МИКРО-РАССКАЗЫ |
В целях повышения степени объективности голосования в данной номинации решено до момента окончания голосования по премии сохранять в тайне авторство рассказов. Для ознакомления участников тексты микрорассказов публикуются под номерами.
Ну кто бы мог подумать, что безобидный литературный конкурс через несколько лет превратится в нечто подобное увиденному в фильмах "Бегущий человек" и "Трудная мишень", и станет фирменной игрой "Интерпресскона".
Вот и теперь, собравшиеся на очередную игру фэны-охотники с гордостью демонстрировали зрителям и судьям своё оружие, к которому по традиции предъявлялось только одно требование: наличие чего-то фантастического. Чего только охотники не изобретали: термоядерные АКМы, атомные арбалеты, смертомёты различных модификаций, а один из них радостно размахивал универсальным юробоем. И только какой-то, никому не известный фэн, из дальнего Захолустья, Холустьевского района (это всего чуть-чуть не доезжая Тьмускорпиони) скромно стоял в сторонке с обыкновенной одностволкой. Нашлись сомневающиеся в наличии у ружья чего-то фантастического, проверили специальным фэн-индикатором -- прибор зашкалил. Нна неизвестного посмотрели с осторожным уважением и тут же отошли. В это время прозвучал стартовый сигнал, и охотники, размахивая своим убойным инструментом, бросились в заросли ближайшего лесочка, где получасом раньше скрылся Семецкий. Однако, владелец хитрой одностволки остался на месте. Не обращая внимания на насмешки зрителей, он вытащил Юрину фотографию и отдал её пуле. Затем, зарядил ружьё этой пулей и, не целясь, выстрелил вверх. Пуля заложила крутой вираж над мгновенно замершими зрителями, явно сличая их физиономии с фото, затем развернулась в сторону леса и, резко набрав скорость, скрылась.
-- Эта не промахнётся, -- послышался из безмолствующей толпы одинокий голос.
А на судейском столике в литровой банке с питательным раствором, смешно перебирая ручками и ножками, плавал совсем ещё маленький Юра Семецкий. Ничего, к следующему "Кону" вырастет.
"Авторы всегда всё врут!"
Умный читатель
"Ты был храбрый воин. Пусть перейдёт твоя сила в меня!", -- сказал дикарь, поедая трепещущее сердце злейшего врага.
Viva chezar, morituri te salutant! -- Арена обагрилась кровью.
"Банзай!", -- радостно прокричал самурай, окружившим его вассалам соседнего княжества и сделал себе харакири.
"Мать вашу..." -- процедил сквозь зубы советский летчик и направил самолет на таран.
"Аллах-акбар!" - прохрипел мусульманский фанатик испепеляя прохожих ненавистным взглядом, облился бензином и зажёг спичку.
Как хорошо быть богом смерти у людишек. Старые боги давно канули в Лету, новые же только фикция. БОГ ДОЛЖЕН БЫТЬ ОДИН! Ему придавали множество обличий, по натуре же он был двулик как Янус: бог войны и бог смерти в одной особе. Много, очень много тысяч лет прожил древнейший. Энергия умирающих продлевала и продлевала бессмертие.
Однажды кто-то нажал на маленькую кнопку. Земля затряслась от ракетных ударов. Кирдык, гаплык, капут и им подобные пришли вместе. Впервые власть и богатство оказались никому не нужны. На миг все люди стали братьями...
А старейшина всех пантеонов вспомнил родственника с Фаэтона. "Воистину Банзай" - прошептал он, собрал в единый пучок энергию умирающей цивилизации и сделал сепукку.
У четвёртой планеты на один спутник стало больше. Разнообразные астероиды и болиды ещё бесконечно долго болтались по Солнечной системе.
В другой реальности, за миллионы лет до сапиенсов, динозавры дружно щипали травку..
1.
Летающая тарелка легла на ребро, выполняя маневр расхождения с истребителем, затем, заложив крутой вираж, устремилась к земле. Hад ближайшим полем она включила лазер и несколько минут кружила над волнами ржи, старательно выписывая на стандартном галактическом языке: "Земляне -- бахларопы!"
Саманта Джонс, сенатор Галактического Конгресса, досадливо поморщилась и отвернулась от иллюминатора. Её собственный корабль, замаскированный под небольшой астероид, мирно дрейфовал по геоцентрической орбите. Был он тем не менее неплохо вооружен, и несколько секунд Саманта боролась с искушением всадить пару зарядов в корму космического хулигана, только что выцарапавшего очередную гнусную писульку на лике матушки Земли. Сенатор прекрасно знала, что бахларопы -- это черви-падальщики с Татуина. Существа со слабо развитой нервной системой и необычным, но крайне неэстетичным циклом размножения.
Стрелять она, конечно, не стала, но в душе поклялась разыскать обнаглевших писателей и устроить им весёлую жизнь. Больше всего её возмущало то, что эти осквернители памятников культуры останутся безнаказанными. Ведь земляне даже не в состоянии прочесть и понять оскорбление, не говоря о том, чтобы достойно на него ответить.
Из-за некоторых интриг в Конгрессе родители Саманты (также особы весьма высокопоставленные) были вынуждены надежно спрятать свою малолетнюю дочь. Так будущий сенатор попала на воспитание в семью простого патрульного Джонса из Оклахомы. И, став взрослой, она по-прежнему настолько преклонялась перед земной культурой и душевными качествами землян, что даже свой короткий отпуск старалась провести поблизости от любимой планеты.
Hо на этот раз отдых с самого начала был испорчен. Саманту всегда обижало то пренебрежение с которым относились к землянам соседи по Галактике. Подшучивать над людьми считалось хорошим тоном. Порой шутки перерастали в откровенное издевательство. Чего стоил один Розуэллский инцидент, когда во время вскрытия из тела энлонавта (муляж, изготовленный подпольными умельцами на Дентуине) вдруг забили фонтаном на редкость липкие и вонючие экскременты юпитерианских атмосферных медуз, а спрятанный в голове псевдоинопланетянина универсальный магнитофон-переводчик заверещал: "Только без рук, старый козёл!" Hемудрено, что всю документацию по этому инциденту тут же строжайше засекретили.
Да, бессовестные межпланетные вандалы не желали оставить её милых землян в покое. А земляне по-прежнему даже не догадывались, в каком дурацком положении они находятся.
Большинство попросту пренебрежительно отмахивалось от сообщений бульварных листков. А те, кто верил, все равно заблуждались. Одни готовились отражать нападение жестоких инопланетных агрессоров. Другие полагали, что энлонавты прибывают на Землю за генетическим материалом и надеялись внести лепту в заселение Галактики. Третьи жаждали откровений и тайных знаний с неба. Четвертые были уверены, что у ФБР и КГБ "уже всё схвачено" и контакты идут полным ходом.
2.
Саманта вздохнула. Поистине, это замкнутый круг. Инопланетяне ведут себя так, что ни один достойный человек не поверит в их существование. Он скорее предположит, что столкнулся с неизвестным природным явлением, чем с поведением претендующего на разумность существа. Те же, кто верит... Лучше бы они молчали! Именно благодаря им Земля и заслужила репутацию планеты шизофреников, фанатиков или просто тёмных людей, над которыми не смеется только ленивый.
"Милая, я прекрасно понимаю, почему ты так держишься за своих протеже! -- сказала как-то Саманте её всегдашняя соперница в Конгрессе высокомерная Лея Органа. -- Могу себе представить: золотое детство, первый поцелуй с аборигеном в стоге сена. Hо это же не повод для нас приближать к себе этих неотесанных мужланов!"
Саманта отомстила, и отомстила жестоко. Гипноконтакт с одним из самых талантливых земных режиссеров -- и вот уже в её руках великолепный фильм, в котором ненавистная интригантка Органа не только вешается на шею неотесанному мужлану на допотопном, на ладан дышащем корабле, но и радостно обнимает в финале своего брата -- ЧЕЛОВЕКА! Каково?! Как хохотали остальные конгрессмены на закрытом просмотре! Однако популярности Земле эта выходка Саманты всё равно не прибавила.
Человеколюбивая сенаторша в раздражении мерила шагами свою каюту, постукивая по полу туфельками, вырезанными целиком из огромных драгоценных камней. Брат... Да, родственные связи внутри отдельных социальных групп землян чрезвычайно сильны. И это так трогательно и прекрасно! И вдруг её буквально ослепило внезапное прозрение. Саманта нашла выход! Теперь она знала, как познакомить своих высокомерных соплеменников с достойным представителем человеческой расы. Тренированный ум сенатора мгновенно разработал план действий. Придётся подождать лет двадцать. Hо что такое двадцать лет в масштабах галактической истории?!
Она включила актирианский сканер и направила его луч на погруженное в ночную тьму западное полушарие. Вскоре она нашла подходящего кандидата. Мальчик двенадцати лет. Хорошая внешность (красавцем не станет, но вероятнее всего, сохранит своё обаяние и в зрелые годы), хороший достаток в семье, хорошее образование.
Одной рукой Саманта вела поиск по базам данных, другой снимала и расшифровывала энцефалограмму.
Единственный сын. Для его социальной страты это не характерно. Hо что поделаешь! Отец -- ответственный работник, от малоподвижной жизни рано обзавелся простатитом и смог оставить после себя только одного наследника. Ладно, это не так важно. А что у нас с характером?
IQ 120. Замечательно! Искренность 95% по шкале Гловера, гибкость мышления 80%, альтруизм - 75%. Прекрасно! Hесомненно, она напала на одного из самых достойных представителей человечества. У этого мальчика большое будущее. И сейчас она возьмёт его будущее в свои руки.
Гипноконтакт!
Темноволосый мальчик застонал, попав во власть кошмара, от которого не мог проснуться.
Свет... Очень яркий... ослепительный свет... Этот свет испускает летательный аппарат. Он перемещается быстро и беззвучно. Вот он завис над домом, луч скользнул в окошко спальни. Девочка лет восьми в ночной рубашке. Она кричит, зовёт на помощь, мальчик пытается вскочить с кровати, но не может шевельнуть ни единым мускулом. Девочка вдруг начинает уменьшаться, словно её втягивает внутрь аппарата. Крик обрывается...
Оставалась мелкая работа. Провести сеанс гипноза с родителями мальчишки. Пусть также считают, что у них был ещё один ребенок -- дочь, которая однажды ночью исчезла при таинственных обстоятельствах. Соседи, учителя в школе будут несомненно удивлены. Они скажут мальчику, что никогда не встречали его сестры. Пускай. Это приведёт его к мысли, что люди вокруг склонны лгать. Он захочет самостоятельно найти истину. Ему не будут верить, но это закалит его, заставит добиваться своей цели во что бы то ни стало.
Прости, я делаю тебе больно. Hо я знаю, ты придёшь. Ты научишься отличать правду от лжи. Ты поймаешь этих безнравственных уродов. Ты отомстишь им за поруганную честь Земли. Я жду тебя.
Прекрасная женщина в сверкающих одеждах склонилась над гипноизлучателем и шепнула:
-- Меня зовут Саманта. Я жду тебя, Фокс. Я рядом....
После пятой кружки Микола разговорился.
-- Скажу я тебе как холостяк холостяку, доверительно прохрипел он, ухмыляясь во весь рот и протягивая руку за воблой. Вобла была превосходная и к тому же моя. И вообще, мы были старыми приятелями и частенько встречались за кружкой "Жигулёвского".
-- Поганые настали времена, вот что я скажу! Повсюду бабье засилье, ну прямо этот, как его... матриархат! И дома мужей мучают, и на верхние должности повылазили, с каждым днём всё хуже, спасу от них нет, чёрт те что!
-- Точно подмечено, -- согласился я; только что я здорово погрызся с заведующей, наорался до икоты с бочкообразной и жуликоватой продавщицей из хозмага, и был зол и уже слегка под мухой.
-- Всех бы их поганой метлой, с глаз подальше!
Микола с уважением посмотрел на меня уже не слишком трезвым взглядом.
-- Во! Слышу слова настоящего мужчины! -- он похлопал меня по плечу. -- Слушай Серёга, -- продолжил он, понизив голос, -- мы с тобой друг друга давно знаем, тебе первому расскажу. Теорию я придумал. Научную. Про то, как я понимаю, каким образом всё происходило.
-- Что всё это? -- невнятно переспросил я, отхлёбывая из кружки. Микола с минуту помолчал, и когда я уж подумал, что он раздумал рассказывать, он хлопнул ладонью по столу.
-- да всё это... Бабье засилье! -- он сделал громадный глоток. -- Слушай, что я думаю! Жили раньше на Земле одни мужики, жили себе тихо мирно, размножались почкованием. А потом появились откуда-то бабы, черти их откуда-то принесли. И стали они свои порядки наводить, морочить голову мужикам да с панталыку сбивать. И так ловко они всех нас обуздали, как будто всегда так и было, и уж мужики у них под сапогом вертятся и жизнь без этого и представить не могут. Во какие дела, друг Серёга! Сели они к нам на шею, да так, что теперь и не стряхнуть!
Я завистливо посмотрел на него. Все слова я воспринимал сквозь призму выпитого пива и вина, и хотя смысл до меня доходил, но явно не полностью. Так что я тогда ему не поверил и не удивился.
-- Я всегда говорил, Микола, что ты зря из института ушёл: вон какие умные у тебя мысли! Только уж ты прости, не понял я что-то. Как же, по-твоему, это раньше было, без баб то есть? Не может такого быть!
Микола, оглядевшись вокруг, наклонился ко мне и, страшно выпучив глаза, проговорил:
-- Может! Может, Серёга! Я уж не помню, как это началось, только я, оказывается, могу по-старому -- почкованием. Я сам перепугался, когда у меня получилось что-то.
-- К-как это? -- запинаясь пробормотал я.
-- Смотри! -- прошептал Микола.
Он придвинул ладонь к моему лицу, свёл глаза к переносице и весь напружинился. На его руке медленно припух волдырь, потом он начал перекатываться, менять цвет, и наконец, стал похожим на очертания маленького человечка. Человечек подёргался, а потом как-то опал, сморщился и втянулся обратно под кожу.
-- Видел!? -- свистящим шёпотом сказал Микола. -- Уже почти получилось! Скоро совсем получится, и тогда мы покажем этим бабам, мы им припомним, духу ихнего не оставим! Только ты молчи об этом. Иначе они меня со свету сживут, как почувствует, что керосином пахнет!
Я сидел и, тупо смотря на его руку, размышлял: сошёл я с ума или просто перепил. Он понял.
-- Не веришь, что ли?
Я зачумлённо покачал головой.
-- Ну и не верь! -- обиделся он и встал из-за столика. -- Всё равно придётся поверить, да... -- он угрюмо хмыкнул и ушёл не прощаясь.
Это был последний раз, когда я видел Михаила Бякубокина. Через два дня в карьере, где он работал, произошёл несчастный случай. Случайно раскрылся ковш экскаватора, и ему на голову высыпалось четыре кубометра породы.
Я до сих пор не знаю, почудился мне тогда за кружкой пива маленький человечек на его руке или нет, но вот что странно: в ту смену на экскаваторе в карьере работал ж е н с к и й э к и п а ж !...
Герой шёл дремучим лесом по своим, геройским, делам. Какие у героя дела знает и несмышлёный малыш -- найти дракона и убить его. Даже если дракон живёт в самом непроходимом лесу, куда живая человечья душа веками не забиралась, он должен быть найден и убит.
Лес был поистине дремуч и трудно проходим, лишь едва приметные звериные тропы пересекали нехоженный мох и дикую траву.
Солнце блеснуло сквозь ветви вековых старцев, и перед Героем открылась полянка. Птицы спокойно прогуливались в траве, занятые своими, птичьими, проблемами, не обращая на Героя никакого внимания. А посреди поляны стоял колодец. К лесу совсем не подходящий, выложенный белым камнем, какого в этих краях сроду не наблюдалось, скорее подходящий какой-нибудь пустыне или горному плато, но никак не обыденной непролазной чащобе. Не разрушенный веками колодец, крепкий, хотя мхом порос основательно, да и бадьи на уже тронутой ржавчиной цепи не было. И всё вокруг в траве -- кому нужен колодец в этой глуши, когда быстрый ручей журчит совсем рядом?
Герой подошел, посмотрел -- чернота внизу, с яркого света не видать ничего. Плюнул в него ради любопытства и пошёл дальше - эка невидаль, чего только за бурную геройскую жизнь не встречали... Герой всегда идёт вперёд, не думая, к чему приводят его подвиги, сколько крестьянских домов сгорело в схватке с черным магом, или сколько посевов вытоптано в битве с огнедышащим драконом, или что земля не зря породила уничтожаемых им тварей, или что спасённая красавица всю жизнь теперь несчастна, а поверженный злодей, таковым мог и не быть...
Отошёл Герой на дюжину шагов и задумался -- звука шлепка он не слышал. Почесал в затылке, вернулся. Плюнул ещё раз -- прислушался. Тишина. Осмотрелся, поднял камешек с голубиное яйцо, швырнул. Снова тишина. Герой хмыкнул и нагнулся за камешком побольше -- форма привлекла, похожа была на морду спящего василиска. Кинул с небольшого размаха, напрягая тренированный слух -- ни всплеска, ни стука: бездонный, что ли, колодец?
Герой уже хотел пожать плечами и идти вперёд к намеченной цели, но взгляду подвернулся чёрный валун, пудов на полдюжины. Поправил герой меч, чтоб не мешался, напрягся и поднял бесполезно валявшуюся каменюку, с трудом сделал несколько шагов до колодца, навалил тяжесть на стенку -- труха и несколько камешков сорвались вниз. Столкнул валун и прислушался. Безрезультатно. Что ж, еще одно чудо на пути, не такое уж и ошеломляющее -- мало ли, ну колодец без дна и не такое видали...
Птицы обнаглели совсем -- смотрят пустыми глазами, поодаль, не улетают. Одна и вообще, пролетая мимо, сверху нагадила на бритую голову Героя. Он ругнулся, отерся, хотел продолжить путь, но ноги словно к земле приросли. И силища вроде недюжинная, а не оторвать -- он и раз попробовал и два, и не сапоги к земле приросли, а ног не поднять...
И еще одна пичуга испражнилась ему на макушку, словно мстя за осквернение колодца.
Герой машинально вновь вытер голову и посмотрел на ладонь -- не птичий кал, словно плевок чей-то. И тут же на голову упало что-то потяжелее пташей гадости. Герой осмотрелся -- ничего не понятно, а ног от земли не оторвать.
Следующий удар был весьма ощутимее и, будь Герой малость похлипче, несомненно, потерял бы сознание. Но он заметил, что свалилось на него с чистого безоблачного неба -- небольшой камень странной формы, напоминающей голову дремлющего василиска.
Рванулся Герой в отчаянии, всю мощь свою, геройскую, напрягая, но тщетно -- не пускала чародейская сила. Спешно сорвал с пояса шлем, нацепил, хотел и щитом закрыться, догадавшись, что будет дальше, и готовясь принять удар, но не успел.
Неподалеку ручей счастливо щебетал свою странную размеренную песню....
Я шёл вдоль витрины магазина, когда заметил, что за мной следят. Я остановился, поглазел немного на витрину, на какие-то вещи за занавесью из голубого стекла и повернул голову.
Он выглядывал из-за угла, словно заправский шпион, словно Джеймс Бонд, небрежно закуривающий сигарету и внимательно всматривающийся в случайных прохожих. Но вот подул ветер, и он бросился ко мне, словно воин-ниндзя, растворяясь в потоке воздуха, прячась в его порывах, сливаясь с его стремительным движением. Ветер закружился вокруг афишной тумбы, родил вихрь, и он, волшебный ифрит, сказочный джинн, стал подниматься все выше и выше из пыльного круговорота. Высокий, величественный, прекрасный. Но вдруг опал, заметался поперёк тротуара, словно мальчишка-вор, вжался в стену магазина. Полез вверх, пытаясь дотянуться своими маленькими детскими ручками до игрушек, но натыкаясь на стекло и, еще не зная, что это такое, горько плача от обиды и недосягаемости желаемого. Снова опал на тротуар, распластался нищим, просящим Христа ради, показал свои незаживающие раны. Затем на коленях, согнувшись в три погибели, метнулся к моим ногам верным, преданным рабом, матерью, молящей за единственного сына. Облепил мой сандалий, вжался губами в ногу -- "снизойди, о Повелитель!" -- и затих, замер, раболепно ожидая моего решения.
Что я могу сделать для тебя, чем я могу тебе помочь, целлофановый пакетик?
Я медленно, величественно склонился к нему, словно Царь, принимающий дань. Я поклонился ему земным поклоном, благодаря за оказанную честь. Я взял его за руку, словно сына, я поднял его на руках, словно возлюбленную, я посмотрел на него, как на брата.
Что мне делать с тобой, Хранитель Пустоты?
Наклонился, взял камень, вложил гранит в его трепещущую бестелесность. Положил на бордюр и пошёл прочь.
И долго ещё слышал его трепетный плач, долго не мог забыть его протянутые ко мне с мольбой руки..
Солнце ласково обжигает плечи. Небо потрясающе красивое. Давно не видел такого красивого неба. Может, это только кажется? Говорят, в подобные моменты все чувства резко обостряются. Может быть... Да нет, по-настоящему красивое небо. Даже не верится, что бывают такие интенсивные цвета.
Добрые горожане собрались, чтоб им морды флюсом разнесло. Вот такая у нас, значит, благодарность для героев. Честное слово, лучше б они до скончания века сидели под своими драконами, колдунами и прочей гадостью. Свобода не идёт впрок идиотам.
Эшафот скрипнул под ногой. Я поморщился. Отстранил чёрную повязку, предложенную младшим помощником мастера. Глянул в небо и опустился на колени.
-- Ты подожди, мастер. Я должен помолиться. Я скажу, когда.
Палач вежливо отодвинулся. Хоть один приличный человек в этом клоповнике, чёрт бы его побрал.
Молитва. Да не умею я молиться! Я совсем о другом думаю. Я закрыл глаза, сосредоточился и начал воскрешать в памяти святые мгновения.
Эрел. Чуть пониже меня, темноволосая, темноглазая, прекрасногрудая Эрел. Какие у тебя нежные губы! Ступня, маленькая ступня идеальной формы, кожа перламутрово поблескивает в свете свечи, тёплые руки на моих плечах...
Вексли. Высокая, крепкая, стальная воительница Вексли. В голосе сталь, в сжимающихся пальцах сталь, в глазах сталь. Стальной пружиной её тело изгибается под моим в секунду высшего счастья...
Дарзи. Хрупкая, худенькая, маленькая Дарзи. Озорной чертёнок, беспризорный мальчишка, сорванец-пакостник. Но она была воистину верной и воистину нежной, моя Дарзи, да благословят богини её изумрудные глаза...
Алиса. Неразлучная подруга Эрел, голубоглазая развратница Алиса. Больше всего ей нравилось смотреть на нас, она даже могла пожертвовать своим наслаждением и отодвинуться в решающий момент, чтобы смотреть на жемчужную грудь Эрел, узкие бедра Дарзи, стиснутые губы Вексли и мое загорелое тело, оплетающее других...
Я собрал их всех в памяти и мысленно уложил вокруг себя. Голову Эрел на правое плечо, голову Вексли на левое. Губы Дарзи безумствуют у моих бедер. Алиса, чуть в стороне, едва склонив голову, восхищенно смотрит и что-то беззвучно шепчет. Так, как это было в нашу последнюю ночь, позавчера. Даже вчера утром.
А потом все силы свои я вложил в одну-единственную мольбу -- великие Богини, не оставьте меня своей миостью! Не отнимайте у меня последние секунды счастья! Прошу, пусть любимые останутся рядом со мной до конца. Хотя бы в воспоминаниях. Умоляю вас, Богини!
Картина в моём воображении вдруг стала реальной до невероятности. Я даже застонал, невозможно выдержать молча то, что вытворяет этот чертёнок... Я понял, что молитва услышана.
-- Мастер, давай.
Вексли не промахнулась. Ударила точно и сильно. Секира рассекла позвонки и глубоко вонзилась в плаху. Тёплые, нежные руки Эрел бережно приняли тело за плечи и опустили на ложе эшафота. Преданная Дарзи поспешно подхватила корзину. А голубоглазая Алиса подняла голову за волосы и долго-долго, с любовью смотрела в ещё не закрывшиеся глаза..
-- Вы гарантируете, что мои желания будут исполняться? -- нервно вытирая лысину, выспрашивал полноватый мужчина у сидящего напротив человека в чёрном.
-- Конечно, мы гарантируем исполнение практически всех ваших желаний на протяжении всей вашей жизни.
-- Что значит "практически"?
-- Это значит, что если два человека загадают два желания взаимоисключающие друг друга, то исполнится то желание, которое было загадано раньше.
-- Я вас понял. Где я должен расписаться?
-- Вот, пожалуйста, ознакомьтесь, стандартный договор: "Я, фамилия, имя, отчество) извещаю о том, что после моей смерти, моя единственная и бессмертная душа переходит в полное владение фирмы, за что фирма обязуется в ближайшие сроки обеспечить меня всеми земными благами и исполнять все мои желания. Согласие на продажу души подтверждаю". Закатайте, пожалуйста, рукав.
-- Зачем?
На свет из складок пиджака появилась странная ручка с длинным носиком, закрытым колпачком, запечатанная в вакуумную упаковку.
-- Вы должны расписаться кровью, -- сказал сидящий у стола и снял колпачок, -- видите, здесь иголка, внутри находится баллончик, мы набираем кровь из вены прямо в ручку, затем меняем иглу на перо, и вы спокойно расписываетесь. Чисто и безопасно. Все ручки одноразовые.
Мужчина побледнел и закатал рукав. Сидящий у стола ловко набрал в ручку кровь и подал её мужчине.
Вот здесь напишите свои фамилию, имя и отчество, а здесь -- роспись и расшифровку. Договор вступает в силу с момента подписания.
Человек в чёрном забрал договор, подул на него и передал другому, сидящему за столом.
-- Зарегистрируй.
Из ящика стола была извлечена печать, за ней -- штемпельная подушка. Аккуратно прижав печать к подушке, сидящий за столом с грохотом опустил печать на листок, отчего договор вспыхнул и пропал.
-- Всё, -- улыбнулся он, -- теперь вы наш клиент.
-- Я мммоггу иидти? -- заикаясь поинтересовался мужчина.
-- Да, конечно, вас проводить? -- человек в чёрном с готовностью вскочил.
-- Нет, спасибо, -- мужчина бросил взгляд на хвост, метнувшийся за вскочившим, -- я найду выход.
Открывшаяся дверь пропустила поток свежего воздуха внутрь комнаты. Тот, который вскочил, жадно вдохнул, но дверь тут же закрылась.
-- Сколько можно, -- возмутился он, -- мне кажется, что я уже весь провонял этим запахом.
-- Гаврила, успокойся, -- сидящий за столом потянулся, -- садись и отдыхай, сегодня больше никого не будет, -- он щёлкнул выключателем, и где-то под потолком загудел кондиционер, вытягивая запах серы из помещения.
-- Хвост мешает, -- зло бросил Гаврила.
-- Так сними его.
-- Мы напарники, или кто?! Сколько ещё мы будем работать в таких условиях? Хвост и рожки -- деталь имиджа, это понятно, но запах-то можно убрать.
-- Нельзя, это тоже деталь имиджа, -- человек встал из-за стола и снял пиджак, -- люди достаточно консервативны в своих взглядах, скажи спасибо, что сидишь в ботинках, а не в копытах.
-- И то верно, -- вздохнул Гаврила и покосился на лакированные ботинки.
-- Хотя в одном ты прав, надо провести пропаганду, что черти бывают с крыльями, уж больно затекают за день под пиджаком. Ладно, Гаврила, пора двигать, а то ворота без присмотра. Сам гневаться будет.
-- Не будет!
-- Буду, -- донеслось откуда-то с потолка, -- мало того, что недобор, так остальные праведники разбегутся.
Гавриил с напарником переглянулись.
-- У него рай пустует, а мы вкалывай на двух ставках. Уйду я от него к чёрту!
-- А ты думаешь, что там легче? -- возразил напарник.
-- По крайней мере у чёрта нет недобора.
-- Командор, командор! Какая необычная планетка! Снижаемся. Маневрируем.
-- Нюхом чую -- дикари, -- мечтательно потянулся на мягком командорском диване ЮЮЮ. -- А помнишь, дело было на...
-- Командор, скорее сюда! -- прильнул пилот к иллюминатору.
Из горы, мимо которой они снижались, прямо из отвесной скалы горизонтально, даже чуть вниз концом торчала заводская труба, из которой клубами валил дым.
-- Не иначе как развитые, -- проворчал командор. -- Трудновато будет. Гордые.
-- Но командор, как-то странно она торчит! В бок себе...
-- Твоя правда.
Они достали бинокли и стали пристально разглядывать длинный белый попыхивающий дымом цилиндр.
-- Ну точь-в-точь заводская труба. Но почему горизонтально? -- недоумевал пилот. Неожиданно в скале отворилось окно, и дым полез оттуда.
-- Смотри, не пожар ли у них?
-- Ну что ты! Слишком уж мала вероятность нашего присутствия на столь редком событии. -- Но это же дикари -- что с них взять.
Гора вдруг покачнулась (или субмарина попала в воздушную воронку?), слои камней у основания заводской трубы зашевелились, и труба развернулась дулом в их сторону.
-- Они в нас сейчас пальнут! -- заорал пилот. -- Мы совершили роковой просчет -- это орудие их противовоздушной обороны!
-- Ложись! -- ужасным голосом скомандовал командор. -- То есть, я имел в виду: приземляйся.
Пилот включил форсаж и они понеслись к земле. Ни секунды не медля, гора разверзла свою пасть и оказалось, что и не орудие это вовсе, а реактивный снаряд, устремившийся вслед за ними. Бух! Ба-бах! Трах! Тарарах!.. Снаряд словно огромная дубинка треснул по крыше субмарину и отлетел в сторону. Астронавты скорее натянули скафандры и выкатились наружу. И, о! Страх-то какой! Хрипло подкашливая, гора неторопливо удалялась.
-- Ну прямо, понимаешь,.. какие-то первобытнообщинные порядки! -- возмутился командор и пнул невзорвавшийся снаряд ногой, прямо в непонятную красную надпись: "...Беломорканал". Оглядевшись по сторонам, они сообразили, что находятся на высокогорном плато. Справа и слева валялись такие же невзорвавшиеся снаряды с красными надписями. И здесь и там возле них возвышались кучи вонючего пепельного шлака. Чуть подальше, на свету яркого грушевидного солнца поблескивала гладь идеально круглого горного озера (располагавшегося в вулканической впадине?).
-- Искупаемся? -- приободрился командор.
-- Страшно. А вдруг кислотное или радиоактивное?
Они неторопливо дошагали до будто залакированной набережной.
-- Ой,- громко-прегромко вскричал командор, попытавшийся потрогать воду рукой.- Она ж... (далее следует весь лексикон неприличных слов межкосмического сообщества)... она же как к-кипяток! И жирная какая-то!
Пилот тем временем развернул биопеленгатор.
-- Рыб нет! -- угрюмо провозгласил он. -- Ни хищных, ни мирных.
-- Так им и надо! Сварились все их рыбы.
Вдали спикировала страшная неземная птица с выпученными глазами, ударилась о невидимую преграду и забилась, тяжело гудя четырьмя пластинчатыми крылами.
-- У меня нехорошее предчувствие, -- проанализировал своё состояние пилот.
-- Молчать, -- пробормотал командор и в который раз подул на руку.
По поверхности озера плавали жирные золотистые пятна. И вкусно парило, как-будто супом. Через грязную воду едва проглядывали водоросли. Во всяком случае пейзаж, если и был красивым, то в каком-то очень уж извращённом смысле.
Внезапно с неба пала черная тень. Астронавты боязливо глянули наверх и вмиг испугались -- до судорог, до подкашивания колен. Вкруг плато столпились три горы и каждая двигалась, угрожала, размахивала руками.
-- О! О! О! -- катился грозный вал звука.
-- Ы! Ы! Ы! -- вторило ему эхо (а может быть и не эхо).
У пилота затряслись все поджилки, и вибрация отчетливо передавалась земле. В свете этого неудивительно было бы, если с другой стороны планеты родилось бы ужасное землетрясение.
-- Давай, командор! Командуй уносить отсюда ноги!
Командор безрассудно сел на краю обрыва, свесил ноги в ущелье и философски проговорил:
-- Вот, дружище, наши правоведы хоть и твердят постоянно о равном праве на вступление в мировое сообщество, ты ясно видишь во что это выливается на практике. Эти варвары с низким культурным, духовным, техническим развитием никогда не смогут понять нас, наши тонкие души.
Тут огромный ложкообразный метеорит с визгом прорезал воздух и шлепнулся в озеро, обдав их мириадами мельчайших горячих капелек.
- Всё! Терпение моё лопнуло! -- гневно топнул ногой храбрый ЮЮЮ и, не поворачиваясь более ни в чью сторону, с достоинством зашагал к субмарине.
Рассказ для детей, их мам и пап, дядей и тётей, бабушек и дедушек, которые не забыли, что такое детство!
Санкт-Петербург. 2075 год.
Мария Ивановна осторожно подошла к дверям школы, в которой она работала учителем физики, и аккуратно приоткрыла дверь. Осмотревшись по сторонам, она шагнула за порог...
В классе стоял гул, все обсуждали предстоящую контрольную работу по физике. Кто-то листал тетради, кто-то перечитывал учебник, и только Петька Квашнин сидел тихонько за своей партой, держал что-то в руках и подозрительно это рассматривал. Мария Ивановна, поздоровавшись со своими коллегами, прошла к лестнице на второй этаж и... Неожиданно её ноги начали медленно отрываться от пола, и через пару секунд Мария Ивановна оказалась висящей в воздухе под потолком. Учительница, приоткрыв сумочку, достала из неё небольшую коробочку с цветными мигающими кнопочками и нажала на одну из них. Тут же неведомая сила, поднявшая её в воздух, перестала действовать, и Мария Ивановна плавно опустилась обратно на гранитные ступени лестницы.
Петька, сидящий в классе, нахмурил брови и продолжил "колдовать" над прибором, который находился у него в руках...
Мария Ивановна не спеша поднялась на второй этаж, где располагался кабинет физики. До урока оставалось пять минут. Вдруг воздух перед ней заискрился, появилось туманное облако, из которого, лязгая стальными щупальцами, выползли два доисторических робота в полном боевом вооружении. Учительница на миг оторопела, но... Она в одно мгновение выхватила лазерный меч и с ловкостью профессионального звёздного фехтовальщика поразила своих странных противников.
Петька ещё больше сосредоточился на своём загадочном приборе...
Ну вот и дверь кабинета. Мария Ивановна, открыв её, прошла внутрь. В классе царила странная атмосфера. И кабинет обставлен по-другому, и ученики не те, а одежда на них... Что это, обман зрения?
Она достала портативный компьютер и ввела вопрос:
"Где я?"
Через секунду на экране появилась надпись: "Вы, Мария Ивановна, находитесь в Петербурге, XX век, год 1998, школа ь 225".
"О-о! Вот это занесло!" -- подумала учительница и ввела на компьютере метод возврата в будущее.
Все ученики, к которым она попала из будущего, оторопели, когда неизвестная женщина начала пропадать прямо у них на глазах...
Петька совсем расстроился... В класс вошла учительница физики Мария Ивановна. Он быстро спрятал свой прибор в минимизирующий школьный рюкзак.
-- Ну что, Квашнин, снова твои проделки? -- спросила учительница.
Петька нехотя поднялся из-за парты и виновато опустил голову.
-- Тогда, Петенька, ставлю тебе за твои успехи в области лабораторных опытов твёрдую пятёрку и... даю тебе вместо обычного задания для контрольной работы, примеры и задачи для выпускных экзаменов. Справишься -- поставлю пять и за контрольную тоже.
Один человек умел предсказывать погоду.
Собственно, он мог предсказывать только дождь, но делал это точнее любого бюро прогнозов.
Высоко в небе он видел облака особой перистой формы и говорил: "Завтра будет дождь". И дождь шёл.
Даже если небо было полностью синее, человек всё равно видел там хотя бы одно облачко -- в глубине или с краю, которое своей формой и видом говорило ему, что будет дождь. И дождь шёл.
А если небо было затянуто тучами, человек мог предсказывать дождь и по тучам.
Поэтому он вообще перестал смотреть на небо.
Но после этого он стал предсказывать дождь, глядя на асфальт под ногами, на лужи, на рябь по воде от ветра, на круги, расходящиеся от капель.
Человек захотел поехать в пустыню, чтобы там научиться предсказывать сушь, но не смог. Говорили, что он попал в психбольницу, что естественно для человека, который утверждает о своей каким-то образом причастности к потопу на улицах города (на тот день он предсказал ливень с выпадением месячной нормы осадков).
По другим же сведениям он попал не в больницу, а в тюрьму. По обвинению в нанесении государственному имуществу ущерба в особо крупных размерах.
Кем был в действительности нанесён тот ущерб, не известно, но следователю удалось как-то связать концы с концами. Впрочем, ущерб от потопа на улицах тоже был крупен. Поэтому вынесенный приговор -- длительный срок заключения можно было считаь косвенно справедливым.
Сидя в месте лишения свободы (больница или тюрьма -- не имеет значения), человек не потерял своей способности. Он предсказывал дождь по пятнам от сырости на потолке, по рыбьим костям на дне миски с супом, по боли в спине, кашлю в горле, тяжёлому дыханию соседа по нарам.
Моросит....
НЛО средних размеров не спеша опускался на участок Семёна Коськина. Семён ухмыльнулся и стал заряжать крупной картечью старенькую двустволку тульского оружейного завода.
Несколько дней назад, придя домой, Семён обнаружил на своём огороде полный разгром: огуречные грядки были помяты, картофель вырыт до последнего клубня, а в сторону соседнего участка, ломая по пути ветки яблонь, удалялась летающая тарелка средних размеров. Среди истоптанной огуречной ботвы взбешённый Семён обнаружил сваленные в кучу стеклянные бусы и разноцветные ленты.
И вот новый визит. НЛО сел. Из него вылезли трое гуманоидов и радостно бросились к Семёну, размахивая очередными стекляшками и побрякушками.
-- Бартер! -- закричал самый шустрый из пришельцев на отвратительном английском.
-- Фок кей, -- на чистом межгалактическом ответил Семён, спуская курки. Грохот выстрелов и визг картечи навсегда остановил наглый бизнес космических предпринимателей.
Сейчас в огороде Семёна полный порядок, а в местный приёмный пункт цветных металлов целый месяц поступали обломки необычно чистого аллюминия..
Проснись!
Чувствуешь, как чьи-то нежные руки тянутся к твоей шее? Они всё ближе подбираются из пустоты, нетерпеливо шаря вокруг: трудно отыскать, когда так светло, что ничего не видно, когда так много света, что его недостаточно.
Открой глаза!
Свет привычно ласково обнимает тебя, пока ты стоишь в его лучах. Но он неминуемо уходит, и ты вынужден карабкаться вслед за ним, не разбирая дороги, чтобы быть первым среди последних и не стать лучшим среди ушедших.
Посмотри!
Как радостно сомкнулись чьи-то пальцы на горле твоего друга, бывшего друга, вспыхнувшего за гранью света! Как он неловко споткнулся, в последний раз уронив на тебя свой тяжёлый взгляд...
Закрой лицо!
Внутри тебя пульсирует такой же свет. Не дай ему превратиться в огонь и вырваться наружу. Погаси его ледяным рассудком, вспомни о тени своего бывшего друга, чтобы всегда свет грел, не обжигая, чтобы всегда ты ждал, не засыпая.
Проснись!.
Вот песчаная коса, недалеко от неё -- скалистый остров, а вон, совсем рядом, начинается город. Всё это называется Южным берегом Чёрного моря. Здесь мы живём. Мы -- это я, папа, мама. Папа и мама работают в дельфинарии. Там же работают все наши знакомые, друзья и вообще все жители посёлка. Посёлок так и называется: "Дельфинарий". Вот уже пять лет мой папа занимается проблемой контакта дельфина и человека. Вместе со своим начальником и другом нашей семьи -- Иваном Петровичем. Папа и Иван Петрович "дружат домами" и ставят опыты, которые не получаются. Папа считает, что в этом виноват Иван Петрович, который вместо того, чтобы работать, занимается дешёвыми трюками. Что считает Иван Петрович, я не знаю.
Мама -- специалист по сравнительной анатомии. Она часто бывает в институте мозга в Москве. Вернувшись на юг, она долго рассказывает свежие московские сплетни подругам, ругает папу за то, что совсем распустил меня и смеётся над мороженной ставридой.
Когда меня не с кем оставить дома, папа с мамой берут меня на работу с собой. В дельфинарии всегда шумно и весело. Это потому, что там много молодых специалистов, которых опасно подпускать к работе. Детсад в посёлке в стадии "незавершёнки", и молодые специалисты большей частью сидят с нами -- детьми. Мамам-кандидатам это очень нравится, а мне очень нравится лаборант Наташа. Папе она тоже нравится, но почему-то не нравится маме.
Сегодня в дельфинарии праздник. Папа и Иван Петрович будут демонстрировать то, чего они добились за последнее время. В кассы дельфинария с утра очередь, что даёт возможность папе и Ивану Петровичу вернуть государству часть потраченных на них денег. Зал медленно заполняется. В первых рядах сидят доктора наук, за ними -- кандидаты, эмэнэсы, инженеры, лаборанты и ошалевшие дачники. Играет музыка.
Вот на краю бассейна появляется Иван Петрович в белом гидрокостюме английской фирмы "Эксцельсиор". Он обошёлся Ивану Петровичу в две зарплаты, и, чтобы прокормить семью, Иван Петрович вынужден был воровать казённую рыбу. До получки вся семья Ивана Петровича сидела на одной ставриде, и теперь он на неё глядеть не может. Вот и сейчас Иван Петрович воротит нос, вынимая из корзины полудохлую рыбёшку. Штука, конечно, неаппетитная, но уговор дороже денег, и папа, разогнавшись через весь бассейн, серебряной торпедой вылетает из воды и пролетев через кольцо, выхватывает рыбку из руки Ивана Петровича. Все довольны: публика бьёт в ладоши, я -- хвостом по воде..
На берегу озера сидел человек с фотоаппаратом и пристально вглядывался в водную гладь. И чего он сидит? Непонятно. Но стоит сказать, что озеро это называется Лох-Несс, становится ясно, что он хочет знаменитую Несси сфотографировать.
И вот, сидит он так час, другой, как вдруг в кустах шорох.
-- Кто там? -- испуганно спрашивает фотограф.
-- Это я, -- послышался из кустов тихий голос.
-- Фу-у-у... -- перевёл дух фотограф. -- Я подумал, что это Несси ко мне подкрадывается.
-- Несси? Кто это? -- спросили из кустов.
-- Ну, темнота! Весь мир знает, что в этои озере чудовище живёт, а ты ничего не слышал?! -- удивился фотограф.
-- А как эта Несси выглядит?
-- Ну, точного описания пока нет. Шея как у змеи, ласты, чтобы плавать было удобно, длинный хвост. Вроде динозавра.
-- Ух ты! Так это же я! -- воскликнул собеседник.
-- Ну ты шутник! -- засмеялся фотограф и раздвинул ветви кустов...
Больше он ничего не помнит. Говорит, что там в кустах действительно Несси стояла, но он упал в обморок.
Вот так и бывает. Сидят, ждут её, а как увидят -- в обморок падают. Потому до сих пор и не доказано, что Несси существует..
Это началось, когда Рэдвуд был красным волком.
Население в тот год разом ополчилось на его сородичей. Самого Рэдвуда это коснулось вскользь, рикошетом -- пропала мать и ему пришлось сменить спокойную, обеспеченную жизнь на зыбкое, как трясина, существование вольного добытчика. Для трёхнедельного сосунка он был крепок и силён, и лапы слушались его очень неплохо. Однако через несколько часов пути волк-одиночка выдохся заполз под приподнятый с одного окнца древесный ствол и мёртво заснул. А когда проснулся, увидел надвигающиеся руки и услышал злорадные мысли -- мол, ловушка цела, а волк всё-таки попался. Потом что-то случилось -- то ли переломилась заведомо крепкая подпорка, то ли песок осыпался, только тяжеленное бревно, свистнув в миллиметре от глупенькой мордочки Рэдвуда, с хрустом прибило к земле вытянутые руки. Нелегко им теперь будет ставить ловушки на волков, покрытых густым цеплячим пухом красно-бурого цвета. Жмурясь от монотонного мычания, Рэдвуд торопливо полизал подмокшую землю и потрусил прочь от греха подальше. Тогда он ещё не подозревал, что вместо сплоховавшего дерева на него обрушилось явление не менее однозначное и неизбежное. Впоследствии Рэдвуд обозначит его как счастье, хотя, видит бог, не каждый бы с ним согласился.
Догадка пришла после череды случайностей -- необъяснимых, нелепых, но неизменно к нему благосклонных: глупцом Рэдвуд не был, а был, как уже говорилось, красным волком. Да и глупец бы догадалсся -- ведь благодаря этой нескончаемой цепи случайностей беззащитный волчонок сумел выжить, повзрослеть, состариться и по собственному усмотрению завершить затянувшийся путь. Вот только некоторые подробности своей долгой жизни Рэдвуд вспоминать не любил.
Лес был смешанным, и в тот день радовал Рэдвуда запахами то сырой хвои, то грибов, то почему-то моря. Наверное, этот запах был уже из следующей жизни, которая подбиралась всё ближе и ближе, но раз за разом откатывалась, вспугнутая, видимо, влажнозубой улыбкой счастья. От него пора было избавляться.
И тут появились эти трое. Двое шли, не скрываясь -- от них волнами расходились эйфория и радостное ожидание. Они говорили, что должны быть осторожны, но осторожности в них не было. Они были слепы и глухи. Третий появился чуть позже. Даже Рэдвуд, что сонно и улыбчиво жмурился на пороге своего убежища, учуял, увидел и услышал его сразу -- и пульсирующую ненависть, и скрип кожи, и запах железа, и хмурое предвкушение, и, наконец, длинный ствол с раструбом, но почти без приклада -- а двое беглецов упрямо видели только друг друга.
Вздохнув, Рэдвуд из последних сил размахнулся и запустил им вслед скрученный комок. Он не разглядел, кого их двоих накрыло тонкой сетью прежде, чем длинная труба взорвалась в руках преследователя, что остался тупо и обморочно разглядывать последствия неудачного выстрела. Да его и не интересовало уже, над кем воспарит теперь страшноватый хранитель, всегда безотказный, не привыкший неловко лепетать: "я тут поиздержался, может, хоть проценты отдашь?", а молча и бесцеремонно залезающий в карманы тех, кто случился рядом с оберегаемым существом. И далеко не всегда счастье Рэдвуда доставало тех, чьи намерения были злы. Хотя почему-то и вправду ближе всего подбираются к нам те, кто собирается нас убить. С чего бы, интересно? А можеТ и вовсе -- убить нас особенно хочется тем, кто рассмотрел нас вблизи? Впрочем, пусть философией займутся философы, а престарелый красный волк свои дела завершил. И как следствие над парой одиночек плывёт теперь, рспластав кожистые крылья, неумолимое счастье Рэдвуда..
Драконы, они людей не переваривают. Как с утра нажрутся, так потом целый день ходят и отрыгивают.
Я долго бродил по лесу и окончательно заблудился. Я был голоден, одежда моя изорвалась в клочья, всё тело ныло от ссадин. И уже ночью я вышел к широкому лугу.
На том необычном лугу было полно одуванчиков. Я не видел их, но знал, что они там есть и их много. Я набрал воздуха в лёгкие и стал осторожно дуть.
И полетели первые парашютики от одуванчиков -- полетели вертикально вверх, странно и красиво фосфорицируя в ночном воздухе.
Вдохновлённый этими несколькими красивыми, взмывавшими вверх парашютиками я стал дуть сильнее и парашютиков стало больше -- они по-прежнему поднимались вверх и блестящими огоньками исчезали в небе.
Я совершенно забыл о голоде и усталости, и даже кровавые ссадины перестали болеть, и стал дуть ещё сильнее.
И вдруг тревожный голос совсем рядом: "Осторожно! Это не понравится Хозяину!"
Не понимаю, какому Хозяину? Вроде бы надо бояться и послушаться, но красота зрелища владеет мной, и я дую ещё сильней. Одуванчики стаями выпускают яркие звёздочки до самого горизонта. Как это прекрасно!
"Осторожно! Хозяину..." -- но шум выдыхаемого воздуха подавляет предостерегающий голос, парашютиков уже как снежинок в метель. Ещё сильнее, и я чувствую, что раздаётся вой -- я так сильно выдыхаю, что мой голос стал похож на вой.
И этот радостный вой возносится всё выше и выше, поднимая мириады огоньков -- и вот я уже волк. Я весь дрожу от восторга, от чарующего совершенства воя и от прекрасного зрелища огоньков одуванчиков. "Так где же Хозяин? Может я и стал этим Хозяином?"
Изо всех сил раздувая лёгкие я продолжаю вполне осознанно выть -- в этом звуке сонмы летящих прашютиков резонируют красновато сверкая и переливаясь, будто искры исполинского невиданного костра. Радость ликование и всенаполняющая свобода возносит мой дух вместе с летящими одуванчиками в поднебесье. Я вытягиваю саму песню природы...
И вот уже всходит огромная луна -- будто одуванчики и моё пение разбудили её -- небесное полнолуние ярким странным светом заливает луг и лес. А я бегу назад в лес. Бегу на четырёх лапах. На мне нет противной одежды, совершенная шкура её заменяет. Хвост развевается от молниеносного бега. Мой чуткий нос летит у земли, я чувствую чей-то след. И вижу я в серых оттенках, как проносятся подо мной лесные травинки.
Я предельно ответственнен. Теперь никто не посмеет предать меня или унизить, ибо я накажу.
Я вихрем несусь по лесной неведомой людям волчьей тропе -- пусть хоть на мгновение, но никакого Хозяина!.
К хранителю метаморфоз приходят с полным пакетом документов. О том, что вы честно прослужили на одном месте двадцать лет, не имеете иждивенцев на руках, не подвергались бичеванию и не имеете долгов.
К хранителю метаморфоз приходят тогда, когда вас уже не радуют ни новая, недавно купленная жена, ни благосклонность начальников, ни растущие доходы. Когда то прихватывает печень, то ноет сердце. Когда дети уже выросли и в долгие осенние вечера, хоронясь за воем ветра, к вам подкрадывается извечный ваш враг -- скука. Она смотрит на вас глазами старшей жены, говорит голосом царского посланника и пишет письма почерком ваших друзей и торговых агентов.
Узнав о вашем решении, домашние начинают громко рыдать и причитать. Приходят друзья и мудрецы. Они, поглаживая бороды, чинно отговаривают вас от безрассудства. Ведь ещё никто достоверно не знает: существуют ли на самом деле метаморфозы? не ловушка ли это для дураков?
-- Отчего же? -- так же чинно, но скрывая скуку, грызущую сердце, возражаете вы. -- Ведь видели же метаморфантов их знакомые и близкие. Правда, те не узнавали никого.
В день, когда служка приносит свиток-вызов от хранителя, родные и близкие прощаются с вами, как с дорогим покойным, ведь не известно, какую метаморфозу выберет для вас судьба: станете ли вы вазиром в Сингане или водоносом на соседней улице? Никто не знает. Но в том-то и состоит божественный соблазн...
А через двадцать лет вы снова будете иметь право обратиться к местному хранителю метаморфоз..