— Не мог сам открыть? — отпирая дверь, спросила Вика. Она была в фартуке, руки — в фарше. Я отдернул палец от звонка, словно ребенок, позвонивший в чужую дверь и пойманный на проказе.
— Ключ забыл.
— Неси все на кухню…
Вика вернулась к котлетам — первая партия уже жарилась. Я торопливо вывалил овощи в ящик холодильника, поставил водку в морозильник, масло поставил на стол. Спросил:
— Помочь?
Вика искоса посмотрела на меня. Потом — на часы.
— Не надо. Если хочешь, ныряй. Только поставь таймер на полчаса, поможешь на стол накрыть.
Неловкость и стыд кольнули меня — стремительно и мимолетно.
— Точно не надо помочь? — подстраховался я.
— Если ты так настаиваешь… — Вика не закончила. — Да иди, ныряй, что я, картошку сама не почищу…
— Угу. — Я выскочил из кухни. Полчаса. Таймер. Помочь накрыть на стол.
Компьютер ожил, едва я коснулся мыши. Монитор еще не успел прогреться, когда я натянул комбинезон, подключил кабель к разъему на поясе, надел шлем.
Пальцы пробежали по клавиатуре.
deep
Ввод.
И бешеная радуга, порождение нечаянного гения Димы Дибенко, вспыхнула на экранах виртуального шлема.
Все дело именно в ней, в дип-программе. В этих хаотичных переливах цветов; разгорающихся и гаснущих звездах; радужных каплях, расплывающихся по экранам, будто брызги бензина на воде. Без нее глубина мертва. Только дип-программа превращает схематичный виртуальный мирок в осязаемую и убедительную реальность. Никто до сих пор не смог объяснить, как взаимодействуют с сознанием и подсознанием цветные блики на экране, почему дип-программа работает на любых компьютерах и почти любых видеокартах, почему домысленные детали виртуального мира так похожи у людей любого возраста, пола и культуры. Выпущены в свет тысячи монографий и популярных книг, бодро шлепаются статейки в газетах и журналах, в академических лабораториях и секретных лабораториях велись и ведутся эксперименты…
Все тщетно. Есть дип-программа, которая работает. Есть программы, порождающие практически ту же картинку на мониторе, но не дающие эффекта. И никто не в силах объяснить, почему работающая только со зрением дип-программа великолепно действует на дальтоников, но бесполезна для людей с врожденной глухотой.
Глубина…
Первый миг — самый трудный. Я встаю с кресла, уже не связанный путами кабеля. Смотрю налево, направо…
Комнатка дешевого отеля. Можно даже сказать обиднее — комнатка совковой гостиницы. Койка, тумбочка, гардероб. Стол с компьютерным терминалом, крутящееся кресло — единственная деталь, не укладывающаяся в аскетичный интерьер. Дверь, на ней — почтовый ящик, рядом — заботливо приготовленная мусорная корзина. Окно, за ним улочка, пустынная и унылая.
— Привет, — говорю я.
Глубина молчит. Ну и не важно. Мы не гордые.
Зачем я здесь? Именно сейчас — зачем? Когда Вика, только что пришедшая с работы, возится на кухне с обедом для гостей — не только ее, но и моих гостей, между прочим. Когда свободного времени — полчаса… черт, а ведь таймер так и не поставил…
Она ведь ждала, что я ей помогу. Отмахнулась от ритуально предложенной помощи, но ведь ждала. Сознавать, что поступаешь как сволочь, обидно. Но это уже почти привычная самообида. Сладенькая и мерзкая, как страдание мазохиста.
— Полчаса. — Я словно приказываю себе. — Нет, четверть часа.
Открываю почтовый ящик, проверяю накопившуюся почту. Десяток рекламных листков, пачка газет, три письма. Ничего важного.
Но зачем-то же я нырнул?
Поработать?
Смешно. Слишком мало времени.
Дообедать?
Зачем, когда меня ожидает настоящая еда.
Пообщаться?
С кем и самое главное — для чего?
Я вдруг осознаю, что стою посреди комнатки, кусая губы и глядя на выброшенную в корзину почту.
Что потащило меня в глубину?
Упокой, Господи…
В глубине не умирают. Нет, всякое бывает, конечно. Слабое сердце может не выдержать нагрузки. Если кто-то исхитрится отключить контрольные цепи, то возможен болевой шок от придуманной раны. Но к “хакеру небесталанному” это все вряд ли относится.
А ко мне-то — каким боком?
Хакер полез на охраняемую территорию. Был замечен и убит — в глубине. Умер и в реальном мире… вполне вероятно, что его отследили очень быстро, и посланные бандиты взяли его тепленьким прямо у машины, в шлеме и комбинезоне. Да. Скорее всего так оно и было. Не он первый, не он последний, пострадавший за виртуальные грехи от вполне реальных бритоголовых охранничков.
Но что-то ведь держит меня, дергает, тревожит…
Открываю дверь, выхожу в коридор гостиницы. Оглядываю себя. Серенькое, неприметное тело мотоциклиста годится лишь для скоростного передвижения по улицам. Сейчас мне нужно что-то другое.
Конечно, если действительно нужно.
Я стою, привалившись к выкрашенной унылой зеленой краской стене. Такой красят сортиры в дешевых многоквартирных домах. Краска в потеках, кое-где шелушится. Лампочки под потолком тусклые, пыльные. Гостиница переживает не лучшие времена, большинство предпочитает входить в виртуальность из собственных домов, а не из таких вот свинарников.
Что я делаю…
Зачем мне все это?
— Вам плохо?
Оборачиваюсь — коридорный подошел совсем неслышно. Только раньше я его все равно бы заметил…
— Нет, спасибо.
Облик коридорного стандартен — “внимательный клерк”. На работе не возбраняется использовать тела собственной работы, но многие предпочитают стандартные. Особенно если работа скучная и постылая, вроде грузчика, продавца, работника гостиницы…
— Вы первый раз в глубине? Вам помочь?
— Спасибо. Все в порядке.
Понял. Кивает и уходит. Докучать не принято, по крайней мере служащие это понимают…
Решиться трудно. Очень трудно. И все-таки я иду по коридору, поглядывая на номера, косо прикрученные к дверям.
2008
Легонько дергаю ручку. И ничуть не удивляюсь, что номер не заперт. Свободно, можно вселяться…
А чего я хотел? Чтобы гостиница сохранила за мной комнату, которую я перестал оплачивать год назад?
Дальше…
2017
Дверь заперта.
Это еще ничего не значит, совсем ничего. Оплата была на пять лет вперед, но по ломаной кредитке. В любой момент могло открыться, что за эту комнату гостиница получает плату со своего же счета.
Номер могли отдать другому посетителю виртуальности. А могли сообщить в полицию — и тогда стоит лишь открыть дверь, чтобы влипнуть в засаду.
Я мысленно повторяю все это, а руки заняты чем-то своим. Ощупывают дверь, сдвигают заслонку замка, касаются клавиш.
Двенадцать цифр, составляющих код, — да я их уже и не помню… наяву… А пальцы — помнят. Я еще медлю мгновение, прежде чем нажать ввод.
Замок щелкает, открываясь.
Комната почти такая же, как в моем постоянном номере. Только картина на стене нарушает однообразно-дешевый уют. Это не стандартная репродукция старых мастеров, которые так любят лепить на стены в глубине. Не Айвазовский, не Шишкин, не Дали.
Стою на пороге, пытаясь овладеть собой. А где-то в груди стучит холодный метроном.
Засада — или все в порядке?
Полицейский участок — напротив гостиницы. Минута, две, никак не больше.
В коридоре по-прежнему тихо и пустынно. Стражей порядка нет. Ломаный вход выстоял почти два года. Надо же… Хорошо Маньяк поработал.
Надо просто войти.
И вдруг я понимаю, что не могу, не в силах этого сделать.
Войти сюда — все равно что открыть старый фотоальбом, все равно что поставить в видеомагнитофон полузабытую кассету. Это — прошлое. Мертвое. Похороненное, оплаканное, забытое.
Никогда не возвращайся по своим следам. Там ждут лишь тени.
Глубина дарит эту возможность с необычайной легкостью. Надежнее и ярче фото и видео. Прошлое всегда рядом. Только пожелай — оно воскреснет.
Вот только лишь Богу позволено поднимать из могил мертвецов.
Я притворяю дверь, осторожно, бережно, будто боюсь разбудить кого-то, спящего в пустом номере. Замок разочарованно щелкает, закрываясь. До моего номера — двадцать шагов по коридору, но я не могу сделать ни шага.
Глубина-глубина… а пошла ты…
Сняв шлем, я повесил его на крючок, когда-то специально укрепленный в стене. Пробормотал:
— Машина, выход.
Так, надо переодеться… встречать гостей в виртуальном комбинезоне, больше всего напоминающем одеяние сумасшедшего профессора из голливудского фильма, — невежливо. Раздевшись до трусов, я сложил комбинезон поаккуратнее, пристроил на подоконнике рядом с компьютерным столом. Глянул — стол в гостиной был уже накрыт. Прислушался — на кухне тихо. Позвал:
— Вика?
— Я в спальне… Ты уже?
Проигнорировав нарочитое удивление в ее голосе, я зашел в спальню. Вика переодевалась.
— Застегни…
Я помог ей застегнуть молнию на платье. Вика и впрямь прихорошилась. Даже волосы уложила.
— Долго я там был? — тихонько спросил я. Зарылся лицом в ее волосы. Вика дернула плечами.
— Нет, не очень. Минут сорок.
— Извини. Мне показалось, что от силы четверть часа.
— Ничего, я тебя ждала позже.
Я продолжал стоять, держа руки на ее плечах.
Когда между нами все сломалось? Когда превратилось в прошлое — куда можно заглянуть, но нельзя вернуться?
Не знаю. Не могу понять. Не заметил — оттуда, из глубины…
Самое обидное, что ведь внешне ничего не изменилось. Ни при людях, ни между нами наедине. Мы не ссоримся, не бьем посуду, не ругаемся по поводу денег, семейных обязанностей, алкоголя, приезда Викиной мамы или прихода моих друзей.
Все прекрасно. Девяносто процентов семей нам могут позавидовать.
И невозможно назвать словами то, что исчезло.
— Хочешь что-то сказать? — не оборачиваясь, спросила Вика.
Я помолчал секунду:
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя очень люблю. Как ты думаешь, мне надеть сережки?
— Надень… — Я даже не могу понять, чего больше в этой фразе — ухода от моих пустых и ненужных слов, или ответного знака… пару сережек с желтыми топазами я подарил ей перед свадьбой.
— А пойдет к синему?
— Мне кажется, да.
— Ладно… ты надень серые джинсы и клетчатую рубашку, ту, что моя мама подарила. Тебе очень идет.
Вика выскользнула из моих ладоней легко и непринужденно. Еще секунду я обнимал воздух, потом открыл шкаф. Джинсы были совсем новые, я зубами перекусил пластиковую нитку с этикеткой.
— А ножницы еще не придумали? — укоризненно спросила Вика.
— Нет. Для лентяев ножи и ножницы всегда дальше, чем собственные зубы.
В прихожей тренькнул звонок.
— Давай быстрее, я открою. — Вика бросилась из спальни, обронив на ходу: — И носки смени, не забудь…
— И вымой уши… — прошептал я, втискиваясь в слишком тугие, не разношенные джинсы. Где эта чертова рубашка? Мне она не нравится, но не надеть ее — обидеть тещу, а значит, обидеть Вику, значит…
Любой поступок, безразлично, чем он был вызван, тянет за собой целую цепочку следствий. А вот каких зависит совсем не от самого поступка, только от отношения к тебе.
— Андрей, спасибо… — донеслось из прихожей. Я застегнул рубашку. Воротничок жал, но, может быть, она и впрямь мне идет.
Ответная реплика Андрея Недосилова была едва слышна. Он всегда говорил негромко и мягко.
— Не заблудился? — спросила Вика. Андрей к нам приехал первый раз.
— Это я заблудился… — прошептал я. — В самом себе.
— Леня!
— Иду! — Я заправил рубашку и вышел в коридор.
Когда-то Андрей Недосилов был мне очень симпатичен. Он психолог, коллега Вики, занимается исследованиями глубины и всех феноменов, связанных с ней. Сейчас… сейчас даже не знаю.
— Леонид, добрый вечер. — Андрей здоровался так, будто мы с ним расстались пару часов назад, а не год назад на Московском вокзале в Питере, когда мы уезжали. В одной руке он держал укутанную в целлофан розу, в другой — бутылочку какого-то ликера.
— Не заблудился? — повторил я вопрос Вики.
— Все в порядке. У вас очень хорошо. — Он одобрительно обвел взглядом прихожую. — Чувствуется семейный уют и теплота.
Андрей — крупный, но того странного, массивного и мягкого типа людей, которых легко представить в массивном кресле или за трибуной перед притихшей аудиторией, но совершенно невозможно вообразить за штурвалом или с отбойным молотком. А еще он поразительно легко внушает доверие и уважение — первыми же словами, негромким и уверенным голосом.
— Проходи, — предложил я. — Так ты один?
— Мои ребята задерживаются. — Андрей сделал странный жест, будто собирался поправить несуществующие очки. Вот из таких маленьких деталей и складывается образ — лукавый ленинский прищур, ослепительная гагаринская улыбка, сдержанная леоновская печаль. Каждый неординарный человек придумывает — осознанно или нет — какую-нибудь метку: движением, мимикой, интонацией. И несет ее как знамя собственного обаяния.
— Как конгресс? — спросила Вика, забирая у него бутылку и цветы. — Леня, принеси вазу, ту, высокую…
— Крайне интересно. — Недосилов стал разоблачаться. Слово “раздеваться” к нему никак не подходило. — Витя Архонтов сделал любопытный доклад…
Я пошел за вазой, краем уха слушая отчет о конгрессе.
— Марк Петровский по-прежнему развивает свою тему… боюсь, ничего нового за прошедший год, хотя статистика собрана занятная…
Ваза была пыльная. Когда я последний раз дарил Вике цветы? На Восьмое марта… нет, потом еще летом… шел из магазина, старушка продавала гладиолусы, с дачи, по дешевке…
— Багрянов и Богородский поработали на славу, оценить сразу трудно, но результаты многообещающие…
Я поймал себя на том, что стою и медленно стираю пыль с горлышка вазы. Можно гордиться бутылкой вина, поросшей пылью, но уж никак не вазой для цветов…
— Плотников все в своем ключе… Многие критикуют, но я считаю перспективным это направление…
“Любопытно”, “занятно”, “многообещающе”, “перспективно”. Профессиональная этика, сдержанная и солидная…
— Виктория, а почему ты отказалась от участия в конгрессе? Тебе посылали приглашение?
— Теперь это уже не мой профиль, Андрюша… ты ведь знаешь. А как твой доклад?
— Тут не мне судить…
Они вошли в гостиную, а я бросил заниматься ерундой и двинулся с вазой в ванную.
— Какая тема?
Вика могла спрашивать сколь угодно непринужденно. Я все равно чувствовал ее тон, ее жадный интерес. Наверное, и Андрея ей не обмануть.
— “Неомифология на примере легенды о дайверах в субкультуре виртуального пространства”. Феномен уже исследовался, но, к сожалению, слишком некритично…
Я запнулся, но все же вышел из комнаты. Рванул дверь ванной. Пустил воду, сунул вазу под струю. Хрусталь звякнул, налетев на чугунный край ванны, но устоял.
Легенды о дайверах, значит?
Выплеснув мутную воду, я заново наполнил вазу и рванулся в комнату. Слишком поспешно, наверное, но Андрею и Вике было не до меня.
— Теперь точка поставлена?
— На данный момент — да. — Недосилов уже расположился на диване. Ерзал, устраиваясь поудобнее. С людьми он сживался моментально, а вот с пространством — нет. Есть люди, которые могут, войдя в чужой дом, сразу стать его частью, — будь то сверкающая и богатая квартира, или захламленная комната в коммуналке. Андрей к их числу не относился, наверное, только в своем доме он был адекватен среде. — Я собрал весь существующий материал о так называемых дайверах…
Сорвав целлофан, я сунул розу в воду. Вика тревожно глянула на меня, взяла вазу. Мгновенно изменилась в лице:
— Леня, ты что? Тут же кипяток…
Она метнулась в коридор, на ходу выдергивая несчастный цветок.
Я сел рядом с Андреем. Молча откупорил бутылку водки. Вопросительно глянул на гостя.
— Если позволишь… — Недосилов открыл предусмотрительно принесенный ликер, что-то ирландское, сливочное. Налил мутной белой жидкости в рюмку. — Виктория, что будешь пить?
— Поскольку у нас лишь водка, — сказала Вика, входя, — то ликер…
Черт. Забыл, что она просила взять вина или пива…
— Вика, в магазине ничего приличного не было… — пробормотал я.
— Да ничего страшного, — ставя розу посреди стола, отмахнулась Вика. — Андрей же догадался…
— За ваш дом, — положив себе ложку салата, сказал Недосилов. — Наконец удалось к вам выбраться…
Мы сдвинули рюмки. Проглотив тепловатую, но не слишком противную водку, я попытался представить следующие тосты.
За хозяйку. За хозяина. За гостя и его успешную научную работу. За страну и народ… нет, вначале за здоровье присутствующих, потом — за страну и народ. Потом за наш ответный визит.
Впрочем, я переоцениваю Андрея — он даже слабенького ликера выпьет не больше трех-четырех рюмок за вечер. Так что страна и народ могут быть свободны, до них очередь не дойдет.
— А как ваша работа? — закусывая ликер салатом оливье, спросил Недосилов.
Вопрос, похоже, в равной степени относился к нам обоим.
Мы с Викой переглянулись.
— Нормально, — ответила Вика. — Развитие пространственного и образного мышления у младших школьников… я ведь тебе писала. Использование глубины как корректирующей методики при нарушениях восприятия…
— Скоро докторская? — по-деловому осведомился Андрей.
— Ага, — легко ответила Вика.
— Позови на защиту, обязательно! И, давай, напишу хороший отзыв.
— А если тебе не понравится? — спросила Вика.
— Как мне может не понравиться твоя работа? — удивился Недосилов. — Я ведь знаю твой уровень! Леонид, а как у тебя дела?
— Работаю в крупной фирме Диптауна, — сказал я. — Специалист по транспортным операциям.
Андрей кивнул.
— Грузчик, — уточнил я.
Недосилов улыбнулся. Похоже, счел, что это сленг.
— Андрей, так расскажи, что там с дайверами? — спросил я. — Существуют они или нет?
Психолог наконец-то устроился удобно, обжился на диване. Вздохнул:
— Понимаешь, Леонид, исходя из картины мира, как совокупности базовых представлений общества и сопутствующих субкультур множества социальных микросред, существует абсолютно все. Реальность Кащея Бессмертного или Бабы Яги тоже нельзя подвергать сомнению — если рассматривать эти фигуры в контексте конкретной исторической и культурной обстановки. Что такое на самом деле мифология? Внесение в мир недостающих компонентов, оживших в человеческом сознании, но не имеющихся в материальной реальности. Согласен?
— Да, пожалуй.
Вика глянула на часы, встала, вышла на кухню, предупредив:
— Скоро будет горячее…
— Так вот, — Андрей, похоже, повторял какие-то фрагменты своего сегодняшнего доклада, — для создания полноценного, живого — именно живого, мифа, необходимы следующие обстоятельства. Первое: общество, или его организованная и устойчивая часть, должно нуждаться в данном мифе. Существовал ли этот фактор в начальном этапе созидания виртуальности? Конечно, в связи с несовершенством программного и технического оборудования. Многочисленные инциденты требовали мифа о спасителях-дайверах, которые найдут, помогут, защитят… Теперь второе! Должны наблюдаться те или иные реальные проявления действия мифологических персонажей. Зевс был реален для древних греков именно потому, что каждый видел молнии.
— Значит, и дайверов видели?
Недосилов погрозил мне пальцем.
— Не дайверов! Наблюдались события, которые можно было приписать дайверам. А именно, в ситуации, когда обычный человек не мог самостоятельно выйти из виртуальности, некоторые выходили. Как это могло быть воспринято? Только как существование особых людей, полностью контролирующих свое сознание и не теряющих контакта с реальностью!
— А как ты объясняешь эти случаи?
Андрей тихо засмеялся.
— Леонид… ну все ведь так просто! Я понимаю, ты регулярно бываешь в виртуальном мире, в этом самом Диптауне… ты свыкся с его сленгом, культурой, мифами… Но попробуй отрешиться и представить ситуацию здраво, с точки зрения нормального, здравомыслящего человека!
— Трудно, но попробую… — Я налил себе еще водки. С кухни доносился какой-то шум, я быстро выпил и поставил рюмку на место. Андрей деликатно сделал вид, что ничего не заметил.
А может быть, и впрямь не заметил…
— Вначале я пошел по ложному пути, — самокритично сказал Недосилов. — Я решил, что несколько догадливых молодых людей нарисовали на своих виртуальных одеждах специальные кнопки — кнопки выхода. Когда они нажимали их в виртуальности, то в реальном мире отдавали компьютеру команду на выход.
— Не пойдет, — сказал я. — Понимаешь, ты можешь нарисовать себе тысячу кнопок. На всех частях тела. Но сознание под действием дип-программы не поверит в их реальность. Это ведь очень сладкая иллюзия, глубина. Слаще героина. Ты будешь жать на кнопку “выход”, но не наберешь никакой команды наяву. И знаешь почему? Сделать это — признать нереальность глубины. Крыса, которой вживили в центр удовольствия электроды, не станет перекусывать провода. Она предпочтет давить на педаль и умереть от истощения. Люди ничем не лучше крыс.
— Согласен-согласен! — Андрей поднял руки. — Леонид, я ведь консультировался с великолепными специалистами по виртуальному миру. С теми, кто бывает там по несколько часов каждый день!
Я проглотил смешок. Конечно, когда тебе хвастаются, что знакомы с людьми, способными выпить стакан водки, хочется сказать, что можешь осилить пару бутылок. Но… как-то стыдно.
Сколько лет я прожил, выходя из глубины на несколько часов в день?
— Ошибочный результат не менее ценен, чем верный, — наставительно произнес Недосилов. — Я стал исследовать вопрос глубже. Если не может дать ответа фактор технический, то все дело в факторе человеческом…
— Ну да, — оживился я. — Естественно. Феномен дайверов и был именно человеческим. Они чувствовали грань между фантазией и реальностью…
Недосилов печально покачал головой:
— Вот сейчас ты излагаешь миф. Слепо доверяешься легенде. А почему, знаешь? Ты веришь в миф о героях-одиночках!
— Не понимаю, — честно признался я.
— Дайверы работали в паре, — со смешком сказал Андрей.
— Иногда — да, — сказал я. Вспомнил Ромку, поморщился, потянулся к бутылке. — Но в общем-то, они страшные индивидуалисты, и…
— Миф! — торжествующе произнес Недосилов. — Миф! Дайверы, так называемые дайверы, делали ставку именно на человеческую тягу к индивидуализму. Но сами они всегда работали в паре. Один пребывал в виртуальном пространстве. — Он сделал паузу. — А вот второй сидел рядом, наблюдал за происходящим на мониторе и в случае необходимости отдавал команду на выход!
— Но… — Я замолчал, пытаясь представить себе подобную схему.
— Понимаешь? — Недосилов, казалось, хотел покровительственно похлопать меня по плечу. Но его дистанция комфортности была даже больше, чем у японцев, он и руку всегда жал торопливо и вполсилы. — Весь секрет дайверов — работа в паре!
— Андрей, ты понимаешь, их работа была не из той… — Я замолчал. Не тот аргумент. Ну как ему объяснить, черт возьми… — Андрей, ну ты ведь был в глубине?
— Нет, конечно, — с ноткой удивления отозвался Недосилов. — Я исследователь, Леонид. Ученый, а не подопытный.
Проглотив “подопытного”, я продолжил:
— Ну тогда поверь мне, работа по описанному тобой методу не даст абсолютно ничего. Картинка на экране компьютера имеет мало общего с тем, что ты видишь и ощущаешь, находясь там. Никакой самый внимательный и умный партнер не способен понять, когда тебе на самом деле необходимо выйти из глубины.
— Тебе лишь так кажется, Леонид. — Андрей мягко улыбнулся. — А я говорил со специалистами. Они убеждены, что все происходило именно так. Более того! Эксперименты подтвердили, что схема действует!
— В отдельных случаях — возможно. — Я не пытался спорить с его правдой. Моя правда была диаметрально противоположна его, но это еще ничего не значило. — Но не во всех, уверяю тебя! Да и нельзя сравнивать нынешнюю глубину и ту, что была раньше! Два года назад большинство людей находились в Диптауне по телефонному соединению, через модемы. Скорость передачи данных была очень низкой, проработка мира на дисплее — минимальной. Зачем были нужны все эти компании, “Дип-проводник”, например, как ты думаешь?
— Для удобства виртуального перемещения, — спокойно ответил Андрей.
— Да нет же! Просто, пока ты ехал в такси по виртуальному миру, машина торопливо загружала данные о той точке, куда ты должен приехать. Сейчас это тоже происходит, но куда быстрее. А раньше по Диптауну путешествовали неспешно, и чем хуже у тебя была машина и телефонная линия, тем дольше приходилось ехать из одной точки в другую…
— Очень интересно, — кивнул Недосилов. — Я учту, спасибо. Но в целом ты не прав.
— Почему?
— Да потому, что ты находишься в плену мифа, Леонид! Ты слишком романтичен, пусть тебя не обидят мои слова. Это даже хорошо — романтика! Конечно, дайверы существовали. Как миф. Как элемент среды обитания. Как символ. А в какой-то мере даже физически — как хорошо сработавшиеся группы хакеров. Но не более того. Разберем, к примеру, самые известные легенды о дайверах. Те, что были сложены в конце начального периода освоения виртуальности, в золотую эру виртуального мифотворчества. Легенда о мосте из конского волоса и волшебном яблоке “Аль-Кабара”, легенда о Неудачнике, легенда о “Лабиринте Смерти”…
— Легенды? — тупо спросил я.
— Мальчики!
Мы посмотрели на Вику.
— Не ссорьтесь, а? — Вика поставила перед нами тарелки. — Лучше поешьте перед следующей рюмкой. А ты, Леня, налей мне водки.
— Ты ведь хотела пить ликер, — буркнул я.
— Я передумала.
Мы посмотрели друг другу в глаза.
Она все слышала. Или почти все. И понимает, что я сейчас испытываю.
Это — мы понимаем.
Несмотря ни на что.
— Спасибо, Вика, — сказал я. — Не хочется пить водку в одиночестве.
Мы даже успели выпить, перед тем как в дверь раздался звонок.
Где-то часов в одиннадцать я стоял на балконе с Васей и Володей, молодыми аспирантами Недосилова. В руке у меня была полная рюмка, в голове — шум, в душе — пустота.
— Итак, что мы имеем в результате? — доносился из гостиной голос Недосилова. — Как мы убедились, неквалифицированные программисты развлекательного центра “Лабиринт Смерти” допустили падение сервера. Признавать ошибку — значит получить взыскание. И тогда рождается версия, что всему виной был дайвер. Если разобрать остальные мифы, то мы обнаружим, что в основе каждого лежит некомпетентность, непрофессионализм, самомнение. В средние века проще было признать причиной эпидемии злое колдовство ведьм, чем потоки фекалий, струящиеся по улицам городов. В наши дни козлом отпущения стали несуществующие дайверы…
Я глубоко затянулся сигаретой, которую стрельнул у Володи. Курю я редко, но сейчас хотелось.
Ребята рядом жадно внимали голосу шефа. Правильно делаете, скоро станете кандидатами наук. Ниспровергнете все мифы, выправите кривду, подведете прочный базис под шаткую надстройку.
— А почему именно дайверы, а не хакеры? — спросила Вика. Она уже с полчаса сидела с рюмкой перед Недосиловым, слушая вдохновенный рассказ коллеги.
Интересно, Андрей не понимает, что его самого сейчас изучают?
— Хакерами мнят себя все, или почти все программисты, — моментально объяснил Недосилов. — Признать вину хакеров — все равно что расписаться в собственной некомпетентности. Другое дело — дайверы. Сверхсила, люди с особыми способностями. Им проиграть не стыдно... Виктория, ты ведь и сама занималась изучением дайверов?
— Мне это наскучило, Андрей.
— Зря, зря… Крайне любопытно.
— Но их ведь нет, Андрей.
Ирония в голосе была так глубоко, что я с трудом ее заметил.
— Реальность предмета исследований не важна, Вика! Исследование самоценно само по себе!
Я посмотрел на глубокомысленное лицо Василия. Кивнул ему, поднял рюмку:
— За важность несуществующего.
Мы чокнулись.
— Нам уже пора. — Володя посмотрел на товарища: — Скажи Андрею Петровичу… скоро поезд.
— Сам скажи, — огрызнулся Василий.
— Андрей! — обернувшись, крикнул я. — На поезд не опоздаете? Тут ребята волнуются!
Наступила неловкая пауза.
— Действительно… — сквозь тюль я видел, как Андрей неохотно отрывается от дивана. — Виктория, тебе надо приехать в Питер, попробуем освежить твои старые наработки. Обещаешь?
— Попробую. — Вика встала.
Собрались они быстро — и Недосилов, и его аспиранты. Вот что ценю в людях — это умение быстро прощаться.
— Леонид, рад буду вас видеть! — Андрей даже руку мне пожал необычайно крепко, видимо, и впрямь ему понравился вечер. Еще бы, после блистательного выступления на конгрессе — повторное выступление, перед когда-то известной, а ныне погрязшей в быту коллегой и ее наивным мужем…
— Взаимно, — ответил я.
Дверь за ними я запирал очень тщательно. Видимо, перебрал.
— Леня…
Я посмотрел на Вику. Она стояла, прислонившись к стене, как-то обмякнув и словно даже постарев.
— Меня нет, — ответил я. — Вика, нам же доказали? Меня нет и никогда не было. Я — легенда. Миф. Несколько абзацев в чужой диссертации.
Она молчала.
— Я не шел в Аль-Кабар. Я не вытаскивал Неудачника из Лабиринта. Я не прятался в публичном доме, ведь его хозяйка тоже не существовала в природе. Я лишь воплощение чужой некомпетентности. Человек, никогда не входивший в глубину, доказал это.
— Леонид, пойми, он очень талантливый ученый…
— Вижу.
— Он просто очень увлекается. Если принял какой-то тезис за истину, то никогда от него не отступит. Найдет опровержение всему, что не укладывается в теорию и доказательства самым сомнительным фактам.
— Прекрасный ученый…
— В одном он прав. — Вика посмотрела мне в глаза. — Дайверов нет. Теперь нет. И это надо признать.
Я мог бы сказать, что давным-давно это понял и признал. Но предпочел промолчать.
— Давай уберем завтра? — тихо сказала Вика.
— Давай.
— Пойдем спать?
— Не хочу… правда, не хочу.
— Сова… — негромко, с легкой-легкой насмешливостью произнесла Вика. И на миг мне захотелось наплевать на все.
Лечь спать. А завтра, рано утром, начать обзванивать знакомых — в поисках нормальной работы.
— Я не сова, — сказал я. — Не сова и не жаворонок. Таких зверей и не сыскать, как я сплю.
— Спокойной ночи, Леонид. — Вика повернулась и пошла в ванную.
— Спокойной ночи, — пробормотал я. Два года назад сама мысль, что я могу сесть за машину, когда Вика ложится спать, показалась бы мне чудовищной.
Как все меняется.
Когда дверь ванной закрылась и зашумела вода, я торопливо пошел в гостиную. Меня слегка вело — все-таки я выпил слишком много. На ходу я стянул рубашку и джинсы, бросил на диван. Ухватил со стола кусочек сыра, запил глотком апельсинового сока.
Комбинезон оказался влажным, давно пора хорошенько просушить… Я подключился к компьютеру, посмотрел, как оживает экран.
Меня нет. Никого из нас больше нет. Так?
Бешенство, холодное и яркое, начало закипать в душе.
Под ногами — желтый песок. Жарко, очень жарко, порывы ветра заставляют щуриться. Впереди — пропасть метров в сто шириной, за ней — восточный город. Минареты, купола, все в оранжево-желто-зеленых тонах.
Ничего этого не было? Точно?
Крутой обрыв, схваченный цепким покровом низкого кустарника. Очень сильный ветер, я щурюсь. Небо затянуто тучами. Река не то чтобы горная, но порожистая и быстрая. Вдали вьется стая каких-то крупных птиц — не знаю, каких именно, они никогда не подлетают близко.
Да не было этого! Не было!
Голубое пламя сверкает в траве, не сжигая и не отбрасывая теней. Звезда упала в ложбину между двумя холмами. Чуть дальше — нагромождение скал, совершенно неуместное здесь, словно вырванное из другого мира.
Это все придумано. Неопытными пользователями и бесталанными программистами, уронившими свой сервер. Новая мифология. А были и есть лишь пыльные экраны мониторов, перегретые от натуги компьютеры, остекленевшие глаза и застывшие лица людей, воткнувшие штекер своего виртуального комбинезона в дип-порт машины…
Пальцы коснулись клавиатуры. Я почувствовал, что до боли закусил губу. Сейчас Вика выйдет из душа и обнаружит меня на привычном месте — за компьютером, со скребущими по клавишам пальцами, со скрытыми шлемом глазами — глазами, привыкшими смотреть в никуда, в поток безразличных импульсов, струящихся по сети. Она посмотрит на меня, может быть, подойдет и поправит спутавшийся кабель, может быть, прикроет плотнее балконную дверь, чтобы не слишком дуло.
И уйдет, чтобы заснуть в одиночестве. Ее ноутбук, стоящий на тумбочке у постели, зря будет ждать хозяйку.
deep
— Таких зверей и не сыскать… — сказал я кому-то. Может быть, Недосилову, который, ерзая в такси, все объясняет что-то, водителю, своим внимательным аспирантам, холодной ночи вокруг…
Ввод.
Радуга, свернувшаяся кольцом, закусившая свой хвост.
