5. Мастер Каляев
Туннель и ручей сделали плавный поворот. Вдали обрисовался желтый полукруг выхода. Но это сперва казалось, что вдали. А через несколько шагов он сделался рядом. И четверо вошли в круглое помещение, под потолок-купол.
В центре купола светилось стеклянное полушарие. Оно освещало выложенный цветными плитками пол. Похоже было и на музей, и на вестибюль метро, и... на кладовку того же спортзала. Потому что и здесь стояли и валялись физкультурные кони и козлы. И маты. На вогнутой стене прибит был баскетбольный щит с кольцом и остатками сетки.
Но, кроме ободранных спортивных снарядов, было немало и других вещей. В том числе – непонятных. Лежал на полу громадный циркуль из серебристого металла. Блестел на подставке из бронзовых львов прозрачный шар в кольцах из потемневшей меди. Большущий. Может быть, глобус Реи?
Какие-то пыльно-белые статуи маячили в полутемных нишах...
А ручей уходил под каменную стену в заделанный массивной решеткой сток. И снова не было пути.
– По-моему, пришли,– шепнул Кустик.
– Отчего ты так думаешь? – строго спросил Платон.
– Он чует,– тихо объяснил Ник.
"Пришли, пришли!" – билась в груди рыбка.
"Пришли, но не нашли. Где здесь прибор? Может быть, этот шар?"
"Нет, нет, нет..."
Платон подошел к Шурке вплотную.
– Смотри. Ты ведь говорил про Весы. Про созвездие...
– Да...
– Смотри,– опять сказал Платон. И повел головой.
На круглой стене, в метре от пола, на равном расстоянии друг от друга отражали желтый свет каменные плиты. Наверно, мраморные... Восьмигранные! С выпуклым узором по краям, с барельефными фигурами – посредине. Фигуры эти были знаки Зодиака. Скорпион... Лев... Дева... Весы...
Весы!
Шурка, шлепая мокрыми ногами, подбежал к плите. И остальные.
– Но тут нет никаких винтов,– обиженно сказал Ник.
– Но это здесь, здесь! – крикнул Шурка. Рыбка билась о стекло.– Я знаю!
Он отчаянно ухватил плиту за край. Она... шевельнулась. Шурка ее качнул... Метровый каменный барельеф ухнул вниз, чуть не раздробив Шурке ступни.
Все отскочили.
Плита раскололась на несколько кусков. На серой стене остался восьмиугольный след. Посреди этого следа тоже был восьмиугольник. Но не темный, а из блестящего сплава. В полметра шириной.
С головками винтов по краям.
Четверо уткнулись носами в эти винты. На шляпках были оттиски снежинок.
– Шурка, отвертку! – жарко выдохнул Платон.
– Ага... я сейчас...– Шурка отыскал отвертку в сумке. Гладкая рукоятка дрожала в пальцах. Фигурный конец не сразу попал в свой отпечаток. Но вот попал. Словно впаялся.
Шурка, стиснув зубы, надавил на рукоять...
Не надо было стискивать зубы. Винт повернулся легко. Пошел, пошел... И упал в подставленную ладонь Кустика. Небольшой, длиною в полспички.
Второй, третий...
Всего винтов было шестнадцать: восемь по углам и столько же между ними. На каждый уходило секунд пятнадцать. Значит, всего – четыре минуты.
Это же бесконечность, когда гложет нетерпение! Когда тайна!
Но бесконечность прошла, упал последний болтик. Шурка ногтями подцепил края металла. Потянул щиток на себя. Он оказался легкий, оторвался от стены сразу. Шурка откачнулся, прижимая пластину к груди.
Три фонарика ударили лучами в нишу.
Там действительно стояли весы.
– Не трогать,– негромко и железно сказал Платон.
Трогать никто и не думал, просто смотрели.
Весы были явно старинные. На узорчатой чугунной подставке висело коромысло из темной меди. На нем четко выделялось клеймо: зубчатый овал, а в нем неровные буквы – МАСТЕР КАЛЯЕВ И. А.
Вместо чашек у весов были шары. Величиной с крупные яблоки. Один из мутновато-прозрачного стекла, другой из серого камня.
К середине коромысла приклепана была тонкая золотистая стрелка. Она смотрела вверх и концом своим уходила в третий шар пустотелый, со стенками из тонкого, очень прозрачного стекла.
Внутри шара видны были шестеренки, волосяные пружинки, блестящие рычажки и пластинки. Похоже на внутренность часов или барометра-анероида. Только все тоньше, гуще, сложнее...
– Значит, все по правде,– шепнул Ник.
Кустик шумно дышал у Шуркиной щеки.
– Да...– сказал Платон.– По правде. Но что дальше? Ребята, касаться весов нельзя. Тут такое... Нажмем что-нибудь, и вдруг земная ось пополам...
Все посмотрели на Шурку.
А он что? Вдруг не вовремя, совсем не к месту – острая память: "Шурчик-мурчик, будешь, как огурчик..." И стук железных автоматов у подъезда. "Па-па-а!.. И свет встречных фар, и отдача в ладонь от выстрела...
Шурка отчаянно замотал головой.
"Не надо! Я помню! Но сейчас не надо!.."
– Шурка, ты что?! – У троих это единый вскрик.
– Я... ничего. Я сейчас... Думаю, как быть...
Да, что делать дальше, решить должен он.
Шурка прислушался к тишине. Бурчал ручей. Дышали рядом Платон, Кустик, Ник. Смотрели с ожиданием.
"Гурский! Я ведь сделал, что надо! Где же вы?"
Шурка оглядел круглое подземелье. И... подскочил к спортивному коню.
– Помогите? Вот сюда его, под щит!
Послушались без вопросов. Подтянули четвероногое создание под баскетбольное кольцо. Шурка вскочил на облезлую кожу. Дотянулся, сорвал с кольца сетчатые клочья. Встал на цыпочки, изо всех сил потянулся вверх. Железный обруч навис над головой.
– Гурский! Я...
"Да, Полушкин, да! Вы молодец. Мы наблюдали. Вы все сделали как надо..."
– И... что дальше-то?
"Все как надо... Зря только, что с вами были друзья. Ну да ладно..."
– Без них я сюда не пробился бы!
"Мы понимаем... Да и все равно им никто не поверит, если захотят рассказать. Все решат, что это новая фантазия вашего Кустика..."
– Да!.. Гурский! А что дальше-то?
"Дальше – все. Ты выполнил задачу. Теперь – как договорились. Как договорились, Полушкин. Уйдешь с нами".
– Но я не хочу! Я... передумал! Вы обещали вернуть сердце!
"Конечно, конечно!.. Раз ты так решил..."– В тоне Гурского скользнула чуть заметная неуверенность. И опять он говорил Шурке "ты". Рыбка замерла в груди.
– Вы же... обещали...
"Ну конечно же! Только придется подождать несколько дней".
– Зачем?! – со звоном, почти со слезами крикнул Шурка. Чудилась увертка. Ловушка.
"Но поймите же, Полушкин! – в тоне Гурского появилась прежняя убедительность.– Это необходимо, чтобы избежать дисбаланса. Иначе эхо в Кристалле будет непредсказуемо... Необходима проба, а мы ведь еще даже не касались прибора".
– А сколько ждать?
"Вы ждали столько месяцев. Потерпите еще несколько суток".
– А как я узнаю, что уже пора? Будет вызов?
"Да... Или Степан предупредит. Кстати, не забудьте вернуть ему отвертку".
– Ладно... А теперь что делать? – Шурка почти успокоился. И понял, как он устал
"Теперь? Спокойно идите домой".
– Старым путем?! – ахнул Шурка.
"Нет, нет, конечно...– Шурке почудилась усмешка. И он как бы увидел за плечом Гурского его ассистента, плешивого Кимыча.– Сейчас сообразим... Да, так! Направо от вас есть скульптура. Мальчик. Сдвиньте ее..."– И тишина. Никакого энергополя, никакого эфира и пространства.
Шурка тяжело прыгнул с коня.
Друзья смотрели вопросительно. И с тревогой.
– Ну, что будем делать? – нетерпеливо сказал Ник.
– Вы разве не слышали разговор?
– Мы слышали твои слова,– слегка укорил его Платон.
– Ах да... Пошли!
Скульптура отыскалась быстро. Мальчик был не просто мальчик, а с кудлатой собачонкой. Она стояла на задних лапах, а передними упиралась в колени хозяина. Мальчик нагнулся и трепал песика по ушам.
Все разом глянули на Ника: "Ну?" И конечно, он голосом Гриши Сапожкина произнес:
– С-скажите, п-пожалуйста, вы не видели рыжего щенка с черным пятном на ухе?
И все вздохнули, потому что знали: щенка Гриша так и не нашел.
Скульптура была гипсовая, на квадратной площадке. Сдвинулась она легко. Под ней дышал сыростью узкий колодец.
Начали спускаться по скобам – было уже не привыкать. Метров через пять оказались в проходе с земляными стенами. Шли недолго. Ход привел к новому колодцу – круглому, бетонному, с прочной лесенкой.
Вверху сквозь траву просвечивало летнее ночное небо – белесое, со звездочкой...
Выбрались, конечно же, неподалеку от паровозика Кузи.
Постояли, потом свалились в пахучую прохладную траву. Усталость стонала в руках, в ногах. Ноющая боль снова набухала в царапинах. Но все равно было хорошо.
– Шурка...– тихо окликнул Платон.
– Что?
– Мы ведь все сделали правильно, да?
– Конечно. В точности как надо.
– Ты... теперь никуда не уедешь, не... улетишь?
– Ни за что.
– А то смотри,– подал голос Кустик.– Женька знаешь как будет реветь.
– Шурка, зря ты его избавил от щекотки,– сказал Ник.
За высокими головками иван-чая уже наливался желтый рассвет. Но в зените еще горели звезды. Глядя на них, Шурка спросил:
– А тот мальчик... Оська... Он писал потом письма?
– Писал,– отозвался Платон.– Два письма. Да много ли от них толку... Пошли ко мне на сеновал. Надо хоть немного поспать. А потом уж отчистимся от ржавчины...
– Утром покажется, что все было сном,– грустновато сообщил Ник.– Надо было хотя бы по винтику взять на память.
– Наверно, это нельзя,– опасливо возразил Кустик.– Или можно?
– Не знаю...– Шурке вдруг отчаянно захотелось спать.
