Разговор начался банально — с собак.
Минц с Удаловым сидели на лавочке у дома
№ 16, чувствуя себя старичками, хотя, конечно, в
душе ими не были. И смотрели, как внучка Ложкина
Дашенька, приехавшая в Гусляр на каникулы, гуляла
со своей стройной, поджарой, почти породистой
собачкой и вся была под стать ей — поджарая,
стройная, почти породистая.
— Любопытно, — сказал профессор, —
каков механизм подбора людьми собак?
Удалов, который понимал Льва
Христофоровича с полуслова, возразил:
— Но, может, это собаки подбирают себе
хозяев, похожих на них?
Так как разговор происходил в сентябре,
и окна были открыты, с первого этажа откликнулся
Грубин:
— Я думаю, что собаке и хозяину надо
пожить вместе, тогда они становятся на одно лицо.
Спорить с Грубиным не стали. Тем более
что в подтверждение общих мыслей из-за угла вышел
хулиган Корочкин, крутой качок, как называла его
с придыханием Дашенька, мелкий рэкетир и
террорист, который недавно приобрел в области за
баксы настоящего бультерьера — существо, более
всего похожее на большую жирную корявую крысу.
Говорили, что Корочкин, известный в уголовном
мире Великого Гусляра под кликухой Крыс, в память
о популярном в детстве мультфильме, ходит со
своим булем на операции, и тот уже задушил двух
или трех лотошников. Может, и не в самом Гусляре,
но на станции или в Потьме. В любом случае хозяин
и собака были похожи, и, только когда они прошли,
пугнув по пути Дашеньку Ложкину, Удалов несмело
произнес вслед кожаной спине Корочкина:
— При взгляде на собаку понимаешь суть
хозяина. А вы говорили!..
Удалов ждал возражений, но не дождался.
Через некоторое время Грубин сказал из
открытого окна:
— Это даже неплохо.
Удалов, который прожил с Грубиным больше
двадцати лет в одном доме, все понял и возразил:
— В тех случаях, когда облик
соответствует содержанию, собака может многое
поведать о своем хозяине. Но бывает множество
исключений. Идет болонка, ведет болонку, а внутри
бульдог-душитель.
Все помолчали.
На втором этаже открылось окно, и старик
Ложкин позвал:
— Даша, ужинать пора.
Даша застучала каблучками, собака —
коготками. И скрылись в подъезде за хлопнувшей
дверью.
Ложкин сказал:
— Главная беда человечества —
несовпадение облика и содержания.
Значит, он весь разговор о собаках
слышал.
— Я сейчас по телевизору министра
слушал, не буду называть его фамилии. Он врет,
улыбается, дикторшу по заднице гладит, а я знаю —
врет!
— Ну уж и гладит! — засмеялся Грубин.
— Морально гладит. А она хвостиком
виляет.
— Он, наверное, сам себя со стороны не
видит, — сказал Удалов. — Это часто бывает с
людьми. Даже удивляешься порой — ну как же ты не
видишь, что ты скотина!
— А что делать? — спросил напряженно
молчавший Минц, что свидетельствовало о бурной
работе его мысли. — Как открыть истинное лицо? По
собаке?
— Чудесная мысль! — донесся сверху
голос Ложкина. — Вижу волкодава и сразу
владельца в тюрягу!
— Я же не о действиях, — возразил Минц. —
Я хотел обратить ваше внимание на неточность
выводов, которые можно сделать из нашего
наблюдения. Не раз человечество пыталось найти
способ определить наклонности и способности
человека по формальным признакам. Одни искали
преступников по форме черепа, другие — гениев по
почерку, третьи определяли характер с помощью
звезд.
— Хорошо вам говорить, ученым, —
откликнулся Ложкин. Сказал он так, чтобы его
опровергли, потому что считал себя человеком
грамотным и в свое время, пока еще перо рука
держала, сочинил немало кляуз в журнал
«Знание-сила». Даже печатали их порой.
Но никто Ложкина не опроверг, никто не
закричал: «Ты у нас первый ученый, дедушка
Николай!».
— Конечно, — сказал Удалов, — легко было
бы жить, если бы каждому человеку выдать по лицу,
которое бы соответствовало его поступкам и
душевному состоянию. Посмотрел на человека — и
сразу на другую сторону улицы. Потому что видишь
не лицо, а убийственную рожу.
— Интересная задача, — задумчиво
произнес Минц. Словно задачу эту задали ему, и он
готовился ее разрешить.
— А как этого добьешься? — подумал вслух
Грубин, который и сам был не последним
изобретателем.
— Впрыснуть! — не выдержал Ложкин. —
Каждому впрыснуть средство от лжи. А то идет,
видите ли, улыбается, красавчик! А сам только что
тетеньку задушил.
— Не получится, — сказал Минц,
подумавши. — Люди куда сложнее, чем вам кажется.
Человек — это целый мир. Он может быть сейчас
грабителем, а через полчаса вытащит ребенка из
проруби или в горящую избу войдет.
— Но все равно, — подзуживал соседа
Удалов, который подумал, как будет славно, если он
придет домой, а у Ксении все на лице написано, и не
надо гадать. Успеешь принять меры против
семейного конфликта. — Эта задача по плечу
только гению.
— Если вы имеете в виду меня, то я не
претендую на уникальность, — скромно возразил
Лев Христофорович. — Я всегда с благодарностью
вспоминаю своих учителей — Ньютона и Эйнштейна.
— Их с нами нет, — сказал Грубин.
— В самом деле? — рассеянно спросил Минц
и, неожиданно поднявшись, быстрыми шагами пошел в
подъезд, к себе. Думать. Творить. Пробовать. На
горе или на счастье человечества.
* * *
Дня три Минца никто не видел. Соседи,
зная о том, какие научные «запои» бывают у
профессора, ставили у двери молоко, хлеб и
пепси-колу. Минц инстинктивно отворял дверь и
брал приношения. Не замечая этого.
На четвертый день веселый Минц с утра
включил оживленную музыку Гайдна, отворил окно,
потопал немного, изображая зарядку, выпил
принесенное Ксенией молоко, а потом отправился к
Удалову. Корнелий только что вышел из ванной,
побритый и добрый.
— Корнелий, кажется, я решил проблему, —
сказал Минц.
— Истинной рожи? — догадался Удалов.
— Или истинного лица.
— Вы проходите, проходите. Ксюша,
принесешь каши Льву Христофоровичу?
— Несу! — откликнулась Ксения. — Вам с
молочком или с вареньем?
— С медом, — ответил профессор и
продолжал, обращаясь к Удалову: — Мы с вами пошли
по неправильному пути. По пути, лишенному
парадоксов. Мы хотим увидеть истинное лицо
человека. Но зачем?
— Чтобы он стал лучше, — без запинки
ответил Удалов. — Или чтобы задержать его и сдать
в милицию.
— Именно твой первый ответ, Корнелий,
меня порадовал. А второй огорчил. Мы хотим
увидеть истинное лицо человека, чтобы уменьшить
на планете число преступлений и злых дел, изжить
несправедливость и жестокость. А для этого надо,
чтобы человек увидел самого себя!
— Не понимаю, — сказал Удалов.
Минц не спеша поскреб ложкой по тарелке,
собрал с каши мед и сунул в рот.
— А когда человек увидит собственное
лицо таким, каков есть его внутренний облик, он
ужаснется и скажет: что я наделал! Каждый из нас
живет с самим собой, и воспитание человечества я
переношу на индивидуальный уровень.
Удалов ничего не понимал.
— Сиди здесь, я тебя позову, — приказал
Минц.
Он поднялся из-за стола, подошел к
платяному шкафу, узкая створка которого была
зеркальной, вынул из кармана пузырек с какой-то
мазью и ватку. И, потряхивая пузырьком, чтобы мазь
попадала на ватку, он стал возить ваткой по
зеркалу.
Когда работа была завершена, Минц
сказал:
— Теперь подождем, пока просохнет.
Удалов сделал вид, что ничему не
удивляется, хотя не переставал удивляться
гениальности Минца, и принялся за чай.
Но не успели они допить чай, как Лев
Христофорович, кинув взгляд на зеркало, произнес:
— Ну вот, все готово.
— Что готово?
— Истина, Корнелий. Подойди к зеркалу.
Корнелий послушно поднялся и подошел к
зеркалу.
И ничего особенного не увидел. Полчаса
назад это же лицо он лицезрел в ванной, в тамошнее
зеркало.
— Ничего особенного не вижу, — сообщил
он. — Наверное, эксперимент провалился.
— Что и следовало доказать! — ответил
профессор. — Потому что ты, Удалов, полностью
соответствуешь сейчас своему внутреннему
содержанию.
— А что дальше?
— Дальше я хотел тебе сказать, что видел
вчера на улице Батыева. Вернулся он к нам в
Гусляр, ходят слухи, что назначат его главгором
вместо Коли Белосельского.
— Что?! — воскликнул Удалов. — Не может
быть!
— Посмотри на себя в зеркало! — приказал
Минц.
Удалов обернулся к зеркалу и был поражен
тем, что из зеркала на него глядело странное
животное, похожее во многом на Удалова —
например, лысиной и цветом венчика волос вокруг
лысины. Но уши его стояли высоко, на лице
почему-то росла шерсть, верхняя губа была
раздвоена — Удалов увидел себя в образе зайца,
правда, зубы у зайца были хищные, оскаленные, и
это нарушало полноту образа.
— Кто это? — спросил Удалов.
— Кто это? — откликнулся зверь в
зеркале.
— Это ты сам, Корнелий, — ответил Минц. —
Это твоя истинная сущность на настоящий момент.
Мое сообщение о Батыеве испугало тебя,
превратило внутри в дрожащего зайчишку, а все
сильное в тебе сконцентрировалось в зубах, так
что получился заяц, который будет кусаться до
последнего патрона.
— Это я?
Но на вопрос Корнелия и не стоило
отвечать, потому что изображение зайца на глазах
расплывалось, возвращаясь к привычному образу
Корнелия Удалова.
— А теперь сам покажись, — попросил
Удалов профессора. Ему нужно было время, чтобы
осознать величие изобретения.
Минц безропотно подошел к зеркалу.
Корнелий увидел Минца. Но вокруг его
головы сияли яркие лучи, от чего в комнате
зазеркалья было куда светлее, чем в комнате
Удалова.
— А это что? — спросил Удалов.
— Думаю, что отблеск моей гениальности,
— сказал профессор и начал в зеркале надуваться,
превращаясь в гигантский воздушный шар, и даже
стал покачиваться, намереваясь оторваться от
земли.
— Высокого мнения о себе? — спросил
Удалов, догадавшийся о причине метаморфозы.
— В сущности я ничего особенного не
изобрел, — быстро ответил профессор и принял
первоначальный вид. Даже нимб вокруг его головы
потускнел.
— Спасибо, Лев Христофорович, — сказал
тогда Удалов. — Я думаю, что человечество отныне
начнет новую жизнь. У вас найдется еще мазь?
— Я хочу сделать ее побольше. Чем больше
истинных зеркал, тем выше моральный облик
жителей города.
И с этими словами профессор помазал
зеркало в ванной, трюмо в спальне и еще зеркало в
прихожей.
Когда он возвратился в комнату, друзья
принялись обсуждать возможности великого
изобретения.
— Надо в общественных местах намазать,
— подумал вслух Удалов.
— В общественных местах у нас зеркал
нету, — усомнился Минц. — Трудно отыскать такое,
чтобы все в него смотрели.
— А что, если установить? — спросил
Удалов. — Ты пришел куда-нибудь, допустим, на
собрание пенсионеров, посмотрись сначала в
зеркало. Если увидел что-то непотребное,
поворачивай и иди домой, не порти людям
настроение. Пусть везде будут зеркала!
И тут из ванной донесся дикий крик.
Кинувшись туда, мужчины столкнулись в
дверях с Ксенией Удаловой. Она была бледна как
мел, руки ее тряслись, а сама она старалась через
плечо показать на зеркало, висевшее в ванной.
— Там... — бормотала несчастная женщина.
— Там чудовище...
Удалов все понял.
— О чем ты думала, когда в зеркало
смотрела?
— Я... Да я ни о чем не думаю, когда в
зеркало смотрюсь! — Ксения нервным движением
поправила упавшую прядь волос.
— А сейчас думала?..
— Ну только об этой...
— О ком?
— О Ванде, вот о ком! Вчера к ним
аргентинскую индюшатину привезли, дешевую, под
соусом. Она мне оставила? Нет, ты мне скажи, почему
она мне не оставила?
— Все ясно, — сказал Удалов. — Работает
наше изобретение.
И он рассказал пораженной Ксении о
волшебной мази.
Ксения встретила известие с искренним
восторгом. Правда, восторг был эгоистического
свойства. Суть его сводилась к фразе: «Вот теперь
я их всех выведу на чистую воду!»
* * *
Николай Белосельский использовал
изобретение практически. Во-первых, приказал
милиции установить зеркала на автобусной
станции, в ресторане «Золотой Гусь» и у входа в
парк культуры. Возле зеркал распорядился
поставить милиционеров с записными книжками,
которые должны были фиксировать особо
неприятные отражения. Милиционеры, конечно же,
поставили еще одно зеркало у себя в отделении, а
Белосельский — на столе в приемной, так что в
ближайшие два дня раскрылось множество
преступлений, дурных замыслов и планов.
На третий день обычный поток
посетителей к Белосельскому иссяк. Оказалось,
что людям не так уж и приятно оглядываться на
зеркало, которое строит тебе рожи.
Кризис наступил, когда к Белосельскому
пришла Маша Дюшина, человек тихий, невзрачный и
безвредный. Она просила помочь с пособием ей как
матери-одиночке, а Белосельский, прежде чем
начать беседу, нажал на кнопку, связался с
секретаршей, и та сказала условным шифром:
— Катастрофа!
Это означало крайнюю степень
озверелости на лице Маши Дюшиной.
Так что, руководствуясь объективным
средством заглядывания в душу, Белосельский
сразу внутренне сжался, готовясь отказать
женщине. На все его вопросы Маша отвечала робко,
ласково и беззлобно. Но Белосельский понимал, что
имеет дело с крайне хитрой и замкнутой стервой.
Отказав, он проводил плачущую Дюшину до приемной
и поглядел, что же отразится в зеркале.
В зеркале отразилось существо
махонькое, бабочка с обломанными крыльями,
которая беспомощно ползла по лужайке...
— Стойте! — вскричал Белосельский,
понимая, что трагически ошибся.
И в этот момент картинка в зеркале
изменилась. Страшное лицо женщины-убийцы заняло
все зеркало.
— Стой! — повторил Белосельский. Но уже
другим тоном: — О чем вы сейчас подумали?
— Я их ненавижу, — произнесла Маша
Дюшина, — я их всех перебить готова. — И она
показала на таракана, который мирно полз по
плинтусу.
Тогда Белосельский пригласил Дюшину
снова в кабинет, выписал ей чек на материальную
помощь, а сам задумался. И понял, что к
изобретению Минца следует относиться с
осторожностью. Не исключено, что в городе из-за
этого могут произойти трагические ошибки и
неприятные недоразумения.
Сам он попросил секретаршу зеркало
убрать, а после работы подъехал к своему
приятелю, семью которого любил за уют и взаимную
любовь.
Когда он вошел в дом к приятелю, то
увидел, что зеркало в прихожей разбито, а осколки
его сметены в угол.
— Здравствуй, — сказал Белосельский,
делая вид, что не заметил погрома. — А Белла где?
— А Белла твоей милостью уехала к маме,
— ответил его приятель.
— Что такое?
— Она в зеркало заглянула, когда я
брился и думал о палестинских экстремистах,
которые вчера самолет с заложниками захватили.
— И что?
— Она сказала, что с убийцей жить не
может.
— А кто зеркало в гостиной разбил? —
спросил Белосельский, входя в комнату.
— А это уже сегодня утром, — ответил
приятель. — Она собиралась к маме, а телевизор
был включен. Там в сериале этот самый играл...
усатый Педро!
— И что?
— Я смотрю, а она в зеркале уже голая и к
кровати бежит. Тогда я ей и сказал, что она
правильно делает, что к маме уезжает.
* * *
К рассвету четвертого дня все зеркала в
Великом Гусляре были разбиты. Даже в милиции — с
помощью кулака начальника отделения майора
Пронина, увидевшего себя при входе в отделение в
тот момент, когда переживал за судьбу футбольной
команды «Гусляр!», которой грозил переход в
нижнюю областную лигу.
Минц так сказал Удалову, когда они
обсуждали эту проблему:
— Само мое изобретение гениально. Но оно
не учитывает того, что человек внутренне может
реагировать на события неадекватно. Он может
показаться страшилищем, хотя подумал
всего-навсего о соседской собаке, которая лает во
дворе, и равнодушно отнестись к землетрясению в
соседнем городе, из-за чего тот провалился под
землю. Понимаешь?
— Что же делать?
— Передать зеркала следователям с
предупреждением быть осторожными.
— А в городе?
— В городе мы придумаем что-нибудь
другое.
Удалов вернулся к себе. У него, конечно
же, тоже все зеркала были разбиты — большое сыном
Максимом, а туалетное — Ксенией.
Но тут Удалов вспомнил, что в чулане
должно оставаться старое зеркало, намазанное
профессором Минцем на всякий случай.
Он открыл чулан. Там было пыльно и пусто.
Лишь низкое рычание донеслось из того угла, где
стояло на полу, прислоненное к стене, зеркало.
Удалов прищурился, приглядываясь к полутьме, и не
мог не рассмеяться.
Перед зеркалом сидел кот Васька. У его
ног лежала придушенная мышь.
В зеркале отражался могучий бенгальский
тигр, а у его ног лежала дрожащая Ксения Удалова с
половой щеткой в руке.
|
