Шоки прибежал к площади одним из последних. Я молчал, тянул время, дожидаясь его. И лишь теперь, когда напряжение в толпе достигло высшей точки, заговорил:
— Я пришел дать вам Свет.
По-моему, очень здорово было сказано. Но Крылатые молчали, лишь взрослые, стоя отдельной группой, о чем-то переговаривались. Я набрал побольше воздуха и продолжил:
— Я из другого мира. Там светит Солнце. Там нет Летящих. Я пришел помочь вам...
Молчание. Лишь Шоки, протолкавшийся вперед, ел меня глазами.
Мне стало не по себе, но останавливаться было уже нельзя. Я посмотрел на Котенка, парящего рядом, и сказал:
— Это — Солнечный котенок, мой друг. Он создан из Света, для того чтобы помочь вам. Вы ослепили меня, но Свет дал мне новое зрение. Я не в обиде на вас. Я пришел, чтобы помочь.
— В чем помочь, Данька? — Шоки наконец-то нарушил молчание. И голос его был не удивленным или растерянным, а просто грустным.
— Вернуть Свет!
Шоки пожал плечами. Оглянулся на других Крылатых и пояснил:
— Как ты собираешься вернуть Свет, Данька? Наше Солнце умерло. Мы остались жить. Как ты собираешься вернуть Свет?
Если бы я знал...
— Надо разбить Летящих, — стараясь казаться уверенным произнес я. — Всего сказать я не могу, но вначале надо сделать это. Если все Крылатые из всех городов...
— Данька, ты знаешь, что такое Черный огонь?
Я взял Лэна за руку. Еще бы мне не знать...
— Да, Шоки...
— У нас равновесие, Данька. Мы не атакуем башни... во всяком случае так, как ты предлагаешь, все сразу и всеми силами. Летящие не сжигают наши города. Это равновесие, Данька. Если поступить по-твоему, то наши города сгорят как щепки в очаге. Вместе со всеми, кто не воюет: детьми, женщинами, взрослыми.
— Зато...
— Что "зато"? Что может быть за то, чтобы сгорели наши родные?
Я беспомощно посмотрел на Котенка — и поймал его взгляд. Ах да...
— Ваши города уже горят, Шоки! Мы были в башне Летящих и слышали их разговоры. Они собираются напасть на Крылатых. Собираются сжигать города!
Вот теперь толпа вокруг нас не молчала. Крылатые говорили что-то друг другу, мне, Шоки, Лэну, Котенку... Даже в ушах заболело от шума. Шоки поднял руку, и все понемногу затихли.
— Это провокация, — твердо сказал Шоки.
У меня холодок пробежал по спине от его тона. Я, пожалуй, ничего не смог бы ответить, но тут заговорил Котенок:
— Я тоже был возле башни! Я говорю от имени Света!
Шоки, собиравшийся еще что-то сказать, примолк.
— Кто-нибудь из вас считает, что Свет может лгать?
Тишина. Но Котенок ждал ответа, и Шоки неохотно сказал:
— Нет, Свет не лжет.
— Отлично. Тогда слушайте: я был возле башни Летящих и слышал их разговоры. Через пару дней ваши города будут пылать в Черном огне. Ваш единственный шанс — напасть первыми.
Котенок говорил так убедительно, что я невольно задумался — когда и где он это слышал? Летящие ведь не собирались нападать...
— Это провокация, — повторил Шоки. — Провокация Летящих. Они пытаются запугать нас. Я понимаю, что ты не лжешь, но и Свет может ошибаться.
Что-то было не так Крылатых не удивило наше возвращение, и мои исцеленные глаза, и Солнечный котенок...
— Да как вы можете нам не верить? — крикнул я. — Мы из другого мира! Нас послал Свет!
Во взгляде Котенка я поймал неодобрение, а Шоки даже не снизошел до ответа. Вместо него, протолкавшись сквозь толпу, ответил взрослый — пожилой уже, лет сорока.
— Мальчик, ты думаешь, что первым пришел "помогать нам"?
Отвечать смысла не было.
— Я был в твоем возрасте, когда в наш город приходил воин из королевства Тамал. Он тоже говорил, что послан Светом. Он звал нас воевать, клялся, что разрушит башню повелителя Летящих в одиночку. Его больше никто не видел.
— Если бы вы помогли ему... — начал я.
— Ему помогли. С ним ушла половина Крылатых города. Никто не вернулся.
Мужчина подошел ко мне, положил руку на плечо и сказал почти ласково:
— Ты хочешь нам помочь — спасибо за это. Ты обманывал нас поначалу — но доказал, что по праву надел Крыло. Я рад, что ты вновь видишь... и даже лучше прежнего, раз стоишь во тьме без очков. Я говорю от имени взрослых мужчин — но, думаю, и Крылатые, и женщины города поддержат меня. Оставайтесь в городе, мы рады вас видеть, или уходите своим путем — и пусть удача останется с вами. Но войны мы не начнем.
— Спасибо, Старший моего Старшего, — торжественным тоном сказал Шоки. Словно повинуясь незаметной команде, взрослые стали расходиться. Потом рассосалась кучка девчонок. Остались лишь Крылатые.
— Шоки... — Я и сам почувствовал в своем голосе жалкие, умоляющие нотки. Но Шоки не дал мне закончить:
— Споров не будет, Данька. Мы решили. Ваш дом в порядке, можете возвращаться в него. Еду вам принесут, я распоряжусь. Отдыхайте.
И через минуту мы остались на площади одни.
Дул ветер, легкий, но прохладный, высоко над головой клубились тучи. Ни огонька в зашторенных окнах, ни шороха на расходящихся от площади улицах.
Темнота и тишина. Мрак и молчание. Ночь и небыль.
Только столб посреди площади. Лишь сейчас я понял, что это виселица со снятой до поры до времени веревкой.
Словно рассердившись на что-то, я перешел с Настоящего зрения на обычное. Мир сжался, превратился в крошечную клетку, освещенную Солнечным котенком. Слабенько же от стал светиться...
— Почему ты не сказал?
— Что мы не первые? — Котенок даже не взглянул в мою сторону.
— Да!
— Я не знал.
— Врешь!
— Данька, разве на Земле есть королевство Тамал? Это были посланцы Света из других миров. Я за них не отвечаю.
— Так значит и мы можем проиграть!
— Запросто. — Котенок медленно спланировал на мостовую, попал лапкой в лужу, брезгливо поморщился и запрыгнул Лэну на руку. — Идемте домой, ребята. Наш разговор не для улицы, даже если она кажется пустой.
Шоки не соврал — нам принесли еды. Даже о сливках для Котенка позаботились. Мы ели молча, словно были в ссоре.
— Приуныли? — поинтересовался Котенок, долакав свои сливки.
Лэн молча терзал вилкой котлету, словно задумал превратить ее обратно в фарш. Я ответил:
— А по-твоему, надо радоваться? Никто нам не поможет.
— Помогут, помогут, — Котенок словно ожидал моих слов. — Когда на город упадет Черный огонь, Крылатые передумают.
Я все еще не мог понять.
— Какой Черный огонь? Летящие не собираются нападать!
И Котенок, и Лэн молчали. Причем одинаково — словно знали то, о чем я никак не мог догадаться.
— Лэн... — Я посмотрел на Младшего. Лэн поднял глаза.
— Данька, Котенок хочет, чтобы мы сожгли город. Ты согласен?
Не знаю, за кого я больше обиделся — за Котенка, которого Лэн оскорбил, или за себя.
Я вскочил и ударил Лэна по лицу. Младший опрокинулся вместе со стулом, полежала секунду, потом сел на корточки и прижал руки к лицу. Из носа текла кровь.
— Ты рехнулся! — закричал я. И уже ничего не соображая, добавил: — Ты во Тьме! Это она говорит в тебе!
Лэн хлюпнул носом, не делая попытки подняться, и прошептал:
— Да, я почти во Тьме. Поэтому вижу ее лучше, чем ты.
Вся моя злость превратилась в стыд и жалость. Я сел рядом с Лэном, запрокинул ему голову, сказал:
— Подержи так, кровь быстрее остановится...
Что ж я наделал? Лэн меня на полголовы ниже и килограммов на десять легче. Нашел противника... Я вспомнил башню Летящих и крик Лэна перед тем, как в него стали вливать Черный огонь. К горлу подкатил комок.
— Лэн, прости... Котенок, а ты прости Лэна.
— За что?
Даже если очень хочется не верить, есть границы, за которыми сопротивляться глупо.
— Так Лэн угадал?
— Да. Вам придется сжечь город.
Все, что копилось во мне долгие дни, вся обида, и горечь, и злость — все вырвалось наружу.
Я и не помню всего, что наговорил Котенку. И про то, как он затащил меня в этот мир, и как оставил одного в долине, и как меня ослепили, и что сделали с Лэном, и про Лабиринт Настоящего меча и торговцев...
А потом я замолчал, потому что больше обид не вспомнилось, а начни я перечислять их по второму кругу — обязательно бы разревелся.
Солнечный котенок слушал молча. Лишь один раз начал мусолить лапкой мордочку — когда я вспомнил о Лабиринте. Тихо-тихо вздохнул и спросил:
— Данька, ты выговорился?
— Да! — огрызнулся я, одной рукой запрокидывая Лэну голову, а другой обнимая его за плечи. — Ты вовсе не добрый, Котенок! И Свет твой ничем не лучше Тьмы!
Котенок снова вздохнул.
— Думаешь, мне это нравится, Данька? Это ведь только в сказках если человек добрый, то он ничего плохого не делает. А в жизни, если Свет хочет бороться с Тьмой, то он должен быть жестоким. Нет у нас другого выхода, понимаешь?
— А это выход? Сжечь город и людей?
— Ну не весь же город... Может, никто и не пострадает. Надо сбросить пару склянок с Черным огнем на центр города, там жилых домов мало. Сгорят Клубы, мастерские, склады... Ну, даже если пара домов и загорится — это же не атомная бомба! Все успеют выскочить! Зато Крылатые пойдут на Летящих.
— И все друг друга перебьют! Летящие драться умеют.
— Нет, Данька. Нам нужно, чтобы Летящие отвлеклись, стянули все силы в одно место. А мы атакуем их главную башню.
Почему-то, когда Котенок начал пересказывать свой план, он перестал казаться подлым и жестоким. Так, Военная хитрость... Ну сгорит пара домов в городе — зато мы победим Летящих.
И я понял, что выгляжу теперь полным кретином.
— Ну и что мы сумеем сделать в главной башне? Неужели стоит убить правителя Летящих — и они все разбегутся и солнце появится?
— Не знаю я, Данька, — устало признался Котенок. — Я же объяснял — мне самому не все понятно. Но я чувствую, что надо атаковать главную башню.
— А где мы Черный огонь возьмем?
— Мало башен вокруг? — Котенок разве что плечами не пожал. — Неужели вы с Лэном не справитесь с одним-двумя Летящими? Башню разрушим, Черный огонь заберем. Все на пользу пойдет...
— А Летящих в башне — убьем.
— Да!
Все. Не было у меня больше возражений. Не мог я их найти, и только сердце грызла глухая, беспросветная тоска.
Я беспомощно посмотрел на Лэна.
— Младший... Это ведь твой город... Решай.
Лэн потрогал нос — кровь уже не шла, достал платок, осторожно высморкался. Тихо сказал:
— Да я сразу понял, нет другого выхода...
Вот теперь все. Если даже Лэн соглашается...
— Давай бросим Черный огонь на другой город? — предложил я. — Здесь же твои друзья... — Я чуть не добавил "и мама", но вовремя замолчал.
На другой нельзя. Это подлость.
— А кто бросать будет? — спросил я Котенка так, словно колбы с Черным огнем уже стояли в шкафу.
— Ты, — не колеблясь ни секунды сообщил Котенок. И торопливо заговорил, увидев мое лицо: — Я не могу, физически. У меня лапки не поднимутся — это ведь все-таки зло. Не могу я совершить такое. И Лэну нельзя, ему никак нельзя совершать злых поступков. Тьма только этого и ждет. Данька, ты пойми.
Почему-то я все должен понимать...
— Данька, ты не обижаешься? — Котенок требовательно смотрел на меня.
— Я разучился.
Мы еще говорили о чем-то — только это было так, впустую. Все уже решилось. Если бы я мог придумать выход...
Потом, поднявшись в свою спальню, я посмотрел Настоящим взглядом в зеркало. И увидел, что мое взрослое "я" улыбается. Чуть-чуть и с грустью. Но улыбается.
Котенок знал, кого брать в подручные.
Я снял с пояса меч Туака и пустые ножны Настоящего меча, повесил их на стену. Настоящий меч пока не спешил появляться, ждал своего часа. И я подумал, что когда он наконец возникнет в ножнах, мне будет трудновато удержаться от искушения сразу же его выхватить.
Ладно, проблемы надо решать по мере поступления.
Сев на кровать, я с ненавистью смотрел на зашторенное окно. Распахнуть бы занавески — и увидеть... нет, не солнце, сейчас все-таки ночь. Просто звезды — много-много ярких звезд, как в горах. И луну... интересно, здесь одна луна или несколько? Мне когда-то снился сон, что я купаюсь ночью в озере, а потом смотрю вверх — и вижу, что над головой целая толпа разноцветных лун. Жаль, такое бывает лишь во сне.
А здесь, даже если лун и много, не хватает сущей малости — солнца.
Я услышал, как скрипнула дверь, и отвернулся от кона. В комнату заглянул Лэн.
— Ты не спишь? — зачем-то спросил он. Ах да, свет я не зажигал, а Лэн без очков...
— Заходи. — Я хлопнул в ладоши, но лампа почему-то не зажглась.
— У меня тоже не горит. — Лэн уверенно прошел по комнате, сел на край кровати. — Их давно надо было поменять, еще перед уходом. Я завтра сбегаю на склад...
— Угу, — буркнул я.
Лэн мялся, и я вдруг почувствовал неловкость. Все равно как если бы он сидел с завязанными глазами и разговаривал со мной.
— Надо поменять, — еще раз согласился я, убирая Настоящий взгляд. — А то сидим в темноте... Может, свечки есть?
— Есть, внизу. Принести?
— Да ладно, все равно спать пора. Лэн?
— Что?
— Ты извини...
— Ладно, что я, не понимаю... Данька, я тебе одну вещь сказу, только не обижайся.
У меня заныло под ложечкой.
— Ну?
— Черный огонь на город сброшу я.
— Почему?!
— Это мой город. Если ты сожжешь его — ты станешь врагом. Чужим, который пришел со своей правдой. Не обижайся!
— А если ты сожжешь город?
— Я буду предателем. Только я предам не город и не людей, потому что я их люблю. Я нашу жизнь предам. Если у нас ничего не получится — я предателем и останусь. А если получится и жизнь изменится, я буду мятежником, бунтарем.
— Революционером, — подсказал я. — Лэн, а как же Тьма?
— Потерпит, — зло сказал Лэн. — Данька, ты согласен?
— Давай вначале добудем Черный огонь. Потом решим.
— Ладно, — легко согласился Лэн. И замолчал.
— Тебе страшно?
Лэн поерзал, а потом признался:
— Темно. Я раньше не боялся темноты, честное слово. А сейчас она... словно притаилась перед прыжком.
— Знаешь что, — сказал я. — Ложись здесь и спи.
— Правда?
— Правда.
Лэн с готовностью растянулся на кровати и повеселевшим голосом сказал:
— С тобой не страшно... Я хотел Котенка к себе позвать, а он сидит внизу и книжки читает.
— Грамотей... — согласился я. — Лэн, у нас завтра вылет, не проспать бы.
Я тоже закрыл глаза и лег. Рядом ровно дышал Младший, тишина стояла мертвая. Спокойной ночи... Привычное старое заклинание, может, еще первобытные люди желали друг другу перед сном спокойной ночи. И верили, так же как и мы, что пожелание спасет от любых бед.
Интересно, а когда я буду кидать на город колбы с Черным огнем, кому-нибудь поможет "спокойная ночь"?
