Дяченко М. и С. Магам можно все: Роман. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. – 400 с. – (Нить времен). 10 100 экз. (п) ISBN 5-04-006987-1
Если ввести понятие "горизонт романа", определив таким образом массив нравственных, философских и психологических проблем, которые авторы ставят перед своими героями, то мы увидим, что Марина и Сергей Дяченко постоянно меняют расстояние до этого горизонта. Горизонт романов "Ведьмин век", "Пещера" и "Армагед-Дом" охватит и социальные конструкции; в горизонт "Скрута", "Шрама" и "Казни" попадут лишь личные кризисы персонажей. От книги к книге меняется масштаб событий и ракурс, в котором показан герой: общий план, потом камера берет крупно лицо, потом опять широкая панорама... Но человек у Дяченко никогда не растворяется в "народных массах", их герой всегда централен, авторы никогда не выпускают его из кадра. Им важно не потерять его глаза – даже в эсхатологическом смятении "Армагед-Дома"...
Новый роман "Магам можно все" – одно из самых камерных произведений Дяченко, его действие происходит на пространстве одной-единственной человеческой души. Маг Хорт зи Табор путешествует, вступает в противоборства, участвует в заговорах, расследует преступления – но читатель никогда не отпускает его далее протянутой руки. И тема этого романа тоже определяется непривычно четко, одним коротким словом – Кара.
Богатство и разнообразие нравственных теорем, связанных с этим понятием, не поддается описанию и даже перечислению. Право на возмездие. Милосердие обвинения. Палач и жертва. Преступление как кратчайший путь к торжеству справедливости. Ответственность за вынесение приговора. Мужество того, кто должен исполнить предначертанное. Страшная обязанность решать за других...
Красота этого романа сродни жестокой рыцарской поэтике поисков Грааля: чтобы обрести Чашу, Галахад должен отказаться от слишком многого, фактически – должен перестать быть человеком. И хотя именно он совершил величайший рыцарский подвиг, лучшим рыцарем Круглого Стола все равно остался Ланселот, его отец, который предпочел предать короля, но не предать свою любовь. Непримиримое противоречие нравственных запретов, кровавое столкновение чести и долга...
Именно таков и Хорт зи Табор. Впрочем, к рыцарской романтике этот герой почти равнодушен. Он прагматичен и эгоистичен – но храбр, решителен, силен и жесток. Он слишком свободен, чтобы кому-то служить, и слишком свободен, чтобы делать рабов из других людей. Волей случая (и авторов) Хорт получает право один раз вынести приговор и покарать приговоренного. Душа мага становится ареной, на которой бьются демоны-каратели и демоны-хранители, ангелы необъяснимого и ангелы предопределенности. Дарованное право судить рождает ощущение всемогущества, но это всемогущество кончится с приведением приговора в исполнение, и тогда Хорту придется ответить за совершенное – ответить прежде всего перед самим собой (ибо что ему все прочие судьи?). Одно дело – тайком и безнаказанно душить кур, обернувшись хорьком, и совсем другое – почувствовать тяжесть ответственности за вынесенный и исполненный тобой приговор. Останется ли он, судья и палач, после этого таким же свободным, как прежде?
Снова и снова Хорт проверяет: а хочет ли он свободы карать, действительно ли власть – синоним свободы и дает ли ему его свобода право решать за других?
Решать за других... Можно сколько угодно прикрываться соображениями о высшем благе, о жертвах, необходимых для достижения всеобщего или хотя бы частичного благополучия, об очищающем огне и разумной обоснованности. Этим можно обмануть других – но не себя. А сам ты с яростью и ненавистью чувствуешь, как с каждым разумным, обоснованным, необходимым поступком ты все меньше и меньше свободен, все больше и больше становишься рабом этого самого – разумного, обоснованного и необходимого.
Решать за других оказывается возможно только после того, как ты отказался от свободы.
Но право отказаться от свободы – это тоже обязательное условие той же свободы. Нужно лишь сознавать, от чего и почему ты отказываешься. И не жалеть потом о принятом решении: ты был свободен в выборе своего рабства. И, кстати, рабство ли это? Или – осознанная необходимость?
Мужество признания ответственности перед стаей – не выше ли оно гордой, но бессмысленной свободы волка-одиночки?..
Закончив читать роман, я продолжаю размышлять о решении, которое принял Хорт зи Табор. И о том, как он его принял. И – он ли? Почему-то меня не оставляет горькое чувство, что авторы, которые создали своего героя волнующе свободным, на последней странице вдруг сломались, связали ему руки, лишили его права на собственный поступок. Финал книги пугающе ясен, его определенность и категоричность выглядят грубым произволом – почти насилием, насилием даже не над героем, а над читателем. Надо мной. Авторы не поняли (не поняли!), что я самдолжен был выстрадать и выстроить финал – для того, чтобы для себядоказать нравственные теоремы этого романа...
Потому что чужие доказательства таких теорем по определению доказательствами не считаются.
