Кир Булычев: Фантастика - Глубокоуважаемый микроб (текст)

Николай Белосельский учился в одном классе с Корнелием Удаловым, закончив школу с золотой медалью, уехал в область, где с отличием завершил высшее образование, а затем, заслужив уважение своими способностями и любовью к работе, был направлен в родной город на руководящий пост.

Белосельский возвращался в Великий Гусляр с большой неохотой. Он был человеком принципиальным, серьезным и объективным, а потому предчувствовал неизбежность конфликтов. Живое воображение подсказывало ему, что при известии о его скором приезде многие жители города начнут говорить: «Как же, помню Кольку Белосельского! Я с ним в детском саду баловался». Или «Колечка? Белосельский? Близкий человек! Моя двоюродная сестра Леокадия была замужем за его дядей Костей». Беда небольшого города в том, что все всех знают.

Предчувствия Белосельского оправдались. На улицах к нему подходили незнакомые лица, напоминали об общем счастливом детстве, а затем приглашали в гости или просили протекции. В кабинет проникали троюродные бабушки, желавшие улучшить жилищные условия, и приятельницы по пионерскому лагерю, лгавшие о непогасшей любви.

Белосельский стал нелюдим, избегал людей, страшась неожиданного крика: «Колька, друг!», был строг к родственникам и похудел. Он мечтал о переводе в далекий Петропавловск-Камчатский. Но своей принципиальности он не изменил.

Удалов знал о драме Белосельского и поэтому, хоть сидел с ним шесть лет за одной партой и совместно владел голубятней, ни разу не зашел к нему домой, а, встречаясь на совещаниях, сдержанно здоровался, избегая прямого обращения. Белосельский тосковал по старой дружбе и рад был как-нибудь посидеть с Удаловым, вспомнить далекое детство, но сдерживался. Борьба с фаворитизмом не должна знать исключений.

Удалов вошел в кабинет Белосельского и с порога сказал:

— Доброе утро. Я по делу.

— Здравствуй, Корнелий, — сказал Белосельский. При виде Удалова взгляд его смягчился, и ему захотелось сказать бывшему другу что-нибудь теплое.

— Погода хорошая в этом году, — сказал Белосельский. — Радует нас июль.

— Да, жарко, — согласился Удалов.

— Ты садись. Как в стройконторе дела? План сделаете?

— Постараемся, — сдержанно сказал Удалов, сел и вытащил из кармана приглашение.

— Когда в отпуск? — спросил Белосельский.

— Уж и не знаю, — сказал Удалов. — Собирался в августе, да вот... Надо посоветоваться.

Он ладонью перегнал по столу к Белосельскому приглашение и стал ждать.

Белосельский внимательно прочел письмо, кинул на Удалова быстрый взгляд, затем вынул из деревянного высокого стакана хорошо заточенный карандаш и стал читать письмо вновь, помечая галочками ошибки и ставя в непонятных местах на полях вопросительные знаки. Удалов глядел в окно, за которым ворковали голуби, и мечтал о рыбалке.

Дочитав письмо вторично, Белосельский задумался, не поднимая глаз. В письме таилась каверза. Не стоило распускаться и радоваться при виде Удалова. Ведь он — друг детства и потому вдвойне опасен. Недаром он все эти месяцы держался на расстоянии и проявлял тактичность. И ты, Брут, расстроился Белосельский. Уж лучше бы попросил новую квартиру. Думая так, он нечаянно встретился взглядом с чистыми голубыми глазами Удалова, увидел его гладкий выпуклый лобик, полные розовые щеки, курчавую поросль вокруг ранней лысины и неожиданно для себя самого спросил:

— СОС — это что такое?

— Ума не приложу, — честно признался Удалов.

— Ясно, — сказал Белосельский. Потом добавил: — Как известно, в июле тридцать один день.

— У них, видно, система отсчета другая, — сказал Удалов. — Так может, не стоит ехать?

— Не стоит, — согласился Белосельский.

— И жена будет рада. Недовольна она моими космическими связями. Ревнует.

— О семье тоже подумать надо, — сказал Белосельский. — О семье мы зачастую забываем.

— Значит, решили? — сказал Удалов. — Мне же посоветоваться надо было. А с кем посоветуешься по такому вопросу? Я пошел? А то в контору опоздаю.

— Иди, — сказал Белосельский. — Работай спокойно.

— Спокойно не получится, — возразил Удалов. — Спокойно нельзя, потому что буду тревожиться за судьбу Земли.

— А что такое?

— Дешифишировкой грозят. На тридцать четыре прокылы.

— Про-ку-ла, — поправил Белосельский, заглянув в приглашение. — Чепуха какая-то.

— Конечно, чепуха, — согласился Удалов. — Может, обойдется.

Белосельский подчеркнул слово «дешифиширована» красным карандашом.

— В словарь иностранных слов заглядывал? — спросил он.

— Там нету, — сказал Удалов. — У них своя терминология.

Белосельский посмотрел в окно. Ворковали голуби, облака сгустились, в отдалении гремел гром. Белосельскому очень хотелось уехать в Петропавловск на далекую Камчатку, где нет друзей детства.

— Значит, игнорируем? — спросил Удалов. Он стоял посреди кабинета, переминался с ноги на ногу. Ему было не по себе, что он поставил Колю Белосельского в неловкое положение.

— А если это не шутка? — спросил Белосельский. — Нам бы ясность.

— Откуда ей быть?

— А как ты планировал туда ехать? Адрес неразборчивый?

— Для них понятно. Для них это все равно, что для нас Малые Кочки.

Друзья детства немного помолчали. Удалов подумал, что если удастся отделаться от СОС, надо будет позвать Колю на рыбалку.

— Если приедут, — сказал Удалов, — я им скажу, что заболел. Или теща заболела. Дипломатично, и никто не в обиде.

— Это разумно, — согласился Белосельский. Он понял, что Удалов искренен и прост. — Так и скажешь.

— А это... насчет рыбалки... — но завершить приглашение Удалов не успел. Посреди кабинета, как раз между Удаловым и столом Белосельского, возник человек в черном трико. В облике его было что-то неземное.

— Простите, — сказал человек быстро, с легким инопланетным акцентом. — Я из СОС. Ищу Удалова Корнелия. Корабль на орбите. В чем задержка?

— Я не еду, — быстро ответил Удалов. — Я заболел.

— Поедешь, — просто ответил человек в трико. — Надо, Корнелий.

— Погодите, — вмешался в разговор Белосельский. — Во-первых, это мой кабинет...

— При чем здесь кабинет? — сказал человек в трико. — Я должен доставить Удалова на первый СОС, а у нас пересадка на Альдебаране. Времени в обрез.

И посланец СОС властно положил руку на плечо Удалову.

Удалов метнул отчаянный взгляд на Белосельского. Что еще придумать?

— Может быть, произошла ошибка? — спросил Белосельский. — Может быть, вы ищете другого Удалова?

— Именно этого, — сказал посланец. — Он уже вычислен и по всем параметрам подходит для СОС.

— Так хоть скажите, кто такой этот СОС! — взмолился Удалов, пытаясь высвободить свое мягкое плечо от железной хватки человека в трико.

— Съезд Обыкновенных Существ.

— Я недостоин!

— Правильно, — поддержал Удалова Белосельский. — Почему представлять Землю на международном форуме должен именно Корнелий Иванович? Мы могли бы рекомендовать вам более достойных представителей. Например, инженера Сидорова. Общественник, спортсмен, рационализатор, выдающийся человек...

— Правильно! Сидорова! — крикнул Удалов.

— Нам не нужен Сидоров, — сказал посланец. — Нам нужен Удалов.

— Странно, — сказал Белосельский, и в этот момент зазвенел телефон. Белосельский взял трубку, не согнав хмурой складки со лба. А Удалов, воспользовавшись паузой, спросил посланца:

— Домой за вещами можно зайти?

Удалов уже понял, что от СОС ему не отвертеться.

— Некогда, — сказал посланец, подхватил Удалова за пояс и сильно повлек вверх, к потолку. Последнее, что Удалов увидел в кабинете Коли Белосельского, было запрокинутое кверху, встревоженное лицо старого друга. Лицо пропало, и через секунду Удалов, подлетая к небольшому летающему блюдцу, уже смотрел на Великий Гусляр с высоты километра.

А Белосельский, проводив глазами Удалова, сказал в телефонную трубку:

— Повторите, что вы сказали?

— Не пускайте Удалова на СОС, — ответил странного тембра далекий голос с инопланетным акцентом. — Это может трагически кончиться для Земли.

— Кто вы? — спросил Белосельский.

— Доброжелатель.

— Удалов уже улетел, — сказал Белосельский. — Назовите свое имя и причины, по которым вы не желаете присутствия Корнелия Ивановича на международном съезде.

— Жаль, что упустили, — ответил инопланетный голос. — Пеняйте на себя.

В трубке что-то щелкнуло, и затем женский голос произнес: «Разговор с Омегой Дракона закончен. Три минуты».

Белосельский сказал: «Спасибо» и медленно положил трубку.

Космический корабль набрал скорость. Земля скрылась из глаз, и Солнце превратилось в незначительную желтую звезду. За иллюминатором клубились туманности. Удалов отошел от окна и похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли документы. Посланец поставил корабль на автопилот и обратился к Удалову:

— Повезло, — сказал он. — Успели.

— А что? — спросил Удалов.

— Могли задержать. Что-то твоя, Удалов, скромная персона вызывает повышенный интерес в определенных кругах.

— Вот это лишнее, — сказал Удалов. — Я к вам на СОС не напрашивался, лечу из чувства долга. В любой момент согласен вернуться. Тем более, что на Земле миллионы более достойных.

— Может быть, — согласился посланец. — Достойных миллионы, а Удалов один.

— Ну что ж, — не стал спорить Удалов. — Будем считать, что мне повезло. Увижу новых братьев по разуму.

— Садись, перекуси, — уклончиво ответил посланец. — На Альдебаране буфет паршивый.

Они пообедали и начали торможение перед Альдебараном.

Любознательный Удалов был потрясен зрелищем космопорта на Альдебаране. В громадных залах гуляли, сидели, отдыхали, парили, висели вниз головой, спорили, ожидали, стояли в очередях за билетами, питались в буфете десятки тысяч альдебаранцев, сирианцев, дескасийцев, тори-тори, прулей, кофкриавфеев, 45/67-цев, молчаливых испужников, вегиан, плетчиков, моссадеров, антропоидных локов, порников, апрет-тт-воинейцев и многих других, имен которых Удалов не запомнил. И ни одного обитателя Солнечной системы.

Посланец быстро провел обалдевшего от разнообразия разумной жизни Удалова сквозь толпу, протолкнул его в узкую дверь с непонятной надписью и сказал:

— Жди здесь. Рекомендую не покидать помещения. Иначе пеняй на себя. А я билеты закомпостирую.

Посланец удалился, а Корнелий Иванович осмотрел помещение. По здешним меркам оно было невелико, от изящного фонтана распространялся мускусный аромат, вокруг стояли мягкие кресла. Большинство кресел пустовало. В остальных скучали существа в странных одеждах.

Удалов прошел к свободному креслу и сел. Он старался вести себя так, словно космические путешествия ему не в диковинку. В общем, это так и было, хотя Удалов уже три года не попадал в дальний космос, а на великом пересадочном вокзале Альдебарана оказался впервые.

Остальные обитатели кресел кинули в сторону Удалова равнодушные взгляды и вернулись к своим занятиям. Было тихо. Порой динамик под потолком начинал урчать на чужих языках, видимо, объявляя посадку. Удалов подумал, как там Ксения, наверное, волнуется? Послать бы ей телеграмму, да разве здесь отыщешь телеграф? На всякий случай он обратился к своему соседу, который снизу и до плеч был схож с человеком, но книжку, которую читал, держал в цепких щупальцах, склонив к странице изысканную пернатую голову с клювом вместо носа.

— Простите, — сказал Удалов. — Вы не знаете, здесь телеграммы на Землю принимают?

Существо отложило книжку, склонило голову на бок и сказало:

— Чир-чрик-чири-пипити.

— Простите, — сказал Удалов.

— Не обращайте внимания, — послышался голос с другой стороны. — Он по-русски не понимает.

Удалов с чувством облегчения повернулся в сторону голоса и увидел подтянутого, стройного и хорошо одетого кузнечика метрового роста.

— А вы понимаете? — спросил Удалов.

— Я понимаю, — сказал кузнечик. — Я синхронный переводчик. Лечу на первый СОС.

— И много языков знаете? — спросил Удалов.

— Трудно сказать, не считал, — ответил кузнечик. — А вы, судя по нерешительности манер, провинциальному виду и глуповатому лицу, из города Великий Гусляр?

— Угадали! — обрадовался Удалов. Он даже пропустил мимо ушей нелестные высказывания кузнечика. — Откуда вы про мой город знаете?

— И зовут вас Корнелий Иванович, — сказал кузнечик. — Не отказывайтесь. Очень приятно. Я проглядывал списки делегатов, а у меня феноменальная память. Так что, пойдем, отправим телеграмму вашей супруге Ксении?

— А на корабль не опоздаем? — встревожился вдруг Удалов.

— Задержат, — ответил кузнечик. — Без нас не полетят. Я забыл представиться. Меня зовут Тори, с планеты Тори-Тори, из города Тори, с улицы имени Тори.

— Столько совпадений сразу? — осторожно спросил Удалов, который понимал, что в Галактике что ни планета — свои обычаи, и порой невежливым вопросом можно нанести смертельное оскорбление или даже вызвать войну.

— Нет, — ответил синхронный переводчик. — У нас все Тори, и все города Тори, и все улицы имени Тори.

— А не путаете? — спросил Удалов.

— Наоборот. Просто. Не спутаешь.

— Это верно, — согласился Удалов. — Так где же телеграф?

Кузнечик быстро вскочил с кресла, потянул Удалова острым коготком к двери, затем завел за угол, и они оказались в низком белом помещении, у стены которого были установлены рукомойники различного размера, формы и высоты.

— Здесь мы можем говорить спокойно. Никто не подслушивает, — прошептал кузнечик Тори. — У тебя есть что на продажу?

— Не понял, — сказал Удалов. — Я на телеграф хочу.

— Нет здесь связи с Землей, — сказал кузнечик. — Я тебя серьезно спрашиваю. Что везешь? Драгоценности? Сувениры?

— Ты меня удивляешь, — сказал Удалов. — Откуда у меня драгоценности? Я сюда так спешил, даже домой зайти не успел, плаща не взял.

— Жаль, — сказал кузнечик.

— Странно, — вздохнул Удалов, наблюдая, как какой-то транзитник моет свои семь лап. — Ты языки знаешь, наверное, зарабатываешь неплохо. А решил спекуляцией заняться.

— Я авантюрист, — сказал кузнечик просто. — Ничего не поделаешь. А мои языковые способности на конференции никому не нужны. Тебе знание всех языков вместе с мандатом выдадут.

— Так ты говоришь, нет здесь телеграфа?

— Откуда ему быть? Кто отсюда шлет телеграммы на Землю? Наивный ты, Удалов.

— Нет, — сказал Удалов. — Я доверчивый.

В этот момент динамик, который висел у них над головами, прервал лопотание на неземном языке и заговорил по русски:

— Удалов Корнелий Иванович, вас ждут у статуи Государственного колена в центре восьмого зала. Повторяю, делегата первого СОС Удалова Корнелия Ивановича ожидают в центре восьмого зала у статуи Государственного колена.

— Вот видишь, — сказал Удалов кузнечику. — А ты говорил.

— Погоди, — встревожился кузнечик. — Один не ходи.

— Так пойдем вместе, — сказал Удалов.

Через две минуты Удалов и Тори стояли возле внушительного бронзового памятника Государственному колену. Удалов огляделся. Вокруг все так же кипела толпа. «Кто бы это мог быть? — думал Удалов. — Неужели Коля Белосельский прилетел?»

— Корнелий! — раздался рядом девичий голос.

К Удалову спешила девушка ослепительной красоты и редкого обаяния, одетая легко, в серебряный купальный костюм. При виде Корнелия девушка расширила голубые глаза и лукаво улыбнулась, показав множество жемчужных зубов в обрамлении полных розовых губ.

— Осторожно, Корнелий! — сказал кузнечик.

— Я понимаю, — согласился Корнелий, не в силах отвести взгляда от красавицы.

— Я счастлива, — сказала девушка, тонкими пальцами дотрагиваясь до руки Удалова. — Я мечтала встретиться с тобой. Пошли. Наш уютный летающий рай ждет у второго причала. Мы проведем с тобой отпуск у журчащего ручья возлюбленных, под сенью бананов забвения. Идем, мой кролик!

И Удалов, ровным счетом ничего не понимая и ни о чем не думая, покорно последовал за красавицей. И может быть, дошел с ней до второго причала и добрался бы до бананов забвения, если бы его не перехватила жесткая рука посланца в черном трико.

— Делегат Земли, — сказал посланец твердо. — Вы забываетесь.

— Он мой, — сказала красавица нежно. — Ты мой, подтверди.

— Я твой, — сказал Удалов.

Кузнечик бросился вперед и вклинился между Удаловым и красавицей.

— Удалов! — сказал он, оглядываясь на посланца. — С нашей точки зрения эта особь не представляет интереса. Возможно, она синтетическая...

— Не верь им, Корнелий, — возразила красавица, — сами они синтетические.

Посланец подхватил сопротивляющегося Корнелия под руки и быстро повлек за собой. Удалов рванулся из рук посланца, красавица громко рыдала и взывала к Удалову:

— С первого взгляда! — кричала она. — Я полюбила. И на всю жизнь. Я не перенесу разлуки!

— Я тоже! — ответил Удалов.

Транзитные пассажиры с любопытством смотрели на эту сцену, полагая, что наблюдают чей-то национальный обычай.

Через десять минут кузнечик с посланцем посадили потерявшего от любви рассудок Удалова в космический корабль, привязали к креслу, а Удалов все еще не мог прийти в себя и повторял: «С первого взгляда... с первого взгляда и на всю жизнь...»

Вскоре после взлета посланец дал Удалову таблетку, и Корнелий заснул. Когда он проснулся, корабль уже подлетал к планете 14ххХХ-5:%=ъ34, где проводился СОС. Голова болела, конечности дрожали. Удалов видел перед собой прекрасные голубые глаза, но глаза эти были подернуты дымкой прошлого. Он услышал, как рядом тихо разговаривают его спутники, но ни слова не понял, кроме знакомой фамилии — Удалов. С трудом Корнелий вспомнил, что это его фамилия.

— Вам лучше? — спросил синхронный кузнечик. — Припадок любви миновал?

— Плохо, — ответил Удалов. — В жизни со мной такого не случалось, с десятого класса средней школы.

— И как в десятом классе? — спросил синхронный кузнечик. — Обошлось?

— Я уж не помню деталей, — сказал Удалов. — Но было нелегко.

Кузнечик задумался, приставив коготок ко лбу, а сопровождающий посланец сказал:

— Нам это не нравится. Слишком пристальное к тебе, Удалов, внимание.

— И то правда, — согласился Удалов. — Она же меня по имени знала. Может, фотографию где-нибудь видела?

— Ты что думаешь, она тебя на фотографии увидела, влюбилась и начала за тобой по космосу гоняться?

— Но ведь бывает, — сказал робко Удалов. Ему хотелось верить в любовь.

— А скажи, Корнелий, — спросил посланец. — Ты по земным меркам красавец? Герой? Любимец женщин?

— Пожалуй, так не скажешь, — признался Удалов. — Я скорее обыкновенный.

— Так и должно быть. Иначе бы тебя на СОС не отобрали. А лицо той женщины тебе знакомо?

— Нет. Только если в мечтах...

— Тем более это меня тревожит, — сказал посланец. И тут корабль начал тормозить, а за иллюминатором появилась частично покрытая облаками планета.

Корабль с Альдебарана пристал к спутнику медицинского контроля. Когда Удалов вслед за кузнечиком и посланцем сошел с корабля, он оказался в длинном белом зале, где его и других пассажиров поджидали медики в халатах и масках. Медики поделили между собой пассажиров и принялись их обследовать.

Удалов достался солидной женщине, которая приказала ему раздеться, а потом напустила на свою жертву с десяток шустрых механизмов, которые опутали Удалова проводами, искололи иглами, промыли желудок, сделали рентген — и это за какие-то две минуты. Исследуясь, Удалов не терял присущей ему любознательности и наблюдал, как обрабатывают остальных пассажиров. В сплетении проводов и иголок поблескивал желтый живот кузнечика, а у посланца под черным трико оказались смятые розовые перья.

Механизмы, завершая работу, извлекали из себя длинные листочки желтой бумаги и передавали их врачихе. Врачиха читала их и накалывала на штырь, к которому уже была прикреплена неизвестно когда сделанная цветная и малопохожая фотография Корнелия Ивановича.

Врачиха взглянула на очередной желтый листочек, громко присвистнула и сказала:

— Ну и дела!

Удалов встревожился.

Врачиха нажала на кнопку в подлокотнике кресла и отъехала от Удалова метров на пять.

Кузнечик и посланец уже спокойно одевались, видно, для них осмотр закончился благополучно.

Врачиха свистнула погромче, и рядом с ее креслом появились еще два врача. Все трое начали внимательно изучать листочки, пересвистываясь и бросая на Удалова укоризненные взгляды.

— Тори, — позвал Удалов. — Чего они у меня нашли?

Кузнечик, застегивая свой элегантный костюм, подошел поближе и свистнул врачам на их языке. Врачи в ответ высвистели целую песню, а механизмы с новой силой принялись вертеть, колоть и мять Удалова.

— Ты учти, — сказал Удалов. — Я долго не выдержу. Они меня терзают.

— Потерпи, — сказал кузнечик. — Плохо твое дело.

Удалов так испугался, что закрыл глаза. Этого делать не следовало, потому что перед его внутренним взором сразу возникла прекрасная незнакомка и начала любовно вздыхать. Удалов задрожал и тут услышал голос посланца.

— Корнелий, — сказал посланец. — Слушай меня внимательно. Тебе придется пройти дезинфекцию. Ясно?

— Ничего не ясно. — Удалов раскрыл глаза, увидел, что врачи смотрят на него строго и опасливо. — В чем дело?

— А в том дело, что ты прибыл с отсталой планеты, на которой масса микробов и вирусов. Среди них абсолютно неизвестные галактической науке и, возможно, опасные для окружающих.

— Может, домой отпустите? — спросил Удалов. Но голос его прозвучал неискренне. И не потому, что ему хотелось заседать на СОС, а потому, что в нем жила надежда еще раз встретиться с прекрасной незнакомкой. Он понимал всю губительность такого намерения, но его душа жаждала встречи и страдала.

— Домой возвращаться поздно, — сказал посланец. — По вашим, земным, варварским меркам, ты здоров. По нашим же ты — заповедник заразы.

— Что делать, — лицемерно вздохнул Удалов. — Такие уж мы уродились.

Больше он ничего не сказал, потому что сверху на него опустился металлический колпак, и в полной тьме Удалову показалось, что его разбирают на части. Так оно и было. И пока карантинный контроль не промыл каждую клетку его тела, Удалова как личности не существовало. Затем его собрали вновь, к счастью, точно таким, как прежде, вернули костюм и прочую одежду. Одежда воняла карболкой, а ботинки сделались жесткими. Внутри тела все чесалось. Жизнь стала такой некомфортабельной, что Удалов забыл о красавице.

Посланец повел Удалова к выходу из зала, а врачи смотрели им вслед и громко пересвистывались.

— Они такого в своей практике не видали, — сказал кузнечик.

За первым залом поджидала вторая проверка. Удалова измерили, сверили с фотографией в паспорте. Тут он не выдержал и сказал:

— Вижу, что здесь у вас неладно. Чего-то опасаетесь, кого-то боитесь. Поделитесь со мной опасениями.

— Не могу, — ответил посланец. — Не имею полномочий. Все в свое время.

До гостиницы доехали быстро, в основном, туннелями, так что Корнелию не удалось полюбоваться местной архитектурой.

В холле гостиницы, украшенном множеством флагов и лозунгов на неизвестных языках, посланец подвел Удалова к длинной стойке, передал его милой пожилой даме с тремя глазами и в очках. Потом вежливо, но без душевности, распрощался.

Дама близоруко водила носом по спискам делегатов, наконец отыскала его фамилию.

— Удалов, — сказала она, — Корнелий Иванович. Место обитания Земля. Возраст средний, социальное положение среднее, достаток средний. Я правильно излагаю?

— Не спорю, — сказал Удалов.

В гулком холле звучали, переплетались голоса, различного вида существа собирались небольшими группами, общались между собой, порой пробегали организаторы разных рангов, а роботы-официанты разносили подносы с жидкостями в бокалах.

— Так, — сказала пожилая дама. — Вы двуногий, кислорододышащий, размер средний, температура средняя. Вот вам ключ от комнаты триста два-двенадцать. Лифт на тридцатый этаж, северное крыло по коридору вправо. Теперь держите мандат и папку. Проверьте, все ли на месте.

Старушка передала Удалову папку делегата. Папка была черной, пластиковой, с тиснением, а в ней нашлись следующие вещи:

1. Блокнот, авторучка, которая, как вскоре догадался Удалов, меняла цвет чернил в зависимости от настроения владельца, ластик, стирающий не только написанное, но и память о нем.

2. Таблетки, они же талоны на питание в столовой для кислорододышащих. В случае нужды их можно было принимать от несварения желудка.

3. Папка докладов, запланированных заранее, путеводитель по гостинице с встроенным компасом, аппарат для записывания мыслей, три объемных видовых открытки, значок.

4. Брошюра «СОС — надежда Галактики».

5. Бланк для голосования.

6. Приглашение на заключительный банкет и текст тоста-экспромта, который Удалов должен произнести от имени земного человечества.

7. Билет до Земли с пересадкой в Альдебаране.

— Ознакомились? — спросила дама.

— Да, — сказал Удалов. — Интересно.

— А теперь снимите пиджак и закатайте рукав сорочки. — Дама держала в руке большой шприц.

— Это еще зачем? — спросил Удалов.

— Вакцина для преодоления языкового барьера, — сказала пожилая дама и вкатила Удалову два кубика раствора. Было больно. Но действие вакцины сказалось сразу. Многочисленные неразличимые голоса стали разделяться по смыслу и, что самое удивительное, стали понятны все вывески и плакаты, висевшие вокруг.

Удалов потер уколотое предплечье, надел пиджак, вежливо поблагодарил даму на ее родном языке и пошел искать лифт.

По дороге он уже не стеснялся, спрашивал встречных, те его понимали, словно разговор происходил на родной улице в Гусляре, но в объяснениях путались, потому что сами были приезжими. Удалов хотел было уже вернуться к даме, но и обратного пути отыскать не смог. В результате поднялся на лифте, который останавливался только на пятидесятом этаже, переехал эскалатором в другое крыло, спустился по лестнице и оказался в прачечной, оттуда служебным подъемником добрался до большого бассейна, где резвились дети делегатов, попал в помещение для тихих игр, в кабаре для сухопутных осьминогов, потом в библиотеку и лишь к исходу второго часа, многое повидав и страшно утомившись, отыскал номер триста два-двенадцать.

Дверь в номер Удалову не понравилась. Она была круглой и находилась на уровне груди. Удалов с трудом отворил ее и втиснулся в люк. Он оказался в длинной и темной трубе, по которой скользнул головой вниз. Сзади щелкнула, закрываясь, дверь, тьма сгустилась, и Удалов, прорвав головой некую мембрану, влетел в теплую, сладкую на вкус, липкую среду, к сожалению, лишенную воздуха.

Погружаясь на дно, Удалов стал барахтаться, надеясь отыскать входное отверстие, но в темноте он не мог определить не только направление к двери, но и такие элементарные понятия как верх и низ. Сознание его помутилось, и он безжизненно опустился на дно.

И в этот момент в ушах Удалова, открытых теперь пониманию любого галактического языка, прозвучали отчаянные проклятия:

— Кто посмел нарушить мой покой? Кто не дает мне спать? Я буду жаловаться!

Удалов хотел было ответить, что нуждается в срочной помощи, но в рот хлынула сладкая жидкость, и он потерял сознание.

Очнулся Удалов в коридоре, куда его вышвырнул разозленный сироподышащий обитатель номера триста два-двенадцать. Пухлая женщина с добрым лицом делала ему искусственное дыхание. Когда Удалов окончательно пришел в себя, женщина, оказавшаяся уборщицей, объяснила Удалову его ошибку, чуть не ставшую трагической: вместо северного крыла он попал в западное. Затем она любезно проводила его до нужного номера.

По дороге женщина обещала Удалову выстирать и погладить одежду, а также достать новую папку и мандат взамен потерянных.

Они благополучно добрались до нужной комнаты, небольшой, уютной, с окном во двор. Уборщица отвернулась, пока Удалов раздевался и закутывался в одеяло, а Корнелий, передав ей вещи, спросил растроганно:

— Скажите, добрая женщина, как я могу вас отблагодарить?

— Я рада помочь человеку, — сказала женщина. — Ведь мы, земляне, здесь в ничтожном меньшинстве.

— Как же так? — не понял Удалов, который полагал, что он первый землянин в этих краях.

— Мы с Атлантиды, — сказала простодушно женщина. — Когда наши тонули, давно это было, мимо пролетала летающая тарелочка. Тех, кто еще плавал, они подобрали. А потом сюда переселили. Мы прижились, сельским хозяйством занялись, размножились. Но порой по родине скучаем. Как там у нас? Нашли Атлантиду?

— Честно скажу, нет. Даже сомневаются, была ли она, — ответил Удалов.

— Была, милый, была, как не быть, — сказала уборщица и покинула Удалова, который за время ее отсутствия принял душ, привел себя в порядок и даже внутренне улыбнулся своему приключению. Ведь расскажешь такое на Земле — засмеют.

Когда Удалов вышел из ванной, его белье и костюм уже висели в чистом, отглаженном виде на спинке кресла. Уборщица стояла, отвернувшись к окну.

— Вы так добры... — сказал Удалов.

— Не надо благодарности... Вот только...

— Продолжайте, продолжайте, — поторопил женщину Удалов.

— Дочка у меня пропала, — сказала женщина, заливаясь слезами. — Единственная моя радость, девочка моя драгоценная. Полетела в соседнюю звездную систему в институт поступать и пропала. Дорогой Корнелий Иванович, памятью наших общих предков прошу, погляди на фото моей Тулички, а вдруг?

И женщина, не оборачиваясь, протянула Удалову небольшую любительскую фотографию, на которой несложно было узнать таинственную красавицу, которая объяснялась Удалову в любви на Альдебаране.

— Ах! — сказал Удалов и замолк от взорвавшихся в нем чувств.

— Что? — воскликнула несчастная мать, обернувшись к Корнелию. — Я чувствую, что вы ее видели.

— Да, — ответил Удалов. — Она подошла ко мне на Альдебаране и объяснилась в любви.

— Так просто и подошла?

— Это и удивительно.

— Первая подошла?

— Первая.

— Мерзавец ты, Удалов, — возмутилась уборщица. — Хоть и земляк по происхождению. Моя дочь думает только о генетико-математической лингвистике в области футурологии и никогда, повторяю, никогда не подойдет к незнакомому мужчине.

— Вы, конечно, извините, — сказал Удалов. — Я, может, и заблуждаюсь. Может, просто очень похожая девушка. Но на меня она произвела неизгладимое...

Уборщица из Атлантиды вырвала из рук Удалова фотографию и выбежала из номера.

Удалов постоял посреди комнаты, тяжело вздохнул, пожал плечами и сказал вслух:

— Нет, это не ошибка.

Голубые призывающие глаза стояли перед его мысленным взором.

Впервые в жизни Удалову захотелось написать стихотворение о любви.

Он даже стал искать бумагу и карандаш, но в этот момент в дверь постучали.

За дверью стоял знакомый кузнечик, который успел переодеться в фиолетовый наряд, схожий с фраком. В твердые блестящие уши он вставил по цветочку, пахнущему пряно и сильно, а носки его башмаков непрестанно шевелились.

— Очень модно, — сообщил Тори Удалову. — В них электромоторчики. Хочешь купить?

Кузнечик был оживлен, вел себя как старый приятель, сразу уселся в кресло и спросил, нет ли чего выпить прохладительного.

Удалов ответил, что и сам бы не отказался.

— Ах ты, провинция, провинция, — засмеялся кузнечик-синхронист. Он нажал на кнопку в ручке кресла, и в стене откинулась дверца, за которой, подсвеченные оранжевым, стояли бокалы и сосуды разной формы.

— Мне только не крепкого, — сказал Удалов. — Я чуть не утонул. К тому же женщину обидел.

— Рассказывай, — сказал кузнечик, разливая прохладительные напитки.

Рассказ Удалова вызвал в новом приятеле смех, сочувствие и понимание.

— С этой красавицей загадка, — сказал он наконец. — Хотя я предпочитаю брюнеток. Я этим займусь. Но вообще-то я пришел тебе кое-что показать. Ведь должен же ты, Удалов, интересоваться диковинами дальнего космоса или, по крайней мере, сувенирами.

— Я сказал, мне расплачиваться нечем, — ответил Удалов. — Денег я с собой не захватил, сувениров тоже, а в нелегальные сделки я, прости, не вступаю. Не забудь, что я представитель небольшой, но гордой планеты.

— Ах уж мне этот патриотизм, — сказал кузнечик. — Как приобщишься к благам космической цивилизации, на Землю и смотреть не захочешь.

— Это как сказать, — возразил Удалов. — Вот я тут разговаривал с простой женщиной, уборщицей. Ее предки покинули родину много столетий назад. А как увидела земляка, бесплатно костюм отгладила.

— И мерзавцем обозвала, — заметил кузнечик.

— За дело. Надо было мне промолчать, — сказал Удалов. — Зачем трепать материнские нервы? Ведь, может, ее дочь испортилась в дальних странах, попала в дурную компанию, а для матери она всегда остается отличницей, скромницей, студенткой.

— Значит, ты теперь думаешь, — сказал кузнечик, — что если женщина полюбила тебя, Удалова, значит, она из дурной компании?

— Не знаю, не знаю, — сказал Удалов, печально глядя в большое зеркало, которое отражало его округлую невысокую фигуру. — Трудный мир, чуждые нравы...

— Ладно, смотри, — сказал кузнечик.

Он достал из кармана бутылочку сложной формы с чем-то зеленоватым внутри.

— Что это? — спросил Удалов.

— Могу продать. Средство от всего.

— Как так от всего?

— В зависимости от потребностей.

— И от насморка?

— И от насморка. И от любви. И от комаров. И от дождя. Большая редкость. В промышленное производство не поступило. Делается из корня, который растет только на одном астероиде. Сам понимаешь.

— Так на что мне такое средство? — спросил Удалов равнодушно, но глаза его загорелись и выдали Корнелия опытному пройдохе Тори.

— А ты не для себя, для народа, — сказал демагогически кузнечик.

— Нет, — сказал Удалов. — Ты с меня что-нибудь нереальное попросишь.

— Не беспокойся, я щедрый.

— Средство-то ценное?

— Но я тебя люблю.

— Прости, — сказал Удалов. — Не верю. Чего бы тебе меня любить? Я не заслужил.

— За заслуги уважают, — ответил кузнечик. — Любят за недостатки.

— Я и недостатков тебе не показывал, — сказал Удалов.

— Они очевидны, — коротко ответил кузнечик. — Берешь средство?

— Сколько? — спросил Удалов.

— Восемнадцать, — сказал кузнечик.

— Много, — ответил Удалов.

— Шестнадцать и ни одной меньше.

— Пятнадцать и по рукам, — сказал Удалов.

— Только из любви к тебе, — сказал кузнечик.

Он протянул Удалову бутылочку, тот принял и спросил:

— А действовать будет?

— У нас без обмана, — сказал кузнечик. — Ты попробуй.

Удалов огляделся, на что бы употребить средство.

— У тебя прыщ на лбу, — подсказал кузнечик.

Удалов подошел к зеркалу. Прыщ был. Правда, небольшой.

— Да ты не бойся, — сказал кузнечик. — На палец возьми, помажешь. Самую малость.

Удалов послушался. Он вытащил пробку, намочил палец и приложил ко лбу. Палец приятно холодило. Так он и стоял с пальцем у лба. Эта поза навела его на новые размышления.

— Погоди, — сказал он. — А как же?

— Ты чего?

— Как же я расплачиваться буду?

— Как договорились. Сам же сказал — пятнадцать.

— Сказал, да не знаю, чего.

— Ну и дурак, — сказал кузнечик. — Когда торгуешься, обязательно надо знать, что отдаешь.

— Так что я отдал?

— Причастность к искусству, — ответил кузнечик. — В объеме пятнадцати минут.

— Я к искусству не причастен.

— Послушай, Удалов, я о твоем благе пекусь. Но и себя не забываю. Когда я узнал, что ты человек обездоленный, даже зубная щетка здесь у тебя казенная, я стал голову ломать, как тебя облагодетельствовать, чтобы не разориться. И придумал. У тебя, как у каждого разумного существа, есть ненужные воспоминания. Тяжелый груз твоему и без того натруженному мозгу. Вот их я у тебя и возьму. Лишнего трогать не буду, здесь за это судят.

— А на что тебе воспоминания, связанные с незатейливой жизнью в небольшом городе Великий Гусляр? — спросил Удалов.

— Для тебя это обыденно, — сказал кузнечик — а для нас странная экзотика. Ты бы хотел посмотреть фильм из жизни моих соседей, как они по утрам демонстративно круфают, потом уходят в трагические прцэки и рискуют в лофе улытиться от проговоркифы?

— Не понял, — ответил Удалов. — Но любопытно.

— Вот и нам любопытно, — сказал кузнечик. — Надеюсь получить за твои ненужные воспоминания некоторую мзду. Я — делец честный. И если заплатят больше, чем стоит эта драгоценная бутылочка, сдачу принесу тебе. Да отними ты палец ото лба!

Удалов послушно отвел палец и увидел, что прыщик исчез. Средство действовало.

— А как я тебе ненужные воспоминания отдам?

— Сейчас все сделаем.

Кузнечик метнулся в коридор, прискакал обратно, катя перед собой заранее заготовленную тележку с приборами — все предусмотрел, хитрец!

— Сначала посмотрим, какие воспоминания у тебя переместились за ненадобностью в мозжечок. Из них я отберу, что подойдет. Сам понимаешь, дружище, я ведь тоже рискую. А вдруг у тебя воспоминания скучные?

В этот момент дверь приоткрылась, и в щель влетела папка, за ней мандат.

— Держи, клеветник! — послышался голос доброй уборщицы. — Достала я тебе все новое.

— Я не хотел обидеть вашу дочку Тулию! — воскликнул Удалов. — Я к ней тепло отношусь.

— Не верю! — послышался ответ, и дверь захлопнулась.

Удалов печально вздохнул, а потом сказал с беспокойством:

— Только чтобы воспоминания о ней не трогать!

— И не подумаю, — сказал кузнечик. — Они у тебя свежие, замкнутые на слуховой аппарат и глазные нервы. Как их вытащить?

Кузнечик ловко подключил Удалова к приборам, а сам при этом глядел в глазок, направленный на мозжечок Удалова. Больно не было, лишь немного щекотало в затылке. Удалов сидел послушно и размышлял, как бы получше использовать универсальное лекарство у себя дома, чтобы не размениваться на мелочи. Например, надо попытаться избавить жену Ксению от склонности к попрекам. Удалову уже пятый десяток, но его все равно дома считают почти ребенком, требуют отчета, где был, с кем был и так далее, даже стыдно. Но как только Удалов подумал о жене Ксении, вместо грусти по оставленной семье его охватило тревожное и свербящее чувство к красавице Тулии, он даже пожалел, что не попросил у ее матери фотографию. Хоть какая память бы сохранилась. Погоди, а если с помощью этого средства внушить Тулии настоящее чувство к Удалову? Она сказала о любви, а сейчас уже, может, забыла обо всем, смотрит такими же расширенными глазами на какого-нибудь инопланетянина с персональной летающей тарелкой...

— Все, — сказал кузнечик. — Операция закончена. Большое спасибо.

— Нашел чего-нибудь на продажу? — спросил Удалов.

— Гарантии дать не могу, — ответил кузнечик. — Но надежды не теряю.

— И на том спасибо. Бутылочка моя?

— Твоя, пользуйся.

И кузнечик принялся сворачивать оборудование, будто опасался, что Удалов спохватится и передумает. Но Удалов этого не заметил. Он нежил в ладонях бутылочку, связывая с ней различные планы на будущее.

Первый Галактический Съезд Обыкновенных Существ торжественно открылся 21 июля по земному календарю, что, разумеется, не соответствует прочим календарям Вселенной.

В гигантском зале конгрессов разместились в креслах те делегаты, которые привыкли жить в кислородных атмосферах, а таких в Галактике большинство. За прозрачными стенами круглого зала расположились сотни камер, наполненных водой, метаном, пропаном, бутаном, соляными и кислотными растворами, паром, гравием, вакуумом, ватой, туманом, мхом, сероводородом — теми атмосферами, в которых существуют остальные обитатели разумной части Галактики.

В президиуме сидели члены Оргкомитета и руководители планеты 14ххХХ-5:%=ъ34.

Удалову досталось место в амфитеатре, удобно, хорошо видно.

— Дорогие гости, — обратился к делегатам двухголовый председатель оргкомитета Г-Г. — Мы собрались сюда с разных концов Галактики для того, чтобы упорядочить судьбу нашей Вселенной. Есть проблемы, которые оказались не по зубам гениям и правительствам. Для того чтобы их решить, мы отобрали на каждой из обитаемых планет самого среднего индивидуума...

Речь председателя Удалову понравилась, но занятый разглядыванием соседей по залу и тех существ, что томились за стеклянными загородками, он не заметил, как Г-Г сменил на трибуне председатель мандатной комиссии. Речь его Удалов захватил где-то в середине:

— ... На съезде присутствуют две тысячи шестьсот восемь делегатов с решающим голосом от двух тысяч шестисот двадцати двух планет и планетных систем. Отсутствуют по уважительным причинам четырнадцать, в том числе умерло в пути три, убито в стычке с космическими гнирами — один, распочковался и впал в детство — два, оказался гением и возвращен как самозванец — один, либустировался — один, дезертировал — один, пропало без вести — пять...

Когда мандатная комиссия отчиталась, Удалов подумал, что пора бы устроить перерыв. Он оглянулся, размышляя, не сходить ли в буфет, и тут ему показалось, что он видит синхронного кузнечика. Удалов помахал ему рукой, но это оказалось ошибкой, потому что председатель Г-Г заметил этот жест и неправильно его истолковал.

— Слово для приветствия, — сказал он, — просит делегат Земли Корнелий Удалов.

Удалов хотел было возразить, но его возражения утонули в аплодисментах, и пришлось идти через весь зал на трибуну, не представляя, о чем говорить.

Удалов поднялся на трибуну, сделал рукой знак, чтобы прекратить аплодисменты, и решил, что его опыта пребывания на совещаниях достаточно, чтобы не опозорить родную Землю перед столь важным собранием.

— Товарищи, — сказал Удалов, — дамы и господа. И те господа, которые не имеют пола. Я прибыл к вам с небольшой планеты Земля, о которой некоторые из вас и не слыхали. Но это не так важно, потому что я тоже не слыхал о некоторых ваших планетах, что никак не уменьшает моего к вам уважения.

Раздались аплодисменты и другие звуки, которые заменяют аплодисменты у существ, не обладающих ладонями.

— Я летел сюда, не зная, чем мы должны заниматься. Хотя надеялся, что займемся делом. Сегодня утром я прочитал программу съезда, а также брошюру «СОС — надежда Галактики». И должен сказать, что меня вдохновила идея, лежащая в основе нашего съезда. Давно пора объединиться обыкновенным людям всем мира. Их больше всего, и они самая здоровая часть разумного человечества. Какие бы опасности ни угрожали Вселенной, они никогда не происходят от средних людей, а от умных или от дураков. А что умные или дураки могут сделать без нас, обыкновенных?

Вновь раздались шум и аплодисменты.

— Кому решать судьбы Вселенной, как не нам, — продолжал Удалов, все более вдохновляясь. — Мы положительное большинство. Кто чаще всего женится и рожает детей? Обыкновенные люди. Кто реже всех разводится? Обыкновенные люди. Что бы делали другие, если бы не было обыкновенных? Вымерли бы, ручаюсь, от глупости или от излишнего ума. Кто начинает войны? Наполеоны. А кто их кончает и заключает мир? Мы, обыкновенные люди. Да и как бы мы могли оценить величие и опасность того же Наполеона, если бы не было множества обыкновенных полководцев, с которыми мы его сравниваем? Как бы стали великими выдающиеся писатели, если бы не было множества обыкновенных писателей, которые делают свое скромное дело, оттеняя величие Льва Толстого? Как бы мы могли оценить прелесть некоторых красавиц, если бы рядом не было обыкновенных женщин — наших жен?

Тут снова раздались аплодисменты, а также отдельные свистки и гневные возгласы, потому что не все были согласны с Удаловым. Удалов смешался, покраснел и понял, что переборщил. Поэтому он закончил свою речь кратко:

— Я передаю приветствие нашему первому СОС от имени обыкновенных людей Земли и надеюсь, что мы совместными усилиями многого добьемся. Середина непобедима!

При громе оваций Удалов сошел с трибуны, а некоторые делегаты тут же на больших листах бумаги начали рисовать последние слова делегата с Земли: «Середина непобедима!» К перерыву в зале уже покачивалось несколько плакатов с такой надписью, а к вечеру лозунг появился и на стенах города, жители которого немало гордились тем, что он дал прибежище такому славному съезду. А еще через день в продаже появились большие круглые значки с изображением улыбающегося Удалова и надписью «СЕРНЕП», что означало, естественно — «Середина непобедима!».

После речей организаторов и приветствий от Сириуса, Альдебарана и неизвестных Корнелию планет, начались прения. Удалов с удивлением отметил, что средние существа довольно разнообразны. Например, средний человек с Просидоры был по земным меркам математическим вундеркиндом, а любой Тори с Тори-Тори — талантливым лингвистом. Средний ярык был чуть умнее пятилетнего земного ребенка и куда более вздорен, чем дворняжка Ложкиных из соседней квартиры.

Завязалась горячая дискуссия о том, как обыкновенным существам выработать среднюю программу и установить в Галактике мир и покой. И вскоре основное внимание сосредоточилось вокруг планеты Кэ, с которой была связана неприятная тайна.

Дело в том, что еще несколько дней назад эта планета ничем не отличалась от прочих передовых и миролюбивых миров, но затем все ее жители заболели непонятной болезнью и лечиться отказались. Это было бы еще терпимо, если бы общение с обитателями планеты Кэ не заражало всех, кто находился с ними в контакте. Вроде бы человек оставался совершенно здоровым, но характер его менялся к худшему, он рад был оправдать любую гнусность, обман и предательство, совершенные своими новыми друзьями, а затем исчезал. Внезапно отупевшие мужья не узнавали своих жен и детей, били их и бежали на космодром. Государственные деятели забывали о своих задачах и обязанностях, пытаясь объявить свои миры колониями планеты Кэ, а когда им это не удавалось, тоже пропадали. Лучшие умы Галактики бились над этой проблемой, но разрешить ее не смогли. В результате решено было объявить карантин и не пускать жителей Кэ в другие миры. Но те проявляли удивительную изобретательность, подсылая вместо себя обращенных в свою веру зараженных существ с других миров. К счастью, один медик придумал анализ, по которому известное вещество триэтилмононуклеон становилось зеленым, если на него дышал человек, зараженный болезнью Кэ. Именно по этой причине так тщательно проверяли пассажиров, прилетевших с Альдебарана.

В некоторых выступлениях название планеты Кэ произносилось с тревогой и даже страхом. Все понимали, что в числе первоочередных задач СОС — спасение жителей Кэ.

В перерыве Удалов пообедал по талону в столовой, разделенной на отсеки по образу питания. Питание было сносным, хоть и непривычным. К сожалению, из-за перегородки несло сероводородом — там стоял столик с планеты, где сероводород пьют вместо чая. Когда Удалов, насытившись, встал из-за стола, к нему подошел оранжевый шар на тонких ножках в галошах, чтобы пожать руку и поздравить с удачной речью. Поблагодарив шар, Удалов увидел бегущего к нему кузнечика. Кузнечик был облачен еще шикарней вчерашнего, в золотой смокинг с бриллиантовой застежкой у ворота, в золотые лосины и красные сапожки, носки которых шевелились сильней, чем раньше. Цветы в ушах были осыпаны самоцветами.

— Удалов! — закричал он и бросился к приятелю так быстро, что чуть не попал под ноги шестиногому сиреневому слону, который нес ведро с сосисками.

— Я здесь, — сказал Удалов, идя ему навстречу, потому что полагал, что кузнечик хочет поздравить его с удачным выступлением. Но кузнечик Тори думал о другом.

— Слушай, Корнелий, — сказал он громким шепотом. — У тебя не осталось лишних воспоминаний?

— Ты разве не все вчера забрал?

— Не уверен. Но взял бы и такие, что тебе вроде и не нужны, хотя кажется, что могут пригодиться.

— Что-то ты активный! Наверное, удачно мои вчерашние воспоминания продал?

— Какой там! — быстро ответил кузнечик и отвел в сторону круглые глаза. — Еле-еле окупил расходы.

Его лапка совершила незаметное путешествие к горлу, прикрывая бриллиантовую застежку. Удалов внутренне улыбнулся. Он понял, что его подозрения обоснованы, но спорить не стал. На что человеку лишние воспоминания? Все равно что вчерашний снег. Тем более, что нехватки их Удалов не ощущал.

— Почему интересуешься? — спросил Удалов.

— Нашел для тебя нужную вещь, — сказал кузнечик. — Отойдем, покажу. Только дорого просят.

Когда они отошли в сторонку, кузнечик достал из-за пазухи зеленый шарик, чуть побольше грецкого ореха.

— Видишь? — спросил он. — Дали подержать на время.

— Объяснись, — сказал Удалов.

Тут зазвенел звонок собирая делегатов на послеобеденное заседание.

— Одна минута, — сказал кузнечик и поддел коготком орех сбоку. Там обнаружилось маленькое отверстие. — Вот здесь, — продолжал Тори, — можно жить. И живут.

— Кто? Блоха? — спросил Удалов, продвигаясь к выходу.

— В том-то и секрет, что люди. Это растение. Растет оно на далекой планете Сапур. Сначала оно вот такое, через год — с футбольный мяч, а через три года будет с тебя, Удалов, ростом.

— Ну и пусть растет, — сказал Удалов, шагая по коридору. Неловко опаздывать, особенно если ты уже пользуешься известностью.

— Это саморастущий дом, — сказал кузнечик. — Пока растение маленькое, в него детишки поселяют своих кукол, когда подрастет, получается комнатка, в которой живут холостяки и невесты. Еще через год-два комната внутри становится такой большой, что можно городить на две. Семья увеличивается, дом растет и никаких жилищных проблем.

— А оно не возражает? — спросил Удалов.

— Чего же ему возражать? Ты же в школе учил — растения поглощают углекислоту и выделяют кислород. Чем сильнее ты в нем дышишь, тем ему приятнее. И воздух всегда свежий, проветривать квартиру не надо. Уже лет двадцать прошло, как эти растения завезли на Сапур, все население там переселилось в живые дома. С виду лес, а в самом деле город. И природа в порядке, и людям не тесно.

— А вдруг на Земле дома не приживутся? — спросил Удалов.

— Приживутся. На Сапуре климат, как под Москвой, — сказал кузнечик. — Не веришь, слетаем, проверим. Представляешь, никаких проблем в жилищном строительстве. Каждому ребенку выдаешь дом, ребенок растет и дом растет...

Тем временем они вошли в зал заседаний. Кузнечик, убедившись, что Удалов снова попался ему на крючок, побежал наверх, к синхронным будкам, а Удалов прошел к своему месту. И сильно задумался, даже не слышал выступлений первых ораторов. Ведь можно принести громадную пользу Земле! Может, в самом деле пожертвовать еще какими-нибудь воспоминаниями?

Удалову было приятно слушать, как некоторые делегаты в своих выступлениях ссылались на его речь, а другие заканчивали выступления лозунгом «Середина непобедима!». Так что заседание прошло для него незаметно и интересно, к тому же он узнал массу любопытного о жизни на других мирах и даже пожалел, что не обладает писательским даром, чтобы запечатлеть услышанное для земных читателей. Хотя, подумал он, скептики на Земле, которые до сих пор даже не верят в летающие тарелочки, наверняка сочтут его правдивые рассказы за лживую выдумку.

Наконец прозвенел гонг председателя и заседание завершилось. Было объявлено, что завтра съезд начинается после обеда, потому что некоторые делегаты не привыкли так много заседать и должны отдохнуть. Желающих пригласили посетить магазин путеводителей для иностранных гостей, пригородные озера или раскопки подземного города. Удалов поднялся со своего места и отправился искать председателя Г-Г. Ему пришла в голову интересная идея — а не поехать ли завтра на пригородные озера и не порыбачить ли до обеда? Надо только узнать, как здесь с удочками и наживкой.

Но председателя он не нашел. Как демон-искуситель, рядом возник кузнечик Тори.

— Ты подумал о жилищной проблеме? — спросил он Удалова.

— Трудно решить, — сказал Удалов. — Надо ознакомиться с начинанием на месте. Может, эти дома для нас, земных жителей, совершенно не годятся. Неизвестно, как они проблемы канализации и водопровода решают, как с отоплением и освещением. Не могу я воспоминаниями разбрасываться.

Кузнечик задумался.

— Ты прав, — сказал он наконец. — Сапур недалеко. Завтра за полдня управимся. Только учти, стоимость поездки я включу в общий счет. Забота о тебе недешево обходится. Просто не представляю, почему я тебя так люблю. Может, в самом деле в тебе недостатков много?

— Может быть, — сказал Удалов.

— Тогда я за тобой в шесть утра зайду, — сказал кузнечик.

И ускакал.

Теперь уж не было смысла искать председателя. Все равно рыбалка пропала. Не везло Удалову с рыбалкой. «Ну ничего, — подумал он, — зато произведу переворот в строительной технике».

Он решил пойти погулять по городу, благо выдался хороший, теплый вечер. У выхода из гостиницы его окликнули.

Это была милая уборщица, мать удаловской возлюбленной.

— Корнелий Иванович, — сказала она. — Вам телеграмма с Земли. Только что получили.

— Спасибо, — сказал Удалов и развернул телеграмму. Он думал, что телеграмма от Ксении, но предчувствие его обмануло. Телеграмма оказалась от Коли Белосельского.

«ПОЗДРАВЛЯЮ ОТКРЫТИЕМ СЪЕЗДА, — звучала телеграмма. — НАДЕЮСЬ, ЧТО НЕ ПОСРАМИШЬ ЧЕСТИ НАШЕЙ ПЛАНЕТЫ. СЕМЬЯ ЗДОРОВА. ЖЕЛАЮ УСПЕХА. НИКОЛАЙ».

Сердце Удалова преисполнилось благодарностью к другу детства, который раздобыл его адрес и поздравил. Удалов решил тут же ответить и потому спросил уборщицу:

— Телеграф далеко?

— Он закрыт уже, — сказала уборщица. — Завтра откроется.

— Как жаль, — сказал Удалов. — Спасибо, что меня отыскали.

— Для меня это не труд, а удовольствие, — сказала уборщица. — Хоть вы меня и обидели подозрениями в адрес моей дочери, но все-таки вы мой земляк и приятный человек. А сегодня так хорошо выступали, я вас по телевизору смотрела!

Уборщица была еще нестарой, миловидной женщиной, и если бы не всегдашняя печаль облика и готовность к слезам, она была бы похожа на свою прекрасную дочь.

— Я не хотел вас обидеть, — сказал Удалов. — И тем более обидеть вашу дочь.

Разговаривая так, они пошли по ярко освещенной праздничной улице, через которую уже висели транспаранты: «Середина непобедима!». Некоторые из прохожих узнавали Удалова, кланялись ему или жали руку. Настроение у Корнелия было приподнятое, он вежливо и дружелюбно разговаривал с уборщицей из Атлантиды, хотя о красавице Тулии они не упоминали. Так они дошли до какого-то ресторана. Удалов пригласил было уборщицу поужинать, но уборщица возразила, что в ресторане дорого, и этим напомнила Удалову о его стесненном имущественном положении. В чем Удалов и признался ей со смущенной улыбкой, которая очень красила его простодушное курносое лицо.

— Я тут мог денег заработать, — сказал он. — Но вместо денег уникальную штуку получил.

И Удалов рассказал уборщице о бутылочке, которую получил за ненужные воспоминания. Потом достал и бутылочку.

Уборщица вдруг нахмурилась, повертела бутылочку в пальцах и сказала со вздохом:

— Провели тебя, Корнелий Иваныч. Воспользовались твоей простотой. Это не средство от всего на свете, а только лекарство для сведения прыщей. Хорошее лекарство, только ничего, кроме прыщей, им не вылечишь. В любой аптеке предается.

Удалов было опечалился, но взял себя в руки и сказал:

— Хорошее средство от прыщей тоже нелегко найти. А я с ним прошлогодним снегом расплатился. Значит, получается, что вор у вора дубинку украл.

Они как раз проходили мимо кинотеатра.

— Пойдем в кино, — предложила уборщица. — Здесь билеты недорогие, а вы, когда будет возможность, мне деньги за них вернете.

Удалов был тронут такой прямотой, и они пошли в кино.

Сначала показывали фильм про космическое путешествие. Уборщица шепотом объяснила ему, что фильм документальный, других здесь не знают, и записан он с памяти одного известного космонавта. Потом начался фильм «Первая любовь». И тут Удалов сильно удивился.

На экране в цвете и реальном объеме возникла пыльная, странно знакомая Удалову улица. По сторонам ее тянулись одноэтажные домики с палисадниками, в палисадниках цвели флоксы и астры, лениво перебрехивались псы, просунув носы в штакетник. Было знойно и покойно. Над домами, в конце улицы, горел под закатным солнцем золотой купол...

— Земля... — радостно прошептала уборщица из Атлантиды.

— Земля, — отозвался Удалов. И добавил: — Великий Гусляр, улица Кулибина.

Это было удивительно, словно Удалов погрузился в сон, древний, почти детский. Ведь он, как руководитель стройконторы, отлично знал, что эта улица выглядит теперь иначе, что домики с правой стороны частично снесены, и на их месте построен двухэтажный детский сад и стеклянная химчистка.

... По улице шла девушка, почти девочка в голубом ситцевом платье, с косичками до плеч. Девочка улыбалась своим мыслям, и она показалась Удалову чем-то схожей с красавицей Тулией. Видно, это сходство не укрылось и от уборщицы, потому что она всхлипнула и сказала: «Моя тоже такой была... отличницей».

Девочка посмотрела прямо в экран и обрадованно воскликнула:

— Здравствуй!

— Здравствуй, — откликнулся юношеский голос, и на экране появился невысокого роста молодой человек с круглым лицом, маленьким носом, кудрявый и загорелый. Чем-то этот молодой человек был Удалову знаком, но воспоминание промелькнуло по краю памяти и исчезло. Удалова больше интересовали виды родного города, и он с гордостью хозяйственника отмечал, что нынче эта улица уже покрыта асфальтом и тем избавлена от пыли, а деревья по сторонам выросли и дают густую тень.

Девушка и юноша взялись за руки и пошли к скверу, который зеленел неподалеку.

— Теперь здесь детский городок, с качелями, — сообщил Удалов своей соседке, но та отчужденно взглянула на него и отвернулась.

Кадр сменился другим. Тот же молодой человек и та же девушка купались в неширокой голубой речке. Ивовые кусты опускались к самой воде, и в глубине золотыми тенями проскальзывали рыбы. Юноша плыл на тот берег, к соснам, а девушка стояла по пояс в воде и кричала ему:

— Вернись, потонешь!

Следующий кадр. Вечер. Неподалеку играет оркестр. Девушка и юноша идут по темной аллее и вдруг девушка останавливается и смотрит на юношу в упор. В темноте ее глаза горят как звезды. Они растут, заполняют весь экран... Зрители затаили дыхание.

— Теперь, — прошептал Удалов уборщице, — мы обеспечили в парке освещение, и темных аллей практически не осталось.

— Отстаньте, — прошептала раздраженно уборщица, и Удалову даже стало обидно на такое невнимание к его деятельности по благоустройству.

Юноша осторожно дотронулся губами до щеки девушки, она резко повернулась и побежала прочь. Он за ней... Вот они выбежали в освещенный круг у танцевальной веранды, где играл маленький, из четырех человек оркестр, толпились, щелкая семечки, парни, и стайками щебетали девушки.

— Да, — вздохнул Удалов. — Здесь и я когда-то бывал...

... Вот юноша и девушка плывут по веранде в танце танго. Юноша робко прижимает к себе тонкий стан девушки и смотрит на нее влюбленными глазами.

Оркестр замолкает, но они продолжают стоять посреди веранды, не замечая, что музыка кончилась.

И тут к ним подходит высокий парень и произносит срывающимся баском:

— Уходи отсюда. Чтобы ноги здесь твоей не было. И чтобы тебя рядом с ней я больше не видел.

— Да я что, — робеет юноша. — Я же ничего.

— Пошли, — говорит девушка юноше и берет его за руку, отважно глядя в глаза высокому парню.

— Ты с ней не уйдешь, — говорит высокий парень.

— Он уйдет со мной, — говорит девушка. — И учти, что я тебя не боюсь. И он тоже. Ты не боишься?

Но юноша молчит.

Разыгрывается напряженная немая сцена. Словно шпаги, скрещиваются взгляды. И, не выдержав взгляда девушки, высокий подросток отступает.

Зал с облегчением вздохнул. Кто-то неподалеку плакал. В этой сцене была жизненность, понятная всей цивилизованной Галактике.

— Все-таки хулиганство, — сказал Удалов сам себе. — Пристают к девушке.

... Юноша с девушкой медленно сошли с веранды. Что-то произошло в их отношениях, что запрещало прикоснуться друг к другу... Внизу, в темной аллее, их поджидал тот же высокий подросток.

— Разъединитесь! — приказал он.

— Не смей, — сказала девушка, глотая слезы.

— А я его не трону, — сказал парень. — Он сам уйдет. Ты уйдешь?

И после долгой паузы, которая показалась зрителям почти бесконечной, юноша вдруг сказал сдавленным голосом, обращаясь к девушке:

— Я к тебе завтра зайду.

— И не мечтай, — захохотал высокий парень. — Беги.

— Если ты сейчас уйдешь, ты меня никогда больше не увидишь, — сказала девушка.

Но юноша уже уходил по аллее, низко склонив голову и приподняв плечи, словно опасался, что его ударят сзади.

Потом возник еще один кадр: берег реки. На берегу, в траве, сидит и всхлипывает юноша. Он один. Только луна смотрит на него с черного неба...

Зрители встретили конец фильма аплодисментами. Удалов не аплодировал. Он думал. Он никак не мог понять, почему здесь показывают фильмы о Великом Гусляре. К тому же пессимистические. Не хлопала и уборщица. Только посмотрела на Удалова внимательным взглядом и сказала:

— Может, уйдем?

— Уйдем, — согласился Удалов. Он устал за день и хотел спать.

Когда они вышли на улицу, уборщица спросила:

— Ну и что вы об этом думаете?

— Трудно ответить, — признался Удалов. — Есть, конечно, отдельные случаи неправильного поведения подростков. Но мы с этим непрерывно боремся...

— Он вам ничего не напомнил?

— Нет. Правда, я удивился. Я же в этом городе всегда живу. Город узнал, улицы узнал, изменения в нем угадал правильно, а вот этих молодых людей помню смутно. Наверное, они младше меня были. В таком возрасте один год уже играет роль.

— А я узнала, — сказала уборщица.

— Чего?

— Вас узнала, Корнелий Иванович. В молодости.

— Кто же там меня играет?

— Да не играет! Это про вас фильм. Это ваши воспоминания, которые вы загнали в мозжечок, чтобы забыть, а потом продали кузнечику за средство от прыщей.

— Нет! — возмутился Удалов. — Не мог я такого забыть. Не было этого!

— Теперь для вас этого нет, — согласилась уборщица, и слеза скатилась по ее щеке. — Что предали, того нет.

— Так не бывает, — сказал Удалов.

— А может, вам без такого воспоминания легче будет? Только беднее... Не надо меня провожать.

И уборщица быстро пошла по улице, прочь от Удалова. Удалов вздохнул, не убежденный словами уборщицы, и вернулся в гостиницу. Хотя, конечно, червь сомнения в нем остался. Лицо юноши было знакомым.

Может, Удалов и забыл бы о вечернем приключении, если бы не газета. Кто-то подсунул ему в щель под дверь местную газету, в которой красным карандашом была отчеркнута заметка: «Успех нового фильма».

«В мнемотеатре «Открытое сердце» демонстрируется новый мнемофильм «Первая любовь» из воспоминаний юности землянина У. Правдивость, искренность и душевная боль этого интимного зрелища не оставляет равнодушными многочисленных зрителей. Так и хочется воскликнуть: «До чего душевные проблемы едины во всех уголках Галактики!» Организатор и продюсер фильма Тори (Тори-Тори) отказался встретиться с нашим корреспондентом ввиду крайней занятости на СОС, однако мы получили интервью у владельца сети мнемотеатров, который сказал, что ввиду большого художественного и воспитательного значения фильма продюсер получил за него тройную оплату и выплатил бескорыстно всю рекордную сумму владельцу воспоминаний землянину У. Мы надеемся, что столь значительное вознаграждение склонит землянина У. к дальнейшему сотрудничеству с нашими кинозрителями. Мы ждем новых, не менее трогательных и правдивых фильмов! Хватит нам питаться тоскливыми поделками не знающих чувств спекулянтов от искусства!»

Удалов отложил газету. Настроение у него несколько упало. Получалось, что уборщица не ошиблась. Если землянин У. это и есть Удалов, то получается, что Корнелий заработал репутацию дельца и стяжателя...

Открылась дверь, и вбежал оживленный кузнечик.

— Доброе утро! — воскликнул он. — Все готово! Мы летим!

Тут его острый взгляд упал на развернутую газету.

— Ты уже прочел? — спросил он живо. — А я как раз хотел тебе принести, но забыл. Видишь, как мы с тобой прославились! Приятно, да? Нас ждут дальнейшие творческие успехи!

— Значит, так, — сказал Удалов жестко. — Значит, торгуем моими интимными моментами, позорим меня на всю Галактику?

— Не будь наивным, Корнелий, — ответил кузнечик. — Ты мне это воспоминание продал и не заметил его отсутствия.

— Продал, — саркастически произнес Удалов. — За бутылку средства от прыщей.

— А разве плохое средство? — нашелся кузнечик. — Разве не выводит?

— А кто мне сказал, что это средство универсальное? От всего?

— Не исключено, — сказал синхронист. — Его еще никто не пробовал употребить с другими целями. Кто может гарантировать, что оно не помогает от любви? Я лично не могу. Но не в этом дело. Собирайся живее, нас ждут растительные дома. Ты забыл?

— Кукольные? — спросил Удалов. — Как я могу верить человеку, дважды меня обманувшему?

— Почему дважды?

— А деньги? Рекордную сумму получил, бриллиантовую заколку купил, а за перелет с меня содрать хочешь!

— Клевета! — возмутился кузнечик. — Ты попал в дурную компанию! Завистники склоняют тебя к вражде с другом и благожелателем. Этот выжига хозяин мнемотеатров ввел в заблуждение прессу. Я с трудом покрыл расходы.

Круглые глаза кузнечика сверкали. Он был оскорблен в лучших чувствах. Но Удалов пересилил возникшую было жалость и решил кузнечику не верить. В конце концов Удалов не первый день, как на свет родился. То, что он средний, не значит, что он глупый. Поэтому Удалов притворно вздохнул и сказал:

— Ладно, не будем ссориться. Я должен признаться, что получил предложение сотрудничать в постановке фильмов. Вся выручка пополам. Через полчаса ко мне придут с авансом.

— Ты с ума сошел! — закричал кузнечик, и Удалов понял, что одним ударом выиграл битву. — Это же жулики! В лучшем случае они отдадут тебе треть!.. Ты их просто не знаешь! Тебе нужен искренний друг и защитник. Без меня ты погибнешь.

Кузнечик нервно вскинул коготки и сказал совсем другим голосом:

— Кстати. Корнелий, я все забываю. Таскаю с собой твои деньги, да забываю отдать.

Лапка кузнечика исчезла на мгновение за пазухой золотого смокинга и выскочила обратно с пачкой денег. Кузнечик хлопнул стопкой о стол.

— Возьми, — сказал он, — это твоя доля.

— Не надо, — ответил Удалов. — Я уже договорился.

— Да ты посчитай, посчитай... Неужели я тебя обману?

— Не хочу считать, — сказал Удалов. — Клади деньги обратно.

Кузнечик замер будто в задумчивости, потом внезапно ахнул:

— Как же так! Моя проклятая рассеянность! Я же остальные твои деньги в другой карман положил!

Кузнечик запустил лапку в тот же самый карман и вытащил оттуда еще одну пачку банкнот, вдвое толще первой.

— Все правильно, — сказал он. — Как камень с души упал. Теперь я беден, ты богат, и мы квиты. Чего только не сделаешь ради друга!

Кузнечик взмахнул лапками, но так неудачно, что из-за пазухи у него посыпались денежные купюры в таком количестве, что даже упав на них, кузнечик не смог прикрыть их тельцем.

— Что делать! — воскликнул он. — Помоги мне, Удалов, собрать наследство, полученное мною сегодня утром от погибшей в извержении вулкана тетушки Тори.

Удалов помогать не стал. Он уже видел этого жулика насквозь. Но, честно говоря, не обижался. Жулики похожи, в каком бы месте Галактики они ни действовали. Обижаться на них нельзя. С ними надо планомерно бороться.

Удалов собрал деньги со стола, не считая сложил в бумажник и, пока кузнечик ползал по полу, причесался, аккуратно уложив последнюю прядь поперек лысины, поправил галстук и сказал:

— Ну что ж, пора ехать. Проверим, сохранились ли в тебе остатки совести.

— Конечно, сохранились! — обрадовался кузнечик, поняв, что его простили. — Ты не думай, дорогу в оба конца я оплатил, билеты в кармане. Кстати, возьми от меня небольшой подарок. Обожаю дарить тебе подарки.

Кузнечик достал небольшую коробочку, прозрачную сверху.

— Только не выпускай, — сказал он.

В коробочке сидел, шевеля клешнями, маленький скорпиончик.

— На что мне такой подарок?

— Ах, Удалов, Удалов, — вздохнул кузнечик. — Не знаешь своего счастья. Я вчера этого звереныша в карты выиграл. Незаменим в жару или ненастье. Все знатные люди в этой части Галактики с ними не расстаются.

— Объясни, — сказал Удалов строго.

— Как известно, — сказал кузнечик, — скорпиончики живут на планете, где мягкий климат и множество фруктов. Но во время брачного сезона они перебираются на соседнюю планету, для чего проделывают несколько миллионов километров в вакууме и ищут своих подруг среди вулканов и песчаных бурь. Чтобы выжить, они научились менять в свою пользу окружающие условия. В радиусе метра. Там, где скорпиончик, всегда прохладно и приятно пахнет. Попробуй, испытай...

— Где я его испытаю? — сказал Удалов. — Здесь и так хорошо, прохладно.

— Проще простого.

Кузнечик убежал в ванную и пустил там горячую воду. Через минуту ванную заволокло клубами пара. Из клубов возник влажный Тори и сказал Удалову:

— Иди туда, не бойся.

Удалов подчинился. Пар встретил его в дверях ванной, старался оглушить, обжечь и поглотить. Впечатление было отвратительным, но Удалов терпел. Он сделал еще один шаг вглубь помещения и вдруг увидел, как пар вокруг его головы и верхней части тела рассеивается, как будто Удалова поместили в шар, в центре которого была ладонь Корнелия с коробочкой на ней. Запахло свежими цветами. Скорпиончик зыркнул на Удалова маленькими глазками.

— Ладно, — сказал Удалов, — беру подарок в счет будущих расплат. А он не кусается?

— Как же ему кусаться, если он в коробочке? — тут кузнечик взглянул на часы и обеспокоился. — Побежим, только осторожно, чтобы нас не заметили. Если будут спрашивать, мы идем гулять.

— Почему такая тайна? — спросил Удалов. — Не люблю тайн.

— Здесь все экскурсии запланированы, а поездка на Сапур не запланирована. Пока мы будем ее планировать, обед наступит, — объяснил кузнечик. Но в глазах его Удалов не увидел искренности и потому решил быть начеку.

— Хорошо, — сказал Удалов. — Пошли, только сначала мне надо отправить телеграмму домой.

Кузнечик согласился, они зашли на телеграф, и Удалов, благо теперь у него было достаточно валюты, отправил сразу две телеграммы. Одну Белосельскому с благодарностью и сообщением, что работа съезда проходит на высоком уровне, другую домой, чтобы семья не беспокоилась. Он бы послал и третью, прекрасной Тулии, но адреса Тулии Удалов не знал.

— Вот наш корабль, — сказал кузнечик, подходя к небольшой летающей тарелочке, стоявшей в стороне от звездных кораблей, там, где бетон летного поля уступал место зеленой траве и подорожникам.

— Долетит? — спросил Удалов, смущенный скромными размерами судна.

— А что с ним сделается? Не бойся. Я тоже жить люблю.

Удалов подумал, что кузнечик на этот раз говорит правду, и первым вошел в тесное, но комфортабельное нутро тарелочки.

— Лететь до Сапура полчаса. Управление автоматическое, — сказал кузнечик. — Предупреждаю, там меня слушайся беспрекословно. Чужая страна, чужие нравы. Если понравится, закупим семена.

Кузнечик уверенно сел у руля, а Удалов устроился в другом кресле и пристегнулся ремнями. Ему было приятно думать, что одолел межпланетного жулика, и потому он с удовольствием пощупал в кармане растолстевший бумажник. Потом вынул коробочку и подмигнул скорпиончику, отчего в салоне тарелочки запахло земляникой и подул легкий бриз.

Тарелочка медленно поднялась над космодромом и, набирая скорость, помчалась на соседнюю планету.

Кузнечик уверенно действовал рычагами, тарелочка неслась за пределы атмосферы — вдруг кто-то оглушительно чихнул.

— Это ты чихнул? — спросил Удалов.

— Нет. Разве не ты?

Они замолчали. Стало тревожно. На корабле таился кто-то третий.

— Здесь кто есть? — спросил Удалов.

Молчание.

— Выходи или стреляю, — пригрозил кузнечик.

И тогда послышалось шуршание, дверь шкафа, в котором хранились посуда и скафандры, открылась, и оттуда робко вышло узкое существо, схожее с грибом-мухомором в трауре. На существе была тесная одежда с бахромчатым поясом и мятая широкая шляпа черного цвета с белыми круглыми пятнами. Руки его были в белых перчатках, в правой руке саквояж.

Существо откашлялось, сняло шляпу, обнаружив под ней совершенно голую голову без следов растительности, и спросило:

— Я вам не помешал?

— Мы не пассажирский корабль, — невежливо ответил кузнечик. — Что, денег на билет не было?

— А куда мы летим? — спросил мухомор.

— А куда вам надо? — спросил кузнечик.

— Подальше, — сказал мухомор.

Удалов понял, что лицо мухомора густо покрыто белой и голубой краской, по которой нарисованы скорбные синие брови, а под глазами черным намазаны большие пятна.

— Признавайся, зачем забрался в нашу тарелочку, а то высажу тебя в вакуум, — пригрозил кузнечик Тори.

— Человеколюбие не позволит, — ответил мухомор, — хотя мне это уже все равно. Одним мертвецом больше...

— Успокойтесь, — сказал Удалов. — Здесь нет врагов. Вас кто-то преследует?

— Нет, — сказал мухомор. — Хуже. Я преследую. Но безуспешно.

— Несчастная любовь? — спросил Удалов сочувственно.

— В своем роде, — сказал мухомор. — Я, понимаете, могильщик.

— Я сразу почувствовал в нем что-то зловещее, — сказал кузнечик.

— Продолжайте, — сказал Удалов. — И у могильщиков могут быть переживания.

— Спасибо, — сказал могильщик. — Вы добрый человек. Хотел бы я узнать ваше имя. Вы первый, кто сказал мне доброе слово за последний год.

— Меня зовут Корнелий Удалов. Кто же вы такой, несчастный могильщик?

— Моя история ужасна, — сказал могильщик, усаживаясь в кресло, уступленное ему Удаловым. — Я прожил свою жизнь на далекой отсюда планете шесть-Г в созвездии Кита.

— Как же, знаю, — сказал кузнечик, который не скрывал своего раздражения появлением пассажира. — Паршивое место. Я там лихорадку подхватил.

— Я сын могильщика и внук могильщика, — сказал могильщик-мухомор. — Это наша наследственная специальность. Я не представляю себе иного ремесла, зато в своем я профессионал. Ко мне специально приезжали умирать с соседних континентов.

— Ты ближе к делу, — сказал кузнечик. — Самореклама нас не интересует.

— Тори, ты нетактичен! — упрекнул его Удалов.

— Я продолжаю, — сказал мухомор. — В последние годы наша планета переживает экологический кризис. Стало меньше лесов, сказывается недостаток древесины, бумаги, дорожают естественные продукты...

— И повышается смертность, — вставил сочувственно Удалов.

— Ах, не в этом дело, — возразил могильщик. — Дело в том, что сегодня достойно похоронить человека стоит в три раза дороже, чем десять лет назад. Мы, могильщики, чтобы не разориться, вынуждены поднимать цены.

— Во сколько раз? — спросил кузнечик.

— Нет, только так, чтобы покрыть расходы. Главное — честь фирмы. Мы постепенно разорялись и беднели и все же старались обеспечить нашим согражданам достойное погребение в пределах их бюджета. Правда, нам не всегда это удавалось. И вот в обстановке экономического кризиса нам был нанесен предательский удар в спину.

— Правительство прижало? — спросил кузнечик ехидно.

— Хуже. Началась всеобщая забастовка населения планеты

— Они сами себя хоронили? — спросил Удалов.

— Еще хуже. Они отказались умирать. Представляете, все вплоть до древних стариков забастовали и перестали умирать с одной лишь коварной целью — разорить людей, которые озабочены тем, чтобы обеспечить людям достойную встречу с вечностью.

— И не умирают? — захихикал кузнечик.

— Уже полгода.

— И даже штрейкбрехеров нет?

— Было два, — сказал мухомор. — Из числа наших родственников.

— Вы бы снизили цены, — посоветовал Удалов. — Ведь людям тоже трудно — полгода без единой смерти.

— Нет, дело в принципах, — сказал мухомор. — Мы эмигрировали. Я, в частности, прилетел сюда.

— И здесь не умирают?

— Умирают, но здесь свои могильщики, которые не пустили меня в свой профсоюз. Поэтому я забрался в ваш корабль, чтобы отыскать планету, где живет население, достойное услуг моей древней фирмы.

— Да, история, — сказал Удалов. И понял, что никак не может вызвать в себе сочувствие к горю могильщика. Кузнечик продолжал хихикать, повторяя: «Никто не умирает! Вот молодцы!» Мухомор подобрал ноги, надел шляпу и спросил:

— Завтрак будут подавать?

Удалов вынул бутерброды, угостил спутников, пожевал сам. «Вот, лечу я с одной планеты на другую, — рассуждал он, — в отдаленном пункте космоса жую спокойно бутерброд даже не с маслом, а с неизвестным жиром и с колбасой, которая сделана из чего-то, о чем лучше и не думать. Лечу как будто в командировку, ничему не удивляюсь, гляжу в иллюминатор на неизвестные мне созвездия, а в бесконечной дали пространства затерялась моя родная Земля, и на ней незначительной точкой разметился город Великий Гусляр, мало кому известный даже в пределах нашей необъятной родины. А на другом конце Галактики, может быть, тоскует обо мне незнакомая, но любящая девушка Тулия, у которой такая милая и добрая мама родом из Атлантиды. Вот так сближаешься с людьми, перестаешь удивляться, как переставал в свое время удивляться путешественник Марко Поло, обойдя Землю, а ведь нельзя не удивляться, иначе и нет смысла пускаться в дальние странствия. Не удивляться можно и дома, у экрана телевизора...» За иллюминатором, двигаясь параллельным курсом, мигала какая-то точка.

— Погляди, Тори, — сказал Удалов, — кто-то за нами летит.

— Ничего интересного, — сказал кузнечик. — Блуждающая звезда.

— Не похоже на блуждающую звезду, — сказал могильщик. — Я много по космосу летал, спецпогребения обслуживал, а таких блуждающих звезд не видел. По-моему, и в самом деле за нами кто-то гонится.

— Не обращайте внимания, — поспешил возразить кузнечик. — Мало ли дряни в космосе летает. Лучше доедайте и готовьтесь к посадке.

Могильщик смерил кузнечика недоверчивым профессиональным взглядом, но промолчал, а Удалов снова пустился размышлять о странностях своей судьбы.

— Надо ездить, — сказал он, наконец, вслух. — Надо больше ездить и смотреть.

— Нет, — возразил могильщик. — Лучше не ездить и умирать дома.

Кузнечик сверился с картой и посадил корабль в поле, неподалеку от растительного города.

— Ты, Удалов, — сказал он, — вперед не лезь. Торговаться буду я. А то тебя надуют. Подсунут негодные семена.

— Хорошо, — сказал Удалов. — Ты опытней, ты и действуй. Только я буду за тобой, прости, наблюдать, потому что тебе не доверяю.

Кузнечик снисходительно отмахнулся и быстро пошел по тропинке в лес. Он был озабочен, все поглядывал на часы, и Удалов предположил, что синхронный переводчик боится опоздать к дневному заседанию СОС.

Мухомор шагал сзади, оглядывался, принюхивался и своим обликом придавал экспедиции прискорбный оттенок. А уж как он раздражал кузнечика, даже трудно представить.

— Отстань, — говорил кузнечик. — Чего за нами плетешься? Топай в другую сторону, там, я слышал, кладбище есть.

— Извините, но кладбище меня не интересует, — отвечал могильщик. — Меня интересует не результат, а процесс, я в некотором смысле олимпиец.

Удалов поглядывал на высокие деревья, мимо которых пролегал их путь, но деревья были самые обыкновенные, стволы без дверей.

— Потерпи, — сказал кузнечик, заметив интерес Удалова к природе. — Еще пять минут.

Лес был привычный взгляду, лиственный, с птицами и насекомыми, дорожка тоже была обычной, и Удалов от такого мирного окружения даже стал напевать песню... И вдруг кузнечик, обогнавший его, замер, и его спинка задрожала от волнения.

— Ничего не понимаю, — сказал он. — Только на той неделе я сюда прилетал... Где же город?

Они вышли к краю громадного изрытого ямами поля. Меж ям тянулись тропинки, у тропинок стояли столбы и на них указатели с названиями улиц.

— Могу поклясться... — сказал кузнечик, а Удалов, почувствовав неладное, спросил его прямо:

— Опять, Тори?

— Погоди! — Тори увидел лежащую на траве человеческую фигуру.

Они подбежали к человеку. Тот был в беспамятстве и тихо стонал. Могильщик наклонился над ним, достал из саквояжа флакон и дал человеку понюхать. Тот со стоном открыл глаза.

— Что случилось? — спросил нервно кузнечик. — Где весь город?

— Это ужасно, я скоро умру, — ответил человек и смежил веки.

— Он еще не сейчас умрет, — сказал могильщик. — Поверьте моему опыту. Он еще немного протянет.

— Говори же, что случилось с вашим городом! — настаивал кузнечик.

— Несчастье. И мы сами виноваты, — простонал человек. — Мы поселились в домах-растениях, полагая, что комфорт нам обеспечен навсегда. Так прошло двадцать лет. Наши квартиры послушно росли, мы не знали жилищного кризиса и всегда дышали свежим воздухом. Новые семьи отпочковывались вместе с деревьями. Но мы не учли...

Человек закатил глаза, и могильщику пришлось снова поднести к его носу флакон.

— На чем я остановился? — спросил умирающий. — Ах, да! Мы забыли спросить у путешественников, которые привезли нам семена, как эти деревья размножаются.

— И как же? — спросил Удалов.

— Мы узнали об этом сегодня ночью. С вечера наши квартиры зацвели громадными пахучими цветами, а ночью деревья вытащили корни из земли и побрели искать своих подруг. Оказалось, что у нас в городе обитают лишь деревья мужского пола, а для того, чтобы продолжить род, они должны опылить женские цветы.

— Но где же женские деревья?

— Их забыли импортировать, — прошептал человек. — Теперь наши квартиры вместе во всем населением бредут неизвестно куда и неизвестно когда остановятся... а я нечаянно выпал из своей квартиры и разбился...

На этих словах несчастный житель ушедшего города окончательно потерял сознание.

— Пошли догонять, — сказал Удалов. — Там же жители волнуются, дети...

— А как мы их найдем? — спросил кузнечик.

— По следам. Они же следы оставляют. Как стадо слонов.

— Нет, — сказал кузнечик, — подождем здесь. Может, нагуляются, возвратятся.

— Идем-идем, — настойчиво повторил Удалов и потянул переводчика за рукав.

— Я останусь, — крикнул им вслед могильщик. — Возможно этот страдалец помрет. Я уж похороню его бесплатно, для практики. Соскучился без дела.

Не успели Удалов с кузнечиком пробежать и ста метров, как нечто круглое и огромное закрыло свет солнца. Удалов поднял голову и понял, что прямо на них опускается космический корабль.

Приятели бросились в сторону, но, не долетев до земли, корабль завис, и из открывшихся люков принялись прыгать на траву тяжело вооруженные десантники.

Еще через минуту Удалов сдался в плен. Неизвестно кому.

Удалова подвели к офицеру, который командовал десантом. Справа от Удалова стоял, понурившись, кузнечик, слева — могильщик, которого оттащили от потенциального мертвеца.

— Здравствуйте, Ваше Преимущество, — сказал неожиданно кузнечик. — Ваше задание выполнено.

— Где город? — спросил офицер спокойно и даже вяло. Лицо его было неподвижно, зрачки замерли посреди белков, словно у слепого.

— Случилось непредвиденное осложнение, — сказал кузнечик виновато. — Оказывается, город ушел искать своих самок.

— Не шутить, — сказал строго офицер и тонким хлыстом ожег плечо кузнечику, отчего золотой смокинг франта с планеты Тори-Тори разорвался, обнаружив зеленое покатое плечо.

— Город был растительный, — сказал Удалов, чтобы рассеять недоразумение. — Он был весь из деревьев, и деревья ушли.

— Они издеваются над нами. Деревья категорически не ходят, — сказал вяло офицер. — По сто плетей каждому.

— Погодите! — вскричал могильщик. — Вон там лежит пострадавший местный житель. Он в таком состоянии, что лгать не будет. Допросите его и поймете, что мы вас не обманываем.

Офицер приказал солдатам стеречь пленников, а сам, помахивая хлыстом, направился к умирающему.

— Скажи мне, Тори, — обернулся Удалов к кузнечику. — Откуда тебе знаком этот офицер, и какое задание ты выполнил?

— Это тебя не касается, Удалов, — сказал Тори. — Но скрывать не стану. Его Преимущество — энтомолог. По его просьбе я наблюдал за ночными бабочками.

— Кстати, — заметил могильщик, — в космосе нас преследовал именно этот корабль.

— Совпадение, — ответил кузнечик, но никто ему не поверил.

Офицер вернулся к ним и сказал:

— Ваш местный житель так быстро умер, что мы не успели его пытать. Но он успел признаться, что выпал из уходящего дома. А где Удалов? Тори обещал его сюда доставить.

— Но не бесплатно, — нагло, но притом трусливо сказал подлый кузнечик.

— Не рекомендую упрямиться, — сказал офицер, помахивая хлыстом.

— Я Удалов, — признался Корнелий. — Что вам от меня нужно?

— Узнаешь, когда доставим. А кто второй?

— Я могильщик, — сказал мухомор. — Но в данный момент я без работы. По вашему воинственному виду я полагаю, что мне в вашем уважаемом мире найдется достойная работа. Я согласен лететь с вами.

— Берите и его, там разберемся.

— Ваше Преимущество, — настаивал кузнечик. — Мне пора возвращаться на СОС. Расплатитесь со мной, и я уеду.

— Задание ты выполнил только наполовину, — сказал офицер. — Города ты мне не обеспечил, а за одного Удалова платить не имею полномочий.

— Тогда я не буду больше на вас работать, — сказал кузнечик, — и вы лишитесь лучшего агента в сердце СОС.

— Другого найдем, — ответил офицер. — Не такого склочного. Попроще, поисполнительней.

Солдаты загоготали.

— Ах так! — сказал кузнечик. — Я буду жаловаться! Я немедленно возвращаюсь на СОС и сообщаю, что вы украли одного из самых популярных делегатов, любимца всего съезда, Корнелия Ивановича Удалова. Берегитесь, разбойники!

— Взять мерзавца, — сказал офицер своим солдатам, и те с нескрываемым удовольствием подхватили кузнечика под локти. Через несколько минут кузнечик вместе с Удаловым и могильщиком оказался в стальной утробе космического корабля. К тому же надо отметить, что в ходе этой операции и Удалов, и кузнечик лишились своих сбережений, а могильщик — саквояжа.

Дверь в утробу задвинулась, зажужжали двигатели, и космический корабль взял курс неизвестно куда.

— Предатель, — сказал Удалов без особой обиды, хоть и с отвращением. — Заманил меня на планету...

— Ты не понимаешь, — сказал кузнечик. — Я из принципиальных соображений. Я идейный предатель. Деньги только символ моей предательности. Учти, они разберутся, и наглый офицер будет жестоко наказан.

— Но прежде я накажу тебя, — сказал Удалов.

— Правильно, — обрадовался могильщик. — Не удалось мне похоронить лесного жителя, совершу погребение этого негодяя.

Поверив в серьезность намерений Удалова, кузнечик бросился к стальной двери и принялся стенать и ударяться о нее телом, однако никто не откликнулся на его жалобы.

Могильщик тем временем вытащил из кармана рулетку, легкими, буквально незаметными движениями обмерил кузнечика и сообщил Удалову:

— Это обойдется недорого, можно использовать детский гробик. Оркестра заказывать не будем. Венок один, из желтых лютиков.

Спокойный и деловой тон могильщика произвел на кузнечика удручающее впечатление, и его вопли достигли такого накала, что в корабле началась опасная вибрация, и стали образовываться трещины, сквозь которые со свистом уходил воздух. Сирена тревоги частично заглушила крики кузнечика, и Удалов подивился, какая сила жизни, какое стремление к благополучию заложены в этом небольшом теле.

Могильщик протянул руку в направлении к Удалову и, повернув большой палец к дребезжащему полу корабля, сделал известный на аренах древнего Рима жест, который употреблялся, когда общественность требовала добить поверженного гладиатора.

«Нет», — отрицательно покачал головой Удалов. Он вспомнил, что представляет здесь гуманистическое передовое общество.

— Может, он еще исправится! — закричал Удалов, но крик его затерялся в прочем шуме.

Так жизнь коварного кузнечика, уже висевшая на волоске, была спасена, неизвестно еще, на благо действующих лиц нашей драмы или им во вред.

Постепенно кузнечик перестал вопить и лишь тихо рыдал, сжавшись в комок у двери и бросая опасливые взгляды на спутников. Могильщик, разочарованный милосердием Удалова, рисовал карандашиком на стене проекты коммунальных катафалков, а Удалов расстраивался из-за того, что нечаянная задержка заставит его пропустить вечернее заседание съезда.

Вскоре пленникам приказали покинуть стальную комнату и провели их к выходу из корабля, который опустился на планете Кэ.

Планета встретила Удалова легким грибным дождем, капли которого выбивали веселую дробь по листве деревьев и лепесткам роз. За пределами выжженной и умятой кораблями бетонной площадки местность была покрыта ковром разнообразных цветов, из которого поднималось массивное здание космовокзала. Несказанный аромат обволакивал тело и нежил органы чувств, а мириады бабочек оживляли общую картину, соперничая с цветами яркостью и неожиданностью расцветок.

— Неплохо, — сказал Удалов, который умел ценить заботу о красоте и экологии. — Просто замечательно — если они любят цветы, значит у них открытые сердца.

Кузнечик почему-то хихикнул, а шедший сзади солдат больно толкнул Удалова прикладом.

Здание вокзала оказалось давно не крашеным, штукатурка осыпалась, но вьющиеся растения придавали руинам живописный и романтический вид.

Над входом в здание висела потрепанная дождями и ветрами выцветшая вывеска:

«Добро пожаловать на планету Кэ, где вас ждут всегда!»

В здании космопорта было душно и влажно, как в оранжерее. Горшки с резедой и ящики с ландышами стояли на полу, и порой приходилось через них прыгать.

Навстречу офицеру вышел исхудалый толстяк с кожей, обвисшей как у голодающего слона, и в башмаках не на ту ногу. Толстяк был небрит, нестрижен, нечесан. Он жевал ландыш.

— Привезли? — бросил коротко.

— Только Удалова, — сказал офицер. — Город успел сбежать.

— Удалов сопротивлялся? — спросил толстяк, почесываясь.

— Куда он денется?

Удалов обратил внимание на странную особенность губ толстяка. Они двигались не в такт словам, будто толстяк не очень умело дублировал кого-то другого. Удалов даже оглянулся, заподозрив какой-нибудь фокус, но рядом никого, кроме солдат, не оказалось.

Кузнечик оттолкнул Удалова и сделал шаг вперед.

— Прошу немедленно провести меня к Его Необозримости, — потребовал он. — Имею секретное донесение.

Неопрятный толстяк удивился, приподнял брови и замер, словно прислушиваясь.

— Нет, — сказал он после паузы. — Сначала разглядим Удалова. Здравствуйте, Удалов.

— Здравствуйте, — сказал Корнелий. — Я весь на виду.

— Где мое уменьшительное стекло? — спросил толстяк. Никто не смог ему помочь. Толстяк принялся копаться в складках своей широкой мятой одежды, наконец вытащил откуда-то стекло, приставил его к глазу, отчего глаз несказанно увеличился, и уставился на Удалова. Он рассматривал делегата с Земли минуты две, Удалову даже надоело стоять, и он переступил с ноги на ногу.

— Не производит впечатления, — сказал толстяк разочарованно. — Накормите их и приготовьте к церемонии.

Солдат отвел пленников в столовую. Столовая была недалеко, за перегородкой из ящиков и чемоданов, оплетенных диким виноградом. Стены ее были покрыты коричневой краской, пол заплеван, окна запылены, сквозь трещины в полу пробилась трава.

Кухни при столовой не было. Только стойка, на которой лежали груды мятых лепестков роз и букетики гиацинтов. Повар с помощниками рубили лепестки широкими ножами, а мальчишки-на-побегушках перемалывали гиацинты в мясорубках. Удалов подумал, что цветочные запахи ему начали понемногу надоедать. Очень захотелось селедки.

Народу в столовой было немного. Ели одно и то же — салат из рубленных лепестков, на второе — кашу из провернутых лепестков. Ели быстро, скучно, равнодушно, хотя порой из уст вырывались удовлетворенные возгласы.

Солдат подтолкнул пленников к стойке, где повар шлепнул им в тарелки по горсти салата, а мальчишки-на-побегушках положили на блюдца по ложке цветочной кашки.

Взяв свои порции, пленники отыскали свободные места за длинным столом. Могильщик принюхался к пище и сказал:

— Как у нас на кладбище!

— Вы тоже так едите? — удивился Удалов.

— Нет, только нюхаем, а венки потом выкидываем.

Удалов покачал головой, внутренне осуждая черный юмор, а потом посмотрел на соседа по столу. Им оказался небритый молодой человек с тупым взглядом, в пиджаке задом наперед. Ел он размеренно и тихонько ухал. Напротив Удалова питалась старуха в скатерти, накинутой на плечи. Удалов протер грязную ложку носовым платком, зачерпнул салата и осторожно поднес ко рту. Как он и опасался, салат из лепестков оказался горьковатым.

— Нет, — вздохнул Удалов. — Так не пойдет. Хоть бы подсахарили.

— Не нравится? — враждебно спросила старуха в скатерти. — Вы только посмотрите — ему нектар не нравится.

— А вам нравится? — удивился Удалов.

— Вздор, — рявкнула старуха. — Всем нравится.

— Я не спорю, — смутился Удалов. — Красиво, элегантно, пахнет приятно. Но ведь это чтобы нюхать, а не чтобы жевать.

— А эфирные масла? — строго спросил молодой человек в пиджаке.

— Эфирные масла для одеколона и для бабочек, — не согласился Удалов. — Хотя с чужими обычаями спорить не буду.

— Странно, — не успокоилась старуха. — Господам нравится, а ему, видите ли, не нравится? Так что же тебе, любезный, подавать прикажешь?

— Хлебушка бы, — признался Удалов.

— Он хочет хлеба! — воскликнула старуха, не двигая губами. — Мерзавец!

Но при этом глаза старой женщины увлажнились, а молодой человек так шумно и судорожно проглотил слюну, что Удалову стало ясно — от хлеба они бы не отказались.

Наступила тишина. Будто кто-то невидимый, но властный приказал всем замолчать. И тут же люди, словно забыв о еде, стали подниматься со своих мест, выстраиваться в колонну по два и пустились по залу, скандируя, сначала робко и разрозненно, а потом все громче и горячее:

— Да здравствует цветочный салат! Да славятся эфирные масла! Долой хлеб и ненавистные эскалопы!

— Долой! — катилось по залу. Звенела посуда. Повара, помощники поваров и мальчишки-на-побегушках аплодировали и кричали оскорбления в адрес белков и углеводов.

Правда, губы у всех двигались невпопад.

Приплясывая, охваченные энтузиазмом люди продвигались к дверям и исчезали. Наконец последний из них покинул столовую, и остались лишь обслуживающий персонал, солдат и пленники. Солдат, как ни в чем не бывало, продолжал уплетать цветочную кашу.

Кузнечик презрительно поглядел на него и сказал:

— Они себя заживо губят.

— Исхудали, — согласился с ним могильщик. — Готовый материал для меня. Не планета, а золотые прииски.

— Если вы их переживете на этой диете, — заметил Удалов.

— Не переживет, — криво усмехнулся кузнечик. — Всех вас психически уничтожат.

— А тебя?

— Меня нет. Я подлец, а законченные подлецы дефицитны. Я иногда сам себе поражаюсь. Феноменальная атрофия совести — всех готов продать.

— Удалов, — предупредил могильщик. — Надо было нам его ликвидировать на корабле. Похоронили бы давно, и никаких забот.

— Вот видишь, Тори, — сказал Удалов. — Могильщик может быть и прав. А если еще не поздно?

— Поздно, — хихикнул кузнечик, показав выпуклыми глазками на солдата.

Солдат вылизал тарелку, потом понюхал ее, слизнул упавший на стол лепесток, встал, подошел к пленникам и сказал:

— Пора, потенциальные!

Последующий час пленники провели в бывшей комнате матери и ребенка, переделанной в изолятор с помощью решеток на окнах.

В изоляторе было пыльно и зябко. Здесь хранились мешки с цветочными семенами. Могильщик храбрился и говорил, что профессионально наслаждается в атмосфере кладбищенского склепа, Удалов быстро ходил, перешагивая через детские стульчики и ломаные игрушки. Вдруг кузнечик воскликнул:

— Ты плохой товарищ, Удалов. Ты эгоист!

— Почему? — удивился Корнелий.

— Коробочка со скорпиончиком где? В кармане?

— Я совсем забыл. Прости, — сказал Удалов.

Он вынул из кармана скорпиончнка. Скорпиончик принюхался к холодному воздуху и тут же создал вокруг нормальную атмосферу. В изоляторе потеплело, запахло розами, и узники сбились в кучу, чтобы на всех хватило тепла.

— Странная планета, — сказал Удалов, когда согрелся. — Глаза у всех пустые, едят цветочки, говорят, что хлеба им не нужно, эскалопы, говорят, долой, и вообще вид неопрятный.

— Это объяснимо, — сказал кузнечик. — Весь цивилизованный мир бьется над тайной планеты Кэ, все считают их больными загадочной болезнью. А дело просто — планета попала в плен.

— Так что же ты раньше не сказал? — удивился Удалов. — Давно бы уж меры приняли.

— А ты забыл, что я им продался? — спросил кузнечик.

— Не очень выгодно продался, — заметил могильщик.

— Я уже от них отрекся. Поэтому и сообщаю страшную тайну. Тебе, Удалов, первому.

— Ну, рассказывай.

— Рассказывать недолго. Забрели как-то на эту планету микробы. То ли забрели, то ли сами вывелись — в общем, неважно. Отличаются эти микробы от обыкновенных тем, что они мыслящие. Казалось бы, что такого — занимайся созидательным трудом, участвуй в общем братстве Галактики. Так нет, они сами созидать не хотят, а паразитируют в других существах...

— Значит, паразиты! — воскликнул Удалов.

— Ничего подобного, — раздался голос, и дверь в изолятор открылась.

Неопрятный толстяк, который встретил пленных на космодроме, вошел, тяжело ступая по куклам и погремушкам.

— Ничего подобного, — повторил толстяк. — Никакие не паразиты, а глубокоуважаемые господа микроорганизмы.

— А я так и сказал, — поспешил исправиться кузнечик. — Так именно и сказал. Глубокоуважаемые и милостивые господа благородные микроорганизмы.

Что-то внутри толстяка треснуло и заверещало. Толстяк стоял с открытым ртом и покорно ждал, пока эти звуки прекратятся.

— Мы смеемся, — сказал он, когда все смолкло. — А ты, продажный Тори, продолжай. Секретов здесь нет. От нас еще никто не уходил таким же, как пришел. Говори!

Кузнечик отошел от своих товарищей, неловко поклонился и сказал:

— В общем, остальное понятно. Господа микроорганизмы по просьбе жителей планеты Кэ поселились здесь, и тогда жители планеты Кэ обратились с просьбой к уважаемым микроорганизмам, чтобы для большего единения между населением планеты и уважаемыми микроорганизмами последние внедрились внутрь жителей планеты Кэ. С тех пор в каждом жителе планеты Кэ обитает уважаемый микроорганизм и подсказывает ничтожному жителю планеты Кэ ценные мысли. Я правильно излагаю?

— Нет, конечно, — ответил неопрятный толстяк. — Какое уж тут единение! Мы, микроорганизмы, или паразиты, как сказал дорогой Удалов, да не простится ему это хамство, — хозяева. Мы приказываем, а люди слушаются. И никакого равноправия. Все делается так, как удобно нам, кхе, паразитам. Это мы, кхе-кхе, паразиты, любим эфирные масла душистых цветов. Поэтому все на планете любят только эфирные масла, разводят цветы, нюхают цветы и жуют цветы. Мы никогда не убиваем пленных. Зачем? Каждый новый человек — домик для одного из нас. Ведь мы быстро размножаемся. У нас уже очередь на новые тела. Вот теперь и в вас вселимся.

— Только не в меня, — сказал быстро кузнечик. — Я добровольно и сознательно служу благородному делу.

— А почему не в тебя? Будет в тебе жить мой брат или внук, будет, как ты сам сказал, с тобой в единении, будете вы дружить и будет он тебе подсказывать, как думать, о чем думать, о чем не думать, когда чего говорить, а когда лучше промолчать. Твоя же цена как агента втрое повысится. Радуйся, дурак!

— Я, конечно, радуюсь...

— Радуйся молча. И ты, могильщик, нам пригодишься. Нам могильщики нужны. Мы все время распространяемся, а наши человеческие тела так несовершенны! Живут мало, дохнут как мухи. Работы тебе хватит.

— Спасибо, — сказал могильщик с чувством. — Мне все эти споры о единении и подчинении чужды, я аполитичен. Мне нужен созидательный труд и заслуженное вознаграждение.

— А вот о вознаграждении забудь, — сказал неопрятный толстяк. А так как губы толстяка были неподвижны, Удалов уже сообразил, что говорит хозяин толстяка — уважаемый микроорганизм. И понятно стало Удалову, почему люди здесь так плохо одеты, небриты и немыты. Зачем? Микроорганизмам это неинтересно. Они-то голые.

— Я не могу забыть о выгоде. Я деловой человек, — сказал могильщик.

— А вот вселится в тебя мой дядя, и станет тебе безразлично, за деньги ты копаешь могилы или для собственного удовольствия. Вставайте, пора.

— Куда? — спросил Удалов.

— Во дворец. Там нас ждет Его Необозримость Верховный микроб. Он лично намерен вселиться в тебя, Удалов. В торжественной обстановке. Тело у него хоть и почетное, но старое, малоценное. А твое нам подходит. Особенно ввиду твоей будущей роли в Галактике.

— Моя роль самая скромная, — сказал Удалов. — Не вижу причин обращать на меня особое внимание. К тому же должен вас официально предупредить, что я не какой-нибудь бродяга без рода и племени, а представитель Земли. За мной стоят шесть миллиардов земляков, которые никогда не дадут в обиду своего товарища. Так что, поднимая руку на меня, учтите, вы поднимаете руку на свободолюбивую Землю!

Удалов говорил громко и торжественно. Он даже пожалел, что рядом нет Коли Белосельского и товарищей по работе, которые бы смогли оценить правильность и убедительность речи.

Неопрятный толстяк терпеливо дождался, пока Удалов кончит, потом криво усмехнулся и сказал:

— Хорошо излагаешь. Нас не обманули. Верховный микроб будет рад поселиться в твоем теле. А что касается шести миллиардов жителей Земли, то нам приятно слышать о таком количестве носителей. Какие перспективы для нашего размножения! Так что Землю мы тоже покорим. Может быть, даже с твоей, Удалов, помощью.

— Перед Его Необозримостью вести себя культурно, — предупредил неопрятный толстяк, ведя пленников по коридорам космопорта к выходу на улицу. Сзади топали солдаты. — Его Необозримость не выносит хамства.

— А почему вы его называете Необозримостью? — спросил Удалов.

— Во-первых, из уважения к его уму и талантам, — ответил толстяк. — А во-вторых, он воистину огромен. Ты не поверишь, но Верховного микроба можно разглядеть невооруженным глазом.

— Не может быть! — подобострастно воскликнул кузнечик.

— И он продолжает расти, — добавил толстяк.

Полдороги они проехали в старом, открытом автомобиле, но на одном из поворотов двигатель заглох, и завести его не удалось. Шофер лениво копался в моторе, потом задремал на дороге, а когда солдаты принялись его лупить, микроб, который жил в шофере, потребовал прекратить избиение, что от этого в теле шофера возникала неприятная для микроба вибрация.

Пришлось вылезать из машины и идти дальше пешком, что было нелегко, так как с улиц давно уж никто не убирал сор и отбросы. На одном из перекрестков пришлось остановиться. По улице медленно двигалась демонстрация. Демонстрация состояла из нескольких сот кое-как одетых и полуодетых женщин в цветочных венках и гирляндах, которые несли коряво написанные плакаты и лозунги. Кое-какие из них Удалов запомнил:

«Мой микроб всегда со мной». «Ни шагу без микроба». «Порадуем хозяев повышенной рождаемостью!». Многие несли круглые щиты с тремя буквами «П». Буквы по-разному располагались на щитах.

— Что это значит? — спросил Удалов у неопрятного толстяка.

— Послушание-Прилежание-Простота. Наш главный лозунг. Нравится?

— Не нравится, — честно сказал Удалов.

— А мне нравится! — сказал кузнечик. — Я просто счастлив видеть такую стройную организацию населения, такое единодушие, такую любовь к микробам!

— Попробовали бы они иначе, — заметил толстяк. Потом он поднял руку и закричал:

— Старайтесь, дорогие женщины! Мы с вами!

— Ура! — закричали нестройно женщины.

Как только демонстрация миновала, толстяк поспешил через дорогу. Солдаты лениво семенили сзади, нюхая розочки, вставленные в дула автоматов.

Дворец бывшего президента планеты Кэ, как нетрудно догадаться, был в плачевном состоянии. Штукатурка осыпалась, некоторые колонны рухнули, их обломки загораживали подъезд ко дворцу, отчего туда проходили по вьющейся тропинке, поглядывая наверх, не свалится ли еще что-нибудь.

Никто не охранял входа, да, видно, на той планете в охране не было смысла, потому что в каждом преступнике сидел бдительный наблюдатель, а к борьбе за власть между собой микробы еще не приступили.

В коридорах и холлах дворца слонялись тусклые люди, человек, одетый только в ботинки, спал на ступеньках, большой бак с цветочным отваром стоял на лестничной площадке, лакей в рваной ливрее мрачно жевал гладиолус. При виде поднимающихся по лестнице солдат с пленниками он вскочил, изобразил на лице радость и слишком громко закричал:

— Не желаете ли нектара? Нет ничего вкуснее нектара!

— Спасибо, на обратном пути, — вежливо ответил Удалов.

Наконец они вошли в центральный зал, где их ожидал предупрежденный заранее Верховный микроб. Увидеть его невооруженным глазом Удалов не мог, потому что микроб был спрятан в теле немощного старика, бывшего Президента планеты. Старик, хранивший в себе микроб, сидел на возвышении, в золотом потертом кресле, а вокруг толпились сановники.

Неопрятный толстяк, обогнав пленников, прошел прямо к креслу и объявил:

— Корнелий Удалов с Земли и взятые с ним лица просят разрешения приблизиться.

— Молодец, молодец, — сказал добрым голосом старик, поглаживая морщинистой рукой белоснежную жидкую бороду. — Значит, ты и будешь Удалов?

Глазки старика уперлись в лицо Удалову, и тому показалось, что за зрачками таится крупный микроб. Но, разумеется, это было не так.

Удалову трудно было смириться с мыслью, что старик перед ним не настоящий, а только оболочка. Он не удержался и задал неделикатный вопрос:

— Простите, — сказал он. — А вот вы, человек, в котором сидит паразит, как вы это ощущаете?

И к его удивлению старик ответил совершенно другим голосом:

— Погано... — И тут глаза его остекленели, губы сжались, и через ноздри прозвучало окончание фразы: — Я наслаждаюсь постоянным присутствием Его Необозримости. Я счастлив быть оболочкой.

— Понимаю, — вздохнул Удалов, — как же, понимаю.

И только теперь до него дошел весь ужас его положения. Раньше все было не очень реально. Ну, попал в плен, с кем не бывает, ну, привезли во дворец, понятно... Но когда он увидел, как остекленели, застыли глаза несчастного Президента, когда заговорил в нем микроб, Удалов сжался. Даже сердце застучало с перебоями...

— Как доехали? — спросил Президент, подергивая бороду. — Вас хорошо разместили?

— Что? — спросил Удалов, почти не слыша. За него ответил кузнечик:

— Мы отлично доехали и удобно устроились, Ваша Необозримость. Мы рады, что увидели лично вас!

— Меня не видно, — ответил Президент. — Мне говорили, что ты продажный и неумный агент. Это так?

— Не умен, — поспешил согласиться кузнечик. — Совершенно недостоин быть оболочкой уважаемого микроба.

— А нам твой ум ни к чему, — раздался мелодичный женский голос.

Сановники засмеялись.

Удалов вздрогнул и обратил взор в направлении голоса.

В толпе придворных, не замеченная раньше, стояла его возлюбленная.

— Тулия! — закричал Удалов. — Дорогая! Мы встретились! — Он сделал неверный шаг к девушке и простер вперед руки.

— Что с ним? — спросил Президент.

— Он влюблен в меня, — ответила со смехом прекрасная Тулия. — Когда я выполняла твое задание на Альдебаране и попыталась выкрасть Удалова с пересадочной станции, мне пришлось изобразить некоторую заинтересованность в этом барашке. Вот он и попался.

Сановники, сам Президент, солдаты и даже неопрятный толстяк чуть не умерли от хохота. Оказалось, что и у микробов бывает чувство юмора. Захихикал даже кузнечик, и мрачно, не поднимая опущенных углов губ, улыбнулся мухомор-могильщик.

Удалов был готов провалиться под землю. Он опустил руки, и они плетьми повисли вдоль тела. Он чувствовал, как позорная алая краска залила ему щеки. Он судорожно проглотил слюну и, когда смех немного стих, произнес:

— Тулия, ваша мама не имеет от вас никаких известий и очень беспокоится.

— Мама! — воскликнула девушка, но тут же гнездящийся в ней микроб перехватил ее голос и сказал: — У меня нет отца и нет матери. Мы все родственники Его Необозримости Верховного микроба.

И Удалов понял, что больше ему разговаривать с этой девушкой не о чем. И понял другое: если удастся ему, если повезет избавиться от ужасной угрозы стать оболочкой для микроба — он сделает все, что в его силах, чтобы спасти и вернуть к матери и к учебе в университете эту несчастную девушку. И, конечно, спасти остальных жителей планеты Кэ.

— Ну что ж, начнем пожалуй, — сказал скрипучим голосом Президент.

— С кого начнем? — спросил неопрятный толстяк.

— Со второстепенных персонажей, сказал старик. Например, с вашего неудачливого агента.

— Я удачливый! — закричал кузнечик. — Я вам доставил Удалова! Совершенно бесплатно, из идейных соображений. Меня можно отпустить.

— Сейчас ты и получишь награду, — сказал Президент. — Высшую награду. Ты возводишься в высокий чин носителя моего двоюродного брата, который только вчера потерял предыдущее тело. Приступайте.

Неопрятный толстяк с одним из солдат прошел в угол зала, где за колоннами лежало нечто, покрытое коврами. Они приподняли ковер за угол, оттянули на себя, и под ковром обнаружилось несколько мертвых тел.

— Какой из них ваш кузен? — спросил толстяк.

— По-моему, первый справа, — сказал Президент.

Вдруг к ужасу Удалова из второго слева мертвеца послышался голос:

— Нет, я здесь.

Толстяк вытащил из своего воротника иголочку и нагнулся к мертвецу. Удалов отвернулся, чтобы не видеть этого зрелища. Кузнечик потерял сознание и с хрустом упал на пол. Прекрасная Тулия мелодично смеялась.

Неопрятный толстяк возвратился к пленникам, осторожно неся перед собой иголку и прикрывая ее ладонью, как огонек свечи. Удалов зажмурился. Раздался отчаянный крик Тори. Потом была пауза. Корнелий открыл глаза, увидел, что кузнечик медленно поднимается с пола.

Кузнечик отряхнул пыль с золотых штанов, потянулся, его лицо исказилось неестественной улыбкой, и он сказал, почти не шевеля губами:

— Спасибо, кузен, все в порядке, а то я за эти три дня соскучился без движения.

И, подчиняясь приказу своего нового хозяина, кузнечик пустился в пляс.

Раздались аплодисменты сановников и солдат.

— Тори! — воскликнул Удалов. — Тори, ты меня слышишь?

— Слышу, — ответил Тори, не переставая плясать. — Я счастлив. Теперь я буду спокойно наслаждаться нектаром и ни о чем не думать.

— Браво, — сказал Президент. — Следующий!

Операция с могильщиком заняла всего минуту, потому что иголочка с микробом была уже подготовлена. Могильщик пытался сопротивляться, и Удалов даже рванулся, чтобы прийти к нему на помощь, но солдаты быстро подавили бунт, и еще через пять секунд могильщик объявил, что он тоже счастлив.

Остался один Удалов. Один несчастливый во всей этой большой удовлетворенной компании.

— Я займусь им лично, — сказал Президент, сходя с возвышения. Солдаты подперли Удалова автоматами в спину, чтобы он не отступил, и Удалов решил, что не уронит своего достоинства даже в такой критической ситуации. Он замер и высоко поднял голову.

Старик шел с трудом, сановники поддерживали его под локти, и Удалов даже успел подумать, что наверное нельзя кормить одними лепестками такого пожилого и привыкшего к разносолам господина.

Не доходя до Удалова двух шагов, старик вдруг остановился.

Внезапная тревога исказила его лицо.

— А вы уверены, что это тот самый Удалов? — спросил он.

— Совершенно уверены, — ответила прекрасная Тулия и достала из сумочки сложенный вчетверо лист бумаги. — Вот что написано в предсказании Острадама: «И прибудет на съезд делегат Земли Корнелий Удалов. И прославится на съезде большими делами. И будет от него страшная угроза могуществу микробов. И станет он...»

— Хватит, — прервал девушку Президент. — До сих пор Острадам не обманывал. Хотя предсказания его туманны. Тебя зовут Корнелий? Ты с Земли?

— Меня зовут Корнелий Иванович Удалов, — сказал пленник. — Я прилетел с Земли, из города Великий Гусляр, и я клянусь посвятить все свои силы освобождению Галактики от паразитов.

— Тот самый, — сказал Президент. — Без сомнения. Ты от нас на Земле ушел, ты от нас на Альдебаране ушел, но здесь тебе деваться некуда.

Президент подошел вплотную, сложил губы трубочкой и заверещал:

— Скорее! Я хочу в новое тело. Мое старое умирает.

Тут Президент начал покачиваться, и ноги его подкосились.

Но Удалова это не спасло. Падающий Президент успел обнять Удалова старческими руками и вцепиться с такой силой, что стряхнуть его не было никакой возможности. Президент потянулся мертвеющими губами к губам Удалова. Несмотря на протестующие крики сановников, Удалову удалось отклонить голову, но что-то мелкое и шустрое пробежало у него по щеке и нырнуло в ноздрю. Тело Президента, лишенное хозяина, сползло на пол, и умирающий старик прошептал:

— Уничтожайте паразитов... пить!

— Воды! Дайте ему воды! — закричал Удалов. — Человеку плохо!

Он начал нагибаться к бездыханному Президенту, но что-то случилось с его позвоночником, что-то замкнулось в его грудной клетке, и Удалов замер в неудобной позе, услышав внутренний голос:

— Не надо, Удалов, не беспокойся. Все в порядке. Ты теперь не одинок в этом мире. В тебе есть верный и неотлучный друг. Угроза существованию микробов ликвидирована. И мы с тобой вместе будем бороться за счастье и благоденствие паразитов.

— Нет! — закричал было Удалов, но крик исчез, не долетев до рта, а вместо этого кто-то удаловским голосом сказал:

— Отличное тело. Подвижное, крепкое, вполне достойное меня.

Раздались радостные крики сановников, к которым присоединились счастливые кузнечик и могильщик, а больше всех радовалась прекрасная Тулия, в которой, как узнал Удалов, жила сама Верховная матка племени микробов.

— Погодите, — мысленно сопротивлялся Удалов. — Вы не имеете права! Я буду жаловаться!

Но в ответ внутри Удалова, зарождаясь где-то в районе гайморовой полости, раздался тихий удовлетворенный смех, который перешел в убеждающий, мягкий и в чем-то даже добрый голос Верховного микроба:

— Отныне, Удалов, мы с тобой будем жить безмятежно, питаться нектаром и беспрекословно выполнять все мои приказания. Мы будем кричать на всех перекрестках, что мы счастливы. Мы будем ратовать за «послушание, прилежание и простоту». И ничего нам не надо, кроме моего счастья... А задумайся, как хорошо беспрекословно подчиняться, сколько это снимает с тебя проблем и забот. За тебя думает паразит, решение за тебя принимает паразит, даже зубы по утрам чистить необязательно, потому что паразиту плевать, чистые у тебя зубы или грязные... Мы с тобой, Удалов, покорим всю Вселенную, мы принесем счастье Галактике, мы принесем спокойствие Земле... Что такое? Что такое? Кто сюда идет?

Вдруг внутренний голос Удалова замолк, и Корнелий, все еще скованный волей Верховного микроба, обрел способность глядеть по сторонам и видеть, что творится вокруг.

Сановники о чем-то беседовали, могильщик принялся снимать мерку с трупа Президента, хотя, видно, в этом не было нужды, потому что солдаты уже приготовили ржавые крючья, чтобы оттащить труп старика на свалку. Прекрасная Тулия, не подозревавшая о том, что Верховный микроб столкнулся с какими-то неприятностями в недрах удаловского организма, подошла к нему и сказала:

— Полагаю, что моя оболочка все еще вызывает в тебе нежные чувства. Так что можешь пользоваться. И пока вы с Тулией будете любить друг друга, мы с Его Необозримостью займемся плодотворным обсуждением вопросов дальнейшей экспансии.

Глаза Тулии были пусты и показались Удалову совсем не такими прекрасными, как прежде.

— А как же любовь? — спросил он.

— Зачем тебе любовь? — удивилась Тулия. — Главное — простота.

— Прекратите! — произнесли губы Удалова помимо его воли. Видно, внутри него творилось что-то неладное. — Сейчас же отпустите меня!

— Что случилось? — всполошилась Тулия. — Что с тобой?

— На меня напали! Здесь полчища бандитов! На помощь! Спасите!

Тулия ударила Удалова по голове кулачком.

— Прекратите, подрыватель! — закричала она. — Оставь в покое моего сына! Ты на кого поднял руку, подлец!

— Я совершенно ни при чем! — закричал в ответ Удалов, но слова получились смятыми я неубедительными, потому что сквозь рот Удалова рвались отчаянные вопли страдающего паразита. Боль Верховного микроба передалась Удалову, и его начало корчить и мотать, разболелись одновременно все зубы, ломило голову и взрывалось в ушах. Удалов помимо своей воли совершал нелепый танец, закидывая руки, выпячивая живот и стуча ногами. Успела мелькнуть мысль, что он сейчас со стороны наверно похож на древнего шамана, но тут же эта мысль исчезла и наступило помутнение сознания. И как будто сквозь туман к Удалову тянулись гневные руки сановников и его бывших товарищей — кузнечика и могильщика, все вокруг вопили, грозились убить Удалова и даже старались его убить, но мешали друг другу, и это Удалова спасло. А тем временем изо рта Удалова продолжали вырываться страшные проклятия.

— Я гибну! — кричал Верховный микроб. — Меня окружили! Здесь хищные враги! Они едят меня! На помощь... Я не могу вырваться. Предательство... измена! Ааааа...

И последний крик Верховного паразита угас, превратившись в невнятные всхлипывания. В ужасе сановники отшатнулись от Удалова, и он, избитый, измученный происходившей в нем борьбой, лишился чувств.

Когда Удалов пришел в себя, оказалось, что он лежит на холодном, грязном полу тронного зала. В зале слышался гул голосов, но никто более Удалова не бил.

Удалов с трудом сел. Голова болела, все члены тела были измучены и не хотели подчиняться. Когда удалось сфокусировать зрение, оказалось, что сановники столпились вокруг золотого кресла, на котором сидела Тулия, и обсуждали создавшееся положение. На Удалова никто не обращал внимания.

Кузнечик суетился у трона, а могильщик стоял с солдатами неподалеку и с сочувствием смотрел на Удалова.

В этот момент сановники отошли от трона, и Тулия, обратив строгий, начисто лишенный любви взгляд к Удалову, сказала:

— Мы пришли к выводу, что в тебе, Удалов, живут враждебные нам бактерии и вирусы... Разумеется, мы могли бы поместить в тебя для проверки еще одного из наших братьев, но риск его гибели слишком велик, и потому лучше тебя уничтожить. Надеюсь, ты согласен с нами, что такое решение разумно?

— Нет, — сказал Удалов. — Совершенно дикое решение.

— Но ведь ты убил лучшего из нас!

— Я никого не убивал. И никто не просил его в меня соваться.

— Удалов, нам, микробам, суждено покорить всю Галактику, и не пытайся встать на пути исторического регресса. Ты приговорен к уничтожению, однако исполнение приговора откладывается. Мы рассудили, что если ты нам опасен, то еще опаснее вся Земля. Вместо одного врага мы получили теперь шесть миллиардов врагов. А это нас удручает. Следовало серьезней отнестись к предсказанию Острадама и уничтожить тебя на Альдебаране.

— Опоздали, — согласился Удалов. — Ваше дело проиграно. Учтите, что я — самый средний землянин, а у нас есть очень умные люди.

— Мы учитываем, — сказала прекрасная Тулия. — Поэтому перед уничтожением ты подвергнешься пыткам для добровольной выдачи информации, которая позволит нам ликвидировать Землю. Увести его!

Солдаты знаками показали Удалову, чтобы он двигался к выходу, и Удалов не стал сопротивляться. Он так устал, что мечтал только об одном — немного поспать. А там видно будет.

И он спокойно пошел к выходу.

На улице так же светило солнце, плыли кучевые облака, по соседней улице шла очередная демонстрация за увеличение потребления нектара, и никому не было дела до одинокого человека, который попал в переплет и вполне мог сгореть на костре подобно Жанне д'Арк, Джордано Бруно и Тарасу Бульбе.

Перейдя площадь, Удалов оказался перед входом в тюрьму. Предупрежденный о его приходе тюремщик открыл двери, а сам опасливо отошел, и это было понятно, так как на планете Кэ не было смысла держать преступников в тюрьме, когда их можно было использовать и перевоспитывать более надежным образом.

Скрипели ржавые двери, пыль поднималась с лестничных ступенек, и путешествие показалось Удалову бесконечным.

Наконец, он добрался до нижнего этажа подвалов. Железная дверь с глазком отворилась перед ним, из камеры выскочил, зажимая нос и рот, оборванный тюремщик, дверь закрылась, и Удалов оказался в холодном каменном мешке, освещенном голой лампочкой под потолком. Здесь стоял табурет, на полу валялась куча гнилой соломы да в углу виделась черная дыра в полу — простейшее туалетное устройство.

— Ну что ж, — сказал Удалов сам себе, — еще не вечер.

Глазок в двери приоткрылся, и женский голос произнес:

— Нет, вечер.

Удалов узнал голос прекрасной Тулии и крикнул в ответ:

— Я требую справедливого суда!

— Суд уже состоялся, — сказала Тулия. — Ты уже приговорен к сожжению на костре за убийство президента этой планеты.

— Постойте! — возмутился Удалов. — Но ведь суда не было, и я ни в чем не признавался! И президента я не трогал. Вы его сами лепестками уморили.

— Неважно! — ответила Тулия из-за двери. — Копия приговора после вынесения наказания будет послана на СОС и на Землю, чтобы все морально осудили убийцу.

Четкие шаги Тулии удалились, и наступила тишина, которую нарушали лишь капли, падавшие с потолка каменного мешка. Удалов вытащил из кармана коробочку со скорпионом. Скорпиончик посмотрел на Удалова с осуждением, видно, никогда еще не попадал в такую ситуацию. Потом мелко задрожал хвостом и начал согревать промозглый воздух. Запахло флоксами, и Удалов немного приободрился.

Согревшись, Удалов свернулся калачиком на соломе и задремал, во сне увидел родной город, жену Ксению в процессе приготовления блинов, сына Максимку, бегающего по зеленой лужайке перед церковью Параскевы Пятницы с сачком для ловли бабочек в руке, а также школьного друга Колю Белосельского, который уверенно говорил: «Не падай духом, Корнелий! Мы не оставим тебя в беде! Мы не поверим клевете, которую распространяют о тебе злые силы реакции! Вся Земля, затаив дыхание, следит за твоей неравной борьбой за справедливость и национальное освобождение трудолюбивых обитателей планеты Кэ от жестоких угнетателей. Мы с тобой, Корнелий!» Застучали барабаны, и Корнелий проснулся.

Оказалось, что кто-то негромко стучит в стену. Но не равномерно, а прерывисто, словно на азбуке Морзе, которую Удалов, к сожалению, не знал.

Удалов протянул руку к стене и, отогнав мокрицу, постучал в ответ.

— Не падай духом! — услышал он незнакомый голос.

Удалов поднял голову и увидел, что в дыре под потолком камеры появилась человеческая голова. Голова подмигнула Удалову и повторила:

— Главное, не падать духом.

— Это вы стучали? — спросил Удалов.

— Я, — человек оглушительно чихнул и сказал: — Извините, у меня насморк.

— Что вы здесь делаете? — спросил Удалов.

— Я не делаю, — сказал человек, — я сижу в соседней камере и жду смерти.

— Кстати, я тоже, — сказал Удалов. — Удивительное совпадение. Вы тоже кого-нибудь убили?

— Нет, — ответил человек. — Я самоубийца. Разрешите, я к вам слезу, а то мне очень неудобно разговаривать на весу.

— Разумеется, — сказал Удалов. — Я буду рад.

— Тогда подойдите поближе и подставьте мне спину. Вы же не хотите, чтобы я сломал ноги?

— Ни в коем случае, — сказал Удалов и подошел к стене.

Человек протиснулся в дырку, тяжело спрыгнул на спину Удалова, съехал по ней на пол и оказался коренастым карликом с пышной смоляной шевелюрой.

— Спасибо, — сказал карлик, запахиваясь в парчовый халат и усаживаясь на единственную табуретку. — Мне очень приятно с вами познакомиться, Корнелий Иванович, потому что я, до определенной степени, виновник всех ваших несчастий.

— А я думал, кто же во всем виноват? — сказал Удалов. — Зачем же вы так?

— Исключительно из-за тщеславия и любви к роскоши. У вас закурить не найдется?

— Не курю.

— Знаю, это я так, для того, чтобы переменить неприятную для меня тему. Я ненавижу доставлять людям неприятности, всю жизнь с этим борюсь. И вы представить не можете, сколько неприятностей я им доставил. И себе тоже.

— А вы кто будете по специальности?

— Предсказатель.

— Что-то вроде фокусника?

— Хуже, — вздохнул карлик.

Они помолчали. Потом Удалов сказал:

— Вот меня здесь все знают, а представиться забывают.

— Мой псевдоним — Острадам. А имя мое никому не известно.

— Очень приятно. А меня откуда знаете?

— Ничего удивительного, — сказал карлик. — Вы, Корнелий, личность известная и перспективная.

— Если бы я был необыкновенным, — возразил Удалов, — меня не пригласили бы на СОС. В обыкновенности моя сила.

— Тоже правильно. Но вы же самый обыкновенный из всех обыкновенных. Это уже уникальность. У вас закурить не найдется?

— Я не курю.

— Знаю. Простите. Измучился без курева. Третью неделю держат меня здесь на одном цветочном нектаре. Скорей бы уж казнили.

Карлик расчихался, и прошло минуты две, прежде чем он смог продолжить разговор.

— Погодите, — Удалова посетило страшное подозрение. — А как же вы?

— Чего?

— Как же вас казнить, если в вас сидит уважаемый паразит?

— Нет во мне паразита, — ответил карлик.

— Наверное, это провокация, — сказал Удалов. — Здесь во всех паразиты. Даже во мне был, только я его укокошил.

— Знаю. Вся планета знает. Хотя твоей заслуги, Корнелий, в этом не было. Случайность. Скажем, отсталость Земли. Во всей Вселенной вирусы и прочие микроорганизмы побеждены, а на Земле еще существуют.

— А вы подумайте, — возразил Удалов. — Кому в результате лучше? У меня иммунитет, такой, что даже Верховного микроба победил. А вы все сдаетесь на милость паразитов.

— Я не сдаюсь, — возразил Острадам. — Я предпочел смерть.

— Что-то не верится, — сказал Удалов. — Паразиты бы этого не допустили.

— Как видишь, допустили.

— А можно, я тебя одним вопросом проверю? — спросил Удалов.

— Валяй.

— Ты любишь цветочные лепестки?

— Хуже дряни в Галактике еще не придумано.

— Да, похоже, что нет в тебе микроба. Так почему же они в тебя не залезли?

— Это долгая история. А у нас времени мало.

— А ты вкратце расскажи. Конспективно.

— Постараюсь. Дело в том, что в молодости я любил путешествовать. И однажды за черной дырой, в двойной туманности у белого коллапса угодил в водоворот времени, где перепутано прошлое и будущее.

— Ну и что?

— Я из этого водоворота полгода выбраться не мог. Чего только не насмотрелся. Кое-что запоминал, в блокноте записал. А дальше все просто. С твоим, Удалов, жизненным опытом и проницательностью тебе нетрудно понять, как велик был соблазн прославиться, когда я вернулся и увидел одного некрупного политического деятеля, о котором я в водовороте подсмотрел, что лет через пять он станет премьером своей страны...

— Так ты все про будущее знаешь? — спросил Удалов.

— Какое там! Ничего подобного. Случайные клочки. Даже не всегда известно, что уже было, а что будет. А уж тем более сомнительно, где происходит действие.

— Так как же ты с такой недостаточной информацией в предсказатели полез?

— А чем я хуже других предсказателей?

— А разве лучше? Людей обманываешь.

— Не скажи, Удалов. Ведь другие предсказатели вообще ничего не знают, а я недостаточную информацию имею. Вот и преуспел.

— Как же тебе с такой информацией удалось преуспеть?

— Про премьера я угадал. Кое-что еще вспомнил. Тоже угадал. Известность моя росла. Ну и опыт ширился. Ведь людям надо давать, что они хотят. Они и довольны. Если я угадывал, они мне верили, запоминали, а если ошибался, находили мне оправдание, забывали. И стал я постепенно гордостью моей планеты.

— Сомнительная слава, — сказал Удалов.

— Не спорю. И должен тебе сказать, что слава моя особенно выросла, когда я занялся предсказаниями в космическом масштабе. В моем блокноте накопилось множество имен и названий. Некоторые я расшифровал, другие нет, и стал я употреблять их в своих предсказаниях. И тоже не без попадания в цель. Представляешь, Удалов, нежданно-негаданно приходит нота из какого-нибудь инопланетного посольства: какое вы имеете право предсказывать трагическую гибель нашему любимому диктатору? Я молчу, а диктатор вскоре попадает в автомобильную катастрофу. Кто об этом предупреждал? Я предупреждал. Но погубил я себя тем, что переоценил свои силы. Обленился, устал, захотел свободной и вольготной жизни и решил покончить с будущим одним ударом. Составил общее предсказание на двадцать лет вперед. Войны предсказал, смерти, художественные выставки, полярные сияния — в общем, побаловался на славу. И в конце пошутил — предсказал собственную смерть. Ха-ха!

Но Удалов не засмеялся. Он спросил серьезно:

— А основания у тебя к этому были?

— Ровным счетом никаких оснований, — сказал карлик. — Но пойми меня, к своей работе я относился халтурно, а двадцать лет показались мне гигантским сроком.

— Нет, — сказал Удалов, — двадцать лет — это совсем не такой большой срок. Я как сегодня помню, влюбился я в одну девушку...

— Ты чего замолчал? Говори. Я не выдам.

Удалов покачал головой. Нахмурился. — Нет, — сказал он, — я просто забыл. Вроде бы влюбился, но в кого, почему и чем это кончилось... забыл.

— Бывает, — сказал предсказатель. — У меня хуже получилось. Из-за моей великой славы и непоколебимой репутации. Поверили мне, размножили мое всеобщее предсказание в миллионах экземпляров, развесили во всех общественных местах и в частных жилищах, осыпали меня золотом, предоставили все жизненные удовольствия. Растолстел я страшно. У тебя закурить не найдется?

— Я не курю, — сказал Удалов.

— Почему же мне кажется, что ты куришь? Странно. И вот, началась на моей планете нелепая жизнь. Допустим, предсказал я на июнь войну с соседями. Наше правительство послушно собирает армию и начинает войну. Даже никому в голову не приходит, что я могу ошибиться. Только война кончится, а по моим предсказаниям — проливные дожди и наводнение. И хоть ни одного дождя не намечается, открывают плотины и заливают поля и города. Предсказал я, допустим, смерть председателя землевладений. И что же ты думаешь, он с горя проводит ночь перед смертью в кабаках, нажирается как свинья и помирает от несварения желудка. Не предсказал бы я, жил бы он и сегодня. Понимаешь, куда я клоню?

— Грустную историю ты рассказываешь, — сказал Удалов. — Историю о человеческом легковерии и твоей безответственности.

— Все это я понимал, не такой уж дурак. Но и ты меня пойми! Даже если бы я вышел на площадь и сказал народу — обманываю я вас, родимые, не верьте мне, грешному! Что бы из этого вышло?

Удалов задумался и ответил правдиво:

— Полагаю, ничего бы не вышло. Не поверили бы тебе. А твои предсказания всей Галактики касались?

— С другими планетами я осторожнее был. Опасался конфликтов. Но некоторые туманные сведения поместил в свою сводку, не удержался. О тебе, например.

— Что обо мне? — спросил Удалов.

— А разве тебе микробы не зачитывали?

— Читали. Что я им угроза и так далее.

— Там у меня написано следующее: «И прибудет на съезд СОС делегат Земли Корнелий Удалов. И прославится на съезде большими делами. И будет от него страшная угроза могуществу микробов. И станет он...»

— А дальше что?

— А дальше я и сам не знаю. Понимаешь, Корнелий, в водовороте времени увидел я тебя в каком-то большом зале. Там все кричат: «Слава делегату Земли Корнелию Удалову! Изберем его! Он достойный! Он — гроза микробов...» И так далее в этом роде. Полная абракадабра с точки зрения моего тогдашнего положения.

— А может, еще чего увидел? — спросил Удалов недоверчиво.

— Может, и увидел, — улыбнулся карлик, показав мелкие желтые зубы. — Но считай, забыл.

Удалов не стал настаивать. Настоишь, а окажется, что карлик видел твою смерть. И будешь ты переживать... нет, лучше не знать своего будущего.

— Жил я безмятежно девятнадцать лет и несколько месяцев. Вдруг, ощущаю, стали на меня как-то странно посматривать окружающие. И дружат уже не так горячо, и девушки меня меньше любят, а родственники с каждым днем все настойчивее намекают, что пора бы мне составить завещание. Проснулся я однажды утром, а на меня снизошло озарение! Ведь моя смерть надвигается! Они ее все ждут — не дождутся. Я им за последние двадцать лет осточертел до безумия. Представляешь, все время поглядывай в мой списочек: то на войну идти, то на похороны... Ой, подумал я, если сам в назначенный день не погибну, они меня задушат! Ни минуты лишней не дадут прожить. Ни друзья, ни родственники, ни общественность. Смотрю на календарь — а жизни мне осталось чуть больше месяца. У тебя закурить... Ах да, ты не куришь.

Карлик замолчал, задумался. Удалов не посмел его торопить, хотя стал нервно прислушиваться, не приближаются ли к двери шаги. В любой момент могли прийти палачи.

— В тот же день вышел я из дому, будто бы за сигаретами, купил в ближайшем театральном магазине темные очки и рыжий парик — и прямым ходом на космодром. Сел в первый же корабль и был таков. Только мы вышли в открытый космос, как нас догнал военный корабль и взял меня в плен. Оказалось, эта была работорговая экспедиция микробов с планеты Кэ. Согнали всех пассажиров в салон и начали внедрять в нас микробов. Дошла очередь до меня, я стал сопротивляться, потерял в борьбе очки и парик. И тут меня узнали. Видели в газете мою фотографию. Я тогда не знал, что микробы, как прочли мое туманное предсказание об угрозе Удалова, всполошились. Пожелали со мной встретиться. И, представляешь, я попадаюсь к ним в лапы! «Ты что это летишь инкогнито?» — спросили они меня. Я ответил честно: «Поглядите в мое комплексное предсказание. Жить мне осталось три недели». Тогда они привезли меня сюда и посадили в подвал. Пригрозили, что если не скажу им все, что знаю об удаловской угрозе, они приблизят мою смерть. Конечно, это все шутки. Мою смерть они приблизить не смеют. Зато и внедриться в меня не пытаются. Кому хочется занимать свободную квартиру всего на три недели?

Карлик закончил, Удалов подошел к двери. В коридоре было тихо.

— Значит, эти микробы меня с самого начала опасались?

— Мне все верят, — сказал гордо карлик.

— Ну уж не все, — сказал Удалов. — В Великом Гусляре я ни одного не видел.

— Земля — окраина Галактики, — сказал карлик, который в гордыне своей бывал неделикатен.

— Так чего ж они на Земле меня не задержали?

— Не успели. Они, как я слышал, позвонили какому-то Белосельскому, чтобы он тебя на съезд не пускал.

— Я с ним в школе учился, — сказал Удалов. — Хороший человек, не подведет. Если бы он здесь был, наверняка бы придумал, как нас с тобой спасти. Он и в школе был отличником.

Далеко, в недрах тюрьмы, послышались шаги палачей.

— Ну вот, — сказал Удалов. — Придется, видно, погибать.

— Нет, погибать нельзя, — решительно сказал карлик. — Не могу я этого допустить. Профессиональная гордость не позволяет.

— Ну при чем тут твоя профессиональная гордость, когда тебе со дня на день помирать пора?

— Не обо мне речь. Я предсказал, что ты прославишься на съезде большими делами? Я предсказал, что от тебя будет страшная угроза микробам? Если тебя замучают, мое предсказание не сбудется. Это позор, который будет преследовать меня и после смерти. Пошли. Будем тебя спасать.

— Как? — спросил Удалов, прислушиваясь к шагам палачей.

— Лезь в дыру, через которую я сюда проник. Давай, я подсажу тебя, а ты потом мне руку дашь.

Так они и сделали. И вовремя. В тот момент, когда ноги карлика скрывались в дыре, дверь в камеру Удалова открылась, и вошли палачи в водолазных костюмах.

Удалов, переползавший, обдирая колени, в соседнюю камеру подземной тюрьмы на планете Кэ, и не подозревал, что его исчезновение уже вызвало цепную реакцию значительных событий в разных местах Галактики.

На самом СОС, когда Удалов не появился на вечернем заседании, его отсутствие было замечено. Все-таки не последний человек на съезде.

Послали в гостиницу. В гостинице тоже Удалова не обнаружили.

Начали всех опрашивать, а так как делалось это организованно, в масштабе всей планеты, то поговорили и с уборщицей из Атлантиды. Уборщица рассказала, что Удалов сгорает от любви к ее пропавшей дочери и вполне мог отправиться на поиски своей возлюбленной. Заглянули в кино и увидели там фильмы из юношеских воспоминаний Корнелия Ивановича, принялись искать кузнечика. А кузнечик тоже пропал. Поиски продолжались до вечера, а вечером на планете Сапур был обнаружен покинутый корабль, в котором туда прилетали Удалов с кузнечиком. В корабле еще сохранились микроследы пропавших и следы неизвестного третьего лица, которое в материалах следствия именовалось «Х», хотя на самом деле это был могильщик.

Загадка исчезновения Удалова встревожила весь съезд. Специальные группы обыскивали планету Сапур, другая группа улетела на Альдебаран, чтобы искать там следы красавицы Тулии, остальные следователи и добровольцы из делегатов разыскивали Удалова на планете, где проходил съезд. Оргкомитет съезда подал в отставку, которая не была принята. Под сомнение встал один из основных принципов съезда — безопасность его участников.

Ночью руководство съезда в качестве последней меры связалось с Землей. Телефонный звонок поднял с постели Николая Белосельского.

— Нет, — сказал он твердо, когда выслушал тревожное сообщение из космоса. — Удалов домой не возвращался, да и не мог он возвратиться за один день. Для того, чтобы долететь от центра Галактики до Земли, надо потратить как минимум двое суток. Вы это знаете лучше меня.

— Но мы решили не упускать никаких шансов.

— Правильно, — согласился Белосельский, — тем не менее чудес не бывает. Ищите Удалова в вашем районе. Желаю успеха.

Руководители СОС заверили Николая Белосельского, что будут приняты все возможные меры, и повесили трубку.

— Чепуха какая-то, — сказал сам себе Белосельский, спуская ноги с кровати и закуривая. Спать, естественно, расхотелось. — Все беды происходят от друзей детства. Как бы я хотел работать в Петропавловске-на-Камчатке...

Но рассуждения рассуждениями, а Белосельский был человеком действия. И хотя шансов найти Удалова в Гусляре практически не было, он докурил сигарету, оделся и пошел на Пушкинскую улицу, к дому N 16, в котором раньше жил Удалов.

Город спал, нежась в объятиях летней ночи. Звезды, мигавшие сквозь темную листву, казались декоративными украшениями. Во дворе двухэтажного дома Белосельский остановился и поглядел на знакомое по детским годам окно. Его вдруг посетила странная надежда, что все, чему он был свидетелем в последние дни, — дурной сон. И Удалов сейчас мирно спит или читает, не подозревая ни о каких СОС. К сожалению, Белосельский был вынужден отогнать эту эфемерную надежду. Он знал, что чудес не бывает. Он знал, что, к сожалению, действительность сурова и обыденна: Удалов улетел на съезд в другой сектор Галактики и пропал там без вести.

Белосельский вздохнул, посмотрел на часы, которые показывали уже первый час, и, стараясь не скрипеть ступеньками, поднялся на второй этаж, к квартире школьного друга.

Ксения открыла почти сразу. Она не спала. Ее круглое, чем-то схожее с удаловским, лицо было сковано тревогой.

— Коля! — воскликнула она громким шепотом. — Ты!

Колю Белосельского она знала по школе, а также по пионерскому лагерю. Тогда она была тонкой, смешливой девчонкой с косичками, как крысиные хвостики, а Коля был высоким и тонким подростком, который проводил все свободное время с книгой в руках, хотя при этом неплохо играл в гандбол, отлично катался на лыжах и исключительно бегал стометровку.

— Коля, — сказала Ксения, — заходи. Дети спят. Что случилось с Корнелием?

Она так уверенно произнесла эти слова, что Белосельский понял, что он совершил ошибку, придя к Удаловым домой. Лгать подруге детства он не сможет.

— Удалов пропал, — сказал Белосельский.

— Я так и знала, — прошептала Ксения. — Не надо было нам его отпускать.

Ксения первой вошла в комнату и без сил опустилась на диван. У нее хватило духу лишь протянуть руку к буфету и показать Белосельскому, где стоит валерьянка.

Накапав лекарства, Белосельский сел на стул и подождал, пока Ксения окончательно возьмет себя в руки. Все в этой комнате возбуждало в нем детские воспоминания. Сколько проказ было задумано здесь, сколько шпаргалок написано, сколько томов энциклопедии прочитано!

— Извини, Коля, — сказала Ксения. — Но пойми меня правильно.

— Я все понимаю, Ксения, — сказал Белосельский.

— Он бросает меня одну, с двумя детьми, уматывает неизвестно куда ради сомнительной космической дружбы. А теперь вот это! Он себе новую бабу нашел! — произнесла вдруг Ксения громко и ударилась в слезы. — Стонет мое раненое сердце.

— Ну погоди, при чем тут баба? — возразил Белосельский. — Твой муж уехал делегатом на съезд, прошло всего четыре дня, а пропал он только сегодня утром...

— Что, мало ему времени? Достаточно. И не утешай. Не утешай. Если не баба, значит, он погиб!

— У тебя все крайности, — сказал Белосельский. — Я-то подумал, что он по дому стосковался, уже вернулся. Иначе бы и не стал тебя так поздно тревожить.

Но Ксения не слушала утешений Белосельского. Она решительно поднялась, распахнула дверцы шкафа, достала оттуда выходное платье, бросила на диван и приказала Белосельскому.

— Отвернись.

— Ты чего задумала? — спросил Белосельский.

— Лечу туда. Без меня им не обойтись. Если уж я его не найду, никто его не найдет. Окрутит она его, как пить дать.

— Но как же так, ночью, без договоренности...

— Вот ты сейчас и договорись. Гуманист ты, в конце концов, или нет?

— Гуманист, — согласился нехотя Белосельский.

— Тогда звони им, чтобы присылали транспорт. Без замедления. Не смогли моего мужа сберечь, будут со мной сотрудничать.

— Ксюша, Ксюша... — пытался урезонить ее Белосельский, но Ксюша уже обернулась к другу детства округлой спиной и приказала:

— Застегни молнию. Надо бы мне поменьше мучного есть.

И, застегнув молнию, Белосельский пошел к телефону. Он знал, что с разъяренной Ксенией Удаловой ему не справиться.

— Я не зря провел две недели в подземелье и выдержал пытки этих мерзавцев, — сказал карлик, когда они оказались в его камере. — К счастью, в камере нашлась лопата, которую забыли унести после ремонтных работ. Я выкопал подземный ход и совершенно случайно попал прямо в подвал лаборатории знаменитого профессора.

— А где профессор? — спросил Удалов, прислушиваясь к тому, как взволнованно переговариваются за стеной палачи. Через минуту они обязательно увидят дырку под потолком.

— Профессор не выдержал в себе микроба и умер от стыда и унижения. К счастью, его лаборатория была закрыта на ключ и микробы не догадались ею воспользоваться. Я полезу первым, я потоньше тебя, а если будешь застревать, я тебя буду тянуть. Но тебе придется раздеться.

— А если там холодно?

— В одежде ты застрянешь. Я сам копал, точно знаю.

Удалов колебался. Ему было неловко остаться без верхней одежды в чужом мире. Но в голосе карлика звучала такая уверенность, что Удалов подчинился, сбросил пиджак, рубашку, начал снимать брюки и замер, услышав прямо над головой торжествующий крик:

— Вот он! Держите его!

Удалов взглянул вверх. Там, в дыре, торчали две головы в водолазных шлемах. Палачами оказались бывший могильщик и прекрасная Тулия.

Карлик уже нырнул в подкоп и крикнул оттуда:

— Скорее!

Удалов наступил на брючину, чуть не упал. Его спасло лишь то, что преследователи в желании скорей пробраться сквозь дыру, мешали друг другу и застряли.

Удалов нырнул в черный зев подкопа. Впереди слышалось частое дыхание карлика. Стены подкопа сжимали тело Корнелия, и он мысленно поблагодарил карлика за то, что тот посоветовал раздеться. В пиджаке Удалов давно бы застрял. Впрочем, он и без пиджака раза три застревал, и карлику приходилось тащить его за уши.

Через несколько минут, измаранный в земле, исцарапанный, измятый, с горящими ушами, Удалов стоял в подвале лаборатории покойного профессора. Вокруг высились приборы и аппараты, горели светильники — все, к счастью, оставалось таким же, как в тот момент, когда профессор попал в плен к микробам.

— Что теперь? — спросил Удалов.

— Профессор занимался проблемой мгновенных путешествий, — сказал карлик. — Проблема еще совсем не исследована. Вот из этой машины можно ступить в один из миллионов миров Галактики. Только не знаю, в какой попадем.

— А может быть, нам здесь остаться? Доберемся до космодрома, залезем в корабль...

— Доберешься! — возмутился карлик. — На этой планете все начеку, все с микробом в сердце. Мы и двух шагов по улице не сделаем, как попадемся. Единственный шанс — поискать по другим планетам какой-нибудь выход к нормальным людям. Нам нужна планета, куда прилетают космические корабли. Может, не сразу, но мы ее отыщем.

Из подкопа послышалось тяжелое дыхание.

— По-моему, там кто-то застрял, — сказал карлик.

— Не уходи, — послышался из-под земли глухой голос Тулии. — Поговорим по-дружески.

— Знаем мы вашу дружбу, — ответил печально Удалов. Сердце его было неспокойно. Он не мог окончательно изгнать из него любовь к несчастной красавице. Поэтому, пока карлик готовил приборы, чтобы перейти в параллельный мир, Удалов склонился к подкопу и сказал:

— Тулия, я тебе обещаю, что приму все меры, чтобы освободить тебя от паразита и вернуть к маме.

— Спаси... — послышалось в ответ, но тут же вырвавшаяся из сердца девушки благодарность оборвалась и Верховная матка микробов сказала тем же сладким голосом: — Доберусь я до тебя!

— Сюда, Корнелий! — позвал карлик. — Путь открыт.

И Удалов, не дожидаясь, пока Верховная матка приведет свою угрозу в исполнение, кинулся к карлику, который раскрыл люк в сложной и громоздкой машине. Удалов последовал за карликом и мгновенно оказался на какой-то другой планете.

Неизвестная планета показалась Удалову гостеприимной и мирной. На ней свежий ветер шуршал сосновыми иглами, пели птицы, журчали ручьи и парили стрекозы.

— Ну прямо как дома, — сказал Удалов. — Даже жаль, что фотоаппарата нет. Вот бы знакомые удивились такому сходству.

— Пошли, не теряй времени даром, — сказал карлик. — В любой момент может показаться погоня.

— Разве ты дверь за нами не закрыл?

— А как закроешь? — спросил карлик сварливо. — На ней не написано. К тому же, если мир не тот окажется, нам придется возвращаться и искать другой.

— А если они засаду устроят?

— Надеюсь, что нет, — сказал карлик. — Надеюсь, что они за нами побегут.

Удалова эти слова мало успокоили. Но может, они с первого раза попали в подходящий мир, откуда есть сообщение с СОС?

— Далеко отходить не будем, чтобы не заблудиться, — сказал карлик.

Они оглянулись. Машина, сквозь которую они сюда попали, вылезала черным боком на поляну, и ее было видно издалека. По узкой тропинке путники сошли к реке.

Удалов опустился на корточки, чтобы вымыть в прозрачной воде руки и лицо. Тут он увидел свои обнаженные ноги и вспомнил, что он в одних трусах. Стало неловко.

Вдали послышались выстрелы.

— Ого! — сказал карлик. — Ладно, пошли. Там разберемся.

Но пойти сразу не удалось. Из машины выскочили палачи. Карлик оказался прав, Тулия была в серебряном купальном костюме, могильщик в балахоне, шляпа в руке. Водолазные костюмы они сняли, иначе бы им никак не пролезть в подкоп.

Преследователи оглядывались, размышляя, куда могли бы скрыться беглецы. В руках у них поблескивали пистолеты.

Не обнаружив следов, носители микробов быстро пошли к лесу.

Удалов с Острадамом, подождав, пока палачи скроются из глаз, перебежками, пригибаясь и даже иногда падая на землю, побежали в другую сторону.

Когда беглецы решили, что опасность миновала, они выпрямились и помчались со всех ног. Они так спешили, что ничего не слышали и не видели. И это их чуть не погубило.

— Жжик! — просвистела пуля у самого уха Удалова.

— Жжик! — другая пуля вонзилась в ствол дерева рядом с карликом. Беглецы упали в траву.

— Это что такое? — спросил Удалов.

— Это разумные существа, — ответил с сарказмом карлик. — С разумными всегда надо быть настороже.

В чаще леса затрещали ветки, и через несколько секунд на прогалине появились двое мужчин. Удалов сразу угадал, что это охотники. Он немало насмотрелся на них дома, хотя сам относился не к охотникам, а к рыболовам. Охотники огляделись, потом один из них сказал:

— Он, наверно, в кусты ушел. Я его подбил.

— А я моего точно ранил. Далеко им не уйти. Славная добыча.

— Что-то он мне показался незнакомым, — сказал первый охотник.

— Моего я тоже не встречал.

— Смотри, как бы нам случайного не угрохать.

— Да не должно быть. Случайные в сезон сюда не сунутся.

Охотники собрались было уходить, и тогда карлик достал носовой платок и принялся им размахивать, прячась за поваленным деревом.

Охотники заметили этот сигнал и подняли ружья.

— Мы сдаемся! — крикнул карлик. — Мы случайные прохожие, а не дикие звери!

— Тогда вставайте, только руки держать над головой, — сказал один из охотников. — А то мы рисковать не хотим.

Беглецы медленно поднялись из травы, держа руки над головами.

— Так вы, говорите, случайно здесь оказались? — спросил охотник, подходя поближе и не спуская их с прицела.

— Мы даже не с этой планеты, — пояснил Удалов.

— В самом деле, на охотников не похожи, — сказал второй охотник.

— И на дичь тоже, — постарался улыбнуться Удалов.

— А при чем тут дичь? — удивился охотник.

— Так вы же нас чуть не подстрелили!

— Правильно! А при чем здесь дичь?

— Ну вы же охотники? — спросил Удалов.

— Разумеется, охотники. Самые настоящие.

— Значит вы охотитесь на дичь. Или на зверя.

— С чего вы это взяли? — спросил охотник.

— Не стоит на него время тратить, — сказал его товарищ. — Они же приезжие. Сами говорят, что из другого мира.

— Ну, тогда идите куда шли, — сказал первый охотник.

— А стрелять не будете? — спросил Удалов.

— Мы-то не будем, — сказал второй охотник. — Другие могут подстрелить.

— Больше я никуда не пойду, — сказал Удалов Острадаму. — Хватит с меня. Убьют — и не сбудутся твои липовые предсказания.

Удалов уселся на траву. Ему все это надоело.

— Объясните невежественным пришельцам, — сказал карлик. — Почему в нас могут стрелять? Разве мы похожи на птичек или на медведей?

— Объясни ему, — сказал второй охотник. — Они же в самом деле ни при чем.

— Все просто, — сказал первый охотник. — У нас охота — самый популярный вид спорта и отдыха. На планете чуть ли не каждый третий охотник. Вот мы и охотились тысячу лет, пока не перебили большинство животных. Некого стало бить. Наши жены стали возмущаться — леса опустели, экология нарушается — и объединились они с друзьями живой природы, чтобы запретить охоту.

— А как запретишь охоту, — вмешался второй охотник, — если мы с детства другого развлечения не знаем? Нельзя у нас запретить охоту. Национальная катастрофа.

— Тогда и нашли компромисс, — сказал первый охотник. — Решено было, что охотники разделятся на две половины. И будут охотиться друг на друга.

— Но это же бесчеловечно! — сказал Удалов.

— Я с тобой не согласен, — сказал Острадам. — Это очень разумно. И люди развлекаются, и звери целы. И много охотников погибает?

— Бывает, — сдержанно ответил первый охотник. — А вы здесь с какой целью?

— Ищем дорогу к цивилизации. Скажите, от вас корабли летают к другим планетам?

— К другим планетам от нас никто не летает, — сказал охотник. — Космических путешествий мы еще не изобрели. О чем очень жалеем. Когда изобретем, тут же отправимся охотиться на другие планеты.

— Тогда не спешите изобретать, — сказал карлик.

В этот момент неподалеку раздались выстрелы. Удалов с карликом привычно нырнули в траву, а их знакомые охотники начали отстреливаться.

— Бежим отсюда, — сказал Удалов. — Убьют.

Острадам согласился, и короткими перебежками они бросились обратно к машине. По дороге они чуть не натолкнулись на костер. У костра сидели в кружок охотники, а на громадном вертеле что-то жарилось.

— Ой! — испугался Удалов. — Ты посмотри! Они не только взаимно уничтожаются, но и поедают друг друга.

— Да, это ужасно, — согласился карлик. Он осторожно приподнялся, пригляделся и потом, улыбнувшись, заметил:

— Никогда не видел у охотников рогов.

— Рогов?

Удалов присмотрелся и понял, что ошибся. На вертеле жарился самый обыкновенный олень.

— Но как же так? Они же постановили? — сказал он. — Они же должны только друг за другом... ведь экологический баланс, животный мир, защита окружающей среды...

— Это все для общественности, — сказал цинично Острадам. — Если они и пристрелят кого-нибудь, то таких вот дураков, как мы с тобой. Чтобы их жены видели, что они зря патронов не тратят. Побежали!

И они побежали дальше.

Но не успели пробежать и ста шагов, как услышали сзади топот. Раздался выстрел.

— Охотники! — крикнул Удалов. — Скорей, мой друг!

Удалов оглянулся и понял, что их настигают не охотники, а палачи.

К счастью, могильщик и Тулия были никуда не годными стрелками.

Даже не успев отдышаться, беглецы снова нырнули в машину и перескочили на следующую планету, лишь на минуту опередив преследователей.

Планета сначала испугала.

Такого мрачного запустения, такой экологической безнадежности путешественникам встречать не приходилось, несмотря на то, что оба побывали в различных космических местах.

Черные озера источали отвратительные промышленные запахи, бывшие леса поднимались скелетами бывших стволов, горы давно уже превратились в карьеры и холмы отработанного шлака, воздух был приспособлен для чего угодно, только не для человеческого дыхания.

Зажимая нос рукой, Удалов произнес:

— Давай, дальше полетим. Пока живы.

— Погоди, — хладнокровно ответил Острадам. — То, что мы видим, — следы деятельности развитой, хоть и не очень разумной цивилизации. Настолько развитой, что они использовали на планете все, что можно использовать. Допускаю, что они строили космические корабли.

— Если и строили, — разумно возразил Удалов, — то их корабли так воняли, что далеко не улетишь.

— Ах, Удалов, — сказал Острадам. — Ты не представляешь, до чего изобретательны разумные существа. Пока окончательно не вымрут, они продолжают жить, размножаться и даже смотреть кино.

Удалов тем временем огляделся и обратил внимание на то, что леса заводских труб не выделяют никакого дыма, развалины бетонных сооружений лишены признаков жизни, и по дорогам, заваленным бумагой и консервными банками, никто не ездит.

— У меня подозрение, что они уже вымерли, — сказал Удалов. — Так что на кино рассчитывать не приходится.

— Или возьмем оптимистический вариант, — поправил его Острадам. — Оптимистический для них и грустный для нас.

— Какой?

— Улетели они отсюда. Эвакуировались. Нашли другую планету и улетели. Из чувства самосохранения. Но все-таки надо пройти немного вперед, проверить.

Удалов покорно поплелся за предсказателем, стараясь не дышать. Но дышать приходилось, и от этого кружилась голова.

Они прошли шагов сто, чуть не провалились в заброшенную канализационную систему, как вдруг в огрызке бетонной стены распахнулась дверь и оттуда вышел прилично одетый человек, по внешнему виду инопланетянин. Он был сравнительно чист, сравнительно умыт и производил благоприятное впечатление, если не считать волнения, отражавшегося на его лице.

— Простите! — закричал он. — Извините. Я запоздал. Установка сломалась! Какое счастье, что вы меня дождались.

— Здравствуйте, — сказал Острадам осторожно.

— Добрый день, — сказал Удалов, который заподозрил, что их с кем-то спутали. — Вы кого ждете?

— Вас, — откликнулся абориген. — Но нашу планету так трудно отыскать, что мы почти отчаялись.

— Зачем же вы нас ждете? — спросил Острадам.

— Для консультации, вы разве нашего письма не получили?

— Нет. Мы вообще к вам попали случайно.

— Так вы не специалист по первобытным водорослям?

— Ни в коем случае!

— Значит, вы специалист по первобытным водорослям? — обратился абориген к Удалову.

— Нет, я по жилищному строительству, — признался Удалов.

— Но может быть, вы чего-нибудь понимаете в водорослях?

— Понимаю, — вдруг сказал Острадам. — Мне пришлось как-то прожить полгода на планете Океан и питаться только морской капустой. Очень укрепляет здоровье, но портит настроение.

— Все! — обрадовался абориген. — Поехали!

— Нам некогда.

— Клянусь, мы задержим вас на полчаса, зато наградим за консультацию лучшими жемчужинами Вселенной. Неужели у вас нет родственников или любимых, кому вы хотели бы привезти по жемчужине?

Этот аргумент сразил Удалова. Ему очень захотелось привезти по жемчужине жене Ксении и... нет, о другой женщине он заставил себя не вспоминать.

— Прошу за мной, — сказал абориген, открывая дверь в бетонной стене. Эта дверь вела никуда. За ней, в кривом проеме были видны те же черные трубы мертвых заводов и испарения, поднимавшиеся над отравленными ручьями.

Абориген смело шагнул в ложную дверь и исчез.

— Подземные жители, — сказал Удалов, который уже все понял. — Там у них лифт. — И ступил вслед за аборигеном.

Неведомая сила подхватила его и понесла по бесконечному неосвещенному туннелю, среди разноцветных разводов и искр. Это путешествие продолжалось неопределенное время, потому что время перестало существовать. Потом в глазах Удалова что-то сверкнуло, и раздался приятный голос аборигена.

— Промежуточная станция.

Удалов открыл глаза и обнаружил, что стоит в дверном проеме, в окружении пейзажа, очень напоминающего тот, что он только что покинул. Труб, правда, меньше, и расположены они иначе, испарения несколько иного цвета, и воздух пахнет гадко, но по-другому, чем минуту назад.

— Что случилось? — спросил Корнелий у аборигена. — Куда мы переехали?

— Простите, — сказал абориген. — Это еще не конец пути. Надо спешить. Следуйте за мной.

Он снова шагнул в пустой проем двери и исчез.

Не останавливаться же на полпути. Удалов последовал его примеру. И все повторилось вновь — ощущение пустого туннеля, мелькание цветов и искр...

Они стояли у проема двери в окружении опустошенного пейзажа. Воздух здесь был куда более сырым, хоть и не менее вонючим, желтый туман скрывал окрестности, а из него торчали заводские трубы, развалины домов были крупнее, но тем не менее оставались развалинами...

— Ну все? — спросил Острадам. — Приехали?

— Простите, — сказал абориген. — Попрошу следовать за мной.

И снова шагнул в дверь.

Острадам поглядел на Удалова, Удалов на предсказателя, они согласно пожали плечами — что остается делать в таких случаях? — и шагнули в дверь.

На этот раз опустошение казалось не таким полным. Может потому, что неподалеку шумело море, горы на горизонте были не настолько разрушены, как в предыдущих пейзажах, однако полное безлюдье и господство пыльных запахов приводило к мысли, что и в этом мире жить человеку противопоказано.

— Все? — спросил Удалов. — Надоело по вашим туннелям летать.

— Почти все, — сказал абориген. — Последний виток.

И он юркнул в дверь, опасаясь, что гости будут возмущаться.

На этот раз абориген не обманул.

Мир, в котором они оказались, был кое-как пригоден для дыхания. Свидетельством тому были люди, встречавшие их у двери. Они собрались там небольшой толпой, кое-кто в противогазах, кое-кто в скафандрах... На склоне горы виднелась зелень, в воздухе пролетела странная птица, похожая на летучую мышь...

Удалов, пожимая руки хозяевам, сделал несколько шагов вперед и тогда только понял, что находится на небольшом острове. Зеленое море, усеянное нефтяными вышками и отдельными платформами искусственного происхождения, тянулось к горизонту.

— Специалист приехал... специалист приехал... — прокатывался по толпе встречавших шепот. Грустные лица несколько оживились.

— Так что же вы хотели нам показать? — нетерпеливо спросил Острадам. — Где ваши водоросли?

— Сначала пообедаем, — сказал их проводник. — Потом вы выберете себе по жемчужине...

За обедом, скромным, без спиртных напитков, состоящем в основном из даров моря и синтетической картошки, хозяева планеты поделились с гостями своими проблемами и тревогами.

— Вы видели, в каком состоянии находится наш мир? — спросил сидевший во главе стола президент планеты.

— Видели, — вздохнул Удалов. — Безобразие.

— А что можно поделать? Мы же цивилизация. А цивилизация — это уничтожение природы.

— Не совсем так, — сказал Удалов. — Это зависит от нас.

— Правильно, — согласился президент. — Но если вы далеко зашли по порочному пути, остановиться трудно, а порой уже невозможно. Мы не смогли.

— Жаль, — сказал Острадам. — Значит, все погубили, а потом эмигрировали?

— Да. Иначе нечем было дышать, нечего было копать, нечем было питаться.

— И вы стали осваивать другие континенты, — сообразил Удалов.

— Все не так просто, — вздохнул президент. — Континенты к тому времени, когда мы спохватились, были уже опустошены.

— Так это мы путешествовали по другим планетам! — догадался Острадам.

— Нет, мы на своей планете. Куда перевезешь пять миллиардов жителей?

— Сейчас нас уже меньше, — вмешался проводник. — Сейчас нас и миллиона не наберется.

— Все равно... Все в природе взаимосвязано.

Наступила грустная пауза, и Удалов не посмел ее прерывать. Наконец, президент смахнул набежавшую слезу и продолжал:

— Нас спасло путешествие во времени. Временные туннели, которые мы открыли в самый критический момент. Мы научились перемещаться в прошлое и догадались, что можно эвакуироваться в те времена, когда людей на планете еще не было. И вот мы взяли личные вещи, детей и ценности и перевезли нашу цивилизацию на миллион лет назад. Это было великолепно. Первые годы мы нежились на лужайках и купались в море... а потом...

Тяжелый вздох пронесся над обеденным столом.

— И вы погубили собственную планету за миллион лет до вашей эры? — спросил Острадам.

— Разумеется. Мы оказались верны своим привычкам.

— И двинулись дальше в прошлое?

— И двинулись дальше. И с каждым разом мы губили природу быстрее, чем прежде. В конце концов мы попали в такое отдаленное прошлое, что суши стало недостаточно, чтобы прокормить население. И вот мы стоим на пороге отступления в первобытный океан. В океан, в котором лишь зарождается жизнь, в котором господствуют водоросли и мелкие амебы. Обратного пути для нас нет — все будущее уже безнадежно загажено...

— Вы умудрились погубить собственную планету пять раз! — в ужасе воскликнул Удалов.

— Если бы пять... — сказал президент. — Мы загубили ее восемнадцать раз!

— Но вы же загубите и океан!

— Весьма возможно, — сказал президент. — Тогда нам придется отступить в момент возникновения планеты...

— И пожить в вулканах? — в голосе Острадама прозвучал сарказм.

— Боюсь, что так, — президент был серьезен.

— А пока этого не случилось, — натянуто улыбнулся проводник, изображая исторический оптимизм, — мы просим вас слетать с нами на разведку в первобытный океан, куда мы переселяемся в будущем году, и помочь нам наладить производство продуктов питания из водорослей и амеб...

Острадам, сжалившись над обреченной цивилизацией, натянул водолазный костюм и отправился в океан. Но Удалов так и не узнал, были ли советы предсказателя полезны. Настроение у него испортилось, и даже тот факт, что ему позволили покопаться в коробке с жемчугом, чтобы выбрать самую красивую жемчужину для жены, его не утешал. Конечно, ему хотелось дать добрые советы аборигенам, поделиться с ними положительным опытом, накопленным на Земле, но иногда добрые советы только раздражают.

И когда через несколько часов, миновав в обратном порядке все временные двери и вернувшись в современность, они попрощались с аборигеном. Острадам сказал:

— Чует мое сердце, докатятся они до вулканов.

— Сюда экскурсии возить надо, — ответил Удалов. — Ну ладно, погубить свою планету раз, это каждый может, но восемнадцать раз...

Попав вновь в машину мгновенного перемещения, Удалов опять провалился в темный бесконечный туннель, опять закружилась голова и сперло дыхание. Привыкнуть к таким ощущениям было трудно, и Удалов утешал себя некогда прочитанными словами полярного путешественника Амундсена: «К холоду привыкнуть нельзя, но можно научиться терпеть его».

Путешествие закончилось благополучно. Удалов вылез из кабины неподалеку от величавого, застроенного помпезными зданиями, инопланетного города. Было тихо, над головой парили птицы, и курчавились розовые облака.

— Знаешь, что мы сейчас сделаем? — спросил карлик.

— Пойдем в город, — ответил Удалов. — Искать космодром.

— Сначала мы отыщем какое-нибудь скромное кафе и пообедаем. И только потом купим билеты на межпланетный корабль.

Удалов не возражал, и они направились по лугам к городу.

Уже на подходе к нему путникам стало очевидно, что и на этой планете не все ладно. Уж очень она была пустынна.

Улица, по которой они вошли в город, была покрыта толстым слоем пыли, штукатурка с домов кое-где обвалилась, кусты и деревья разрослись, взломав асфальт. И ни одной живой души...

Таинственная зловещая тишина подавляла и уговаривала бежать отсюда, пока жив.

— Здесь никого нет, — прошептал Удалов.

— И давно никого не было, — откликнулся шепотом Острадам.

— И они ушли в прошлое, — предположил Корнелий.

— Или умерли от эпидемии.

— Или перебили друг друга в атомной войне.

— Или улетели на другую планету.

— И много лет назад...

Силы сразу покинули утомленных путешественников. Одно дело оказаться у цели и предвкушать скромный обед и мирный полет на космическом корабле, совсем иное — осознать, что и здесь нельзя надеяться на спасение.

После короткого приглушенного совещания путники решили поискать космопорт, не осталось ли там случайного корабля.

Через несколько минут они вышли на большую площадь, и их взорам предстало удивительное зрелище.

Центр площади был застроен множеством игрушечных домиков, словно здесь когда-то резвился детский сад, сооружая жилища для кукол. Домики были во всем схожи с настоящими, со стеклами, вывесками, печными трубами, возле одного даже стояла игрушечная автомашина.

Удалов заглянул в окошко четвертого этажа, которое располагалось как раз на уровне его глаз, и внутри разглядел комнатку с диваном, столом, миниатюрными тарелочками и чашечками на нем и даже недопитой бутылкой вина. Но никаких следов пребывания живых существ ни в комнатке, ни в домике, ни на всей площади не обнаружилось.

— Они любили детишек и устраивали им игры на площадях, — неубедительно предположил Острадам.

Удалов покачал головой.

— Нет, — сказал он, — этот игрушечный город был бы слишком большой помехой для городского транспорта.

От площади они взяли курс по той улице, что вела вверх, к холму, увенчанному дворцом с множеством башен и башенок.

Оттуда они намеревались обозреть весь город.

Путь наверх занял около получаса. За это время Удалов убедился в том, что некогда этот город процветал и мог похвастаться культурой и искусствами. Но к разгадке он так и не приблизился.

Войдя в покинутый, запущенный, пыльный дворец, путешественники некоторое время бродили по его залам и комнатам, и никто их не окликнул, никто не встретился. Они поднялись наверх, на галерею, что окружала одну из дворцовых башен, и принялись глядеть на город с высоты.

— Удалов! — воскликнул Острадам. — Там стоят корабли!

Корнелий обратил взор в том направлении. Не надо было обладать особо острым зрением, чтобы понять: космодром давно мертв и заброшен. Большой лайнер, стоявший посреди поля, был покрыт ржавчиной, люки его раскрыты...

— Может, это не космодром, — предположил Удалов, — а музей?

Все же они решили дойти до космодрома и поглядеть на запустение вблизи.

На этот раз улица вела вниз, к широкой реке, разделявшей город надвое. На набережной возле каменного моста они увидели еще один игрушечный городок.

По масштабу он был меньше прежнего раза в два. В таком могли жить только оловянные солдатики — куклы бы не уместились в домиках. Этот городок также был покинут и покрыт пылью.

Там путешественники задержались ненадолго. Тайну этой планеты разгадать они не в силах, пока не встретят кого-нибудь, кто согласится их просветить.

Минут через двадцать утомленные до предела путники вышли к окраине города. Дома здесь были одноэтажными, не столь долговечными, как в центре, многие покосились, а то и вовсе рассыпались. Улица была завалена гнилыми досками, штукатуркой и обломками мебели. Так что продвижение к космодрому сильно замедлилось.

Внимание Удалова привлек воробей или схожая с ним мелкая птичка. Воробей летел над самой мостовой, словно искал насекомых. Неподалеку от Удалова птичка ринулась вниз, и взгляд Корнелия непроизвольно проследовал за ней.

К удивлению Удалова обнаружилось, что птичка пытается схватить не паучка или жучка, а махонького человечка, который метался по выщербленной мостовой.

— Кыш, людоед! — гневно крикнул Удалов воробью. — Разве тебе неизвестно, что даже самый мелкий человек — все равно царь природы?

То ли испугавшись, то ли усовестившись, воробей сиганул к облакам.

Острадам не понял, в чем дело, и спросил:

— Ты чего на птиц кричишь?

— Отыскал человечество, — ответил Корнелий, опускаясь на колени. Тихонько, чтобы не оглушить брата по разуму, он сказал дрожавшему человеку ростом в два сантиметра:

— Не беспокойся, ты среди своих.

Человечек заткнул уши, а Удалов взял его двумя пальцами и поставил себе на ладонь, как это проделывал с лилипутами литературный герой Гулливер.

Сообразив, что опасность ему более не угрожает, человечек оправил свою одежду, приосанился и тонким голоском спросил:

— Человек, которому я несказанно благодарен за спасение моей недостойной жизни, откуда ты прибыл? Ведь космические путешествия у нас давно отменены.

Удалов вкратце поведал лилипуту о своих приключениях, а затем не удержался от прямого вопроса: что же случилось со старинным городом?

Лилипут в ответ на это попросил донести его до соседнего квартала. И пока это недолгое путешествие продолжалось, человечек поведал Удалову и Острадаму о трагической истории планеты.

Оказывается, планета жила, как и положено цивилизованным мирам, развивалась, шагала по пути прогресса и имела контакты с другими планетами. И так продолжалось до несчастного дня, когда власть захватил человек, которого в городе прозвали Тираном. Этот Тиран некоторое время подавлял свободу, искусства и науки, но затем мания величия толкнула его на радикальные действия.

Сам Тиран был невелик ростом, что с тиранами случается нередко. Из-за этого он смотрел на своих подданных снизу вверх и удручался.

— Мне прискорбно сознавать, — признавался он в узком кругу приближенных, — что я превзошел остальных в свирепости, интригах, злодействе и понимании искусства, но уступаю ростом даже среднему подданному. Это несправедливо и должно быть исправлено.

Самый простой путь к исправлению несправедливости был подсказан министром безопасности: отрубить головы всем жителям планеты и этим превратить тирана в самого высокого человека. Но гуманизм Тирана не позволил ему воспользоваться таким простым ходом. Тем более, что население планеты было значительно прорежено репрессиями, отчего происходили сбои в экономике.

Тиран созвал ученых и приказал решить проблему без излишнего пролития крови. И намекнул при этом, что если проблема не будет решена к Новому году, придется всех ученых казнить.

Перед лицом такой опасности ученые трудились день и ночь, пока не изобрели способ уменьшать вдвое рост человека уже в утробе матери.

Тиран все-таки казнил ученых и стал дожидаться, пока на планете народится достаточно младенцев нового типа. Затем он перебил их родителей и родственников, а также всех нормальных людей и стал самым высоким человеком в своей державе. С тех пор придворные живописцы могли, не кривя душой, писать групповые портреты, на которых окруженный народом или соратниками стоял Тиран, возвышаясь над прочими на три головы.

В те годы пришлось пустить на слом старые машины, трамваи, мебель и даже зубные щетки, так как они стали велики новому населению планеты. От этого происходили большая экономия и прогресс, который, правда, затормозился через несколько лет, потому что малочисленное уменьшенное население не могло справиться с работой, что была по плечу его предкам.

Миновали еще годы. Тиран скончался, и жители планеты вздохнули свободно. Но, к сожалению, ненадолго. Тирания заразительна, а на планете уже стала складываться тираническая традиция.

Так что власть там захватил некий мерзавец, которого именовали Диктатором. Этот Диктатор из нового плюгавого племени был страшен, злобен и решителен. Одно его беспокоило — почему это опять все жители планеты выше его ростом? И он вызвал к себе новое поколение ученых и приказал им сделать так, чтобы младенцы в утробах матерей стали вдвое меньше, чем было принято...

На этом месте рассказа наши путешественники достигли малюсенького городка, обосновавшегося на бывшей волейбольной площадке. Этот город вдвое уступал размерами тому, покинутому, что Удалов видел у моста, зато был оживлен. По улицам, поглядывая на небо и страшась птичек и стрекоз, пробегали лилипутики, а на центральной площадке маршировала рота солдат.

Опуская спасенного человечка на землю, Удалов спросил шепотом:

— И это все, что от вас осталось?

— Да, — ответил человечек. — Ведь за Диктатором, который повторил опыт Тирана, последовал Деспот, затем Деспот Второй, затем три Угнетателя и один Узурпатор, а сейчас нами правит Душегуб, которого вы имеете счастье видеть...

Человечек указал на правителя городка, который как раз вышел из своего игрушечного дворца. Ростом Душегуб достигал трех с половиной сантиметров и грозно возвышался над своим народом. Увидев на окраине столицы двух неизвестных гигантов, Душегуб ничуть не оробел, а приказал палить из пушек. Пушечки развернулись против путешественников и начали кидать в них ядра размером с перечное зерно. Ядра небольно ударялись в щиколотки Удалова.

— Это ужасно! — воскликнул Острадам, имея в виду не артиллерийскую канонаду, а судьбу города и его обитателей.

— И с каждым разом нас все меньше! — откликнулся спасенный человечек, который уже нырнул в траншею, прокопанную через площадь. — С каждым новым тираном у нас все больше врагов! Любой воробей нам смертельно опасен! Любой жук — враг! Моего брата до смерти высосал комар!

Лилипутик уморился, лег на дно траншеи и замер.

— Ну прямо бы раздавил этого Душегуба! — в сердцах воскликнул Острадам.

— Могут пострадать невинные, — возразил Удалов. — К тому же индивидуальный террор мы отвергаем.

— Это не индивидуальность, а плод генетического безумия! — сказал Острадам.

— Не упрощай, — вздохнул Удалов. — Ты плохо знаешь историю. Если существуют условия для процветания тирана, если продажная бюрократия и жестокая полиция держат в узде общественное мнение, если задавлена демократия, то тираны будут вырастать здесь, как грибы после дождя. Но они не могут затормозить исторического развития. Со временем народ опомнится и начнет новую жизнь.

— А за это время люди превратятся в микробов и их сожрут амебы, — усмехнулся Острадам.

— Нет, — сказал Удалов. — Людей мы вернем в исходное состояние. И я знаю, как это сделать.

Он осторожно вошел в город, остановился на площади прямо перед палящими пушками, наклонился и схватил бросившегося было в укрытие Душегуба.

— Спокойно, — сказал Корнелий, поднимая Душегуба к своему лицу. — Ничего тебе не грозит. Но выслушай мое конструктивное предложение.

Душегуб был мелким лилипутом, но ему нельзя было отказать в храбрости и хладнокровии, что помогло пережить шесть заговоров и три восстания.

— Я вас слушаю, — сказал он Удалову, становясь в позу на его ладони.

— Интересно ли вам, — прошептал Удалов, — править муравьишками, когда вокруг возвышаются громадные каменные здания.

— Это нам не по зубам, — с тоской произнес Душегуб.

— Сегодня — не по зубам. А завтра?

— А что изменится завтра?

— Вы и ваши предшественники-тираны, — сказал Удалов, — думали только о том, как сделать прочих ниже себя. Занятие достойное тиранов, но ведущее к стагнации.

— Не выношу, когда кто-то выше меня, — признался Душегуб.

— Молодец, — сказал Удалов. — Так будь выше всех!

— И выше тебя?

— Значительно выше!

— Но как?

— Прикажи увеличить все население страны в десять раз! В сто раз!

— А я?

— А себя увеличить в сто пятьдесят раз!

— Опусти меня вниз! — приказал Душегуб.

Удалов подчинился.

— Ученых ко мне! — громко пискнул тиран.

В мгновение ока сбежались ученые.

Удалов слушал, как тиран дает им рабочее задание, смотрел, как разбегаются по своим лабораториям обрадованные ученые, а сам в это время отгонял от возбужденного города мух и стрекоз.

Острадаму надоело ждать, и он пошел обратно к машине мгновенного перемещения. От угла он обернулся и крикнул:

— Корнелий, идем, они сами разберутся.

Корнелий кивнул и вскоре догнал товарища.

Дальше они шли молча, занятые своими мыслями. Через три часа город остался позади. У машины Удалов вынул из кармана Душегуба и поставил его на землю.

— Что ты наделал! — охнул Острадам. — Ему же до города три месяца идти! Да и дорога опасная...

— Дай ученым потрудиться в свое удовольствие, — сказал Удалов. — Дай отдохнуть населению. Глядь, и перерастут тирана...

Следующая планета встретила путешественников утробным гулом и раскатами жестяного грохота. Шум настолько въелся в ее атмосферу, что воздух, насыщенный пылью, сажей и газами, постоянно колебался, дрожал, отчего очертания предметов были неясными и обманчивыми.

— Опять экологические беды? — закричал Удалов, стараясь перекрыть гул.

Острадам кивнул. Хотя вскоре обнаружилось, что он ошибся.

По низине, затянутой туманом, где среди редких гнилых пней валялись ржавые станки, рваные шины, сплющенные консервные банки и прочие ненужные вещи, путешественники добрались до широкого разбитого шоссе. Они вскарабкались на выступавшую из тумана насыпь и оттуда смогли обозреть окрестности.

В пределах видимости обнаружилось несколько строений. Насколько можно было разобрать сквозь пелену дрожащего воздуха, это были странные гибриды между феодальными замками и промышленными предприятиями. Из-за высоких стен над вершинами зубчатых башен поднимались фабричные трубы, выплескивая в серое небо разноцветные струи дыма.

Пока Удалов с Острадамом рассуждали, к какому из замков им направиться, грохот усилился. По шоссе надвигалась колонна машин.

Отступив на обочину, путешественники ждали приближения колонны.

Шествие открывало сооружение, схожее с бронепоездом. Оно состояло из нескольких бронированных вагонов и платформ. Из вагонов торчали дула пулеметов, на платформах стояли длинноствольные орудия.

Одно из орудий развернулось, показав Удалову черную внутренность ствола, но тот стоял неподвижно, памятуя из книжек, что хуже нет, чем убегать от крупного хищника. На неподвижных храбрецов тигры и медведи обычно не нападают.

Бронепоезд миновал Удалова. Сквозь грохот до Корнелия донесся дробный мелкий стук — это колотились зубы Острадама, которого пришлось крепко схватить за руку, чтобы не кинулся бежать и не погубил этим себя и своего товарища.

За бронепоездом ехали самоходные орудия грозного, но примитивного облика, затем десятка два тяжелых грузовиков. Кузова их были пустыми, а в кабинах находились строгие автоматчики в надвинутых на глаза серых касках.

За грузовиками следовал штабной бронеавтомобиль.

И надо же было так случиться, что именно в тот момент, когда он поравнялся с путешественниками и Удалов решил, что встреча с боевой колонной закончилась благополучно, у броневика лопнула шина. Накренившись, он скатился к обочине и замер.

В узкой щели над дверью показались глаза.

Глаза строго смотрели на Удалова. Удалов несмело улыбнулся и кивнул — ему не хотелось портить отношения с владельцем глаз, у которого под рукой был спаренный пулемет.

Броневик тревожно загудел, и по колонне прокатились ответные гудки. Грузовики и самоходки тормозили, поднимая густую пыль.

Дверца броневика распахнулась, оттуда выскочили два автоматчика в серых касках и взяли путешественников на прицел. Острадам снова было рванулся в бега, но Удалов ухитрился в последний момент удержать его.

Вслед за автоматчиками из броневика тяжело выбрался толстый, ответственного вида мужчина в полувоенной одежде и начищенных сапогах.

За мужчиной следовал бравый адъютант с аксельбантом. При эполетах, в фуражке с пышным гербом. Под мышкой он держал папку для бумаг.

По знаку адъютанта автоматчики шустро обыскали Удалова и Острадама, но ничего подозрительного не нашли, о чем и доложили начальнику.

— Шпионы? — спросило начальство, пронзая Удалова взглядом.

Непроизвольно вытянувшись, Удалов ответил:

— Никак нет. Путешествуем.

— Общественность? — спросило начальство еще строже.

— Но не местная, — поспешил с ответом Острадам. — Пролетная.

Удалов протянул документы, и адъютант, изучив их, доложил начальству, что Удалов — существо с другой планеты.

У Острадама документов, конечно, не было, но Удалов за него поручился.

Тем временем водитель с помощью автоматчиков менял колесо, а прочие военнослужащие рассыпались по обочинам шоссе и отдыхали.

— Простите, — спросил Удалов, воспользовавшись паузой. — А что у вас происходит? Война?

Этот вопрос вызвал в начальстве вспышку подозрительности.

— Может, они из газеты? — спросило оно, обращаясь к адъютанту.

Слово «газета» вызвало неожиданную и довольно резкую реакцию со стороны автоматчиков и даже экипажей соседних машин. Все схватились за автоматы и пистолеты.

— Нет, — ответил Удалов. — Мы проездом. Сейчас осмотримся и дальше. Нам тут нечего делать и, честно говоря, не нравится.

— Не нравится, — задумчиво произнесло начальство. Оно сняло шляпу, вытерло ею лицо и село на складной стул, который адъютант вынес из броневика. — Мне тут тоже не нравится. Вы у себя там какую должность занимаете?

На Острадама оно не глядело. Может, по причине малого роста, а скорее, как догадался Удалов, оттого, что у Острадама были длинные волосы, чего начальство на дальних планетах не выносит.

— Руковожу стройконторой, — честно ответил Удалов.

— И трудно? — спросило начальство. Оно говорило усталым голосом немолодого человека, обремененного обязанностями.

— Когда как. Сейчас я в отпуске.

— А я вот четвертый год без отпуска, — сообщило начальство.

— Дела? — спросил Удалов.

— Дела.

Помолчали.

Адъютант принес начальству стакан воды. Удалову и Острадаму не предлагали. Они и не обижались. В Удалове боролись два чувства: любопытство и опасение. Любопытно было узнать, что творится на этой незнакомой планете. Опасно было оставаться долго в обществе начальства, которое направляется в военный поход.

— Я бы не назвал ситуацию критической, — сказало начальство, допивая и возвращая стакан адъютанту. — Войны у нас нет. Но работаем в трудных условиях.

— Простите, — сказал Удалов, — но нам, пришельцам, это непонятно. Что за работа?

— Вот там, видишь, — перейдя незаметно на «ты», начальство показало рукой на отдаленный замок, увенчанный заводскими трубами. — Там мое графство.

— Какое графство?

— В переводе на ваш земной язык оно именуется Главтяжпрокатконструкцией.

— А зачем такие стены?

— А как же без стен?

Удалов кивнул, будто согласился, что без стен графству нельзя.

— Значит, делаете конструкции, — продолжал он. — А сейчас куда собрались?

— В поход, — ответил граф. — Вон против них.

Он показал вперед, где несколько в стороне от шоссе возвышались стены другого замка, и дымили другие трубы.

— А кто они? — спросил Удалов.

— Наши заклятые поставщики, — ответил Граф. — Княжество Главтяжлитейпрокатлист.

— А зачем в поход?

— А как иначе нам добиться поставки листового проката? Уже второй квартал мы задыхаемся, а они игнорируют все наши требования. После прошлой трехмесячной войны, в которой с нашей стороны выступал герцог Главстанкострой и боевые дружины Главсельхозмашины, они обязаны выдать нам контрибуцию в объеме...

— Триста тонн листа ежемесячно, — подсказал адъютант.

— Но эти мерзавцы втянули в свою коалицию три баронства и одно герцогство, переманили посулами и жалкими подачками Главхолодильмонтажсбыт и дезавуировали мирный договор. И теперь мы идем жестоко мстить этим лицемерам и обманщикам. Неужели мы не правы?

— Конечно, правы! — искренне согласился Удалов. — Они же вас лишили сырья. У вас стоят станки. Народ ждет от вас продукции... я разделяю ваше возмущение.

— Вот насчет народа — ты эту демагогию брось, — поморщился граф. — Народ — это мы. Наш славный народ Главтяжпрокатконструкция в едином порыве сплоченно идет за мной.

— Но ведь вы же выпускаете продукцию.

— Разумеется. В этом смысл существования нашего замка.

— А какие это конструкции?

— Да вот они — на шоссе стоят. — И начальство показало обескураженному Удалову на вереницу самоходок, бронегрузовиков и другой военной техники.

— И когда вы отвоюете этот прокат...

— Тогда мы утроим наши силы и пойдем в бой на остальных поставщиков!

Удалов растерянно кивнул. Он еще не до конца осознал особенности экономической структуры этой планеты.

— А впрочем, Удалов, — произнес граф, изобразив на лице отеческую улыбку, — я вижу, что ты прилетел с очень отсталой планеты. Тебе еще учиться и учиться. Так что предлагаю — присоединяйся к нам — поглядишь в деле молодцов из Главтяжпрокатконструкции. Все готово? По машинам!

— Я бы с удовольствием, — ответил Удалов. — Но к сожалению дела требуют присутствия...

Он не успел договорить, потому что Острадам внезапно дернул его за рукав.

— Смотри.

Удалов оглянулся.

По низине, скрываясь по пояс в пыли и тумане, к ним спешили Тулия с могильщиком.

Удалов сразу принял решение.

— Спасибо, — сказал он графу. — Мы согласны. Куда садиться?

— Давай ко мне в броневик, — ответил граф.

Они мгновенно нырнули в открытую дверцу боевой машины, надеясь, что преследователи не успели их разглядеть среди сотен сотрудников и бойцов Главтяжпрокатконструкции.

В броневике было душновато и тесно. Граф уселся в обитое бархатом кресло, остальные устроились на ящиках с боеприпасами. Колонна медленно двинулась вперед.

Глянув в узкую смотровую щель, Удалов увидел, что могильщик и Тулия семенят вдоль шоссе, заглядывая в боевые машины. Удалов облегченно вздохнул. Теперь оставался пустяк — избежать прямого участия в конфликте с поставщиками.

— Значит, — Удалов обратился к графу, — все предприятия на вашей планете такие... автономные.

— Каждое блюдет свои интересы, — согласился собеседник. — Интересы расширенного воспроизводства. Иначе наступит анархия.

— А за пределами ваших замков...

— За пределами — моральная пустота, — резко ответил граф.

— Общественность! — воскликнул, поморщившись, адъютант.

— Пресловутая якобы общественность, — уточнил граф.

Броневик подпрыгивал на рытвинах, пыль пробивалась в щели.

— А впрочем, — граф лукаво улыбнулся, — нет худа без добра.

Они с адъютантом засмеялись, и тут же граф пояснил:

— Почему мы едем за поставками именно сегодня? Потому что гарнизон противника сильно ослаблен. Разведка донесла, что вчера при попытке отравить для заводских нужд последнее в этих краях озеро, мелиоративный батальон Главтяжлитейпрокатлиста попал в засаду, устроенную так называемой общественностью соседнего города.

— Исторически объяснимо, — вмешался адъютант, — может, в учебнике читали: конфликт между городами и баронами?

— Это было при феодализме! — резко оборвал его граф. — Мы же далеко вырвались вперед.

И он похлопал пухлой ладонью по рукояти пистолета.

— И что же было дальше?

— Прокатлист подтянул основные силы. С ночи идут упорные бои на берегах озера. И пока они конфликтуют с общественностью, мы ударим в тыл! — торжествующе воскликнул граф. — В этом наша стратегия!

— Вы добудете прокат и будете из него делать броневики, чтобы добывать прокат и делать броневики? — постарался осмыслить ситуацию Острадам.

Но граф игнорировал вопрос длинноволосого карлика. Он приподнялся и смотрел в щель — видно, цель похода была уже близка.

Вдруг впереди послышались грохот, выстрелы, лязг и визг тормозов. Адъютант начал задавать вопросы в рацию, но рация лишь трещала и ничего не выдавала в ответ.

— В разведку! — крикнул граф.

Адъютант шумно вздохнул. Автоматчик открыл дверцу броневика и первым выскочил на шоссе. Адъютант последовал за ним.

И тут же в открытую дверь влетело несколько небольших белых снарядов.

— Все! — мелькнула мысль в голове Удалова. — Конец!

Он бросился на пол. Сверху на него навалился визжащий граф. Но взрыва не последовало. Лишь легкий треск, заглушаемый криками.

И страшная вонь...

Удалов пытался освободиться от графской туши.

Прямо перед глазами было что-то знакомое... Конечно же! Разбитое тухлое яйцо.

Дышать было невозможно. Все новые тухлые яйца и иные некогда съедобные, а ныне разложившиеся предметы влетали в дверцу броневика. Граф сполз с Удалова и хрипя рванулся к двери. Его туша застряла в ней, и это оказалось роковым для экспедиции. Покрытая плесенью, невероятно вонючая и скользкая палка вареной колбасы, выпущенная, как потом понял Удалов, из катапульты, установленной в засаде у дороги, поразила барона в переносицу, и он без чувств вывалился на шоссе.

Удалов с Острадамом, отделавшись малыми ранами, скатились в кювет.

Там скрывались остатки армии графства Главтяжпрокатконструкция. Рядом с ними, задыхаясь от миазмов, корчился адъютант.

— Кто это? — спросил у него любознательный Удалов. — Чья засада?

— Негодяи! — прохрипел адъютант. — Ничтожные выродки из Главмясяйцомолока!

— Сдавайтесь! — послышался голос, усиленный рупором. — Ваш граф в плену. Если не сдадитесь сейчас, задохнетесь!

— Пора сдаваться, — с горечью произнес адъютант.

— Но что им нужно? — настаивал Удалов.

— Наша боевая техника, — ответил адъютант, с поднятыми руками выползая из кювета. — У них ведь тоже есть поставщики и потребители...

— Бежим! — шепнул Удалов. — Пока они пленных считают...

И они с Острадамом быстро уползли в туман.

И через два часа, чуть не попав в центр боя между батальонами Главтяжлитейпрокатлиста и общественностью, чудом избежав трех засад и двух перестрелок, они вернулись к машине мгновенного перемещения.

Еще один мир удалось увидеть на бегу. Преследователи буквально наступали на пятки.

Он был населен существами, склонными заниматься не своим делом.

Как раз возле того места, где Удалов с Острадамом высадились на планете, располагалось поэтическое издательство, где редакторами служили свинарки, а авторами были ассенизаторы. Редакторы же выкармливали свиноматок, а поэты чистили нужники. Но никого это не удивляло.

Чуть дальше путешественники увидели балетный театр, в котором танцевали бухгалтеры и дискоболы, потому что балерины были по горло заняты выведением слонов, в то время как погонщики слонов добивались успехов в теоретической алгебре. Все были при деле, все были страшно заняты, но все же Удалову посчастливилось: обнаружились люди, которые сооружали космический корабль. Со строителями удалось поговорить. Они даже показали тот корабль. Их детище оказалось пышным по форме и многоцветным. Строители клялись, что сооружение корабля будет завершено в ближайшие дни, и звали гостей присоединиться к созидательному труду. Но путешественники от приглашения отказались: строители космического корабля оказались по специальности кулинарами.

Несмотря на очевидную ненормальность такого перераспределения труда, тамошняя пресса и телевидение не уставали воспевать живописцев, что высиживали за пингвинов яйца, и врачей, отдавших все силы выпиливанию по дереву. Впрочем, в газетах трудились большей частью умельцы по гибридизации ананасов.

— Как же вы? — спрашивал Удалов у аборигенов.

— А то как же? — отвечали некоторые.

Другие говорили:

— Еще как!

Но глаза Удалова открылись только после случайной встречи с бабусей, на которую он натолкнулся в густом кустарнике, когда пробирался обратно к машине мгновенного перемещения, таясь от преследователей.

Бабуся, по ее признанию, собирала лечебные травки для аптеки.

— И попадаются? — спросил Удалов.

— Откуда мне знать, — ответила бабуся. — Я — председатель местного общества слепых.

— Разве вы не зрячая?

— А у нас в обществе все зрячие. Настоящие слепцы из луков стреляют. Но траву эту я не выношу, и по мне эти травинки все на одно лицо.

— Так и отравить кого-нибудь можно, — сказал Острадам.

— Не без этого, — призналась бабуся.

— Но кто же это позволяет?

— Король наш, — сказала бабуся. — По специальности он спелеолог и третий год живет в пещере без связи с внешним миром.

— Как же ваше государство существует? — изумился Удалов.

— А нам все равно, — ответила бабуся.

— Всем все равно?

— Абсолютно всем.

— Ну если всем, — согласился мудрый карлик Острадам, — тогда без разницы.

Тут в кустах зашуршало. Похоже, приближалась неутомимая Тулия.

Удалов с Острадамом еле успели нырнуть в машину...

Через несколько мучительных минут перелета они вылезли на планете, которая вначале внушила им надежды.

В оранжевых закатных облаках, собравшихся над холмами у горизонта, пролетело космическое тело. За ним тянулся дымный след. Карлик, уже отчаявшийся выбраться из этого лабиринта чужих миров, схватил Удалова за рукав:

— Корнелий, мы спасены!

— Хорошо бы, — сказал Удалов. — Пора возвращаться. Опасаюсь, что слухи о моем исчезновении достигнут Ксении, а в стрессе она ужасна.

— Тогда поспешим, пока не выскочили эти дьяволы. Никак они след не потеряют.

— Что поделаешь, микробы, примитивные существа. Пока нас не прикончат, не успокоятся.

— С ними не договоришься, — согласился карлик. — Не найдешь разумного компромисса. Погляди, что там за рощей?

За рощей располагалось первобытное поселение, обнесенное высоким тыном. На углах ограды возвышались деревянные башни.

— Неужели и здесь графы и бароны промышленности ведут войну? — произнес Удалов. — Хотя надеюсь, что нет здесь еще никакой промышленности. И воздух чистый. Но тогда и кораблю взяться неоткуда.

— Корнелий, перестань сомневаться! — осерчал Острадам. — Разве ты собственными глазами не видел, как по небу пролетело что-то современное?

Они выбрались на пыльную проселочную дорогу с глубокими колеями, оставленными телегами или колесницами. Солнце припекало. Удалову докучали слепни и мухи, которые то и дело садились на его обнаженные плечи и безжалостно жалили его.

Корнелий отломил хворостину и принялся стегать себя по плечам и груди. От ударов оставались красные полосы. Конечно, было больно, но лучше, чем когда тебя жалят. Удалов стегал себя столь усердно, что местный поселянин, который увидел Удалова, воскликнул:

— Святой человек! Плоть истязает!

И с этой вестью, не замеченный усталыми беглецами, поселянин бросился короткой дорогой к замку, чтобы сообщить о достойном страннике.

А беглецы не дошли до замка. В километре от него карлик вдруг остановился и сказал:

— Кажется, это то, что мы ищем.

Удалов перестал себя стегать и осмотрелся. Никаких следов космического корабля или хотя бы космодрома.

— Ты что имеешь в виду? — спросил он.

Острадам, который сохранил куда больше сил, чем его спутник, резво сбежал с дороги и, пробравшись сквозь бурьян, выбежал на голое поле.

— Сюда, Удалов! — крикнул он. — Мы и вправду спасены!

Удалов с трудом перебрался через канаву, угодил в крапиву и, чуть не плача, подошел к карлику.

— Ты посмотри, где стоишь! — торжествовал Острадам. — Ты погляди под ноги!

Удалов посмотрел под ноги и ничего не увидел. Земля как земля, твердая, голая...

— Она же прокалена! — Карлик топнул ногой, и раздался гулкий звук, словно он стучал по обожженному горшку. — Сюда садятся космические корабли! Никакого другого объяснения я не нахожу и искать не намерен.

— Так где же корабли?

— Не понимаешь? Это отсталый мир, связь с которым поддерживают только экспедиции. Они прилетают обменивать промышленные товары на местное сырье. Обычная система в Галактике. Никакого вмешательства во внутренние дела развивающихся планет, но ограниченное экономическое сотрудничество.

Площадка была невелика, круг диаметром метров в сто. Значит сюда прилетали не очень большие корабли. Ну что, у Острадама есть опыт космических путешествий. Ему лучше знать, куда садятся космические корабли.

— Я посижу, подожду, — сказал Удалов. — Устал очень.

— И не мечтай! — ответил предсказатель. — Ты что, забыл, что за нами гонятся микробы? Затаимся в кустах.

— Затаимся, — покорно согласился Удалов. — Хорошо бы корабль поскорее прилетел. А то ведь и от голода можно помереть.

Послышался стук копыт.

По дороге от замка к путникам неслась кавалькада. Деваться было некуда, прятаться поздно.

Всадники, одетые в плащи и куртки из звериных шкур, вооруженные короткими мечами и копьями с бронзовыми наконечниками, неслись на Удалова так стремительно и грозно, что Корнелий зажмурился, размышляя о том, как обидно погибнуть от руки дикаря после всех приключений и чудесных избавлений.

Но стук копыт прервался у края площадки, и послышался густой бас:

— Какой из них святой человек?

— Вот этот!

Удалов раскрыл глаза и увидел, что оборванный поселянин указывает на него солидному, облаченному в львиную шкуру мужчине с зеленой, бритой головой и длинными, спадающими на грудь фиолетовыми усами. В руке у мужчины была тяжелая палица.

— Ты свою плоть изнурял? — спросил мужчина у Удалова.

— Она у меня изнурена до крайности, — признался Удалов. — Скоро кончится.

Гигант с усами подъехал поближе и разглядел шрамы, царапины и крапивные ожоги на обнаженном теле Удалова.

— Смотри, как ты себя, — сказал он с уважением. — А чего пожаловали?

— Ищем спасения, — сказал Удалов.

— Правильно, — ответил усач. — Мы все на этой земле гости. Мы все должны искать спасения. Мне наш жрец об этом говорил.

— Это очень разумно, — вежливо согласился Острадам.

— Слишком абстрактно, — сказал усач. — Лучше бы конкретными делами помогал своему племени. А то не мог хорошей погоды к страде обеспечить. Пришлось его убить.

— Но ведь это не в его силах, — сказал Удалов. — Даже на очень передовых планетах предсказания погоды еще недостаточно надежны.

— Мне плевать, что творится на так называемых передовых планетах. Но как вождь племени я несу ответственность за наше земледелие. И если я не найду виновного в плохом урожае, виноватым буду я. Что же, прикажете меня, что ли, убивать?

Возмущенные возгласы диких наездников, которые сопровождали вождя, были ответом на эти слова. Ясно было, что наездники не дадут вождя в обиду и не позволят его убивать.

— Так что я теперь без жреца, — сказал усач. — Вдруг мне сообщают — идет по дороге святой человек, стегает себя прутом. Ну, думаю, если он без зрителей это делает, значит, настоящий жрец. Придется тебе перейти ко мне на службу.

— Нет, спасибо, — ответил Удалов. — Я — строитель, а не агроном. Вот может мой товарищ согласится. Только, говорят, ему завтра-послезавтра умирать. Сам себе предсказал.

— Это так, — поклонился вождю Острадам. — Я с удовольствием остался бы у вас и занялся предсказаниями на примитивном уровне. Но на что вам жрец, который так скоро помрет?

— Да, если бы сейчас у нас была жатва, тогда такой предсказатель в самый раз. Убили бы тебя за неурожай, и дело с концом. А у нас сейчас только-только сев закончили. Рано...

Усач задумался, потом спросил:

— Пошли, что ли, ко мне, святые люди?

— Нельзя, — ответил карлик. Он обвел рукой вокруг себя, показывая на обожженную землю. — Ждем.

— Кого?

— Корабль, — сказал Удалов.

— Космический шлюп, — уточнил Острадам.

— Зачем его ждете? — спросил усач подозрительно.

— Нам улететь на нем надо.

— Так прямо на нем и летаете?

— Как же еще?

— О! — раздались возгласы в толпе наездников. — Это великие чародеи. Не отпускай их, вождь!

— И не страшно? — спросил вождь.

— Чего бояться? Мы привыкшие.

— А я вот при моем должностном бесстрашии никогда бы не полетел, — сказал усач.

Все замолчали. Удалов и Острадам раздумывали о том, как бы избавиться от сомнительной работы, не покидая взлетной площадки. Дикие воины почтительно ждали, к какому решению придут чародеи. В отдалении послышались шум, выстрелы, затем звон оружия и крики.

— Что там еще? Кто нас отвлекает? — возмутился вождь. — Мы же беседуем. Выясни!

По приказу вождя один из наездников пришпорил коня и поскакал за холмы узнавать, в чем дело. Удалов с карликом переглянулись. Похоже было, что их палачи близко.

— Враги нас преследуют, — сказал карлик вождю. — Может, укроете нас пока суд да дело?

— Не понимаю, — пробасил усач. — Как же так, такие чародеи и кого-то боитесь?

— А у нас и враги соответствующие. По нашим масштабам подбираем, — сказал карлик. Говоря так, он выпятил покрытую черной шерстью грудь и засверкал глазками.

— Это правильно, — согласился вождь. — Врагов надо выбирать по уровню. Дрянной враг может подорвать престиж.

«Интересная личность, — подумал Удалов, глядя на зеленую голову и фиолетовые усы вождя. — Как стремится к цивилизации! По его речи и манере выражаться видно, что, прежде чем убить очередного колдуна, он с ним ведет поучительные беседы».

— Но даже от сильных врагов таиться стыдно, — сказал вождь.

— Мы безоружны, — ответил карлик. — Вооружимся, сами начнем за ними бегать.

— За оружием дело не станет, — сказал вождь. — Дать им коней и мечи!

Затем он обернулся к беглецам и добавил:

— Я с искренним интересом буду наблюдать за вашей битвой с врагами. Даже буду за вас переживать. А если вы погибнете, над вами будет насыпан почетный курган, а врагов ваших мы убьем и съедим. Так что сражайтесь спокойно.

— Нет, — возразил карлик, принимая копье из рук всадника. — Таким оружием с нашими врагами не справиться. У них оружие заколдованное, действует на расстоянии.

— Ну и что? — удивился усач. — Заколдуйте свое оружие, и оно тоже будет действовать на расстоянии. Да я и без колдовства могу.

С этими словами вождь метнул свое копье, оно пролетело метров пятьдесят и вонзилось в ствол большого дерева, расщепив его пополам.

— Славный бросок! — закричали наездники. — Слава вождю!

Из-за расщепленного дерева показалась небольшая процессия.

Впереди плелись, понукаемые всадниками, избитые и несчастные девушка Тулия в измаранном землей серебряном купальном костюме и могильщик, длинный балахон которого порвался, сквозь прорехи виднелось костлявое тело, а поля мухоморовой шляпы опустились на уши, скрывая лицо. Прекрасная Тулия была не причесана, глаза были не подведены, а губы не накрашены.

Один из воинов подскакал к вождю, бросил перед ним на землю пистолеты пленников и сказал:

— Великий вождь, эти ничтожные возмутители тишины бегали по твоим владениям, искали какого-то Удалова, напали на вашего уважаемого дедушку и попытались заставить его признаться, где Удалов.

— Ай-ай-ай, — сказал вождь. — Какая наглость! Моему дедушке сто три года. Могли бы и пожалеть. И чем это все кончилось?

— Чем и должно было кончиться, — ответил древний старик, похожий на вождя, только усы у него были белыми и доставали до пояса. Старик крепко сидел на коне и держал в руке концы веревок, которыми были связаны руки пленников. — Очень я на них рассердился. Сижу, размышляю о нетленном, вечном, о праве любой букашки на неприкосновенность, солнышко светит, орлы прилетели, из моих рук зерно клюют, вдруг эти мерзавцы подбегают и начинают шумно требовать, чтобы я им выдал Удалова. Машут перед моим носом этими палками, — старик показал на пистолеты, лежащие на земле. — Я им говорю: отойдите, я думаю. А они угрожают. Вот и пришлось их скрутить.

Старик легко спрыгнул с коня и добавил:

— Их счастье, что я так стар и немощен. А то бы невзначай придушил.

— Да здравствует дедушка нашего вождя! — закричали наездники.

— Ну, что вы мне скажете? — спросил вождь у пленных. — Зачем пожаловали?

— Произошла ошибка, — сказала Тулия. — Мы просто заблудились... — И в этот момент ее взгляд упал на Удалова.

— Ах, вот ты где! — воскликнула девушка. — Вот ты мне и попался!

Тулия рванулась к Удалову, и тот от неожиданности даже отступил на шаг. Старик дернул веревку на себя, Тулия не удержалась и упала. Могильщик тоже на всякий случай упал.

— Погоди! — взревел вождь. — Чародей Удалов! Не ваши ли это могущественные враги?

— Они самые, — ответил Удалов.

— И не их ли чародейское оружие лежит у наших ног?

— Оно самое, — сказал Удалов.

— Какие же вы чародеи, если мой немощный дед с вашими врагами справился! И я хотел такого ничтожного человека сделать своим личным жрецом! Да ты знаешь, каких я жрецов уже уничтожил? Героев! Мастеров своего дела!

— Простите, но я не просился к вам в жрецы, — возразил Удалов. — Я даже отказывался.

— И правильно делал, — сказал вождь. — Твое счастье. Что с этими наглецами будем делать? Дедушка, тебе рабы нужны?

— Не нужны мне рабы, — ответил дедушка. — Я теперь думаю о вечности. Незлобивый я стал, непритязательный.

— Тогда придется их в жертву принести, — сказал вождь. — А то дождей вторую неделю нет.

— Правильно, — поддержал вождя карлик Острадам. — Только близко к ним не подходите, когда в жертву будете приносить. Они очень заразные.

— Не исключено, — сказал вождь. — Мне один жрец, вечная ему память, рассказывал, что есть на свете разносчики заразы ростом меньше комара. Невероятно, но допустимо. А вы как думаете?

— В миллион раз меньше комара, — сказал карлик. — Я сам видел.

— Вот и врешь, дурак. Как же ты их видел, если и комар с трудом поддается наблюдению.

— Не дурак я, — обиделся Острадам. — Если не умру послезавтра, пришлю прибор, именуемый микроскопом. В нем все видно.

— И не обманешь? — спросил вождь. — А то мне один жрец, чтобы я его не убивал, обещал Прибор раздобыть. Я его отпустил за Прибором, а он не вернулся. Может, наврал он мне? Может, и нет на свете Прибора?

— Есть Приборы, — заверил вождя карлик. — Привезет. Может, у вашего жреца трудности с транспортом?

— Ну, ладно. Постарайся не умирать, — сказал вождь. — Я очень заинтересован в этом самом микроскопе. А чтобы зараза нам не грозила, давай поскорее принесем твоих врагов в жертву. Как их лучше умертвить?

— Сжечь, — сказал карлик, — самое гигиеничное.

— Правильно, — согласился вождь, — мы же стремимся к культуре и гигиене. Молодцы, собирайте сучья, а мы пока перекусим.

Удалов был страшно голоден, но вдруг аппетит пропал. Он всегда такой, Удалов. Казалось бы, не должно быть пощады врагам...

— Пощадите нас, — сказала тихо Тулия. — Мы обещаем никогда больше вас не беспокоить. Мы ошиблись.

— Не могу. Я другу обещал, — ответил вождь, усаживаясь на подушки и внимательно наблюдая, как слуги расставляют на шкуре кувшины с вином и миски с пищей. — Он мне микроскоп достанет. Я ведь страшно любознательный. Мне до цивилизации осталось каких-нибудь два шага.

— Три микроскопа! — закричала Тулия. — Четыре микроскопа! Целую микробиологическую лабораторию!

— Ах, не надо меня соблазнять, — раздраженно ответил вождь. — Я человек простых устоев и стойкой морали. Следовательно, своих обещаний не отменяю. Если я буду продаваться за микроскопы, какой пример я подам моему народу? Все вокруг начнут продаваться за микроскопы. Ну, гости, садитесь за стол. Выпьем за знакомство.

Удалов послушно сел вместе со всеми, но на душе у него было неспокойно. Он то и дело оглядывался на Тулию и думал о том, что если не считать отвратительного микроба, это простая добрая и очень красивая девушка, несмотря на то, что у нее не подведены глаза, и не подкрашены губы. А Тулия, перехватив сочувственный взгляд, воззвала к состраданию Удалова:

— Корнелий. Мы же любили друг друга.

— Это был обман, — отметил Удалов. — Я полюбил тебя без начинки.

Могильщик сказал тихо:

— Может, дадут мне выпить немножко? Перед смертью?

— Дайте ему кубок, — сказал вождь.

Тулия тихо плакала. Могильщик поднял кубок и сказал:

— Похоронить меня здесь будет некому. Такой позор. Я могильщик в десятом поколении, а меня некому похоронить.

Отпив половину вина, могильщик протянул кубок вождю. Вождь, приняв из рук могильщика недопитый кубок, задумчиво понес его к губам. Он уже готов был отхлебнуть из него, как, почувствовав неладное, Удалов неожиданно бросился к вождю и отчаянным ударом выбил кубок из его руки.

— Что такое? — Вождь вскочил и выхватил меч. — Ты умрешь раньше, чем они! Такого оскорбления...

— Погодите, уважаемый, — послышался голос могильщика. — Удалов сейчас спас вас от участи худшей, чем смерть. Мой микроб в опасении моей гибели перепрыгнул на край кубка и готов был уже внедриться в вас через рот. Благодарите Удалова, что не заразились.

— Вы можете меня убить, — сказал Удалов. — Но я вас спасал.

— Если оба так говорят, то я предпочитаю верить. А где же тот микроб, который хотел меня заразить?

— Он очень мал, — сказал Удалов. — Его не увидишь без микроскопа.

— Так почему же вы медлите с доставкой микроскопа! — возмутился вождь. — Я даже не могу разглядеть своих врагов!

В этот момент Острадам заметил, что Тулия потянулась к краю шкуры, заменявшей скатерть.

— Назад! — крикнул карлик, а сообразительный дедушка вождя дернул за веревку. Рука Тулии повисла в воздухе.

— Она хотела его подобрать, — сказал карлик, становясь на четвереньки и водя носом над самой скатертью. — Он где-то здесь.

Карлик так спешил и волновался, что ногой опрокинул миску с жареным гусем и кувшин с самогоном. Но никто не обиделся. Все были захвачены стремительным ходом событий.

— Кипяток! — приказал карлик, протягивая руку назад. — Быстро!

В голосе и манерах его было что-то, напоминавшее Удалову хирурга, который в детстве вырезал ему гланды.

Слуга, державший в руках медный чайник, послушно передал его карлику, и карлик принялся поливать кипятком край шкуры. Вдруг раздался громкий писк. И прервался...

Тулия подняла руки к вискам и сказала скорбно:

— Вечная слава тебе, мой двоюродный племянник! Ты погиб в войне с коварными врагами.

— Все, — сказал карлик, выпрямляясь и возвращая чайник слуге. — С одним врагом покончено. И я советуя поскорее уничтожить второго.

— Что вы там медлите! — прикрикнул вождь на слуг. — Костра разжечь не умеют!

И вождь, будучи человеком первобытным, потер ладони, предвкушая жестокое развлечение.

— Корнелий, — взмолилась девушка. — Ты же знаком с моей мамой.

— Да, — сказал Корнелий.

— Корнелий, мои чувства к тебе не изменились. Я только вынуждена была их скрывать. Теперь больше не буду. Я твоя. Делай, что хочешь. Хочешь — убей своими руками.

— Нет, — сказал Корнелий. — Мне трудно в это поверить. Я знаю, насколько коварная Верховная матка сидит в тебе и говорит твоими устами.

— Мы вместе говорим, — ответила Тулия. — Мы совершенно солидарны в любви к тебе, Корнелий. Мы скроемся на дальней планете и будем жить в любви и согласии.

Корнелий поднялся с места и сделал шаг к девушке. Чувства в нем воспалились. Бывает так в жизни! Корнелий отчетливо понимал всю пагубность любви к этой девушке, внутри которой таился злобный и равнодушный к Удалову микроб. Нельзя ее любить! Но и разлюбить ее Удалов не мог.

— Придется его связать! — воскликнул Острадам. — Он сейчас опасен. Он подобен спутникам Одиссея, которые услышали сирен и попрыгали в море.

— Про Одиссея ты нам расскажешь потом, — сказал вождь. — А Удалова мы свяжем. Я не выношу, когда ради красивой бабы мужчины теряют чувство собственного достоинства.

По знаку вождя слуги навалились на Удалова и собрались уже его вязать, как в голову Корнелию пришла светлая мысль.

— Я знаю! — закричал он, барахтаясь под сильными молодыми телами диких воинов. — Я попытаюсь спасти Тулию!

— Хитрит, — сказал карлик. — Безумие любви.

— Хитрит, — согласился вождь.

— Я тоже когда-то любил, — сказал дедушка. — И меня тоже вязали.

Только могильщик не сказал ничего. Он сидел в сторонке и обгладывал кость. Он истосковался по настоящей пище.

— Ну что сделать, чтобы получить право приблизиться к девушке? — спросил Удалов в отчаянии.

— Нельзя тебе приближаться, — сказал карлик.

— Но для меня микробы не опасны.

— Потом поздно будет разбираться, — сказал карлик.

— Я бы выкупил у вас девушку, — сказал Удалов вождю.

— Я не продаю лиц, предназначенных на убой, — сказал вождь с чувством собственного достоинства.

— Неужели нет никакого выхода? — кричал Удалов, извиваясь под молодцами.

— Думай, Удалов, думай! — поддерживала его девушка Тулия. — Я всегда с тобой!

— Есть выход, — сказал вдруг дедушка.

— Ну, это не выход, а самоубийство, — ответил вождь, который понимал своего дедушку с полуслова.

— Это древний обычай, — сказал дедушка, — и не нам отменять обычаи. Без традиций общество деградирует.

— Какой обычай? — спросил Удалов.

— Вот если он прилетит, тогда, считай, тебе повезло. Или не повезло.

— Кто прилетит? — спросил Острадам.

— Тот, кого вы ждете. Сами же сказали, что хотели на нем отсюда улететь. И не боитесь.

— Мы хотели на космическом корабле улететь.

— О космических кораблях по причине низкого уровня нашей цивилизации мы не подозреваем, — сказал вождь. — Нет у нас космических кораблей.

— Но кто же у вас по небу летает? Кто же тогда это поле выжег? — удивился карлик. — Чья это посадочная площадка?

— Известно, чья, — сказал вождь, — дракона.

— Еще дракона не хватало, — возмутился Острадам. — Зачем вы нас вводили в заблуждение?

— Никто не вводил, сами ввелись, — заметил вождь.

— А что я должен сделать с драконом? — прохрипел придавленный Удалов.

— Что обычно с драконами делают? Убить. Отрубить все три головы. Кстати, это еще никому не удавалось.

— Это несерьезно, — сказал карлик. — Удалов нам нужен живой.

— Обычай есть обычай. Наши предки постановили. Если герой хочет получить в вечное пользование девушку, он может выйти на бой с драконом. И погибнуть. Но если он победит дракона в честном бою, то девушка достанется герою, и он должен на ней жениться.

— Великолепный обычай! — произнесла Тулия так сладко, что если у Корнелия и возникли какие-то сомнения или опасения, то они при звуке этого голоса тут же пропали.

— Я готов! — сказал Удалов. — Где дракон?

Дракон не заставил себя долго ждать. То ли услышал, что его зовут, то ли почуял запах жареной пищи, но вскоре он, застилая перепончатыми крыльями солнце и вытянув вперед три огнедышащие головы, спланировал на свою посадочную площадку. Слугам пришлось срочно собирать остатки пищи, и пировавшие отступили под защиту деревьев.

Дракон не спеша обошел площадку, прожег ее огнем из ноздрей, смахнул пыль шиповатым хвостом и, подлизав остатки пиршества, собрался спать.

Удалов понял, что боится. Смертельно боится. Он никогда раньше не видел драконов и не подозревал, что они бывают такими большими и неуязвимыми.

— Отпустите его, — сказал вождь. — Пусть приведет себя в порядок, подготовится. Пускай коня выберет, оружие по руке.

Молодцы разошлись, помогли Удалову подняться. Все смотрели на него с нескрываемым уважением. Кроме, разумеется, карлика.

— Дурак ты, Удалов, — сказал карлик с чувством. — Всю репутацию мне погубишь. Международный деятель, руководитель стройконторы, отец семейства, наконец, а бросаешься в бой с непобедимым драконом ради девицы сомнительной репутации.

— Репутацию мою не задевай, — строго сказала Тулия.

— Она права, — сказал печально Удалов. Он рад бы сейчас и не сражаться с драконом, но если ты, человек Земли, дал слово, то должен его сдержать. А Удалов дал слово дважды. Во-первых, обещал матери-уборщице найти и вернуть дочь, во-вторых, дал слово освободить девушку от власти микробов. Не говоря уж о личных чувствах.

Удалов поглядел на коня, которого подвели к нему, и отрицательно покачал головой. На конях он сроду не ездил. Меч он, правда, принял. Меч был тяжеловат, но нельзя же идти на дракона совсем без оружия.

Карлик передал Удалову лежавший на земле пистолет.

— Вот, — сказал он. — Единственная твоя реальная надежда.

— Спасибо, — без особой надежды ответил Удалов.

— Целься в глаз, — посоветовал карлик.

— В какой? — спросил Удалов.

Глаз у дракона было шесть, и все маленькие.

— Ну, пошел! — сказал вождь, положив руку на плечо Удалову. — Желаю тебе счастья. Очень тронут твоим отважным поступком. Когда достигнем нужного уровня цивилизации, поставим тебе памятник.

— Я тоже когда-то любил, — сказал дедушка, — но на дракона пойти не посмел.

— И хорошо, — сказал вождь. — Женился на моей бабушке, и родили вы моего папу. А то как мне без вас?

— Может быть, может быть, — тихо ответил дедушка, и глаза его затуманились воспоминаниями.

Вождь легонько подтолкнул Удалова в спину, и, не чувствуя под собой ног, Корнелий пошел к дракону. Дракон его не замечал, он мирно похрапывал, выпуская из ноздрей зловонный дым, хвост его порой судорожно колотил по земле — видно, дракону снился тревожный сон.

По мере того, как Удалов приближался к дракону, чешуйчатый бок чудовища вырастал все выше. Вскоре он уже заслонил половину неба. Бок медленно надувался и опадал. Когда Удалов подошел совсем близко, дракон перевернулся во сне, почесал когтистой лапой бронированную грудь, раздался страшный скрежет. Удалов еле успел отскочить.

Черт с ним, подумал Удалов малодушно. Все равно я его не убью. Да и неловко убивать дикое и наверняка редкое животное, которое тебе не причинило никакого вреда. Удалов хотел было вернуться к людям и сообщить им о своем решении, но тут до него донесся ласковый голос возлюбленной.

— Корнелий, смелее! Если ты умрешь, я умру вместе с тобой! И умру ужасной смертью, сожженная на костре на забаву дикарям.

И Удалов, придя в себя, широко размахнулся и ударил мечом дракона в бок. Меч отскочил от бронированной чешуи и чуть не вылетел у Корнелия из рук. Дракон бы и не заметил этого удара, если бы не дружный крик зрителей, которые приветствовали отважный жест Удалова.

Дракон удивленно поднял одну из голов и осмотрелся. Не сразу, но он увидел Удалова. Брови дракона удивленно приподнялись. Наверное, с высоты пятиэтажного дома, на которой находились глаза чудовища, Удалов показался ему ничтожным и не стоящим внимания.

— Ах так, — воскликнул Удалов, увидев, что дракон снова закрывает глаза и намеревается игнорировать врага. — Ну, держись! — И Корнелий, отыскав щель в стальной чешуе, вонзил в нее конец меча.

Тут уж дракон сильно удивился. Он даже приподнял лапу, чтобы смахнуть вредную букашку. Но Удалов был готов к этому, отбежал на десять шагов и достал пистолет. Дракон поднял все три головы и дунул огнем из ноздрей в Удалова. Удалову опалило брови я ресницы, а некогда белые трусы — единственная одежда Корнелия — стали коричневыми. Было больно.

Удалов поднял пистолет и выпустил в дракона всю обойму, целясь в глаза. Пули отскакивали от морды чудовища, лишь одна попала в цель. Дракон поднял лапу и извлек пулю из глаза, словно соринку.

Теперь Удалов был почти безоружен, а дракон обижен и разозлен. Он решил разделаться с обидчиком одним ударом, для чего поднял лапу, и, хотя промахнулся, так как с возрастом потерял ловкость и точность движений, комьями взметнувшейся земли Удалова избило, как картечью.

Но это Удалова не остановило. Каждого, даже самого обыкновенного и робкого человека, можно довести до такой степени отчаяния, когда он становится героем. И в то время, как все зрители этого захватывающего поединка отбежали подальше, Удалов снова поднял меч и пошел на дракона с самоубийственной отвагой. Он был готов к смерти, но не согласен на поражение.

И неудивительно, что Удалов не заметил, как на него опустилась густая тень. Не заметил ее и дракон, вставший на дыбы и всерьез бросившийся навстречу человеку.

Но с опустившегося космического корабля вся эта сцена была видна, как на ладони, и торговцы, прилетевшие на планету, схватились, за фотои кинокамеры и принялись лихорадочно снимать это редчайшее зрелище.

Все три головы дракона выпускали струи огня и дыма, лапы разрезали воздух в миллиметрах от тела героя, но Удалов прорвался сквозь все препятствия и вонзил свой меч в брюхо дракона.

Дракону стало щекотно, он прижал лапы к брюху и начал чесаться. И в это время увидел нависший над ним космический корабль.

У дракона не было опыта общения с космическими кораблями, так как он вырос и провел жизнь на отсталой планете. Поэтому неудивительно, что он ошибся, приняв корабль за другого дракона. Забыв об Удалове, дракон тяжело взмыл кверху и попытался сбить космический корабль, который с трудом выдержал такую атаку. В борту его появилась гигантская вмятина, и он начал быстро терять высоту.

Но дракону пришлось еще хуже. Грудь его была разбита, крыло погнуто, головы оглушены... И дракон, признав поражение, медленно и неверно полетел к горам, чтобы зализать свои раны.

Удалов с трудом поднялся с земли, куда его швырнуло порывом ветра при взлете дракона, и огляделся. Он еще ничего не понимал и не знал даже — победитель он или побежденный.

Но никто не обращал на него внимания. Все смотрели на космический корабль. С самыми различными чувствами.

Дикари в изумлении и страхе.

Карлик с надеждой, что это мирные торговцы, которые помогут Удалову добраться до цивилизованной планеты. А Тулия тоже с надеждой, что ей на выручку прилетели оболочки микробов.

Удалов, несмотря на раны и усталость, быстро оценил обстановку и сразу направился к Тулии. Почти никто не обратил на него внимания.

Тулия спохватилась только тогда, когда Удалов заключил ее в свои объятия.

— Ты что? — пыталась сопротивляться она, отталкивая Корнелия обеими руками. — Сейчас не время для любви!

Но Удалов не выпускал девушку.

— Один поцелуй для борца с драконом, — сказал он. — Ты обещала.

— Ах, какие глупости, — сказала красавица. — Целуй, только поскорее. Теперь, надеюсь, мне не грозит костер. А ты, голубчик, все равно погибнешь.

Но глаза Тулии, контроль над которыми Верховная матка временно упустила, выдали истинные чувства девушки — благодарность к мужественному человеку. И поцелуй получился длительным и нежным.

— Молодец, заслужил этот скромный дар, — заметил дедушка вождя, который был романтиком и потому смотрел на Удалова, а не на космический корабль. — Жаль, что я в свое время не сразился с драконом.

Переведя дух, Удалов отошел от Тулии, и могильщик, который по роду своей деятельности и характеру относился к людям с недоверием, сказал:

— Непохоже на тебя, Удалов.

Могильщик отправил в рот еще кусок мяса и запил вином. Он пользовался тем, что внимание окружающих отвлечено кораблем.

— Не понимаю, — сказал Удалов, но на губах его играла странная улыбка.

— Все понимаешь, — вздохнул могильщик, оглядываясь, не осталось ли съестного. — Но замыслил какую-то каверзу. Я верю, что ты влюблен в эту девушку, и потому тем более недопустима мысль, что ты можешь броситься к ней с поцелуями так вот просто, без приглашения.

— Погоди, — сказал Удалов, поглядывая краем глаза на взволнованную Тулию, которая, прижав к груди обнаженные, испачканные землей руки, глядела, как космический корабль выпускает пандус.

И вдруг страшная судорога исказила ее лицо.

— Что такое? — спросила она. — Кто на меня нападает? Спасите...

— Что? — спросил деловито могильщик. — Пора хоронить?

— Не спеши, — ответил Удалов, не скрывая торжествующей ухмылки. — Если хоронить, то надо делать очень мелкий гробик.

— Я все поняла! — воскликнула, корчась от мучений девушка. — Это твое коварство, презренный Удалов. Ты воспользовался тем, что я отвлеклась, и поцеловал меня в губы.

— Правильно, — ответил Удалов. — А известно, что при гриппе и других заразных заболеваниях поцелуи совершенно противопоказаны. Вернейший путь перехода инфекции из организма в организм. Вот я и рассудил, что ко мне в организм Верховная матка перелезать не посмеет. Она знает, что это для нее верная смерть. Но о том, что мои микробы могут перебраться в Тулию, она в суматохе не подумала.

— О горе, горе! — причитала Тулия. — Они жрут меня живьем! Спасите... на помощь...

Голос паразитки слабел, и Тулия неверными шагами устремилась к кораблю, питаемая последней надеждой на то, что прилетели ее земляки. Но веревка, которую держал наблюдавший за этой сценой дедушка, ее не пустила.

— Все ясно, — сказал дедушка, глядя, как Тулия клонится к земле. — Несчастная одержима бесом, и сейчас он с помощью чародейства Удалова из нее выходит.

— В общих чертах правильно, — согласился Удалов.

Двери корабля раскрылись, и по наклонному пандусу на землю спустились аккуратные, модно одетые завитые и умытые торговые работники. Увидев их, Тулия прошептала: «Не те!» — пошатнулась, пискнула предсмертным криком Верховной матки и упала без чувств.

— Разрази меня небо! — раздался громовой вопль вождя, подскакавшего поближе к кораблю. — Кого я вижу! Мой предпоследний жрец! Где мой Прибор?

— Одну минутку, — ответил пожилой строгий мужчина в расшитой тоге. Он широким жестом указал на двери корабля. По наклонному пандусу торжественно съехал цветной телевизор.

— Вот он, обещанный Прибор! — сказал жрец.

— О, господин Прибор, ты прекрасен! — закричали дикари, падая ниц перед телевизором.

— Шарлатан, — пробормотал Удалов, склоняясь над Тулией.

— Теперь они добьются подъема цивилизации, — сказал старый циник могильщик-мухомор, обгрызая ногу барана.

Руководители СОС, его делегаты, правительство планеты, не говоря уже о друзьях и родственниках Удалова, пребывали в полном отчаянии, когда Удалов сошел с попутного корабля на спутнике планеты, и такой же, как и прежде, веселый и жизнерадостный, полный сил и энергии направился к медицинскому контролю.

Его узнали прежде, чем он успел открыть рот.

Сначала по залу прокатился шепот:

— Удалов! Удалов вернулся! Неужели он жив? Какое счастье для человечества!

Затем шепот перешел в громкие возгласы и радостные крики:

— Удалов! — прокатывалось по залу.

Врачи распахнули барьеры, таможенники подняли пропавшего без вести делегата на руки и пронесли к катеру, который взял курс к планете.

Может быть, не исчезни Удалов так драматически, не стань он центром интриг и беспокойства, значение его для делегатов и судеб СОС не было бы столь громадным. Но теперь, когда никто не надеялся на его возвращение, встреча Удалова вылилась во всенародный праздник.

Удалов стеснялся, краснел, утверждал, что не нуждается в таких шумных знаках внимания, но, разумеется, никто его даже не слышал.

Апогей радости пришелся на тот момент, когда смущенный Удалов вошел в зал съезда.

Делегаты встали. Ведь за время отсутствия Удалова все только о нем и говорили, его скромная речь в день открытия съезда превратилась в воспоминаниях очевидцев в кардинальный и основополагающий доклад. Лозунг «Середина непобедима», брошенный Удаловым с трибуны, стал самым распространенным словосочетанием на планете, и уже несколько городов боролись за право поставить Удалову памятник, в случае, если его не отыщут, а одна небольшая безответственная планета Пршекай официально объявила, что Удалов родился на ней, в небольшом городке, и в младенчестве был выкраден землянами.

Напрасно отговаривался Корнелий усталостью и нездоровьем. Под шум аплодисментов его вынудили подняться на трибуну и сказать речь.

Удалов откашлялся, одернул полы пиджака и сказал таким знакомым всем присутствовавшим высоким застенчивым голосом:

— Здравствуйте, дорогие коллеги, дорогие средние существа Вселенной. Мне приятно вновь вернуться в лоно родного съезда.

Раздались бурные аплодисменты, которые во время речи Удалова стихали лишь изредка.

— Вас всех, — сказал Удалов, — явно волнует вопрос: где я был в это время, куда я исчез и почему никого не предупредил. Разрешите мне начать с самого важного. Я был на планете Кэ.

В зале грянула тишина.

— Я знал об опасности, угрожающей всему человечеству. Я знал о тайне, связанной с этой планетой, и счел своим долгом лично направиться туда в сопровождении моего друга, синхронного переводчика Тори. Мы решили, что либо разгадаем тайну и ликвидируем опасность, либо погибнем.

Когда аплодисменты стихли, Удалов продолжал:

— С большими трудностями и приключениями добравшись до планеты Кэ, мы обнаружили, что наши опасения оправдались. Планета Кэ была захвачена микроорганизмами, которые внедрились во всех свободолюбивых жителей планеты и намеревались расширить агрессию, чтобы населить своими потомками тела всех жителей Галактики и, таким образом, поработить Космос. К счастью, мне удалось найти способ обезвредить микробов, хотя наша борьба, о которой я расскажу подробнее при первой же возможности, была тяжелой и повлекла жертвы. От рук микробов смертью храбрых пал наш общий друг, синхронный переводчик Тори с планеты Тори-Тори. Прошу почтить его память минутой молчания.

Голос Удалова дрогнул. Председатель СОС Г-Г налил ему воды из графина и подвинул под локоть. Но Удалов отрицательно покачал головой. Он продолжал:

— Трудно представить, каким мучениям и издевательствам подвергались разумные существа на планете Кэ. В каждом из них сидел микроб, который говорил, что им надо делать, каким нектаром питаться и как размножаться.

Вопль негодования пронесся по залу съезда. У многих на глазах выступили слезы.

— И хотя тайна разгадана, — продолжал Удалов, — и меры принимаются, население планеты Кэ истощено, лишено моральной поддержки и совершенно деморализовано. Надо спасать наших друзей. Как это сделать, как помочь братьям по разуму, я еще не решил и прошу вашего совета.

Удалов сел и скромно отвернулся от урагана, вызванного рукоплесканиями.

С мест раздавались возгласы, славившие Удалова, а также советы, как спасти планету Кэ. Шум стоял невообразимый, и никто не заметил, как в зал вбежала запыхавшаяся и растрепанная, уставшая от пересадок и нервного напряжения Ксения Удалова, которую поддерживал под локоть Николай Белосельский.

Ксения тут же увидела своего мужа и помахала ему рукой. Но, разумеется, в этом гаме и мелькании конечностей ее не заметили.

— Видишь? — крикнула Ксения на ухо своему спутнику. — Сидит! Нарочно меня волновал. Может, никуда и не исчезал.

— Вот и хорошо, — сказал Белосельский с облегчением. — Значит, нам можно возвращаться. Подойдем к нему в перерыве, пожелаем счастья и успехов в работе, а потом домой.

— Нет, — сказала Ксения твердо, — не для того я его догоняла, чтобы оставить в одиночестве. Полетим домой все вместе. Так я решила.

И Белосельский с ужасом понял, что ничего поделать с этой женщиной он не может. И понял другое: хоть он и уехал от Гусляра дальше, чем расположен город Петропавловск-на-Камчатке, все равно никуда не делся от тяжелого груза прошлого.

— Погляди, Коля, — сказала между тем Ксения, которая умела быстро успокаиваться. — Всюду портреты моего мужа, плакаты на непонятных языках — тоже в его честь. Уважают Корнелия. Приятно это. Пойду, пожалуй, скажу народу, что я его жена.

— Ты не права, Ксюша, — сказал Белосельский. — Это уважение оказывается не лично Удалову, а всему населению нашей планеты. Мы же с тобой рядовые ее граждане и не должны зазнаваться.

Председатель съезда Г-Г поднялся на трибуну и постучал карандашом о графин.

— Тишина! — сказал он.

Тишина наступала медленно, делегаты с трудом успокаивались. Наконец, председателю удалось успокоить зал и он сказал:

— Мы тут посоветовались с уважаемым делегатом Удаловым и пришли к положительному решению, которое я выношу на голосование. Мы предлагаем всем делегатам, кто может и хочет передвигаться в кислородной атмосфере, провести заключительное заседание на несчастной планете Кэ, этим продемонстрировав нашу солидарность с ее населением, а также на месте найти реальные меры помощи пострадавшим.

Удалов вскочил с места и крикнул:

— Я всем сердцем поддерживаю это предложение. Да здравствует наш председатель Г-Г!

Зал взорвался шумной овацией, диссонансом в которой прозвучали лишь возмущенные протесты некислорододышащих делегатов, которые тоже хотели немедленно лететь на планету Кэ.

Ксения далеко не все поняла, так как знала только русский язык, но была горда своим мужем и громко крикнула:

— Да здравствует мой муж Корнелий Удалов! Так держать!

Крик ее прорвался сквозь общий шум, и многие обернулись, а по залу прокатилось известие о том, что жена Удалова прилетела с Земли, чтобы присутствовать при историческом моменте.

— Проходите в президиум, — кричали делегаты, и Ксения с удовольствием последовала этому совету. Она хотела взобраться наверх, но тут ее остановил голос Удалова:

— Ксения, опомнись! Ты меня ставишь в неловкое положение.

— Это ты меня поставил в неловкое положение, когда сбежал из дома! — огрызнулась Ксения, но в президиум не пошла, а остановилась в нерешительности на ступеньках.

— Погоди, — сказал ей Удалов. — Сейчас организуем поездку на освобожденную мною планету, и я с тобой воссоединюсь.

Председатель обратился к делегатам с предложением голосовать за идею Удалова. Делегаты единодушно подняли руки, лапы, щупальца, когти и прочие конечности.

— Предложение принято, — сказал председатель. — Корабли ждут. Немедленно начинаем погрузку.

Делегаты принялись вставать со своих мест, спеша и толкаясь, чтобы скорее успеть на планету Кэ. И в этот момент от двери послышался хриплый голос:

— Остановитесь!

Голос, прозвучавший от двери, принадлежал странному существу.

Существо было в одних трусах, страшно измаранных землей, на плечах существа была чья-то чужая куртка, лицо было исцарапано и изранено, а волосы, венчиком вокруг лысины, настолько спутаны и грязны, что невозможно было даже определить, к какому виду или типу живых существ относится обладатель хриплого голоса. Достаточно было поглядеть на окровавленный меч в его руке, чтобы понять, что существо первобытно и агрессивно, что никак не соответствовало общему благодушному настроению съезда.

Два других существа, стоявших по обе стороны дикаря, также были грязны, оборваны и совершенно неопознаваемы. Справа от дикаря стояла несчастная дикая девушка в серебряном купальном костюме, слева совсем уже непонятный феномен в страшно мятой шляпе, схожей со шляпкой мухомора, по которому долго ходили ногами, и в жалких остатках некогда черного одеяния, бахрома которого волочилась по полу.

— Кто такие? — раздались крики. — Почему их пустили?

Грязный голый человек, не опуская меча, прошел к сцене, уверенно забрался на нее и сказал:

— Никуда вы не поедете. Ни на какую планету Кэ. Там вас уже ждут. И сделают из вас таких вот безвольных рабов.

И голый дикарь указал мечом на Удалова.

— Клевета! — раздались вопли в зале. — Бандит! Уберите его! Благородный Удалов освободил планету Кэ от угнетателей! Мы все едем туда, чтобы помочь пострадавшим!

— Благородный Удалов ничего не смог поделать с микробами, — ответил, ухмыляясь, дикарь. — Он еле от них сбежал.

И эти неуважительные слова в адрес известного героя были встречены громовым хохотом зала.

— Покиньте помещение, хулиганы! — сказал председатель, оглядываясь на настоящего Удалова. — А то мы прикажем вывести вас. Не мешайте нам готовиться к перелету на планету Кэ.

— Ничего подобного, — сказал нахальный дикарь и, подняв меч, направил его конец на председателя съезда. — Этот меч обагрен кровью дракона, этот меч поднимается только на правое дело. А я, кстати, и есть Удалов.

— Долой! — кричали делегаты. — Это издевательство!

Одетый Удалов поднялся со своего места и развел руками, как бы говоря: «Ну что ты будешь делать!»

— Кто ты, я еще не знаю! — воскликнул дикарь в трусах. — Но сильно подозреваю, что ты подослан паразитами, чтобы заманить делегатов на свою планету и там поголовно заразить их.

— Какая наглая клевета! — закричал одетый Удалов.

Ругаясь Удалов и дикарь приблизились друг к другу, и тут некоторые из наиболее наблюдательных делегатов обратили внимание на явное сходство дикаря и одетого Удалова.

Председатель встал на пути голого дикаря и, жертвуя собой, перекрыл дорогу к отступившему перед нападением одетому Удалову.

— Он прав! — закричала вдруг непричесанная девушка в серебряном купальном костюме. — Он настоящий Удалов! Он прошел сквозь страдания и битвы, чтобы предупредить вас об опасности, он лишился всего, даже одежды, а вы верите самозванцу!

Председатель сделал знак, и в зал вошли служители. Они умело подхватили голого дикаря под локти, чтобы вывести его. Меч звякнул о пол.

С точки зрения возмущенных и законопослушных средних делегатов, уже собравшихся было на планету Кэ с благородной миссией, все было ясно. Справедливость восторжествовала, хулиган укрощен. Но, оказалось, что не все еще кончено.

Высокий стройный человек в темном костюме и со вкусом подобранном галстуке решительно прошел к сцене, легко вскочил на нее и обратился к залу.

— Главное, — сказал он, — не сделать роковой ошибки.

— Да что там думать! — откликнулся кто-то из зала. — Все ясно.

— А вдруг этот жалкий дикарь и есть настоящий Удалов? Каких только не бывает случайностей.

— Правильно говоришь, друг моего детства Николай Белосельский! — воскликнул дикарь, которого крепко держали охранники. — Надо разобраться.

Одетый Удалов повторил как эхо:

— Да, друг моего детства Николай Белосельский, надо разобраться. Только меня удивляет, что ты еще сомневаешься в моей личности.

— Скажу тебе честно, — ответил Белосельский, — тот человек тоже похож на Удалова. Поэтому я предлагаю спросить мнение присутствующей здесь жены Удалова Ксении. И таким образом мы себя гарантируем от случайностей.

— Правильно! — закричал голый дикарь. — Где ты, Ксюша?

— Я здесь, — откликнулась массивная супруга Удалова.

— Вот это лишнее, — сказал одетый Удалов. — Зачем впутывать в плохой детектив мою уважаемую жену? Зачем нашей семьей такая гласность?

Слова одетого Удалова вызвали сочувствие и понимание большинства делегатов, но любопытство все-таки пересилило, а так как это был съезд средних существ, которым, как известно, свойственна склонность к сенсациям, Ксении разрешили выйти на сцену.

Два Удаловых стояли перед женщиной.

Один был неплохо одет (Ксения сама покупала ему этот костюм), причесан и положителен. Другой вызывал сомнение и даже раздражение. В глазах его сверкала дикость, как в далекие годы юности, он был гол, изранен и жалок. Но и он будил в ней какие-то родственные чувства.

— Ксения, — солидно сказал одетый Удалов. — Скажи свое положительное мнение, и вскоре мы вернемся с тобой обратно, к нашему семейному очагу.

— Хочется домой? — спросила Ксения.

— Мечтаю воссоединиться.

— Тогда ты и есть мой, — сказала Ксения, но палец ее, направленный было на одетого Удалова, замер, не поднявшись. Потому что она заметила на боку голого Удалова знакомую и любимую родинку.

— Нет, — сказала она. — Раздетый тоже мой.

В зале поднялся гул.

— Да что же это получается! — не выдержал раздетый. — Мы теряем время, а микробы его не теряют. Тулия, скажи им, что я настоящий. Скажи, милая!

Девушка, поднявшаяся на сцену, несмотря на растерзанность внешнего вида, была прекрасна и молода. Она сказала уверенно:

— Со всей ответственностью повторяю, что раздетый Удалов настоящий.

— Ты сама ненастоящая! — крикнул одетый Удалов. — Ты микробная шпионка.

— Погоди, Корнюша, — остановила его Ксения. — А ты, голубушка, кем приходишься Корнелию Удалову?

— Я его друг, — ответила девушка.

— Друг, значит? — в голосе Ксении трепетал мороз. — А сама откуда родом?

— Я отсюда, — ответила девушка. — Моя мама работает в гостинице...

— Дочурка! — раздался женский голос. По проходу к Тулии бежала, обливаясь слезами, ее несчастная мать.

— Мама! — ответила девушка и кинулась матери навстречу.

Ксения остро взглянула на голого Удалова и уловила в его глазах томление. Томление относилось к девушке Тулии.

— Такой мне не нужен, — сказала Ксения. — Даже если настоящий. Мне отдайте положительного.

И, сделав выбор в пользу одетого Удалова, Ксения села на свободный стул, рядом со своим мужем.

— В дорогу, в дорогу! — призвал одетый Удалов делегатов. — Теперь-то все сомнения разрешены.

— Нет, не все, — сказал тогда Николай Белосельский. Он-то знал Удалова с детства, и потому голый и буйный Удалов вызывал в нем куда большие симпатии, чем положительный. — Разрешите, я тоже кое о чем спрошу?

— Разрешим? — спросил председатель.

— Только чтобы это был последний вопрос, — ответили делегаты.

— Скажи мне, Корнелий-одетый, — обернулся к нему Белосельский. — Как звали нашего учителя физики?

— Ах, какие мелочи, — быстро ответил одетый Удалов. — Я даже не помню.

— Карабасом мы его звали! — закричал голый Удалов. — А химичку Кислотой, а историка Иваном Александровичем...

— Хватит, — сказал Белосельский. — Еще один вопрос. Теперь к голому Удалову. Где я познакомился с твоей женой?

— Всю жизнь мучаюсь, — ответил Удалов. — Вернее всего, в пионерском лагере. Или в кружке юных натуралистов, где ты резал лягушек, а Ксюша разводила гладиолусы.

— Я ненавидел резать лягушек, — сказал Белосельский и пожал израненную руку голому Удалову. — Мы познакомились в кино.

— Безобразие! — заявил одетый Удалов. — Я протестую.

Но в этот момент Ксения, которая сидела, ласково положив руку на плечо одетому Удалову, совершила резкое движение, рванула пиджак на себя и тот соскочил с Корнелия. И под пиджаком обнаружился золотой смокинг кузнечика Тори, синхронного переводчика. Вторым движением Ксения стащила с кузнечика маску и парик.

Кузнечик совершил громадный прыжок, стараясь скрыться от преследования, но голый Удалов был начеку. Еще мгновение — и Тори, затрепетав в руках Удалова, запричитал:

— Я ни в чем не виноват! Я жертва обстоятельств.

— Вызывайте врачей, — сказал Удалов, — пусть они вынут из Тори паразита и исследуют его. Тогда нам легче будет найти способ бороться с этой опасностью.

— Не смейте! — закричал микроорганизм голосом кузнечика. — Я представитель суверенного народа!

Но к нему уже спешили врачи в масках и защитных халатах.

Удалов вернулся к Ксении. Ксения плакала.

— Ты когда догадалась, кисочка, что я настоящий? — спросил Корнелий у жены.

— А тогда догадалась, — ответила Ксения, — когда тебя эта тварь с длинными ногами стала всенародно защищать. Дон Жуан немытый!

И на глазах всего съезда Ксения отвесила любимому мужу оглушительную пощечину.

Разумеется, эта пощечина не помешала делегатам СОС избрать на последнем заседании Удалова почетным председателем Союза обыкновенных существ. Удалов был признан единогласно самым достойным и самым средним из всех средних существ Галактики. С тех пор его даже на самых дальних звездных системах официально именуют Председателем Космоса и Сокрушителем дракона, а любовно — Победителем паразитов.

Вечером, перед отъездом домой, когда закончились ликования по поводу избрания Удалова на ответственный пост, а манифестация, карнавальные шествия и концерты самодеятельности уже догорали на улицах, Удаловы уединились у себя в номере.

Ксения зашивала мужу пиджак, порванный во время разоблачения кузнечика, Удалов разбирал бумаги: те, что пригодятся на Земле, откладывал направо, а те, что без надобности, — налево.

— Теперь мне с тобой сладу не будет, — сказала Ксения, откусывая нитку. — Что ни день — в космос, то на заседание, то на совещание.

— Нет, — сказал Удалов. — Пускай сами ко мне приезжают. У меня в стройконторе дел много.

— Будешь, будешь в космос гонять. К своей возлюбленной.

— Она мне не возлюбленная, Ксюша, — возразил Удалов. — Она только выполняла задание.

— А ты и распустил перья.

— Извини.

— Никогда. А то женись на ней, я не возражаю. Поселяйся здесь, занимайся общественной работой, воюй с драконами. Из-за меня, небось, ни разу с драконами не воевал.

— У нас, кисочка, драконов нет, — сказал Удалов. Но голос его был невесел. Какие-то рецидивы страстного увлечения Тулией сохранились. И хотя еще по дороге Тулия объяснила Удалову, что испытывает к нему чувство благодарности, чувство дружбы и чувство почтения, но не больше, что теперь она полностью отдастся учебе, чтобы забыть об ужасных и позорных месяцах плена, Удалову трудно было забыть, как Тулия расширяла прекрасные глаза при виде Корнелия и повторяла: «С первого взгляда... и на всю жизнь!»

Неужели, мысленно вздыхал он, некоторые женщины могут так легко и убедительно притворяться? Как трудно поверить... и как не хочется верить.

Удалов искоса взглянул на Ксению и принялся шустрее раскладывать бумаги, опасаясь, как бы по своему обыкновению Ксения не прочла его мыслей. Но Ксения прочесть их не успела, потому что в дверь постучали и вошли Белосельский с Тулией. При виде Тулии Ксения поморщилась, Удалов тоже. По разным причинам. Ксении вообще Тулия внешне не нравилась, а Удалову не понравилось, что Тулия шла, положив золотую головку на плечо Николаю, как будто это была для нее самая привычная поза.

— Мы с печальной новостью, — сказала Тулия.

— Говорите, — Удалов пытался преодолеть в себе остаточную ревность к другу детства. Пора было привыкать. Тулия уже третий день ходила, положив голову на плечо Николаю.

— Пришла телеграмма с дикой планеты. Вождь и дедушка передают привет, желают счастья в личной жизни. Они глядят Прибор, но, если это не обеспечит высоких урожаев, собираются убить жреца.

— Считай, что он уже убит, — сказал Удалов. — А что печального?

— Предсказатель умер. Умер наш Острадам.

— Не может быть! — Удалов отошел к окну и прижался лбом к прохладному стеклу. — Значит, он был прав в последнем своем предсказании!

— Да. Он проснулся утром в день своей смерти, бодрый и совершенно здоровый, и сказал, что, видно, ему не удастся умереть от естественных причин. Потом написал записку Удалову, ушел в поле, отыскал дракона и обозвал его жалкой лягушкой.

— Где письмо? — спросил Удалов.

— Вот.

Тулия протянула Удалову небольшую записку. Удалов прочел:

«Дорогой Корнелий!

Я вспомнил еще одну деталь из твоего будущего, которую я от тебя скрыл, потому что она указывала на то, что ты останешься жив. А это нарушило бы естественность твоего поведения. Когда я находился во временном водовороте, я видел, что ты не выполнишь годовой план, и по инициативе Белосельского тебе будет вынесен выговор в приказе.

Прощай, Корнелий, ты мне полюбился. Если сам не умру, попробую довершить твой бой с драконом. Что-то мне этот дракон неприятен.

Не забудь выслать вождю микроскоп».

Записка была без подписи.

— Все ясно, Острадама погубило тщеславие... И чувство ответственности, — сказал Удалов и передал записку Белосельскому, чтобы тот ознакомился. Белосельский прочел и сказал:

— Все может быть. В конце года посмотрим.

В комнату заглянула уборщица из Атлантиды.

— Ты здесь, Туличка? — сказала она. — А то я уже беспокоюсь. Боюсь тебя отпускать даже на полчаса.

— Не беспокойтесь, — сказал Белосельский. — Я возьму на себя заботу о вашей дочери. Она будет в надежных руках.

— Ах, да, мамочка, — тем самым ласковым голосом, посылавшим когда-то Удалова на бой, произнесла Тулия. — Мы с Колей решили пожениться.

Ксения сказала:

— Слава богу, что от моего отвязалась.

Уборщица из Атлантиды пошатнулась, собираясь упасть в обморок, и Удалову пришлось броситься за водой. А сам Удалов ничего не сказал, все и так было понятно. Зря он побеждал дракона. Он мог бы победить десятерых чудовищ — все равно красавицы достаются отличникам. Но кто бы догадался, какие они красивые, если бы не было обыкновенных женщин, наших жен, с которыми мы и сравниваем красавиц? К тому же у наших жен есть свои преимущества. И Удалов нежно посмотрел на Ксению.

Дверь открылась снова. В комнату въехала машина, за которой шел, толкая ее, кузнечик. Рядом, помогая ему, шествовал председатель оргкомитета Г-Г.

— Дорогой Корнелий, — сказал он, пока кузнечик вешал на стену небольшой экран. — Из уважения к твоим заслугам перед галактическим населением СОС выкупил у киномагнатов мнемофильм, снятый без твоего ведома синхронным переводчиком Тори на основе твоих воспоминаний.

— Виноват, — сказал кузнечик. — Я уже раскаялся.

— Так как мы полагаем, что даже забытые воспоминания важны для полноты личности, особенно для такой ценной в масштабе Галактики, как личность Корнелия, этот фильм будет продемонстрирован таким образом, что по мере показа его события будут возвращаться в память Удалова, исчезая с пленки.

После этого присутствующие расставили кресла и стали смотреть фильм. Удалов старался на экран не смотреть. Он достал коробочку со скорпиончиком, чудом сохраненную в странствиях и приключениях, и начал кормить насекомое крошками.

Через несколько минут фильм закончился, и кузнечик зажег свет.

— Все, — сказал он. — Пленка пуста, а воспоминание вернулось к владельцу.

— Я вспомнил, — сказал Удалов. — Даже странно, что мог забыть. Это про то, как мы с Ксенией познакомились и как чуть было не расстались.

— Из-за меня, — улыбнулся Белосельский. — Это я был тем верзилой, который тебе угрожал. Но я бы никогда тебя не побил.

— Помню, — сказал Удалов. — К тому времени мы с тобой уже не так дружили, как в детстве.

— Нас с тобой всегда разлучали женщины, — сказал Белосельский, поглаживая плечо прижавшейся к нему Тулии.

— Коля, как тебе не стыдно, — сказала Ксения. — Подождал бы до загса.

— Эх, Тори, Тори, — сказал Удалов. — Не принесло тебе богатства предательство. Злые дела никогда не окупаются.

— Знаю, — улыбнулся в ответ кузнечик. — Жизнь меня многому научила. Теперь я зарабатываю на нее честным путем.

— Каким же? — спросил Удалов, который не очень доверял кузнечику.

— Я купил у торговых работников документальный фильм о бое Удалова с драконом. С завтрашнего дня начинается демонстрация во всех кинотеатрах. Билеты раскуплены на год вперед. Рассчитываю без лишней скромности стать миллионером.

— А это не повредит моей репутации? — спросил Удалов, который в последние дни относился к себе куда серьезней, чем прежде.

— Твоей репутации все на пользу, — честно сказал кузнечик, — достать тебе билет на премьеру?

— Даже не знаю... — Удалов колебался. Он взглянул на Тулию, но Тулия смотрела на Колю. Он посмотрел на жену, и Ксения сказала:

— Иди, иди, только домой после этого не возвращайся.

— Прости, Тори, — сказал Удалов. — Не придется мне побывать на премьере. Дела.

И еще раз открылась дверь. Вошел могильщик в новой шляпе и новом балахоне.

— Поздравьте меня, — сказал он. — Я возвращаюсь. Забастовка на моей планете кончилась.

Глубокоуважаемый микроб

Глава: [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25]

Глава первая,
в которой Корнелий Удалов получает приглашение на СОС и принимает решение

Глава вторая,
в которой Удалов беседует с Николаем Белосельским и выслушивает возражения

Глава третья,
в которой Удалов совершает пересадку на Альдебаране

Глава четвертая,
в которой Удалов прилетает на место проведения первого СОС

Глава пятая,
в которой Удалов прибывает на СОС и старается обжиться на новом месте

Глава шестая,
в которой Удалов продолжает пребывать на конференции и вступает в сделку

Глава седьмая,
в которой Удалов присутствует на открытии первого СОС

Глава восьмая,
в которой Удалов идет в кино и удивляется

Глава девятая,
в которой Удалов выясняет отношения и тайком отправляется на Сапур

Глава десятая,
в которой Удалов летит на планету Сапур для обмена опытом в области жилищного строительства

Глава одиннадцатая,
в которой с Удаловым происходят неприятные события на планете Сапур, и его постигает разочарование

Глава двенадцатая,
в которой Удалов оказывается в плену и узнает о странной судьбе населения планеты Кэ

Глава тринадцатая,
в которой Удалов встречается с Его Необозримостью Верховным микробом и с девушкой Тулией

Глава четырнадцатая,
в которой Удалов вступает в нечаянное единоборство с Верховным микробом

Глава пятнадцатая,
в которой Удалов попадает в подземелье и встречается с предсказателем Острадамом

Глава шестнадцатая,
в которой рассказывается о событиях, вызванных исчезновением Удалова

Глава семнадцатая,
в которой предсказатель ведет Удалова к иным мирам

Глава восемнадцатая,
в которой продолжается путешествие Удалова по другим планетам

Глава девятнадцатая,
в которой уменьшаются тираны

Глава двадцатая,
в которой бушует гражданская война

Глава двадцать первая,
в которой путешественники попадают на планету, не достигшую цивилизации

Глава двадцать вторая,
в которой Удалов вступает в смертельный бой

Глава двадцать третья,
в которой Удалов появляется на СОС и встречается со своей женой

Глава двадцать четвертая,
в которой все разрешается, герои вознаграждены, а злодеи наказаны

Глава двадцать пятая,
заключительная

Глубокоуважаемый микроб

Глава: [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25]

Глава первая, в которой Корнелий Удалов получает приглашение на СОС и принимает решение

Глава вторая, в которой Удалов беседует с Николаем Белосельским и выслушивает возражения

Глава третья, в которой Удалов совершает пересадку на Альдебаране

Глава четвертая, в которой Удалов прилетает на место проведения первого СОС

Глава пятая, в которой Удалов прибывает на СОС и старается обжиться на новом месте

Глава шестая, в которой Удалов продолжает пребывать на конференции и вступает в сделку

Глава седьмая, в которой Удалов присутствует на открытии первого СОС

Глава восьмая, в которой Удалов идет в кино и удивляется

Глава девятая, в которой Удалов выясняет отношения и тайком отправляется на Сапур

Глава десятая, в которой Удалов летит на планету Сапур для обмена опытом в области жилищного строительства

Глава одиннадцатая, в которой с Удаловым происходят неприятные события на планете Сапур, и его постигает разочарование

Глава двенадцатая, в которой Удалов оказывается в плену и узнает о странной судьбе населения планеты Кэ

Глава тринадцатая, в которой Удалов встречается с Его Необозримостью Верховным микробом и с девушкой Тулией

Глава четырнадцатая, в которой Удалов вступает в нечаянное единоборство с Верховным микробом

Глава пятнадцатая, в которой Удалов попадает в подземелье и встречается с предсказателем Острадамом

Глава шестнадцатая, в которой рассказывается о событиях, вызванных исчезновением Удалова

Глава семнадцатая, в которой предсказатель ведет Удалова к иным мирам

Глава восемнадцатая, в которой продолжается путешествие Удалова по другим планетам

Глава девятнадцатая, в которой уменьшаются тираны

Глава двадцатая, в которой бушует гражданская война

Глава двадцать первая, в которой путешественники попадают на планету, не достигшую цивилизации

Глава двадцать вторая, в которой Удалов вступает в смертельный бой

Глава двадцать третья, в которой Удалов появляется на СОС и встречается со своей женой

Глава двадцать четвертая, в которой все разрешается, герои вознаграждены, а злодеи наказаны

Глава двадцать пятая, заключительная