На закате, сверкнув в косых лучах солнца,
во дворе дома № 16 приземлился антрацитовый
вертолет с золотым двуглавым орлом на борту —
знак президентской связи.
Детишки, игравшие во дворе, разбежались
по углам, но двухметровый фельдъегерь в форме с
галунами заметил их и, улыбнувшись, негромко
спросил:
— А ну, кто скажет мне, где проживает
профессор Лев Христофорович Минц?
Он вынул из верхнего кармана шоколадную
конфетку и показал ее детям. Дети наперебой
закричали:
— Во второй квартире!
Фельдъегерь кивком поблагодарил детей,
спрятал конфету в карман, раскрыл рыжую, давно не
крашенную дверь и вошел в дом. На лестнице было
темно, потому что опять перегорела лампочка, но
фельдъегерь был готов к нестандартным ситуациям
и включил фонарик, вмонтированный в козырек
фуражки. При ярком свете он отыскал квартиру № 2.
Фельдъегерь позвонил в дверь. Никакого
ответа. Он постучал в дверь кулаком в стальной
перчатке. Наконец дверь распахнулась.
В проеме стоял пожилой человек. Взгляд
его был гневен.
— Сколько можно повторять, — воскликнул
он, — что до шестнадцати ноль-ноль я ежедневно
думаю.
С этими словами он попытался закрыть
дверь, но фельдъегерь успел вставить обшитый
титановым сплавом острый носок сапога в щель, и
профессор был вынужден сдаться и отступить.
— У меня конверт для профессора Минца
Льва Христофоровича, — зайдя в комнату, сообщил
фельдъегерь.
— Давайте конверт, — Минц расписался в
специальной книжке, неуважительно бросил письмо
на кипу журналов, но фельдъегерям не положено
давать советы адресатам.
Как только дверь за фельдъегерем
закрылась, профессор протянул руку за конвертом,
ибо был не лишен любопытства, но тут перед его
носом в воздухе столкнулись две осы, и Минц
занялся подсчетами вероятности такого
столкновения. Так что когда через полчаса к Минцу
заглянул его сосед Корнелий Иванович Удалов, то
застал профессора углубленным в подсчеты.
— Уже полшестого, — сказал Удалов. — Мы
с тобой собирались сходить на выставку цветов в
парке. Забыл что ли?
— Я ничего не забываю, — ответил
профессор. — Через три минуты я завершу работу
над новой теорией столкновений свободно
летающих тел и сам буду свободен, как это самое
тело.
— Зачем к тебе фельдъегерь заходил? —
спросил Удалов. — От Президента, что ли?
Иному может показаться странным
спокойствие, с которым обитатели дома № 16
относились к мировой славе профессора Минца. Но в
этом не было притворства — Удалов, например, и
сам славой не обойден, да и весь Великий Гусляр
занимает не последнее место в мировых новостях.
— Давай вскрывай конверт, — сказал Минц,
— может, что срочное?
Удалов сломал печать и вытащил лист
бумаги.
«Глубокоуважаемый Лев Христофорович! —
писал Президент Минцу. — Не откажите в
любезности посетить меня в среду, часика в
четыре. Заодно и пообедаем, моя жена чудесно
готовит котлеты с картошкой. Если соберетесь,
возьмите с собой Корнелия Ивановича. Ваш
Президент».
— Надо съездить, — сказал Минц, когда
Удалов кончил читать письмо. — Не отстанут ведь...
* * *
Президент был не один. В кабинете сидело
несколько авиационных генералов и академиков.
Удалов оробел. Хоть ему приходилось в жизни
попадать в разные ситуации, но стесняться он не
перестал — в отличие от Минца, который давно уже
ничему не удивлялся. Он пожал руку Президенту,
поздоровался с академиками и генералами.
Некоторые академики радовались встрече
с Минцем, другие завидовали ему и не скрывали
неприязни. У нас редко любят гениев.
— Садитесь, — попросил Президент и сам
уселся во главе длинного стола. — Разговор
предстоит серьезный. Надо поговорить о
дальнейших космических исследованиях.
В кабинете воцарилась тишина.
— Есть у нас кое-какие трудности, —
продолжал Президент. — Поломки, неполадки,
раздается зарубежная критика, иные ставят под
сомнение тот факт, что мы, понимаешь, великая
держава!
Эти слова вызвали возмущение среди
генералов и академиков. Они принялись
высказывать возмущение открыто, чтобы Президент
их услышал. Президент поднял руку и произнес:
— Хватит, я все слышу, все понимаю. И
думаю, что мы найдем способы. Не оскудела наша
земля талантами. Есть у нас еще камни за пазухой.
Президент сделал знак референтам, тут же
открылась дверь, и ввели юношу лет пятнадцати —
худенького, лохматого, с серьгой в ухе, в
футболке, джинсах и грязных кроссовках.
Некоторые из присутствовавших не смогли
сдержать своего негодования из-за того, что наша
молодежь оставляет желать.
— Погодите вы, — рассердился Президент.
— В молодежь верить надо, а не подножки
подставлять. Подножки подставлять — это каждый
умеет. Иди сюда, Сережа, расскажи нашим корифеям,
чего ты открыл и обнаружил, пока они по
заграницам ездили.
Юноша оказался не таким робким, как того
ожидал Корнелий Иванович.
— Объяснить, как произошло открытие, или
вкратце? — спросил он у Президента.
— А если подробно, мы поймем?
— Боюсь, что пока нет, — смущенно
улыбнулся Сережа. — В общем, мне удалось
вычислить, что в нашей галактике есть обитаемые
планеты. К сожалению, они находятся довольно
далеко. Но я точно знаю их координаты, и если кто
захочет, могу показать расчеты.
Всем захотелось возмутиться, но
заявление Сережи было настолько неожиданным и
наглым, что никто не отыскал нужных слов.
И тут, как назло, поднялся академик
Кочубей, ведущий наш астрофизик, и сказал:
— Мальчик занимался в моем кружке при
планетарии. Я проверял его расчеты. Ошибки нет.
Вот тогда начались споры и даже крики.
Словно Президента не было в комнате. Таким
сенсационным было событие.
Пошумели, покричали, потом Президент
легонько стукнул ладонью по столу, стол
вздрогнул, и академики и генералы вспомнили, где
они находятся.
— Хочу заметить, — сказал Президент, —
информация совершенно секретная, Сережу мы пока
изолировали...
— Вот об этом я и хотел сказать, —
вмешался Сережа. — Ну сколько можно! Если б знал,
никогда бы такого открытия не делал.
— Эх, юноша, юноша, — заметил академик
Беневоленский. — Поработали бы со мной при
изобретении водородной бомбы, тогда бы не
возмущались.
— Кстати, — добавил генерал-полковник с
дьявольской бородкой, — всем присутствующим
придется дать подписку о неразглашении.
— Ну это ты, понимаешь, поспешил, —
остановил ретивого генерала Президент. — Это мы
успеем. А знаешь почему? А вот не знаешь, раз
мигаешь глазами. До нашего брата по разуму еще
долететь надо. А ведь не долететь. Сколько у тебя
парсеков получается?
— Шесть, — ответил юноша.
— Вот я и говорю!.. А долететь надо. Так
что давайте думайте.
Академики начали допрашивать Сережу с
целью его унизить в глазах Президента. Президент
понимал и посмеивался. Генералы тоже стали
спрашивать о военном потенциале наших братьев по
разуму. Удалов же крепко задумался.
Он-то отлично знал, что галактика кишмя
кишит разумными цивилизациями. Удалова не раз
возили на отдаленные планеты. Но это, разумеется,
тайна в пределах Великого Гусляра. Сережа до
своего открытия дошел самостоятельно. А раз так
— скажите, почему Президент вызвал в Москву
именно Минца с Удаловым из Великого Гусляра, а не
Рабиновича с Ивановым из Нижнесосенска?
Совещание продолжалось часа полтора, но
решение принято не было. Даже если кто и поверил
мальчишке, то предложить космическую экспедицию,
чтобы утереть нос всем американцам, не мог: нет у
России такой возможности.
Наконец уставший Президент
поблагодарил всех участников. Когда они стали
подниматься, он сказал Минцу:
— Лев Христофорович, останьтесь. И вы,
Корнелий Иванович.
Ежась под злыми взглядами некоторых
академиков, Удалов с Минцем остались сидеть.
— Ну, что думаете? — спросил Президент.
Профессор Минц поскреб блестящую лысину
и произнес:
— Достаточно сложить два и два, чтобы
получилось два в квадрате.
— Надо запомнить, — сказал Президент и
записал слова профессора. — Смешной, понимаешь,
парадокс.
— Вам принесли координаты иноземной
цивилизации, — продолжал Минц, — и вы как
государственный человек сделали вывод...
— Я сделал вывод — надо лететь! — сказал
Президент.
— Это единственный способ сегодня
обогнать Америку и показать всему миру, что
Россия остается великой страной.
— Ну молодец, ты наш старик! —
обрадовался Президент. — Продолжай!
— Но я тоже не представляю, каким
образом... — начал было Минц, но тут Удалов его
перебил:
— Я думаю, что речь идет о минимизации.
— Об этом неудачном опыте?
— Вот именно! — воскликнул Президент. —
Зря вы это изобретение забросили, Лев
Христофорович... Зато сейчас оно нам очень
пригодится. Если у нас имеется отдаленная
цивилизация и если у нас нет денег, чтобы
отправить туда космическую экспедицию, то почему
бы не уменьшить космонавтов до миниатюрных
размеров, и тогда...
— Запасов воздуха и пищи надо в сто раз
меньше, вес корабля в сто раз меньше — всего надо
в сто раз меньше! — заявил Удалов. — Вы гений!
— О гениальности — это лишнее. У меня
есть семья и другие советчики. В коллективе живу,
думаем вместе. А решения приходится принимать,
понимаешь, в одиночестве. Устал я, ребята. Пошли,
что ли, пообедаем. Супруга ждет.
* * *
Все приборы для корабля создавали на
станции юных техников и в Институте борьбы с
вредными насекомыми. Мебель и прочие вещи
поручено было изготовить фабрике Твердой
игрушки, которую оцепили автоматчики и
сотрудники ФСБ.
В Министерстве обороны об операции
«Звезды зовут!» знали три человека. Зато очень
многие были в курсе параллельной операции
«Галактика». На полигоне в Плесецке готовили к
старту настоящий космический корабль, и хоть
цель полета держали в тайне, половина населения
Земли знала о цели. В США эксперты категорически
заявили, что российская экономика такого запуска
не выдержит, а если корабль и пролетит несколько
миллионов километров, то обязательно
рассыплется.
Однако американские агенты и купленные
ими мафиози вели поиски юноши Сережи. Но найти не
могли, потому что он сдружился с академиком
Минцем и уехал с ним на время подготовки
экспедиции в Великий Гусляр, где жил на правах
внучатого племянника и вел со Львом
Христофоровичем бесконечные научные споры.
Присутствие Минца пока не требовалось.
Подготовка к полету была взята под президентский
контроль.
Дети в доме № 16 уже привыкли, что в семь
вечера во дворе опускается черный вертолет с
золотым гербом России на борту и из него выходит
дюжий фельдъегерь.
Наконец уже осенью, когда трава в
городском парке пожухла, а клены стали огненными,
подготовка к экспедиции была завершена.
В Гусляр пришло послание от Президента:
Удалову и Минцу быть в Плесецке к шести вечера. На
том же фельдъегерском вертолете и вылетели.
На космодроме наших знакомых тут же
провели в бункер. Там находился Президент. Нет, не
инкогнито, а совершенно официально, так как
только он мог помахать рукой улетающим
космонавтам.
Президент сидел за простым дубовым
столом, который остался в наследство от
академика Королева. Справа сидел Кочубей, слева
генерал с бородкой под Троцкого. Комиссия
принимала доклады служб.
Когда выяснилось, что все службы свое
дело сделали и корабль к полету готов, Президент
отправился на пресс-конференцию.
Журналистов собралось столько, словно
Президент только что взял штурмом Кремль.
В коридоре, в тот момент, когда никого
рядом не было, Президент по-товарищески обнял
Минца и Удалова и спросил:
— Не передумали?
— Нет, — сказал Минц.
— Средство привезли?
Минц похлопал себя по верхнему карману.
— Инкубационный период проверяли?
— И не раз, вы не волнуйтесь, — сказал
Удалов. — Короткий у нас инкубационный период.
Президент поспешил на
пресс-конференцию. От двери обернулся и громко
прошептал:
— Вся надежда на вас, мужики! Если
опозоримся, меня скинут, вас — под колесо
истории, а удар по репутации России будет такой,
что уже не очухаться.
— Не подведем, — заверил Удалов.
В секретной комнате они просидели минут
двадцать. Работал маленький телевизор. Они
видели, как Президент отбивается от журналистов.
Настроение было тревожным. Ответственность —
громадной.
В дверь заглянула дочь Президента,
доверенное лицо.
Она сделала жест рукой. Дочь была вся в
черном, на голове черный платок.
Черной монашкой она повела друзей по
коридору.
Они вышли на поле. Дул холодный ветер.
Удалов пожалел, что не взял плащ.
Впереди возвышалась громадная башня —
космическая ракета.
Дочь Президента легко вспрыгнула на
небольшую платформу, Минц с Удаловым последовали
ее примеру, и тележка покатилась к кораблю.
Возле корабля было тихо.
Часовые возле башни мирно спали.
— Никто не заметит нашего прихода, —
сказала дочь Президента.
Они поднялись на лифте в космический
корабль, прикрепленный спереди к
ракете-носителю. Ракета была большой, корабль
казался маленьким.
— Папа очень на вас рассчитывает, —
сказала дочь.
Минц поцеловал руку молодой женщине, а
Удалов крепко пожал ее прохладные пальцы.
Минц и Удалов остались одни.
— Что ж, — сказал Удалов, — давай
попрощаемся. Мало ли что может случиться?..
— Ничего не случится, — отрезал Минц. —
Мои открытия абсолютно надежны.
А тем временем пресс-конференция кое-как
закончилась. Президенту не удалось убедить
иностранных корреспондентов, что миссия к
дальней звезде завершится успешно.
Оппозиционные журналисты обвинили его в
безжалостном отношении к русским людям. В
сознательной попытке убить космонавтов по
указке западных спецслужб. Репутация страны и
лично Президента была поставлена на карту.
На глазах у сотен телекамер Президент
пожал руки космонавтам и пожелал им скорейшего
возвращения.
Гедике Петр Матвеевич был высок ростом,
у него были курчавые черные волосы и нос с
горбинкой. Он отличался безумной храбростью и
находчивостью. Еще пять лет назад, до окончания
летного училища, он был капитаном команды
«Веселых и находчивых» Московской
консерватории. Петр Иванов — коренастый,
светлоглазый, малоподвижный, с пшеничными
волосами, которые спадали на лоб, — был слесарным
гением. Он собственными руками построил
действующий самолет и пытался улететь на нем в
Америку. Его поймали в районе Северного полюса и
вместо тюрьмы отправили в отряд космонавтов.
Весь мир глядел на то, как космонавты
строевым шагом, поблескивая прозрачными
круглыми шлемами, прошагали последние метры до
ракеты. Петр Гедике отрапортовал лично
Президенту.
— С Богом, — напутствовал Президент.
Патриарх сказал небольшую речь.
Космонавты исчезли внутри космического
корабля. Весь мир затаил дыхание.
Начался отсчет времени.
* * *
Космонавты не смогли скрыть изумления,
увидев в космическом корабле двух пожилых людей.
— Вы что здесь делаете! — воскликнул
командир Петр Гедике. — Сейчас же покиньте
корабль.
— Нет, — твердо сказал Минц. — Мы летим с
вами.
— Да вы что? — возмутился Петр Иванов. —
У нас каждый кусок хлеба на учете.
— Хлеба достаточно! — отрезал Удалов. Он
вынул из кармана и протянул космонавту Гедике
свой заграничный паспорт с открытой космической
визой. Минц также дал космонавтам убедиться в
том, что его документы в полном порядке.
— Отныне и до конца полета, — сказал
Минц, — я буду научным руководителем экспедиции,
а Корнелий Иванович — консультантом по
межгалактическим вопросам.
Космонавты пребывали в растерянности,
но тут вспыхнул экран телевизора, на котором
обнаружилось усталое лицо Президента:
— Как Верховный Главнокомандующий я
беру на себя всю ответственность за неожиданные
назначения. Я подтверждаю полномочия моих
представителей — Минца и Удалова. Космонавтам
Гедике и Иванову предписывается во всем
слушаться старших товарищей. Счастливого пути и
мягкой посадки!
Экран погас.
— Вот блин! — заключил Иванов.
В ответ Минц заявил:
— Ненормативную лексику попрошу
оставить при себе!
Петр Иванов надолго замолчал. Почти весь
полет он старался придумать фразу без этой самой
лексики, но дело продвигалось туго.
— А сейчас, — продолжал Минц, — мы с вами
сделаем уколы и отправимся в полет.
— Уколы уже делали, — возразил Петр
Гедике. Но его возражения не были приняты во
внимание.
За двенадцать минут до старта
космонавты заснули. Еще через минуту они стали
уменьшаться и уменьшались до тех пор, пока Минц
не положил их в спичечный коробок и не отнес в
секретный носовой отсек корабля, где помещался
такой же космический корабль, только в сто раз
меньше настоящего.
Минц сделал уколы и себе с Удаловым.
Только из другой склянки — снотворное
спасителям России не требовалось.
Друзья уселись у ступенечек, что вели в
маленький кораблик, и стали ждать, пока
подействует зелье.
— То-то американцы утрутся, — сказал
Удалов, — со всей их хваленой техникой. Им до
звезд никак не добраться.
— Геополитически важно, — развил его
мысль Минц, — то, что некоторые страны Восточной
Европы, в первую очередь Польша, откажутся от
притязаний на членство в НАТО.
— Вот именно, — согласился Удалов и стал
уменьшаться.
Вместе с ним уменьшался и Минц. Так как
они делали это одновременно, то уменьшение
проходило незаметно, лишь отсек корабля быстро
увеличивался.
— Под ложечкой щекочет, — признался
Удалов.
Когда уменьшение закончилось, Минц с
Удаловым быстро поднялись в миниатюрный
кораблик, прикрепленный к носу корабля
настоящего. Космонавты спали на полу в
гигантском двуспальном гробу. Таким предстал
глазам Удалова спичечный коробок.
— Как только мы их вытащим? — удивился
он.
— А нам этого не надо делать.
— Как не надо?
— Увидишь, — загадочно ответил Минц и
надел на нос какой-то аппаратик, смысл которого
Удалов понял буквально через минуту.
Глухой и чуть взволнованный голос
руководителя полетов заполнил отсек.
— Готовы ли вы к полету, друзья? —
спросил он.
— Готовы! — ответил Минц голосом Гедике.
Вот для чего ему понадобилась насадка на
носоглотку! Великий человек велик и в мелочах.
Удалову бы никогда не догадаться до такой
гениальной детали.
— Помните, за вами наблюдает вся наша
страна! — сказал руководитель полетов. — Весь
мир. Все цивилизованное человечество. Но и наши
недруги, закусив губу, не отрываются от
телевизионных экранов в надежде на то, что ваш
полет сорвется.
— Погоди, понимаешь, — послышался
другой голос, голос Президента. — Я вам тоже
скажу. Заранее приношу вам благодарность от
всего народа и от меня лично.
— Начинаем отсчет последних секунд, —
произнес руководитель полетов. — Двадцать...
девятнадцать... восемнадцать...
Минц с Удаловым уселись в кресла и
привязали себя ремнями. Только успели это
сделать, как невероятная сила прижала их к
креслам.
— Поехали! — сказал сакраментальное
слово профессор Минц.
* * *
Когда завершился взлет и ракета
исчерпала свои возможности, первая ступень
отлетела и сгорела, как положено, в атмосфере. То
же случилось со второй и третьей ступенями. Но в
отличие от остальных носителей, звездная ракета
имела дополнительную четвертую ступень, при
включении которой миниатюрный кораблик
отделялся от своего большого брата, а тот
оставался на орбите ждать возвращения
космонавтов.
Когда это случилось, пришла пора
просыпаться Петру Гедике и Петру Иванову.
Разумеется, космонавты были крайне обеспокоены
тем, что проспали старт, но Минц заверил их, что
научные руководители полета будут хранить тайну.
Мастера с фабрики Твердой игрушки
потрудились на славу. Даже рояль в три сантиметра
длиной почти не фальшивил.
В назначенные часы начинались сеансы
связи, и космонавты плавали в воздухе, общаясь с
Землей. В эти минуты Удалов с Минцем сидели в
туалете, чтобы случайно не попасть на глаза
зрителям.
На восьмой или девятый день полета
сеансы связи прекратились из-за дальности
расстояния.
Кораблик уже покинул пределы Солнечной
системы, его скорость приблизилась к скорости
света. Время на нем существенно замедлилось, и
дни, которые мелькали для землян, словно огоньки
пролетающего навстречу поезда, потянулись на
корабле, как положено — с трехразовым питанием.
На третий месяц пути Удалов начал
узнавать знакомые созвездия и космические маяки.
Они влетели в обжитую чуждыми цивилизациями
часть галактики.
Но Удалов помалкивал. Его могли
неправильно понять. Да, он путешествовал по
Вселенной, но на чужих кораблях, капитаны которых
не подозревают о существовании Альберта
Эйнштейна, а пользуются обычным космическим
флопом — то есть прыгают через пространство. Эту
технологию Земле знать еще рано, слишком
нестабильно ее внутреннее положение, слишком
много на ней очагов напряженности и взаимной
вражды.
А вот и планета, открытая мальчиком
Сережей. Она лежит на краю Космической Федерации,
сюда редко залетают корабли.
Наступило время решительных и
ответственных действий.
Минцу предстояло возвратить
космонавтам их обычные размеры, чтобы их не
растоптали туземцы.
Но сделать это надо было осторожно, уже
после посадки. Для этого садиться придется вдали
от местного космопорта, если таковой имеется,
потом превращаться в людей нормального размера,
а уж затем идти на контакт.
* * *
Опустились они на поляне. К счастью, лес
был невысоким, к тому же темнело.
Настроение было приподнятым.
Распили бутылочку водочки, взятую для
этого случая. Удалов в который раз порадовался
таланту российских умельцев. Ведь высотой
бутылочка едва достигала трех миллиметров, но в
ней оказалась пробка, наклейка и содержимое.
Когда же занялся синий прохладный
рассвет и незнакомыми голосами запели
инопланетные птицы, Минц растолкал Удалова и
сказал:
— Пора.
Удалов с некоторого похмелья помотал
головой и спросил:
— Чего пора?
Минц показал на спящих
товарищей-космонавтов.
— Вытаскиваем их на поляну и вкалываем
увеличитель. Через несколько минут мы все
становимся обычного размера.
— Ясно, — согласился Удалов. — А
корабль?
— Для корабля мне выдали надувную копию,
— Минц перекинул через плечо сумку со сложенным
кораблем-гигантом.
С немалым трудом они вытащили крепко
спящих космонавтов на лужок. Минц притащил
медицинский ящичек.
Только он собрался сделать уколы для
увеличения космонавтов, как кусты неподалеку
раздвинулись и незнакомый голос произнес на
космолингве, к счастью, знакомом Удалову:
— Добро пожаловать на планету Столоки.
Мы поисковая партия, наблюдавшая спуск вашего
замечательного корабля в наш заповедный лес.
Удалов выпрямился и сделал шаг
навстречу дружественно расположенным
аборигенам.
«Ну слава Богу, — подумал он. — Они
оказались нормального роста».
Он посмотрел на Минца, который так и
остался сидеть на корточках возле спящих на
траве космонавтов, и увидел на лице профессора
выражение крайнего изумления.
Он переводил взор с профессора на
скромно, по-походному одетых аборигенов, которые
мило улыбались...
Удалов пошел к туземцам, протягивая
руку.
Рукопожатие получилось теплым,
дружеским, настоящим.
— А это профессор Минц, — сказал Удалов,
указывая на друга.
Тот стоял со шприцем в руке, и с иглы
капал ценный увеличитель...
И только тогда Удалов понял, что местные
жители — это не «нормальные» туземцы, а очень
маленькие туземцы, такие же, как Удалов, Минц и
космонавты. И нет нужды никого увеличивать.
* * *
Удалов снимал встречу, дабы
впоследствии утереть нос американцам, его
настроение улучшалось. Куда хуже было бы, окажись
братья по разуму скорпионами или
гигантами-циклопами. А ведь и те, и другие в
галактике существуют, занимаются науками и
культурой, ходят на свидания и не подозревают о
своем страшном уродстве. Может, даже считают нас,
людей, не очень-то красивыми.
Пять дней пребывания на планете Столоки,
как называли ее жители крупнейшего из
континентов, пролетели, как сон. Космонавты и
консультанты питались как на убой, посещали
увеселительные заведения, а также школы, фабрики,
заводы и фермы. Хозяева были откровенны и
доброжелательны. Они предложили установить
дипломатические и торговые отношения,
обмениваться студентами и попросили оказать им
помощь в развитии новой технологии.
Минц с Удаловым взяли на себя
официальные мероприятия, а молодые Петры
пропадали неизвестно где и даже ночевать на
корабль не являлись. Это было грубейшим
нарушением дисциплины, Удалов хотел было собрать
всю группу и обсудить поведение молодежи, но Минц
возразил.
— Зачем, — сказал он, — изображать из
себя тоталитаризм.
— Не лежит у меня душа к этим гулянкам.
Ох, плохо это кончится.
И вправду, это кончилось не очень хорошо.
На шестой день космонавт Петр Гедике
заявился к ужину с молодой зеленоватой особой с
небольшим третьим глазом во лбу, но в остальном
простой девушкой. Девушка смущалась и зеленела
еще больше.
— Мы полюбили друг друга, — просто
сказал Петр.
Девушка потупилась.
— Ну блин! — сказал Иванов.
— И что же вы предлагаете? — спросил
профессор Минц.
— Жениться, — сказал Гедике.
— Этого еще не хватало! — воскликнул
профессор. — Да вы понимаете, что говорите!
— Понимаю. Но Гругена настаивает.
Минц посмотрел на Удалова. Удалов на
Минца.
— А ничего в этом плохого нету, — сказал
Гедике. — Ну, привезем мы с собой
представительницу другой планеты — нам же за это
спасибо скажут. Тогда американцы уж точно
утрутся!
— Молодой человек! — строго заметил
Минц. — Вы ошибаетесь, если полагаете, что наш
полет осуществляется в пику Западу. Он
осуществляется с научными целями.
— Во блин! — сказал Петр Иванов.
— А может, мы отложим свадьбу? — спросил
Минц. — Вы ведь даже взаимную генетическую
совместимость не выяснили!
— Любовь все превозможет, — сообщил
Гедике.
Невеста висела на его локте, как спелая
груша.
— Но что вас так торопит? — спросил Минц.
— По законам нашего общества, если он не
женится, мне придется утопиться, — сообщила
невеста.
— Не может быть! — удивился Минц. —
Такое гуманное общество...
— Для кого гуманное, а для меня
сволочное, — ответила девушка. —
Живем здесь, как в четырех стенах,
отстаем в прогрессе, даже кино не изобрели, а
чтобы из Галактического центра попросить —
ни-ни! И все эти проклятые старцы!
И она с неприязнью поглядела на Минца.
— Если ее утопят, я тоже утоплюсь, —
заверил Гедике.
Гругена зарыдала, Гедике заплакал, и
даже Иванов капнул скупой мужской слезой.
— Придется брать, — сказал Минц. — Но
тогда приготовьтесь выслушать горькую правду.
Сначала скажите: известно ли вам, что наша страна
переживает временные экономические трудности?
— Читали, — ответил Гедике. — Только при
чем здесь любовь?
— А при том, что в естественном
состоянии ты не смог бы поцеловать свою невесту,
потому что случайно проглотил бы ее.
— Во блин! — Петр Иванов даже зажмурился
от отвращения. Гедике страшно побледнел.
И тогда, понимая, что отступать некуда,
Минц рассказал собратьям по полету всю горькую
правду.
Наступила тишина, прерываемая лишь
редкими короткими вздохами невесты.
Потом Гедике сказал:
— Могли бы нам довериться с самого
начала. Я ведь успел в комсомоле побывать.
— И в пионерах, — добавил Иванов.
— Правительство полагало, что стресс,
вызванный страхом остаться в миниатюрном виде,
будет слишком сильным...
Экспедиция оказалась в страшном
положении.
Можно отвезти Гругену домой, на Землю.
Кажется даже, что такой выход устраивает всех.
Его одобрит и Президент.
Но подумайте: на Земле космонавт просто
обязан стать снова большим, иначе всемирный
обман будет разоблачен, и на нашу страну падет
тень, а Президент станет посмешищем в
реакционных кругах и среди радикалов. Значит,
Гедике будет давать пресс-конференции, выступать
по телевизору, писать отчеты о полете, а где будет
его жена? В спичечном коробке? А где окажется его
ребенок, который, по словам невесты, должен
родиться уже в этом году?
В том же коробке!
Тут невеста зарыдала. И сказала, что
лучше утонет на родине, чем станет насекомым на
планете мужа.
— Есть другой вариант, — сказал Минц. —
Гедике остается здесь.
— То есть как это я остаюсь здесь? —
возмутился космонавт. — Меня товарищи ждут, мне
звезду Героя должны дать, очередное звание
присвоить, меня за границу, наверное, пошлют... а
вместо этого меня будут судить! За дезертирство с
космического фронта.
— Дорогой! — взмолилась невеста. —
Неужели все это важнее, чем наша любовь? Папа дает
нам виллу на берегу моря и яхту. Ты давно хотел
иметь яхту, не так ли? Я рожу тебе пять или шесть
богатырей...
— Нас ждут, — сказал Минц, который
полагал, что ничего хорошего из этого брака не
выйдет. — Вся страна приникла к телевизорам. Ведь
пленки, на которых снят наш прилет и встреча, уже
получены на Земле.
— Придется возвращаться, — печально
вздохнул Гедике. — Сначала долг, а потом любовь.
— А если мне придется утопиться? —
спросила невеста.
— Полетишь с нами, — сказал Гедике. —
Обойдемся без яхты. Нам правительство подарит и
виллу, и катер, и верхового коня. Лев
Христофорович, у вас найдется еще немного
средства, чтобы привести Гругену в крупный
человеческий размер?
— Ох, не знаю, получится ли! — развел
руками Минц. — Средство испытано только на людях.
А вдруг не получится?
Тут зазвонил телефон. Незнакомый голос с
иностранным акцентом спросил:
— Здесь ли находится известный
космический путешественник Корнелий Удалов?
— Это я. А вы кто?
— Ты что, не узнаешь старых друзей?
Необычный акцент, певучие интонации
вызвали в памяти Удалова образ старого знакомца,
с которым он общался на Съезде Обыкновенных
Существ Галактики несколько лет назад, когда
Удалов удостоился почетного звания Самого
Среднего Обитателя Галактики. Разумеется, на
Земле Удалов об этом не распространялся, да и
жена Ксения не одобряла той его поездки, но
сейчас он искренне обрадовался, услышав голос
кузнечика Тори.
— Надо встретиться, — сказал Тори. — Я
для этого специально из Центрального
разведуправления сюда флопнул. Даже уменьшиться
пришлось. Спускайся на улицу, выйдешь в скверик,
садись за розовым кустом на третью скамейку
справа. Нас не должны видеть вместе.
Удалов мысленно улыбнулся
таинственности, которую так любит напускать на
себя кузнечик. Но спорить не стал.
* * *
На улице было пасмурно, дул осенний
ветер и нес над мостовой желтую листву. Розовый
куст, за которым стояла нужная скамейка, уже
отцвел, и лишь последняя алая роза печально
осыпала лепестки на жухлую траву.
— Ну, старик, ты совсем не изменился! —
раздался пронзительный голос.
К Удалову подбежал, подпрыгивая, зеленый
кузнечик, одетый аляповато и ярко. Он уткнулся
твердым носом в живот приятелю и всхлипнул от
радости. Удалов тоже растрогался.
Они уселись на скамейку.
— Я как увидел в сводке нашего
Разведуправления, что на Столоку прибыл
миниатюрный кораблик с Земли, то решил, что не
иначе как вы с профессором Минцем что-то
придумали! Ведь раньше звездных экспедиций Земля
не посылала.
— Ты прав, — сказал Удалов. — А ты почему
сводки смотрел?
— Я теперь в Разведуправлении
Галактического центра. Специалист по России!
— Ну какой же ты специалист?
— Не хуже других, — обиделся кузнечик. —
После того как я твоим переводчиком работал, мне
полное доверие в Центре.
— Ну спасибо, — сказал Удалов. —
Искреннее спасибо, что вспомнил меня, прилетел
поздороваться...
— Ты дурак, Удалов, — с грубоватой
прямотой возразил ему кузнечик. — Если бы только
поздороваться, мы бы с тобой в таверне «Жареный
Индюк» встретились. А если я тебя на секретную
встречу вызываю, значит, есть обстоятельства.
— Что же, говори, — вздохнул Удалов.
Он-то надеялся посидеть с Тори, поговорить,
вспомнить молодость. А тот опять о делах...
— Скажи мне, друг, — спросил кузнечик. —
Вы уже отослали на Землю кассету с кадрами вашей
встречи?
— Отослали, — ответил Удалов.
— Плохо, — сказал кузнечик. Он задумчиво
водил носком башмачка по песку, вырисовывая на
нем загадочный узор.
— А что случилось? — встревожился
Удалов.
— Я тебе этого говорить не должен, —
признался кузнечик, поворачиваясь к Удалову и
внимательно глядя на него неподвижными
выпуклыми глазами. — Но Тори никогда не предавал
друзей.
— Не томи! — взмолился Удалов.
— Мы получили по своим каналам
информацию. На тайном совещании в верхах принято
решение вас ликвидировать.
Кузнечик вздохнул и поднял к небу
выпуклые глаза.
— Зачем нас ликвидировать, если мы —
гордость нашей необъятной родины?
— Минутку, — сказал Тори и большими
прыжками умчался следом за большой разноцветной
бабочкой.
Минуты через три он возвратился, стирая
платочком с углов рта цветную пыльцу.
— Я только поглядел, — сообщил он, — не
занесена ли она в Красную книгу?
— Что ты говорил о секретном совещании?
— спросил Удалов.
— Как обычно. Собрались генералы и
некоторые секретные академики, а также
представители Службы безопасности и решили, что
вам придется героически погибнуть на подлете к
Земле.
— Но почему же? Мы полностью выполнили
задание, даже невесту везем!
— Фильм ваш на Земле. Весь мир знает о
вашем полете. Америка, считай, в полном трауре.
Польша отказалась в НАТО вступать. Самое время
вам героически погибнуть.
— Я все равно ничего не понимаю!
— Скажи, ты иногда выпиваешь? — спросил
кузнечик.
— Только за компанию.
— А космонавт Петр Гедике во сне
разговаривает?
— Представления не имею.
— А профессор Минц воспоминания не
начал писать?
— Вроде что-то такое...
— А инопланетная невеста будет держать
язык за зубами?
— К чему ты клонишь?
— Компьютеры подсчитали, что кто-то из
вас обязательно проговорится. И довольно скоро. И
тогда секрет минимизированного космического
полета выплывет наружу. И будет громадный ущерб
престижу России. Хуже, чем если бы и не начинали.
— Нет, — заявил Удалов. — Президент
этого не допустит!
— Президент уже три дня в отпуске, —
сказал кузнечик. — Позже Президенту сообщат
неприятные новости. Так и так — героически погиб
твой друг Удалов. Президент всплакнет, велит
бюсты поставить на родинах героев...
— Как нас уничтожат? — Удалов вдруг
поверил кузнечику и ужаснулся.
— На подлете. Ракетой собьют. К тому же
должен тебе сказать, что деньги, которые на
полномасштабную экспедицию выделили — между
прочим, треть годового бюджета, — уже
разворовали.
— Нет, я не могу поверить! Я отказываюсь
поверить!
— Можешь послушать на досуге запись
переговоров о вашей ликвидации. — Тори протянул
Удалову кассету.
Удалов собрал товарищей по полету. Он
боялся, что они поднимут его на смех, обвинят в
трусости или даже в отсутствии патриотизма.
Но космическое путешествие делает людей
мудрыми.
Выслушав удаловскую информацию,
помолчали.
Петр Гедике крепко сжал руку невесте.
Она прильнула к нему.
— Ну и что делать, блин? — задал вопрос
космонавт Иванов.
— Мне грустно признавать такой вариант,
— сказал Минц, прикинув в уме вероятность
предательства, — но все к этому шло, и только
такой доверчивый старый дурак, как я, умудрился
не предусмотреть самой простой возможности.
— Звони папе, — обратился Петр Гедике к
своей невесте, — скажи старику, что я согласен на
яхту.
Невеста Гругена счастливо засмеялась и
кинулась к телефону.
Космонавт Иванов, как человек военный,
вдруг сказал целую речь.
— Корабль, блин, запускаем в режим
автоматического полета. В сторону Земли, но без
экипажа.
— А экипаж? — спросил Удалов.
— Экипаж в составе Петра Гедике и меня
остается на постоянное жительство на планете
Столоки, учитывая удовлетворительные жилищные
условия.
На прощание все вместе пошли в таверну
«Жареный Индюк», пели песни, клялись в вечной
дружбе, хмельной Тори приставал к официанткам,
повар набил ему физиономию.
На следующий день расстались.
Космонавты остались на Столоке, а
консультантов Тори на своем служебном корабле
доставил на Землю.
Они успешно миновали космические
заслоны и опустились на опушке леса у Великого
Гусляра.
— А может, передумаете? — спросил на
прощание Тори.
Минц сделал укол себе, Удалову, а Тори
остался малюткой.
Пока они увеличивались, Тори сказал:
— Боюсь я за вас.
— Не бойтесь, — возразил Минц. — Ведь
для всех, кроме Президента, мы оставались в
Великом Гусляре. Нас же нет в списке космонавтов
— ни живых, ни погибших.
— Мое дело предупредить, — сказал Тори и
улетел в Галактический центр. А Минц с Удаловым
пошли к автобусной остановке — им еще минут
двадцать надо было ехать до Пушкинской улицы.
|