В «обойме» или вне ее?.. |
Много лет назад редакции «Искателя» срочно потребовался фантастический рассказ взамен того, что был запланирован и не «пошел». К тому же рассказ был уже проиллюстрирован, и в ночь перед сдачей номера нескольким сотрудникам редакции и авторам пришлось писать научно-фантастический рассказ на тему рисунка. В импровизированном конкурсе победил человек, поставивший подпись «Кир Булычев». Так в литературу вошел один из самых популярных современных писателей-фантастов... Произведения Кира Булычева заслуженно популярны, недаром он стал лауреатом премии «Золотой теленок» «Литературной газеты». В них неизменно присутствует игра, веселая изобретательная мистификация, впрочем, как и в жизни самого писателя. Известный прозаик-фантаст — это видный ученый, востоковед, доктор исторических наук, лауреат Государственной премии СССР, член Географического общества СССР Игорь Всеволодович Можейко. Сегодня он гость нашей рубрики.
— Игорь Всеволодович, многих читателей интересует: как вы совмещаете науку и литературу?
— А я их не совмещаю — просто живу ими одновременно. И наука, и литература для меня — не хобби, не развлечение, а равнозначные виды деятельности, друг другу они не мешают. Даже помогают: история — научная дисциплина, которая основана на реальных фактах и не допускает никакого отклонения от них, никакой вольности в обращении с документально зафиксированными событиями; фантастика же невозможна без такой «вольности». Точка «схода» истории и фантастики для меня — человек, его прошлое, настоящее и будущее. В конечном итоге и эпохальные события, и приключения в вымышленном мире интересны нам по одной причине: как они влияют на судьбу человека.
— Очевидно, можно говорить о сходстве фантастики и исторической прозы как видов художественного творчества, в основе которых лежит принцип создания модели мира, отличающегося от реальности?
— Возможно, это и так. Но читательское восприятие зависит, в основном, от того, насколько понятен и достоверен герой, даже действующий в вымышленной ситуации. И интересно читать только в том случае, когда мы можем соотнести себя с ним, поставить себя на его место. Если исторический роман точен до мельчайших деталей, то он скучен — научная скрупулезность убивает фантазию. Мне как историку видны многочисленные «проколы» в «Петре Первом» Алексея Толстого, но как читатель я не обращаю на них внимания — настолько увлекательно действие. Так же и фантастика — она конструирует воображаемый мир, но если в книге нет ничего, кроме моделирования, пусть блестяще выполненного, — мне скучно. Пример? Пожалуйста: «Сами боги» Айзека Азимова... Я считаю, что хорошая историческая проза помогает понять, почему возникала та или иная общественная ситуация, почему мы стали такими. Тогда как фантастика отвечает на вопрос: что же с нами произойдет, если...
— Не могли бы вы развить эту мысль и дать свое понимание общественной роли фантастики?
— Фантастика — литература социально активная, быть может, одна из самых активных. Основная ее функция — предупреждение, предостережение. Писатель говорит правду в форме фантастического гротеска, аллегории о своем времени. Не случайно в недавнем прошлом, когда правда скрывалась, чиновники от культуры пытались не признавать фантастику, перевести ее в разряд научной популяризации. Сейчас в обществе повышается уровень честности, и, как мне кажется, в этом есть и заслуга фантастики, лучших ее образцов, конечно, таких, как «Час быка» Ивана Антоновича Ефремова или «Гадкие лебеди» братьев Стругацких...
— В течение долгого времени фантастика находилась на положении Золушки. Не было и нет до сих пор журнала фантастики, хотя разговор об этом ведется с 1958 г. На книжном рынке серость, по которой судили обо всем жанре, вытесняла честную талантливую НФ прозу. Сейчас в издательском деле происходят перемены: фантастику собираются издавать многие издательства, даже «Советский писатель»; возникают новые альманахи и сборники, к научной фантастике обращаются журналы, ранее ее не печатавшие...
— Сдвиги несомненны. Очень важно также, что читатель открывает вершины советской и мировой фантастики, известные немногим. Это и «Собачье сердце» Булгакова, и «Мы» Замятина, и антиутопии Хаксли и Оруэлла. Новые авторы, которые входят сейчас в фантастику, будут работать совсем в иных условиях — ведь «повышается планка», растет общий художественный уровень литературы, читатель получает возможность сравнивать. Если вчера молодому писателю, которому печататься было негде, издатели-монополисты могли навязывать принадлежность к своему «клану», то сегодня, с резким расширением издательских возможностей, такой «крючок» работать уже не будет. Надеюсь, что через несколько лет та унылая безликость, которая занимает место настоящей фантастики, отойдет в тень по законам творческого соревнования. Конечно, процесс этот проходит вовсе не гладко. Разгорается борьба, по удачному выражению одного критика, «за право писать плохо». Если вчера тебя превозносили, а сегодня читатель предпочитает тебе настоящих писателей, то перестаешь быть «признанным и известным», да и вообще рискуешь выпасть из «обоймы» (слово-то какое придумали...), в которой так долго и так уютно жил. Отсюда борьба, на которую толкают ощущение своей художественной неполноценности, страх за свое будущее. И если раньше в руках у тебя был издательский процесс, ты руководил издательством или журналом и чувствовал себя в полной безопасности — всегда можно было организовать восторженный отзыв о собственном сочинении или сочинении соседа по «обойме», то теперь надо спасать монополию.
— Как оцениваете подобные процессы в фантастике?
— Здесь также обостряется противостояние, усиливается «поляризация сил». Например, Стругацкие выступают с критикой научно-фантастических книг, выпускаемых «Молодой гвардией». Раньше бы такие выступления никто не напечатал, а если бы они и увидели свет, то можно было бы олимпийски их проигнорировать — монополии это не угрожало. Теперь необходимо спешно отвечать, стараясь уничтожить «критиканов» любыми способами, даже в собственном ежегоднике «Фантастика-87». От имени анонимных, но «известных» писателей, ученых и космонавтов, Стругацкие обвиняются в «откровенной ругани», напористом стремлении навязывать свои «вкусы и групповые симпатии», в «передергиваниях, подтасовках и даже фальшивках», что в душе они «рапповцы», применяющие дубинку и оглоблю. Но и этого мало. Чтобы не оставалось сомнений в том, каково же истинное лицо этих авторов, дается оценка их творчества с помощью цитаты из статьи дружественного критика. Оказывается, искусство Стругацких «смыкается с массовой культурой самого низшего сорта», а сами они «пропагандируют пошлость, зарабатывают дешевую славу и популярность». Я читал эту реплику и думал, что еще вчера подобный окрик был поистине «дубинкой и оглоблей» с последующими выводами. А сегодня такое выступление напоминает крики из осажденного обоза, охваченного паникой... Надеюсь, что Стругацкие воспринимают подобные наскоки с юмором и не обижаются на брань — она свидетельствует лишь об испуге бранящихся. Можно захватывать места в редколлегиях и редакциях, можно уподобиться легендарному голландскому мальчику, бегающему вдоль плотины и пытающемуся заткнуть пальчиком отверстия в ней, но процесс, объективно происходящий в обществе, остановить нельзя. Кстати, интересно было узнать, кто те космонавты, которые обвиняют Стругацких в фальшивках и пошлости. Может быть, они отзовутся? Или это мифические космонавты? Скажем, пришельцы из космоса...
— Сейчас используются, как мне кажется, самые разные способы наладить долгосрочные отношения «с вечностью». Вот, например, в газете «Литературная Россия» опубликовано загадочное сообщение: некий координационный совет писателей-фантастов учредил премию «Кубок Андромеды» и вручил ее Ю. Медведеву...
— Да, сообщение это озадачило, мягко говоря, и меня тоже. У нас в стране есть премия за выдающиеся достижения в области фантастики «Аэлита». Учреждена она Советом по фантастике Союза писателей РСФСР и журналом «Уральский следопыт» и вручена известным писателям — А. и Б. Стругацким, А. Казанцеву, В. Крапивину, З. Юрьеву, С. Снегову, С. Павлову, О. Ларионовой. В 1987 г. прибавился приз имени И. А. Ефремова, которым награждены Г. Гуревич, Д. Биленкин (посмертно), В. Бугров. Что это за «Кубок Андромеды»? Подозреваю, что где-то собралась группа людей, решивших не дожидаться читательского признания и компенсировать «несправедливость судьбы» личной инициативой. Можно предположить, что в ближайшие годы эту премию по кругу получат и другие члены группы, и тогда мы хоть узнаем, кто входит в «координационный совет»... Открывается, таким образом, обширнейшее поле деятельности! Представьте, мы с вами объединяемся, называем себя «Межгалактический совет высокоодаренных гуманоидов» и награждаем друг друга орденом «Звезда Альдебарана» с аксельбантом. Или с позументом. Надо только отыскать орган печати, который доведет до сведения ничего не подозревающего читателя нашу частную инициативу. Групповщина — всегда борьба серости против таланта. Давняя особенность и беда хороших отечественных писателей — неумение организовываться: некогда заниматься этим — надо писать. Групповщина не нужна ни Стругацким, ни В. Михайлову, ни О. Ларионовой, С. Гансовскому, В. Савченко, Г. Гуревичу, С. Снегову, В. Шефнеру, Е. Войскунскому. Их не надо объявлять талантливыми с помощью громокипящих кубков — читатели без этого знают и любят их. Поэтому мне хочется пожелать, чтобы в прессе все же появлялись нервные выпады охранителей прошлого, использующих любую, самую смехотворную, возможность, чтобы отстоять свое право на существование в литературе без литературных заслуг. Значит, перестройка действует. Значит, монополия расшатывается. Значит, лед в фантастике наконец-то тронулся.
— Игорь Всеволодович, вы — один из самых известных советских фантастов, автор более десяти книг. Ваши повести и рассказы переведены, насколько я знаю, на двадцать языков. Почему вы не член Союза писателей?
— А почему я должен им быть? Я востоковед, люблю свою работу и не собираюсь ее бросать. То есть, я востоковед, пишущий фантастические книги, а не профессиональный писатель, занимающийся между делом востоковедением. Вступать для того, чтобы пользоваться услугами поликлиники Литфонда или иными благами? Я убежден, что можно делать свое дело, не будучи членом Союза писателей. Хотя есть и другая точка зрения. Мне довелось недавно прочесть в газете «Московский литератор» заметку писателей-фантастов Ю. Никитина и В. Щербакова, направленную против выступления В. Ревича, посмевшего нелестно отозваться о книгах их коллег. Главным, как я понял, аргументом против Ревича, нашего ведущего критика фантастики, было то, что авторы заметки «не нашли его фамилию в списках Союза писателей», на основании чего совершенно серьезно утверждают, что В. Ревич — не критик. Из этого следует, если продолжать такую линию рассуждений, что каждый член СП — обязательно писатель. Трюизм повторять, что читателям остаются книги писателя, а не его членское удостоверение.
— Вы много пишете для разных возрастов. Кем вы себя считаете: писателем «детским» или «взрослым»?
— Позвольте, я отвечу стихами Александра Межирова, прекрасного поэта фронтового поколения: «Мы писали о жизни — о жизни, неделимой на мир и войну...» Так вот, я стараюсь писать для людей — и не важно, какого они возраста...
— И в заключение: ваше отношение к библиографии вообще и к библиографии фантастики в частности?
— Поскольку я по специальности историк, то работа с библиографией — существенная часть всей моей деятельности. Я считаю, что библиография больше относится к истории, чем к литературе, ведь махинации с историей неизбежно приводят к махинациям с библиографией, в том числе и с библиографией фантастики. Приведу пример: работая над обзором советской фантастики 30-40-х гг., в сборнике статей, клеймящих троцкистско-зиновьевских антисоветчиков, я совершенно неожиданно нашел абзац, посвященный научно-фантастическому роману некоего автора. Ни в одной библиографии советской фантастики я этого романа не встречал. Вот вам и обратная связь — выпадение из библиографии неизбежно тянет за собой выпадение из истории. Считаю, что ваш журнал делает большое дело, стремясь заполнить дыры нашей истории. Что же касается библиографии фантастики, то я думаю, что, несмотря на существование солидных трудов, ее надо начинать заново, на новом уровне. Ведь даже такие серьезные работы, как библиографические издания А. Бритикова и Б. Ляпунова, и то изуродованы временем.
— А библиографический список, составленный Михаилом Манаковым по вашим произведениям?
— Вы знаете, я был просто поражен, когда он прислал мне свою работу, выполненную на хорошем профессиональном уровне, и это в 17 лет, школьник! Я «открыл» в ней несколько публикаций, до этого мне неизвестных. |
|
Кир Булычев -> [Библиография] [Книги] [Критика] [Интервью] [Иллюстрации] [Фотографии] [Фильмы]
|
(с) Кир Булычев, 1989.
(с) В. Гопман, 1989.
(с) "Советская библиография", 1989.
(с) Дизайн Дмитрий Ватолин,
Михаил Манаков, 1998.
(с) Набор текста, верстка, подготовка Михаил Манаков, 1998, 1999.
(с) Корректор Сергей Рабин, 1999.
Ваши замечания и предложения оставляйте в Гостевой книге
Тексты произведений, статей, интервью,
библиографии, рисунки и другие материалы
НЕ МОГУТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНЫ
без согласия авторов и издателей.