Выберите кодировку: win koi dos mac lat
Харьковский международный фестиваль фантистики  З В Е З Д Н Ы Й   М О С Т
Оргкомитет Списки Фотоархив Статьи
Премии Заявка Доклады Форум
Оргкомитет Оргкомитет Оргкомитет РУССКАЯ ФАНТАСТИКА


Доклады

ИСТОРИЯ В РУССКОЙ ФАНТАСТИКЕ 1-Й ТРЕТИ XIX ВЕКА

"Мы живем в веке историческом, - писал А.А. Бестужев-Марлинский о преимущественном интересе современного ему русского общества к истории, - потом в веке историческом по превосходству. История была всегда, совершалась всегда... Мы ее видим, слышим, осязаем ежеминутно; она проницает в нас всеми чувствами... Мы обвенчались с ней волей и неволею, и нет развода. История - половина наша, во всей тяжести этого слова" [8,88]. Выходят в свет тома "Истории Государства Российского" Н.М. Карамзина. Ими, как и только что появившимися в русских переводах романами Вальтера Скотта, Ф. Купера, В. Гюго, А. Мандзони, зачитывается образованная русская публика. Вскоре бурно расцветает и русский исторический роман. Не удивительно, что история проникает и в другие литературные жанры. Не исключением была и только зарождавшаяся в русской литературе фантастика.

В фантастике 1-й трети XIX в. можно выделить несколько жанровых разновидностей, где встречается "исторический элемент". Прежде всего, это сатирическая фантастика, получившая распространение в творчестве Ф.В. Булгарина и О.И. Сенковского.

Так, у Булгарина есть повесть "Предок и потомки", сюжет которой основывается на столкновении "века нынешнего" и "века минувшего". Приём этот был характерен как для русской комедии этого периода (достаточно вспомнить хотя бы "Горе от ума" А.С. Грибоедова), так и для исторического романа, в котором служил для более полного воссоздания coleur locale. Писатель-фантаст одним из первых в русской литературе обыгрывает принцип анабиоза, впоследствии не раз использовавшийся его коллегами по жанру. Суть повести в том, что в современный Петербург попадает стольник царя Алексея Михайловича. За сто пятьдесят лет до описываемых событий он был отправлен государем в Архангельск, где попал в снежный буран, замерз и пролежал в льдине до тех пор, пока солнце не избавило его от полуторавекового плена и спячки. Попав в северную столицу, стольник Сергей Сергеевич Слепушкин удивляется техническим и социальным новшествам. И если первые им воспринимаются вполне адекватно, то нравы и быт своих потомков он осуждает. Булгарин выступает здесь апологетом допетровской Руси, его герой критикует "онемечивание" российского дворянства, его привычки во всем рабски копировать иностранное. Помимо этого, повесть "Предок и потомки" отчасти является и сатирическим памфлетом, направленным против литературных противников Булгарина и, прежде всего, против А.С. Пушкина, выведенного в произведении под именем Никандра Семеновича Свистушкина. "Это маленькое, зубастое и когтистое животное, - говорит о своём потомке Сергей Сергеевич, - не человек, а обезьяна!" [2,69]. Сюжеты, подобные тому, который развивает здесь Булгарин, находим в "Клопе" Маяковского, "Иване Васильевиче" М.А. Булгакова.

Несколько для иных целей использует "исторический элемент" Сенковский. С его помощью он подвергает осмеянию некоторые современные ему научные теории. В частности, в повести "Ученое путешествие на Медвежий остров", входящей в цикл "Фантастические путешествия Барона Брамбеуса", писатель дискредитирует труды французского ученого Ж.- Ф. Шампольона, посвященные дешифровке египетских иероглифов. На стене одной из сибирских пещер герои повести обнаруживают причудливые иероглифы, напоминающие египетские. Применив метод Шампольона, они прочитали удивительную летопись жизни "предпотопной империи", существовавшей в Сибири двенадцать тысяч лет назад, где "люди ездили на мамонтах и мастодонтах, кушали котлеты из аноплотерионов, сосиски из антракотерионов, жаркое из лофиодонтов с солеными бананами вместо огурцов и жили по пяти сот лет и более" [11,135]. В результате глобальной катастрофы, вызванной падением гигантской кометы, эта империя гибнет. Сначала сильное наводнение, а затем резкое похолодание приводят к тому, что памятники материальной культуры этой цивилизации разрушаются, а затем оказываются погребенными под пластами вечной мерзлоты. Жизнь и быт империи описываются настолько убедительно, что невольно поддаешься мистификации Сенковского. А то, что это мистификация, читатель узнает лишь в самом конце повести. Оказывается, что найденные "иероглифы" - вовсе не письменность, а "кристаллизация" особого сталагмита, называемого в науке "глифическим" или "живописным". "Действием сильного холода, обыкновенно сопровождающего его кристаллизацию, он рисуется по стенам пещер разными странными узорами, являющими подобие крестов, треугольников, полукружий, шаров, линий, звезд, зигзагов и других фантастических фигур, в числе которых, при небольшом пособии воображения, можно даже отличить довольно естественные представления многих предметов домашней утвари, цветов, растений, птиц и животных. В этом состоянии <:> он действительно напоминает собою египетские иероглифы <:>. В Гренландии долго почитали его за рунические надписи, а в Калифорнии туземцы и теперь уверены, что в узорах этого минерала заключаются таинственные заветы их богов" [11,137]. Вся "история", будто бы записанная на стенах пещеры, - это просто шутка барона Брамбеуса, решившего проучить своего друга доктора Шпурцманна.

"Ученое путешествие на Медвежий остров" интересно тем, что это, на наш взгляд, одна из первых в русской фантастике попыток создать произведение в жанре Альтернативной истории. Писатель предлагает свой вариант развития человеческой цивилизации в определенном регионе Земли. Пусть это делается в очень условной манере, однако Сенковский, будучи известным ученым-ориенталистом, опирался на конкретные данные современной ему науки: палеонтологии, геологии, антропологии, археологии. Мистификация Барона Брамбеуса покоится на довольно твердом и прочном фундаменте. Отбросив в сторону явные параллели с жизнью России начала XIX века и выпады писателя по адресу ветреных кокеток, явно навеянные обстоятельствами личной жизни Сенковского, в "Ученом путешествии" можно усмотреть версию гибели Атлантиды. Из мелких, разрозненных сведений о государстве Барабия складывается стройная и четкая картина жизни огромной древней рабовладельческой цивилизации с достаточно высоким уровнем производства, развитой наукой и культурой. На то, что это именно Альтернативная история, указывают такие обстоятельства, как приручение и разведение барабианцами в качестве домашнего скота древних млекопитающих (мамонтов, мастодонтов и пр.), которые в реальной истории Земли к XIII тыс. до н.э. уже вымерли, а также одновременное сосуществование с ними динозавров (плезиозавров, птеродактилей). К сожалению, творческие находки Сенковского прошли незамеченными и не были по достоинству оценены историками русской фантастики.

Еще несколько произведений русской литературы рассматриваемого периода позволяют говорить о зарождении в ней жанра, получившего распространение уже в 1990-е годы в творчестве А. Валентинова, В. Звягинцева и др. и названного "криптоисторией" (скрытой, тайной историей). Суть его заключается в том, что отправной точкой сюжета становится какое-то историческое событие. Однако истолковывается оно отнюдь не в традиционном духе, не так, как его преподносят учебники и научные труды по истории. Так, А. Валентинов в предисловии к эпопее "Око Силы" формулирует свое понимание этой жанровой модификации: "Автор - историк по профессии - признает свое бессилие дать правдивый ответ на вопросы, которые ставит "век-волкодав", но оставляет за собой право на фантастическую реконструкцию некоторых ключевых событий, основанную на вполне реальных и достоверных фактах. Вместе с тем автор уверен, что подлинная история страны, стань она известной, показалась бы еще более невероятной" [3,6]. Элементы "криптоистории" находим в романах А.Ф. Вельтмана "Светославич, вражий питомец. Диво времен Красного Солнца Владимира" (1835) и М.Н. Загоскина "Искуситель" (1838).

Роман Загоскина "Искуситель" повествует о судьбе наивного неопытного юноши, живущего на рубеже XVIII - XIX веков, которого романист делает игрушкой в руках провидения. Темные и светлые сверхъестественные силы борются за право обладать душой молодого человека, имея в этом попеременный успех. Показательно, что события книги происходят на фоне крупных исторических потрясений, переживаемых Европой. Только что во Франции закончилась Великая буржуазная революция. Однако эхо этих событий еще продолжает звучать и будоражить умы современников. И вполне закономерно, что в "Искусителе" много места отводится размышлениям о месте и роли революции в европейской истории, об отношении к ней, об истинном и ложном просвещении. Загоскин отдает себе отчет в том, что революция была величайшим событием его эпохи. Но размах и последствия ее страшат романиста: "Кто, кроме ангела тьмы, станет вспоминать с восторгом об этой человеческой бойне и жалеть, что она прекратилась" [5,130]. События полувековой давности производят на писателя удручающее впечатление. Перспектива повторения якобинского террора, но уже на русской почве, пугает его.

Лишь один герой "Искусителя" решается открыто защищать идеи французской революции - барон Брокен, оказавшийся дьяволом: "Так, он точно был демон, но, разумеется, нашего века: не с хвостом и рогами, а одетый по последней моде, остроумный, насмешливый" [5,4]. Создавая этот образ, Загоскин пытался проникнуть в закулисье исторических событий, доказать, что "в нынешнем, так называемом, просвещении участвует сам сатана" [6,326]. Романист полагает, что в случае с французской буржуазной революцией человечество стало свидетелем этакой попытки Армагеддона, когда дьявол попробовал уничтожить современную цивилизацию. Были подвергнуты осквернению все её святыни и основы: брак, семья, вера, закон, монархия. Взбудоражив всю Западную Европу, Сатана намеревается проделать то же и в России, приехав в Москву и занимаясь поисками новых адептов своего учения.

Барон восторгается кипучей энергией революционного Парижа: "Как проявлялась она во всей своей силе! Представьте себе: в одном углу Парижа резали, рубили головы, в другом плясали, пели, бесновались. Сегодня одно правительство, завтра другое, послезавтра - третье, ну, точно китайские тени: На улицах вечный базар, все в каком-то опьянении, в чаду. Жизнь текла так быстро, опомниться было некогда, всякий спешил наслаждаться, потому что не знал, будет ли жив завтра" [5,129]. Бездействие, неподвижность неприятны Брокену. Они напоминают смерть, могильную тишину. Поэтому закономерно, что все те сцены в романе, где он появляется, чрезвычайно динамичны. Одно событие сменяется другим, в круговорот жизни вовлекаются все новые и новые лица. Пестрота костюмов, дуэли, шум оргий и балов становятся неизменными атрибутами того образа жизни, который олицетворяет Брокен, делают ее похожей на маскарад. Это особенно заметно после статичности первой части, где описан быт русского провинциального дворянства. Парадоксальность ситуации в том, что Брокен - мертвец. Он был обезглавлен в Париже в один день с Сен-Жюстом. И этот дух проповедует жизнеутверждающие идеи, ведет за собой молодежь, сбивая ее с толку. Романист хочет подчеркнуть, что все, о чем ни говорит барон, - такие же химеры, как и он сам. Загоскин убежден, что путь, на который толкает Брокен русское юношество, губителен для него и для России, что "не палачи, а одно время и общее мнение могут искоренить предрассудки" [5,156].

Конфликт "Искусителя" разрешается посрамлением и изгнанием Брокена. Здоровые начала возобладали в душе героя над временными колебаниями. Александр Михайлович возвращается в деревню к спокойной размеренной жизни, видя в ней лекарство от всякой философии. Он принимает жизненную позицию своего друга Закамского, говорившего: "Итак, господа преобразователи, сделайтесь прежде христианами, проповедуйте не возмутительные правила, не позорный бунт, не восстание против властей, поставленных самим господом, не насильственные меры, которые влекут за собою одни бедствия - нет! Старайтесь разливать основанное на истинной вере просвещение, проповедуйте слово Божие, и если не вы, так потомки ваши достигнут до этой высокой цели, до этого всемирного просвещения, которое тогда будет не бедствием, а величайшим благом для всех людей" [5,227].

Наиболее же значительным явлением в плане рассматриваемой нами проблемы можно, на наш взгляд, считать роман Вельтмана "Светославич, вражий питомец". Книга эта настолько необычна, что многие литературоведы затруднялись безоговорочно отнести её к тому или иному жанру. По традиции "Светославича" считали историческим романом, поскольку таких понятий, как "фэнтези" или "историческая фантастика", в русском литературоведении вплоть до 1980-х годов не существовало (особенно применительно к произведениям отечественной словесности) [12,137-138]. Более близок к истине В.И. Калугин, подготовивший в 1985 г. роман к переизданию. Он считает, что это произведение фольклорно-историческое, или, учитывая его фольклорную поэтику, роман-сказка [7,7].

Действие в романе развивается сразу в двух планах - реально-историческом и сказочно-фантастическом. Место и время действия - Киевская Русь 969-980 годов. Главные герои князь Владимир (с ним связана историческая сюжетная линия) и его "брат" оборотень Светославич, судьба которого послужила основой для фантастической линии. Исторические обстоятельства воссозданы Вельтманом довольно точно: вокняжение Владимира в Новгороде, гибель Святослава и борьба его сыновей за великокняжеский стол, поиск Владимиром союзников, история с Рогвольдом Полоцким и Рогнедой, захват Владимиром Киева и убийство Ярополка. Именно это, последнее событие мотивирует появление в романе "двойника" князя. Ссылкой на вмешательство "нечистой силы" Вельтман пытается отвести от Владимира страшное обвинение в братоубийстве. Не сам будущий креститель Руси убивает Ярополка, а тот пал жертвой гнева дьявольского выкормыша. То есть, перед нами типичный образец "криптоистории".

По замечанию М. Лихонина, действие в произведении Вельтмана построено на том, что автор "своего героя-язычника делает вражьим питомцем и ставит в диаметральную противоположность с героем-христианином" [9,224]. И вся "занимательность основана на том, что читатель нередко смешивает призрак Владимира с истинным Владимиром" [9,225]. "Явь" и "навь" тесно переплетены друг с другом.

Финал романа остается открытым. Если судьба исторического князя Владимира после 980 г. нам известна, то о том, что случилось со Светославичем, приходится лишь строить догадки. Что Светославич не исчез как воспитанник нечистой силы, подтверждает последняя сцена книги. Рокгильда, пылая чувством мести, пробирается ночью с ножом в руках в княжескую опочивальню, чтобы убить Светославича (которого она принимает за Владимира). Но когда она подошла к "ложнице", там никого не оказалось. Светославич ушел, чтоб продолжать свои злодеяния. Нечистая сила остаётся в романе ненаказанной, она уходит в "мир", в другие столетия.

Итак, мы видим, что истоки таких жанровых разновидностей в современной фантастике, как Альтернативная и "криптоистория", можно найти в русской литературе 1-й трети XIX в., что они возникли не на голом месте и не являются простым подражанием или копированием западной фантастики. Думается, что изучение подобных традиций и в отношении других типов фантастического романа было бы плодотворным для фантастоведения.

Л И Т Е Р А Т У Р А

    1. Богданов А.П. Александр Вельтман - писатель-историк // Вельтман А.Ф. Романы. - М.: Современник, 1985.

    2. Булгарин Ф.В. Предок и потомки // Полн. собр. соч. - СПб., 1843. - Т.VII.

    3. Валентинов А.В. Волонтеры Челкеля. - М. - СПб.: АСТ - Terra Fantastica, 1996.

    4. Вельтман А.Ф. Светославич, вражий питомец. Диво времен Красного Солнца Владимира // Вельтман А.Ф. Романы. - М.: Современник, 1985.

    5. Загоскин М. Н. Искуситель // Полн. собр. соч. - СПб.- М.- 1898. - Т.VI.

    6. Загоскин М. Н. Письмо А. Н. Загоскину от 11 января 1839 г. // Домашняя беседа для народного чтения. - 1860. - Вып. 25. - С.326.

    7. Калугин В.И. Романы Александра Вельтмана // Вельтман А.Ф. Романы. - М.: Современник, 1985.

    8. Литературно-критические работы декабристов. - М.: Худож. лит., 1983.

    9. Лихонин М. Вельтман и его сочинения // Московский наблюдатель. - 1836. - Ч. VII.

    10. Петров С.М. Русский исторический роман XIX века. - М.: Худож. лит., 1984.

    11. Сенковский О.И. Фантастические путешествия Барона Брамбеуса // Сенковский О.И. Сочинения Барона Брамбеуса. - М.: Сов. Россия, 1989.

    12. Щеблыкин И.П. Русский исторический роман 30-х годов XIX века // Проблемы жанрового развития в русской литературе XIX века. - Рязань, 1972.


И. В. Чёрный


Детальный запрос

РУССКАЯ ФАНТАСТИКА  |  ЗВЕЗДНЫЙ МОСТ

[ Оргкомитет ]   [ Списки ]   [ Фотоархив ]   [ Статьи ]   [ Премии ]   [ Доклады ]   [ Заявка ]   [ Форум ]  



© 2001 Материал: Дмитрий Громов и Олег Ладыженский.
© 2001 Дизайн: Алексей Андреев.
© 2001 Корректор: Владимир Дьяконов
© 2001 Подготовка: Дмитрий Маевский, Алексей Жабин.
© 2001 Сервер "Русская фантастика" Гл. редактор Дмитрий Ватолин.

Звездный мост