Конкурс
«Допиши рассказ»

ВОЙДИТЕ В ТРЕТЬЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ СОАВТОРОМ
КИРА БУЛЫЧЕВА !!!

Владимир Кнари
ОБЫСК

В первый день Нового Года большинство населения страны честно отсыпается после бурно проведенной ночи. А особенно когда новый год по совместительству оказывается первым годом нового века и тысячелетия.

Однако же жителям Великого Гусляра не выпало в этот день даже этого счастья. Да и сами посудите: как можно спокойно спать, когда буквально весь город подвергся массовому набегу неизвестных вандалов?

К чести жителей, стоит все же заметить, что великогуслярцы пережили случившееся мужественно. Не было паники, не случились стихийные митинги, никто не призывал вешать виновных на первом столбе. Вот только уныние как-то само собой быстро расползлось по городу...

Лев Христофорович решил с помощью дедукции как можно быстрее выявить злостных вредителей имущества, однако оказалось, что есть вещи, утрата которых может и его ввести в депрессию.

На полу его квартиры в свете тусклого зимнего солнца блекло отсвечивали осколки фаянсовых и хрустальных наборов, ежегодно вручаемых профессору разными именитыми гостями из столь же именитых институтов и университетов мира. Но наборов этих Минцу было не жаль.

А вот потерю богатейшей библиотеки, столько лет собиравшейся книжка к книжке, он вандалам простить не мог.

Если пересчитать все дни, проведенные им за чтением этих книг, хватит, пожалуй, на несколько лет. Да что там лет? Почти вся жизнь его прошла в этих книгах!

И теперь вся эта его жизнь валяется ворохом обрывков на полу! Шелестит в ледяном потоке воздуха из разбитого окна...

Минц просидел в комнате среди этих бумажных залежей почти до середины дня, когда холодное зимнее солнце уже собралось прятаться на ночь. Он перебирал вырванные страницы, будто прощаясь с каждой, как с погибшим боевым товарищем.

Тяжело вздохнув, он вслух задал главный вопрос, который мучил в этот момент весь Великий Гусляр:

— А все же, кто это устроил?

И в тот момент, когда он, не дождавшись ответа, поднялся, чтобы зажечь свет, особенно большая груда бумаги в углу вдруг зашевелилась.

Профессор Минц был настоящим исследователем и изобретателем, а потому совершенно не испугался ожившего вороха обрывков. Лев Христофорович все же щелкнул выключателем, дабы получше рассмотреть интереснейший научный феномен, как вдруг внутри кучи кто-то громко чихнул.

От этого громкого, а главное, сильного чиха бумага разлетелась в стороны, и взору умудренного опытом профессора предстал некий субъект, отличающийся повышенной волосатостью темного цвета и яркими зелеными глазами, испуганно глядящими из вороха всклокоченной шерсти вперемешку с бумажными ошметками.

— Позвольте, молодой человек... — проговорил Минц, надевая очки и внимательнее рассматривая незнакомца.

Но тут существо вновь громко чихнуло, отчего остававшаяся вокруг него бумага с громких шелестом разлетелась по всей комнате, а у волосатого субъекта обнаружился хвост.

Да-да, самый настоящий хвост!

Минц, наконец надевший очки, от удивления только и смог протянуть долгое «Да...», а хвостатый гость уже начал затравленно озираться в поисках подходящего убежища.

К сожалению, профессором уже завладела страсть к открыванию и познанию неизведанного, когда никто и ничто не может просто так уйти неопознанным. Незнакомец, видимо, увидел в глазах Льва Христофоровича иное будущее для себя, а именно в виде препарированной тушки, и потому лишь тихо заскулил в углу.

Лев Христофорович был великим ученым, но никогда не был извергом. В свое время активисты «Greenpeace» даже наградили Минца своей почетной медалью, придуманной ими специально для ученых. На одной стороне медали была изображена маленькая белая мышь с пробиркой в лапках, а на другой красивым каллиграфическим шрифтом выведена гордая надпись: «Во время опытов не пострадало ни одно животное!»

Со словами «уси-пуси» и умиротворяющей гримасой на лице профессор медленно двинулся к «неопознанной обезьянке», как он мысленно уже окрестил для себя это существо из-под груды бумаги.

«Неопознанная обезьянка» продолжала скулить, но когда профессор приблизился почти вплотную, она вдруг с криком «Я не виноват!» ринулась в соседнюю комнату. Лев Христофорович сначала оторопел, а потом кинулся следом.

Казалось бы, что еще можно уничтожить в уже и так развороченной квартире? Однако, как показал опыт погони за теперь уже «неизвестной говорящей обезьянкой», уничтожить в квартире Минца можно было еще многое. И все это многое было их совместными усилиями уничтожено.

Уничтожение сопровождалось жутким грохотом и звоном, топотом Льва Христофоровича и дикими воплями и нецензурной руганью убегающей «обезьянки».

И вполне естественно, что многие соседи просто не могли оставить без внимания странные события, происходившие в квартире их горячо любимого и уважаемого профессора.

Первым у дверей оказался Грубин. Пока он прикидывал, вызывать бригаду скорой помощи или сразу звонить в психиатрическое, чтоб усмирить поехавшего головой на почве утраты имущества Минца, возле дверей материализовались старик Ложкин и Удалов с внуком Максимкой.

В этот момент за дверями раздался особенно жуткий грохот с последовавшими трехэтажными матюками.

— Это не Минц, — уверенно сказал Ложкин.

— Надо ломать, — подытожил Грубин.

Удалов с Грубиным поднажали и с громким «У-ух!» высадили дверь профессорской квартиры.

Когда осела пыль, глазам соседей предстала картина, которую можно было бы назвать так: «Иван Грозный убивает своего сына на развалинах Помпеи».

Конечно же, Лев Христофорович никого не убивал. Просто он полулежал на ворохе осколов и ошметков, а на коленях у него в пожилых, но крепких руках билась и извивалась свежепойманная неведомая зверушка.

На несколько минут в квартире установилась тишина. Только обезьянка пыталась вырваться из профессорских рук, да Максимка пыхтел, проталкиваясь из-за спин взрослых.

Когда же мальчонка пролез между ног деда, лохматый незнакомец наконец смог вывернуться и со злостью укусил Минца за палец.

— Ой! — только и выговорил профессор, но хватки не ослабил.

Маленькая бестия в ответ зло щелкнула хвостом.

— Деда, смотри, маленький чертенок! — весело закричал Максимка, подбегая к Льву Христофоровичу.

— А ведь и верно, — согласился Корнелий Удалов. — Чертенок, ей же ей!

— Чертенок? — с недоверием переспросил Минц и будто впервые взглянул на свою добычу. Почему-то только теперь, после слов удаловского внука, он увидел не замеченные ранее маленькие рожки на голове незнакомца да копытца на ногах.

А Максимка тем временем ласково погладил чертенка по голове.

— Он кусается, — запоздало предупредил Ложкин, с подозрением глядя на исчадие ада.

— Бедненький, напуганный... — как ни в чем ни бывало увещевал тем временем Максимка.

Чертенок вроде бы оттаял, разомлел от такого обращения, попытки освободиться стали слабее.

— А матерился тоже он? — прагматично поинтересовался Грубин, осматривая останки квартиры.

— Он, — признался Минц.

— Я! — гордо ответил чертенок довольно детским голосом. — А чего он? — и брезгливо кивнул в сторону профессора.

— Та-а-ак... — произнес Грубин, подойдя поближе и осматривая пришельца со всех сторон.

— Отпустите! А не то!.. — резко взвизгнул чертенок и снова попытался укусить Минца.

Не столько испугавшись этого «а не то», сколько уже устав держать трепыхающуюся добычу, Лев Христофорович вопросил:

— А убегать не будешь?

Чертенок из-под бровей обвел всех хмурым взгядом и буркнул тихо: «Не буду. Куда уж мне теперь...»

И действительно, отпущенный, он никуда не ринулся убегать, а лишь стал приглаживать свою отливающую голубизной черную шерстку, косо посматривая на присутствующих. Максимка стоял рядом, восхищенно разглядывая пленника.

— И откуда он у вас взялся, Лев Христофорович? — нарушил паузу Грубин.

— Да вот... — неопределенно ответил Минц, обведя рукой свою квартиру.

— Появился вот...

— Это все не случайно, — заявил вдруг старик Ложкин.

— Что это? — уточнил Удалов, попутно оттягивая упирающегося внука от подозрительной твари.

— Да вот это... существо... и разгром во всем городе. Не случайно это все!

— Может, и не случайно, — согласился с Ложкиным Грубин. — Не случайно? — спросил он, уже обращаясь к умывающемуся языком, словно котенок, чертенку.

— Не случайно, — как-то с горечью и слезами в голосе ответил маленький пришелец.

— Ну, тогда рассказывай, что тут происходит, — заявил Удалов, за ночь подсчитавший, во сколько обойдется городу восстановление асфальтового покрытия на улицах, ремонт квартир и прочее, а тут вдруг нашедший потенциального козла отпущения.

— А меду дадите? И чайку? — уже просительно осведомился поникший виновник разрухи.

Казалось бы, объявись в каком городе нечистая сила, это подняло бы шум и переполох среди жителей. Но не такими были жители Великого Гусляра. На своем веку они уже навидались столько всего, что появление одного-единственного представителя нечисти могло вызвать разве что небольшую заинтересованность. Если бы не означенные события с разгромом во всем городе. В свете этих событий появление чертенка рассматривалось по-иному. А потому нужно было расставить все точки над «i».

Допрос подозреваемого и следствие было решено перенести в квартиру Грубина, потому что в квартире Льва Христофоровича ни о каком чае с медом речи идти не могло. К Удаловым и Ложкину тоже решили не ходить, чтобы их жены раньше времени не подняли панику, или, что более вероятно, не начали распространять непроверенные слухи по всему городу. Удаловского внука Максимку решили взять с собой, раз уж он все равно был в курсе событий.

«Сперва нужно разобраться!» — трезво заявил Грубин и повел всех в свою уже отчасти прибранную квартирку.

Когда чай был разлит по кружкам, а принесенный Ложкиным мед разложен по блюдечкам, все вновь устремили свои взгляды к пришельцу. К этому моменту его уже успели рассмотреть как следует.

Был он невысокого роста, примерно по пояс Максимке. Все тело его покрывала мягкая темная шерстка. Руки были вполне обычные, с пятью пальцами. Лицо тоже вполне человеческое, вот только также покрытое коротенькой шерсткой. Зато на голове, как и положено чертенку, росли маленькие рожки. На ногах присутствовали копытца, а длинный тонкий хвост оканчивался острой стрелочкой. В общем, чертенок как чертенок. Даром, что их раньше не видели никогда в Великом Гусляре.

— Ну, рассказывай, — взял инициативу в свои руки Грубин. — Но только по-порядку. Во-первых, лично я, да и все гуслярцы (он обвел взглядом присутствующих, олицетворявших, по его мнению, все гуслярское население) хотели бы знать: кто ты такой?

Чертенок лизнул шершавым языком меда, игнорируя положенную рядом с чашечкой ложку, а потом встал, поклонился по русскому обычаю до пола и провозгласил:

— Казумадрил, младший помощник костерового третьей особой бригады его величества Сатаны. К вашим услугам.

— Казу... как? — переспросил Удалов.

— Казумадрил, младший помощник косте... — вновь начал тираду чертенок, но тут его перебил Удалов-младший:

— Кузька! Как домовенок в мультфильме!

Озадаченный чертенок остановился, затем махнул рукой и ответил:

— А... пусть будет Кузька...

— Ладно, Казу-как-тебя, — продолжил Грубин. — Вопрос второй: кто учинил сие бесчинство в городе? — и указал на развороченный шкаф и сломанный торшер.

— Ну... мы учинили, — сознался Кузька. — Вернее, не я, а черти и демоны. — Он помялся немного, вспомнил квартиру Минца и добавил: — Ну, и я чуть-чуть.

— И что, все они теперь так же прячутся в квартирах? — напугался Удалов.

— Нет, конечно же! — выпалил Кузька, как-будто всем должна была быть понятна абсурдность такого утверждения... — Им-то зачем? — вопросил он присутствующих.

На поставленный вопрос никто, естественно, ответить не мог. А потому после минутной паузы чертенок отхлебнул еще чаю, долизал мед и поведал им свою историю целиком.

Как и предполагал старик Ложкин, разгром в Великом Гусляре, а затем и появление Кузьки были совсем не случайностью. Началось все с того, что много лет назад (а вернее, тысячелетий) вот этот самый чертенок Кузька по безалаберности своей посеял где-то в пределах будущего города Великий Гусляр вещь, позарез необходимую Повелителю Ада.

Тут Кузьку перебил Удалов, засомневавшийся в возрасте допрашиваемого, но профессор Минц компетентно заявил ему, что черти живут значительно дольше. Спорить с наукой Удалов не мог, а потому больше не мешал рассказу.

Так вот, эта столь необходимая Врагу Человеческому вещь каким-то образом была связана с наступлением Армагеддона, последней битвы Добра со Злом за людские души. Развязать эту битву Сатана порывался уже давно, да все как-то не чувствовал себя готовым к ней.

И вот сколько-то лет назад его военный штаб решил, что войска Тьмы уже достаточно сильны, шансы на победу довольно велики, в общем — самое время начинать.

И все бы ничего, да было несколько условий, которые испокон веков оговаривали правила начала этой битвы. И правила эти не мог нарушить даже сам Сатана.

Первое правило, носившее название закона больших чисел, было довольно простым и заключалось в том, что начать битву можно лишь в год, когда заканчивается одно тысячелетие по земному календарю и начинается следующее. Тут все было просто, подождать несколько сотен лет не составляло труда.

Потом шло еще несколько довольно простых правил про различные церемонии, сопровождающие начало битвы. В общем, о них даже есть упоминания в различных религиозных летописях. Это все тоже не создавало никаких препятствий.

И вот когда уже приготовления к битве начались вовсю, какой-то старый демонишка-крючкотвор, всю жизнь проведший не на боевом посту, а в пыльных библиотеках сатанинского дворца, выкопал какое-то мелкое упоминание об условии, оговоренном в пункте 666 приложения 13 к описанию вселенской войны, где говорилось о той самой вещи, что Кузька умудрился потерять.

Что это за вещь, и как она попала к чертенку Кузьке, мелкой сошке в сатанинской канцелярии, рассказчик сообщать не желал. Однако по множественным оговоркам все же можно было составить некоторое ее описание.

Во-первых, она была действительно мелкой, размером с небольшую статуэтку. Во-вторых, в верхней своей части она имела два переплетенных кольца, за которые ее при желании можно было подвесить на шнурке.

Конечно, опознать по таким признакам ее не смог бы никто из присутствующих, за исключением самого Кузьки.

Так вот, когда выяснилось, что вещь сия утеряна, Сатана сначала разгневался, но сделать Кузьке особенно ничего не мог, так как хуже Ада места придумать не мог.

Тогда он решил просто плюнуть на эту мелкую оговорку и начинать битву без ее учета. Когда же в ночь с 1000-го на 1001 год битву начать не удалось, Сатана понял, что мелочь мелочью, а халявы не будет — придется искать потерю.

Пришлось снарядить всех своих демонов на поиски, но и тут снова вылез этот крючкотвор проклятый и заявил, что опять есть закавыка: вещь эту на грешной Земле обнаружить можно все в ту же злополучную ночь из старого тысячелетия в новое как раз после часа ночи до шести утра. Вот и баста! Ищи-свищи, как говорится.

Так и получилось, что в ночь, когда все жители Великого Гусляра вовсю веселились на площади, расхватывая бесплатных кроликов и другие призы, по всему городу, во всех квартирах орудовала нечисть поганая, тщась найти столь необходимую им вещицу.

— Я знал, что это только нечистой силе или инопланетянам возможно такую агитацию развернуть! — не выдержал Ложкин. — Разве ж это видано, чтобы в нашей России столько кроликов нахаляву раздавали?! — спросил он. — Да ни в жисть! — сам же и ответил.

С ним все согласились. Халяву русский люд любит. Но вот все больше получать, а не раздавать.

Но тут Грубин спохватился, что самое главное-то Кузька еще не сказал, и с сожалением в голосе спросил:

— Так что, все теперь? Скоро этот ваш Армагеддон начнется?

— Да, мы-то что... — проговорил в наступившей тишине Удалов, — а вот внуков жалко, не пожили ведь еще, — и он с дедовской любовью прижал Максимку к груди.

— Да что ему будет-то? — осведомился Кузька, воспользовавшийся ситуацией и стащивший мед у зазевавшегося Ложкина. — Пусть живет. Чего ему помирать-то? — разрешил он, вылизывая остатки меда из банки.

— Это как это почему?! — возмутился Удалов. — Армагеддон ведь! Все, конец людскому роду! Я хоть и атеист, но тоже наслышан, — гордо заявил он.

— Так не нашли ведь... — вздохнул Кузька. — Иначе чего бы я тут прохлаждался?

— А и правда, с чего бы это вы объявились, когда остальные ваши сородичи убрались восвояси? — спросил молчавший до сих пор Лев Христофорович.

— Так крючкотвор-то тот напоследок, с досады видать, шепнул Сатане, что есть место похуже Ада — Земля ваша. В ссылке я тут, если по-вашему. Аж до Армагеддона. Пока не найду ее... эту... — Последние слова Кузька произнес с такой тоской в голосе, что у собравшихся даже слезы выступили от сострадания.

Первым опомнился Максимка, вырвавшись наконец из дедовых объятий:

— Так ты что, у нас теперь жить будешь?! Вот ведь здорово! — и от такой радости он чмокнул пригорюнившегося чертенка в нос.

Профессор Минц тем временем протер очки и солидно резюмировал:

— А следующая попытка, значит, через тысячу лет будет, как я понимаю?

Чертенок кивнул в ответ.

— Значит, товарищи, будем жить! — не очень жизнерадостно возвестил Лев Христофорович.

— А беспорядки кто за них убирать будет? — Удалов с досадой кивнул на Кузьку.

— Ну, как-нибудь потихоньку... — ответил Минц. — Ведь главное, Корнелий, в том, что жизнь продолжается!

К весне улицы города были приведены в порядок, в квартирах восстановлен уют, но события милленниума навсегда вошли в анналы истории Великого Гусляра.

А Кузька так и остался жить в доме на Пушкинской. Вместе со Львом Христофоровичем Минцем. Правда, пришлось его отучить от привычки материться во гневе. Да и соседи его полюбили, парень он оказался работящий, старухе Ложкиной белье помогал стирать, с Максимкой Удаловым уроки делал, да и в домино отменно играть умел.

Про его поиски все уже стали забывать, когда однажды Удалов, проходя мимо памятника Землепроходцам, заприметил в руке одного из легендарных героев города некую подозрительную вещь. Подойдя поближе, он с ужасом обнаружил, что в огромном кулаке зажата мелкая безделушка с двумя переплетенными кольцами. Он тысячу раз видел этот памятник раньше, но как-то не обращал внимания на эту деталь.

Удалов протер глаза, потрогал странный предмет, попытался выдернуть. Но два кольца составляли единое целое с памятником.

Тут-то он и вспомнил, что памятник делали в точности по картине какого-то древнего живописца, запечатлевшего на холсте уход землепроходцев. Картина та хранилась в городском музее, да при очередном пожаре в хранилище погорела. Елена Сергеевна, бывшая в то время директором музея, страшно горевала тогда: реставраторы так и не смогли полностью восстановить полотно.

Поздно ночью Удалов вышел на улицу, вооружившись мастерком и ведром с раствором. Озираясь по сторонам, он тихонько подкрался к памятнику.

«Нам-то ладно, а вот внуки...», — прошептал он и принялся за работу.

Скульптор из него был никудышный, но каменщиком Удалов был признанным. Не прошло и получаса, как два кольца в руке землепроходца исчезли, сменившись шляпкой гриба. И в последующие годы многие туристы неизменно задавали вопрос: зачем уходящему на покорение Сибири и Аляски нужен с собой гриб? На что молодые городские экскурсоводы так же неизменно отвечали, что тоска по родине, мол...

А профессор Минц нашел неожиданное применение Кузькиному появлению в городе. В июне он заявил, что ретрогенетика еще поможет человечеству, и что им уже начата подготовка к опыту для научного подтверждения теории о том, что все демоны пошли от падших ангелов.

Но это уже другая история...

Другие участники конкурса и их работы:

Уля Абдуллаева (г. Баку, Азербайджан)

Алексей Алекстайм

Владимир Кнари

Антон Лукьянов

Наташа Тараскина (Cambridge, U. K.)

Надежда Щетинина (г. Москва)

Фантастика -> [ПИСАТЕЛИ] [Премии и ТОР] [Новости] [Фэндом] [Журналы] [Календарь] [Фотографии] [Книжная полка] [Ссылки]