Святослав ЛОГИНОВ

О ВРЕДЕ КРИТИКИ

Давно стало общим местом, что критик является главным и безусловным врагом литературы. Мнение это сложилось в те времена, когда критиков у нас было гораздо больше, чем писателей, а всякая недоброжелательная рецензия, даже если и не была политическим доносом, немедленно перекрывала кислород автору. Однако, не вполне ясно, в чём состоит этот вред в условиях близких к человеческим.

Доходит до того, что многие думают, будто критик вредит тем, что просто обижает ругаемого литератора. Печальное заблуждение! Критик вреден не только в условиях тоталитарного общества, а просто самим фактом своего существования.

Известны случаи, когда одно высказывание критика уничтожало прекрасного писателя. Но неужели читающая публика настолько тупа, что не может самостоятельно отличить хорошее от плохого? Увы, это так. Александр Дюма, кажется, единственный случай писателя, пробившегося к читателю вопреки мнению высоколобых. Люди привыкли доверять специалистам, и то, что в литературе вместо специалистов засели самозванцы, понять и принять очень трудно. Люди, даже те, что читают много, на самом деле, читают мало. В основном мы знакомы с родной литературой по урокам литературы, а здесь открывается широкое поле для обмана.

Чем же руководствуются критики, разделяя литераторов на овец и козлищ? Ведь не всегда они ругают хорошее и превозносят дурное. И, главное, чем они руководствуются, когда ЗАМАЛЧИВАЮТ неугодного автора?

Конечно, иной раз верно утверждение, что критик это несостоявшийся писатель, который мстит своим более удачливым собратьям за собственную ущербность, но об этих уродах мы говорить не будем. Поверим, что критик искренен в своих намерениях. В этом случае основным критерием литературоведа является возможность "умного" анализа.

В художественном произведении можно вычленить три основных момента: стиль, увлекательность сюжета, достоверность образов. Не повредит и наличие социальных или иных проблем. Тут-то и оказывается, что литературному анализу доступны лишь проблемы и, отчасти, достоверность образов. Разумеется, опытный критик может разгромить несостоятельного графомана, полностью лишённого профессионализма. Но если автор складывает слова чуть пристойней Василия Головачёва, то придраться к нему уже тяжело. А что такое увлекательность сюжета - и вообще никто нс знает.

Вот и оказывается критик загнан в двухмерную клетку образов и проблем. При этом следует помнить, что анализ должен быть "умным", ибо критики тоже "хочут образованность показать". Поэтому те произведения, в которых проблемы названы открытым текстом, литературоведа не интересуют. В крайнем случае, он обзовёт его поверхностным или легковесным.

Анализировать поднятую другим проблему умеет всякий, труд этот лёгкий и почётный, и в результате наша критика из области литературы нечувствительно переползает в смежную область социологии. В зарождающейся критике русской фантастики эти функции с успехом выполняет Сергей Переслегин. Фантастика во все времена была социологизированной литературой, и посему эта опасность грозит ей весьма ощутимо. Что же касается так называемой "большой" литературы, то здесь приходится либо пробавляться разбором образов, либо копаться в изломанной психике современного героя. Нетрудно догадаться, что в нынешнем веке последнее занятие куда более почетно. Разумеется, всякий литературовед станет приветствовать сочинение предоставляющее ему материал для самоутверждения.

Таким образом из общего потока вычленилась "серьёзная" литература, "которая, несомненно, тоже интересна для сотни любителей и десятка критиков". С подачи критического лобби ей даются престижные премии, о ней пишут толстые журналы, её прочат в правопреемники русской классики, ей пророчат бытие в веках. И всё это скопом, не задумываясь о реальных художественных достоинствах произведений.

Увы, у апологетов "серьёзной" литературы весьма неплохие шансы на победу, потому что именно они преподают в университетах и институтах, составляют школьные программы и, вообще, формируют общественное мнение. В недавнем выступлении по Петербургскому радио М. М. Чулаки напрямую сказал об этом.

А фантастика оказалась загнанной в своеобразное гетто, и кое-кто из деятелей фэндома даже считает, что так и должно быть.

Последнее время много говорится о необходимости создавать собственную критику фантастики. Однако, в условиях гетто подлинной свободы не будет все равно. Критик-непрофессионал с трудом поднимается выше уровня школьного сочинения. Нет, в гетто и критика будет какая-то тюремная. Вне общего потока не может быть нормальной жизни, и потому крайне ненормальным кажется такое положение, когда детектив сидит в своей норке, историческая проза - в своей, из фантастики начинает вычленяться и окукливаться фэнтези, научно-художественная проза прозябает на особицу, а где-то в сторонке тлеет неудобочитаемая, но зато уважаемая всеми и особенно критикой "большая" литература. Никакое критическое самообслуживание подобного положения изменить не сможет. Более того, даже если какие-то критики и обратятся к презираемым жанрам, это всё равно ни к чему не приведет.

Известно достаточно большое количество монографий, посвященных фантастике и написанных крутыми профессионалами (Бритиков, Урбан, Чернышева, Зеркалов и т.д.), но тем не менее именно эти их работы остаются незамеченными в академических кругах.

И все же, при желании и некотором количестве денег эту твердыню легко разрушить.

Представим себе следующую ситуацию: некое коммерческое издательство возжелало за свои деньги обрести статус "серьезного". Обычно для этого издаётся пара-тройка заведомо убыточных, но зато хвалимых книг. Но ведь можно пойти и по другому пути - заказать хвалебные литературоведческие разборы маститым критикам. И платить им как самым что ни на есть коммерческим авторам. Разумеется, поначалу это не приведет ни к чему. Коллеги деликатно не заметят бестактности одного из посвященных. Но сам-то автор свой опус заметит! Ведь он потратил на сочинение двадцатилистового тома по меньшей мере полгода и кроме денег жаждет еще какого-либо профита. И тогда он включит положения из своего труда в лекции, которые читает в Институте Культуры, Литинституте, на филфаке какого-нибудь университета и т.д. Причем, будет это делать на полном серьезе, ведь не может же он признаться перед студентами, что халтурил, польстившись на жирный гонорар. Воспитанные им юные снобы воспримут новую парадигму и понесут ее в массы. Пройдет еще лет двадцать, идея, купленная за пару тысяч баксов войдёт в массы и многострадальные школьники на уроках начнут препарировать образ Максима Камерера. Писать фантастику станет не только выгодно, но и почетно, хотя читать ее станут куда меньше.