Андрей НИКОЛАЕВ, Александр СИДОРОВИЧ

Доклад на отчете номинационной комиссии ("Интерпресскон-1998")

 

Цель данного доклада рассмотреть сложившуюся ситуация вокруг премий "Бронзовая улитка" и "Интерпресскон" и их перспективы. Без краткого обзора предшествующих событий, как представляется, не возможен анализ настоящего.

В конце восьмидесятых годов, в разгар горбачевской перестройки, фэновское движение было на подъеме. Регулярно проводились многочисленные конференции и выпускались фэнзины. Шла активная переписка между переживающими лучший период клубами любителей фантастики. Велась ожесточенная борьба с официальными структурами, движение признавать не желавшими. Отвоевать страничку в региональной прессе считалось крупной победой. Тогда же активно проводилась борьба с "Молодой Гвардией". "Аэлита" собирала до шестисот человек. Кроме основного приза, на которую фэндом влияния оказать не мог никакого, на ней вручалась премия "Великое Кольцо" -- приз читательских симпатий, присуждавшийся по анкетам, раздаваемым членами омского КЛФ "Алькор".

Хотя "Великое кольцо", вроде бы, никак премии "Интерпресскона" не касалось, но, несомненно, на развитие последней оказало ощутимое влияние самой концепцией экспертов, создававших первоначальные списки.

Теперь об истории собственно "Интерпресскона".

В марте восемьдесят восьмого года вышло три полетных номера первых фэнзинов -- севастопольского "Оверсана", краснодарской "Геи" и ленинградского "Измерения Ф", издаваемого Андреем Николаевым и Леонидом Резником, при активной поддержке председателя КЛФ "МИФ-ХХ" Александра Сидоровича, активиста союзного КЛФ-движения. В восемьдесят девятом году председатель сосново-борского КЛФ Владимир Ларионов вместе с Сидоровичем организовали конференцию "Фантарх", на которую были приглашены и многие иногородние писатели. Там Николаев познакомился с Завгородним и с Синициным и Байкаловым.

Конференция заслуживает самых добрых слов, но из общего ряда многочисленных тогда конов выделялась не шибко и считалась региональной, поскольку питерских фэнов было около половины присутствующих. Да и особой программы, "гвоздя" конференции тоже не оказалось, поэтому продолжения не воспоследовало.

К девяностому году в стране появилось множество фэнзинов, многие из которых справедливо упрекались за небрежность редакторов. Но поскольку дело строилось на голом энтузиазме, то и фэнзинеры отвечали: во-още мне памятник надо поставить, что хоть так-то выпустил. Николаев, к тому времени уже один выпускавший фэнзин "СИЗИФ", по возможности все фэнзины читал, а Сидорович привозил с конференций новости и впечатления. Связи по переписке у фэнзинеров крепли и наконец настал момент, когда назрела необходимость встретиться, познакомиться и решить, что все-таки происходит. Николаев, уже после отгремевшего весенне-осеннего сезона конвенций, созвонился-таки с севастопольцами и возникло предложение встретиться и собрать всех фэнзинеров. Где-нибудь в Москве. "Почему в Москве? -- удивился Сидорович, узнав об идее. -- У нас и проведем".

Так, в феврале девяностого года был проведен во Дворце Молодежи первый "Фэнзинкон", который впоследствии и превратился в "Интерпресскон". Конференция не была охвачена какой-либо официальной опекой -- просто сняли два десятка номеров в гостинице, а помещение у клуба было тогда свое. Главной темой конвенции были, естественно, фэнзины, но тогда большинство фэнзинеров увиделись впервые -- и говорили, говорили, спорили до хрипоты, Что и оставило впечатление, после которого вечно язвительный Шелухин написал о коне восторженную статью -- мол, не только пили, но и работали. Николаев считал, что конференция разовая, но Сидорович, окрыленный успехом, решил проводить ее ежегодно. Кроме, собственно, идеи встретиться и вновь поговорить, другого творческого наполнения тогда и не было.

Можно было бы подробно остановиться на некоторых моментах -- например, почему конференция с тех пор проводиться исключительно в пригороде, но это не очень сильно относится к главному предмету доклада, поэтому опустим.

Вторая конференция проводилась в девяносто первом году, в уже знакомой базе в Сосновом Бору, и гостей было не в пример больше, чем на Фэнзинконе. Тогда зарождались первые российские профжурналы, выказали желание приехать представители болгарских и польских журналов фантастики и даже грозился приехать один американский литагент: отсюда и название"ИНТЕРПРЕССКОН".

Идея конференция, ее изюминка, гвоздик, как водится, родилась случайно, когда подготовка была в самом разгаре.

На семинаре Стругацкого обсуждались фэнзины, стенограмма заседания была опубликована в четвертом "СИЗИФЕ". Там Стругацкий в завершении своего выступления заявил, что с удовольствием бы помог фэнзинам, но не знает как именно. И Николаеву стало безумно жалко этих слов -- надо было придумать: КАК?

Сейчас довольно трудно вспомнить атмосферу тех лет и понять те настроения. Николаев хотя и прекрасно понимал, что фэнзины -- любительское дело, ему казалось важным, чтобы фэнзинеры хотя бы стремились, делать свои издания лучше, чтобы росли, искали новое, поскольку все находки пригодятся в последующем. Ужасное качество многих фэнзинов угнетало, поскольку по ним могли судить о всех фэнзинах скопом, что нередко и случалось. И тогда родилась сомнительная идея, что если фэнзинеры будут знать, что их журнал может прочитать такой беспрекословный авторитет как сам Борис Натанович, то хотя бы постараются сделать лучше. И возникла мысль о вручении премий за публикации в ФЭНЗИНАХ, которые присуждало бы ни какое-нибудь жюри, а лично Стругацкий (то есть в подоплеке была идея, что Стругацкий прочитает все, из чего и будет выбирать). Сидорович идею одобрил и выделил энную сумму, чтобы положить лауреатам в конвертик. Борис Натанович, может, был и не в восторге от этой затеи, но неосторожно вылетевшее слово о помощи фэнзинам надо было держать, и он со всей ответственностью подошел к делу.

Но тогда уже было ясно, что такому занятому человеку не пристало читать ВСЕ и впервые подумали о НОМИНАЦИОННЫХ СПИСКАХ. Председателем, разумеется, стал Николаев, хотя тогда сам этот термин и не применялся. В комиссию вошли Сидорович, Логинов, Флейшман и Чертков, и быстро отобрали все, что было хоть как-то достойно прочтения. Собственно, председатель комиссии не должен был на что-то влиять, он должен был все организовать. Да и не думали тогда о том, во что это все выльется.

Кон девяносто первого года прошел довольно успешно, хотя приставка "ИНТЕР" не очень-то и оправдалась, обещанные гости не явились, мотивируя порой неприезд такими анекдотическим причинами, как операция "Буря в пустыне", проводившаяся очень далеко от Питера и закончившаяся за месяц до кона. Премии вручились, все были довольны -- надо продолжать. Появилась ИДЕЯ, вроде как у "Аэлиты" -- туда же тоже собираются для вручения премий.

А потом все изменилось за какой-то год. Фэнзины сгинули, прозины не появились. Умер Аркадий Натанович -- конец целой эпохи. На прилавки хлынул поток книжной продукции, большей частью переводной, зачастую некачественно сделанной. Флейшман хватался за голову -- "как вести библиографию?" и вскоре махнул на это рукой, полностью уйдя в книготорговлю. Фирма Сидоровича тогда вставала на ноги, все были полны самых радужных надежд, хотя российские авторы по-прежнему издавались туго. И стало ясно, что премия по фэнзинам уже невозможна -- не из чего было выбирать. А столь оригинальную идею -- жюри из одного человека, но зато какого! -- было жалко. И естественным образом было решено вручать за публикации... не в фэнзинах. То есть за книжно-журнальные.

И тогда же возник символ, взятый из Стругацких, -- улитка. Можно было бы написать рассказ, как появился этот образ, как мотались по мастерским Сидорович и Николаев, как им предлагали в качестве приза вылепленные из пластилина голых девиц с витыми раковинами на заду. Как трудно рождался простенький и строгий образ, который, сейчас кажется, иным быть просто не мог -- Сидорович приносил скульптору тексты Стругацких, долго объясняли мастеру, что именно надо.

Теперь о номинационной комиссии. Оргкомитетом премии (то есть Стругацким, Сидоровичем и Николаевым) было решено, что позиций, по которым Борис Натанович вручит "Улитку" будет три: 1) РОМАНЫ, ПОВЕСТИ; 2) РАССКАЗЫ, 3) КРИТИКА -- именно так они тогда именовались. И что в каждом из трех разделов будет по двадцать произведений. О, как изменились времена -- с рассказами проблем не было, с повестями тоже, но с романами -- были. В оргкомитете несколько лет шли жаркие споры, пока все ж романы не выделили в отдельную номинацию. Но как создавать списки? И вот, что замечательно -- тогда основной идеей при составлении списков был страх: не пропустить бы чего-нибудь достойного. Николаев создавал списки с Сидоровичем, Миловидовым и Чертковым, тогда уже плотно обосновавшегося в Питере) и посчитал, что необходимо присутствие в комиссии иногородних -- ну, чтобы в чем не упрекали... Первая кандидатура напрашивалась сама собой -- Вадим Казаков. Затем активисты по переписке -- Борисов из Абакана и Поляков из Омска, приглашенный поскольку имел опыт работы по "Великому кольцу". Чуть раньше Николаев пригласил в комиссию Синица -- просто так, за разговором за чаем. И Синицин сказал: пригласи вместо меня Байкалова, ему будет приятно, а обсудим все вдвоем. Так организовался первый состав комиссии, в котором, не из питерцев, в первый год полноценно отработал лишь Казаков.

Еще раз подчеркнем -- списки создавались, чтобы Стругацкому не читать все, и что бы он прочитал то, что прочитать СТОИТ.

Так или иначе в феврале девяносто второго года в Доме творчества кинематографистов в Репино состоялся очередной Интерпресскон, на котором были впервые вручены "Бронзовые Улитки".

Первыми лауреатами, как известно, стали "Чугунный всадник" Успенского, "Хочу в Париж" Веллера и "Иллюзии и дорога" Переслегина. Ютанов устроил тотализатор -- кто победит. Умный Измайлов настроился на волну учителя и все угадал, хотя прочие сулили победу рассказу Пелевина. И вот тогда резко почувствовалось: участники конференции безусловно приняли выбор мэтра и уважают его, но сами выбрали бы другого. Кого? Так появилась идея параллельной премии, присуждаемой по итогам ОБЩЕГО ГОЛОСОВАНИЯ, что и воплотилось в следующем, девяносто третьем, году.

Но еще несколько слов о коне-девяносто два. Там собралась номинационная комиссия и была сделана первая редакция положения о премии "Бронзовая Улитка" -- тогда только по ней, идея параллельного приза только зарождалась. Так вот -- СТРУГАЦКИЙ ПОТРЕБОВАЛ СЕБЕ ПРАВО ДОБАВЛЯТЬ ПРОИЗВЕДЕНИЯ В СПИСКИ, ЕСЛИ ОН ПОСЧИТАЕТ ТО НЕОБХОДИМЫМ. Вот что еще существенно -- позиция Борис Натановича: он мог добавить, но не считал себя в праве что-либо пропустить. Мол, пусть уж он лучше прочитает десяток плохих с его точки зрения произведений, чем не прочитает одного достойного.

На том же собрании номинационной комиссии было категорически отвергнуто предложение Николаева не вставлять в списки произведения членов номинационной комиссии. Резонно было бы настоять на этом -- чтобы в номинационной комиссии не было пишущих. Но где таких взять? Писать (ну, может, кроме Байкалова) хотели все. А каждый пишущий, кроме того, что пристрастен, еще и ревнив, что естественно.

Теперь переходим собственно к премии "ИНТЕРПРЕССКОН". Родившаяся не столько как альтернатива "УЛИТКИ", а скорее как ее равноправное дополнение, она, естественным образом, была полной ее копией -- те же списки, та же статуэтка.

И тут же возникла первая же проблема -- Сидорович настоятельно потребовал включения в списки романа Звягинцева "Одиссей покидает Итаку". Все остальные были против, да и совершенно очевидно было уже тогда, что Борис Натанович не вручит премию этому роману никогда. Но по этим же спискам теперь голосовали и участники "Интерпресскона". Надо сказать, что романов, которые все же выделили в отдельную категорию, тогда было всего СЕМЬ! И восьмой погоды не делал. Хотя тогда же Казаков стал настаивать, что списки играют еще и роль РЕКОМЕНДАТЕЛЬНЫХ -- чтобы знали, что искать и читать.

Так или иначе роман Звягинцева был включен и стал первым лауреатом "Интерпресскона". Да, потом кричали, что это приехали сто фанатов Звягинцева и другой подобный бред. Ясно было одно -- читателям тогда требовалась именно такая фантастика, они за нее и проголосовали. А Стругацкий предпочел роман Андрея Столярова "Монахи под луной" -- обратите на сколь разных полюсах находятся два лауреата.

На коне в девяносто четвертом году должность председателя номинационной комиссии перешла к Казакову. Во-первых, он вел огромную переписку и ему это было не в тягость, во-вторых, он прекрасно владел бюрократическим языком, чтобы оформить положения, в-третьих, он был несколько стеснен в средствах, а таким образом оргкомитет считал себя обязанным приглашать его за свой счет -- единственного, только председателя. И, самое главное, Вадим -- честный, умный и любящий фантастику человек, в этом не было и нет сомнений. Пристрастен -- а кто ж не пристрастен, так не бывает. То есть проблема деления произведений-кандидатов на "агнцев и козлищ" встала бы рано или поздно при любом председателе. Но зачатки ее надо искать именно в первых интерпрессконах и в личностях.

После девяносто третьего года сложилась традиция -- голосование и тут же вручает премии Стругацкий, а затем -- "Интерпресскон". Две премии -- близнецы-братья одних родителей, столь похожие внешне, но столь разные внутренне.

И апофеозом, послужившим закреплению традиции, стал девяносто четвертый год, когда лауреаты обоих премий совпали по всем четырем позициям! Случай, надо сказать, пока уникальный, но еще пятидесятипроцентные совпадения случались дважды.

И еще об "Интерпрессконе"-94. Тогда же же произошло первое вручение (правда в другой день) профессиональной премии "Странник". Говорилось, что создан полный триумвират -- премия мэтра, читательская премия и писательская премия.

Так что же такое премия "Интерпресскон"? Премия, присуждаемая читателями. Но ведь и писатели участвуют. А разве писатели не читатели (чукча не читатель...)? Да, премию можно упрекнуть, и справедливо, в возможности лоббирования -- но таков общий удел всех голосований, даже если голосующих всего девять. А уж тем более -- если сто. Так что об этом пока говорить не будем.

В том же году в состав комиссии попросились два известных деятеля фэндома, которые и были приняты. Тогда же из комиссии вышел Николаев, поскольку стал издавать фэнзин ДВЕСТИ и написал роман, он считал дальнейшее свое пребывание в комиссии неэтичным. Тогда же и по схожим причинам комиссию покинул и Андрей Чертков. И полностью взвалил на себя нагрузку Вадим Казаков.

И три следующих кона работа проходила относительно гладко, оформляясь в то, что существует на сегодняшний день. Претензии к комиссии были -- но они решались просто. И если на 94 и 95 году звучали вопросы типа: какой мудрец включил в номинацию роман Перумова или художника Любарова, оформившего десятитомник Стругацких, если там же Казаков отбивался от Николаева, считавшего произведение Каца и рассказ Пелевина ну никак не критикой, то позже стали задаваться вопросы: почему в списки не попал роман такой-то?

В "ДВЕСТИ-Г" Казаков четко сформулировал принципы отбора в номинации. И принципы отсева. По-своему он прав. За эти годы он так отшлифовал систему, что по тем правилам, по которым он играет, он вне претензий. Кстати, он уже ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не в силах влиять на формирование списка больше, чем каждый из ее членов. Но хороши ли ее правила, по которым в этом году за бортом голосования остались такие произведения как "Время оно", например, или нашумевшие романы Фрая? Вспомним, что в девяносто втором премию получил роман, первоначально не включенный в номинации.

Немалую роль играет и персональный состав -- много стало писателей, включенных благодушными участниками "Интерпресскона". а писатели -- несомненно пристрастны и ревнивы к собственным произведениям и произведениям ближайших друзей. Мы не собираемся никого упрекать, поскольку все естественно и можно было предсказать заранее, что объективности ждать не следует, а уж "что выросло, то выросло..."

Теперь о главном: фэн приезжает на "Интерпресскон" и не видит в списках произведения, за которое желал голосовать. Стругацкий имеет право добавить любое произведение в списки по своему усмотрению, читатель -- нет. И это уже разводит премии на разные полюса. Главный аргумент номинационной комиссии (вернее ее председателя) -- автобус не резиновый. Но Интерпресскон-96 проголосовал за расширение списка до тридцати позиций, а теперь он вновь из пятнадцати. У Казакова, разумеется, на руках все оправдания, но его НИКТО И НЕ УПРЕКАЕТ.

Мы сами создали эти правила игры, сами можем и поменять. И первое, что напрашивается -- раз, даже изменили и сам статуэтки, то не не создавать ли и разные номинационные списки. Да, Стругацкому наверное нет времени читать произведения, за которые он голосовать явно не будет. Так и незачем его заставлять -- пусть комиссия в том же составе и в том же направлении создает номинации для "Бронзовой улитки". А с "Интерпрессконом" надо менять все в

корне.

Надо ломать традиции, уже устоявшиеся за последние годы, а кому ж этого хочется? Никому -- все привыкли и вроде пока и так хорошо. Но -- надо. Зачем, спросите вы? Чтобы, как в нашей любимой повести "никто не ушел обиженным". Нет, не на итоги голосования -- они непредсказуемы и обиженные БУДУТ ВСЕГДА. Если брать нас, оргкомитет, то действительно довольны итогами мы были лишь в том знаменитом девяносто четвертом году, когда лауреаты совпадали. Не в этом дело. Нам необходимо, чтобы не было обиженных на ПРАВИЛА ИГРЫ.

Все это очень дискутабельно. Может быть, оргкомитету следовало бы решить проблему волевым порядком: "как скажем, так оно и будет". Поскольку очевидно, что сами участники ИНТЕРПРЕССКОНА, приехавшие отдыхать и общаться, к строгим и решительным действием, как показала практика, не расположены. Сомнения есть и в оргкомитете -- вдруг все идет как должно и изменения не нужны? Но и убедиться в этом следует. Поэтому, чтобы с чего-то начинать, оргкомитет волевым решением добавляет в одну-единственную категорию "КРУПНАЯ ФОРМА" пять позиций и посмотрит займут ли эти произведения места с пятнадцатого по двадцатое. А после этого и поговорим. Поскольку конкретные предложения есть.

Ю. Буркин, Фадеев "Осколки неба"

В. Васильев "Сердца и моторы"

О. Дивов "Мастер собак"

А. Измайлов "Покровитель"

А. Легостаев "Замок пятнистой розы"

Н. Перумов, С. Лукьяненко "Не время для драконов"

А. Скаландис "Заговор посвященных"

М. Успенский "Время оно"

М. Фрай "Волонтеры вечности"

А. Щеголев "Свободный охотник"

---

---