12
Ветер, который гулял днем, расчистил небо от облаков и утих. В тишине и черноте сияли морозные звезды.
Серёжа отправился в клуб не в шапке, а в форменном берете, и холод хватал его за уши. Серёжа закрывал их ладонями и поддавал ходу. Но он торопился не только из-за мороза. Срочный сбор — дело нешуточное. Значит, что-то случилось.
Он проскочил арку подъезда, оказался во дворе и встревожился: окна клуба ярко горели, но не было слышно обычного гомона. Подбегая к двери, Серёжа заглянул в окно и успел заметить, что ребята стоят в строю.
Неужели опоздал? Но всего пятнадцать минут прошло с той поры, как позвонил Кузнечик. Да и что значит "опоздал"? Срочный сбор — не линейка, которую начинают минута в минуту. Сбор открывается, когда сбегутся все, а на это уходит минут сорок.
А тут не дождались даже капитана!
...Но он не опоздал.
Его-то как раз и ждали.
Серёжа понял это, едва ступил на порог спортзала.
У каждого бывают в жизни звездные часы. Пришёл такой час и к Серёже Каховскому.
Как только Серёжа показался в дверях, коротко пропела труба, ряды колыхнулись и замерли. А барабанщики грянули какой-то длинный незнакомый сигнал.
Они стояли отдельной шеренгой, слева от знаменной группы, шестеро лихих, подтянутых и удивительно славных мальчишек. Они сверкали нашивками, аксельбантами и белыми ремнями. Палочки в их тонких руках, с которых еще не сошел до конца летний загар, мелькали так, что казались размазанными в воздухе. Отражения ламп горели на алых боках и металлических обручах барабанов.
Барабанщики смотрели на Серёжу и улыбались. Они были разные: темноволосые и светлые, веснушчатые и смуглые, а улыбки у них были похожие: веселые, белозубые, добрые.
И Серёжа улыбнулся им в ответ.
В дальнем углу, позади строя, стояла группа взрослых, и с ними был Олег. Серёжа увидел там Юлю-вожатую, Митину маму и... директора школы. И отца.
Не было времени, чтобы удивиться или растеряться. Барабанщики оборвали сигнал, но барабаны их не смолкли совсем, а продолжали приглушенно рокотать. (Как это у них получается? Палочки почти неподвижны, а от барабанов идет ровный гул, словно голос прибоя в радиопостановке "Тайна Марии Целесты".)
И на фоне этого глухого рокота прозвучала команда Володи Огонькова — дежурного командира:
— Капитан Каховский — на середину!
Серёжа сделал несколько шагов и остановился прямо на черте, которая делила пополам фехтовальную дорожку. Он стоял лицом к знаменной группе, слегка щурился от яркого света и ждал. Ему казалось, что от больших ламп струится тепло, какое бывает летом, когда стоишь на горячем песке у синей воды.
— Отряд, внимание! — скомандовал Володя Огоньков.
Барабанщики стихли совсем. Олег вышел на дорожку и встал в трех шагах от Серёжи. Лицо у него было торжественное, почти строгое, но в глазах играли хорошие искорки.
Олег быстро улыбнулся Серёже. Затем стал строгим, вытянулся, развернул длинный лист ватманской бумаги, похожий на старинный пергаментный свиток. И прочитал:
За мужество при встрече с врагом
пионерский отряд фехтовальщиков "Эспада"
капитану группы Сергею Каховскому
вручает именную шпагу.
Вот этого Серёжа не ждал!
Он думал: может быть, благодарность, диплом, разрисованный братьями Ворониными, или даже похожий на орден значок — вроде Митиного чемпионского жетона.
Но шпага! Он никогда не посмел бы и мечтать о ней.
Барабанщики грянули марш-атаку. Строй раздвинулся, и со шпагой в руках сквозь шеренги вышел на середину Митька. Он встал перед Олегом. Олег свернул свиток, заправил его в кольцо из красной ленты и надел на клинок.
Митька встал к Серёже лицом и двумя руками протянул шпагу.
Да, это была не рапира, а тяжелая трехгранная спортивная шпага. С черной отшлифованной рукояткой, с большой сверкающей гардой, на ободке у которой Серёжа наполовину прочитал, наполовину угадал надпись: "Сергею Каховскому — отряд "Эспада". Смелость и честь".
"Стой! — вдруг словно кто-то неслышно крикнул ему. — Подожди. Можно не брать. Можно сказать, что еще не надо пока. Лучше потом. Будет небольшая заминка, но, наверно, все поймут".
"Зачем?"
"Но если ты возьмешь — это на всю жизнь. Ты никогда уже не сможешь отступить. Ни перед каким врагом. Ни разу в жизни..."
Серёжа прикусил нижнюю губу, глянул Митьке в глаза и вытянул навстречу ему руки. Он взял шпагу в раскрытые ладони. Потом сжал клинок, медленно согнул локти и прижал шпагу к груди.
Он обводил взглядом товарищей и встречался с ними глазами.
Володя Огоньков, Андрюшка Гарц, Алешка Смирняков... Валерик и Вовка Воронины... Ленька Мосин! Он стоит еще без нашивки, но смотрит честно и не отводит глаз... И Генка — самый хороший друг, самый лучший на свете Кузнечик (вот балда, не догадался позвать Наташку... Ой, нет, вон она, рядом с отцом!).
Барабанщики закончили марш.
Снова раздалась команда:
— Внимание, "Эспада"!
Капитаны и ассистенты у знамени в приветствии вскинули рапиры.
Тогда Серёжа перехватил шпагу за рукоять, вытянул клинок из ватманской трубки, как из ножен, и тоже поднял его перед собой.
В этот миг от тяжелого удара колыхнулся пол и дрогнули стекла. Казалось, за окнами сама темнота встряхнулась и по ней разбежались трещины. Это на реке от пристани до завода пробивали канал.
И маленький Вадик Воронин громким шепотом сказал:
— Как салют.
