|
Андрей НИКОЛАЕВ
ИНТЕРПРЕССКОН-95:
КОЛЬЦО НА ДРЕВЕ РУССКОЙ ФАНТАСТИКИ
Месяц прошел после Интерпресскона-95.
Отгремели аплодисменты, убран мусор и пустые бутылки, высохли слезы прощаний, в пансионате "Восток-6" отдыхают другие люди, ничто не напоминает о шумном толковище по имени Сидоркон...
Наносное схлынулось, забылись мелкие неурядицы, нестыковки, непонимания. Осталось в памяти важное, для чего, собственно, кон и проводился.
Уточню: в этом году у оргкомитета ситуация была очень неблагоприятная для проведения конференции. Но было решено провести - любой ценой, пусть даже с меньшим творческим содержанием, чем кон предыдущий. Вроде того, как проводится нынешний чемпионат России по футболу - жалкое зрелище, лучших игроков забрали давно, но проводить надо, ибо если прервешься, то начинать снова будет крайне сложно. Да и вряд ли удастся сохранить добрые традиции.
Но Интерпресскон-95 удался. При минимуме (по сложившимся обстоятельствам) работы оргкомитета (я не имею в виду собственно работу Сидоровича, она проводилась в экстремальной ситуации, и все, что необходимо, было сделано, пусть и с нарушением разумных сроков; я говорю о рутинной творческой подготовке - мероприятия, семинары, сопроводительные материалы и так далее). Наработки прошлых лет оказались столь мощны, что вытянули и этот кон. Ни у кого из участников (кроме Богуша, но о нем позже) не возникло особых претензий, либо эти претензии не дошли до меня. Но у меня тревоги и опасения есть и должны быть - надо что-то придумывать на будущее, дабы избежать вырождения Интерпресскона в обычную пьянку, как на Фанконе. Нужна новая мощная творческая наполняющая, при сохранении, естественно, всех удачных наработок прошлых лет, в том числе и кона нынешнего.
Теперь попробую задать себе сакраментальный вопрос Михаила Успенского: для чего коны конаются? Возможны варианты ответов, но я четко выделяю три составляющие:
1. Отдохнуть после трудов праведных.
2. Людей посмотреть и себя показать.
3. Зафиксировать некую точку в текущем процессе.
Расшифрую:
1. Тут, пожалуй, и объяснять ничего не надо. Лучший отдых - общение, и каждый общается, как может - кто хором поет песни под гитару, кто бьет посуду в баре. От всего этого остается приятное воспоминание, без конкретных, как правило, эпизодов, но этого не требуется. Отдыхают все, но часть участников приезжает лишь для этого - а где, скажите, еще можно встретить сразу столько хороших людей?
С этой задачей Интерпресскон справлялся всегда, и тревожится здесь не о чем - отдых дело индивидуальное, от оргкомитета требуется только, чтобы бар работал.
2. Здесь я подразумеваю многое. И полемику, и новые знания-впечатления, и долгие разговоры тет-а-тет в кулуарах, столь необходимые для творческой личности, и заключение деловых договоров-соглашений. Значительная часть участников кона ставит это для себя выше всего. Я, между прочим, тоже. Для этого работают семинары.
Здесь есть масса вещей, которые нужно улучшать и улучшать, оргкомитет на эту тему думал и будем работать. На прошедшем коне это еще не вылилось в общее недовольство, создавалось впечатление, что и проходивших семинаров много. Но в последний день Богуш сказал, что ему лично, докладов маловато: "Вот помнишь, на Ефремовских Чтениях в Николаеве? Восемь часов работы, без передыха!" Тогда, помнится, я сказал Диме, что, мол, и того что есть - для некоторых с избытком, но задумался. Да, сделаем больше интересных докладов, обеспечим, как в прошлом году, жесткое расписание и публикацию тезисов заранее - люди придут. Придут, значит будут работать. Это важно. Для всех.
3. Здесь, пожалуй, тоже все ясно. Премии. Для меня они важны и нужны, не только, чтобы украсить конференцию, чтобы был благовидный предлог собраться, но и...
Р Р Р
Я не испытываю цыплячьего восторга, как в прошлом году. Описывать детально Интерпресскон мне почему-то не интересно уже, старею что ли? Но как-то представить читателям происходившее, считаю необходимым. Поэтому осмелюсь предложить фрагменты стенограмм, наиболее ярко иллюстрирующие, на мой, естественно, взгляд, события кона.
Итак, Торжественное открытие, действо отработанное и приятное:
Александр СИДОРОВИЧ (СПб): В очередной раз хочу всех поздравить с открытием Интерпресскона-95.
Я хочу в начале несколько слов сказать об истории Интерпресскона и упомянуть людей, которые имели отношение к его созданию и без которых вряд ли бы прошел нынешний Интерпресскон. Это Володя Ларионов, который помог в Сосновом Бору провести первый Интерпресскон. Это Николай Орехов, который был спонсором второго и третьего Интерпрессконов. Это Леонид Петров, который был спонсором второго Интерпресскона. И большое спасибо Шавшину Михаилу, без которого этот Интерпресскон вряд ли бы состоялся.
Второй год мы проводим Интерпресскон вместе с Николаем Ютановым. Была определенная финансовая поддержка Интерпресскона со стороны издательства "Terra Fantastica" и большое спасибо им и Николаю Ютанову.
Я заканчиваю, и передаю слову Борису Натановичу Стругацкому.
Борис СТРУГАЦКИЙ (СПб): Дорогие друзья! Не знаю как вы, а я счастлив со всеми с вами встретиться вновь. Надо признаться, что за последние месяцы было несколько моментов, когда казалось, что вот-вот все сорвется. Это были очень неприятные моменты. Но благодаря перечисленным выше лицам, а также благодаря нашему дорогому Саше Сидоровичу, который о себе как всегда ничего не сказал и о котором мы должны помнить всегда, благодаря всем им мы все-таки встретились вновь, как бывало уже не раз.
Сложилась уже определеннная традиция, что Б.Стругацкий не сразу раздает торопливо награды, после чего все бегут в буфет, а некоторое время морит слушателей, а главным образом вероятных кандидатов на звание лауреата, испытывая при этом сам с одной стороны некое садистическое удовольствие, а с другой стороны с ужасом думая: а вдруг все-таки какое-то решение принято было неверно? Ибо сомнения остаются всегда.
Должен вам признаться, что, вообще говоря, сделать выбор из семи, десяти, а тем более восемнадцати кандидатов нелегко. Я очень завидую всем вам и самому себе, как члену Интерпресскона, когда я могу назвать три фамилии, когда я могу назвать три произведения, а не ограничиваться кем-то одним. Это очень трудно. И когда ко мне несколько месяцев назад соредакторы журнала "Двести" Бережной и Николаев обратились с рядом вопросов, касающихся техники выбора лауреата, я вынужден был отказаться от такого интервью. И не потому, что есть в этой моей работе что-то секретное, а тем более сакральное. Уверяю вас, ничего нет. Но мне кажется, что все мы, взрослые уже люди, играем в некую игру, и чем запутаннее правила этой игры, чем они непонятнее - тем интереснее. И если я раскрою какие-то свои маленькие секреты, свои технические приемы, которые используются, программку, с помощью которой я выбрасываю случайные числа, то это все, наверное, станет неинтересным. Мне порой приходилось слышать, что выбор Стругацкого очень легко предсказать. Возможно. Но если бы я дал еще вдобавок и такое интервью, то этот выбор стал бы совершенно предсказуем, и какой бы то ни было интерес пропал бы вовсе.
Могу вам сказать, что нынешний Интерпресскон замечателен тем, что практически по всем номинациям отсутствует ярко выраженный лидер, то, что, как правило, бывало раньше. Я просто в восторге от того потока, буквально потока, не просто хороших, а отличных произведений, которые пришли, так сказать, на обсуждение. С одной стороны - я счастлив, а с другой стороны - очень трудно выбирать. Ну посудите сами: вот я для примера возьму что-нибудь... нет, брать для примера нельзя, потому что я нарушу таким образом драматургию происходящего. Вы просто поверьте мне на слово, что никогда еще не было так много кандидатов на первое место передо мною, и никогда еще я не испытывал таких трудностей. И даже если бы я дал интервью Бережному и Николаеву, то мне, наверное, пришлось бы нарушить свои собственные каноны и свои собственные эстетические приемы, потому что я столкнулся с ситуацией, которой доселе не было.
Я, исходя из этого, могу предсказать заранее, что нам предстоит очень сильный разброс мнений. Как вы помните, в прошлом году совпадение было, если так можно выразиться, стопроцентным. Совпадение мнений Б.Стругацкого и участников Интерпресскона в целом. Боюсь, что в этом году совпадений может не быть вообще. Просто потому, что сам Стругацкий метался в поисках наиболее достойного кандидата. И я вовсе на сто процентов не уверен, что этот поиск мне удался. Так что можно предсказать сильный разброс мнений.
Я отчитываюсь вам в том, что я мучился. Я докладываю вам, что мучение это было здоровое, это не было патологией. Это было здоровое мучение, полезное, которое идет на пользу делу и которое является следствием хорошо обстоящих дел в нашей фантастической литературе. И вообще, можно сформулировать такую маленькую теоремку: чем труднее выбор, тем лучше обстоят дела в нашей фантастике. К сожалению, и наоборот - тоже.
Я без особого труда сделал выбор по номинации "Критика и публицистика". Хотя там было несколько прекрасных произведений, но только одно показалось мне подходящим во всех отношениях: и по качеству своему и по своей, если так можно выразиться, сути. Поэтому я с большим удовольствием вручаю премию за лучшее произведение критики, публицистики и литературоведения в области фантастики, опубликованное в 1994 году, каковая присуждается... Вячеславу Рыбакову за сборник "Кружась в поисках смысла".
Аплодисменты. Лауреат поднимается на сцену и получает "Бронзовую Улитку".
Вячеслав РЫБАКОВ (СПб): Какая тут может быть речь? Я счастлив и горд, что подборка статей, которую я постарался организовать в книгу, и которая получилась на мой взгляд книгой, потому что она представляет собой, на мой взгляд и на взгляд издателей ее, этапы моего понимания темы и смысла нашей деятельности, получила эту высокую награду. Я очень благодарен Борису Натановичу. Спасибо ему и всем.
СТРУГАЦКИЙ: Так, продолжаем нашу игру. Вот сейчас я буду иметь возможность продемонстрировать вам то чудовищное положение, в котором я оказался, когда мне надо было сделать выбор по поводу малой формы. Вы посмотрите: Лукьяненко, "Фугу в мундире" - превосходный рассказ, о котором я со всех сторон слышу исключительно положительные отклики, да и сам испытал большое удовольствие его прочитав. Маевский, "Суббота надежд". Я боюсь, что многие не читали этого рассказа, опубликованного в альманахе "Миры". Это замечательный рассказ, на редкость неожиданный и странный, хотя, казалось бы, написан на тему давно привычную и многократно использованную. Панченко, "Псы и убийцы" - в рассказе, казалось бы, не так уж много нового, но написан он настолько энергично, страшно, и я бы даже сказал, зловеще, что я ломал голову: да или нет, да или нет? И до сих пор ломаю. Саломатов, "Мыс дохлой собаки". Я читал где-то интервью Саломатова, в котором он сказал, что он ни какой не фантаст, а просто пишет реалистическую прозу. Истинно так. Я всегда утверждал, что лучшие образцы реалистической прозы - это всегда фантастика. И Борис Штерн, "Кощей Бессмертный - поэт бесов". Ну Штерн - это Штерн! Что можно добавить к этому? Штерн - это Штерн!
И вот я, из пяти великолепных рассказов... я не говорю о других, там есть прекрасные произведения тоже, но эти вещи произвели на меня наиболее сильное впечатление... Ну я мучился, мучился... Страдал...
Премия, господа, за лучшее произведение малой формы в области фантастики, опубликованное в 1994 году, присуждается... Борису Штерну за рассказ "Кощей Бессмертный - поэт бесов".
Аплодисменты. Лауреат поднимается на сцену и получает "Бронзовую Улитку".
Борис ШТЕРН (Киев): Ребята, в семьдесят первом году я написал свою первую повесть, она была такая школярская, легкомысленная, но веселая. Ну кому послать? Братьям Стругацким! Я узнал адрес Бориса Натановича, отправил ему повесть, а сам ушел в армию. Борис Натанович ответил мне, в Одессу, что, мол, ничего, попробуем опубликовать... Ничего из этого не вышло... Письмо переслали мне в часть, под Ленинградом, я тут же позвонил и Борис Натанович говорит: сегодня суббота, вечер, в понедельник я уезжаю в Польшу, значит - завтра, в воскресенье. Надо явиться, поговорить... Потому что очень хочется с Борисом Стругацким поговорить. Начальства уже нет, все ушли по домам. Я иду к старшине и говорю: Василий Васильевич, мне нужно в Питер. Он отвечает, глядя на меня: Я не могу выдать тебе увольнительную за шестьдесят три километра (Питер от Лебяжьего находится в шестидесяти трех километрах), это будет дезертирство, я могу выдать тебе увольнительную поближе, через забор. Но, если ты считаешь, что ты должен повидаться с Борисом Стругацким, то бери на себя эту ответственность. Но он ничего не знает, ни за что не отвечает - утром уедешь, вечером приедешь. Хорошо. Я утром, часов в пять, дурак еще был, через забор, на электричку, приезжаю в Питер. Встречаюсь с Борисом Натанычем... В военной форме, весь такой... Я испытываю... ну как вам объяснить? Кормим кота... И потом, я впервые был в Питере. И я весь день ходил по Питеру. Мне Василий Васильевич, старшина, сказал: не пить! Ни пива, ни водки, ничего! Но на каждом углу продается! И я хожу... и пью. Хожу по Питеру и пью. Почему я не попался патрулю, и почему меня не сделали дезертиром - неизвестно. Но я все-таки вернулся, я все-таки перелез через забор и я...
СТРУГАЦКИЙ: Боренька, и вы стали прекрасным писателем. Я счастлив вручить вам этот приз.
Ну вот. А теперь средняя форма. Примерно та же самая ситуация. Анатолий Ким, "Поселок кентавров" - это же классика, можно сказать, русской литературы! Моисеев, "Спасатель". Здесь ни разу не упоминалась эта вещь, а, между прочим, это превосходная повесть, превосходная, опубликована в "Уральском следопыте". Слаповский, "Война балбесов". Слаповский дал несколько вещей, в том числе и роман, о котором речь пойдет позже. "Волна балбесов" отличная вещь. Успенский, "Дорогой товарищ Король". Ну, Успенский, господи, Михаил Успенский, прекрасная повесть! Щеголев Саша, "Ночь навсегда". Одна из лучших вещей, которые я читал за последнее время. И вот я должен был делать выбор... Прошу мне посочувствовать. Я его сделал.
Премия за лучшее произведение средней формы в области фантастики, опубликованное в 1994 году, присуждается... Александру Щеголеву за повесть "Ночь навсегда".
Аплодисменты. Лауреат поднимается на сцену и получает "Бронзовую Улитку".
Александр ЩЕГОЛЕВ (СПб): В прошлые годы, когда я как сейчас сидел и ждал: - я или не я, позовут или не позовут? - я лихорадочно готовил речи. Сегодня я речи не готовил, хотя я человек и не суеверный. Вместо речи я, пожалуй, ограничусь одним словом, скромно и без затей скажу: наконец-то!
СТРУГАЦКИЙ: Ну и, наконец, крупная форма. Тоже очень тяжелая ситуация. Прекрасные романы пишут наши люди. Курков, "Бикфордов мир" - отличная вещь. Лазарчук, "Солдаты Вавилона", уже, по-моему, награждались. Логинов, "Многорукий бог далайна" - слава богу, удалось включить эту вещь в списки. Прекрасный роман, совершенно неожиданный. И смотрите какой диапазон огромный: от Куркова, "Бикфордов мир", произведения крайне, скажем так, правого типа, до "Многорукого бога...", произведения крайне левого типа, произведения уже настолько фантастического, что, казалось бы, переходит куда-то в раздел притч и фольклора. Роман Слаповского "Я - не я". Тот кто не читал, многое потерял, прекрасная вещь. Ну и Успенский, "Там, где нас нет". Опять же - Успенский есть Успенский. Тяжело мне было делать выбор, еще, может быть тяжелее даже, чем в предыдущей номинации. Я его сделал.
Премия за лучшее произведение крупной формы в области фантастики, опубликованное в 1994 году, присуждается... Андрею Лазарчуку за роман "Солдаты Вавилона".
Аплодисменты. Лауреат поднимается на сцену и получает "Бронзовую Улитку".
Андрей ЛАЗАРЧУК (Красноярск): Спасибо. Искренне совершенно говорю: не предполагал. Почему - не знаю. Спасибо. Я действительно растерян.
СТРУГАЦКИЙ: Ну, я исчерпал свой запас "Улиток", и надо вам сказать, что я твердо решился: я буду просить Сашу Сидоровича и вообще всех людей, от которых это зависит, все-таки дать мне возможность хоть изредка давать не одну "Улитку" по каждой форме, а две. Я бы чувствовал себя гораздо более свободно: выбирать было очень трудно. Спасибо за внимание.
Андрей Николаев объявляет лауреатов премии "Интерпресскон" и вручает статуэтки. Речи лауреатов:
Святослав ЛОГИНОВ (СПб): Vox populi - vox dei. Я долго-долго полз по склону вот к этой улитке. Спасибо.
При оглашении присуждения премии повести Сергея Казменко "Знак дракона" зал встает.
Сергей ЛУКЬЯНЕНКО (Алма-Ата): Что я могу сказать? Как говорил Борис Натанович, что для него был крайне труден выбор, так же и для меня, когда я смотрел на список было понятно, что здесь очень много прекрасных рассказов. И даже для себя, при всем свойственном каждому писателю честолюбии, я не мог честно поставить свой рассказ на первое место. Но если вы так посчитали, это для меня очень большая награда. Спасибо.
Вадим КАЗАКОВ (Саратов): Спасибо всем собравшимся за благосклонность к моему нахальству, спасибо миру книг братьев Стругацких, без которого не было бы этой вещи, всем спасибо, извините за внимание.
Маленькое нововведение на этом коне - вручалась премия "Звезда фэндома". Подробно останавливаться на этом не вижу смысла, я, как и все, хлопал Завгороднему от всей души.
Но одна деталька сильно тревожит меня.
Естественно я говорю о премии "Интерпресскон". Я ее люблю, это понятно. И хочу, чтобы она была лучше. Собственно, я люблю и "Бронзовую Улитку" и "Странник", но в первом случае изменять и улучшать ничего не требуется - любое решение Б.Н. принимается, как данность, поскольку премия лично его, а во втором случае я сделать практически ничего не могу. Впрочем, к "Страннику" я еще вернусь.
А теперь о премии "Интерпресскон" - нашей, общей премии. Неоднократно высказывались упреки, что не тем даем. Ну и что, я сам не всегда доволен результатами, но ведь и полного счастья в жизни не бывает. Неоднократно высказывались предположения, что результаты премии можно... Нет, фальсифицировать нельзя, здесь я прилагаю максимум усилий, чтобы даже подозрений не возникало. И не возникает. Но, так сказать, пролоббировать можно. Пока высказывались лишь предположения. Внимательное изучение списков голосовавших и итогов голосования этого года и прошлых лет показывает - пока это только предположения. Да, конечно, личность автора иногда влияет на результаты, влияет и еще ряд факторов, не всегда имеющих отношение к литературе, например, удачно проведенная агитационная кампания, как в случае с доктором Кацем. Но, прямого лоббирования не было. Казалось бы чего беспокоиться?
Перед Интерпрессконом мне позвонил один хороший знакомый и сказал, что группа, так называемых "толкинутых" вышла на него и через него спрашивает: могут ли в день голосования приехать тридцать человек и получить бюллетени? Я заявил, что голосование открытое - пожалуйста, пусть приезжают. Что я при этом чувствовал, неважно. Я уважаю всех людей, искренне любящих фантастику. Но тридцать человек! И, самое главное,- вопрос провокационный. Хочешь голосовать - приезжай и не спрашивай. Но, слава гомеостатическому мирозданию, при изучении списков голосующих большого количества неизвестных мне фамилий я не обнаружил.
Далее. Почему я вообще встрепенулся? Есть такой отличный парень - Антон Первушин. Его пока мало кто знает. Действительно мало. Его известность пока не выходит за пределы Питера, он посещает семинары Стругацкого и Балабухи и публикует неплохие рассказы в молодежной газете. Даже члены семинара Стругацкого не всегда могут вспомнить его. К чему я это? Он приехал в день открытия в окружении пяти друзей. И по результатам голосования премии "Звезда фэндома" занял пятое место (с тремя первыми и четырьмя вторыми в бюллетенях), обойдя таких известных людей, как Байкалов, Чертков, Лукин, Васильев, Вершинин - это из тех, что в десятку попали. Я ничего против Антона Первушина не имею, отнюдь. Но реально вижу угрозу, как какой-нибудь питерский фантаст, привозит с собой весь свой клуб на день открытия, то есть голосования. И даже ничего просить не надо - члены клуба твое произведение читали точно, а остальные позиции списков - бабушка надвое сказала. При такой ситуации питерские фантасты оказываются в выгодном положении - из Урюпинска клуб не привезешь.
Это для нас прозвучал звонок. Серьезный звонок. Даже, если Антон честно занял причитающееся ему место, случай приоткрыл проблему, к которой раньше относились... ну, не очень серьезно, как к чему-то гипотетическому, далекому и нереальному. Будем думать.
Еще несколько слов по процедуре голосования. В этом году мы ввели новую систему. Вроде бы претензий нет. У меня в том числе - итоги оказались много интереснее, дают гораздо больше пищи для глубоких раздумий. Да и голосовать было приятнее. Единственное замечание и улучшение на следующий год - надо чтобы голосующий не вписывал от руки кандидатов, а чтобы у каждой позиции были клеточки с цифрами - зачеркни единицу у своего избранника, двойку и тройку у двух других. Для чего? Ну, во-первых, быстрее и проще, во-вторых, при нынешней системе хоть и для членов счетной комиссии, но все же анонимность голосующего нарушается - по почерку опознать можно, в этом году уже в узком кругу кое-кого опознали. Таких претензий быть не должно.
И еще выхожу на ваш суд, господа, с такой проблемой: в этом году можно было не вписывать второе и третье место. Мы руководствовались рядом вполне понятных соображений. Но практика моментально показала: искренне желаешь победы своему избраннику - не ставь никого на вторые и третьи места, не добавляй очков конкурентам. Сообразили это не все, но многие. Тем не менее, многие честно поставили достойных на вторые и третьи места, но не все. Проблемка... И как к ней подступиться - не имею ни малейшегопредставления. "Интерпресскон" - наша премия, помогайте советом, давайте вместе решать.
Рассказывая об Интерпрессконе, естественно, нельзя не сказать о "Страннике". В этом году все было проведено на высоком уровне - нет сомнений. Нет претензий к организаторам, есть только теплые слова благодарности. И лауреаты, бесспорно, достойное. Но не бывает бочек с медом, без этого... самого... дегтя. Присуждения по двум позициям вызвали недоумение в зале. А у меня еще и резкое неприятие, правда, по другим причинам. Сначала о первом впечатлении. Номинация: "Редактор/составитель". Естественно было бы предположить, что главным претендентом является единственный регулярный журнал фантастики "Если". Большая аудитория (тираж пятьдесят тысяч), ежемесячная периодичность, прекрасное оформление, проза - на уровне. Тем не менее, присуждается премия главному редактору журнала "День и ночь" Роману Солнцеву. Редактору журнала, который фантастику периодически печатает - и только. Зато - Лазарчук, Успенский, Геворкян, Пелевин, Лукьяненко, анонсирован Столяров... По номинации "Критика, публицистика" - премия вручается... "Зомбификации" Пелевина, при наличии в списке действительно критических, литературоведческих работ Рыбакова и Ланина!
Но, в конце концов, это дело жюри, оно профессиональное. У меня лично выбор именно этих лауреатов не вызывает претензий. Однако! Я член номинационной комиссии "Странника" и работал честно, как и все остальные. Мы обсуждали кандидатуру Романа Солнцева и не внесли в номинации при четырех голосах против. Рассказ Пелевина был отнесен к "малой форме" общим решением номинационной комиссии.
Настораживает отношение членов жюри к номинационной комиссии. Андрей Михайлович Столяров, присутствовавший на одном из заседаний номинационной комиссии "Странника" в качестве наблюдателя от жюри, заявил, что его роман "Я - Мышиный Король" не вошел в жанровые списки фэнтези исключительно по той причине, что педагог Стругацкий решил вставить в семерку рассказ любимчика Логинова "Мед жизни". Я был возмущен и сказал: решение общее, если не нравится - увольняйте всю комиссию, вы нас сами приглашали, никто не напрашивался. Очень серьезный Борис Натанович, сказал, что это оскорбление его как члена комиссии, и как ее Председателя, обвинение как в интригах, так и в некомпетентности. И как же теперь рассматривать ситуацию, когда жюри на Сибконе вносит два изменения, и оба кандидата, вставленные волей жюри, становятся лауреатами? Ответ напрашивается один - комиссия некомпетентна. И, если честен, должен выходить из комиссии сам. О чем я очень корректно и тихо сказал Стругацкому сразу после вручения. Он ответил: после поговорим.
После был банкет. Но еще до него я просмотрел врученные вместе с пригласительным билетом бумаги о премии "Странник". Цитирую: "Составленные номинационной комиссией списки рассылаются членам Литературного Жюри, которые имеют право выдвинуть в каждой категории еще по одной кандидатуре, которая - по той или иной причине - могла быть пропущена комиссией, однако достойна участвовать в конкурсе". Кандидатура Романа Солнцева не была пропущена, она обсуждалась, что может засвидетельствовать ответственный секретарь "Странника", обязанный хранить протоколы. И еще цитата: "Доработка номинационных списков может быть осуществлена не позднее двадцатого февраля года, следующего за номинационным". Сибкон, на котором и произошла доработка, проводился, как известно с девятнадцатого по двадцать шестое марта...
Банкет был классным - всего вдоволь и звучали прекрасные речи благодарности учредителям. Я особо хочу подчеркнуть - какие бы лауреаты не были названы, к учредителям нет и не может быть никаких претензий. Скажу о себе: когда Сидорович и я придумали "Бронзовую Улитку" - мы сразу выбрали жюри - Б.Н.- и обеспечиваем только техническую сторону; когда мы придумали премию "Интерпресскон" - то сразу же было выбрано жюри, и мы обеспечиваем техническую сторону; кому бы ни достались премии, мы к этому не имеем отношения, то есть имеем, но на общих основаниях. Также и Николай Юрьевич Ютанов - прилагая массу средств и усилий, он не имеет отношения к процессу определения лауреатов, его можно упрекнуть лишь в том, что девочки на церемонии вручения слишком высоки - мне такие не очень нравятся... или там, что на фуршете сок был такой, а не мой любимый... Но не более. За лауреатов отвечает ЖЮРИ. Мне же еще раз хочется поблагодарить Николая Юрьевича за прекрасный праздник.
После первых тостов на банкете, когда гости уже встали с мест и тихо переговаривались компактными группами, я подошел к Андрею Геннадьевичу Лазарчуку. И вдвоем тихонько, мы проговорили минут пятнадцать, в частности затронули тему присуждения по номинации "Редактор-составитель". Напрасно, ты, Андрюша, возмущаешься,- сказал Лазарчук.- Если бы ты знал, сколько крови стоит Солнцеву протолкнуть журнал, какой ценой ему это достается, а произведения-то опубликованы отличные... (я не ручаюсь за достоверность слов, но за смысл ручаюсь).- Андрей Геннадьевич,- спросил я,- могу ли я интерпретировать ваши слова, как то, что премия "Странник" по этому разделу вручается за администрирование, а творческая составляющая не имеет определяющего значения? Я не помню, что Лазарчук ответил, но посмотрел он на меня, как на распоследнего дурака.
Я действительно ни черта не понимаю в критериях жюри премии "Странник"! С этим горьким чувством я и сел на свое место уткнувшись в тарелку с сочным бифштексом. Через несколько минут, заметив мое мрачное состояние, ко мне подошел Б.Н. Поговорили. Я изложил свои мысли и чувства. Борис Натанович сказал, что подошел разубедить меня, но выслушав, склонен со мной согласиться. Но просил подождать с решением о выходе месяц. Месяц прошел. И я действительно успокоился и изменил решение: я останусь в номинационной комиссии "Странника" пока не выгонят, и буду работать честно. (Правда я сразу решил, что всеми силами буду проталкивать в злополучную номинацию "Новый мир", "Звезду", "Неву" и "Аргументы и факты", поскольку те напечатали уже фантастику). Но, все встало на свои места само собой - номинационную комиссию "Странника" распустили, чтобы осенью набрать новую. Хоть в чем-то мое суждение совпало с позицией жюри - комиссия по обоюдному мнению оказалась некомпетентна.
По-честному, этот Интерпресскон лично мне многое дал - я спорил до хрипоты, пытаясь определиться в некоторых вопросах текущего литературного процесса и своего отношения к нему. Пищи для размышлений получил достаточно и очень доволен. Раз это смог сделать я, то вполне мог и каждый другой гость Сидоркона, кто хотел. Попробую проиллюстрировать мои слова на собственном примере, приведя фрагмент стенограммы пресс-конференции лауреатов всех трех премий:
Андрей НИКОЛАЕВ (СПб): Вопрос к Казакову. Вадим Юрьевич, вы считаете "Полет над гнездом лягушки" критическим произведением? Или это все-таки художественная проза?
КАЗАКОВ: Критическим произведением - не считаю, художественной прозой - не считаю, считаю своеобразной разновидностью литературоведения.
НИКОЛАЕВ: А вы не считаете, что подобным образом создаете прецеденты, и мы рано или поздно вместо критики, которую призывает писать Алан Кубатиев, будем получать стилизованные под критику романы и рассказы? И сразу же вопрос к Штерну. Борис Гедальевич, а вы считаете "Второе июля четвертого года" критическим произведение?
ШТЕРН: Это вопрос к Сомерсэту Моэму.
НИКОЛАЕВ: Как вы считаете, это критическая работа или художественная. Вы писали повесть?
ШТЕРН: Не знаю. Повесть, рассказ, новелла, роман - это для меня неизвестно. Я не знаю как это называется.
СТРУГАЦКИЙ: Андрей, я думаю, что вы зря терзаете Бориса Гедальевича, потому что ведь это не он вставил в номинацию по литературной критике свое произведение, а вставили мы, номинационная комиссия.
НИКОЛАЕВ: Да, Вадим Казаков - председатель. До него я и хочу докричаться.
ШТЕРН: Добавлю, что я еще переводил "Второе июля четвертого года" с английского, которого не знаю совершенно. Так что вопросы совершенно не ко мне.
ЛАЗАРЧУК: Андрей, извини, что я вклиниваюсь, мы как-то уже касались этой темы и определи, что существуют не только критика и художественное произведение. У нас есть критика, публицистика, эссеистика, масса вещей, которые не являются художественными в полной мере, но говорят о литературе. И если человек таким способом пытается высказать свое мнение, то флаг ему в руки.
НИКОЛАЕВ: Андрей Геннадьевич, а, например, вы считаете что "Сумма технологии" Лема - это не художественное произведение?
ЛАЗАРЧУК: Нет, это не художественная проза. "Сумма технологии" - это чистая эссеистика. Это большое эссе. Есть такая форма - эссеистика, когда писатель пишет не художественное произведение и не о художественном произведении, а на какие-то несколько отвлеченные темы.
КАЗАКОВ: Андрей Анатольевич, еще маленькое замечание насчет того, кто включал "Второе июля четвертого года", "Зомбификацию" и мое произведение в номинации по критике. Поскольку председатель включил в номинацию, а члены комиссии не возражали, тем самым моя личная ответственность превращается в коллективную ответственность. Или в коллективную безответственность, как угодно. Это первое. И второе по поводу создания прецедента. В доброй старой Англии вся юридическая система прекрасно держится на системе прецедентов и разваливаться пока не собирается. Ну и нам дай бог тех же успехов.
НИКОЛАЕВ: Вот вы и создали прецедент,- не первый уже, учитывая труд доктора Каца,- который приведет к подмене критики художественной прозой.
СТРУГАЦКИЙ: Андрей, ну не приведет, честное слово не приведет, я уверен в этом.
НИКОЛАЕВ: Прекрасный рассказ Пелевина получает премию за критику!
СТРУГАЦКИЙ: Ну и что? Вот если бы он премию не получил...
НИКОЛАЕВ: Выходит, нам критика не нужна. Вообще не нужна.
СТРУГАЦКИЙ: Очень нужна.
НИКОЛАЕВ: Выходит, что вместо литературоведения нам нужна проза, причем в таких количествах, что мы готовы ею подменять и критику.
СТРУГАЦКИЙ: Это все терминология. Какая разница как обозвать созданное прекрасное произведение. Ну какая разница?
НИКОЛАЕВ: Для чего существуют премии? Изначально? Не для того, чтобы наградить, а для того чтобы стимулировать развитие направления.
СТРУГАЦКИЙ: Нет! Нет! Нет! Премии существуют исключительно для того, чтобы сделать хорошему человеку приятно. Больше никакого назначения у премий нет, все остальное - выдумка. Побуждение, возбуждение... это все выдумка. Ну неужели человек будет писать хороший роман только потому, что где-то там ему светит премия?
НИКОЛАЕВ: А для чего вы думаете написал свой труд доктор Кац?
СТРУГАЦКИЙ: Ну не для премии... Андрей, поверьте, я профессиональный писатель, пишу сорок лет. Я ни разу в жизни не писал даже микроскопической заметки, имея в виду какую-то премию. Гонорар я в виду имел, премию - никогда. Еще есть вопросы к лауреатам? А то мы опять в терминологию въедем.
Михаил ЯКУБОВСКИЙ (Ростов-над-Дону): Может кто-нибудь из лауреатов простыми и доступными максимально словами объяснить: что есть турбореализм?
ЛАЗАРЧУК: Если вы мою книжку держали в руках, там на клапане коротко и по-моему вполне доступно написано, что это такое. Турбореализм - не есть фантастика. Это что-то похожее на утку, которая ходит как утка, которую можно съесть как утку, но которая в то же время не утка. Так вот, турбореализм - это похоже на фантастику, пишется примерно теми же людьми, но это не есть фантастика. Пример от обратного. Любой исторический роман явно выдуман. В то же время, к нему относятся как к реалистической прозе. Любой производственный роман, роман из современной жизни явно выдуман, потому что он описывает события, которые не происходили. Точно так же мы можем сказать, что мы живем в мире, состоящем из вымышленных образов, мы живем в вымышленном, описанном мире. Вот если мы так это себе представим, то мы не увидим разницы между тем, что пишут фантасты и авторы исторических романов. Мы очень долго пытались понять что мы пишем, почему нас так нервирует, когда к нам обращаются как к фантастам. Меня это дергает, бьет по нервам, не люблю я этого. Вот. Оказывается, турбореализм чем-то похож на фантастику, но это не есть фантастика в полном смысле этого слова.
НИКОЛАЕВ: Андрей Геннадьевич, а премии по фантастике это не противоречит получать?
ЛАЗАРЧУК: Дают - так беру.
НИКОЛАЕВ: А учреждать самим профессиональные премии по фантастике, фантастику не создавая, работая в другом жанре? Это не противоречит вашим принципам? То есть не пиша фантастику и не собираясь ее писать, вы тем не менее берете на себя смелость присуждать профессиональную премию в области фантастики.
ГЕВОРКЯН, ШТЕРН, АШМАРИНА, ЛАЗАРЧУК и другие ответили одновременно - реплики разобрать было не возможно. Какое-то время шла бессодержательная полемика. Наконец Стругацкий властью председателя прекратил этот базар.
НИКОЛАЕВ: При нелюбви к фантастике, можно ее профессионально оценивать. Вот что я выяснил.
СТРУГАЦКИЙ: Не ПИША фантастику.
НИКОЛАЕВ: При НЕЛЮБВИ к фантастике.
СТРУГАЦКИЙ: Нет, нет, нет. НЕ ПИША фантастику. Фантастику можно любить, но не писать. А писать турбореализм. И любить фантастику. Андрюша, вы сегодня чего-то в терминологию впали.
Вот так вот. Трудно во всем разобраться. Вопросы, которые волнуют меня, почему-то, оказывается, сводятся к терминологическим разборкам. На одном из заседаний жюри "Странника" (прошу прощения, что возвращаюсь к этой теме), я просил уточнить термин "фэнтези", и прочих жанров, чтобы знать кого вставлять в номинации по жанрам. Я был скручен в бараний рог, связан и оплеван: "Нельзя сформулировать! - было сказано мне,- вставим по наитию, по внутреннему ощущению: фэнтези то или иное произведение или нет". Я предлагал "Я - Мышиный Король" вставить в номинацию "Меча в камне": "Не ФЭНТЕЗИ!" - ответили мне. А потом Андрей Михайлович обвинил нас в интригах - из-за "терминологической" неразберихи. Таких примеров из своей практики могу привести множество...
Но я доволен. В этом и есть жизнь. В этом и есть смысл Интерпресскона. Сказать - и быть услышанным. Услышать - и думать. Даже, если сперва тебя осмеяли, слова твои запомнились. Даже если сперва посмеялся - чужие слова не забылись.
В конце статьи желательно было бы сделать выводы: прошедший Интерпресскон показал то-то и то-то, наводит на такие-то и такие-то размышления... Показал. Наводит.
Главный итог: он зафиксировал... что? Не знаю, время покажет. Главный вывод: надо готовиться к Интерпресскону-96. Вчера как раз начали.
P.S. И все-таки не могу удержаться, скажу о праздничном концерте. Здорово. Когда Бережной сказал, что посвящает первую песню памяти Виталия Ивановича Бугрова, зал встал. Юлий Буркин выступил с новой программой, и я каждый день сейчас по несколько раз смотрю видеозапись. Здорово он поет, а его песни не разумом, а чувством понимаешь - спасибо, Юлий. И Лукин... Скажу как Стругацкий: Лукин есть Лукин, что тут еще добавить?! Спасибо, всем троим за прекрасный концерт. Спасибо всем, кто благосклонно концерт слушал и аплодировал. Спасибо всем, кто приехал в гости на Интерпресскон. Ждем вас в следующем году.