7. Отвертка
Баба Дуся, конечно, любила Шурку. Но, как уже известно, зря не баловала. И, когда он появился дома, устроила нахлобучку:
– Это где же тебя черти носили, бессовестная ты личность! Ушел с утра, на часах уже четыре, а его нету и нету! В милицию уже собралась идти, вот срам-то был бы! Отвечай, где болтался!
– Баб-Дусь! Я...
– Молчи, когда старшие говорят!
Шурка с сокрушенным видом стоял посреди комнаты. Нагнулся, стал раскручивать отвороты брюк и вытряхивать оттуда листики и сорняковые семена. Глянул исподлобья:
– Ну так что? Отвечать или молчать?
– Сперва молчи, потом отвечай! Где был?
– Заигрался...
– Заигрался! На целый-то день! Один!..
– Да не один я! Познакомился! Там такие ребята...
– Вот-вот! – в голосе бабы Дуси прозвучала паническая нотка.– Началося! Связался со шпаной...
– Да не со шпаной! Наоборот! Ну, честное слово! Знаешь какие... замечательные! – Шурка выпрямился.
– Были бы замечательные, сказали бы: "Тебя, небось, дома ждут".
– Они и сказали. Потом... Даже проводили... А сперва мы про время позабыли. Потому что гуляли, а тут как раз дождь, а после мы сушились и рассказывали... истории всякие... Ну и вот... Баб, ты подожди ругаться, я уж сразу во всех грехах признаюсь...
– Господи-светы! Чего натворил?
– Картошку не купил. А деньги проел на мороженом... Ну, потому что они меня бананами угостили и всем пить захотелось, а больше ни у кого денег нету, только у меня... Вот я и купил на всех... Баб, я бутылки соберу и одам. На эту сумму!
– Не хватало еще, чтобы ты по помойкам лазал! Будто мне этих денег жалко! Мне жалко, что ты такой вот, без всякого соображения! Хоть бы подумал, как бабка тут изводится...
И Шурка подумал: "А ведь правда! Какая же я свинья..." Насупился и опять начал вытряхивать сор из-за отворотов...
– Нечего тут мусорить на половики,– сумрачно сказала баба Дуся.– Сымай вообще эти штаны и рубаху. Буду на тебя эту самую... "африканку" примерять. С утра кроила, пока ты шлындал где-то...
– Ба-аб! – Шурка восторженно запрыгал, избавляясь от брюк и рубашки.– Ты... просто самая лучшая на свете из всех баб-Дусь!
– Ладно, нечего подмазываться,– начала таять она.– Чуть не уморил старую, а теперь "самая лучшая"...
– Ну как же не подмазываться, если я кругом виноват! – чистосердечно раскаялся Шурка.– Ты, если хочешь, скрути полотенце и огрей меж лопаток, как обещала...
– Брысь, бес косматый! – Баба Дуся шлепнула его, подтолкнула в свою комнатушку.– Ну-кось, надевай... Да осторожно ты, непутевый! Не сшито ведь, а только сметано...
Ткань была прохладная и легонькая. Ласковая такая после заскорузлой от дождя и сушки одежды.
– Ну, чего скажешь?
– Ба-а! Самое то!.. А знаешь, у тех пацанов, у двоих такие же анголки. Только цветом не такие...
– Они, выходит, мальчонки вроде тебя? А я уж думала, не приведи Господь, какие-нибудь дуботолки...
– Что ты! Эти двое – как я, а еще один, он помладше. И две девчонки... девочки.
Радость от недавней встречи снова теплом разлилась по Шурке. Он размягченно сел у стола со швейной машинкой, щекой лег на обрезки ткани.
– Полегче шевелись. Расползутся швы-то...
– Не-а...– В Шурке расцветало тихое веселье. И нежность к бабе Дусе. Как он, дурак такой, недавно мог еще сомневаться: любит ее или нет?
– Баб-Дусь! Одну девочку зовут Женька...
– Это как? Евгения, значит...
– Ну да. Женька. С косами... Баб-Дусь, я в нее, кажется, влюбился.– Это он без всякого смущения, с неодолимым желанием поделиться радостью.
Баба Дуся слегка всполошилась. То ли всерьез, то ли для порядка:
– Господь с тобой! Не вздумай! В такие-то годы...
Шурка поморщился:
– Ну, я же не так...
"Так" он не хотел. Даже подумать было тошно!.. Он помнил, о чем липким шепотом говорили по ночам в интернате. И с каким трусливым придыханьем парни собирались в темноте "к девкам в гости"... И те кассеты, которые украдкой смотрели на портативном видике – его ночью вытаскивал из-под паркетных плиток владелец – Борька Хлопьев по прозвищу "Хлоп-по-ж..."
Шурка, надо признаться, тоже смотрел. Чтобы хоть на полчасика забыть о тоске, которая ночью подступала совсем без жалости. Но ему казалось, что от воровски мигающего экрана пахнет, как от немытых ног Хлопа...
Пусть, кому это надо, пыхтит и потеет от такой мерзости. Шурку же – рвать тянет. Насмотрелся, наслушался.
А Женька... Ему же ничего от нее не надо. Пускай только смотрит по-хорошему. Да иногда касалась бы кончиком косы его локтя или плеча...
Он зажмурился и прошептал:
– Я же... ничего. Просто... чтобы она – как сестренка...
И баба Дуся вдруг сказала, как Женька – без насмешки, ласково:
– Глупенький...
А он не глупенький был, а счастливый... Встал. Крутнулся на пятке.
– Баб-Дусь, все аккуратненько в самый раз! Шей!
– Ну-кось, погоди, не крутись, рукав отъехал...– Она взяла иглу с длинной нитью. Игла выскользнула из пальцев, баба Дуся успела ухватить нитку.
– Будь ты неладна, совсем пальцы инвалидные...– Игла качалась на нитке на уровне Шуркиных колен. И вдруг дернулась, потянулась к нему, как живая! Повернулась в воздухе горизонтально. Клюнула Шурку в ногу! Легонько, но... коварно так. Жутковато. Шурка взвизгнул, отскочил.
– Что? Укололся? Да как же это...
– Я... не знаю...
В груди – бешеное метанье. И трудно дышать, словно опять кубик в легких.
– Чего ты испугался-то?
А он разве знал – чего? Какой угрозы, какого намека?
Игла теперь качалась нормально, словно и не оживала, как магнитная стрелка.
Шурка подышал с усилием и часто. Кубик в легких растаял. Шурка улыбнулсй.
– Я... такой вот. Почему-то с детства иголок боюсь...
Это он врал. Испугался иголки он первый раз в жизни...
Ох, да стоило ли визжать-то? И вздрагивать! Наверно, какая-нибудь случайная магнитная волна... При случае надо будет спросить у Гурского.
А когда он будет, этот случай?
А если не будет... тем лучше!
В приметы же и в предчувствия верить глупо...
Баба Дуся, сама слегка испуганная, проговорила:
– Снимай, на машинке шить буду... Иди на кухню, там суп разогретый да рыба жареная с вермишелью.
– Ага...– Страх ушел, прежняя радость возвращалась к Шурке.– А можно, я меду к чаю возьму? Ложечку...
– Знаю я твою "ложечку"... Возьми... А как поешь, сходи в гараж к Степану. Он тебя сегодня уже три раза спрашивал. "Где Шурка" да "где Шурка"... Чегой-то него за дело к тебе?
– Понятия не имею! – честно сказал Шурка. И опять – непонятное беспокойство.
Обедать не стал. Как был, в плавках, в майке и босой, выскочил на жаркий двор. Гараж соседа Степана был открыт.
В отличие от литературного героя, здешний дядя Степа не был великаном. Наоборот – невысокий, щуплый да к тому же слегка сгорбленный. С редкой щетинкой на лице и с постоянной озабоченностью в задумчивых коричневых глазах.
Вредные языки говорили, что эта озабоченность вызвана лишь постоянным желанием выпить. Но именно вредные. Потому что дядя Степа, несмотря на склонность постоянно быть в компании с четвертинкой, любил работу. Всякую.
Он числился на должности в какой-то частной мастерской, но большую часть времени проводил в своем гараже, где стоял его допотопный "москвичонок" – всегда полуразобранный. Здесь дядя Степа что-то паял, вытачивал, привинчивал, скоблил рашпилем и клепал. Заказов от местного населения хватало. И надо сказать, заказы эти выполнял он добросовестно. А если от дяди Степы всегда попахивало кое-какой химией, то кто без греха...
Так рассуждала и баба Дуся. Иногда по вечерам она приглашала Степана к себе на кухню и там подносила рюмочку. А потом просила очередной раз починить машинку. В общем, слесарь дядя Степа и отставная портниха Евдокия Леонтьевна были добрые знакомые. Степан и к Шурке относился по-хорошему, один раз даже прокатил на "москвичонке" – в один из тех редких дней, когда эта керосинка ездила.
Но какое у дяди Степы могло быть к соседскому пацану срочное дело?
И с чего у Шурки такое беспокойство?
...В гараже летал тополиный пух. Солнце светило в распахнутые ворота. Дядя Степа скрежетал напильником по зажатой в тисках втулке. Оглянулся. Заискрились на щеках волоски. А еще заискрилась бутылочка с наклейкой. Дядя Степа ловко убрал ее под верстак.
– Шуренций! Заходи, дорогой!
– Здрасте... Зачем меня звали?
– Заходи, заходи...
Легко сказать "заходи". Справа между машиной и стеной загораживала проход железная бочка. Слева – стол со всяким слесарным инструментом и непонятной громоздкой штукой, смахивающей на аппарат из фильма "Самогонщики". Шурка прыгнул через бочку. Ловко прыгнул, красиво. Но над бочкой висел на стене моток толстой проволоки, из него торчал конец. Шурка на скорости чиркнул по концу плечом. Ух ты! Сразу побежало. Шурка прижал к рассеченной коже ладонь. Потекло между пальцами.
– Е-мое! – всполошился дядя Степа.– Скачешь, не глядишь!.. Ну-ка покажи.. Е-ка-лэмэнэ! Во рассадил!.. Ну-ка, давай промоем, чтоб зараза не случилась...– Он вытащил из-под верстака четвертинку.– Спирт – он первое средство против микробов.
Шурка поморщился:
– Да ладно, так сойдет...– Сел на шаткий табурет, все так же зажимая плечо.– Сейчас зарастет...– Кровь уже не бежала.– Вы пока говорите, зачем звали-то...
– Да обожди ты "зачем звали"! Давай хоть перевяжем!
– Не надо, все уже. Вот.– Шурка убрал руку. На коже был розовый рубец. Словно рана заросла неделю назад.
Дядя Степа присвистнул.
– Можно? – Шурка взял у него четвертинку, плеснул на ладонь вонючую жидкость. Морщась от запаха, смыл с плеча и руки кровь, вытер ладонь подолом майки.
Дядя Степа крякнул, взял у него бутылку. Пятерней потер щетину.
– Ишь ты как... Правду говорил мужик о твоих свойствах.
– Какой мужик?
Дядя Степа сел напротив, на другой скрипучий табурет. Наклонился. Слегка дыхнул водочкой.
– Какой мужик, говоришь? Гурский... Значит так. Привет тебе от Гурского.
Ну, чего угодно мог ожидать Шурка, но такого!..
С полминуты он обалдело молчал. А потом ничего другого не придумал, как спросить:
– Почему через вас-то? Сам не может, что ли, выйти на связь?
– Говорит, что худо стало с земной атмосферой, электричества в ей до фига, помехи. Вчерась ночью тазик твой аж со стены загремел, а слышимости ни на грош... Ну да не в том дело. Не все ведь можно передать по этому... по эфиру...
– А чего он хочет передать-то?
– В этом, голубчик, и главная суть задания...– Дядя Степа со значительным видом поднялся, отвернулся к верстаку, погремел там железом. Опять сел перед Шуркой.– Вот...
И протянул отвертку.
Обыкновенная такая отвертка. Вместе с ручкой – сантиметров пятнадцать длиной. Ручка плоская, деревянная. Удобная. Хорошо зачищенная шкуркой, но без лака. Стержень светлый, из нержавейки... Шурка недоуменно взял, повертел.
– Зачем она?
– Ясное дело, винты откручивать!
– Да какие винты? Скажите толком! – Шурку взяла досада. От непонятности.
– А ты погляди на кончик-то. Сразу и поймешь.
Шурка поглядел. И не понял.
Сперва показалось, что отвертка – для шурупов с крестообразными шлицами. Но нет! На конце был не крестик, а что-то вроде снежинки. Звездочка с шестью концами и каждый конец узорчатый. Просто ювелирная работа.
Дядя Степа так и сказал – малость самодовольно:
– Ювелирная работа... А болтов или шурупов с такими головками на этом свете всего два десятка с небольшим. Поэтому, как увидишь, откручивай смело. На том твоя задача и будет решена.
– Да где я их увижу-то?! Какая задача?! – Шурка чуть не заплакал.
– А про то я знаю не больше тебя,– увесисто произнес дядя Степа.– Да и Гурский, видать, знает не больше. Говорит, надо искать. Где-то в наших местах. Такая, говорит, у этого мальчика миссия...
Шурка обмяк. В словах Степана не было ничего нового... Но, впрочем, не было и никакой тревоги или угрозы. Да и какая от Гурского может быть угроза? Наоборот...
– Не мог уж толком объяснить,– вздохнул Шурка.
Дядя Степа развел руками (крепкие пальцы – в застарелых мозолях и въевшейся металлической пыли). Шурка поскреб отв рткой по колену, глянул исподлобья.
– А вы, значит... тоже? – Он не решился сказать "их сообщник". Или правильнее – "союзник"? Или "помощник"?
– Выходит, тоже...– нехотя признался Степан.
– А вы... про их планету что знаете?
Дядя Степа набычился и сделал машинальное движение к четвертинке. Удержался.
– У меня к этой планете касательство очень стороннее. Почти никакое... Да и не планета она вовсе. То есть не совсем планета...
– А что?!
– Просто эта... как говорится, иная среда обитания. Они... Гурский да помощник его, говорят: "Другая грань"... Потому как вся наша Вселенная, по их словам, вроде бесконечного кристалла... Пока он, Гурский-то, объяснял, я все понимал. А потом как-то перемешалось в голове...
– Небось, после поллитры,– в сердцах сказал Шурка.
– И ничего не после... Мне поллитра делу не помеха. У них там, в этом кристалле, конечно, всякие иноземные технологии, а с такими руками, как мои, все равно никого нету. Чтобы, значит, такую отвертку выточить. Без Степана Михалыча, выходит, во Вселенной пока не обойтись... Ну, и заплатили, надо сказать, прилично, не обидели...
– А почему Гурский сам ничего мне не объяснил? Почему не появляется? Где он?!
– А я знаю? Возник да пропал. Как этот... фантом... А насчет тебя сказал... "Он,– говорит,– мальчонка чуткий, сам придет куда надо, сам отыщет. Потому что,– говорит еще,– это диктуется земными условиями, мы тут вмешиваться не должны..." Главное,– опять же говорит,– что он "Весы". То есть ты... По звездному гороскопу...
"Да! Он же и мне говорил",– вспомнил Шурка. Но беседы с Гурским держались в памяти плохо. Почти так же плохо, как вся прошлая жизнь.
Дядя Степа повертел четвертинку в пальцах, покосился на Шурку, вздохнул. Снова поставил посудинку на верстак.
– Сказал еще такое: "Весы к весам, полюса к полюсам, вот и будет баланс"... Так я это понял.
– Зато я ничего не понял! Что я должен делать-то?
– Да ничего ты специально не должен. Только отвертку носи с собой... А так что? Живи да играй. А если тебя потянет куда-то особый интерес, ты ему не противься. Интерес этот тебя в нужное место и приведет. Так они говорили, Гурский и этот... Кимыч. А еще просили сказать: хорошо, что ты со здешними ребятами дружбу завел...
"Все знают,– зябко подумал Шурка.– Выходит, я у них как под телекамерой. Постоянно..."
– Что им до этих ребят-то! – огрызнулся он. И впервые ощутил неприязнь к Гурскому.
– Не знаю, что... Говорили только, чтобы зря перед ними не раскрывался. Особенно перед тощим да косматым. И чтобы к дверце шел один. Подходы-то можно вместе искать, а уж к самой дверце лучше одному...
– Господи, к какой дверце-то?!
– Они говорили, что вроде бы к восьмиугольной. Сообразишь. Где такие шурупы увидишь, там она и есть...
