5
Ну и работка досталась Валерику и Вовке Ворониным! Нарисовать сорок два рыцарских герба! Красками. На ватмане. Каждый размером в развернутую тетрадку.
Потом гербы наклеили на разноцветные бумажные флаги, а флаги развесили под потолком спортзала на протянутых от стены к стене шпагатах.
Серёжин герб висел во втором ряду, третий слева. Это был ярко-оранжевый геральдический щит с белой окантовкой. По огненному, рассветному полю мчались два всадника. Сами всадники были темно-красные, а кони — светло-серый и черный. Всадник на сером коне был с шашкой в опущенной руке, всадник на черном — с поднятым копьем. Снизу, из левого угла щита, навстречу конникам било тонкими лучами яркое белое солнце.
Был теперь герб и у Мити Кольцова: темно-синий круг, перечеркнутый снизу цепочкой кудрявых голубых волн, по которым плыл белый кораблик. Право на свою эмблему Митя заслужил через две недели после прихода в клуб. Голосовала сначала за это Митина группа с капитаном Алешей Смирняковым, а потом совет. Что говорили на совете капитаны групп, Серёжа не знал. Но раз перевели человека из кандидатов в полноправные члены "Эспады" — значит, человек того заслужил.
Встречался с Митей Серёжа редко: учились они в разные смены. Виделись иногда по воскресеньям, да еще раз в неделю на общих вечерних линейках клуба. Но все же один бой у них был.
Это случилось в первое воскресенье октября. Серёжа и Митя пришли раньше всех, и Олег предложил:
— Ну-ка, поручик, возьмите рапиру и посмотрите, каких успехов достиг ваш ученик.
— Как посмотреть? Защиты проверить?
— Нет, зачем же. Просто бой.
Митя порозовел от волнения. Он взглянул на Серёжу почти виновато, словно хотел сказать: "Я понимаю, что мне смешно тягаться с тобой. Но что поделаешь, раз вызывают".
На дорожке он старательно, по всем правилам, отдал салют на три стороны, хотя боковых судей не было, за боем наблюдал только Олег. Серёжа снисходительно улыбнулся под маской.
И они сошлись.
Конечно, он был слабоват перед Серёжей. Ну что ж, ведь и месяца не прошло. Многому ли научишься за такой срок? Но кое-чему Митя научился. Защиты брал умело, не махал клинком, как новички, зря не отступал.
Серёжа нанес ему первые два укола и слегка расслабился: противник был неопасный. А зря. Зевнул и тут же сам заработал укол.
А второй укол Митя нанес ему хитро: после ложного выпада и двойного перевода с захватом.
— Елки-палки... — шепотом сказал Серёжа, а Олег, не скрывая удовольствия, произнес:
— Вот так, уважаемые сеньоры!
Серёжа решил, что надо кончать, и одну за другой провел две успешные атаки. Но во время третьей атаки промахнулся и заработал еще одну "дырку": отвечал Митя мгновенно.
Кончился бой со счетом пять — три в Серёжину пользу. Но когда пожимали руки, Митя улыбался счастливо, как победитель. Еще бы! Все-таки он нанес три укола одному из лучших фехтовальщиков клуба.
— Ну как? — спросил у Серёжи Олег.
— С ним зевать опасно, — шепотом сказал Серёжа. — Когда он успел? Наверно, каждый день занимается?
Олег кивнул:
— Почти...
Однажды при Серёже пришла Митина мама. Сказала, что хочет посоветоваться.
— Понимаете, Олег Петрович, вызывали меня в школу... Была у них недавно в классе репетиция — коллективное чтение стихов готовили к концерту. А Митя отказался, потому что тренировка в клубе. Вот учительница и рассердилась. Даже сумку у него отобрала. Сказала, что не отдаст, пока я не приду.
— Ну уж сумку-то отбирать — это совсем не дело, — решительно сказал Олег. — Разве так чему-нибудь хорошему научишь?
— Да бог с ней, с сумкой, — устало произнесла Митина мама. — Не это меня тревожит. Учительница, когда мы беседовали, сказала такие слова... правда, может быть, сгоряча... Говорит, зря он там только время тратит. Что, говорит, вы думаете, он у вас спортсменом станет? Занимался бы, мол, своими книжками да корабликами. Как говорится, каждому свое...
Олег потемнел лицом.
— Ну и что же? — сдержанно спросил он.
— Ну вот... Я уж боюсь. Может быть, она права? Как у Мити здесь успехи?
Олег усмехнулся:
— Успехи? По-моему, самый большой успех, что ему здесь нравится. В уголок не жмется больше, решительный стал. Друзья у него появились. Особенно один. Есть тут у нас такая личность — Данилка Вострецов. Их теперь лошадьми друг от друга не оттащишь.
Митина мама расцвела:
— Ой, знаю Данилку, он у нас был! Рыженький такой, симпатичный. Чудо-ребенок!
— Хм... — тихонько произнес Серёжа, вспомнив "чудо-ребенка", упавшего со шкафа.
Олег бросил на Серёжу быстрый взгляд и продолжал:
— Митя мне как-то признался, что раньше у него такого друга не было. Ну, такого крепкого, что ли... А спортивные успехи, что ж... Не хуже, чем у остальных. Пусть учительница придет, сама посмотрит.
— Едва ли она захочет. Она как-то звонила сюда по поводу одного мальчика из шестого класса. Насчет его двойки. И почему-то очень на клуб обижена.
Серёжа решил, что можно вмешаться.
— Ну и зря, если не придет, — сказал он. — Вот наша Татьяна Михайловна везде с нами ходит. У ребят в бассейне были соревнования, так она даже туда ходила, хоть ей и нельзя, где влага, потому что ревматизм. Она уже немолодая, скоро шестьдесят лет, а все равно...
Олег предложил:
— Если учительница не захочет, вы-то все равно приходите. Скоро у нас финальные соревнования на приз клуба. Праздник. Видите вот, флаги вешаем. В эти дни отборочные бои идут. Митя, кажется, имеет шансы попасть в финал. — Он перехватил удивленный взгляд Серёжи и подтвердил: — Да, представьте себе, поручик. Имеется возможность встретиться в честном поединке с вашим учеником... Кстати, познакомьтесь, Ольга Васильевна, — обратился он к Митиной маме. — Сергей Каховский, первый учитель вашего сына.
— Ну уж, учитель, — сказал Серёжа. — Полчаса позанимался в самом начале.
— Удачное было начало, — сказал Олег.
Финальные соревнования состоялись в конце октября.
Накануне, в субботу вечером, Серёжа зашел к Кузнечику.
— Придешь? — спросил он.
Генка виновато покачал головой.
— Завтра внеочередная тренировка, первый выход на лед.
— Жалко, — сказал Серёжа.
— Я, может быть, позже приду. Если рано кончим, — пообещал Кузнечик. — Как раз к тому времени, когда тебе будут первый приз вручать.
— Иди ты! — отмахнулся Серёжа. И признался: — Знаешь, Кузнечик, я боюсь что-то... Первые соревнования. Да не думай, что мне приз очень нужен! Я боюсь, что размякну и начну по-глупому проигрывать... Хорошо, когда за тебя болеют. Сразу сил больше делается.
— За тебя и так весь клуб болеет.
— Ну уж, весь клуб! Каждая группа болеет за своих финалистов. И потом, одно дело, когда своя группа, а другое — когда кто-то еще, не из клуба.
— Ага! — хитро сказал Кузнечик. — "Когда кто-то еще, не из клуба..." А уговаривал меня записаться в "Эспаду".
— А ты решил? — быстро спросил Серёжа.
— Нет, не могу. Вот если выгонят из секции, тогда приду.
— За что тебя выгонят?
— Да пока не получается из меня хоккеист. Тренер ворчит.
— Вот и давай к нам. У нас никого не выгоняют, если не получается. И Олег из-за этого никогда не ворчит. Можно вообще не заниматься фехтованием.
— А как тогда?
— Ну мало ли в клубе дел! Олег кинокамеру достал, будем, наверно, фильм "Три мушкетера" снимать.
— Здорово, — искренне сказал Кузнечик. — Но я пока не могу. Вот добьюсь своего в хоккее, тогда посмотрим.
"Если добьешься, тогда совсем уж уходить не захочешь", — чуть не сказал Серёжа. Но промолчал.
Дружба их была в самом начале, а в эту пору люди боятся обидеть друг друга неделикатной настойчивостью или даже одним неосторожным словом.
Зато с Наташей Серёжа договорился легко. Правда, сперва она отругала его: почему редко к ним заходит. Но потом быстро сказала:
— Ладно, приду.
Подумала и спросила:
— А можно Стасика взять?
Серёжа слегка удивился:
— Ну возьми... Думаешь, ему интересно будет?
— Да это неважно. Просто хочу его увести куда-нибудь. В воскресенье у них отец дома весь день, а он такой... Стаське от него плохо.
— Приводи, — сказал Серёжа. — Только пусть он сидит поспокойнее. А то он всякое может.
Стасик Грачёв, которого Серёжа спас от Мадам Жирафы, действительно мог "всякое".
На первый взгляд это был тихий мальчик, славный такой, с русой челкой над глазами и смешным пучком волос на затылке. С честными серыми глазами, которые от одного ласкового слова наливались вдруг слезами, словно в них вставляли стеклышки. Но порой в Стасике что-то взрывалось. Он отчаянно хохотал, метался по классу и коридору, скакал по партам, лупил ребят книгами по макушкам. А когда его пытались унять, визжал и кусался. Дело кончалось опять слезами, но уже громкими и злыми.
А случалось, что Стасик подходил к кому-нибудь из старших, брал за локоть, прижимался щекой к рукаву и стоял так по нескольку минут. Подошел он так однажды и к Серёже. Потом Серёжа спросил у Наташи:
— Чего это он?
А она серьезно сказала:
— Маленький, а нервы никуда не годятся.
Наташа пришла без Стасика. Сказала, что его не отпустили. Она дала Серёже мятный леденец и забралась в угол, на стул. В другом углу, стесняясь шумной толпы мальчишек, уже сидела Митина мама. Она была единственным взрослым среди зрителей. Остальные были свои же ребята из "Эспады", которые не попали в финал и пришли болеть за друзей, или приятели и одноклассники финалистов.
Места для зрителей устроили у главной, длинной стены, против окон. Притащили из кают-компании все стулья и даже диван. Его, конечно, сразу оккупировала "барабанная команда", которую Данилка привел болеть за Митю.
Вошел Олег и попросил зрителей "не вопить как на стадионе в Рио-де-Жанейро". Потом скомандовал бойцам построение.
Финалистов было семь. Предстоял двадцать один бой. На черной доске темнели пустые квадраты расчерченной мелом таблицы. Скоро там появятся единицы и нули: кому-то радость победы, кому-то — наоборот.
На судейском столике лежали дипломы и стоял пузырек с тушью, чтобы вписать имена победителей. А в прозрачной коробочке поблескивал жетон с красной ленточкой. На жетоне были скрещенные шпаги и надпись: "Чемпион "Эспады". 1973". Дипломы Олег взял в райкоме комсомола, а жетон по его просьбе сделал из латуни знакомый гравер.
Кончилась жеребьевка. Серёже выпало выступать в первой же паре. Он застегнул нагрудник, натянул перчатку... и понял, что уже не боится и не волнуется.
Первый бой был нелегкий. Большой, грузный Женька Голованов лишь на первый взгляд казался неповоротливым. Клинок его мелькал и свистел перед Серёжей, выписывая кольца и восьмерки. Голованов не тратил времени на долгую разведку, он шел напролом в атаку за атакой, давил корпусом, вертя двойные и тройные переводы.
Серёжа уходил в сторону и огрызался короткими контратаками.
У них было уже по три очка, когда Голованов налетел на Серёжу всем корпусом, проскочил вперед, извернулся и нанес удар со спины.
— Четыре — три.
Если мечтаешь о первом месте, проигрывать первый бой нельзя. Серёжа не выдержал, забыл про осторожность и полез в отчаянное наступление. Голованов ринулся навстречу. Олег остановил бой.
— Обоюдная атака. Делаю предупреждение.
Женька тяжело дышал. Он был на шаг от победы. Он рвался к ней.
"Ладно, — сказал себе Серёжа. — Не будем больше прыгать. Пофантазируем, как говорил Олег".
Он быстро отступил и встал в третью позицию, когда кисть руки на уровне пояса отведена влево, а клинок смотрит вниз. Он открылся перед противником. С точки зрения фехтовальной науки это был бред. Голованов от неожиданности на миг остановил свой клинок. Тут же Серёжа снизу вверх нанес по нему скользящий удар. Женькина рапира взмыла под потолок, а Серёжа вошел в глубокий выпад. Есть!
Зрители взревели.
— Неправильно! — кричали болельщики Голованова. — Клинок выбит, нельзя колоть!
— Нет, правильно, — сказал Олег. — Клинок еще не упал, когда был сделан укол. Четыре — четыре.
После этого Голованов разозлился, полез в атаку слишком открыто и проиграл еще очко.
Серёжа снял маску, пожал противнику руку и, вытирая рукавом лоб, стал пробираться в угол к Наташе. Трикотажная рубашка липла к спине.
— Ух, как я переживала! — шепотом сказала Наташа. — Просто даже страшно. Ты такой молодец, Серёжка. Держись дальше.
И он держался. Он выиграл еще два боя: у почти незнакомого семиклассника Павлика Сосновского из второй группы и у Леньки Мосина. Ленька дрался лихо, но не очень умело. Когда проиграл, то обиделся, надулся, но через пять минут уже спокойно болтал с приятелями.
Володьке Огонькову Серёжа проиграл. Проиграл глупо, досадно, так, что завыть хотелось от обиды. Конечно, Огоньков дрался не хуже Серёжи. Но если бы Серёжа в последний момент, при счете четыре — четыре, не промахнулся так по-дурацки, то обязательно победил бы.
А Митя у Огонькова выиграл. Этого никто не ждал. Может быть, Огоньков устал после встречи после с Серёжей, а может быть, недооценил противника: худенького, белобрысого пятиклассника, неизвестно как попавшего в финал. Если недооценил, то зря. Мог бы видеть, что с Кольцовым шутить не стоит: до этой встречи Митька вышел победителем из двух боев.
Болельщики, следившие за хитростями финальной таблицы, начинали гудеть сначала удивленно, потом одобрительно. Дело в том, что вслед за Огоньковым и Каховским Кольцов пробивался в лидеры.
Серёжа следил за Митей с радостным удивлением. И даже с легкой завистью. Кольцов дрался так, будто не думал о победе и поражении. Бой для него был как песня, как музыка, в которую человек вкладывает всю душу. Так, по крайней мере, казалось. В каждую схватку он шел, словно этот бой — самое главное и самое радостное дело в его жизни, а потом будь что будет.
Серёжа теперь уже не думал: "Когда он успел..." Если у человека талант, он может вспыхнуть моментально.
После каждого боя Митя сбрасывал маску и улыбался счастливо, открыто и в то же время так, словно говорил противнику: "Ты уж не обижайся, пожалуйста". Потом он пробирался к маме под шум и аплодисменты, под крики Данилкиных барабанщиков, которые вскакивали на диван и от восторга лупили друг друга по спине.
Мама, такая же, как и Митя, маленькая, светловолосая, остроносенькая, тихо смеялась, прижимала его к своей вязаной кофточке, скомканным платком вытирала с его лба мелкие горошины пота. Что-то быстро-быстро шептала ему на ухо. Он улыбался и кивал.
Он совсем не стеснялся маминой ласки на глазах у ребят. Может быть, кто-то считал это глупым и усмехался про себя. Но только не Серёжа. Он сам, наверно, тоже не стеснялся бы. Он подумал: "А пришла бы сюда моя мама?" И решил, что пришла бы обязательно.
И отец мог бы прийти, но он опять был в командировке.
Хорошо, что хоть Наташка была рядом.
Она тоже следила за Митей.
— Вы очень похоже сражаетесь, — сказала она.
— Ну что ты! — искренне возразил Серёжа. — Он ведет бой совсем раскованно, будто танцует.
— А это хорошо или плохо?
— Это здорово, — ответил Серёжа. Но тут его кольнула тревога за Митю. Вернее, она появилась раньше, но он не понимал почему. А сейчас понял. И встревоженно сказал: — Но так нельзя, наверно. Он выматывается весь в каждом бою. Он устанет и не дотянет до конца.
— Ну так что же, — рассудительно заметила Наташа. — Это даже неплохо. У тебя с ним последний бой. Легче его победишь.
"И верно!" — спохватился Серёжа. До сих пор он просто радовался за Митю и не думал о нем как о будущем противнике.
Митька между тем выиграл бой у Мосина.
Вызвали Серёжу и Алешу Смирнякова — капитана группы номер четыре. Это был веселый парнишка с горячими зелеными глазами.
Серёжа, насмотревшись на Митю, заразился его ритмом. Он мог бы, наверно, покончить с противником быстро, но теперь он думал не только о победе — его увлекла сама схватка.
Вот это был бой!
Смирняков хоть и был послабее, но совсем не собирался проигрывать. Он два раза принуждал Серёжу отступить до конца дорожки. Тот мог бы ответить прямой, короткой контратакой, потому что Алешка в азарте открывал грудь, но... пусть. Пусть звенят и посвистывают клинки: дзан, дзанн, дзиу-у!.. Пусть мышцы поют как струны! И вспыхивают в мыслях молниеносные головоломки приемов!
Удар, защита, выпад! Шаг назад (ну иди, иди поближе), атака, захват! Ах, черт, ушел... Ну, на это ты меня не поймаешь: приоткрыл левый бок и думаешь, я — на приманку, а ты — в сторону и в атаку справа? А я — удар по клинку и укол вверх, под маску. Ага!
И Серёжа, и Алеша с досадой опускали клинки и поднимали маски, когда Олег останавливал бой.
Олег переговаривался с боковыми судьями:
— Был укол?.. Был?.. Не был?.. Не действительный? Не считать!
Не считать так не считать! К бою!
И опять, уже без долгих разведок, без выжидания: дзан-дзах, дзиу!..
Вот она, мушкетерская песня огневой честной схватки!
Кто ты, Алешка Смирняков? Я тебя почти не знаю. Ты в другой группе, в другой школе. Но я вижу: ты благороден и смел. Мы сейчас сошлись друг против друга, но мы, если надо, станем плечом к плечу с клинками в руках... И где-то совсем недалеко вскидывают нетерпеливые головы и рвутся у коновязи наши золотистые кони...
Что же случилось? То ли Серёжа увлекся, то ли Алешка набрал силу в бою, но вдруг оказалось, что счет: четыре — четыре.
И теперь Серёжа не был уверен в победе. Проиграешь очко — проиграешь бой. Черные квадратики таблицы — как ступеньки, по которым покатишься вниз.
Но азарт боя продолжал звенеть в нем. И Серёжа сделал то, что никогда не позволил бы себе в первых встречах. Как в давней схватке с Олегом, он пошел на отчаянный риск: после ложной атаки в отчаянно длинном выпаде упал на левую руку!
Этот почти театральный прием опять удался ему...
Серёжа пожал Смирнякову руку, повернулся... и увидел у двери, на уголке чужого стула, Генку Кузнечика. Генка улыбался и показывал большой палец: молодец!
Серёжа подбежал и потащил его в угол к Наташе.
— Вот! Это Наташка... Это Генка. Ух, хорошо, что пришёл. Кончилась тренировка?
— Не-а... Мне здорово клюшкой врезали. Я захромал, и меня отпустили. А ты еще не чемпион?
— Что ты! Тут еще такая заваруха будет!
Наташа объяснила Кузнечику:
— Видишь вон того беленького в черном костюме? У них с Серёжкой главный бой, самый последний в таблице.
— Ага, — сказал Генка. Но смотрел не на "беленького в черном", а на Наташу. И рассеянно улыбался.
А Серёжа, по правде говоря, чувствовал себя почти чемпионом.
Он не боялся встречи с Митей. Он знал, что все-таки сильнее. Правда, когда он выиграет бой, то у него, и у Мити, и у Огонькова будет по пять побед и по одному поражению. И между тремя претендентами начнутся дополнительные бои. Но ни за что на свете Серёжа больше не проиграет Володе Огонькову! А Мите Кольцову — тем более. Митька — молодец, но он устал...
Митя и правда устал. Он сам еще, наверно, не замечал своей усталости. Но Серёжа заметил ее, как только начался бой. Он в первые же секунды нанес Кольцову прямой четкий укол, и тот не успел взять защиту. Вернее, даже не попытался.
Все притихли. И непонятно, кто за кого болел. Многие — за Митю: он до сих пор так стремительно и весело шел к победе. Многие — за Серёжу: уж он-то имел полное право на первое место.
Если Кольцов выиграет сейчас, он получит жетон чемпиона. А Серёжа займет лишь третье место, потому что на второе в любом случае выйдет Огоньков. По очкам.
Но Кольцов не выиграет.
Серёжа снова пошел в атаку. Митя четко взял защиту и сделал ответный выпад. И еще!
Нет, зевать, оказывается, нельзя!
Но все равно Митька уже не опасен. Он бережет силы. Выжидает, атакует не часто. Можно передохнуть на миг, бросить взгляд на зрителей. Вон Генка и Наташа, устроившись на одном стуле, неотрывно следят за Серёжей. Вон Митина мама все комкает и комкает в кулаке платочек. Волнуется больше Мити. Еще бы! А его мама разве не волновалась бы? Наверно, тоже сидела бы неподвижно и повторяла бы про себя: "Ну, давай, Серенький. Ну, держись".
Я, видишь, держусь. Теперь уже нетрудно, все опасности позади. Впереди только победа. Ее несложно отвоевать у вымотанного Митьки...
Разве я виноват, что он так обессилел?
Ну да, я понимаю, что невелика честь — победить уставшего противника. Но что здесь нечестного? Ведь он сам устал в боях, а в спорте побеждает сильнейший... (Дзах, дзах, дзиу! Ух ты черт! Уже три — два. Он еще держится, он еще жмет из последних сил. Он даже не понимает, что все равно проиграл.) Нет, я не виноват. У каждого своя сила и свое умение. Ведь это спорт. Не только спорт?
Да, я помню, что говорил д'Артаньян. Не тот молодой и отчаянный, из "Трех мушкетеров", а старый, поседевший в боях д'Артаньян из длинного и печального романа "Виконт де Бражелон". Он говорил, что не в умении владеть шпагой заключается доблесть и честь человека. Она в самом человеке... Но разве я дерусь против совести? Разве Мите Кольцову, который на два месяца позже меня пришёл в "Эспаду", мало третьего места? Это же все равно и слава, и почет, и диплом... Да, диплом, конечно, не понесешь в класс, не будешь хвалиться. Другое дело — маленький золотистый жетон на школьной курточке: "Чемпион "Эспады". Он сам говорит за себя. Говорит всем, кто не верил и раздражался, кто усмехался, глядя на тихого щуплого пацана.
Но разве это будет честно, если Митька не по правде выиграет последний бой?
Но почему не по правде? Ведь он бьется до конца, из последних сил. А перевес в одно очко разве не может быть просто случайностью?
(Ж-жах! Выпад, второй! Что он делает? Идет уже напролом! Ведь стоит Серёже ответить поточнее — и все.)
Но он еще держится, Митька Кольцов. Он все еще верит в себя. И тут даже не надо поддаваться. Просто немного расслабиться. Ведь и он, Серёжка Каховский, имеет право уставать...
Мама прижала Митю к себе, обхватив за плечи. И он полминуты стоял неподвижно, уткнувшись ей в плечо. Только острые лопатки ходили от дыханья под промокшей футболкой. Данилкина компания прыгала вокруг и радостно хлопала по спине победителя, иногда попадая по руке матери...
Потом, уже переодевшись в форму, финалисты построились, и Олег вручил дипломы. А Мите приколол жетон.
Потом опять все смешалось.
Зрители и участники расходились: впереди была еще половина выходного дня. Солнечный, синий от безоблачности и осеннего холода, он бил в окна и звал на улицу.
Серёжа тряхнул плечами, прогоняя усталость, улыбнулся.
— Ты не расстроился? — участливо спросила Наташа.
— Третье место — это ведь тоже хорошо, — сказал Генка.
— Все хорошо, — сказал Серёжа. — Знаете что? Пойдем сейчас ко мне? Я вам покажу, какую башню отгрохал на своем замке. А потом что-нибудь придумаем.
Олег прошел мимо, на ходу попросил:
— Сергей, останься, если можешь. Надо порядок навести, оружие убрать.
Наташа и Генка сказали, что подождут.
Вокруг Мити и его мамы все еще толпились друзья.
— Олег Петрович! Серёжа! — позвала она. — Знаете что? Приходите сегодня к нам! Вот и Данилка, и все ребята придут. Сделаем маленький праздник. Будем чай пить, я пирожков нажарю. Придете?
— Вообще-то мне контрольную надо готовить, — сказал Олег. Посмотрел на Митю, который оглядывал всех со счастливым ожиданием, и вздохнул: — Но, с другой стороны, пирожки...
— А с чем пирожки? — поинтересовался Данилка, и Серёжа слегка щелкнул его по макушке.
— С вареньем... А ты, Серёжа, придешь? — Она улыбнулась. — Ты ведь первый учитель.
— Приходи, — негромко, одними губами попросил Митя.
"Если откажусь, получится, что обиделся за проигрыш", — подумал Серёжа. Но не это было главное. Главное, что ему самому хотелось пойти. Но как же Наташа и Кузнечик?
— Извините, я не могу, — сказал Серёжа. — Меня ребята ждут.
— А ты с ребятами приходи, — настаивала Митина мама.
Серёжа подошел к Наташе и Генке.
— Пойдем?
Наташка почему-то опустила ресницы и тихо сказала:
— Я бы пошла. Что такого...
— Я — как вы, — быстро сказал Кузнечик.
Митина мама заторопилась:
— Приходите в шесть часов... Митенька, ты иди домой, приготовь пока все для чая, а я зайду в магазин.
— Пусть он с нами в кино идет, — предложил Данилка. — У нас билеты есть на четыре часа. До шести успеем.
Но Митя молча покачал головой. Он не хотел в кино. Наверно, старался не расплескать до вечера свою радость.
Почти все ушли.
Кузнечик и Наташа бродили по залу, разглядывая флаги с гербами. Олег и Серёжа укладывали в шкаф маски.
— Зачем? — тихо спросил Олег.
— Что — зачем? — не понял Серёжа.
— Только не надо отпираться. Зачем проиграл?
Отпираться в самом деле было глупо. Серёжа пожал плечами.
— Пожалел его? — спросил Олег.
Серёжа удивленно вскинул глаза.
— Вот еще! Просто... ему нужнее.
Олег помолчал.
— Ну... пусть, — наконец проговорил он. — Я вот про что хочу сказать. Знаешь, что Огоньков от вас уходит? Будет командовать знаменной группой.
— Почему?
— Их класс перевели в первую смену... А тебе, наверно, быть капитаном.
— Почему мне? — искренне удивился Серёжа.
— Так ребята говорят. Я уже спрашивал.
— Что я, лучше всех?
— Да нет, все одинаковы, — серьезно сказал Олег.
— Валерик Воронин старше меня.
— Я знаю. Но он прежде всего художник, у него и так работы хватает. И он, кстати, тоже назвал тебя.
— Странно...
Серёжа никогда не стремился быть командиром. Конечно, капитан — это здорово. Это золотой угольник на рукаве под нашивкой, это право открывать стеклянный шкаф со знаменем, это участие в советах, где решаются важнейшие дела. Но ведь это еще и отвечать за всю группу. А как это — отвечать? И как командовать? Мосиным, Андрюшкой Гарцем, Ворониными? Почему они должны видеть в нем командира?
— Это ведь не награда. Это — нужно, — сказал Олег.
— Ну, раз нужно... Только...
— Хочешь сказать: только получится ли?
— Нет... Только не говори никому про это... Ну, про последний бой.
Олег выпрямился.
— Никому? Нет, кое-кому я все-таки скажу... Ребята, идите сюда!
Генка и Наташа подошли.
— Я про вас кое-что знаю, — сказал Олег. — Сергей не очень разговорчив, но про вас он говорил. Вы его друзья. И хотя бы вы должны знать: последний бой он проиграл нарочно.
"Сейчас начнут спрашивать — зачем", — с досадой подумал Серёжа. Но Наташа промолчала и только слегка покраснела почему-то. А Кузнечик спокойно сказал:
— Ну, значит, так надо.
— Надо? — переспросил Олег. — Может быть, братцы, не знаю... Сергею видней. Только все-таки обидно, наверно, да, Серёжа? Первые соревнования. Сразу была надежда стать чемпионом. Не всегда ведь так повезет...
— А, пускай, — задумчиво произнес Серёжа. Ему было сейчас хорошо. И он не боялся сказать о том, что снова вспомнилось: — Мне однажды так повезло, что, наверно, хватит на всю жизнь. Я про это никому не говорил. Только отцу да Наташке...
— Это про всадников? — шепотом спросила она.
— Да... Я, когда еще маленький был, придумал сказку о волшебных всадниках. Будто они приходят на помощь, когда позовешь. А потом, этим летом уже, меня на станции поймали четыре гада. Я из лагеря домой уходил, потому что не хотелось там быть, а они тащили обратно. Насильно. Издеваться начали: "Ну, зови своих всадников!" И они вдруг примчались! Понимаете, настоящие!
Он замолчал, потому что опять слишком уж зазвенел голос и опять, как наяву, он пережил то изумление и счастье, когда в нарастающем громе копыт загудела земля, вспыхнули рыжие гривы и упруго прозвучал голос командира...
— А что за всадники? — нетерпеливо спросил Кузнечик.
Но тут резко открылась дверь, и они увидели Митю.
Он был в разорванной куртке, с кровью на щеке и на губах, а в глазах у него стояли злые слезы.
— Кто? — тихо и гневно спросил Олег.
