Вершинин Л. У подножия вечности: Роман. – М.: АСТ, 2000. – 384 с. – (Заклятые миры). 7000 экз. (п) ISBN 5-17-002103-8
Прочитала эту книгу и подумала: что же это за роман такой фантастический – не классическая НФ, не киберпанк, не фэнтези… Или все же фэнтези? Ведь магический предмет здесь присутствует – камень, обладающий невероятной силой, камень, что Сновидом звался язычниками, а православные Божидаром нарекли. Есть в романе и ведуны, и обитатели небесных сфер. Хотя на всем этом внимание не акцентируется. По бытовому случается волшебство, привычно. Ну, сходил Великий Шаман Кокэчу в вышний мир, прошел Семь Небесных Сфер и предстал пред Синевой. Что делать? Должность у него такая шаманская. И в наши дни люди с увлечением читают истории из книги Моуди "Жизнь после смерти", а шаманам сам Бог велел камлать и гулять по параллельным пространствам. Гадания княгини Агриппины Васильевны о муже своем, да о стольном граде Владимире также не являются чем-то необычным. Не только в художественной литературе, но и в реальной жизни находятся такие, кто в ночь перед Рождеством или в какую другую ночь ставит зеркала и зажигает свечи, ожидая увидеть в отражениях свое будущее. Приводится в этом романе и еще одна версия о сотворении мира, еще одно понимание Бога: "Некогда было ничто, а сверх этого ничего не было. И ОН был один в пустоте, и сам был пустотой, и шел сквозь пустоту…" Но при чем же здесь фантастика?..
Скорее, книга эта – исторический роман с элементами мистики о Древней Руси и монголо-татарском нашествии. Роман необычный: в нем нет традиционного разделения на правых и виноватых. По Вершинину, и у завоевателей есть своя логика, а их поступки объясняются не врожденной злобой, но воспитанием и культурой. И жестокий ноян-у-ноян Ульджай, осаждающий малый урусский град Козинец, и инок Феодосий, читающий молитвы о спасении этого самого Козинца, одинаково ищут истину и справедливость. А динамичный сюжет, удачно показанная мозаика культур, психологические нюансы в отношениях между персонажами – только антураж, призванный оживить повествование, дабы потом Главная Истина не показалась нам банальной и скучной. Автор, безусловно, добивается своего, и роман читается легко и быстро.
Начинается книга с предсловья. Нет, не с предисловия, а именно с предсловья, что предшествует Слову. Невольно вспоминается библейское "В начале было Слово" – тем более что и название произведения этому способствует. У подножия вечности – как у начала времени… Главы романа названы в духе древних сказаний: "Слово о княжьей казне и великой напасти", "Слово о белом кречете и черном коршуне", – и потому легко вписываются в контекст древнерусской литературы и продолжают ассоциативный ряд "Слова о полку Игореве" или "Слова о законе и благодати". Но финальное "Слово о начале начал и конечной сути" стоит особняком. Мы вдруг резко и без предупреждения переходим из прошлого в настоящее. Я имею в виду не содержание, но исключительно манеру письма: повествование, стилизованное под древнерусский говор, вдруг перенимает язык футуристов. Та же игра слов. Шрифтов. Точек. Смысла и бессмыслицы:
соединив сомненье с простотой
этот сон сам стал созидать сны,
но, создавая, не играет ими
как положено, как должно, как следует…
Использовать наследие футуристов в историко-мистическом романе? Такого, кажется, еще не было…
