5 сентября 2003 года стало черной датой для всех российских любителей фантастики: утром этого дня в столичном Институте Склифосовского от онкологического заболевания скончался Игорь Всеволодович Можейко, известный миллионам читателей во всем мире как Кир Булычев. Он был известным востоковедом, входил в комиссию при Президенте России по государственным наградам, но самым главным делом его жизни была литература. Не будет преувеличением сказать, что его фантастические и детские книжки есть в каждом российском доме. А сколько их еще могло бы быть! Ведь писатель ушел в расцвете, полным творческих планов. Именно о своих будущих работах говорил Кир Булычев в интервью, которое было напечатано в апрельском номере "ЗД" всего несколько месяцев назад...
    Игорь Всеволодович родился в Москве в 1934 году. После окончания Института иностранных языков работал в Бирме, а по возвращении на родину стал научным сотрудником Института востоковедения Академии наук СССР - и продолжал трудиться в этой организации до самых последних дней. Фантастику начал писать в середине 60-х, почти сразу придумав образ Алисы Селезневой - "девочки из будущего", приключениям которой было посвящено несколько повестей, - и найдя удивительно теплую, нефальшивую интонацию. Этот образ на долгие годы стал визитной карточкой писателя, а популярность Алисы взлетела до невиданных высот после появления в 80-х телесериала "Гостья из будущего". Кстати, свои художественные произведения Игорь Можейко с самого начала подписывал псевдонимом Кир Булычев, поскольку вполне резонно опасался того, что сочинение столь "несерьезных" текстов может повредить его академической карьере.
    Не меньшей популярностью, чем повести об Алисе, пользовался цикл рассказов о городе Великий Гусляр. Здесь тонкий юмор и точность деталей провинциального быта сочетались с самыми невероятными сюжетными коллизиями, которые нередко выглядели как едкая пародия на штампы НФ. Читателям запомнились такие рассказы и повести, как "Поступили в продажу золотые рыбки", "Марсианское зелье", и ряд других.
    И повести об Алисе, и "гуслярские" истории, и другие произведения писателя неоднократно экранизировались. Дар кинодраматурга был у Кира Булычева необычайно ярок. Его перу принадлежат и оригинальные сценарии - например, к фильмам "Через тернии к звездам" и "Комета" (в соавторстве с Р.Викторовым), "Слезы капали" (в соавторстве с Б.Володиным и Г.Данелия). В 1982 году за кинодраматургию И.В.Можейко был удостоен Государственной премии СССР.
    В последние годы жизни Кир Булычев обратился к исторической фантастике, написал несколько романов из задуманного, но, к сожалению, неоконченного цикла "Река Хронос" - русской семейной саги, охватывающей весь XX век. Совсем недавно отдельным изданием вышли мемуары писателя, которые он назвал "Как стать фантастом". По мысли Булычева, стать фантастом в нашей стране было несложно - надо было только говорить правду о мире и человеке на фоне официозного вранья. Самому Игорю Всеволодовичу это каким-то образом удавалось. У него вообще была счастливая судьба: не вступив ни в КПСС, ни в Союз Писателей, он смог донести свои книги до благодарных читателей. Счастливы были и читатели, которые знали, что рядом с ними живет умный, добрый, совестливый и щедрый на выдумку человек. Теперь надо как-то свыкнуться с тем, что этого человека уже нет с нами.
    Прощайте, Игорь Всеволодович! И - спасибо вам!

Редакция "Звездной дороги"

Впервые я встретился с ним, если только память не подводит, в 1966 году. Но, может быть, и в начале 1967-го. Я тогда работал в Риге главным редактором газеты "Литература ун Максла", только что получил квартиру, поставить в которую было еще нечего. Однажды вечером, когда я пришел с работы, жена сказала:
    - Тут какой-то человек тебя искал. Сказал, что из Москвы.
    И после паузы добавила:
    - Высокий такой, красивый... Сказал, что еще зайдет.
    И он действительно пришел. И назвался Игорем Можейко. Объяснил, что приехал в Ригу, чтобы без помех, в одиночестве, поработать над книгой. И ему сказали, что вот есть в Риге Володя Михайлов, он поможет устроиться. Меня тогда в Москве уже знали, как говорится, в кругах, близких к "Искателю".
    Сразу возникло чувство симпатии к нему - думаю, это происходило со всеми, кто с Игорем встречался; от него так и исходило обаяние, он казался человеком совершенно открытым, находиться рядом с которым было приятно. В тот первый вечер знакомства мы с ним проговорили до первых петухов, сейчас уже не помню - о чем, скорее всего - о фантастике и, наверное, о политике; слушать его было очень интересно, эрудицией он обладал уже тогда весьма немалой, как и чувством юмора, что, по-моему, еще ценнее. Когда мы наконец устали, я уложил его спать на раскладушке в пустой комнате, снабдив только пижамой. А назавтра мы с ним поехали на Взморье, хорошо мне знакомое, и без труда нашли комнату, которую можно было снять на месяц. Вечером он перетащил туда машинку, не портативку, а громоздкую, канцелярскую, которую я впоследствии видел у него в Москве (кажется, он не изменил ей до самого конца). И засел за работу. В Ригу он приезжал, по-моему, только для того, чтобы встретиться с кем-то из тамошних нумизматов - для каких-то обменов.
    После этого я, бывая в Москве, обязательно заходил к нему - еще в старое его жилье в районе Мосфильмовской, где каждый раз удивлялся его коллекциям: нумизматической, фалеристической, оружия. До сих пор храню две трубки, которые выменял у него на японский штык-саблю. Помимо этих моих визитов, мы встречались и на Рижском Взморье, где он с семьей отдыхал каждое лето, снимал дачу. Это были, так сказать, встречи регулярные. Но бывало и иначе. Когда я собрался отметить свое сорокалетие - дома, в очень узком кругу, - мне вдруг очень захотелось увидеть его, и я позвонил ему чуть ли не в последний момент, не очень надеясь, что он примет приглашение, - однако в нужный день они с Кирой прилетели и мы хорошо посидели, а назавтра они тем же путем отправились домой. Подаренная ими картина кисти Киры Сошинской до сих пор украшает мою комнату.
    Когда однажды мне предложили вернуться в Москву и работать главным редактором киностудии "Центрнаучфильм", кажется, так она называлась, я посоветовался с Игорем и Кирой и они такого шага не одобрили - по ряду причин, среди которых было и соображение: "Сейчас мы знаем, что в Риге вот есть Володя...". Хотя это было, конечно, не главным мотивом.
    Странно - а может быть, напротив, нормально, - что мы, насколько помню, почти никогда не говорили о своей работе. Очень редко обменивались книгами. В общем, каждый из нас знал свое место в фантастике и не нуждался в каких-то сторонних подтверждениях. Игорь был писателем, от Бога наделенным прекрасным чувством языка, стилем, какой не спутаешь ни с чьим другим, обширным словарем. В лучших вещах он достигал той великой простоты, какая дается куда труднее сложностей. Не говорю уже о его мощной и многогранной фантазии. А кроме того, думая об Игоре, я всегда по-хорошему завидовал его работоспособности: приходя к нему, видел, как он, едва успев вернуться с работы, садился за машинку, из которой торчал до половины напечатанный лист бумаги, - и тут же, с ходу продолжал текст, словно бы оторвался от него только на минуту. Наверное, и у него, как и у иных, остались нереализованные замыслы; но он успел осуществить куда больше, чем очень и очень многие из нас. Но сколько бы он ни жил, себя - я уверен - он никогда не смог бы исчерпать.
    Да почиет в Боге.

"Как говорил покойный Гомер..."
Время от времени так говорил Кир Булычев.
    С книгами Кира Булычева еще придется разбираться, переосмысливать многое, искать их правильное место на полке русской литературы, хотя уже сейчас нет никаких сомнений в том, какой великолепный прозаик сумел не утонуть в дерьме реализма и не задохнуться в дешевых духах романтики.
    Ужасно, что все остается недоговоренным.
    Все всегда остается недоговоренным, никто не успевает сказать последнее.
    "Давай встретимся, - непременно отвечал он, если я появлялся в Москве. - Давай поведу тебя в новое издательство. - Это уже по конкретному поводу. - Заключишь договор, получишь аванс!" Редкостнейшая черта для писателя: не считать издательства только своей делянкой. Многие ведь начинают с переустройства мира, а заканчивают благоустройством своих личных шести соток.
    Он хватал меня за руку и тащил в какое-то странное здание в центре Москвы.
    Мы поднимались на третий этаж и оказывались в сумеречном царстве аквариумов. Вместо редакторов на нас молчаливо зевали толстые рыбы. "Смотри, Гена, - благожелательно говорил Игорь, и в его мягком голосе недоверие к чудесам мешалось с какой-то совершенно невероятной надеждой. - Сейчас зайдем к главному. Он похож вон на ту рыбу. Запомни. Именно на ту. Чтобы не перепутать. Здесь все похожи на рыб, а рыбы на всех, такое тут издательство. Сейчас мы зайдем к главному, и ты сразу скажи ему в глаза, что ты написал чудесную книжку о религии одного старинного племени. Ну, какие там у вас были племена в Сибири?" - "Чюванцы, - отвечал я, не понимая. - Шоромбойские мужики, чюхчи, юкагиры". - "Вот-вот, - вспыхивал радостно Игорь, смеялись все его морщинки, седина горела вокруг головы как нимб. - Ты ему прямо в глаза скажи, что ты написал чудесную книжку про религию шоромбойских мужиков". - "Но я же не написал. И с религией там были свои трудности". - "Ну вот видишь, - радовался Игорь. - И у шоромбойских мужиков трудности были. Так и скажи главному, что ты написал чудесную книжку о трудностях с религией у этих твоих мужиков. Смотри, смотри, она прислушивается, - указывал он на особенно толстую рыбу. - Ей нравится. А что зевает, так это у нее так, нервное". - "Но я никогда не писал книжек о религии", - упирался я. - "Значит, пришло время, - ласково настаивал Игорь. - Я же написал чудесную книжку о религии атлантов".
    С ним трудно было говорить о капитале как о глобальной структуре, он не всегда поддерживал тему ноосферы, мгновенные войны мало его трогали, но зато - мир 1185 года!
    Он написал о нем целую книгу.
    "Смотри, какая толстая, настоящая книга, - гордо показывал он солидный том. И так и указывал в дарственной надписи - настоящая! Ведь шел 1989 год, и издать настоящую толстую книгу даже Киру Булычеву было непросто.
    Да, никакой политики, но - масло растительное, жир животный, тунгусские цехины, албанский негашеный спирт... Он любил эти игры - мгновенно возникающие сочетания слов. Он был совершенно очарован сказкой моего внука Тимофея: "Пошла козочка погулять. Попрощалась с мамой". - "Какие у вас там в Сибири чудесные угрюмые леса, чудесная тревожная обстановка, - радовался он. - Выйти погулять уже попрощаться надо". И мы переходили к ненаписанным романам, которые, увы, никогда не будут написаны. "Силос на берегу Маклая", - предлагал я. - "Очень сильная идея, - радовался Игорь. - Всепобеждающий социализм. Это надо писать яркой кистью. Пусть Маклая даже съедят, ничего страшного. Социализм строят не для одного человека". - И сам предлагал: "Человек, который давал советы Богу". Я радовался: "Знал такого. Постоянно дергал Большого старика за бороду, приставал, спрашивал: чем он питается? Большой старик не выдержал, спустился с небес и отхерачил того мужика от души". - "Никому больше не рассказывай об этом!" - радовался Игорь. И предлагал сюжет о новом сорте кукурузы. Этот сорт был выведен селекционером, страшно раздраженным хищениями со своего участка. Новый сорт кукурузы отличался крайней агрессивностью, сам защищал себя от колхозников. - "Все девы Урука". - "А это название отдай мне, - вдруг настораживался Игорь. - Я напишу рассказ".
    Не знаю, написал ли.
    По крайней мере, в библиографическом своде его работ ("Кир Булычев в XX веке") такого названия нет.
    А время шло...
    Шло время...
    Уже в 2001 году на челябинском издании записок семидесятника "Как стать фантастом" он написал "Как мы с тобой, Гена, живем долго! Даже коты наши померли". А на втором издании (московском): "Дорогому другу Гене - когда-то недавно мы с тобой и не подозревали, что доживем до мемуаров". А на книге "Чужая память": "Это не "чужая" память, а наша общая".
    Однажды в Свердловске в кафе напротив гостиницы "Большой Урал" мы заняли удобный столик - Нина Матвеевна Беркова, Игорь Всеволодович, Боря Штерн и я. Рядом был накрыт стол на шестнадцать персон, и мы всячески гадали: кто отведает выставленных на нем яств? Нина Матвеевна боялась, что это будет тайная свадьба некоей романтичной грешницы. Боря Штерн утверждал, что если и свадьба, то с дракой и с изнасилованием. Один Игорь заявил совсем другое: "Милые друзья, вы совсем не верите в чудесное. Сюда сейчас придут замечательные люди. Интеллигентные, тихие. Они едят морковку, не курят и каждый день чистят зубы".
    И действительно. Дверь кафе открылась, и соседний стол заняли шестнадцать беременных (Боря Штерн заметил: глубоко беременных) милых женщин. По ним было видно, что они часто едят морковку, никогда не курят и, конечно, чистят зубы. Нина Матвеевна тихонько ахнула: наверное, несчастный случай на производстве! А Боря Штерн предположил, что это сотрудницы краевой библиотеки. "Ну, что ты, Боря, - мягко возразил Игорь. - Сотрудницы областной библиотеки, конечно, не бывают очень старыми, но в непрестанной борьбе за культуру они рано теряют обаяние и женственность. А тут мы видим сразу шестнадцать прелестниц. Их связывает нечто общее. И я знаю что!"
    Выдержав паузу, он сказал:
    "Это юбилейный выпуск библиотечного техникума!"
    И так мы и сидим за столиком - Боря Штерн, Нина Матвеевна, теперь Игорь. А напротив - будущее. И ничего с этим не сделаешь, потому что все, связанное с нами, действительно не чужая память.

5 сентября 2003 года я получил несколько сотен электронных писем от совершенно разных и незнакомых мне людей с соболезнованиями родным и близким, с теплыми словами, со слезами в голосе... Эти люди по большей части знали лишь имя - Кир Булычев, но им было тяжело. Тяжело сознавать, что уже нет и не будет еще одного хорошего человека на свете, книгами которого они зачитывались в детстве или читают сейчас.
    Значительно тяжелее воспринимать безжалостную действительность и привыкать в ней жить, когда знаешь человека лично.
    Я был с ним знаком. Это был добрый, веселый, отзывчивый, интеллигентный, энциклопедически образованный человек. Очень близкий мне человек. Я ни разу не видел и не слышал, чтобы он говорил очень уж серьезно или тем более строго. Всегда, при любом настроении и при любой погоде, Игорь Всеволодович шутил и улыбался. Ни разу он не произнес слова "нет".
    Я приезжал в Москву, останавливался на несколько дней в мастерской у Булычева. Так и в этом году - пять дней в июне.
    Я жил среди незаконченных рукописей, черновиков и набросков, написанных им картин - в атмосфере совершенно для меня фантастической, там, где создавались любимые всеми приключения Алисы, где продолжала свое течение Река Хронос, где рождались рифмы его стихотворений...
    На стене перед рабочим столом - на двух страницах, отпечатанных на машинке, - список запланированных произведений на этот год; часть порядковых номеров обведена кружочками: это написано, а это уже напечатано... Жаль, так мало кружочков!
    "Как многого я в жизни не успел!" - эта первая строчка одного из стихотворений Кира Булычева все время крутится у меня в голове.
    Но он с надеждой смотрел в будущее. Когда мы обсуждали наши издательские планы всего лишь за месяц до больницы, из которой ему не суждено было вернуться домой, он сказал: "Лет на десять я ведь могу еще рассчитывать!" В писательских планах было закончить цикл романов "Река Хронос", написать новый цикл подростковой фантастики, составить и издать несколько каталогов по фалеристике... Мы хотели продолжить начатую три года назад серию "Для узкого круга", в которой уже вышло несколько сборников стихотворений, энциклопедия для "новых русских" "Спринт-история" и мемуары писателя "Как стать фантастом". Кир Булычев планировал продолжить серию переработанным и дополненным "Фантастическим бестиарием", полным авторским вариантом нового фантастического романа "Убежище", сборниками не публиковавшихся ранее стихотворений и оригинальных рассказов-миниатюр.
    Он просил меня к своему 70-летию подготовить и издать дополненную библиографию: "Ведь с выхода последнего издания прошло уже несколько лет!"
    Теперь для меня дело чести - через год представить на читательский суд новый справочник, который, к сожалению, уже можно будет назвать "Полная библиография Кира Булычева".
    А дальше? Дальше делать то, что стало для меня делом жизни, и делать это, надеюсь, хорошо: собирать по крупицам архив Кира Булычева, вести библиографию, поддерживать страницу в Интернете, издавать книги, - все то, что поможет нынешним и будущим читателям найти для себя Кира Булычева.
    Только жаль, что никогда уже не услышать в телефонной трубке знакомый голос: "Привет! Это Игорь".