СНЕЖНАЯ ПОЛЯНА
1
После вьюжной ночи утро было тихое, только воздух позванивал от
колючего морозца. Да еще шуршали и поскрипывали лыжи. Ярко горело
солнце.
На старые, покрытые льдистой корочкой пласты лег свежий снег. Он был
сухой и мелкий. На солнце он казался ярко-желтым, а в нетронутых
лучами ложбинах лежала густая синева. От разбросанных по склонам
сосенок и пней тянулись лиловые тени. Яр часто мигал от
блеска – снежинки, будто крошечные зеркальца, били по глазам
голубыми, малиновыми и белыми вспышками.
Путь лежал среди пологих, покрытых редколесьем холмов. По неглубокому
свежему слою лыжи скользили отлично. Данка, Чита и Алька убежали
вперед и мелькали разноцветными пятнышками на краю широкой вырубки.
Яр, Глеб и Тик неторопливо шли по их следам. Яр и Глеб – рядом,
Игнатик чуть позади. После бессонной ночи у Яра чуть кружилась
голова. Но дышал он легко, и усталости не было. Только и радости он не
чувствовал. Вчерашняя резкая печаль слегка улеглась, но осталось
ощущение потери и тревожной неизвестности. И желание скорее эту
неизвестность разорвать, и понимание, что сделать это едва ли
удастся...
У Глеба ярко блестела седина, он шел без шапки. В школьной кладовой
ему подобрали лыжи и ботинки, Яр дал свой свитер. Глеб был похож на
бодрого и сильного пенсионера, у которого в прошлом немало спортивных
побед. Яр подумал, что у него красивое лицо: обветренное, узкое, с
четким узором глубоких морщин. Решительное лицо. Только глаза,
смотревшие сквозь толстые стекла, казались немного неуверенными. Но,
скорее всего, это лишь сегодня.
Глеб улыбнулся и сказал:
– Целый век не вставал на лыжи, а вот помню еще кое-что.
– Ты отлично держишься,– сказал Яр.– Глеб...
– Что?
– Глеб... А какой он был?
– Юрик?
– Да... Хотя ты, наверно, не очень помнишь. Сорок лет...
– Нет, я помню, Яр... Тощенький такой парнишка, темноволосый.
Немножко сумрачный. Иногда казалось, что обижает своего друга
Гельку... но вот вернулся же к нему... Яр, было в нем какое-то
одиночество, я про это уже говорил. Правда, в последнее время он стал
веселее. Был в Старогорске детский праздник, Юрика взяли в
барабанщики, он ходил в голубой форме с галунами и аксельбантами.
Ладненький такой стал, гибкий и какой-то... ну, будто решил для себя
важное.
– Решил...– медленно сказал Яр.– Сперва решил идти с тобой, потом
вдруг вернулся...
– Ну что же... Это ведь тоже надо было решить. Если трезво подумать,
не было у него никакой надежды отыскать тебя. А там оставались
друзья... Яр, я хорошо помню, как он уходил от меня. Ему закат светил
в спину, а он шел по рельсу, как по воздуху, и только один раз
посмотрел назад...
– Все-таки посмотрел...
– Посмотрел и помахал рукой... Когда я эту песню писал... ну, о
барабанщике... я почему-то все время думал о Юрке. Хотя он никакого
отношения не имел к восстанию...
– Спасибо, Глеб,– сказал Яр.
– За что?
– Так...– вздохнул Яр и услышал сзади:
– Яр, подожди...
Он тут же оглянулся. Игнатик стоял, упираясь подбородком в палки, и
лицо у него было... Яр знал, когда у Тика такое лицо. Он очень хорошо
знал. Когда рядом беда. И не просто беда, а такая, которая грозит
расставанием. "Этого еще не хватало",– тоскливо подумал Яр. И все
другие тревоги тут же затерялись в страхе за Игнатика. Яр глазами
сказал Глебу: "Иди вперед", и тот понял, сразу понял, умница
Глеб. Яр круто развернулся, и они с Игнатиком съехались
вплотную – так, что лыжи одного прошли между лыжами другого.
Яр увидел у Игнатика слезинки и сел перед ним на корточки.
– Ну? Тик, что случилось? – Он крепко взял его за маленькие красные
варежки.– Тик... Не молчи.
Игнатик посмотрел в сторону, часто замигал и сказал полушепотом:
– Яр, я тебя вчера обманул.
Вчера, на дороге, Яр на минуту остановил машину. Руки ослабели, даже
стыдно было. Он торопливо проговорил:
– Сейчас, ребята, сейчас...
– Давай, сяду за руль.– сказал Глеб.
– Да нет, что ты... Я только спросить хотел...– Он быстро
обернулся: – Тик, можно пробить пространство? Чтобы побывать там!
Тик, ты же умеешь! А?
"Я веду себя, как слезливый растерявшийся ребенок",– подумал
он. Однако это было неважно. Важно было, что скажет Игнатик.
Игнатик сказал:
– Яр, я не знаю... я не могу. Я мог прийти на крейсер, мог от
манекенов уйти... Ну, потому что я знал, куда. Потому что к тебе... А
как теперь...
Яр стиснул руль, глубоко вздохнул, посидел секунд пять и включил
скорость.
– Ладно...– пробормотал он.– Ничего...
Это случилось, от этого не уйдешь. Яр не думал, что когда-нибудь его
потянет в родные места, потому что родным местом стала Планета, здесь
было все, и он верил, что так будет до конца жизни, но вот теперь...
– Яр, ему сейчас уже за пятьдесят,– осторожно напомнил Глеб.
– Не все ли равно...
– Мы попробуем что-нибудь придумать...– неуверенно сказал Глеб.
– Что? – горько усмехнулся Яр.– Распотрошить бормотунчика, отдать
манекенам искорку и взамен попросить помощи?
– К счастью, это невозможно,– серьезно сказал Глеб.
– К счастью для миров и цивилизаций,– опять усмехнулся Яр.– Ах
ты, черт бы побрал все эти миры и пространства... Юрка. Как я и
мечтал... если бы хоть что-нибудь узнать про него...
– Ве-тер-ки! – вдруг механическим голосом сказал сзади бормотунчик.
– Что? – разом спросили Яр и Глеб.
– Ве-тер-ки. Они летают везде. Они знают все. Это совет.
– Где их найдешь, ветерков? – недовольно спросил Глеб.– Тоже мне
совет.
– Что знал, то сказал. Это совет,– повторил бормотунчик и глухо
выключился.
– Я знаю где,– хмуро и решительно сказал Яр.– В Пустом
Городе. Будут каникулы, мы туда съездим, верно, Тик?
– А я?! – подскочил Алька.
Игнатик долго молчал. Машину сильно кидало, и желтый луч метался среди
летучего снега.
Игнатик наконец проговорил:
– Не надо в Город. Ветерки есть ближе. Я провожу.
...Уже дома, когда грелись у трескучей уютной печки, Игнатик как-то
виновато рассказал, что ветерки под Новый год собираются на лесных
полянах и на короткое время превращаются в обыкновенных мальчишек.
Они для этого и слетаются – чтобы снова почувствовать себя ребятами,
поиграть, подурачиться, повидаться с друзьями. Они же, хоть и ветерки,
но остались мальчишками в душе. Причем навсегда...
– И ты знаешь эти поляны? – недоверчиво спросил Глеб.
Игнатик кивнул:
– Одна совсем недалеко. У Черного озера. Это километров восемь...
– А откуда ты все это знаешь? – снова спросил Глеб.– Нет, я верю,
конечно, только... Я вот сорок лет здесь, а...
– Глеб, не спрашивайте,– мягко сказала Данка.– Тик про многое
знает и много всего умеет. А объяснять про это не умеет...
– Например, как выстрелило ружье...– подал голосок Алька.
– Кое-кто у меня дотанцует,– сказал в пространство Яр.
– Душе-раздир-рающе выстрелило! – отозвался бормотунчик. Он висел
наверху у печки, вцепившись в кольцо выдвинутой вьюшки.
Чита поднял глаза от книги и посмотрел на бормотунчика. Тот, кажется,
смутился, засучил ножками, замурлыкал, как приглушенное радио. Тик
молчал, он сидел на охапке поленьев и стягивал шерстяные носки. Глеб
присел с ним рядом.
– Люди,– сказал Глеб.– Мне с вами хорошо... Так хорошо мне не
было целую космическую вечность. Ей-богу... Но я же еще мало про вас
знаю. Люди, если я что-нибудь не так скажу или не то спрошу, вы не
сердитесь. И не прогоняйте меня, ладно?
– Куда же на ночь-то...– снисходительно откликнулся Алька.– Ой!
Простите, это меня нечаянно в язык ужалило.
Глеб засмеялся.
Яр пообещал:
– Кое-кто за свой язык сейчас отправится ночевать домой.
– Я больше не буду.
Игнатик вдруг сказал:
– А что такого! Я могу рассказать про ветерков. Они ко мне прилетали,
когда я у манекенов сидел. Это ведь они мне рассказали, что Яр
вернулся. И снежинки принесли пятиконечные. Они хорошие ребята, завтра
сами увидите...
И вот теперь он признался:
– Яр... Я тебя вчера обманул.
– Что? Как обманул? – потерянно пробормотал Яр.– Значит, нет
поляны с ветерками?
– Да нет, поляна есть... Я про другое обманул. Что не могу пройти
через пространство...
– Значит... можешь?
Тик помотал головой, и блестящие слезинки слетели с ресниц.
– Не могу... Но я тогда еще не знал, что не могу, еще сам не понял, а
сказал сразу.
– Тик... почему?
Он молчал и опять смотрел вбок. В сторону синей ложбины.
– Тик, ну ты чего...– очень-очень бережно, будто вывинчивая
взрыватель, сказал Яр.– Тик, ну разве у человека не могут быть два
сына?
– Да я понимаю...– прошептал Тик.– Я ведь по-этому и повел к
ветеркам.
– Тик, ты, наверно, не совсем понимаешь... Ты повел, но... ты все
равно что-то думал, я знаю. Да?
Он прошептал еще тише:
– Я думал, может, мне остаться с ними?
– С кем?
– С ветерками... У меня получится.
Яр в душе задохнулся от страха. "А ну-ка, тихо,– сказал он
себе.– Ну-ка, спокойно!"
– Игнатик,– все с той же осторожностью начал он.– Ты где-то
доверчивый, а где-то... просто досада берет. Ты один раз уже не
поверил мне и ушел... И что получилось? Кому было хорошо?
Игнатик стоял с опущенной головой. Смотрел уже не в сторону, а вниз.
– Если бы ты знал...– с отчаянием сказал Яр и встал.– Если бы
можно было передать, что человек чувствует. Не словами, а так вот,
из мозга в мозг. Чтобы ты понял, как мне было тогда ночью... Когда я
увидел на столбике "Игнатик Яр"...
Тик поднял мокрые глаза.
– Ну ладно, Яр. Я же не уйду...
– Ага, это сейчас "не уйду"! А потом опять что-нибудь тебя
взбрыкнет...
– Нет, Яр. Теперь никогда.
Яр тяжело сопел и смотрел поверх деревьев.
– Ну, я глупый был,– пробормотал Игнатик.
– Свинья ты все-таки,– сказал Яр. Взрыватель был вывинчен, и можно
было отвести душу.– Нет, в самом деле, свинство какое...
Игнатик облапил красными варежками брезентовую штормовку Яра.
– Просто слов нет, какая морока с тобой,– сердито и беспомощно
проговорил Яр. И дернул Игнатика за шерстяной шарик на синей вязаной
шапке.– Придумал! "Уйду"!.. А я? А Данка, Алька, Чита? Подумал?
– Ага... Я про это и подумал, Яр, если отыщется твой сын, тогда ведь
нас уже будет шестеро. А так ведь нельзя...
– Ох, как мне надоела эта идиотская математика! Почему, леший все
раздери, нельзя?
Тик виновато объяснил:
– Ну, будет же это... неустойчивый многоугольник.
Яр часто задышал.
– Ты что? – испугался Тик.
– Я считаю до ста. Чтобы сдержаться... Многоугольники,
пятиугольники... Да главное, чтобы держаться крепко друг за друга!
Ясно?.. И, кстати, нас уже и так шестеро. Куда от нас теперь денется
Глеб?
Они оба посмотрели на Глеба. Он стоял в полусотне шагов. Стоял спиной,
но часто оглядывался на Игнатика и Яра. Тик слабо улыбнулся и помахал
ему варежкой. Глеб радостно замахал палками.
– Он хороший,– сказал Игнатик. Яр придвинул его к себе вплотную.
– А мой Юрка...– сказал Яр.– Он ведь сейчас, наверно, такой же,
как Глеб. Ну, разве что чуть помоложе... Тик, вы же с ним очень
разные...
"И вам, таким разным, не пришлось бы ссориться и ревновать друг
друга, если бы встретились. Нечего и бояться",– добавил он про
себя.
Игнатик его понял. И недовольно ответил:
– Что хорошего, если разные? Наоборот... Был бы он мальчишка, другое
дело. Одинаковым братьям легче договориться...
С ближнего склона мчались Алька, Чита и Данка.
– Ну что за копуши! – кричала Данка.– А еще мужчины.
2
Дальше они двигались вшестером.
Впереди встала густая рощица – смесь елок, березок и осин. Яр хотел
обойти ее, но Игнатик обогнал всех и въехал под заснеженные
ветви. Минуты две лыжники пробирались среди трескучих сучьев и
мохнатых зеленых лап. Затем вышли на просеку.
– Ой...– негромко сказала Данка.– Это что?
Просеку наискось пересекали следы. Человеческие следы. Кто-то
маленький, легкий, почти не проваливаясь, пробежал здесь по свежему
снегу. Босиком.
Просека полого уходила вниз по склону, солнце светило вдоль нее, и
лучи накрывали снег неярким скользящим светом. Зато в следах солнце
как бы застревало. Они ярко золотились на мерцающем снегу. Это было
очень красиво. Но Данка передернула плечами и сказала:
– Они же поморозятся...
– Они холода не чувствуют,– насупленно ответил Игнатик. И
попросил: – Пошли. Только без шума.
Лыжники пересекли просеку рядом со следами и опять оказались в чаще.
Но почти сразу чаща поредела. И слышны стали голоса. Веселье тонкие
голоса, вскрики и смех. Как на школьном дворе во время перемены.
Елки расступились, и открылась овальная поляна.
На поляне бегали, догоняли друг друга, кувыркались и боролись десятка
два одетых по-летнему мальчишек.
Яр передернул плечами. Было что-то резко тревожное, ненастоящее и даже
пугающее в этом полете растрепанных ребячьих волос, в мельканьи
смуглых ног и рук, взметающих гейзеры снега. Но мальчишки играли
по-настоящему. И сами они были настоящие. Снег мелкими капельками таял
на их загорелой коже. И когда Яр издалека разглядел эти капельки, ему
стало легче.
Младшим было лет восемь-девять, старшим где-то около тринадцати. Они
оказались давно не стриженные и все очень загорелые – будто после
смены в летнем лагере у моря. Многие бегали босиком. Приглядевшись, Яр
заметил, что их майки, рубашки, матроски – выцветшие и
залатанные. Но, если не приглядываться, мальчишечья компания казалась
очень пестрой и даже нарядной. Будто швырнули на снег охапку
разноцветных елочных флажков и теперь их носит ветер.
Посреди поляны, провалившись тонкими ногами в снег почти по колено,
стоял и швырялся снежками мальчишка ростом с Игнатика. А другие ребята
кидали в него. Мальчишка смеялся, откидывая голову. Рубашка у него
была желтая, и волосы – желтые, солнечные. Они горели на ярком
свету. Снежки – совсем не липкие, сухие – не долетали до ребят,
рассыпались в воздухе в мелкую сверкающую пыль. В клубах этой пыли и
на желтом снегу метались тонкорукие синие тени...
И вдруг пыль осела, тени замерли, смех и голоса стихли. Оказалось, что
мальчишки стоят неподвижно. И смотрят на незваных лыжников.
– Стойте здесь,– быстро сказал спутникам Игнатик. Сильно толкнулся
палками, оставил их в снегу, выехал вперед и замахал над головой
красными варежками.
Мальчик с желтыми волосами улыбнулся.
– Это Тик,– сказал он негромко, но было хорошо слышно в холодной
тишине.– Все в порядке, ребята.
Он выдернул ноги из снега и, почти не касаясь его, побежал к Игнатику.
И другие побежали. Обступили со смехом, снова поднялся шум. Яру
показалось, что сейчас мальчишки подбросят Игнатика в воздух и станут
качать, как победителя лыжной гонки. Но нет, они только смеялись и
шумели. Потом чуть поутихли, и звонкий голос отчетливо сказал:
– А чего же! Конечно!
Из толпы высунулся щуплый темноволосый пацаненок в синей майке – один
из самых маленьких. Сложил рупором ладошки и крикнул тоненько:
– Вы чего там стоите? Идите к нам!
– Пошли,– решительно сказал Чита.
Мальчишки обступили гостей. Их любопытные глаза напомнили Яру осеннее
утро, когда он впервые пришел учителем в Ореховскую школу номер семь.
Ребята так же обступили, так же смотрели. Впрочем, не совсем так. У
тех, у школьников, кроме любопытства мелькала порой и озабоченность:
какой ты? Не злой ли? Не будешь ли обижать? А здесь все смотрели без
недоверия. Кто весело, кто задумчиво, а кто чуточку хитровато.
Яр все-таки сказал с неловкой улыбкой:
– Вы нас не бойтесь...
Те, кто стоял поближе, засмеялись. Не обидно, и все же с ощущением
превосходства. Так ребята смеются над взрослыми, когда те пытаются
играть с ними в детскую игру и не умеют. Курчавый мальчик в клетчатой
рубашке – пухлогубый и с очень синими глазами – снисходительно
разъяснил:
– Чего же нам бояться? Если что, мы взлетели – и нет нас.
– Вы – ветерки? – в упор спросил Алька.
Они опять засмеялись. Мальчик с желтыми волосами сказал:
– А кто же еще.
Худощавый, похожий на Читу паренек (только без очков) обратился к Яру:
– Тик сказал, что вы его друзья. Значит, все в порядке... Хорошо, что
пришли. Ребята иногда скучают по людям.
– Это наш командир,– весело сунулся к Яру темноволосый малыш в
синей майке.– На этой поляне командир.
Данка сняла варежку и взяла малыша за поцарапанное плечо.
– Тебя как зовут?
Он улыбнулся большим щербатым ртом:
– Вовчик зовут... А иногда – Стручок. А тебя как?
Данка нагнулась к нему.
Чита спросил у Командира:
– Вы не станете возражать, если мы разожжем костер?
– Нет, конечно. Мы и сами...– Он оглянулся на ветерков.– Эй,
ребята! Давайте костер!
Пока собирали сучья, пока вытаптывали площадку, пока Глеб устраивал
вокруг нее сиденья из валежин, Яр думал об одном: "Это же просто
мальчишки. Неужели они что-то могут? Неужели сумеют помочь?"
Потом он возразил себе:
"Игнатик – тоже мальчишка. А сколько он сумел в свое время!"
Он оглянулся на Игнатика. Тот не собирал дрова. И еще несколько
ветерков не собирали – желтоволосый мальчишка, Командир, курчавый
пацаненок... Всего человек семь. Тесной кучкой они стояли на краю
поляны. Не слухом, а скорее натянутыми нервами, Яр услышал обрывки их
разговора.
– Это же не каждый сможет...
– Надо, чтобы смог и чтобы хотел...
– Я...– сказал желтоволосый.
– Ты, Денек?
Желтоволосый Денек, опустил голову. И, видимо, опять сказал: "Да".
– Сперва-то хорошо,– проговорил Командир.– А когда пройдут
двенадцать лет... Я знаю, я пробовал.
– Я понимаю,– сказал Денек.– Но ведь все равно кому-то надо...
Игнатик недоверчиво спросил:
– А разве так может быть?
– Если очень постараться... Только не у каждого
получается,– вздохнул курчавый.– Я вот никак не могу. А Денек
может...
Тик незнакомым голосом сказал:
– Это было бы такое... Нет, даже не верится.
– А сам-то...– улыбнулся Денек.
– Но я же не сквозь время...
– Это не самое трудное. Самое трудное – расставаться,– сказал
Командир.
– Но ведь надо,– отозвался Денек.
Кажется, Игнатик сказал:
– Очень надо...
Денек пожал плечами:
– Тогда что говорить? Я могу. Пожалуйста...
Шумящая толпа заслонила Игнатика и тех, с кем он говорил. Мальчишки
тащили охапки хвороста. Яр поймал себя на том, что ветерки в своих
легких рубашонках и майках уже не кажутся странными, не вызывают
беспокойства. Будто все так и надо, будто здесь летняя лужайка.
Странно и неуклюже выглядели Данка, Алька и Чита в своих теплых
куртках и вязаных шапках. Впрочем, Алькина зеленая шапка уже мелькала
на ком-то из ветерков, а куртка на Альке была распахнута...
Яр увидел, как Вовчик-Стручок подбежал к Данке. Он протянул ей
стебелек с красными бусинками брусники.
– На! Это я под снегом раскопал!
– Ой, спасибо, Вовчик...
– Ага... Я тебе еще найду!
3
Все сидели у костра. На солнце огонь казался густо-оранжевым и
неярким. Он с хрустом пережевывал сучья. И ветерки притихли, как
притихают все на свете мальчишки у всех на свете костров. Стручок
сидел на коленях у Данки и что-то шептал ей в ухо, под шапку. Она
быстро кивала.
Игнатик сзади подошел к Яру. Положил ему на плечи варежки, тихо
проговорил:
– Ты ни о чем не тревожься, я им все рассказал. Они обещали сделать
все, что можно.
– Да. Я уже понял, Тик.
– Все-все, что можно,– повторил Игнатик.
– Спасибо, Тик.– Яр взял его руки и сложил их у себя на груди, как
концы воротника. Игнатик постоял так, потом тепло сказал Яру в ухо:
– Они надежные, они меня уже не раз выручали... Яр я пойду посижу с
ними, а то недолго осталось.
Тревога Яра утихла. Мысли о Юрке стали спокойными он верил теперь, что
ветерки помогут. А может быть, просто пришла усталость...
Глеб сидел между Читой и Командиром, они о чем-то тихо говорили.
Огонь стал спокойнее, негромко потрескивал, и с этими звуками
смешивался еще один треск: крепкие ребячьи зубы хрустели кусками
колотого сахара. Это Алька распотрошил рюкзак с продуктами и всем
раздал угощение. Алька знал, конечно, что не нужна ветеркам никакая
еда, но догадался: сладкое ветерки все равно любят. Что они, не
мальчишки, что ли?
Рядом с Яром присел на жерди тонколицый светлорусый мальчик в
оранжевой майке и вытертых джинсовых шортиках, разлохмаченных по
нижней кромке. Поднял серые знакомые глаза, сказал неловко:
– А я вас помню...
И Яр мгновенно вспомнил. И обрадовался:
– В поезде! Да?
Мальчик быстро кивнул:
– Ага. Вот...– он положил Яру на колени коричневую руку. На ней
пониже острого локтя был темный рубец.
– Помните, вы порохом присыпали, чтобы скорее зажило? И правда,
быстро зажило, только порох въелся под кожу.
Яр коротко вздохнул от горячего толчка ласковости к этому одинокому и
беззащитному на вид пацаненку. Распахнул куртку, придвинул мальчика к
себе, накрыл его плечи косматой полой. И тот сразу доверчиво прижался
к Яру.
Помолчал немного, глянул на Яра, подняв острый подбородок, спросил
полушепотом:
– Значит, нашли того мальчика, за которым ехали?
– Нашел...
– Я посижу тут немножко с вами, ладно?
Яр прижал его еще плотнее. Он ощутил сквозь рубашку его тепло, гибкую
твердость мальчишечьих ребер, а за ними частое и упругое биение
сердца.
"Они же настоящие! – ахнул про себя Яр.– Они живые, как мы! В
точности! Как они могут исчезнуть, улететь?"
Мальчик пошевелился и опять посмотрел на Яра. Может быть, ему хотелось
поговорить, но он не знал, о чем? Яр сказал осторожно и ласково:
– Значит, вы собираетесь вместе не только под Новый год? Тогда,
летом, ты тоже спешил с кем-то встретиться...
– Конечно! – охотно откликнулся мальчик.– Тогда был большой летний
сбор ветерков. Мы хотели договориться, как остановить тучу, если снова
будет нашествие...
– Договорились? – быстро спросил Яр.
– У нас не хватает сил. Даже если мы все-все соберемся, мы не можем
остановить никакое облако... А большие ветры нас не слушают, им все
равно. Они ведь никогда не были людьми...
"Значит, все это сказки, что ветерки могут соединяться в
ураган",– печально подумал Яр. И, чтобы грустью не задеть мальчика,
заговорил о другом:
– А весной и осенью у вас бывают сборы?
– Да. Тоже большие. И маленькие сборы бывают, когда мы тоже...
превращаемся в людей. Но это не надолго...
– А когда вы... когда ветерки, то как живете?
Он улыбнулся – и озорно, и с грустинкой:
– Ну, как... Летаем. Листьями шелестим, форточками хлопаем,
балуемся... Иногда змеи воздушные помогаем ребятам запускать или
кораблики гоняем по лужам, это ведь тоже работа... А я могу хоть
каждый день в человека превращаться, только не на много времени,
минутки на две... Многие могут.
– И превращаются? – нерешительно спросил Яр.
– Не часто. Потому что какой толк? Побегаешь две минуты, поиграешь, а
потом опять лети...
– А много вас, ветерков, на свете?
– Наверно... Нас же никто не считал,– засмеялся мальчик.– По
лесам, по морским берегам, в полях...
– И в Пустом Городе. Да? – сказал Яр.
– Да. Там больше всего тех, кто стал ветерками после восстания...
– А ты? Я думал, ты тоже... после...
– И я,– кивнул мальчик.– И Денек. И Косматик... ну тот,
курчавый. Только нам в лесу больше нравится, чем в городе. Но мы туда
часто летаем. Кино смотрим и просто так...
"Кем же ты был, малыш, до восстания? Как жил? Кто твои отец и мать,
помнишь ли их? – думал Яр.– Спросить бы про это... И про само
восстание. Что же там было?" Но он не посмел. Только сказал, будто
был в чем-то виноват:
– Жаль, что мы не можем встречаться почаще... Но мы еще, наверно,
встретимся, да?
Мальчик опять зашевелился под курткой. Прошептал:
– Наверно. А вы хотите?
– Еще бы...
– Я тоже... А сейчас уже недолго осталось. Часы подходят.
– Какие часы?
– Солнечные... Хотите посмотреть? – Он вдруг вскочил (и куртка
разлетелась). Взял Яра за руку маленькими горячими
пальцами.– Пойдемте.
Он повел Яра от костра на дальний край поляны. Здесь сохранился
незатоптанный участок снега – размером с большой ковер. В центре его
была воткнута сосновая жердь (к ней не вело ни единого следа). Вокруг
жерди кто-то начертил широкое кольцо и разделил его двенадцатью
короткими линиями.
К самой большой черте (она смотрела прямо на север) подбиралась тонкая
фиолетовая тень.
"Еще минут десять",– подумал Яр.
– Как коснется – все. Полетим,– тихо сказал мальчик.– Ничего не
поделаешь...
В этом "ничего не поделаешь" была привычно сжатая печаль и в то же
время как бы желание утешить – и себя, и Яра. Яр даже зажмурился от
резкого ощущения вины перед этим мальчишкой. А в чем он был виноват? И
что он мог сделать для ветерков? Он опять ощутил себя заброшенным
новичком на Планете, где были чужие законы и непонятные силы.
Надо было что-то сказать мальчику, и Яр проговорил скомканно и
неуверенно:
– Но, когда вы летаете ветерками, вы же, наверно, по-прежнему вместе?
– Когда вместе, а когда поодиночке. Это все равно не так, как здесь,
на поляне,– отозвался мальчик неохотно.– Здесь-то мы совсем живые,
а там...
Он замолчал, и они пошли по краю поляны. Мальчик еле касался снега
стоптанными полуботинками. Все-таки и сейчас он был в чем-то ветерок.
У разлапистой елочки стояли Глеб и Командир. Яр остановился: не знал,
подойти или свернуть. И, пока думал, невольно услышал разговор.
– Извините меня,– очень серьезно говорил Глеб.– Извините
заранее. Сейчас я задам вам вопрос, который, может быть, вас опечалит
или обидит. Но у меня такая профессия, приходится задавать людям
вопросы и всегда – о главном...
– Я вас слушаю,– сказал босой Командир и наклонил набок голову.
– Скажите, вам никогда не хотелось вернуться? Стать обыкновенными?
Как все ребята...
Мальчик-командир с полминуты молчал. Вскинул лицо, посмотрел мимо
Глеба.
– Какой смысл в таком вопросе! Все равно это невозможно.
– Я понимаю. И все-таки!
Командир проговорил коротко и сухо:
– Не знаю. Кто как. Я бы не хотел.
– А почему?
Он свел брови, потом усмехнулся:
– А зачем? Мы живем вечно, нет для нас ни расстояний, ни времени.
Ничего не надо бояться. И свобода...
– Да, конечно...– пробормотал Глеб. И еще раз сказал: – Извините.
– Ничего, Стрелок. Вы спросили – я ответил.
Глеб кивнул ему, зашагал к костру и увидел Яра. Подошел. Неловко
проговорил:
– Кажется, я все-таки обидел его...
– Нет,– сказал мальчик в оранжевой майке,– он не обиделся. Но он
соврал.
– Соврал? – быстро спросил Глеб.
– Конечно. Всем хочется быть настоящими. Иногда так хочется, что
просто слезы...
– Значит, и ветерки плачут,– вздохнул Яр.
– Бывает,– сказал мальчик.
– И командир? – спросил Яр.
– Бывает,– сказал мальчик.– Хотя он очень смелый.
Яр подавил нерешительность и задал еще вопрос:
– А он тоже был с вами, когда восстание?
– Нет. Он был юнгой на "Атлете". "Атлет" взорвался у Стеклянных
скал... А знаете, он ведь правильно сказал...
– Что правильно? – не понял Глеб.
– Если бы мы вернулись... Ну вдруг такое чудо! А что дальше? У нас ни
дома, ни родных. Кому мы нужны?
Яр хотел возразить живо и горячо, но тут же испугался: "Надо ли?" А
в следующую секунду подошел Командир. Теперь он улыбался. Сказал
Глебу и Яру:
– Вы извините, но вам пора. Пять минут осталось, а нам еще надо
костер погасить. А то, если полетим, погасить уже не сможем, только
раздуем до пожара... Вы идите.
– Мы вам поможем,– сказал Яр.
Командир засмеялся:
– Вы уж идите. С вами Данка. Вы же знаете, как мальчишки гасят
костры...
Тогда засмеялись все. Чтобы показать, что не так уж грустно.
Денек на прощанье что-то быстро сказал Игнатику. Стручок повис у Данки
на шее, потом отскочил и отвернулся. Все ветерки быстро замахали
уходящим лыжникам. Только мальчик в оранжевой майке сказал Яру:
– Я вас провожу.
Впереди всех он пробрался через окружавшие поляну
заросли. Потом – поцарапанный, с мелкими веточками в волосах – пошел
рядом с Яром. Ничуть не проваливаясь в снег. Тихонько попросил:
– Вы не обижайтесь на меня, ладно?
– Господи, за что? – выдохнул Яр.
– Я же понимаю. Вам надо было узнать про восстание. А я молчал.
– Ну и правильно молчал, раз не хотел про это...
– Я не потому, что не хотел. Просто я почти ничего не помню...
Только огонь помню и как мы стреляли. Карабин так здорово отдавал в
плечо, а пули не летели. Падали в пыль, будто орехи. Так обидно...
– Это я знаю,– сказал Яр.
– Хорошо, что ударил барабан. Барабан их остановил. Но огонь-то не
остановишь...
Он замолчал, и все молчали. Только лыжи скрипели...
– Но никто не боялся,– вдруг проговорил мальчик. Негромко, но
звонко: – Никто. Даже те, кто не успели...
– Что не успели? – Встревоженно спросил Яр.
Но мальчик вдруг отскочил, коротко улыбнулся, вскинул руку и пропал.
Сразу. Как в кино, когда на экране тот же кадр, а человека в нем уже
нет. Лишь по лыжному следу назад к зарослям убежал чуть заметный
снежный вихорек...
Они долго смотрели вслед вихорьку.
– С ума сойти, какой же я был идиот,– со стоном проговорил Глеб.
Никто не стал утешать его, хотя никто не понял: за что он так себя?
Яр виновато сказал:
– Даже имя спросить не успел...
Чита быстро подъехал к Данке:
– Ты что?
– Ничего...– Она отвернулась.– А я успела одно имя
спросить. Помните, маленький такой.
– Еще бы. Он на тебе висел,– ревниво заметил Алька.– Ну, ты чего,
Игнат? Я же так просто...
Игнатик подъехал к Яру.
– Денек сказал, что пробьется. Теперь надо ждать.
– Будем ждать, Тик...– Яр сильно уперся палками и вскинул
голову: – Пора домой, братцы-путешественники! В четыре часа
елка... Глеб, а что если мы поручим тебе роль Деда Мороза?
