I. Экзарх

– Редид посол, сиятельнейший кунд Дагда срочно желает вас лицезреть.
На мгновение мне показалось, что мордочка герольда выразила сочувствие, но я тут же отмел эту мысль. Ко мне, варвару? Блистательный житель империи? Быть не может.
    – Э-э... – промычал я, лихорадочно стирая пену с подбородка. – Передайте кунду Дагде...
    – ...разветвленноживущему с алой лентой кунду Дагде, – с нажимом подчеркнул лакей. Естественно, ни о каком сочувствии не могло идти и речи, как говорится, vae victis. Даже лакею-герольду позволяется сокращать титул разветвленноживущего до простых разговорных форм... Лакею, но не мне, полномочному представителю Земли на Латлаге.
    – Немедленно, редид Василий. Вам дается сорок семь секунд, и поспешите: кунд Дагда не любит ждать.
    Это мы знаем, знаем, ученые уже... Торопливо скребу щетину огромной, украшенной финифтью бритвой, не без юмора оформленной в виде стрелецкого протазана. "Дипломатический кодекс Латлага", страница сто пятьдесят шесть: ритуал встречи лодошского чиновника второго ранга, предписанный жителям Ойкумены при нахождении в столичном городе империи. Обязательное бритье, замена видового запаха на растительный, стрижка когтей на всех четырех конечностях... Все, чтобы соответствовать званию бритоносого круглоухого варвара.
    Варвары. Мы – жители Ойкумены.
   Черт возьми! Сегодня специально встал на два часа раньше, чтобы успеть подготовиться к визиту, однако у господина экзарха прекрасные осведомители. Сдавленно хихикаю, представив, как сиятельный кунд Дагда мечется по спальне в поисках церемониальной юбки, чтобы застать меня врасплох в самый ответственный момент бритья. К счастью, они не знают, что вломиться к послу в нужник во время отправления естественных надобностей – стократ оскорбительнее. Или знают?..
    – Передайте сиятельному разветвленноживущему с алой лентой кунду Дагде, – церемонно чеканю я, – что через четырнадцать с половиной ляку я прибуду, дабы почтить его присутствие троекратным падением ниц.
    В моих словах нет ни издевки, ни сарказма. Общаясь с лодошами, приходится отвечать за свои слова и рассчитывать время буквально до долей секунд.
    – Редид Вадилий Дамода, – еле заметно кивает мне господин экзарх. Я поспешно – быть может, несколько более поспешно, чем требуется, – опускаюсь на пол, нелепо разбросав руки и ноги в разные стороны. Господи!.. Знал бы я когда-нибудь, что буду так стелиться перед тушканчиком-переростком, похожим на аляповатую игрушку из "Детского мира"! Тушканчиком в цветастой юбке и бронзовом шлеме с гребнем, тушканчиком, чья белоснежная шерсть успела местами вылезти от старости и пожелтеть, тушканчиком, не выговаривающим "с" в наших именах и заменяющим его звуком "д"...
    – Встаньте, редид Дамода. Я разрешаю вам угостить меня чаем.
    Кланяюсь.
    – Это большая честь для меня, сиятельный разветвленноживущий с алой лентой...
    – Разрешаю вам звать меня просто Дижакайд.
    – Благодарю вас, Дижакайд! – вновь рассматриваю светло-коричневые лубяные маты. К счастью, Светлана Егоровна ежедневно по нескольку раз протирает все полы тряпкой с "Филиа": шерсть лодошей, как и любая инопланетная органика, очень токсична.
    Для нас. Лодоши спокойно едят нашу пищу, причем наш чай им особенно по вкусу. Это тем более странно, что до контакта с землянами поедание горячей пищи воинственным тушканчикам было абсолютно незнакомо; они питались сухими злаками и разогревание еды в микроволновке первоначально сочли неким экзотическим религиозным ритуалом, чем-то вроде обряда очищения или жертвы богу огня. Зато потом, после взятия Земли, на Латлаге возникла мода на горячие блюда. Открылось множество ресторанчиков варварской пищи: "Бритый хомячок", "Обнаженная норка", "Три голощеких мышонка". Немало, ох, немало предприимчивых хвостатых дельцов обогатилось на гурьевской каше и кичари!..
    Мои размышления на тему цивилизации, развращенной покоренными варварами, прерывает деликатное покашливание. Бог мой! Чуть не упустил белый ключ за размышлениями!
    Торопливо наливаю кипяток и накрываю заварочный чайник смешной тряпичной бабой с румяными щеками и огромными грудями. Мечта мещанина – у самовара я и моя Маша, однако тушканчикам-самураям нравится. Лодош булькает с довольным видом, снимает с себя меч в ножнах (на пресловутой красной ленте) и кладет слева, лезвием наружу. Это он меня презирает, значит, мышь белая. Вот ведь натура самурайская: в помещении при оружии и в обуви не ходят – это неудобно, видели бы вы их сандалии, – но, понимаете ли, презрение маленьких цивилизованных зверьков к варварам-приматам не знает предела. Они ведь тоже рабы Кодекса, все эти разветвленноживущие Дагды, Герды и Гарды, только мы свое рабство сознаем и тяготимся им, а лодоши – нет. Они живут рабством, дышат им, едят, пьют, как чай...
    Чай!
    Да что это со мной сегодня? Не выспался? Медленно, с достоинством переливаю ароматный "Хьюджиминг" (ах, ханжи европейцы!) из чайничка в пиалу и обратно. Прихотливо располагаю на черном лаковом подносе курагу и хлебцы из проращенного зерна, накладываю на блюдечко мед, насыпаю на белоснежное вафельное полотенце горку фундука.
    – Ваш чай, Дижакайд.
    Реакция лодоша вполне предсказуема: поднос летит в сторону, я вновь разглядываю маты. Да, Светлана Егоровна, после ухода господина экзарха вам будет много работы...
    Как ни странно, второй поднос отправляется вслед за первым. Это уже что-то новенькое: обычно после второго раза лодоши более благосклонно относятся к предложенному угощению.
    – Я не вправе принимать еду и питье в доме мертвого варвара из несуществующей страны, – ничуть не смущаясь, поясняет Дагда. – Извольте ознакомиться с данным документом.
    Кланяюсь. Лежу на полу. Принимаю затейливо сложенный в причудливую кисть литинии (без ножниц! без капли клея!) лист пластика. Разворачиваю. Снова ложусь.
    Что ж... Этого следовало ожидать: в моих руках – принятое всеобщим собранием Даэмаа постановление о переводе Земли в категорию "Зет-каб3А".
    "3А". Полная утилизация.
    Всего хорошего, и спасибо за рыбу!
    Словно сквозь вату слышен голос Дагды, бормочущий что-то о великой чести и вселенском предназначении. Море и Путь. Какое там было число?..
    Тупо смотрю на дату подписания постановления и понимаю, что цыганское радио не подвело: слухи о гибели Земли поползли как раз три дня назад, незадолго до собрания Даэмаа.
    Пока я соображаю, что делать дальше, пальцы оживают, начиная перегибать и разглаживать бумагу. Горб, впадинка... придержать, в открывшийся клапан вложить язычок... Не зря, ой, не зря учила голоносого варвара благородному искусству папирада смешливая кудэ Ивар!
    – Вашему самообладанию можно позавидовать, редид Вадилий Дамода, – с невольным уважением бормочет экзарх, наблюдая за моими умными пальцами.
    Можно, можно, лодош... Приговор Земле превращается в уродливую лягушку – такими я баловался еще в школе на переменах. Кособоко, на троечку... Тем не менее тушканчик-самурай доволен и церемонно трясет юбками:
    – Воистину, многие прославленные кунды могли бы поучиться достоинству и знанию этикета у варвара. Я приношу вам соболезнования, редид Дамода... и отдельно соболезную о вашем соотечественнике. Не далее как три минуты сорок семь секунд назад редид Абрахам Гор потерял морду и повел себя неподобающе. Мы скорбим.
    Вновь обнимаю лубяные маты. В отношении варваров лодошский этикет удручающе однообразен. Впрочем, я зря надеялся на то, что сюрпризы сегодняшнего дня для меня закончились:
    – Встаньте, редид Дамода! – торжественно объявляет экзарх. – Мы обеспечим вам подобающий доступ к праху недостойного соотечественника, а пока...
    Кунд Дагда издает два пронзительных истеричных взвизга, и в комнате появляются златошерстные девицы из свиты экзарха. Одну я знаю – кудэ Ивар, дочь кунда Дагды, вторая мне абсолютно незнакома. Из почтения к хозяину лодошские дамы передвигаются на четвереньках, поджимая хвосты. Фрейлины ритуально пищат, ритуально меня обнюхивают – ой, щекотно! – а затем удаляются, оставив у моих ног инкрустированную янтарем и бериллами шахматную доску.
    – Жаль, что поторопился отказаться от чая, очень жаль!.. – удрученно трясет головой Дагда. Его речь прерывается одобрительными взревываниями после каждого слова, так что не понять – жалеет он о пролитом чае или же рад этому.
    – Но ничего, ничего, насколько я помню, кунд Вадилий, вы прекрасно играете в шахматы. Совместную трапезу мы заменим благородным состязанием ума, и ваша честь не пострадает.
    После этих слов экзарх разувается и садится на свои сандалии, перевернутые подошвой кверху.
    Чудеса! Я обретаю все больший вес в лодошском обществе. Интересно, можно мне будет разок фамильярно назвать его разветвленноживущим? Или интимно – Алая Ленточка?
    Беру доску, тушканчик вопросительно мотает головой:
    – Шахматы? Торнид?
    Я надолго задумываюсь. Налицо еще одна загадка лодошской цивилизации. Как выяснилось, у наших мохнатых соперников существует игра, полностью идентичная шахматам. Исключение лишь одно: черного короля из какой-то лингвистической прихоти зовут не "король", а "Вилтигай Велд". Чем эта фигура отличается от своего белого собрата (да и от черного в обычных шахматах), мне так и не удалось выяснить – ни в ходах, ни в правилах никаких отличий нет. Тем не менее всякий раз перед игрой лодоши педантично осведомляются, во что будем играть – в шахматы или торнид. Я всегда выбираю шахматы: предложив торнид, можно получить доской в лоб – один раз так и случилось, первый и единственный. Шрам виден до сих пор.
    – Так шахматы или торнид? – вежливо повторяет экзарх.
    – Торнид, – твердо отвечаю я. Что мне терять, когда Земле осталось жить считанные дни?
    Господин экзарх совершенно другого мнения.
    – Забываешься, варвар! – цедит он сквозь зубы. – Жалкое бесхвостое существо! Впрочем, преподам тебе урок. Твои белые, расставляй.
    ...Эту партию я проиграл. Ровно через пять минут двенадцать секунд после начала игры. Следующую тоже.
    – Глупый, глупый голощекий редид Дамода! – тянет экзарх, глядя на меня с отвращением. – Ты думаешь, твое возвышение – результат заступничества кудэ Ивар? О да, отчасти. Скоро начнется праздник Моря и Пути – тебе в нем уготована главная роль. Страшная кара для варвара – сидеть на скале и любоваться чужим счастьем. Как на земле, так и в небесах; часть отражает целое. А потом тебя пожрет...
    Он хватает с доски черного короля и потрясает им в воздухе:
    – Вилтигай Велд!

II. Парадоксальный Союзник

После ухода господина экзарха я около часа пролежал на полу, не смея подняться. Все-таки вымуштровали нас тушканчики на славу... Сожженные Пекин, Нью-Орлеан и Вышневолоцк, потопленные разветвленноживущим кундом Маритэ "Волга" и "Миссури", отрубленная голова генерала Кадакевича на ступенях Белого Дома...
    Вставать не хотелось. Говорить и думать тоже. Да и о чем говорить, о чем думать? О каналах и дворцах Венеции, где я бродил когда-то – угрюмый, зажатый, истерзанный собственными страхами подросток, случайно попавший в страну чудес? О Старом Таллине, где сидел с любимой в стилизованном под средневековье уютном ресторанчике, не смея поверить в то, что моя жизнь коренным образом изменилась и я больше не одинок в этом огромном мире? О сером унылом здании в Москве, где меня спешно натаскивали лучшие дипломаты Земли, до боли в висках пытаясь понять: что же такого особенного нашел лодошский посланник в неказистом рижском архитекторе, выбрав его полномочным представителем Земли на Латлаге?
    Все, все бессмысленно. Было время разбрасывать камни, и вот оно вышло. Было время родиться и время умирать. Все прошло, и это пройдет. За рыбу, впрочем, спасибо.
    В груди давно уже нарастала тупая ноющая боль; чтобы сбросить ее в землю, я уселся в полулотос. Позу лотоса я так и не освоил: сперва травма колена мешала, а теперь... Чего уж теперь жалеть.
    – Ом-м! – затянул я. – Нам пхат шрат крим хрим бхат!
    Набрав воздуху побольше:
    – Сваха!
    Как всегда некстати в голове мелькнула мысль, что тушканчики за мной следят и сейчас заявятся. Прямого запрета на личностный рост не было, но любые мои беспомощные попытки медитировать или заниматься йогой настойчиво пресекались под разными предлогами. Вот и сейчас послышался стук в дверь. Я напрягся.
    – Ва-арсилий?
    Дверь с шорохом поползла в сторону.
    – Ва-арсилий, ты зде-ерсь?
    Я открыл глаза.
    Карикатурное существо в ниспадающих белых одеждах, хрящеватые уши, квакающий голос. "Са-арми мы не ме-ерстные... Альфа-Центарвра зна-арешь?.." Керелех утверждал, что реконструировал свой облик на основании одного из земных фантастических фильмов – чем черт не шутит, может, и "Гостьи из будущего".
    – Керелех? – Торопливо, будто меня застали за чем-то постыдным, я расплел ноги. – Заходи, Керелех. Заходи. У меня – сам знаешь...
    Керелеху можно доверять, но лишь отчасти: он то, что лодоши называют Кадамори Драуд, Парадоксальный Союзник. Может быть, трикстер. Мне неизвестно самоназвание его расы, неизвестна цель, с которой он живет в столице, я знаю лишь, что Кадамори с трогательной заботливостью опекает варварских посланников, находящихся на Латлаге. Друзей ищет? Не думаю, вряд ли мы нужны всесильным Кадамори. Лодоши побаиваются своих Парадоксальных Союзников: без определенной внешности, без имен, смысла и цели – Драуд непостижимы, а потому опасны.
    – У-уртилизарция? – клекочет Керелех.
    Киваю.
    – Трри-Ар?
    Снова киваю.
    – Вы-ырпей, Ваарсилий! Вы-ырпей. Стаарнет легче.
    Словно по волшебству, на столике появляются чай, две леопардовые бутылки "Черной реки", тонко напластанная бастурма (для Керелеха, сам я вегетарианец), мисочка с сушеным инжиром, полпачки шоколадного масла.
    Мне не хочется думать, из чего все это сделано и чем является на самом деле. Керелех пробовал обучить меня принципам бытия и, в частности, Закону Подобия, рассказывал свои инопланетные коаны, но я оказался неспособным учеником. Вполне возможно, что вместо сушеных фиг он видит вяленых улиток, а вино в бутылке – вытяжка из семенников гигантской лягушки. Черт с ним! Мне в самом деле необходимо напиться. Все же гибель Земли не каждый день случается.
    Звякают тяжелые лодошские кубки. Можно говорить что угодно о моем испорченном вкусе, но я обожаю африканские вина с зеленым чаем. Они напоминают мне о старых добрых временах: спортивные сборы под Кестерциемсом, шум моря, запах хвои, прохлада тренировочного зала и свобода, свобода от всего, что только можно придумать.
    – Ну, за счастье твоего мира!
    – За счастье, – киваю я. – Теперь уж немного времени осталось. Мы станем счастливы.
    Выпитое всегда оказывало благотворное воздействие на Керелеха: он переставал булькать и рычать, подобно пришельцу из третьесортного блокбастера. Если б не эти уши... Неужели перед смертью я становлюсь ксенофобом?
    – Василий, помнишь, ты спрашивал, в чем лодоши превосходят вас? Почему они оказались первыми в этой войне?
    – Помню. Ты ответил что-то несуразное.
    Кадамори не удержался и булькнул, засмеявшись.
    – Я ответил, что лодошам плевать на ваше понимание реальности. Дао, Божественный Промысел, Порядок Вещей – мышление, достойное жителя Ойкумены. Ты думаешь, что человек, вооруженный автоматом, жрущий чипсы, греющий гамбургеры в микроволновке, превосходит тушканчика с мечом, торбой проращенного зерна и алтарем Кокодо Девда на поясе? Реальность показывает иное.
    Он помолчал и вновь разлил вино по бокалам.
    – За Абрахама Гора.
    – За Гора. Что с ним?.. – Я не смог произнести роковой фразы, но Союзник понял без слов.
    – Потерял морду. – Он чиркнул себя большим пальцем по горлу. – В прямом и переносном смысле. Знаешь, Василий, варварский посол не может позволить себе роскошь обладать настолько выразительной мимикой.
    Я кивнул.
    – Для американцев лодоши оказались чересчур большим потрясением. Ты правильно сказал, Керелех, – пушки и фастфуд не способны служить мерилом цивилизованности.
    – Ничего, – успокоил меня Кадамори Драуд. – Просто ваша звездная экспансия прекратилась слишком рано. Хочешь фигушку?
    Кадамори намазал инжирину шоколадным маслом и протянул мне.
    – Угощайся, Василий. Эх, прогрессорство-мугрессорство... Если бы вам хоть раз довелось колонизовать по-настоящему феодальный мир, вы бы сразу поняли, в чем проблема. Дело ведь не в том, что тупых туземцев-моземцев приходится расстреливать из автоматов перед тем, как принести им Библию, демократию и привычку чистить зубы по утрам. Нет, Василий. Их нужно предварительно убедить в том, что они смертны. Что этот дурацкий кусок металла в руках полубогов способен нести гибель. Смерть-кумерть. Лодошей убедить не удалось, потому вы и проиграли. Война-шмойна, как говорится. Vae victis. Victis-biktis.
    Керелех как-то хвастался, что написал больше дюжины трактатов по земной культуре; его последний опус "Удвоение слов с заменой первого слога как проявление подсознательного влечения к осознанию Раша-Миори" даже хранится в нашей посольской библиотеке. Я прочел его со смешанным чувством. Все-таки проводить параллели между особенностями сексуальных взаимоотношений трехполых крокодилов с другого конца галактики и речью моих соотечественников – занятие рискованное. Тем не менее анализ словосочетания "культур-мультур" на шестидесяти четырех страницах меня впечатлил. Да и шефа нашего, Нуфетдинова, насколько знаю, тоже.
    – Так что же, лодоши, по-твоему, не верят, что умрут? Они бессмертны?
    Союзник вздохнул.
    – Ты варвар, Самоса. И вся ваша цивилизация – варвары. Впрочем, в том виноват принцип голографичности: часть отражает целое – как на земле, так и в небесах.
    – Что же нам делать, Керелех? – жалобно проблеял я.
    – Созерцать. – Керелех оторвал кусочек бастурмы и положил на язык. – Стать бесстрастным свидетелем гибели мира. Жаль, мне у вас понравилось... – Он внимательно посмотрел мне в глаза. – Ты теперь Земля, Василий. Лодоши знают это. Ты знаешь это. Ваше спасение – Вилтигай Велд.
    – Что?! – Протянувшаяся за очередной чашкой чая рука остановилась.
    – Вилтигай Велд. Теперь тебе можно сказать.
    – А раньше?
    – Раньше ты не играл в торнид. – Керелех едва заметно усмехнулся и кивнул в сторону шахматной доски.
    – Я играл в шахматы.
    Мне стало безумно интересно: откуда Парадоксальный Союзник узнал о моем утреннем выборе? Что ему подсказало? Я понимал, что ответа не получу, и вопрос так и остался невысказанным.
    – Да, раньше ты играл в шахматы, – в руках Кадамори Драуд появилась маленькая черная фигурка, – а это совсем иное. Знаешь, почему черный король – Вилтигай Велд?
    Не дожидаясь ответа, он продолжил:
    – Потому что лодоши чересчур серьезно относятся к торниду, это их власть над миром. Для лодошей нет разницы – игра или жизнь, лодош или пешка... Белые – живые, черные – войско мертвых... но у мертвых не бывает королей, Василий. Понимаешь? Всадники есть, гвардейцы, экзархи с острыми мечами – все, кроме королей. Черный король – это Вилтигай Велд.
    После этого разговор сам собою сошел на нет. Мы с каменными лицами допили вторую бутылку, Союзник озабоченно пробормотал формулу Граничности Времени, раскланялся и исчез.
    Как оказалось, вовремя: буквально через несколько минут за мной пришли. Меня ждал сам Дарай Лодош – корнеживущий, грызущий небо, с тремя черными колокольчиками. Вновь явились кудэ Ивар и незнакомая мне лодошка, меня облачили в цветастую юбку с кистями, обули в сандалии на несуразно высокой подошве, и в сопровождении двух статных оруженосцев кунда Дагды я отправился в Нору Бога. Морально готовиться к предстоящему празднику.

III. Дарай Лодош

На небе как на земле, а часть смотрится в целое и видит в нем себя.
Нора Бога, как и любое жилище Латлага, являлась отражением вселенского миропорядка. Запутанные тропинки, устланные ковриками кукушкина льна, вились без всякой системы, сплетаясь и расплетаясь хаотично, но все они вели в одну сторону – к покоям Дарай Лодоша, патриарха. Сотканные из разноцветных корней стены образовывали сложный, гипнотизирующий узор; капающая в металлические чаши вода пела едва слышную мелодию, растаскивающую сознание по ниточкам на манер игривого котенка, треплющего салфетку; временами по узким коридорам Норы Бога проносилась волна теплого, напоенного цветочными ароматами воздуха. Очень скоро я потерял себя в колоссальном лабиринте лодошского храма. Я пробовал считать повороты тропинок, искать ориентиры, но быстро сдался: храм оказался непознаваем. Узорные корни, музыка и дурманные запахи сделали свое дело – я начал ощущать собственное тело как нечто отдельное от меня. Каждый шаг доставлял мне неизъяснимое наслаждение; я стал понимать буддийских монахов, знаменующих любое свое движение звоном колокольчика.
    Девд, Девд, Девд.
    Дарай, Дарай, Дарай...
    Мы вышли к титанической лестнице, сплетенной из сучьев, корней, мха и сухой травы. Лестница уходила ввысь, в непроглядную тьму вертикальных храмовых туннелей; все тропинки и дорожки Норы Бога заканчивались и начинались здесь. Всем живым необходимо куда-то идти, но лишь Дарай Лодош, корнеживущий, уже пришел. Уже на месте.
    Вот и все. Ни боли, ни страха, ни усталости. Я украдкой глянул на часы – в пути мы находились около пяти часов. Заметив мое движение, левый страж что-то пробурчал сквозь зубы, и циферблат наполнился приятным зеленым мерцанием. Этот миг стал для меня последним отмеренным и посчитанным в жизни, остальные так и остались неучтенными.
    – Иди, варвар! – сломавший (или, наоборот, освободивший?) часы оруженосец тронул меня за плечо. – Кроме тебя, некому...
    Он произнес слово, которому не нашлось аналога в моем словаре, и это значило, что понятие, им обозначаемое, в моей жизни еще не встречалось.
    – Иди! – повторил второй. – Дарай Лодош ждет тебя.
    Я беспомощно оглянулся.
    Кап-кап. Кап-кап. Девд-Девд. Звук держал сознание в напряжении, маня неведомым недостижимым знанием; в какой-то момент мне показалось, что капель сложилась в слова:

      Пусть в проклятой пустоши бродит человек...

    – пел невидимый церковный хор. Я похолодел: пели по-русски!.. Мало что по-русски – я уловил голоса Вальки Смирнова, оставшегося в Риге, и Кати-Катарины-Зарины. Илюхи Шермана и Володьки Кемме. Всех, кого я когда-либо встречал в жизни...

      Кто поймет, как лучше? Кто найдет ответ?

    Это что ж получается-то? Меня опоили? Запах цветочный – наркотик? Или я сплю?
    – Иди! – в третий раз повторил оруженосец, подталкивая меня в спину. – Иди!
    Потеряв равновесие, я схватился за травяной жгут лестницы, и тропинка за моей спиной исчезла. Неловко подтянувшись, я приступил к восхождению.

Парадоксальный Союзник как-то рассказывал, что у лодошей, кроме общепринятых пяти чувств, есть еще два – чувство пространства и сознание бесконечности. К счастью, я не обладаю ни тем, ни другим, иначе еще у основания лестницы сообразил бы, во что ввязываюсь, и остался бы внизу.
    Мало кто из живущих на Латлаге видел Дарай Лодоша. Быть может, я первый и единственный. Хотя нет, оруженосцы его тоже увидят. Или уже увидели?..

Когда очередная травяная косица лопнула в руках, окружающий мир с радостным воем ринулся вверх. Радость оказалась преждевременной: не успев пролететь и десятка метров, я врезался в хитроумное переплетение лубяных лент и замшелых сучьев.
    "Позволь тебя спросить: что ты делаешь?" – сварливо осведомился старческий голос. От неожиданности я не нашелся, что ответить, и лишь глупо хлопал глазами, в то время как площадка, на которой я лежал, потрескивала и угрожающе кренилась в сторону. Я панически забился, но лишь ухудшил свое положение.
    "Что за странные забавы. Это спорт? Развлечение? Ты проигрался в торнид?"
    "Тебе, наверное, неудобно так лежать", – наконец заключил невидимый голос, после чего из-за огромного – в три моих обхвата – мохового каната выглянула седая мордочка. Лодош-старичок молодцевато пробежался по ненадежной веревочной сети и спрыгнул рядом со мной. Сооружение опасно закачалось, а сам я еще больше приблизился к краю площадки.
    – Эт-эт, варвар! Корни Латлага не хотят тебя принять.
    Одеяние лодоша составляла потрепанная сизая юбка с бахромой и кисточками; на шее у него болталось ожерелье из трех коробочек растения, похожего на мак; при каждом движении отшельника коробочки негромко потрескивали. Старик протянул мне посох и, когда я ухватился за него, подтянул меня поближе к себе.
    – Сядь, отдохни. Норы и боги не созданы для таких, как ты.
    – Ты – Дарай Лодош? – Коробочки на шее отшельника напомнили мне о титуле патриарха и о трех черных колокольчиках. – Корнеживущий? Я ищу Дарай Лодоша.
    – Глупец! – ухмыльнулся отшельник. – Если ищешь Дарай Лодоша – зачем тратишь время и силы на карабканье по Корням Латлага? Это разные вещи. Теперь я понимаю, почему вы, варвары, так недолго живете: вы стремитесь делать несколько вещей одновременно и постоянно забываете о том, что надо жить. Просто жить.
    Старик дернул меня за рукав, булькнул, и мы оказались в моих собственных апартаментах. Хихикая и одобрительно порыкивая, Дарай Лодош обежал комнату на четвереньках, тщательно обнюхивая все углы. Казалось, происходящее доставляет ему чрезвычайное наслаждение; у лужицы пролитого чая он задержался – цокал языком, жмурился, а затем, обернувшись ко мне, ехидно осведомился:
    – Что за чай? "Хуиджиминг"?
    Меня передернуло.
    – Да, "Хьюджиминг". Если желаете, корнеживущий, грызущий небо...
    – Дижакайд. Желаю. Угощай.
    Он уселся на мою кровать и уставился на меня круглыми немигающими гляделками. Черные колокольчики трещали не переставая, и от их звука мне становилось не по себе.
    – Хочешь знать, как кунд Дагда успевает к твоему утреннему бритью? – внезапно спросил отшельник. – Ты очень забавно представил утром, как экзарх ищет юбку. Спасибо, мне понравилось!
    Я напрягся, а патриарх, как ни в чем не бывало, продолжал:
    – Нет, Дамода. Кунд Дагда не мечется и никогда никуда не спешит. Он просто приходит в нужный момент. Не знаю, где экзарх хранит нужные моменты – на столе или в карманах церемониальной юбки, но твое время разгадать несложно: ты постоянно пялишься на часы. Вот и сейчас, смотри!
    Рука непроизвольно дернулась; я пролил чай и обжегся. Дарай Лодош захихикал.
    – Дао, Ход Вещей, Великий Порядок, Промысел Господень... Глупцы! Вы отделили существование от самих себя и утратили над ним власть. Не побыв господами, малодушно продались в рабство! Ты передерживаешь чай, Вадилий, его уже пора переливать.
    Похоже, чайным церемоном мне не быть. Я растерянно схватился за чайник, за пиалу, вновь за чайник. Мысли вихрем неслись в голове, вызывая недоуменную боль в висках: это что ж получается-то?.. Каждый лодош является отражением миропорядка, творцом и творением?
    Как на земле, так и в небесах; часть смотрится в целое и видит там... Что она видит?!!
    Кунда Маритэ, пузатенького смешливого лодоша, голыми руками перебившего чуть ли не роту американского спецназа при атаке "Хрустального Пика"? Нестреляющие автоматы и зависшие в воздухе вертолеты? Выходящих из храмов многоруких чудовищ в ожерельях из пылающих черепов – ожившие картины Дюрера и Босха?
    Вилтигай Велд! Да как же играть в шахматы с существами, что являются одновременно пешками, доской, игроками и правилами?
    – Есть пять ответов на вопрос, пять реакций на препятствие: тревога, сожаление, страх, гнев и радость. Земля, Металл, Вода, Дерево и Огонь. Одно следует за другим, перетекая и объединяясь, – насмешливо тянул старик. – Но, Дамода, ты застреваешь в фазе Воды.
    – Да пошел ты к черту, проклятый грызун! – Я отшвырнул в сторону чайник. – Твои загадки...
    – А вот теперь ты адекватен, – улыбнулся Дарай Лодош. Разбившийся о стену чайник собрался из осколков и оказался у него в руках.
    – Гневаешься, Дамода; следуешь кругу... – Лодош на мгновение запнулся и поднял глаза к потолку, вспоминая слово. – Кругу У Син. Теперь можно быть спокойным: Вилтигай Велд не постигнет тебя.
    – Объясни хоть, кто или что это – Вилтигай Велд?
    – Что тебе с того, мертвый? Легче станет? Он не кто и не что... впрочем, нельзя сказать, что он никто или ничто. Вилтигай Велд не существует. Для тебя.
    – А что существует?
    – Мы существуем, мы, лодоши. Порядок существует. Промысел Господень существует.
    Патриарх зевнул и деликатно прикрыл рот ладошкой:
    – Прошу меня простить, редид Дамода: я утомил тебя своими пустыми рассуждениями, а тебе еще участвовать в празднике Моря и Пути, любоваться чужим счастьем.
    Произнеся слово "счастье", старик скептически хмыкнул.
    – Надеюсь, праздник станет праздником для тебя... тем более что других радостей в твоей жизни больше не будет.
    Дарай Лодош поднялся на ноги, отряхнул юбку и трижды хлопнул в ладоши:
    - Он готов. Заберите его!

IV. Вилтигай Велд

И вот я на празднике.
Между нами: кунд Дагда и Дарай Лодош оказались людьми (вернее, лодошами) слова. И скала мне досталась всамделишная, и чужим счастьем пришлось любоваться всерьез... Счастье жители Латлага понимали весьма и весьма экстравагантно: подобное я видел лишь однажды, когда случайно попал в Москву во время парада на Красной площади. Всюду, куда ни кинь взгляд, толпились чиновники: рангом повыше – на ходулях, пониже – в удивительных башмаках на высокой подошве. Юбки счастливцев поражали причудливостью фасонов, форм и расцветок; они были украшены цветами, лентами, фонариками, флажками – от разнообразия красок кружилась голова. Многоголосый хор трещоток наполнял пространство треском и писком; дудочки гремели и хрюкали на разные голоса, играли незатейливые мелодии, подражали лаю и мяуканью местных хищников. Моя скала с примостившимся на ней уютным домиком изо мха и травы возвышалась в нескольких десятках метров над волнующейся цветастой толпою, и клянусь: я не хотел бы оказаться внизу, среди счастливых аборигенов!
    Впрочем, они этого тоже не очень-то жаждали: мне удалось приметить кружащего вокруг скалы маленького альбатроса-снайпера с синим огоньком святого Эльма в клюве. Значение этого огонька кунд Дагда разъяснить не удосужился, но я и без того понимал: живым и несъеденным Вилтигай Велдом со скалы мне не уйти. Не позволят счастливые мохноносые аборигены. Эх, Абрахам, Абрахам, рано ты морду потерял, друг заокеанский, мы б еще побарахтались!.. А сейчас – что горевать о несбывшемся?
    Игроки. Вот ваше поле, вот ваша доска для торнида... Всадники, экзархи, гвардейцы. Блистающие мечи, кисточки на поясах, шляпы с перьями. Наверняка где-то среди неспешной реки счастливцев бредет лодошский король. Самые высокие ходули, самая богатая юбка... ленты, колокольчики.
    Внезапно я ощутил себя Гулливером в стране лилипутов. Сильным, могучим, огромным – и тем не менее связанным по рукам и ногам сетью тоненьких канатов, прикованным к огромной повозке тончайшими стальными цепями. Вот-вот затрещат маковые колокольчики за дверью, войдет канцлер и прикажет отправляться к блефускианцам, чтобы захватить их флот. Картина была настолько отчетливой, что я даже покосился на дверь.
    Чушь! Ерунда. Никто не войдет. Все лодоши там, внизу. Ни один не может остаться вне праздника Моря и Пути, говорят, даже мертвые принимают в нем участие. Насчет мертвых сомнительно, конечно, но...
    А я сам?.. Кто я?.. Мертвый варвар. Мертвый варвар из несуществующей страны – неужто я сомневаюсь в собственном существовании?
    Я мертв. Я один. Я смотрюсь в целое и...
    От треска колокольчиков за дверью сердце подпрыгнуло и выдало оглушительное стаккато.
    – Можно, – закричал я. – Входите!
    Канцлер? На мгновение мне подумалось, что это оруженосцы из свиты господина экзарха – удостовериться, что все в порядке, что я не сбежал и честно сижу, завидуя чужому счастью. Но нет. Человек... вернее, лодош, вошедший в дверь дома на скале, был мне не знаком:
    – Dveid! – бодро оскалился он, входя.
    – Двейд, двейд, – ошарашенно кивнул я в ответ. – Садись.
    Судьба? Это моя судьба? Почему-то до меня не сразу дошло, что знание лодошского языка, намертво впечатанное в подкорку могучими методами местной трансперсональной психологии, в отношении незнакомца не работает. Каждое его слово приходилось повторять про себя, чтобы понять, что он произнес.
    – Agga! – ухмыльнулся тот, словно прочитав мои мысли. – Nebadid, kund.
    – Я не боюсь, – машинально отреагировал я. – Чего мне бояться?
    – Man. Tu badidie pared, – снова ухмыльнулся тот. – Ed edda Viltigai Veld.
    Не ожидая предложения, незнакомец уселся на пол, скрестив по-турецки лапы. Кисточки у него на ушах смешно задергались:
    – Tu gaidi ke? Dedelid tornid?
    – Ну... – замялся я, и вдруг до меня дошел смысл сказанного: – Торнид? А может, шахматы?
    – Tornid. Ia, barbarid.
    Не переставая улыбаться, Вилтигай Велд протянул лапу и достал из пустоты шахматную доску – ту самую, янтарную. С ума сойти! И это в пустой – два тонких одеяла, подушка и лубяной короб с крендельками из проращенного зерна – комнате! Хотя чему я удивляюсь после встреч с Дагдой, Союзником и Дарай Лодошем?
    Вновь дрогнули кисточки на ушах.
    – Черные, – умоляющим голосом, не то спрашивая, не то утверждая, произнес Велд. – Мои?
    – Идет, – согласился я, подавляя внутреннюю дрожь. Я вдруг понял, что мне напоминает происходящее – не "Путешествие в Лилипутию", нет! Скорее оно было похоже на сказку об Иванушке-дурачке, подрядившемся сдуру провести три ночи в доме с привидениями. Что ж, с привидениями и вести себя следует соответственно.
    – На что играем?
    Лодош пожал плечами:
    – Не знаешь? Притворяешься? На жизнь, конечно, сам решил. Моя же ставка – надежда. Вера. Свобода. Как захочешь. Я – черный король.
    – По рукам!
    Холодок пробежал по спине, пробиваясь сквозь накатившую бесшабашность. В сказках просто: Иванушки всегда выигрывают, глупость человеческая непобедима, ну а вдруг я умный? Тот самый здравомыслящий старший братец, безмолвный статист в сюжете, обреченный на бесславную гибель?
    Лодош смотрел на меня огромными немигающими глазищами, а я все никак не мог решиться. Что же я делаю? Быть может, то, что я сижу и боюсь сделать ход, – это признак ума? Или, наоборот, какой-то особой, недоступной обыденному пониманию глупости?
    E2 – E4.
    Гость сразу успокоился и принялся дергать себя за усы, размышляя. Наконец он деликатно, двумя пальчиками взял гвардейца и выдал сакраментальное:
    E7 – E5.
    Первые несколько ходов мы сделали молча. Велд сидел по-турецки, тщательно расправив вокруг ног складки потертой коричневой юбки, и жадно жевал крендельки из моего запаса. Признаться, он меня разочаровал: цвет шерсти обыденный, серенький, такой цвет чаще всего бывает у потомственных мелких клерков, глазки – маленькие, карие, слезящиеся. Нос в морщинах. На шее – грязная пестрая ленточка, из тех, что носят хронические холостяки. И это – неназываемый ужас, которого так боятся всесильные рыцари лодошей?!
    – Ты – местный дьявол? – наконец решился я.
    – Я – Вилтигай Велд.
    Он помолчал, а затем спросил, кивая на окно:
    – Завидуешь?
    – Им? – Я пожал плечами. – Нет.
    – И правильно. Ведь придет Вилтигай Велд и пожрет тебя. – Он двинул вперед коня и взял из коробки очередной кренделек. – Только зря ты называешь нас тушканчиками.
    Похоже, мы решили удивлять друг друга по очереди.
    – Почему?
    – Мы не тушканчики, Вадилий. У вас, на Земле, есть забавные зверьки – лемминги. Знаешь, какой у них главный праздник в жизни?
    – Хм... – Ладья перешла через всю доску. – Забавная мысль. Море и Путь... Массовый психоз грызунов, заставляющий их кончать жизнь самоубийством.
    – Не психоз – именно Путь. Путь к Морю длиною в жизнь, самореализация. Дарай Лодош говорил как-то, что реалии вашего мира созданы леммингами, а богам свойственна усталость от жизни.
    – Отчего же они так разукрашены? – поспешил я увести разговор от тревожной темы. – Ну... я имею в виду не леммингов, а твоих соотечественников. К чему эта разноголосица?
    – Очень просто. Вилтигай Велд. Три дня назад я проснулся и вспомнил, что настал праздник Моря и Пути. Еще я вспомнил, что к моему рангу четвертого секретаря кунда Маритэ полагаются башмаки высотой пятнадцать даку, черно-зеленый веер и три синие ленты. Денег у меня хватило лишь на ритуальный фонарик дауле... Тебе шах, редид Вадилий.
    – Спасибо. Гарде, Вилтигай Велд. И как же ты выкрутился?
    – Никак. Это редкий, нереальный случай: наше общество жестко структурировано, и такого, чтобы лодошу не хватило денег на обряд Пути, просто не бывает. Это невозможно.
    – Но произошло?
    Лодош пожал плечами.
    – Ты варвар. Или дурак... впрочем, это одно и то же. Нет разницы между законами социальными и законами физическими. Правил много, но мы устанавливаем их.
    Он передвинул экзарха под удар моего всадника. Господи, да как это возможно? Мой гость утратил хваленое лодошское всемогущество? Или же я действительно Иванушка-дурачок?
    Позиция на доске давала два варианта развития – взять черного экзарха либо...
    – Дурак-то дурак, – не без ехидства заметил я, – а в шахматы играю получше некоторых. Тебе мат, Вилтигай Велд.
    – Мат?
    – Мат. Ну, где моя надежда? Или ты предпочтешь расплатиться верой?
    Гость усмехнулся.
    – Выбирать тебе, редид, выбирать тебе. Как и было сказано.
    Лодош подобрал юбку и, небрежным щелчком сбросив с доски черного короля, взгромоздился на его место.
    – Вилтигай Велд! – полетели из-под его босых лап фигуры. – Вилтигай Велд, где мне мат, глупый редид?! Ты играешь в шахматы или торнид?
    В этот миг Вселенная обрушилась сквозь меня, перевернув мир с головы на ноги. Суть торнида стала для меня кристально ясна и понятна: игра, перетекающая с доски в мир и обратно на доску! Солнце, восходящее на востоке и одновременно над вертикалью "а" доски торнида.
    В один миг я стал пешкой, доской, игроком и правилами. Стал – и отказался от этого.
    Вилтигай Велд!
    Дверь распахнулась от моего удара. Альбатрос предупреждающе чирикнул и в ужасе бросился прочь от меня.
    Вилтигай Велд! Ха-ха-ха-ха! Я понял!
    Несуществующий, невозможный, нереальный в предельно формализованном мире лодошей Вилтигай Велд!

Едва завидев Парадоксального Союзника, господин Нуфетдинов – толстенький лысоватый человек со смуглой кожей и восточными чертами лица – вскочил и в нетерпении забегал по перрону.
    – Ну? Говорите же, говорите, Керелех! Какие новости?
    Кадамори Драуд раздраженно отмахнулся от землянина, достал из шляпы красный клетчатый платок и принялся вытирать потную шею. По удивительному стечению обстоятельств сейчас Керелех напоминал доброго волшебника из старого советского мультфильма о Незнайке, и облик его вызывал у посланника безотчетный ужас.
    – Все хорошо, – не переставая скалиться, пропел Керелех, – лодоши дали добро. Собственно говоря, им не до вас. По всему Латлагу объявлен траур: праздник Моря и Пути сорван, члены собрания Даэмаа готовятся к массовому самопожертвованию во славу родины... в общем, имейте в виду: помимо Кадамори Драуд с вами никто разговаривать не будет.
    Посольские работники недоуменно переглянулись. На перроне они стояли все, вернее, почти все: Галочка, Эмма Гор с никелированной урной в руках (останки потерявшего морду Абрахама), Светлана Егоровна, мистер Фицджеральд и Лев Наумыч. Не хватало только Василия Самосы, но с его отсутствием Земля, похоже, примирилась.
    – Я полечу с вами, – продолжал перевертыш. – Я прослежу, чтобы вы добрались до места назначения без приключений, в целости и сохранности. Думаю, что к тому времени Сообщество успеет рассмотреть вопрос о вступлении Земли в ряды Парадоксальных Союзников и вынесет вердикт в вашу пользу.
    Подавленное молчание было ему ответом. Наконец Светлана Егоровна не выдержала:
    – Молодой человек! – в сердцах бросила она. – Не пудрите мне мозги. До вас тут один хамоватый тушканчик с мечом и в юбке, едва прикрывающей, пардон, гениталии, наглядно объяснил, что будет с Землей в целом и каждым из нас в отдельности. Теперь появляетесь вы в своем идиотском клоунском обличье и утверждаете совершенно обратное. Так кому же из вас прикажете верить?
    Посланники Земли замерли. Эх, Светлана Егоровна, Светлана Егоровна! Культурнейшая, умнейшая женщина: три высших образования за спиной, две докторских, масса публикаций – и такой конфуз!
    К счастью, Драуд не обиделся.
    – Эх, Светлана Егоровна, Светлана Егоровна... – вздохнул он. – Вы же умная женщина, должны понять. Что вам теперь эти лодошские хамы в юбках? На земле как на небесах – помните? А часть смотрит в целое и видит... ну?..
    – Фигу она там видит, – пробурчал себе под нос Лев Наумыч.
    – Правильно, плод инжира. Ну как Сообщество Парадоксальных Союзников откажется от планеты, объявленной лодошами Вилтигай Велд?
    – А сам Василий? – испуганно пискнула Галочка. – Он не вернется домой?
    – Я думаю, – печально ответил Керелех, – Василий уже дома. Вернее, он дома везде, где бы ни оказался.