Причиной, по которой Мартин на одни сутки вернулся на Землю, была необходимость снарядиться в дорогу. Конечно, будь это действительно необходимо, Мартин мог бы отправиться в путь с Библиотеки. Но задача перед ним стояла необычная и он предпочел потратить одну историю на возвращение.
Мартин оставил при себе “Ремингтон” — охотиться он не собирался, а для самообороны этот карабин вполне годился. Из маленького арсенала, хранящегося в кабинете, Мартин добавил к снаряжению лишь револьвер — надежный, компактный “Smith & Wesson” шестидесятой модели. Короткое, пятисантиметровое дуло, всего пять патронов в барабане, малый калибр — оружие годилось лишь для недолгой перестрелки на близкой дистанции. Что ж, нечасто, но такие ситуации случаются, и тогда револьвер куда полезнее винтовки.
Пополнил Мартин и свои торговые запасы. Соль была почти на всех планетах, а вот сахар и сладости служили замечательной валютой. Табак, перец, медикаменты, несколько колод игральных карт, свежий “Дайджест” — в общем-то, сборы ничем не отличались от обычных. К полудню Мартин был готов отправиться в путь, хотя затянувшиеся до трех часов ночи посиделки отзывались тяжестью в голове.
Уже в дверях Мартина застал звонок. Он потянулся было за трубкой, но обнаружил, что определитель высветил номер Полушкина и отвечать не стал. То ли об его возвращении стало известно, то ли Полушкин позвонил наугад... в любом случае Мартину не хотелось сейчас отчитываться.
Он запер дверь и стал спускаться по лестнице.
Иногда Мартину казалось, что отношение ключников к рассказам зависит и от самого рассказчика. От настроения... убедительности... увлеченности придуманной историей... от совершенно странных факторов. К примеру, на голодный желудок было гораздо легче получить доступ к Вратам, чем после сытного обеда и кружечки пива.
Сейчас Мартин был в меру голоден, но у него болела голова.
И это сказывалось.
— “Разве?” — спросила женщина. “Я полагала, что вы поняли все в первый же вечер”, — закончил рассказ Мартин и, в ожидании вердикта, замолчал.
— Здесь грустно и одиноко, — сказал ключник. — Я слышал много таких историй, путник.
Это была уже вторая история, отвергнутая ключником. И самое обидное заключалось в том, что истории казались Мартину достойными, имеющими и сюжет, и характеры и назидание. Вполне годные истории!
Ключник ждал — и впрямь грустный и одинокий, один из многих грустных и одиноких ключников московской Станции. Мартин вздохнул, роясь в памяти. Вспоминались и отвергались истории прочитанные, услышанные, случившиеся с самим Мартином или его знакомыми.
Ключник ждал.
— Моя история — о любопытстве, — сказал, наконец, Мартин. — Странное это свойство, не находишь?
Конечно же, ключник не ответил. Конечно же, Мартин задал риторический вопрос.
— Из любопытства люди совершают странные и опасные вещи. Пандора открыла доверенный ей ларец, жена Синей Бороды вошла в запретную комнату, ученые расщепили атом. Куда ни посмотришь — сплошные беды из-за этого любопытства. И если в древности опасность грозила лишь самим любопытным, то последнюю сотню лет — всему человечеству. Один любопытный ученый становится опаснее целой армии. Мне даже казалось, что природа опомнилась и дала задний ход... люди стали все меньше и меньше любопытничать. Их перестала интересовать наука. Люди полюбили все обыденное и привычное. Телесериалы, где все известно наперед. Книги, где все понятно заранее. Пищу, которая неинтересна ни вкусом, ни цветом, ни запахом. Новости, где не говорят ничего неожиданного. Будто опущен стоп-кран — хватит любопытничать, хватит искать, хватит думать! Остановись — или погибни!
Ключник задумчиво смотрел на Мартина.
— Мы живем с предсказуемыми женщинами, наши друзья рассказывают нам бородатые анекдоты, наш Бог скован догмами. И нам это нравится. Но, знаешь, ключник, недавно я видел девушку, которую погубило любопытство... и подумал... — Мартин посмотрел ключнику в глаза, — а все ли разучились удивляться? Может быть, это я опустил стоп-кран? Для самого себя? Может быть, это я остановился? И убеждаю себя, что остановился весь мир? Вы почти отучили нас любопытствовать, ключники. Какой смысл чему-то учиться, что-то открывать — если завтра вы подарите готовенькое? Какой смысл тянуться к звездам, если там нет ничего нового? Я подумал об этом и мне не понравился ответ. И я решил — да здравствует любопытство! Многие знания — великолепно! Многие печали — соразмерная плата!
Ключник молчал — и Мартин чутьем понял, что история не принята. Поэтому он перегнулся через стол, ближе к ключнику и продолжил:
— А знаешь, что тут самое важное, ключник? Любопытства нет вообще! Нет такого качества и свойства у разумных. Мы называем любопытством интуицию, попытку сделать выводы из недостаточных данных. Нам все хочется формализовать, объяснить логически, и если объяснений нет — мы говорим “любопытно”, будто выдаем себе индульгенцию на поступки странные, ненужные, опасные. “Любопытство” — лишь удобное объяснение. Ничего более!
— Здесь грустно и одиноко... — начал ключник.
— Я не закончил историю, — сказал Мартин. — Я даже ее не начал. Это было вступлением.
Первый раз в жизни Мартину показалось, что в глазах ключника появилось раздражение.
— Тогда рассказывай.
— Жила-была во Вселенной раса, которую все остальные разумные звали ключниками, — начал Мартин. Его вдруг охватила ярость, направленная не на ключника, и даже не на себя, оказавшегося вдруг неспособным оплатить дорогу. Чистая, ни к кому конкретно не обращенная ярость. — Было у этой расы хобби — летать по Галактике на могучих черных звездолетах и на каждой попавшейся планете строить станции гиперпространственной связи. И всего-то плата за пользование этими станциями — любопытная история. Никак иначе не получалось у ключников себя развлечь. А на планете Земля жил-был мальчик, которого звали Мартин Дугин. И как у каждого умного мальчика была у него мечта — раскрыть все тайны Галактики. Не больше и не меньше, так уж у людей заведено. И вот встретились однажды мудрые ключники и любопытный мальчик. Ключники, как водится, скучали. Мальчик, как положено, считал себя умнее всех во Вселенной. И он подумал — а любопытство ли движет ключниками? Ведь мы уже договорились, что никакого любопытства не бывает. Неужели ключники и впрямь надеются услышать что-то новое и важное? Значит, не в историях дело. Не в историях, а в людях, которые их рассказывают! Видно, есть в Галактике какие-то тайны, важные и страшные, но недоступные ключникам. И те, кого ключники пропускают в иные миры, должны эти тайны раскрыть. И те, кого ключники не выпускают обратно, оказались близки к разгадке тайн. И вся их оставшаяся жизнь пройдет теперь там, где они могут принести ключникам пользу!
Ключник закашлялся. Он кашлял достаточно долго, чтобы Мартин понял — мохнатое чешуйчатое существо закатывается от хохота, давится, пытается остановиться — и не может.
— Ты... ты развеял... мою грусть и одиночество, путник. Входи во Врата и продолжай свой путь.
Мартин встал с кресла и пробормотал:
— Сработало. Вот и замечательно...
Ключник перестал смеяться. В черных глазах уже не было и тени раздражения.
— Десятки рас, сотни планет, тысячи гипотез. Говорят, что мы воруем души. Говорят, что мы используем путников как пищу. Говорят, что мы просто издеваемся. Но твоя версия свежа, благодарю. Ты развеял мою печаль.
— Имеют ли наши истории смысл для вас, не имеют ли смысла — вы никогда не говорите. И никогда не скажете, — пробормотал Мартин.
— Тебя снедает любопытство? — спросил ключник. — Но ведь любопытства вообще нет, ты так уверенно это рассказывал.
— Нет пустого любопытства, — отрезал Мартин. — Нет любопытства бесцельного. Если нам интересны ваши мотивы — значит, мы чувствуем фальшь. Недоговоренность. Опасность. Упущенную выгоду.
Ключник смолчал, и это дало Мартину ощущение легкого торжества. Но когда Мартин уже закрывал себе дверь, ключник снова зашелся в приступе смеха и это смазало все удовольствие от победы.
— Да пускай вы просто прикалываетесь, — идя по коридорам, бормотал Мартин. — Пускай в тотализатор на нас ставите — кто дольше в чужих мирах продержится. Пускай по своим телевизорам транслируете. Плевать!
Добравшись до ближайших Врат — в московской станции их было шесть, Мартин уже остыл. Конечно, с точки зрения ключника — всемогущего и почти бессмертного, его поведение и догадки очень забавны.
А самое главное — Мартин вовсе не был уверен, что не бывает чистого любопытства, что за ним всегда стоит интуиция, выгода или страх. Ну какой, скажите на милость, прок ребенку от сломанной и разобранной игрушки? Интересно — и все тут. Возможно, что так и ключники: играют с живыми игрушками, немножко огорчаясь, когда те ломаются.
Мысленно Мартин отметил, что это богатая версия. Раз уж ключников занимают догадки о мотивах их поведения, надо будет рассказать, что ключники — детишки настоящей сверхцивилизации, выпущенные в космос порезвиться. Как любые дети ключники любопытны, бессердечны и предпочитают слушать, а не отвечать на вопросы...
Может выйти славная история.
Мартин даже начал что-то насвистывать, и обнаружившаяся в зале ожидания перед Вратами маленькая очередь его совсем не огорчила. Он кивнул серьезной женщине средних лет, сидящей на диванчике с огромной клетчатой сумкой. Боже мой, неужели на новом уровне возрождается профессия челнока? Или женщина отправилась навестить родных и в сумке — гостинцы? С курившим в углу комнаты, над здоровенной вазой-пепельницей, мужчиной Мартин даже обменялся вежливым рукопожатием. Мужчина нервничал, смолил сигарету за сигаретой, сразу видно — новичок, но в разговор вступить не стремился. Компании ради Мартин достал сигарету и скурил наполовину.
В коридорчике, ведущем к Вратам, звякнуло. Кто-то большой и грузный протопал мимо комнаты ожиданий к выходу. Женщина нервно посмотрела на Мартина и отправилась к Вратам. Через минуту звякнуло снова, мужчина бросил недокуренную сигарету, подхватил объемистую сумку и резко спросил Мартина:
— Как это... не слишком неприятно?
— Ничего не почувствуете, — успокоил его Мартин.
Мужчина пробыл у Врат долго, видимо, никак не мог решиться. Наконец, снова звякнуло, по коридору прошел юноша со счастливым лицом изрядно перенервничавшего человека. Мартин прошел через шлюзовые двери и вошел в круглый зал Врат. В центре дружелюбно светился компьютерный терминал.
Мартин повел курсор по списку.
Вот она, Библиотека. Вот Иолл. Вот Кортик. А вот и цель.
Прерия-1 и Прерия-2.
Два мира, ничем не схожих кроме преобладающего в районе Врат типа местности. Прерия-1 была давно заселена Чужими и мало интересовала Мартина. До недавних пор его не интересовала и человеческая колония Прерия-2, даром, что она была в хорошем, зеленом списке...
Но пальцы умирающей Ирочки успели сказать ему название именно этой планеты.
Что же она считала таким важным, важнее собственной смерти? Почему молила Мартина отправиться на Прерию-2 — ведь ее слова не могли являться ничем иным, кроме просьбы посетить этот мир?
Может быть Мартином двигала интуиция, а может быть — только что осмеянное любопытство. Но он нажал ввод, повернулся и вышел из зала — уже не на Земле.
Жарко и пыльно.
Это было первое впечатление Мартина, когда двери Станции сошлись за ним.
Ключник сидел на веранде, водрузив босые ноги на деревянный стол. Перед ним, в большом хрустальном кувшине, искрился кубиками льда настоящий домашний лимонад, на подносе стояли граненые бокалы.
— Позволите? — спросил Мартин. Ключник кивнул и Мартин налил себе полный бокал. Сделал глоток — хорошо, кисленько и прохладно, молодцы ключники, что не признают никакой химии. Со стаканом в руках Мартин отошел к перилам, облокотился, потягивая напиток.
Перед ним лежала Прерия-2.
Равнина вначале показалась Мартину выгоревшей. Потом он понял, что высокая трава, плотной щетиной покрывающая степь, оранжевая от природы. Стадо пятнистых черно-белых коров, пасущееся вдали, невозмутимо щипало оранжевую траву.
Оранжевым было и небо. Ну, не совсем оранжевым, скорее грязно-желтым, таким, что и кружок солнца не сразу бросался в глаза. Тучки, впрочем, были обычные, белые.
— Оранжевое небо, оранжевое поле... — пробормотал Мартин. — Какой идиот назвал эту планету Прерией? Оранжевая — она и есть оранжевая.
Ключник молчал, шевелил пальцами ног, улыбался.
— До свидания, — вежливо сказал ему Мартин. Ключник кивнул.
Сойдя с крыльца, Мартин собрал карабин, забросил на спину и двинулся, обходя стадо коров. Ковбоев у стада не наблюдалось, но в какой-то момент из высокой травы поднялся мальчик-подпасок и внимательно посмотрел на Мартина.
Мартин помахал ему рукой. Потом подошел. Парнишка казался смышленым, а информация никогда не помешает.
— Здравствуйте, мистер! — поприветствовал его паренек. Было мальчику лет тринадцать-четырнадцать, он был босой, в джинсах и клетчатой рубашке, сочно рыжий — в тон прерии и неба.
— И ты здравствуй, — согласился Мартин. — А почему “мистер”?
— У нас так принято, — пояснил мальчик. — Вы насовсем на Прерию?
Мартин отметил эту фразу. “Насовсем” — редкий вопрос. Обычно спрашивали, “вы надолго?”
— Вряд ли. Как получится.
— Кого-то ищите? — продолжал любопытствовать подпасок.
Мартин покачал головой:
— Нет, уже никого. Держи!
Он бросил пацану конфету “Красная шапочка”, загодя отложенную в кармане. Мальчишка принял угощение с явной радостью, но откусил только половину, остаток бережно завернул и спрятал в карман. Сказал, тщательно прожевывая гостинец с Земли:
— Ну, спрашивайте.
— Город далеко? — Мартин усмехнулся и решил держать себя с парнишкой поосторожнее.
— Нью-Хоуп в пяти милях к югу, — мальчик указал рукой. Мартин ничего не увидел в той стороне, и мальчик пояснил: — Город в низине. Там протекает Оранжевая. А здесь незачем селиться, здесь воды нет.
— Стадо нарочно к Станции гоняешь?
Мальчик усмехнулся и кивнул.
— Много людей в городе?
— Восемнадцать с лишним тысяч, — гордо сообщил мальчишка. — И еще нелюдей полторы тыщи.
— Что интересного в городе?
— Вкусная конфета, — задумчиво сказал мальчик.
Мартин погрозил ему пальцем, но дал еще одну.
— Две церкви и молельный дом, стадион, мэрия, отряд национальной гвардии, две школы, одежная фабрика, двенадцать мясников, шесть пекарей, кинотеатр, больничка, четыре аптеки, супермаркет, газета, варьете, типография, аэродром, гараж с автомастерской... — начал перечислять мальчишка.
— Гостиница? — спросил Мартин.
— Есть отель “Дилижанс”. Есть постоялый двор “Мустанг”. Вам, пожалуй, отель понравится.
Мартин достал третью конфету. “Грильяж”.
— Я сегодня объемся, — радостно сказал пацан. — Я ваш, мистер. Спрашивайте.
— Что можешь рассказать о планете?
— Ну... — пацан изогнулся, запрыгал на одной ноге, почесывая пяткой коленку. — А что рассказывать? Планета Прерия, для жизни благоприятна, три континента, заселен один, два города и поселки, открыта нефть и цветные металлы... Этому в первом классе учат.
— Местная жизнь?
— В прериях живут зеленые индейцы, — очень серьезно сказал мальчик. — Они охотятся на оранжевых бизонов.
— Ну-ну, — сказал Мартин.
Пацан фыркнул:
— В городе сами увидите. Они тупые, но мирные, мы им позволяем в город заходить.
— Зеленокожие? — уточнил Мартин.
— Они зеленый цвет любят, — пояснил мальчик. — Покупают зеленую ткань и шьют себе одежку. А так ничего, обычные, желтые.
— Кто главный в городе?
— Мэр, — очень серьезно сказал мальчик. — А еще есть шериф и военный комендант. Так что зря не стреляйте, схватят и повесят! У нас с этим строго, на дуэли надо брать разрешение.
— Господи, какой-то детский рай... — пробормотал Мартин. — Как сюда еще все пацаны с Земли не смотались?
Мальчик с любопытством выслушал реплику, но подобно ключникам отвечать на нее не стал.
— Последний вопрос, — бросая пацану конфету, сказал Мартин. — Какие деньги в ходу?
— Доллары Прерии, — поколебавшись, пацан достал из кармана монетку и показал Мартину. — Вот такие.
— Я посмотрю? — Мартин взял металлический диск, внимательно осмотрел.
Ого! Монета была серебряная — и с вычеканенным номером, как на банкноте! Значит, не врал справочник Уолтерса.
— Это правда, что деньги есть только на Земле и на Прерии? — спросил мальчик, не отрывая взгляда от монеты. По возрасту он никак не мог родиться на Прерии, но, видимо, прибыл сюда совсем мальцом.
— Неправда. Есть еще шесть планет, где люди выпускают свои деньги... — разглядывая монету ответил Мартин. — Но у вас они вполне серьезно выглядят...
— В горах есть серебряный рудник, — пояснил мальчик.
— Это — много? — спросил Мартин, возвращая монету.
— Ага, — пацан кивнул. — Стакан выпивки — десять центов. Переночевать в гостинице — доллар. Если в хорошем номере, конечно.
— Мне стоит куда-нибудь заглянуть в городе, сообщить о своем прибытии? — поинтересовался Мартин.
— А вы быстро схватываете, — мальчишка блеснул белыми, хотя и щербатыми зубами. — Шерифу представьтесь, он заценит.
— Спасибо, сынок, — кивнул Мартин. — Пойду, посмотрю на ваш Нью-Хоуп... а ты не стесняйся, работай.
— Чего мне стесняться-то? — сразу насторожился пацан.
Мартин усмехнулся:
— Шерифу звони и докладывай. Я зайду к нему часа через два.
Пацан поджал губы и обиженно проводил Мартина взглядом. Только когда Мартин отошел шагов на сто, мальчик снова лег в траву и достал из кармана джинсов маленький радиотелефон.
Прерия-2 и впрямь считалась одной из самых удачных земных колоний. Формально считалось, что она заселяется одиночками-энтузиастами. На самом деле всем было известно, что Прерия-2 — секретный правительственный проект США. Последний год планета уверенно шла к объявлению независимости. Может быть, что-то в планах американцев спуталось. А может быть, формальная независимость колонии как раз и входила в их планы.
В любом случае Мартину было интересно. Планеты-курорты — это забавно, планеты, где добывается что-то экзотическое и ценное — полезно. Но планета, на которой люди и впрямь пытаются построить анклав земной цивилизации — дело совершенно особенное.
Ключники никогда не вмешивались в местную политику. Все их требования сводились к беспрепятственному пользованию Вратами. Но на Прерии особых безобразий не отмечалось. Местных “индейцев” колонисты не обижали, к Чужим относились настороженно, но терпимо. В общем, если и были у человечества шансы всерьез обосноваться в ином мире, то Прерия на эту роль подходила идеально.
Серебряные монеты с номером — надо же! Мартин усмехнулся, вышагивая по степи. Почему не воспользовались ассигнациями? Металлические деньги — как символ фронтира, Дикого Запада перенесенного за сотню парсеков от Земли?
Возможно.
С легкой тоской Мартин подумал, что российская пассионарность то ли окончательно протухла со времен Гумилева, то ли принципиально не направлено вовне. Ну где, где планета Новый Иерусалим или Китеж-град? Где русоволосые молодцы, пашущие целинные и залежные земли иных миров? Стоят в пикетах у московской Станции, видать. Или маршируют с бритыми затылками на старательно игнорируемых властями полигонах. Ну что за проклятие такое висит над народом: если духовность, то в ущерб здравому смыслу, если свобода, то с погромом и поджогом, если вера, то с озлобленностью язвенника-кастрата, если празднество, то с похмельем на неделю. Начинаешь думать, что не случайно ключники влепили на территорию России целых три Станции — в Москву, Новосибирск и Краснодар. Легкие, никем и ничем не заработанные деньги и впрямь преобразили страну, выбили у нацистов почву из под ног, набросили на страну почти европейский флёр благостности и сытости. Ну не успевали чиновники разворовывать все, что сыпалось с небес, пришлось делиться с народом!
Но где же тот дух, что вел в странствия Крузенштерна и Лисянского, Беллинсгаузена и Лазарева, Пржевальского и Визе, Кейзерлинга и Иностранцева?
— Иностранцевых не хватает, — мрачно сказал Мартин самому себе. Понимая, конечно, что сгущает краски. Дело не в особенностях национального характера. В конце концов, русский народ всегда был силен варягами других национальностей — как и американский. Тут что-то другое. Какое-то мистическое неприятие жизни, легко переходящее в ненависть к ней, какое-то обожание скудости и юродивости. Климат, что ли, виноват? Дали бы ключники России установки погодного контроля, наверняка ведь есть такие...
Мартин сплюнул в оранжевую траву. Не при чем тут климат. Как раз в суровой Сибири тот самый дух пассионарности еще присутствует. Может, сибиряки чего-нибудь придумают? Слышал Мартин про большую группу красноярцев и новосибирцев, отправившихся на какую-то холодную, но перспективную планету. Надо будет заглянуть... при случае.
А пока он стоял на оранжевом косогоре и смотрел на Нью-Хоуп, самый большой город Прерии-2, любимой планеты американцев. Долина реки Оранжевой была широкой, километров десять. Река на Миссисипи никак не тянула и особенно не впечатляла, но это была широкая, судоходная река, у городка была пристань у которой стоял — нет, держите меня, держите крепче, деревянный колесный пароход! Да и городок — поразительная смесь дощатых и бревенчатых домиков, будто сошедших с целлулоида спагетти-вестернов, несколько вполне современных кирпичных зданий, мачты радиоантенн и стеклянные пузыри вертолетов на маленьком аэродроме — все это восхищало, умиляло и будоражило кровь. Хотелось выхватить верный кольт, оседлать горячего жеребца и поскакать с воплем по пыльной проселочной дороге, постреливая в небо и хлебая из горла текилу.
— Мать вашу, — сказал Мартин, сам не зная, чего в его голосе больше — восхищения или неприязни. — Да вы сдурели, янки!
Он постоял, разглядывая городок, потом достал из кармашка рюкзака “мыльницу” и сделал несколько кадров. Просто так, для личного альбома. Надо будет предупредить в фотомастерской, что оранжевый цвет неба — это местная особенность, а то с ума сойдут после проявки.
