы жаловаться.

Девятый день одно и то же… Надо было пойти в другую сторону… Здесь нет пути на восток… И не будет… А все потому, что некоторые сказали, что найдут дорогу. Где она, дорога? Кто-то мне ее обещал, а где она? Тут и еды нет. Мы будем идти и идти, пока не свалимся от голода… Почему я должен умереть из-за того, что кому-то захотелось стать вожаком?..

Иди ищи себе другого вожака. Удачных поисков.

Болотистый берег гигантской полыньи сворачивает на восток, образуя мыс. С оконечности мыса едва видна полоска на горизонте - противоположный край полыньи. В полынье несколько островов.

Дошли… Вот это я понимаю – дошли…

Не мешай. Я считаю.

Ползая по болотному ковру, Кристи, Валентин и Джоб ловят головастиков. Добычи мало. Кто находит ее, немедленно съедает, опасливо косясь на остальных. Люди близки к пределу своих сил. Эрвин не принимает участие в поисках пищи. Стоя на оконечности мыса, он внимательно разглядывает что-то на воде.

Все сюда! Кристи! Смотри! Ничего не замечаешь?

Острова. Они сдвинулись. Я так и думал, что это просто обрывки болотного ковра. Они плавают. Где мой шест?..

Толщина не больше метра. Отлично!

Собираешься переплыть на ту сторону на острове? Ты правда сумасшедший?

Что, очень заметно? Мы вырежем остров сами! Работа тяжелая, но выхода все равно нет. Нам нужен совсем небольшой островок, чтобы только держал четверых.

Нас отнесет назад. Если эти острова вообще двигаются, то ветер мотает их туда-сюда. Ночью дует с материка, днем – на материк.

Умница! Это бриз. Если мы сумеем днем замедлить дрейф острова, общий итог будет в нашу пользу. У тебя есть иное решение?

Идти на север! Когда-нибудь эта полынья кончится!

К тому времени у нас кончатся силы. Нет еды. Мы ведь не собираемся снова есть человечину?

Нет! Ни за что!.. Черт с тобой, я согласна. Когда начнем работу?

Прямо сейчас.

Шестами с привязанными к ним ножами люди режут водорослево-моховой ковер, рубят его топорами, пытаясь отделить от мыса кособокий треугольный островок. У них мало сил, но они работают, как заведенные. Ракурс – с полыньи на зыбун. Темная вода на переднем плане неспокойна. Из глубины поднимается нечто большое и беззвучно скрывается под водой.

Плавучий островок уже на воде и успел за остаток ночи отдалиться от берега минимум на километр. Эрвин слюнит палец, определяя перемену бриза. Затем с помощью Валентина он спихивает «за борт» импровизированный плавучий якорь – все тот же алюминиевый ящик с привязанными к его боку двумя шестами в качестве поплавков. Черпнув черной воды, ящик ложится набок и остается на плаву. Медленно натягивается веревка, привязанная другим концом к обломку шеста, вбитому в островок. При натяжении обломок шеста чуть заметно кренится.

Надеюсь, нас не очень сильно снесет назад… А ночью мы еще продвинемся на восток. Предлагаю всем лечь поспать. Я дежурю первый.

Солнце играет бликами на воде. Высоко в небе кружат две летающие твари. Опасности не видно, и Эрвин мало-помалу задремывает. Очнувшись, мотает головой, оглядывается. Солнце стоит уже высоко. Эрвин будит Кристи. Та первым делом смотрит на запад – берег несколько приблизился.

Нас все-таки сносит.

Тут нам неделю плыть…

Поменьше. Дня три-четыре, пожалуй. Если только не налетит шторм с океана и не выбросит нас обратно на западный берег.

Если прежде не растреплет в клочья этот лоскуток под нами.

Приятно побеседовать с умной женщиной. Ты только при всех этого не говори, хорошо? Пусть не дергаются.

А знаешь, ты красивая.

Ого! А кто говорил: ноги, мол, кривые?

Так я же не на ноги смотрю…

Можно кидать эту штуку впереди острова и подтягивать за веревку! Понимаешь, о чем я? Мы и днем сможем продвигаться вперед!

Для такой работы нужны двое, а двоих край островка не выдержит. Это раз. Кроме того, нашумим, набултыхаем и наверняка привлечем чье-нибудь внимание. Это два. Я не знаю, какие твари плавают под нами, и не хочу знать. И последнее: мы устали, и у нас нет еды. Вряд ли на том берегу стоят мясные склады, поэтому лучше не надрываться, а спать. Чем больше, тем лучше.

То же, что и накануне, но восточный берег заметно приблизился. В небе парят уже не две черные твари, а по меньшей мере десяток. На них посматривают с тревогой, но нападать они, по-видимому, не собираются.

Это стервятники. Ждут.

Пусть. Не дождутся.

Дежурит Джоб, остальные спят. Постепенно задремывает и Джоб. Пытается встряхнуться – и засыпает окончательно. Натянувшаяся веревка от плавучего якоря мало-помалу клонит набок вбитый в зыбун шест. Наконец шест наклоняется настолько, что узел соскальзывает и веревка уползает в черную воду.

Теперь мы пропали. Это все из-за него!

Успокойся. Ты виноват, но мы не станем тебя наказывать. Это все голод и усталость.

Да? А что мы теперь делать будем? Помирать? Скажи, умник! Тянуть жребий – кого первого?..

Замолчи. Если погода не изменится, нас все равно принесет куда надо, только не так быстро.

Волны. Мы ближе к восточному берегу, значит, волны с запада будут круче и выше восточных. Там у них больше простора для роста. Паршивый, а движитель.

Закройся и спи. Ночью у всех нас будет занятие: высматривать наши шесты с ящиком. Они где-то там. Быть может, сумеем поймать.

Моросит дождь. Островок осел глубже и как-то расползся. Между островком и восточным берегом остается совсем немного – буквально метров сто – сто пятьдесят открытой воды. Однако ночной бриз стих, и лихорадочная надежда на лицах сменяется тупым отчаянием.

Придется подождать еще сутки. Сейчас нас понесет назад.

Сутки?! Да мы тут сдохнем! Ты взгляни, что у тебя под ногами! Через сутки эта твоя дрянь просто развалится!

Меньше топчись, вот и не развалится.

Это ты нас сюда затащил! Ты!

Я все рассчитал правильно. Если бы не этот идиот… (указывает на Джоба)

Джоб не виноват! Ты сам дрых на дежурстве! Что, нет? Я видел!

Дрыхнуть тоже надо с умом!

Тебе просто повезло, а ему нет! Скажешь, не так? А теперь мы все покойники по твоей милости! Если бы с нами был Юст, мы уже были бы на Счастливых островах!

Ну хватит! А ну-ка взяли себя в руки! Всех касается. Ты собираешься только вопить или предложишь что-нибудь дельное?

Я поплыву туда! А вы оставайтесь, если хотите подчиняться этому придурку! Обойдусь без вас! Без тебя, умник, и без твоей шлюхи! Джоб, ты со мной?

Я не умею плавать…

Тогда я один. Счастливо оставаться!

Ты останешься.

Правда? Останови меня, умник? Ну давай!

Эрвин медленно, напоказ, замахивается бичом. Он еще надеется, что Валентин передумает. Но тот, перехватив нож за лезвие, внезапно швыряет его в Эрвина. Нож летит мимо и падает в воду где-то позади островка. В следующую секунду Валентин бросается в воду.

Не надо! Вернись!

Поздно. Валентин уже плывет к берегу. Ему удается проплыть несколько десятков метров. Затем в асфальтовой воде рядом с ним образуется бурун, и пловец с коротким криком исчезает, утянутый под воду. На поверхности показывается бурая спина какого-то огромного монстра и скрывается в глубине.

Иногда не уметь плавать – это достоинство…

Серая крылатая тварь сидит на краю островка, наблюдая за людьми внимательными глазами. Люди лежат без сил. Заметив стервятника, Эрвин слабо кричит, машет рукой, и тварь нехотя взмывает в воздух, где кружат ее собратья. Эрвин через силу садится, толкает Кристи и Джоба.

Очнитесь... Нельзя спать всем сразу. Умереть с голоду нам тут не дадут, и не надейтесь... Эти твари не станут дожидаться, когда мы умрем, им вполне достаточно, чтобы мы не сумели отбиться…

Невнятное мычание – вот и все, что он слышит в ответ. Эрвин и сам на пределе. Мутным взглядом он озирает окрестности – и не верит своим глазам: до болотистого берега полыньи остались считанные метры, и слабый ветерок мало-помалу подгоняет островок к берегу. Готово – подогнал.

Вставайте! Эй! Мы сделали это! Мы победили!

Он хрипло смеется, и его радость придает сил Джобу и Кристи. Они находят в себе силы подняться. По лице Кристи текут слезы счастья. На карачках перебравшись на берег, Джоб плачет, смеется и ласково гладит гнилые водоросли.

Сколько осталось веревки? Всего-то? Мало. Обрывки есть? Кристи, вяжи их вместе. Пойдем одной связкой. Джоб, ты впереди. Кристи, отдай ему шест и возьми нож. Мне хватит бича.

Шатаясь от голода и усталости, три человека в одной связке продолжают путь на восток. Джоб тащится первым, неся шест, за ним Кристи с обломком шеста, Эрвин – замыкающий. Под разваливающимися мокроступами чавкает все тот же пружинящий болотный ковер, и не видно ему конца.

Вновь начинает сеяться дождь. На привалах люди ползают в лужах, ловя головастиков, и сейчас же жадно съедают их. Две змеи, выскочившие из зыбуна, атакуют внезапно. С рычанием Эрвин хлещет бичом одну из них, превращая ее в лапшу. Вторую змею Кристи насаживает на острый обломок шеста и с криком отшвыривает извивающуюся тварь подальше от себя, где она тут же скрывается в болотном ковре. Все тяжело дышат. Джоб лежит навзничь с видом человека, которому больше ничего не хочется.

Смешно подумать… Когда-то я считал это правильным…

Об изгнании из социума, принятом на Хляби. Люди до сих пор спорят о том, что такое приговор. Наказание? Предостережение остальным? Искупление? А может, просто месть общества индивиду? Странно, но мне всегда была по душе социальная защита. Нет преступника – и общество защищено от него, а куда он делся, в сущности, не так уж важно… Честное слово, прогулка к Счастливым островам вместо луча в затылок казалась мне прямо-таки благородной гуманностью. Я не шучу.

Расскажи, как ты убила своего муниципального инспектора.

Зачем тебе знать?

Просто хочется.

Ножом. Он визжал, как свинья… Ты не хочешь знать, за что я его убила?

Я знаю. Он привез тебя на Хлябь, сулил златые горы и положение в обществе, а на самом деле завез в гнилую дыру и бросил или уступил кому-нибудь. Так?

Как ты узнал?

Ну, я же все-таки вычислитель…

Ты бы лучше вычислил, сколько мы еще продержимся! День, два? В неделю я не верю.

Мы все-таки дойдем. Я хочу дойти. Мы уже столько всего пережили, что искупили все мыслимые грехи, прошлые и будущие. Будет обидно, если окажется, что все было напрасно, понимаешь?

Ну что ты, маленькая… Мы уже прошли больше, чем нам осталось. Мы дойдем. Все будет хорошо, вот увидишь…

Там, где только что прошли путники, прорывается огромный пузырь болотного газа. Сначала поверхность болота вздувается бугром, затем в небо бьет фонтан бурой грязи. Дыра в зыбуне булькает пузырями остаточного метана.

Снова дождь, но уже косой, бьющий в лицо. Ветер усиливается, налетает шквалами. Эрвин тормозит Кристи за веревку, а Джоб остановлен порывом ветра. Уже приходится кричать, чтобы быть услышанным.

Переждем здесь! По-моему, это серьезно!

Может, лучше там?

Не нравятся мне эти кочки!

Шторм усиливается. Покорного, измученного до предела, равнодушного ко всему Джоба подтягивают за веревку и заставляют лечь. Рядом с ним ложатся Эрвин и Кристи. По небу стремительно несутся облака, плотные и черные, как комья грязи. Дождь бьет почти горизонтально.

Держись крепче! Может снести!

Держусь! Откуда этот ураган – с океана?

Значит, он прошел над Счастливыми островами?

Значит. И даже был сильнее там, чем здесь.

Понимаю! Просто жить, дышать и ходить по твердой земле – это уже счастье, верно?

Вот именно!

Ураган еще усиливается, и разговаривать становится невозможно. Вцепившись в болотный ковер, измученные, насквозь промокшие люди впадают в полузабытье. Быстро темнеет. В болото бьют молнии.

Кирпично-красное солнце встает над болотом. Ураган стих. Трое полуобморочных людей ворочаются, силясь встать. Эрвину удается подняться на ноги первым, и, бормоча «подъем, подъем», он помогает Кристи и Джобу.

Он не сможет идти… да и я тоже. Нужен отдых.

Хорошо! Отдохнем, потом пойдем. Вот только устроимся получше. Джоб, сходи вон туда, посмотри место, там, по-моему, посуше. Мы с Кристи пока соберем барахло.

Джоб механически кивает и, освободившись от веревки, размеренно, как автомат, шлепает по лужам туда, куда указал Эрвин, - к кочкам. Сматывая веревку, Эрвин неотрывно глядит ему вслед.

Почему ты вчера сказал, что тебе не нравятся эти кочки?

Потому что там суше, а кусты почему-то не растут.

До ближайшей кочки Джобу остается несколько шагов, когда кочка выбрасывает ему навстречу какие-то тонкие белые нити. В один миг они оплетают его по рукам и ногам. Рывок – и сбитый с ног Джоб барахтается и кричит, скорее удивленно, чем испуганно. Охает Кристи.

На бегу – если неуклюжее шлепанье в мокроступах можно назвать бегом – Эрвин замахивается бичом. Свистящий удар падает на белые нити, но не перерубает их. Второго удара не получается: бич схвачен нитями, вырван из руки Эрвина и втянут в зыбун. Чуя поживу, нити тянутся к Эрвину – он отступает.

Да. Они прорастают прямо в него. Он их питательный субстрат.

Это растение?

Думаю, гриб. Эти нити – его гифы. Мицелий.

Они делают крюк, обходя кочки. На всякий случай в сомнительных местах Эрвин швыряет вперед обломок шеста на веревке. Один раз к шесту хищно тянутся белые нити, и Эрвин успевает выбрать веревку, чтобы спасти хоть обломок шеста.

В зарослях чахлого кустарника прячется небольшое животное – нечто вроде карликовой лани с перепонками на лапах вместо копыт. В кустах слышен шорох, и животное настораживается. Поздно: следует отчаянный прыжок Эрвина с занесенным ножом. Короткая возня – и два полумертвых человека обретают пищу.

Светает. Чадит костерок, на воткнутых возле него палочках жарится мясо. Полтуши животного уже съедено, о чем свидетельствуют разбросанные кости. Эрвин и Кристи подкрепились и отдохнули. Выглядят они, правда, не лучшим образом, но уже не похожи на умирающих. Они смотрят друг на друга спокойно и даже с нежностью. Эрвин касается пальцами лица женщины, и та отвечает на его ласку, прижавшись щекой к его ладони. Все происходит молча. Эрвин начинает снимать с Кристи рваную ветошь, и та в свою очередь помогает ему избавиться от обрывков одежды. И вот мужчина и женщина уже занимаются любовью, ворочаясь в темной пузырящейся луже на болотном ковре. Им нет дела до грязи. Они счастливы. А потом они лежат, глядя в небо с плывущими по нему облаками. Если не смотреть на болото, природа выглядит идиллически.

Мы ведь дойдем до Счастливых островов, правда?

Что?.. Да. Осталось не так уж много. Но мы пойдем завтра. Нам надо отдохнуть. У нас с тобой впереди еще целый день… и целая ночь.

Раньше я не верила, что мы сможем дойти… А теперь вот верю. Знаешь, я хочу спросить тебя об одной вещи… только ты ответь честно…

О какой вещи?

Сперва пообещай, что ответишь честно.

Честное уголовное.

Перестань…

Тогда честное земноводное. Еще пару ночей поспим в лужах, и у нас жабры отрастут.

Ты не шути, ты пообещай по правде…

Обещаю. О чем ты хотела спросить?

Ты ведь все наврал, да? Ты врал с самого начала? Про то, какой ты умопомрачительный вычислитель и как все оптимально просчитываешь? Ты меня успокоить хотел, да?

Почему ты молчишь? Жалеешь меня?

Да. Я все наврал. Ты расстроена?

Нет, что ты. Я рада. Ты даже не понимаешь, как я счастлива! Это ужасно: любить человека, который может рассчитать твою любовь и ввести ее в систему уравнений, правда?

Мне по-прежнему идти впереди?

Так надежнее. Пусть я не вычислитель, но ясно же… Но если хочешь, мы будем идти первыми по очереди.

Ладно уж. Плетись сзади, любуйся на мои кривые ноги…

Они прямые.

Крупным планом – измученное лицо Кристи. Крупным планом – лицо Эрвина, грязное, заросшее бородой и тоже измученное. В его глазах отражается движение его же ног в мокроступах по зыбуну. Плюх-плюх. Чавк-чавк.

В сотне шагов от бредущих зыбун внезапно вспучивается бугром, бугор прорывается, летят ошметки водорослей, и в небо вздымается лиловое щупальце огромного язычника. Оно ростом с телемачту. Эрвин дергает за веревку, заставляя Кристи упасть, и падает сам. Гигантское щупальце описывает круг низко над болотным ковром, проносится над путниками, не задев их, и неспешно исчезает в трясине. Эрвин делает знаки Кристи, и они оба ползут, боясь колыхнуть зыбун. Язычник повторяет попытку схватить их, но они уже вне зоны досягаемости щупальца. Оба тяжело дышат. Надо уходить, но они медлят.

А помнишь ту нашу ночь?

Конечно. Разве можно забыть?

Болото швырнуло ее нам с тобой, как подачку. Больше у нас не будет таких ночей.

Наверное… То есть не будет на болоте. Вот погоди, доберемся до Счастливых островов…

Я буду уродиной там, на Счастливых островах. Даже если отмою всю эту грязь. Там прыщи. Ты и смотреть на меня не захочешь. Саргассово болото просто так не отпускает. А по ночам я буду кричать от кошмаров.

Ты будешь самой лучшей. Самой прекрасной.

По-моему, эта грязь никогда не отмоется…

Отмыть можно все, поверь. Мы забудем прошлое, как дурной сон. А болото забудем в первую очередь, это я тебе обещаю…

Я не смогу забыть. И ты не сможешь.

Кто знает. Во всяком случае, мы с тобой очень постараемся, правда? Ну же! Вставай! Надо идти.

Я не могу! Пусть мы умрем, так будет лучше.

Мы еще можем идти… Мы не умрем.

Я не хочу жить, не хочу!

Нет. Что я должна чуять, что? Ну скажи!

Морской воздух. Воздух открытого моря, а не Саргассова болота. Так пахнет свобода. Счастливые острова близко. Там жизнь, свобода, твердь под ногами и наверняка пища. Осталось совсем немного.

Тебе почудилось.

А я говорю, что осталось совсем немного. День, может быть, два. Думаю, при хорошей прозрачности воздуха мы уже сейчас видели бы вдали вершины островов. Они вулканические, гористые.

А по-моему, этому болоту конца не будет.

Будет. Мы хорошо идем. Если бы у нас было столько сил, сколько в первый день, мы дошли бы уже сегодня. А так – завтра. Вставай, надо идти. Глупо все проиграть, когда мы уже почти выиграли.

И с головой проваливается в топь столь стремительно, что едва успевает вскрикнуть. Рывок веревки швыряет Эрвина лицом в грязь. Он скользит юзом, тормозит ступнями и одной рукой, одновременно пытаясь вытянуть Кристи за мокрую скользкую веревку. Натянувшаяся веревка грозит прорезать край «окна» гиблой трясины, где лениво колышется бурая торфяная взвесь.

Держись… Я вытяну…

Его понемногу подтягивает к «окну» топи. На его глазах один из неумело завязанных узлов на веревке начинает развязываться. Эрвин ползет вперед, надеясь успеть схватить веревку за узлом и, может быть, все-таки спасти Кристи.

Берег одного из Счастливых островов каменист и возле края болота покрыт гниющими водорослями – результат действия приливов. Чуть дальше от края болота берег выглядит очень живописно: крутые холмы, причудливые скалы и совершенно земные сосны, освещенные заходящим солнцем.

Эрвин на четвереньках выползает из болота, валится на бок и сразу засыпает. У него нет сил ни более комфортно устроиться на ночлег, ни даже бегло разведать местность. У него нет сил даже радоваться. Он до предела грязен, оборван и напоминает одну из тех образин, с которыми ему пришлось столкнуться на Гнилой мели. Но главное достигнуто – он дошел! Пусть еще и не до конца осознал это.

Эрвин стонет, просыпаясь, и медленно открывает глаза. Он удивлен. Неужели весь кошмар Саргассова болота позади? Эрвин приподнимается на локте и крутит головой. Да, с фактами не поспоришь: он на одном из Счастливых островов. Эрвин улыбается камням, соснам, траве. Бросив взгляд на болото, что в двух шагах от него, он пугается и быстро-быстро отбегает подальше от него на четвереньках. Успокаивается. Не без усилия встает на ноги и принимается осматривать свои новые владения.

Одолев пригорок, он входит в лес, нежно гладит стволы сосен, перебирает пальцами опавшую хвою, дивится незнакомым деревьям, улыбается каждому яркому цветку. Найдя дерево со спелыми ягодами – алчно рвет их, набивает себе рот, свирепо работает челюстями. Внезапный шорох заставляет его схватиться за нож – но никакой опасности нет. Несколько зверьков, похожих на толстых чешуйчатых зайцев, приблизились и смотрят на Эрвина с доверчивым любопытством. Они явно никогда не видели человека.

Занеся над головой большой камень, Эрвин бросается на них, а им и невдомек, что от этого существа надо спасаться бегством. Булыжник убивает одного из них, остальные отбегают на десяток шагов и вновь усаживаются. На всякий случай (вдруг они плотоядные и могут посягнуть на его добычу?) Эрвин шумит, топает, делает вид, что сейчас набросится, – и прогоняет зверьков.

Сложив сухие сосновые веточки шалашиком, он чиркает зажигалкой. Она не действует. Еще несколько тщетных попыток – и Эрвин с рычанием швыряет зажигалку на землю. Истекая слюной, судорожно дергая кадыком, берет в руки «зайца», принюхивается к нему, но пожирать сырое мясо все же не решается. Эрвин садится и вынимает шнурок из одного ботинка.

Он добывает огонь трением по методу дикарей. Шнурок нужен для лучкового привода. Эрвин яростно двигает луком, и под вертящейся прямой палочкой, прижатой сверху камнем с ямкой, начинает дымиться сухой мох и лесной сор. У Эрвина горят глаза.

Костер догорает, «заяц» почти съеден. Сытый и осоловевший Эрвин укладывается вздремнуть. Из предосторожности он все же оглядывается по сторонам. Зверьки вернулись, сидят неподалеку и смотрят все с тем же доверчивым любопытством. Один ощипывает листья на склонившейся к земле ветке. Эрвин успокоенно вздыхает: ну, значит, не хищники… Можно спать.

Эрвин исследует остров. Найдя долину с горячими ключами, он блаженствует в естественной ванне, исходящей паром. Скребет тело обломанными ногтями, ныряет, фыркает и вновь замирает в полном блаженстве.

Теперь, когда я достиг цели, мне некуда было спешить. Пищи на острове оказалось вдоволь. Для интереса, а главное, чтобы чем-то занять ум, я подсчитал продуктивность островной экосистемы. Вышло, что она может прокормить восемнадцать человек без всякого вреда для себя. Но, кроме меня, на острове, конечно, никого не было. Люди всегда оставляют следы, я бы заметил. Весь остров был в моем распоряжении. Поистине княжеские владения! Климат здесь оказался превосходный, вкусная еда была повсюду – только протяни руку.. Здесь не водились опасные для человека хищники. Сюда не залетали крылатые бестии с болота. О таком месте можно было только мечтать!

На лесной поляне Эрвин строит большой шалаш – на первое время сойдет и такое жилье. Из жуткой образины Эрвин превратился теперь во вполне симпатичного полудикаря – чист, с аккуратной бородкой, в ботинках и набедренной повязке из уцелевшей, тщательно выстиранной ветоши. Повесив на каркас последнюю ветку, он тащит в шалаш полные пригоршни мха – на подстилку.

Мои силы понемногу восстанавливались. Я решил позже построить себе дом – уж какой получится без топора, -- а пока обойтись шалашом. Человек не животное, он должен иметь жилье.

Эрвин поднимается на самую высокую точку острова. На западе открывается вид на Саргассово болото, и Эрвин, едва взглянув туда, быстро отводит взгляд. Зато на востоке – океан! Пронзительная синь до горизонта. На севере и юге видны соседние острова вулканической гряды.

На шестой день я почувствовал себя достаточно окрепшим для большой прогулки. Боже, какая здесь была красота! Как ничтожен перед водной равниной единственный материк на этой планете, плоский и заболоченный не только на периферии! Как ничтожны люди, настолько погрязшие в нескончаемой суетливой возне, в борьбе выгод и тщеславий, что, умея смотреть, они разучились видеть!

Выгнать приговоренного в Саргассово болото, вместо того чтобы скоро и милостиво пристрелить его, и к тому же объявить изгнание в ад гуманностью – это по-человечески. Позволить приговоренному пройти через ад и добраться до рая – это абсурд, а значит, тоже по-человечески.

Я один достиг Счастливых островов, только один! Другие не смогли бы. Матиас – самый умный – сразу понял, что незачем долго мучиться, оттягивая финал. Хотя какая разница, что там он понял… Кто, ну кто мог бы дойти, если переиграть все заново и пустить эту девятку по болоту еще раз? Юст? Пожалуй, этот паханчик мог бы умереть последним, для этого у него были все данные, он даже учиться немного умел – но все равно не увидел бы Счастливых островов. Джоб с Валентином? Никогда. Старик Ян, миссионер церкви Господа Вездесущего? Дудки. О толстой Марии и речи нет. Лейла? Тоже исключено.

Кристи? Кристи могла бы. Но сложилось так, как сложилось, и этого не изменить. Главное – я дошел! Я победил! Шансов дойти, доползти, дохлюпать практически совсем не было на материке, и после Гнилой мели их почти не прибавилось, разве что чуть-чуть, но я лелеял каждый шанс, я собирал и копил их, как скряга копит медяки, и в конце концов я оказался прав, потому что выиграл. Разве это так трудно: всегда просчитывать наиболее разумную линию поведения и не отклоняться от нее?

Восьмерых как раз хватило, чтобы девятый мог достичь Счастливых островов. Какие претензии? Чистое состязание, чистая победа интеллекта. Я просчитывал каждый шаг, принимал в расчет каждый фактор, даже самый мелкий и на первый взгляд незначительный, старался предусмотреть любую случайность, а они просто шли, как бараны, надеясь неизвестно на что… Я не желал им смерти, но смерть каждого шла на пользу, потому что обогащала опытом и позволяла точнее просчитывать ситуации.

Разве я лгал им? Лгать и разумно пользоваться правдой – не одно и то же. В конце концов, я никого не убил своими руками и никого не заставил идти со мной против его воли. Никто не скажет, что я не подвергался опасности. Да, я прошел по их костям, потому что иного выхода не просчитывалось. Я еще на материке понял, что мне придется влюбить в себя девчонку. Я понял, что мне придется воспользоваться Юстом, а потом устранить его чужими руками. А кто мешал им поступить так же? Никто и ничто, кроме слабости их умишек…

Нет, я не подлец. У меня просто не было выбора. Я дошел, потому что действовал правильно. Если бы я вел себя иначе, погибли бы все. Я ни у кого не отнял шанса на спасение – там было нечего отнимать… Никто не вправе упрекнуть меня.

То же место. На горизонте едва-едва видно проходящее судно. Эрвин лихорадочно тащит сырые ветки, швыряет их в костер, кашляет от дыма, приплясывает, машет руками, как полоумный, и кричит, как будто на судне его могут услышать. Судно скрывается за горизонтом. Сидя на скале, Эрвин мычит и раскачивается, обхватив руками голову. Он подавлен.

Каждую ночь и каждый день я подавал сигнал, но все было тщетно. За полгода я обжился на острове и знал его вдоль и поперек. Похоже, на нем никогда не было людей. Я толстел от вкусной пищи и вновь худел от тоски. Тогда я решил обойти всю островную дугу от края до края. Мой остров безлюден, но почему бы не поискать товарищей по несча… то есть по счастью на других островах?

Я решил двинуться на север, а если людей там не окажется, вернуться и пойти на юг. Времени на это не жаль – я еще далеко не стар, и у меня впереди полжизни.

Сквозь руины бетонный конструкций пророс молодой лес. Эрвин на давно заброшенном полигоне. Он внимательно осматривает следы человеческой деятельности, выкапывает из лесного мусора осколок битого стекла, прикасается к насквозь проржавевшим металлоконструкциям, крошащимся под его пальцами. Найдя старую автопокрышку, он падает рядом с ней и нежно гладит ее ладонью, умиляясь и всхлипывая.

Через три месяца я достиг крайнего северного острова архипелага, не встретив по пути никаких следов человека, и несколько дней жил на старом, заброшенном полигоне. Зверье расплодилось на острове и отвыкло бояться человека. Уже по поведению зверья можно было понять, что никаких людей я здесь не найду. Но я не сразу нашел в себе силы пуститься в обратный путь…

Эрвин вновь плывет на связанных бревнах – теперь в обратном направлении. Волны треплют неуклюжее плавсредство, но Эрвина ничто не может остановить. Он только рычит сквозь зубы в ответ на удары волн и продолжает работать веслом, как заведенный.

Спотыкаясь на камнях, Эрвин со всех ног бежит с горы вниз. За его спиной проснувшийся вулкан выбрасывает в небо снопы огня. Вулканические бомбы, падая, поджигают растительность. Людей на этом острове, конечно, нет, и надо скорее уносить с него ноги…

После долгих скитаний Эрвин вновь выглядит дико. Волосы, перевязанные на лбу тряпичной полоской, касаются плеч. Отросшая борода спускается на грудь. Стоя на берегу, Эрвин с тоской глядит в морскую даль. По его щекам текут слезы. Взгляд полубезумен. Дальше нет ничего, кроме воды, это последний остров.

Через год я достиг крайнего южного острова. Позади остался долгий и трудный путь, оказавшийся совершенно напрасным. Я спасся, когда одна зубастая морская тварь перекусила мой плот. Я спасся, когда меня унесло в открытый океан, и сумел найти дорогу обратно. Я обшарил каждый из Счастливых островов. Я не нашел людей.

Я понял, чем я занимался, когда шел с остальными по болоту. Я решал – и блестяще решил! – неверно поставленную задачу. Как бы я хотел переиграть все заново!

Два раза я видел проходящие вдалеке корабли и сигналил, но они не ответили мне. Эти острова не для кораблей. Они для тех, кто дошел.

Вернее, для того, кто дошел. Для единственного. Тридцать девять островов для одного человека!

Слишком много, чтобы хоть в чем-то нуждаться. Ничтожно мало, чтобы со временем не сойти с ума.

Эрвин вновь на том острове, откуда начал путь по архипелагу. Он выбирается из шалаша, идет на берег болота и долго-долго глядит на буро-зеленый водорослевый ковер, на булькающие газами лужи, на кружение крылатых тварей в небе.

И тогда я подумал: а может быть, в один прекрасный день или в одну прекрасную ночь на этот берег выползет еще один полумертвый счастливчик, не доглоданный болотом? Пусть это чудо случится не сегодня, не завтра и даже не через год, лишь бы когда-нибудь оно все же случилось. Ведь оно может случиться когда-нибудь?

Беда была в том, что я знал ответ: никогда. Чтобы дойти до Счастливых островов, чуда недостаточно. Даже летать по воздуху – чего уж проще! – человек научился по точному расчету, а чудеса остались ни при чем. Я дошел только потому, что считал, считал постоянно, ведь обстановка то и дело менялась. Я шел, охотился на головастиков, разговаривал с Кристи и не знал, что буду делать через пять минут, когда закончу расчет. А сейчас я был способен рассчитать вероятность появления на Счастливых островах еще одного спасшегося человека – и не мог заставить себя начать расчет, предвидя его результат. Для этого нужно чудо, даже цепочка чудес, называющаяся хроническим везением. И главное – этот человек должен быть таким же уникальным вычислителем, как я. Но я знал, что на всей Хляби нет никого, кто мог бы сравниться со мною в умении считать. А значит – никто не придет. Никто и никогда. И потекут бесконечные годы…

Ворочаясь на моховой подстилке, Эрвин стонет и скрежещет зубами. И вдруг – замирает, чуть приподнявшись на локтях. Его глаза широко раскрыты. Он тяжело дышит. Горящий снаружи костер освещает крупные капли пота на его лбу. Эрвин выглядит как человек, принявший какое-то важное решение.

Садящееся солнце красит в багряное покинутый Эрвином остров. Эрвин идет назад, на материк. На нем только набедренник и мокроступы. В руках шест, за спиной самодельный, безобразного вида, вещмешок. Двигаться по зыбуну тяжело, шансов дойти никаких, но Эрвин улыбается. Что бы с ним ни случилось – он идет к людям.

Разное

ВЫЧИСЛИТЕЛЬ