ЗАСАДА НА СКРИПАЧА
Топал я босиком – сандалии все еще сушились на крыше. На углу я
запнулся за кромку тротуара, ушиб палец и разозлился на Юрку: он мог
бы и сам догадаться, что мне одному не утащить приемник и машинку.
Болтается где-то...
Юрку я увидел, когда свернул на улицу Марка Твена. Юрка не болтался.
Он словно прятался от кого-то.
Улица была горбатая, и на самом верху стоял красный дом с колоннами.
В давние времена его построил владелец местной пристани, а теперь
здесь была детская поликлиника. От дома спускалась кирпичная стена.
Могучая такая и красивая: наверху узорные решетки, а в толще кирпичей
полукруглые ниши. В нишах скамеечки сделаны. Тоже старые, прячутся в
лопухах и диком укропе. Вот на такой скамеечке и притаился Юрка.
Интересно он себя вел: вытянет из воротника шею, глянет вверх, вдоль
улицы, и опять в тень.
Меня Юрка не заметил: я-то снизу шел. Подобрался я кошачьим шагом и
говорю:
– Руки вверх...
Он чуть вздрогнул, но голову повернул медленно.
– А, пришел... Садись, не торчи.
Я пролез через укроп, устроился у Юрки под боком. Сказал сердито:
– Это ты торчишь здесь. А я должен, как автоносильщик, весь груз
переть к вагону?
– Успеется с грузом. Я тут жду кой-кого.
– Кого?
– Есть тут один... Хочу ему бантик пощупать.
– А, скрипач! – догадался я.
– Встречал?
– Видел. Тетушка мне его в пример ставила...
– Ну вот. Значит, и у тебя к нему счетик есть.
Но у меня никакого счета к музыканту не было. Пусть живет себе, как
хочет. Я сказал:
– Больно он мне нужен... А тебе он что сделал?
Юрка оттопырил языком щеку, сощурился и плюнул в траву.
– Не люблю трусов. Их надо перевоспитывать, а то человечеству от них
один вред.
Надо же, о человечестве забеспокоился. Лишь бы тяжести не таскать!
(Палец у меня все еще сильно болел.)
– С чего ты взял, что он трус?
– Он вчера от меня драпал, как зайчик...– Юрка усмехнулся.– Я иду
через мостик над Пестрянкой, а навстречу это музыкальное
произведение. Я остановился, он тоже. И глазища вот такие, будто
марсианского ящера увидел...
Я сразу понял, как это было. Стоит Юрочка на мостике, ботинком
притоптывает, руки сунул в широченные карманы, шевелит щекой и щурит
табачные глаза не по-хорошему...
– Ну и что дальше? – сказал я без одобрения.
– Я говорю: "Ну-ка подойди, я посмотрю, что это за чудо с
бантиком..." Он шаг назад. Я к нему – тоже шаг. А он повернулся да
как рванет вверх по дорожке!
Я поморщился. Мне на музыканта наплевать, но все равно неловко за него
сделалось. Всякое случается: бывает, что и струсишь, и заревешь, но
драпать вот так, без всякого боя – это позор. Это вам самый
смирненький первоклассник объяснит.
Однако Юрке я сказал:
– Ты вон какой, на полкочана его выше...
– Ну и что? Он решил, что я его утоплю или съем?
– Решил, что драться будешь. А он драку небось только в кино видел.
– Вот и надо в жизни опыта набираться... А, вон он шагает! Красавчик
Ниня...
– Это по-испански, что ли? Не "ниня", а "нинья". Значит
"девчонка".
– Это не по-испански. Это сокращенно от слова "Паганиня".
– Не Паганиня, а Паганини.
– Кому Паганини, а кому так...
"Ниня" шел, не чуя засады. Спокойно так шел – не быстро и не тихо,
ровно. Скрипка в футляре словно плыла с ним рядом. Другой бы махал ею,
коленками поддавал, а этот...
– Я навстречу выйду, а ты сзади,– распорядился Юрка.
Не нравилось мне это дело, но с Юркой ссориться не хотелось.
Получится, что я ему изменил, если откажусь. Ну и... по правде говоря,
стало любопытно: что будет делать этот скрипач, угодивши в ловушку?
Лупить мы его не будем. Не за что, да и нельзя двоим на одного. А
пугнуть "образцового мальчика", может, и полезно.
Все получилось очень ловко. Быстро, как в кино. Юрка скакнул на
тротуар и вырос перед Ниней. Тот шарахнулся назад, но там уже я
стоял – руки в карманах, ноги на ширине плеч. Ниня отскочил вбок – и
очень глупо. Оказался в нише, где мы только что прятались. Буквально
в каменном мешке.
– Привет,– сказал Юрка и приподнял за хвостик берет.
Ниня прижимал скрипку к животу и перепуганно махал ресницами. Ресницы
желтые, как его костюмчик, а глаза серые, налитые страхом, будто две
чайные чашки. Потом он перестал мигать и спросил почти шепотом:
– Я вам что сделал?
– Ты? А что ты можешь сделать? – усмехнулся Юрка.
– Тогда почему вы за мной гоняетесь?
– Гоняемся? – удивился Юрка. Не по-настоящему удивился, а
по-клоунски.– Да что ты! За таким бегуном разве угонишься? Вчера
вон как чесанул.
Ниня слегка прикусил губу. В его глазах за страхом появилось что-то
еще. Сердитость, что ли... Он вдруг быстро положил скрипку на
скамейку, за собой, встал прямее, уперся сзади ладошками в кирпичи.
– Ну и что? – сказал он тихо.– Я же не знал, чего ты хочешь.
– Вот именно! – обрадовался Юрка.– Не знал и скорей бежать! А мне
просто поговорить хотелось.
Ниня посмотрел на Юрку, на меня, потом куда-то между нами. Шевельнул
плечом.
– Ну вот... теперь говорите.
Юрка усмехнулся и сплюнул. Я вдруг понял, что не знает он, про что
говорить. Я тоже не знал, но я и не собирался.
Юрка лениво сказал:
– Теперь уже неохота. И так видно, что ты за персонаж. Еле стоишь,
коленки от страха вибрируют.
Ниня глянул на свои желтые брючки со стрелками и ответил очень
серьезно:
– Нет. Не вибрируют.
– Все равно боишься,– хмыкнул Юрка.
Ниня опять посмотрел вниз. Будто раздумывал.
Потом глянул на нас честно и спокойно.
– Да, боюсь. Я очень за скрипку боюсь.
Юрка ненатурально засмеялся:
– Ну, вы даете, маэстро... Не такие уж мы дикари. Бантик могли
пощупать, но зачем же трогать скрипку...
– Если в драке, можно ведь случайно. Я всегда за нее дрожу.
– Такое сокровище? Страдивариус? – язвительно спросил Юрка. Он
иногда умел показать образованность.
– Нет,– сказал мальчик.– Но она все равно очень хорошая. Она одна
такая на свете...
– Надо же,– сказал Юрка.
Скрипач стоял все так же: упирался ладонями в стену и загораживал
скрипку. Я сейчас разглядел его как следует. Лицо загорелое, нос
облупленный, а волосы такого цвета, как шерсть у Дуплекса – будто
желтый песок. Растрепались теперь... Мы встретились глазами. Я замигал
от неловкости, опять разозлился на Юрку и на себя тоже. Чего мы к
этому мальчишке привязались?
Чтобы помочь ему, я спросил:
– Значит, что? Если бы без скрипки, ты бы не убежал?
Он подумал секунды три, облизнул губы и сказал негромко:
– Нет. Я бы не убежал.
Глаза его набирали смелость. Не нахальную смелось, а такую, спокойную.
Я дернул Юрку за свитер:
– Ладно, пойдем...
– Ага,– охотно откликнулся Юрка. Повернулся, и мы пошли от
скрипача. Юрка сказал с усмешкой: – Поговорить можно и потом, когда
он будет без скрипки. Как-нибудь встретимся.
И вдруг мы услышали сзади:
– Если хотите, пожалуйста...
– Что? – Юрка обернулся.
Мальчик не ответил, но глаза не опустил.
– Значит, можно встретиться? – с недоверчивой усмешкой спросил Юрка.
– Ну... пожалуйста,– снова тихо сказал мальчик.
– А когда? – Юрка опять завелся.
– Хоть когда. Пожалуйста...
– Хоть сегодня?
– Ну... ладно. Раз вам так надо...
– Тогда мы тебя проводим,– деловито сказал Юрка.– Отнесешь
скрипку и выйдешь. Идет?
Мальчик подумал, кивнул и взял со скамейки футляр. Сказал, будто
оправдываясь:
– Я в трех кварталах живу, на улице Кольцова.
– Посмотрим, где обитает юное дарование,– бормотнул под нос Юрка.
И мы пошли. Скрипач немного впереди, а мы сзади и по бокам. Молча. Я
чувствовал себя ужасно по-дурацки. А Юрка вроде бы ничего. Спросил у
мальчика:
– Ты откуда взялся? Мы всех в округе знаем.
– Мы из Приморска приехали. Папа будет поликлиникой заведовать, вон
той,– мальчик мотнул головой назад.
– Ух ты...– сказал Юрка с насмешливым уважением.– А что, в
Приморске все с бантиками ходят?
– Нет,– отозвался мальчик.– Там ходят без бантиков. Просто я
сейчас занимаюсь у одного... у дедушкиного друга. Он старый музыкант и
любит, чтобы ученики всегда были, как на концерте. Мне это не трудно,
а он доволен.
Юркины насмешки как-то усыхали от этих спокойных ответов. И все же
Юрка сказал:
– Не забудь снять, когда пойдешь обратно.
– Да, сниму.
Он жил в новом двухэтажном доме с полукруглыми окнами. У нас в
Старогорске много таких понастроено: разноцветных, небольших, квартир
на восемь. Перед каждым – газон с низеньким пластмассовым
штакетником.
Мальчик сказал нам:
– Я быстро...– и скрылся за дверью высокого крыльца.
Мы сели на штакетник.
– Глупо,– сказал я.
– Что глупо? – огрызнулся Юрка.
– Сидим здесь без толку, а там Глеб ждет. И Ерема, наверно, пришел.
– Ну и подождут. Надо же опыт до конца довести.
– Какой опыт?
– Психологический. Выйдет Ниня или нет.
По правде говоря, мне тоже было интересно: выйдет ли? И хотелось,
чтобы мальчик вышел. Назло Юрке...
Распахнулась дверь. Я обрадованно привстал. Но это был не скрипач.
Вышла женщина в красном платье и соломенной шляпе. Оглянулась на нас.
– Мальчики, вы, наверно, моего сына поджидаете?
Самое время было сыграть отбой. Я уже прикинул: кувырок назад, а там
через траву и в переулок. Но она сказала:
– Он просил подождать две минутки. У нас вешалка в коридоре
сорвалась, он прибивает.
Женщина, улыбаясь, подошла к нам. Юрка незаметно саданул меня локтем в
бок: встань, дубина. Когда надо, он умел себя вести. Мы поднялись. Я
виновато затоптался, захотелось куда-нибудь спрятать босые ноги. Мать
скрипача посмотрела на них, улыбнулась и объяснила:
– Он сказал: "Там два моих товарища сидят, пусть не уходят..." А
почему вы не зашли в дом?
– В другой раз,– вежливо отозвался Юрка.– Спасибо.
Она опять улыбнулась нам и пошла вдоль газона. Красивая такая,
молодая. Вроде моей мамы. Юрка опустил голову и досадливо шевелил
щекой.
И в эту минуту появился наш музыкант.
Конечно, уже без бантика. И вообще без концертного наряда. В синей
майке, в мятых шортиках от летней школьной формы, в потрепанных кедах.
Встал перед нами, опустил руки и сказал:
– Ну вот...– И посмотрел хмуро.– Куда пойдем?
– Зачем? – удивился я.
– Как зачем? "Разговаривать".
– Можно и здесь,– неловко проговорил Юрка.– Ты скажи вот что... С
чего ты нас в товарищи записал? Матери сказал...
– А что я должен был сказать? "Мама, там два мальчика драться со
мной пришли, попроси их подождать". Да?
– Да кто с тобой драться собирался?..– насупленно произнес Юрка.
– А что, нет? – Он глянул довольно дерзко.– Пожалуйста. Вы же
сами хотели.
– У нас двое на одного не нападают,– сказал я.
– Нигде не нападают. Значит, по очереди?
– Да ну тебя,– вздохнул Юрка.– У меня с тобой силы разные. Если
хочешь, давай с ним.– Он кивнул на меня.
– С какой стати! – возмутился я.
Юрка вдруг засмеялся. Я сердито посмотрел на него и спросил у
мальчика:
– Тебя как зовут?
Он шевельнул губами, будто улыбнуться хотел и раздумал. Опустил глаза
и сказал:
– Янка.
Честное слово, за полсекунды до этого я уже знал, что он – Янка. Сам
не понимаю почему. Будто шепнул кто-то. А может, незаметно
шевельнулось воспоминание про книжку, которую я когда-то читал?
Старая такая книжка, называется "Янка-музыкант". Или Янко? Не
помню... О крепостном мальчишке, которого забил до смерти помещик.
Конечно, этот Янка был непохож на крепостного. Но тоже скрипач. И
такой беззащитный на вид. У меня почти никакой мускулатуры, а у него
даже по сравнению со мной руки как спички. А еще драться хотел...
– Ян-ка...– машинально повторил я. Шепотом.
А Юрка сказал с заминкой:
– Имя какое-то... не здешнее.
– Меня дедушка так назвал,– объяснил мальчик и зацарапал кедом
тротуар.– Дедушка с Балтийского моря родом, ну и вот... Полное имя
Ян. А Янка – это так, пока.
Я подумал про своего деда и спросил Янку:
– А твой дедушка кем был? Скрипичным мастером?
– Почему "был"? Он и сейчас есть, он врач. Ну и мастер тоже... Он
скрипки всю жизнь делает. Ему даже Лев Сайский скрипку заказывал.
Я понятия не имел, кто такой Лев Сайский. Но Юрка поднял брови, будто
сказал про себя: "Ого!" И спросил:
– А твою скрипку он специально для тебя делал?
– Да... Сразу, как я родился.
– А ты давно учишься играть?
Янка улыбнулся:
– Ну... наверно, да. Всю жизнь.
– Значит, тебя не заставляют? Ты сам? – поинтересовался я.
– Кто меня может заставлять? – Глаза у Янки распахнулись от
удивления.
Я вспомнил, как три года назад тетя Вика и бабушка пытались записать
меня в музыкальную школу. Реву было...
– Я сам...– сказал Янка.– Я если долго не играю, то просто... ну,
как будто не живу.
Юрка посопел и проговорил нерешительно:
– Тогда конечно... А сегодня ты много играл?
– Я не знаю... Наверно, да.
– А еще можешь? – совсем тихо спросил Юрка.
Янка обрадованно вскинул глаза:
– Я хоть сколько могу! Пошли ко мне! Вы хотите?
Я не знал, хочу ли. Но Юрка почему-то хотел. И сам Янка весь прямо
засветился.
Но Юрка вдруг насупился:
– Да ладно, потом. Дела у нас.
Я понял, что он стесняется своего балахонистого наряда. И подумал, что
и сам не гожусь для гостей.
Янка сказал быстро:
– У нас дома никого нет. Пойдем!
Бабушка говорит, что я ничего не понимаю в музыке. Потому что когда по
радио играют сонату Бетховена, я могу свистеть разбойничьи куплеты из
фильма "Замок на Черном острове" (свистеть вообще неприлично, а при
Бетховене... О, этот ребенок!). Ну, не понимаю, и не надо. Что теперь
делать?
То, что играл Янка, я тоже не понял и не запомнил.
Сперва мне понравилось, как струны пропели: та-а... та-та-а... Будто и
не струны, а трубач в летнем лагере. Но дальше музыка взвилась,
закружилась – не уследишь, не разберешь. И я от нее отключился. Но
все равно мне очень понравилось, как играет Янка. Смотреть на него
нравилось.
Мы сидели на пустой веранде с разноцветными окнами. У стены, прямо на
полу, сидели. А Янка стоял посредине. То есть он не стоял, а будто
летел вместе со своей музыкой. Солнце косо било в желтые и красные
стеклышки, и мимо Янки словно неслись на быстром ветру яркие осенние
листья. Черный смычок рвал воздух над блестящей скрипкой, пальцы
летали над грифом, волосы у Янки растрепались, пряжка на пояске
съехала набок, майка сбилась выше живота, но это было не смешно
нисколечко...
Мне вдруг показалось, что Янка мчится, стоя на спине золотистой
лошади...
В музыке опять прозвучали те ноты, с которых началась мелодия. Как
сигнал. И Янка опустил смычок. Откинул волосы. У него на лбу и на
горле блестели крошечные капельки.
Юрка сидел, скорчившись. Поставил на колени кулаки, на кулаки положил
подбородок. Глядел на Янку из-под волос.
– Вот...– тихонько выдохнул Янка.
– Это что было? – спросил Юрка, не шевелясь.– Тадеуш Левский?
Янка чуть улыбнулся:
– Нет... Это дедушка написал. И я немножко. Мы вместе.
– Вот я и смотрю: что-то совсем незнакомое,– полушепотом сказал
Юрка. Я удивленно покосился на него.
Янка поправил майку, почесал смычком ногу, облизнул губы. Вскинул
голову:
– Еще?
И спохватился:
– Ой, вам же надо идти. Да?
Юрка лопатками оттолкнулся от стены и вскочил.
– Да,– сказал он.– Хочешь с нами?
Янка не спросил: куда? Не спросил: зачем? Сразу ответил:
– Хочу.
Мы вышли на крыльцо. Уже совсем вечерело. Солнце делалось кирпичным и
проваливалось в гущу тополей на станции. Я сказал Янке:
– Мы домой поздно вернемся. Тебе не попадет?
(Про себя-то я точно знал, что попадет.)
Янка удивился:
– Почему? Мне хоть до какого часа бегать разрешают, я человек
вольный... Только я дедушке записку оставлю, ладно?
Он опять убежал в дом. Юрка задумчиво сказал ему вслед:
– Вот это игра у парня.
– Не знал, что ты такой любитель музыки...
– Ты много не знал,– усмехнулся Юрка.– В Нейске из меня делали
всесторонне развитого ребенка.
– Поэтому ты и сбежал?
– Ты же знаешь, что не поэтому,– ответил он сумрачно.
Я прикусил язык. Потом примирительно спросил:
– А что, Янка в самом деле здорово играет? Я ведь не разбираюсь...
– Дело даже не в том, что здорово...
– А в чем?
– Никогда не думал, что в скрипке могут так звучать трубы и
барабаны. Вот тебе и... Ниня.
Что-то шевельнулось во мне. Беспокойство какое-то.
– Юрка, зачем ты его позвал с нами? Будешь делать из него человека?
– Из него-то? Он и так человек, дай бог каждому.
Я промолчал. Тревога во мне осталась. Пока еще маленькая,
непонятная...
