— Вам письмо, Мишенька, — прошелестела
редакционная секретарша, беленькое пушистое
существо с детским точным прозвищем Курочка.
Миша Стендаль поморщился. У него сидел
пенсионер с жалобой, шел солидный разговор о
водопроводе, пенсионер величал Мишеньку по
отчеству, так что обращение Курочки было
неуместным.
— Положите на стол, Антонина Панфиловна,
— сказал Миша.
Курочка вспыхнула от такого афронта и
обиженно уцокала каблучками из комнаты. Миша
вздохнул, обратился к пенсионеру:
— Продолжайте, я слушаю.
А сам покосился на письмо. Письмо было
личное.
«Гор. Великий Гусляр. Редакция газеты
«Гуслярское знамя». Т. Стендалю М. А.»
Но главное, обратный адрес. Стендаль
давно перестал слушать пенсионера, только
поддакивал и ждал момента, когда можно будет
письмо вскрыть. Обратный адрес был такой:
«Гуслярский район, Заболоцкое лесничество. Зайке
Терентию Артуровичу».
Терентий Зайка был старым знакомым
Стендаля, представителем семейства талантливых
изобретателей. Месяца три назад Зайка приезжал в
город на самоходной русской печи своего
изобретения, и тогда Стендаль написал о нем яркий
очерк, который был перепечатан в сокращенном
виде в областной газете.
Стендаль давно просился к Зайкам в
гости, ждал приглашения. И вот письмо...
Наконец, пенсионер ушел. Стендаль сразу
потянулся к письму, вскрыл его и прочел
следующее:
«Здравствуй, дорогой друг Михаил
Бальзак!»
Слово «Бальзак» было аккуратно
вычеркнуто и поверх написано «Стендаль».
Терентий вечно забывал, с каким великим
писателем Миша однофамилец, — рассеянность,
простительная для самородка.
«Пишет тебе Терентий Зайка, если вы меня
не забыли. Жизнь у нас тихая, природа начинает
оживать после зимней спячки, хотя до весны еще не
близко. Зимний период для нашей семьи выдался
занятый. Надо подготовиться к лету, к борьбе с
лесными пожарами, вредными насекомыми и
туристами, подкармливаем диких животных, ведем
текущие дела и немало времени отдаем научной
работе. Как вы знаете, Миша, наш батя Артур
Иванович, мой брат Василий и лично я склонны к
размышлениям. Раза два приезжали корреспонденты,
жаль, что тебя с ними не было, но мы с чужими
людьми держим себя сдержанно, потому что
некоторые из них гоняются за сенсацией. Печка
наша на ходу, не жалуемся. Последние три месяца мы
посвятили биологии. Кое-чего добились. Если тебе
интересно, приезжай к нам в субботу или
воскресенье, буду ждать тебя с нетерпением, адрес
ты знаешь.
Остаюсь преданный тебе друг Терентий».
От Гусляра до Заболотья полтора часа на
автобусе, а оттуда до кордона по проселку час
пешком, если не будет попутки.
Когда Стендаль, одурев от долгой езды и
духоты, выбрался из автобуса, его ждали.
Стоял хороший, яркий, морозный,
искристый мартовский день. Солнце светило по
крышам, бросало сиреневые тени голых деревьев на
серебристый снег, посреди площади стояла
большая, беленая — на снегу не сразу различишь —
русская печь. В печке трепетал огонь, из трубы
тянулся прозрачный дымок, рядом с печкой стоял
Терентий Зайка собственной персоной в темном
костюме, при галстуке, в блестящих ботинках.
— Эй! — обрадовался корреспондент. —
Терентий! Какими судьбами? Не простудись!
— Здравствуйте, Миша, — ответил
Терентий. — А я за вами.
По площади шли люди, бежали дети, никто
не обращал внимания на русскую печь, на которой
приехал Терентий. В округе привыкли к
чудачествам Заек, но уважали за талант и добрый
нрав.
В истории человечества встречаются
гениальные изобретатели. Порой они имеют
обыкновение уединяться для того, чтобы готовить
гибель всему живому, или сходят с ума от
одиночества. Совсем иное дело Зайки. Эта дружная
семья состоит из Артура Ивановича, его сыновей
Василия и Терентия, а также из Васиной жены
Клавдии. В обыденной жизни эта семья ничем не
отличается от окружающих. Василий и Терентий
окончили в Заболотье среднюю школу, отслужили в
армии, работают, учатся заочно в лесотехническом
институте. Василий в этом году защищает диплом.
Артуру Ивановичу не пришлось получить высшего
образования, война помешала. Однако он начитан,
способен к иностранным языкам. В лесной глуши
выучил английский, французский, японский, хинди,
санскрит, латынь и некоторые другие.
Полиглотство Артура Ивановича не пустое, оно
направлено на чтение журналов и научной
литературы. Василий и Терентий — верные
помощники отцу и мастера — золотые руки. В силу
того, что они работают коллективом, Зайкам
удалось сделать некоторые изобретения, которые
не по зубам целым научно-исследовательским
институтам как у нас, так и за рубежом. Клава в
этом коллективе служит здоровой оппозицией,
критическим центром. Если она признала новую
работу, работе открывается широкая дорога. Если
забраковала, лучше сменить тему.
Есть в деятельности Заек и недостаток —
мало кто с ней знаком. Виной тому излишняя
скромность. Они даже порой заблуждаются, полагая:
если что-то изобрели, значит, в больших городах
это давно известно.
Терентий принял у гостя из рук тяжелую
сумку с гостинцами и покачал головой:
— Зря вы себя так утруждали, Миша.
Стендаль забрался на лежанку, укутал
ноги тулупом, Терентий подбросил в печку
дровишек. Печка немного приподнялась на
воздушной подушке, накренилась, сильнее потянуло
дымом. Терентий сидел спереди, свесив ноги и
управляя изящно вырезанными из дерева рычагами.
Печка шла мягко, километров сорок, не
больше, ели покачивали темными лапами, белки
выбегали на дорогу, приветствовали лесника
взмахами хвостов.
— Ой! — сказал Стендаль. — Погляди.
На краю дороги стоял бурый медведь
оранжевого цвета. Медведь сложил на животе лапы и
мычал, покачивая головой.
— Что, красиво? — спросил Терентий,
притормаживая.
— Красиво? Да медведь-то оранжевый.
— Ясное дело, оранжевый, я не дальтоник,
вижу.
Терентий метнул в медведя бубликом, тот
подхватил подарок и удалился в лес.
— Мы преследовали две цели, — сказал
Терентий, прибавляя скорость. — Во-первых,
контроль над крупными хищниками. Его издали
видно, хочешь, наблюдай, хочешь, контролируй
численность.
— А вторая цель? — Оранжевая точка
мелькнула в просвете между стволов и исчезла.
— Вторая цель — создание новых мехов. Ты
еще увидишь — у нас два зеленых волка бегают.
— Это великолепно! — воскликнул
Стендаль. — И цвет крепко держится?
— Цвет натуральный. Другого не держим. А
вот насчет великолепно или нет, у нас
разногласия.
— Почему же?
— А потому что медведю тоже питаться
надо. На одних ягодах не проживешь, а он теперь в
лесу как светофор. Вот и пришлось ему обратиться
за помощью к людям. Подкармливаем. Или вот взять,
к примеру, зеленых волков.
И тут Стендаль увидел, что по дороге,
низко опустив головы и вытянув в струнку хвосты,
вслед за печкой несутся два зеленых волка.
Зрелище было почище, чем оранжевый медведь.
— Вон они!
— Они, это точно. Не бойся, они не
кусаются. Они обедать торопятся.
И в самом деле, волки обогнали печку и
пронеслись дальше.
— Летом такому волку раздолье —
маскировка в лучших традициях. А зимой он как
пальма на снегу. Тоже пришлось взять на
снабжение.
За такой беседой и коротали дорогу.
— А ты чего, Терентий, без пальто, в одном
костюме? — спросил Стендаль, — Тоже изобретение?
И уже догадывался: или в синем костюме
Терентия вживлены электрические нитки, или,
может, вокруг него лежит силовое поле.
— С детства, — ответил Терентий, — имеем
обыкновение обливаться холодной водой. Батя нас
всегда в строгости держал. Вася, тот раньше в
проруби регулярно купался. Теперь Клава
возражает.
— Ясно, — сказал Стендаль с некоторым
разочарованием. Очень уж сложно сплеталось в
Зайках научное, передовое с обыденным.
Печка въехала в открытые ворота.
Зайки вывели Стендаля на голубой
заснеженный двор. Уже вечерело. Примораживало.
Солнце спустилось к вершинам елей.
За высокой проволочной сеткой виднелось
несколько темных холмиков.
— Ну вот, — сказал Артур Иванович. —
Полагаем, простите, что это может вас
заинтересовать. Поди сюда, баловница.
Один из холмиков зашевелился, и из него
вытянулась вверх длинная шея с клювом на конце.
Открылись стеклянные глупые глаза, страус
поднялся на ноги и медленно, словно делал большое
одолжение, подошел к загородке. Вид страуса был
несколько необычен, ибо он казался одетым в
толстую шубу — такие у него были длинные перья
или шерсть, даже ноги были укутаны. В мороз он
чувствовал себя легко и вольно, не подумаешь, что
тропическое существо.
Артур Иванович угостил страуса
конфетой, и тот вежливо взял ее сквозь сетку.
— Другие не встают, — сказал Артур
Иванович, показывая на остальные холмики, из
которых выросли длинные шеи и клювы повернулись
к людям. — Другие на яйцах сидят. Это наше главное
достижение. Что морозоустойчивые — куда ни шло,
но что яйца на снегу научились высиживать —
большое достижение. С пингвинами скрещивали.
Внешний вид и размеры страуса, а повадки
пингвиньи.
Стендаль смело сунул руку в загон,
потрепал птицу по клюву и чуть не лишился пальца.
— Осторожнее, — укорил его Василий. — Он
чужих не признает. Неукротимая птица.
— Значит, Миша, — подытожил Артур
Иванович, — работаем мы в двух основных
направлениях. Первое направление ты видал — это
разноцветные животные. Вторая задача, которую
решаем, — продолжал Артур Иванович, —
приближение некоторых тропических животных,
даже, простите за выражение, экзотических, к
нашим условиям.
— Замечательно, — сказал Стендаль. — Вы
разрешите написать об этом в нашей газете?
— Пиши, милый, — сказал Артур Иванович.
— Пиши. Поможешь преодолеть трудности по
внедрению в жизнь.
Они пересекли двор и пошли по просеке.
— А теперь, если хочешь, покажем тебе
один незавершенный опыт, — сказал Артур
Иванович. — Не для публикации, а для интереса.
Просека кончилась, упершись в поляну.
Там находился загон, обнесенный толстыми
бревнами.
Посреди загона стоял зубр, какого
Стендалю не приходилось видеть даже в зоопарке.
Ростом он превосходил Стендаля, длиной достигал
трех метров, морда у него была тупая и
безжалостная. Первобытное чудовище. Но, правда,
натурального цвета. Стендаль, хоть и не трус,
отступил на шаг от загородки.
— Внушает почтение? — спросил Терентий.
— Вельзевулом зовут.
Вельзевул оглядел присутствующих
маленькими злыми глазками и вдруг без
предупреждения наклонил голову и бросился на
людей. Бревна, из которых была сложена изгородь,
содрогнулись от страшного удара, и по всему лесу
прокатился жуткий гул. С деревьев посыпался снег,
взлетели испуганно вороны. Зубр отошел на
несколько шагов назад, чтобы возобновить
нападение.
— Дикая сила, — сказал уважительно
Артур Иванович. Он был здесь самый маленький,
даже ниже и легче Клавочки, но единственный не
отпрянул назад, когда зубр штурмовал бревенчатую
преграду.
— Клава, ты готова?
— Готова.
— Смотри, осторожнее, — сказал Василий.
Он был серьезен.
Что-то будет, понял Стендаль.
Клава подошла к изгороди, оперлась рукой
о бревно и легко перелетела в загон.
— Стойте! — вырвалось у Стендаля.
Но никто не поддержал его.
Зубр медленно повел головой в сторону
Клавы, пытаясь уразуметь своим маленьким мозгом,
кто посмел нарушить его уединение.
— Ты, Миша, не беспокойся, мы не изверги,
— улыбнулся Терентий. — Мы Клаву любим.
— Обратите внимание, пресса, — сказал
Артур Иванович. — Это зрелище, простите за
беспокойство, достойно внимания.
Клава спокойно ждала, пока зубр
приблизится к ней. А тот сначала отступил для
разгона и начал рыть снег копытом.
И вдруг с глухим ревом бросился на Клаву.
Та стояла прямо, дубленка распахнулась,
шапочка чуть сбилась набок.
«Беги», — беззвучно шептал Стендаль.
Но Клавочка и не думала бежать. Она
дотронулась кончиками пальцев до рогов
несущегося Вельзевула, и все дальнейшее
произошло так быстро, что Стендалю захотелось
закричать как при наблюдении хоккейного матча по
телевизору: «Еще раз покажите! В замедленном
темпе!»
Потому что Клава, взявшись за рога зубра,
не только остановила эту махину, но и умудрилась
неуловимым движением повалить зубра в снег.
И когда Стендаль опомнился, Клава уже
стояла над тушей и придерживала ладошкой голову
своего противника.
— Отпустить? — крикнула Клава.
— Отпусти, чего животное унижать, —
откликнулся Артур Иванович. — И сюда беги, а то
спохватится.
— Я быстро, — Клава отпустила зубра и
легко побежала к изгороди. Зубр и не думал
подниматься, он лежал, моргал глазками и
переживал. Словно бандит, которому дал достойный
отпор маленький ребенок.
Клавдия уже стояла рядом с мужчинами.
— И что ты думаешь, Миша, по этому поводу?
— спросил Терентий.
— Ничего не думаю, — сознался Миша. —
Она что, какое-то место знает, чтобы его
выключить?
Клава весело засмеялась. Она
приблизилась к журналисту, дотронулась тонкими
пальчиками до его груди, и в тот же момент
Стендаль понял, что поднимается в воздух. Земля
находилась где-то далеко внизу и притом была
наклонена. Там же, внизу, всей семьей стояли Зайки
и, задрав головы, улыбались. А Клава держала
Стендаля над головой на одной руке, и это не
составляло для нее никаких трудностей, потому
что она при этом спросила гостя:
— А скажите, Миша, это правда, что в
гуслярском универмаге японские складные зонтики
давали?
— Простите, я не в курсе, — откликнулся
сверху Стендаль, хотя положение, в котором он
находился, не склоняло к беседе о японских
зонтиках.
— Отпусти его, Клава, — сказал Артур
Иванович. — Он уже убедился. А то наука
превращается в дешевые шутки.
Клава осторожно поставила Стендаля на
снег.
— Пошли домой, — сказала она. — Надо мне
отдохнуть.
Зубр медленно поднимался на ноги,
отворачиваясь от унизивших его людей.
— Клава, иди вперед с Васей, — сказал
Артур Иванович. — Ты помнишь, где глюкоза лежит?
— Сейчас, одну секундочку, — ответила
молодая женщина, — надо еще одно дело сделать, а
то все руки не доходят.
Она свернула с дороги к вылезающему из
чащи клыкастому пню в три обхвата.
— Осторожно, шубку не замарай, —
предупредил ее Артур Иванович.
Клава легонько пошатала пень, как хирург
пробует больной зуб, прежде чем взяться за него
щипцами. Пень громко заскрипел.
— Ты его туда, в сторону положи, — сказал
Василий. — Я его потом распилю.
Клава рванула пень, оглушительно взвыли
рвущиеся корни, и откатила громаду куда велел
Василий.
— А теперь пошли, — сказала она,
запахивая дубленку.
4
Василий с Клавой покинули гостя.
Остальные вернулись в горницу к камину.
— Как тебе, Миша, достижения Клавы? —
спросил Терентий.
— Я с нетерпением жду объяснений! —
ответил Стендаль, прихлебывая из кружки квас,
чтобы остудить свои чувства.
— Проще простого, — сказал Терентий. —
Надо только задуматься. А мы, Зайки, очень даже
любим задумываться.
Артур Иванович согласно кивнул.
— Вот ты задумывался, по какому принципу
работают мышцы?
— Ну сокращаются. И расслабляются...
— Это не принцип, — вздохнул Терентий. —
А принцип у них, как у любого двигателя — сжигают
топливо, выделяют энергию, совершают работу.
— Ну разумеется, — согласился Миша.
— То-то, что не разумеется. Вот ты можешь,
например, поднять двадцать килограммов.
— Больше, — утвердительно возразил
Миша.
— А спортсмен может сто или даже двести.
Для этого он такую массу мускулов на себе
наращивает — смотреть страшно. И все чтобы
жалкие двести килограммов поднять. Очень
неразумно мы устроены.
— Здесь, Тереша, прости за
вмешательство, ты неправ, — блеснул голубыми
глазами Артур Иванович. — Устроены мы разумно,
только ограничитель стоит на нашей машине. Чтобы
топлива на подольше хватило. Умный человек
пятьдесят килограммов на спину взвалит и весь
день топает. А топливо в мышцах себе горит, идет
гликолиз, хранится актомиозин, подробностей тебе
говорить не будем, все равно, прости за недоверие,
не поймешь.
— Не пойму, — покорно согласился
Стендаль.
— А если нам нужно все топливо сразу
истратить, костер зажечь? Ведь мышцы на это
способны. Их волокна такой крепости и
эластичности, что ты, Стендаль, прости, не
представляешь. Может, помнишь, в школе опыты
делали: лягушечью лапку электротоком раздразни,
она целую гирю поднимет. Так вот, представь себе,
что мы ограничитель сняли, подбросили в мышцу
креатинфосфат. И пускай все топливо в мышцах
сгорит за десять минут, зато результат достойный.
— А потом что? — спросил Стендаль. —
Ведь природа жестоко наказывает тех, кто
пренебрегает ее законами.
— Смотри, как правильно рассуждает! —
обрадовался Терентий.
— А ты не злоупотребляй, — сказал Артур
Иванович. — Сделал свое дело, сразу в постельку,
прими компенсацию и следуй режиму. Что же это за
изобретение, если во вред человеку? И пока мы не
изобретем способа быстро в человеке потерянную
энергию восстанавливать, мы наше средство в
народ не пустим, не опасайся.
— А когда опыты закончите? — спросил
Стендаль деловито. Ему уже виделась статья,
которая прославит его в журналистском мире.
— Не спеши. Может, еще год работать
будем. А то получится опасное для окружающих
баловство.
— Как жаль, что я не взял фотоаппарат!
— Еще успеешь.
Стендаль не слушал. Он уже представлял
себе, какие возможности откроются перед
человеком. Ведь если в мозгу у человека тоже есть
мышцы, можно будет за минуту придумать то, над чем
бьешься месяцами, и впустую. Правда, эту мысль он
высказывать вслух не стал, потому что не был
уверен: есть ли в мозгу мускулы.
— И когда, вы думаете, можно будет об
этих опытах написать?
— В конце лета приедешь, поговорим. А
что, про мех и страусов для газеты не подойдет?
Стендалю даже стыдно стало, словно он
опорочил другие, тоже важные открытия.
— Я и не думал так. Я обязательно напишу
о ваших замечательным достижениях.
Но проблема мышечного ограничителя
настолько захватила воображение журналиста, что
он с трудом мог думать о чем-либо ином.
