Тебе - половина и мне - половина
1
Трудно поверить, но за три года (с того дня, как переехали сюда, в двухкомнатный «кооператив») Митя ни разу не был в Тракторной усадьбе. Хотя она под боком! Просто не подворачивался случай. Школа, магазины, остановка трамвая были в другой стороне. По краю Усадьбы Митя проходил изредка, если шел в Первомайский магазин или в аптеку за мазью для папиной поясницы, а внутрь не совался. Не было желания. Казалось, что жители там с недобрыми нравами. Наверно, косо глядят на чужаков.
Но сейчас никто косо не глядел. Вообще не смотрели на Митю и Ельку. Несколько мужиков с татуированной мускулатурой за дощатым столом пили пиво и стучали доминошками. Две тетки натягивали между деревянными балконами веревку с мокрым бельем. Ходили по асфальтовым дорожкам сонные псы. Лениво посторонились, когда мимо прокатил на трехколесном велосипеде румяный дошкольник -- совсем такой же, как малыши в Митином дворе. Он помахал Ельке (и Мите заодно) синей пластмассовой саблей.
Усадьба состояла из десятка двухэтажных домов -- бревенчатых или обитых почерневшим тёсом -- с решетчатыми балконами и верандами. Построили их для рабочих Тракторного завода в давние времена, которые у взрослых назывались «довоенные». Удивительно, что такая старина сохранилась рядом с центром. Вон, торчит над крышами белый двадцатиэтажный дом областного правительства (конечно же -- «Белый дом»), а здесь -- деревенская тишь. Густая зелень рябин, сирени и высоченных тополей. И даже дубы есть, хотя в здешних местах они редкость.
А травы -- выше головы! Особенно много той, у которой пунцовые и розовые цветы, похожие на маленькие орхидеи. Митя и раньше видел такую на обочинах, но отдельными кустами, а здесь -- целые рощи! Не поймешь даже -- сорняк это или развели нарочно...
Елька привел Митю к длинному сараю, сбегал за ключом, выкатил сквозь широкие двери сооружение на больших, как у деревенской телеги, колесах. Фанерный короб с короткими оглоблями.
-- Во! Ее для сбора бутылок соорудили...
Митя постеснялся спросить, кто именно собирал бутылки. Какое его дело! Несмотря на громоздкий вид, телега оказалась легкой на ходу. Они бегом докатили ее до Митиного подъезда. Елька прихватил с собой еще маленькое жестяное ведерко.
-- Вдруг кто-нибудь захочет мелкую порцию!
Митя лишь дивился Елькиной практичности.
С полчаса провозились с погрузкой. Сперва доставляли картошку вниз ведрами, а оставшуюся треть (с натугой!) приволокли прямо в мешке. Ящик оказался почти полным.
Впряглись, потянули. Ого! Это вам не пустую телегу катить! Но поднажали, и она поехала.
Опять пересекли Усадьбу. Выбрались на асфальтовый тротуар, что вел вдоль заброшенных домов -- с узорчатыми разбитыми крылечками и прочими остатками старинной красоты. И снова Митя подумал: «Странно как! Я и не знал, что рядом такая глушь. Вот домашнее дитя...»
Перешли улицу Полярников с трамвайной линией, затем пыльный сад на задах торговых складов и выкатили свой груз на асфальтовую полосу между старых тополей и кленов. Тротуар -- не тротуар, дорога -- не дорога. Видимо, та самая. Народу здесь и правда было много. Особенно пожилых тетушек с сумками. Бодро шагали туда-сюда. Неподалеку вскрикивали электрички, и виден был меж деревьев решетчатый мост над рельсами.
Елька умело выбрал полянку под кленами, у самого асфальта.
-- Приехали. Давай...
Митя хлопал ресницами. Что давать-то?
Елька прыгнул на колесо, накидал в красное ведро клубни -- до верху. Чуть не упал от тяжести, когда протянул сверху Мите. Тот подхватил торопливо и виновато. Елька наполнил и жестяное ведерко. Прыгнул на траву.
Оба ведра они поставили на обочине. Сами встали рядом. Елька -- беззаботный и независимый, Митя... ох, провалиться бы куда-нибудь...
Но не провалился. Почти сразу подошел широкий парень в темных очках, с оранжевым рюкзаком за плечами и с тросточкой. Стукнул тросточкой по большому ведру.
-- Почем фрукты-овощи?
Митя заморгал, глянул на Ельку. О цене-то не подумали! Елька, видать, тоже растерялся. Первый раз за сегодня.
-- Сейчас,-- заторопился Митя.-- Минутку...-- В мозгах будто защелкал калькулятор. Старую картошку Митя в июле покупал в овощном магазине по шесть рублей за кило. Свежая, конечно, дороже. Насколько? На рубль? И сколько килограммов в ведре? Десять? Значит, ведро -- семьдесят рублей?
Парень, однако, не стал ждать.
-- Коммерсанты! Прежде чем соваться в торговлю, определитесь в условиях рынка, салаги.-- И пошел, вихляя своей альпинистской поклажей.
-- Я думал, ты знаешь, почем продавать,-- виновато сказал Елька. А в чем он был виноват-то?
Митя хлопнул себя по глупому лбу и быстро поделился расчетами.
-- Тебе как надо продать? -- снова обрел деловитость Елька.-- Подороже или побыстрее?
-- Побыстрее!
«Ох, побыстрее...»
-- Тогда большое ведро по шестьдесят, маленькое -- по тридцать. А можно еще и половинками, если кто захочет...
«А можно и совсем мелкими кучками»,-- хотел предложить Митя. Но не успел. Елька исчез.
То есть он сиганул куда-то! Вверх! Митя обалдело вскинул голову. Елька висел на клене вниз башкой, как летучая мышь. Его побитые ноги цеплялись за толстенный сук, рубашка съехала на грудь, ниже уха болтался на суровой нитке алюминиевый крестик. И в таком вот положении Елька жизнерадостно, будто клоун при выходе на арену, завопил:
-- Дамы и господа! Спешите скорее сюда! Вы когда-нибудь ели сладкие бататы из индейской долины страны Нукаригва?! Конечно, не ели! И не надо! То, что вы купите у нас, в тысячу раз питательнее и вкуснее! Сплошные витамины! А цена! Это никакая даже не цена, а только половинка цены!..
Митя обомлел, увидев, как их «торговую точку» обступает народ. Дядьки-пенсионеры, женщины с сумками, несколько парней и девиц студенческого вида (им-то что, лишь бы поглазеть!). Полная тетя в цветастой косынке деловито спросила:
-- Почем ведро?
Елька опередил Митю, сообщил с дерева:
-- Всего шестьдесят! Смешная цена!
Тетя осуждающе покачала головой (видимо, для порядка), но торговаться не стала. Разверзла пасть большущей сумки на колесах.
-- Сыпь.
Митя с натугой поднял, вывалил картошку. Суетливо поднял упавшие мимо сумки клубни. Не считая, скомкал и сунул в карман на шортах деньги. Уши были горячими. А Елька опять бесстрашно заголосил:
-- Дорогие покупатели! Не нужны вам заморские страны! Не нужны ананасы и бананы! Наша картошка заменяет все фрукты и овощи! Покупайте и радуйтесь! Всего за полцены! Лишние деньги нам не нужны!..
Молодой женщине, за которую цеплялся толстый карапуз, понадобилась порция из маленького ведра. Митя высыпал ее в корзину. Малыш вцепился в край корзины.
-- Дай...
-- Нельзя, Андрюшенька.
-- Ы-ы-ы!..
Елька упал с клена. Скакнул на телегу, выхватил из ящика фигурный розовый клубень, прыгнул к Андрюшеньке.
-- На! Сладкий, как груша «аквапупа»!
Андрюшенькина мама засмеялась. Те, кто стоял рядом, тоже. Сразу две женщины с сумками-тележками потребовали по большому ведру. Елька, балансируя на колесе, ловко наполнял посуду. Протягивал Мите...
Потом наступил перерыв. Оказалось, что на дороге никого. Елька присел на корточки и, задрав нос-двухстволку, смотрел на Митю -- весело и вопросительно: «Ну, как?»
Мите было неловко, будто он сам только что болтался вниз головой перед зрителями и декламировал. Но... прежнего страха уже не было. Стало даже интересно.
-- Нормально, Елька. Только... ты бы не кувыркался все-таки, как в цирке...
-- А почему? Это же реклама. Да ты не стесняйся, люди-то на меня смотрят, а не на тебя! -- Он будто видел Митю насквозь.
-- Елька, много там еще в коробке?
-- Половина!
-- Ох...-- Мите казалось, что он торчит здесь давным давно. Хотя прошло, конечно минут пятнадцать.
Кто-то тихонько тронул Митин локоть:
-- Сынок...
Рядом стояла сморщенная бабка (и откуда взялась?). Ростом ниже Мити, впалый рот, блеклые глаза, пыльный зимний платок. Из-под мятого подола (то ли платья, то ли халата) высовывались ноги в сморщенных чулках и мужских полуботинках. Бабка опять шевельнула губами:
-- Сынок... дай две картошечки. Денежек-то нету совсем...-- И протянула мятый бидончик без крышки.-- Вот сюда. Христа ради...
-- Да... конечно...-- Митя засуетился, выбирая картофелины покрупнее.-- Вот...-- Клубни стукнули об алюминиевое дно.
-- Храни тебя Господь...-- и бабка двинулась по краю асфальта, неспешно переставляя полуботинки. Митя встретился с Елькой глазами. В них, в Елькиных глазах, не было теперь клоунского азарта. Был... вопрос какой-то. Митя опять огрел себя по лбу.
-- Елька! Надо ей насыпать полный бидон!
-- Ага! Давай, я...-- Он схватил ведерко, побежал, выгибаясь от тяжести, догнал бабку. Начал совать в бидон картофелины. Кажется, говорил что-то. А она стояла обмякшая. Почти что испуганная...
Елька побежал обратно, а бабка мелко крестила его вслед. У Мити нехорошо зацарапало в горле. Будто он виноват был и перед этой старушкой, и перед всем белым светом.
-- ...Вы так ни хрена прибыли не поимеете, джентльмены,-- раздался рядом юный басок.-- Благотворительность и бизнес две вещи несовместные, как говорил классик.
Это подкатил на велосипеде парень лет восемнадцати -- в обрезанных джинсах, в майке с портретом какой-то рок-звезды, в сдвинутых на лоб очках-зеркалках.
-- Научить вас торговать?
-- Обойдемся,-- буркнул Митя. Не очень, правда, решительно.
-- Невоспитанный ребенок... Ладно, вали ведро в кузов, беру не торгуясь.
К багажнику была приторочена пластмассовая корзина (вроде тех, что в магазинах самообсуживания). Митя ухватился было за ведро. Но умный Елька сказал:
-- Сперва деньги...
-- Ты что, юноша! А где доверие фирмы к покупателю? Я такого отношения не приемлю!
-- Тогда жми отсюда,-- бесстрашно посоветовал Елька.
-- Тю-у, какой невежа! Я вот обтрясу с тебя морскую атрибутику! -- Парень перекинул ногу через раму. У Мити вмиг осело в низ живота все нутро. А парень опустил очки, как забрало.-- У вас патент на торговлю есть?
-- Вон люди идут,-- сказал Елька.-- Сейчас крикну, будет тебе патент и счастливый момент. С печатью на заднице.
И правда, от моста двигались прохожие, человек десять. В том числе два военных. И парень укатил с резвостью велогонщика.
«Уф... Что я делал бы без Ельки?»
А Елька схватил три картофелины, бросил над головой и... зажонглировал, как цирковой артист.
-- Господа, подождите минутку! Гляньте, что за картошка! Лучше картошки, чем эта, больше нигде даже нету!
И опять их обступили. Кто-то смеялся. Седоусый дядька спросил цену и раскрыл большущий, старинного вида саквояж.
-- Сыпьте, артисты. Глядеть на вас -- полный спектакль.
А Елька не унимался. Он щедро кинул в саквояж свои три клубня (сверх того, что вывалил Митя) и встал на руки. И пошел так вокруг телеги.
-- Уважаемые покупатели, торопитесь! Товар кончается, магазин закрывается!
У Мити купили сразу две порции -- из большого и маленького ведра. И опять покупателей не стало. А на другой стороне дороги Митя увидел странную девицу. Девочку... Кажется, свою ровесницу.
2
Да, она была не старше Мити и в то же время какая-то крупная. Не то чтобы толстая или грузная, но... широкая такая, с большой головой, усыпанной темными кудряшками, толстогубая. С серьгами-полумесяцами. Ну, прямо африканское создание. На ней были тесные истертые джинсы и просторная кофта -- настолько разноцветная, что куда там Елькиному костюму!
Девчонка подняла черный аппарат и нацелилась на Митю и Ельку. Митя понял: не первый раз!
-- Эй! -- сказал он.
-- Чего «эй»? -- отозвалась нахальная «африканка».
-- Зачем снимаешь? -- И Митя зашагал к ней через асфальт. Но без всякой внутренней уверенности. Он более или менее разбирался в людях и знал: у таких вот особ решительный характер. Может и накостылять по шее. Тем более, что весовые категории -- разные и не в Митину пользу. Мало того, он ее вспомнил! «Африканка» училась в их лицее, тоже в шестом классе, только встречались они редко и друг друга не знали. Шестой «Л» (литературный) и шестой «А» (архитектурный) занимались в прошлом учебном году в разные смены.
Митя однажды видел, как у раздевалки в эту особу врезался с разбега щуплый резвый пятиклассник. Она поймала его за ворот, вздернула под мышку и отсчитала бедняге по макушке несколько крепких щелчков -- при одобрительном молчании дежурной учительницы.
Как бы и здесь не случилось что-то похожее.
Но девочка глянула спокойно. Глаза были коричнево-бархатные и нисколько не сердитые.
-- Ты чего перепугался? Я же не для компромата снимаю. Вы же ничего плохого не делаете, а наоборот...
-- А зачем тебе это «наоборот»? -- сурово и подозрительно спросил Митя (Елька смотрел издалека).
-- Ну, так просто. Уличная сценка. Я их собираю для интереса. Для своей коллекции.
-- Спрашивать надо, прежде чем собирать,-- пробурчал Митя.
-- Но зачем! Если всех на улице спрашивать, ничего толком не снимешь!.. Разве бы он стал так бегать на руках, если бы я спросила: «Мальчик, можно тебя сфотографировать?»
-- Не-а, я бы не стал...-- Оказывается, Елька уже подошел.
-- Вот видишь,-- сказала «африканка» и закрыла объектив. И вдруг улыбнулась Мите: -- А я тебя знаю. Ты Зайцев из шестого «Л». То есть уже из седьмого. В нашем «Гусином пере» печатался твой рассказ, а я там зам. ответственного секретаря... Рассказ «Битва при Фермопилах», да?
Митя покраснел. Свой исторический опус он считал неудачным, написать его уговорила Митю Анна Сергеевна, историчка... Скандалить теперь было совсем неудобно. Елька, видимо, считал так же. Он -- человек практичный, он сказал:
-- А карточку дашь?
-- Дам,-- отозвалась она.-- Даже две. Скажите ваши адреса, я принесу.
-- Не врешь? -- Елька насмешливо нацелил на девицу с аппаратом нос-двухстволку.
Она сообщила веско:
-- Я никогда не вру, если речь идет о профессиональных делах. Журналист должен беречь свое имя.
-- А оно какое? -- тем же тоном поинтересовался Елька.
-- Меня зовут Жанна Корниенко,-- и качнула серьгами.
-- «Сюардесса по имени Жанна»,-- вспомнил Елька известную песенку.
-- Тебя давно не учили хорошим манерам?
Елька подумал и сказал, что никогда не учили.
-- Это не поздно исправить.
Елька встал на руки и ушел через дорогу, на которой плясали солнечные пятна. Митя и Жанна посмотрели ему вслед.
-- Адрес-то скажи,-- напомнила Жанна.-- Куда принести снимки?
«Неужели правда принесет?»
-- Улица Репина, дом двадцать, квартира тоже двадцать. Первый подъезд. Запомнить легко... А телефон -- почти сплошь четверки: сорок четыре, ноль четыре, сорок один.
-- Я запомню.
Елька между тем сыпал картошку из маленького ведра в сумку очередной покупательницы. Потом звонко сказал:
-- Мить, всё! В ящике пусто!
-- Тебя, значит, Митя зовут? -- спросила Жанна, старательно застегивая чехол «Зенита».
-- Значит, так... Ну, пока.
-- Пока! -- И она пошла под кленами в сторону моста. Яркая такая, цыганистая. Серьги отбрасывали солнечные вспышки. Митя подбежал к Ельке. Тот протянул на ладони три мятые десятки.
-- Вот...
-- Подожди...-- Митя кинул десятки в ведерко. Потом стал выгребать остальной заработок. Шорты на бедрах оттопыривались от затолканных в карманы скомканных бумажек и съезжали от тяжести монет. Митя побросал в ведерко все деньги.-- Давай считать.
Сидя на корточках, они принялись перекладывать деньги из маленького ведра в большое. Набралось триста тридцать два рубля.
-- Непонятно, почему так,-- вздохнул Елька. Мы же маленькими кучками не продавали нисколько, мелочи быть не должно.
-- Да ладно! -- с удовольствием откликнулся Митя.-- Все равно куча денег. У меня столько не было ни разу.
Елька молчал.
Почти треть суммы составляли металлические пятирублевки. Митя отсчитал одиннадцать десяток, одну пятерку и добавил еще рублевую денежку. Давать Ельке много монет не стоило, его трикотажные кармашки не вынесли бы этого веса. Митя встал, затолкал опять свои деньги в карманы, а Ельке протянул его долю:
-- Держи.
Елька глянул, не поднимая лица:
-- Зачем?
Сейчас, когда он смотрел исподлобья, лицо его стало не дурашливым, не клоунским, а... в общем, совсем другим. В глазах -- испуганный вопрос.
-- Ну...-- слегка растерялся Митя -- А как же? Ты же работал, помогал...
-- Ага. Ты сказал «помоги», я сказал «ладно». За деньги разве помогают?
-- Но ты же... вон как помогал! Изо всех сил! Мы же вместе работали. Значит, и деньги общие.
-- Да картошка-то твоя!
-- А... да я бы ни одной не продал без тебя! -- со всей искренностью выдохнул Митя.-- Елька! Куда бы я без твоей телеги? И без твоей рекламы!
-- За рекламу хватит и пятерки,-- как-то скучно отозвался Елька. Помусолил палец, извернулся, начал оттирать на ноге, на острой косточке, прилипшую пыль.
Стало Мите неуютно, словно опять в чем-то виноват. Он потуже затянул ремешок, присел перед Елькой.
-- Ты обиделся, что ли?
-- Я? Ни капельки! -- И опять он сделался прежний, готовый пройтись колесом.
-- Постой... Елька! Должна же быть справедливость! Почему ты не хочешь? Мы же вместе всё делали. Значит... давай как в песне!
Елька опять настороженно вскинул глаза:
-- В какой?
-- Ну... просто я вспомнил одну, старую. Там такой припев: «Тебе -- половина и мне -- половина»...
Елька мигнул, опять лизнул палец, почесал им подбородок. Растянул в нерешительной улыбке губы.
-- Тогда... ладно.-- И протянул растопыренную ладонь.
Он затолкал бумажки в нагрудный карман, а рублевую монетку положил на колено.
-- Сейчас загадаю...-- И щелкнул по ребру денежки. Денежка, сверкая, улетела на асфальт. Елька подбежал, схватил.-- Орел! Значит... так и надо.
-- А что ты загадал?
Он сказал с тихим вздохом:
-- Секрет.
Ну, секрет так секрет. Они впряглись в пустую тележку и бодро двинулись к дому (ведра погромыхивали в фанерном ящике).
-- Елька, ты где научился так выступать? И акробатничаешь, и жонглируешь...
Он сказал с готовностью, но без веселья:
-- А, помаленьку... отец иногда учил. Он в цирке работал. Сперва акробатом. А потом начал это...-- Елька щелкнул себя по тоненькому горлу.-- Ну и перевели в униформисты... Он мне много чего показывал. А если не получалось -- бряк по затылку: «Не вешай нос, держи кураж!» Он, когда трезвый, то ничего бывал, не злой...
«Бывал...»
-- Елька, а он что... Его уже нет, да?
-- Есть, только неизвестно где. Мама Таня его поперла из дома год назад. Ну, он появлялся сперва, а потом уехал. Говорят, в Самару...
-- А мама Таня... она твоя мама, да?
-- Ага. Только не родная. Но она все равно лучше всякой. Родную-то я не помню, она от воспаления печени померла, когда я еще ясельный был. Ну, отец и женился на маме Тане.
Митьке бы не соваться в чужие беды. Но и молчать было неловко. И он скованно спросил:
-- Значит, она лучше родного отца? Раз ты с ней...
-- Когда они разошлись, он меня сперва с собой взял. Говорит: подготовлю, будешь в цирке выступать. А скоро начался такой «цирк»... Связался с какой-то, начали вдвоем керосинить, а меня в интернат... Я там за два месяца такого натерпелся... Слыхал, какая в армии бывает дедовщина? Ну и там тоже... большие парни... Мама Таня меня насилу разыскала и забрала. Без всяких разговоров...
-- Ты ей... купи что-нибудь хорошее,-- неловко посоветовал Митя.
-- Да не-е... Я просто ей все деньги отдам. То есть почти все. А себе куплю только пачку крабьих палочек. Знаешь про такие?
-- Конечно! Я их во как люблю!
-- Я тоже. Пуще всякого мороженого... То есть мороженое я вообще не люблю, потому что ненавижу снег...-- И Елька сильно дернул плечами.
