Самолетики
Белка надела пышную, как абажур, юбку в крупную клетку. Черно-красно-коричневую, с множеством складок. Натянула пестрые гольфы и ярко-зеленую майку с отпечатанным на ней черным всадником в латах. Готическая подпись ниже всадника извещала, что он — IVANHOE (то есть "Айвенго"). Книжку про этого рыцаря Белка считала занудной, но картинка ей нравилась.
В прихожей Белка бросила на плечо лямку холщовой сумки с большими буквами DL (непонятно, что они означали). Крутнулась перед зеркалом. Ничего... Папа как-то сказал, что в таком наряде дочь похожа на длинноногого шотландского мальчишку. Белка фыркнула и возразила: пусть лучше шотландские мальчишки считаются похожими на нее. Папа согласился, что можно и так, жаль только, что юные земляки Вальтера Скотта про такой вариант не знают. Белка сказала, что это их беда, а не ее... Сейчас она с усилием расчесала короткие жесткие волосы (и неправда, что рыжие! — коричневые с бронзовыми проблесками), застегнула сандалетки (кроссовки Белка терпеть не могла, в отличие от своих одноклассниц — Ян и Кристин), поправила большие квадратные очки. То есть чуть-чуть перекосила их — так выглядит артистичнее. И оглянулась на кухонную дверь:
— Ма-а! Я топ-топ!..
— Телефон взяла?
— Да куда же я без этой гири на шее!
Старенький мобильник "Нокия" был не на шее, а в одном из карманов, спрятанных в юбочных складках (и юбку слегка оттягивал).
— Не забудь про батон и лук!
— Конечно, не забуду! Иначе ты погонишь меня специально!
— Разумеется! — обнадежила мама.
Семейство Языковых обитало в двухкомнатной квартирке на четвертом этаже древней хрущевки. В глубине заросшего кленами квартала. Рядом стояла еще одна такая же пятиэтажка, а другие дома вокруг были поменьше, в два и три этажа, а некоторые — вообще старина: приземистые, с резьбой и палисадниками. Улица называлась Библиотечная, хотя ни одной библиотеки на ней не было (папа говорил, что название — в мамину честь).
Библиотечная улица, конечно, вовсе не центральная, хотя и не окраинная. Так, что-то среднее. Улица Строителей, где книжный магазин, такая же. И находится она не так уж далеко. Но это если бы шагать по прямой. Однако по прямой было нельзя. На полпути лежала закрытая территория, которую местные бабки называли "Госпиталя". До революции там был монастырь, потом какие-то фабрики и склады, а во время войны с Германией это место заняли военные медики. И с той поры там остались. Позанимали под лечебные корпуса и лаборатории все строения, отхватили еще часть земли и зданий у соседнего института Физики, позапирали все ворота и калитки в тяжелой монастырской стене и поставили у них часовых. Тетушки в окрестных кварталах шептались, что в Госпиталях не только лечат больных солдатиков и офицеров, но делают какие-то хитрые опыты. Скорее всего, врали. Но так или иначе, а чтобы попасть, например, от Каменного моста через Иртушку к Парковой роще, приходилось топать в обход — или по Институтской улице, или вдоль длинной решетки в Музейном проезде.
За решеткой стоял могучий собор с похожими на русские шлемы куполами. До недавнего времени в соборе располагался Областной музей. Белкин класс (тогда еще третий "А") ходил сюда на экскурсию. Потом епархия отвоевала собор у городских властей. Но не весь. Часть экспонатов там осталась, потому что даже при большом уплотнении в двухэтажное музейное здание, стоявшее рядом, они не влезли. Между церковным начальством и дирекцией музея шли по этому поводу постоянные споры, о которых иногда писала городская газета. Мнение газеты сводилось к тому, что собор следует полностью отдать епархии, а для музея построить новое просторное здание. Городские власти соглашались. Музей, однако, не строился, а строились многоэтажные офисы и узорчато-стеклянные дачи для высоких чинов.
Одна такая дача, кстати, прилепилась к сложенной из кусков гранита стене, рядом с приземистой монастырской башней. Дача называлась "Генеральская". Ее, окруженную глухим забором, тоже приходилось огибать по немощеной, раскисающей при дожде дорожке.
Впрочем, жители не роптали, привыкли.
Белка тоже не роптала. Тем более, что погода стояла чудесная, над заборами обвисали гроздья сирени, в газонах горело желтое мелкоцветье. Теплый, как дыхание доброй лошади, ветерок обдувал колени и руки, шевелил упругие прядки. На краю оправы очков, где металлическая скрепка, уселся искристый зайчик, покалывал глаз и не желал спрыгивать, хотя Белка отмахивалась от него. "Ладно уж, сиди", — наконец сказала она.
Хулиганисто брызгая на тротуары, проехала поливальная машина. Редкие прохожие несердито заругались ей вслед, а Белка замахнулась сумкой, тоже несердито.
Она перешла Каменный мост. Иртушка празднично поблескивала и пахла сегодня не отходами фабрики "Полимер", а мокрой травой. За мостом, на улице Рылеева, надо было решать: идти налево, к Институтской, или направо, к Музейному? Прежде, чем решить, Белка глянула прямо. Просто так, по привычке. Улица Рылеева пересекала Первомайскую и заканчивалась через квартал — упиралась в длинное двухэтажное здание старинного вида с похожими на бойницы окнами. Здание было пыльно-желтого цвета. Разделяя это строение пополам, подымалась над ним широкая граненая башня с зубцами. Тоже пыльно-желтая. В детсадовские времена Белка думала, что это старинная сказочная крепость. Потом ей объяснили, что башня — бывшая надвратная церковь монастыря, у которой в советские времена снесли купол. Белка считала, что в таком виде башня смотрится даже лучше — похоже на рыцарский замок (хотя сносить купола, конечно, свинство).
Впрочем, сейчас Белка ни о чем таком не размышляла, глянула машинально, зная, что увидит давно знакомую перспективу. И увидела. И... Вернее, не "и", а "но". В перспективе Белкин глаз ухватил непривычную деталь. Зеленые полукруглые ворота, наглухо запертые во все времена, оказались на сей раз открыты. Одна створка была отодвинута напрочь, во второй оказалась распахнута калитка.
Никогда в жизни Белка не видела, что там, внутри, за башней. Ясно, что ничего особенного, но все-таки... То, что не видел никогда, обязательно притягивает любопытного человека. Белка не считала себя очень любопытной, но и равнодушной не была. А сегодня — тем более. Она ведь помнила, как рано утром ощутила упругое "дзын-нь" пространства. Значит, вполне могло случиться что-то.
Белка перебежала Первомайскую, прошагала мимо вековых тополей у Сельхозтехникума (тоже старинного, с колоннами и каменными масками над окнами), обогнула три скульптуры в длиннополых гранитных шинелях (памятник декабристам), миновала кафе-стекляшку "Ливерпуль" и оказалась в десяти шагах от ворот.
Из ворот вышли две тетушки с кошелками. По виду — явно не военные медики, а домохозяйки, спешащие домой с Грушевского рынка. Потом выскочил пацаненок дошкольного размера, проволок мимо Белки на веревке сооружение из пивных банок и пластмассовых колес (оно погромыхивало). За ним вышла ветхая старушка в зимней шали и с клюкой, похожей на посох пилигрима.
Белка шагнула навстречу.
— Бабушка, разве проход здесь сейчас открыт?
— Что, милая? А, проход... — Старушка лучилась добротой. — Да он, моя хорошая, тут еще с осени открыт. Как госпиталя уехали, все и ходют. И на рынок теперь, и ко внукам мне стало рукой подать. А то ведь раньше-то бредешь, спотыкаешься, особенно после дожжика...
Белка терпеливо дослушала, чтобы ненужным раздражением не спугнуть придвинувшееся что-то. Сказала спасибо и прошла под нависшими сводами, от которых сильно пахло застарелой каменной сыростью. И сразу опять стало сухо, солнечно, тепло.
И странно...
Хотя, в чем странность, Белка сперва не поняла.
Лежала перед ней не то улица, не то площадь. Широкая здесь, в начале, и сходящаяся клином в дальнем конце. Там, вдали, стояла башня, но не такая, как над воротами, а тонкая, кирпичная, со стрельчатыми арками и редкими окнами. Скорее всего, водонапорная, хотя было в ней что-то от средневековья. Да и от всего, что вокруг, веяло стариной. Справа плотно друг к другу выстроились каменные и деревянные дома в один-два этажа — с балконами, крылечками, решетками. Пестрели вывески и витринные навесы магазинчиков, мастерских, парикмахерских. Было похоже на декорацию к пьесе про уютный городок прошлых веков. "И когда, и откуда все это здесь появилась?" — подумала Белка. Но мельком. Потому что взгляд сам собой переехал влево. А там... там было не так. Вдоль всей площади высились массивные кирпичные здания.
Впрочем, "высились" — неточное слово, Были они трех- или четырехэтажными. Однако этажи — не в пример тем, что у домиков правой стороны. Виделась в них этакая столичная масштабность, академичность, словно это были музейные или университетские корпуса... Солнце падало на красные стены рикошетом и отчетливо лепило архитектурный рельеф: карнизы, арки, сложенные из кирпичей узоры, полуколонны, оконные углубления.
Стояли эти здания вплотную друг к другу, и можно их было принять за одно строение, но нет — все же это были разные дома. Они отличались высотой, формой окон (то узких, прямоугольных, то широких, полукруглых. У некоторых вдоль первых этажей тянулись массивные каменные галереи...
"Ну и ну..." — сказала про себя Белка, ощущая почтительное и осторожное любопытство. Машинально глянула назад. Как и ожидалось, сзади были ворота под башней и площадь замыкал двухэтажный госпитальный дом. Только здесь он казался гораздо длиннее, чем с улицы Рылеева. Убедившись, что ворота на месте и по-прежнему открыты, Белка тряхнула головой, поймала очки и шагнула из синей тени башни на желтое солнечное пространство.
Пространство было вымощено выпуклыми булыжниками. Среди них росла сероватая кашка и стебельки с какими-то бордовыми цветами-шариками. Тонкие лиловые тени от них тихо шевелились — потому что шевелился над нагретыми камнями воздух.
Отчетливо пахло скошенной подсыхающей травой. Это было странно и... знакомо. Странное в том, что нигде не было видно лужаек и газонов (да и не время еще косить траву). А знакомое — Белка не могла понять, что именно. Однако хорошее, давнее такое...
И лежала тишина.
Она тоже казалась удивительной. Ведь звенели неподалеку ребячьи голоса, пробренчал где-то на Первомайской трамвай, играла в какой-то мастерской музыка, даже прокричал за домами петух — и не просто прокричал, а словно внутри громадного ящика из тонкого стекла. Но эти звуки не раздвигали тишину, и она была здесь главная.
Подчиняясь тишине и странности, Белка осторожно ступала по булыжникам. Впереди так же осторожно ступала синяя тень — совсем короткая, потому что солнце забралось уже на полную высоту, близко к полудню. Оно грело сквозь футболку Белкины плечи.
Изредка встречались прохожие. Все такие же тетушки с кошелками. На Белку и перед собой они смотрели без интереса, для них здесь все было привычно. Перебегали от магазинчика к магазинчику мальчишки и девчонки. Прошагал деловитый дядька, он держал на плече плоский ящик с листами стекла. От стекол разлетались солнечные зайчики. Один прыгнул к Белке и опять уселся на оправе очков.
На середине площади, там, где она уже изрядно сузилась, подымалось непонятное сооружение: здоровенный каменный треугольник над широкой круглой площадкой полуметровой высоты. "Солнечные часы!" — сообразила Белка. На бетонной площадке чернели выложенные разноцветными камушками деления и всякие фигуры — знаки зодиака. Слева от каменного треугольника (похожего, кстати, на застывший парус) неподвижно сидела на солнцепеке черная кошка.
Она была гладкая и такая неподвижная, что казалась отлитой из чугуна. Будто украшение для этих часов. Но, чутко уловив девчонкины шаги, кошка встала, изящно выгнула спину, прыгнула с уступа и не спеша перешла Белке путь. Потом, шагов с пяти, оглянулась — кажется, с ехидцей. Глаза ее были изумрудные, а по шерсти скользили блики.
— Ну и фиг с тобой, — без всякой досады сказала ей Белка. — Думаешь, я тебя боюсь?
Кошке, видимо, это понравилось. Она вернулась, потерлась усатой щекой о Белкину ногу и вопросительно глянула снизу вверх. Белка осторожно погладила ее.
— Мр... — снисходительно сказала кошка и пошла по своим делам. А Белка по своим — искать выход на улицу Строителей.
Сначала она думала дойти до конца площади-улицы, где стояла водонапорная башня. Но, поглядывая по сторонам (с прежним осторожным любопытством), она вдруг увидела, что слева, между трехэтажными кирпичными зданиями, есть проход. Куда он вел, непонятно. Если судить по расстоянию, то там, сразу за этими "академическими" корпусами, должна проходить Институтская улица. "Но непонятно, почему с той улицы корпусов этих я никогда не видела, только всякие заборы?" — подумала Белка. Она вдруг опять вспомнила утреннее "звяканье пространства". Любопытство в ней сделалось менее осторожным и более напряженным. Белка повернула налево и вошла в тесный проход.
По сторонам воздвиглись глухие стены. Белка была готова, что здесь ее встретит зябкая прохлада и запах старых кирпичей, но по-прежнему сухо и тепло пахло скошенной травой. Навстречу тянул ветерок. Вверху узкой полосой синело над стенами небо. Полоса изгибалась, потому что изгибался проход. И после плавного поворота Белка увидела двух мальчишек.
Им было лет по восемь-девять. Один — будто с открытки: со светлыми локонами, в парусиновом костюмчике с вышитыми там и тут якорями, в белых носочках и похожих на Белкины сандалетках. Другой — с темной щеткой волос, в обвисшей трикотажной одежке, которую будто нашли на угольной куче, босой и неумытый. (У Белки почему то сразу придумалось для него прозвище — "Чебурек".) В общем, совершенно разные пацанята. Но делом своим они занимались дружно. Дело было такое — натянули поперек прохода бельевую резинку и теперь привязывали ее конец к вделанному в кирпичи кольцу. Молча и умело.
Резинка тянулась над землей неудобно для Белки. Перешагивать — высоко, нагибаться неловко как-то. Она остановилась.
— Можно, я приподниму резину?
Ребята разом глянули на нее. "Чебурек" выпрямился, подошел, вздернул тугую полоску выше головы.
— Проходи, пожалуйста.
Голос был чистый и высокий. И это "проходи, пожалуйста", сказанное с готовностью, без намека на мальчишечью ершистость, было для Белки неожиданностью. Белка даже почувствовала себя слега виноватой: помешала людям. Быстро проскочила под резинкой, потом оглянулась.
— А вы что это делаете? Игра такая, да?
— Ну да! Аэропланчики запускаем, — отозвался мальчик с якорями (тоже охотно и звонко). — Вот... — Он мотнул разлетевшимися локонами. Неподалеку лежали на булыжниках три модели самолетиков. Сантиметров пятнадцать длиною. Белка подошла, присела. Сделаны самолетики были очень просто: в расщепленные бамбуковые лучинки вставлены крылья и стабилизаторы из тонкого прозрачного пластика. На носу грузик — видимо из смолы. В него вделан крючок из канцелярской скрепки.
Белка поправила очки.
— И что, хорошо летают? — спросила она.
— Еще как... — скромно похвастался мальчик с якорями. Потом удивился: — Ты разве никогда не видела?
— Никогда... — Белка опять ощутила виноватость.
Чебурек подскочил, схватил самолетик.
— Тогда смотри! — Эхо от звонкого вскрика промчалось по кирпичной тесноте. А мальчик выскочил на середину прохода. Зацепил аэропланчик за резинку крючком, сделал несколько шагов назад, оттягивая самолетик на себя. Замер...
— Раз, два, три! — Эхо опять толкнулось в проходе. Чебурек выпустил самолетик. Резинка рванула маленькую модель вперед, та помчалась, набирая высоту.
Белка сжалась, думая, что самолетик врежется в кирпичи. Ведь узкий проход в пяти шагах изгибался! Но самолетик, следуя изгибу, сделал поворот и скрылся за кирпичным выступом.
Казалось бы, мальчишки должны были с криком ура кинуться следом. Но нет. Сперва мальчик с якорями тоже запустил самолетик, и потом оба приятеля уже помчались по проходу. На полпути оглянулись на Белку, словно приглашая. И она побежала за ними, навстречу теплому ветру. Наверно, не очень-то солидно было ей, почти семикласснице, безоглядно встревать в такую вот малышовую игру, но мысль об этом мелькнула, как мгновенная усмешка. Главное — что там впереди! ("Дзынь!" — сказал звонкий металл пространства.)
Метров через десять проход вывел... куда вывел? Это было опять неожиданно и непонятно. Не то двор, не то маленькая площадь. Ее снова обступали кирпичные дома, но обступали уже не длинными стенами, а узкими торцами и закругленными углами, похожими на высокие крепостные бастионы. Поэтому у площади (или двора?) была форма неправильного многоугольника. Под ногами — уже не булыжники, а неровные гранитные плиты, среди которых цвела аптечная ромашка... Но Белка все это увидела мельком. Она сразу зацепила глазами два самолетика. Их крылышки искрились, как у стрекоз. Самолетики на большой высоте, под очень синим небом с одиноким пушистым облаком шли друг за дружкой по кругу. Постепенно снижались. И наконец мальчишки на лету взяли их в руки. Опять оглянулись на Белку.
— Ну, просто чудо, — сказала она. — Я и не думала, что они могут так.
— Потому что здесь особые воздушные потоки, сказал мальчик с якорями. Эти потоки и правда с пушистой теплотой уходили вверх от нагретых солнцем плит.
— Можно я подержу аэропланчик, — попросила Белка.
— Подержи, — Чебурек протянул ей модель-малютку, а сам вдруг зачем-то побежал назад. Его дружок, не удивился, не окликнул. Белка покачала почти невесомый самолетик на ладони и спросила у мальчика с якорями.
— А как это все называется? — И махнула вокруг себя рукой. — Улица, площадь... Я здесь никогда не была...
— Это все называется "Институтские дворы", — обстоятельно объяснил мальчик. — Потому что сейчас здесь Институт альтернативной физики и математики. Вон там философский факультет, а там библиотека. — Взрослые слова он выговорил отчетливо, без запинки, и даже как-то по-хозяйски.
Послышался мягкий топот, это прибежал босой Чебурек. С третьим самолетиком. Протянул его Белке.
— Возьми, если хочешь.
Белка... поняла, что она да, хочет. Даже очень. Казалось бы, зачем? Но... ("Дзын-нь...)
Она глянула на мальчика с якорями: "Можно?"
— Конечно, — сказал он. Белка очень осторожно опустила самолетик-стрекозу в сумку.
— Но имей в виду: в других местах он так хорошо летать не будет. Только здесь, — предупредил Чебурек своим звонким голоском. Это "имей ввиду" опять же не вязалось с внешностью беспризорника, и Белка улыбнулась. Про себя. И спросила:
— А Институтская улица... она где? Ведь недалеко где-то, да?
Мальчики переглянулись. Чебурек даже слегка пожал плечами. Но тот, что с якорями, вытянул руку.
— Кажется, надо идти туда. Под арку с фонарем...
— Спасибо, — сказала Белка за все сразу: и за самолетик, и за встречу, и за совет. И подумала, что надо бы сказать что-то еще. Может быть, что она будет приходить сюда, чтобы пускать самолетик. Но увидела, что ребята уже уходят. Они уходили к проходу, из которого недавно вышли. И не оглядывались. Шли рядышком — совершенно разные и... в чем-то очень похожие. И скрылись в тени кирпичного коридора. Белка вздохнула и пошла искать арку с фонарем.
Узкую арку среди вертикальных кирпичных выступов она разглядела почти сразу. Над ней висел старинный кованый фонарь. Но Белка не пошла под арку сразу. Слева от себя, низко от каменных плит она увидела два сводчатых окна, в которых мерцали за темными стеклами еле различимые лампочки. Любопытство потянуло Белку к окну, словно за уши. Почудилось, будто там, внутри, что-то необычное. Еще необычнее, чем здесь, вокруг. Белка оглянулась — никого. Она раздвинула коленями жесткую траву и прижалась носом к прохладному стеклу (которое, кажется прогнулось, как лист звонкого пространства).
За стеклом было полутемное обширное помещение со сводчатым потолком. Желтые лампочки слабо освещали могучие книжные стеллажи (видать, и вправду библиотека). Между стеллажами тянулся очень длинный, отражающий лампочки стол. На концах стола возвышались два громадных глобуса в поблескивающих медных кольцах. Конечно же, старинные! Конечно же, такие, как там!..
То, что до этой минуты вспоминалось смутно, намеками и запахами, теперь подошло вплотную, стало отчетливым. Белка вспомнила Вильнюс. Как она с папиным знакомым дядей Владисом ходила по средневековым университетским дворам и в высоте плыли между облаков башни соборов. Было пустынно и таинственно среди дышавших стариной стен, под арками и сводами, на стертых ступенях лестниц. Большущие глобусы поблескивали в полумраке читального зала, куда на минуту дядя Владис привел Белку. Росли между плит редкие мелкие цветы, темнели древние железные фонари. И на всем лежала спокойная загадочность удивительного города. Лежала ощутимыми пластами, через которые Белка шла, как сквозь плотный, загустевший воздух.
И так же, как сейчас, пахло скошенной подсыхающей травой. Так же казалось это странным, потому что нигде такой травы не замечалось...
Нет, здешние кирпичные громады не были похожи на здания и храма Вильнюса. Но ощущение было тем же самым.
Белка постояла у окна, озадаченно трогая очки и улыбаясь. Оказывается, вон сколько всего скрывалось на этой вроде бы небольшой территории бывших госпиталей. Непонятно, немного тревожно почему-то и... хорошо.
Белка зашагала под арку. Надо все-таки заниматься делами, а сюда она еще вернется. Лишь бы не пропала та странность, которая окружала ее сейчас.
За аркой в самом деле оказалась улица. Но не Институтская. На табличке крайнего дома Белка прочитала: "Ул. Дальнополянская". Сроду она не слыхала о такой! Белка постояла опять, удивляясь тому, что не очень удивляется. Теперь было ясно: такое, которого она ждала, случилось. Или начало случаться.
Белка огляделась. Дома здесь были в основном двухэтажные, деревянные. Обычные. Но... не совсем. Вместе они будто создавали заповедник деревянного зодчества. Столько было на них резных наличников, карнизов, балкончиков, накладных узоров на воротах, мезонинов с хитрыми окошками. Особенно удивительным показался Белке карниз под крутой крышей, состоявший из вытянувшихся в ряд деревянных масок. Все маски были разные: смеющиеся и плачущие, клоунские и пиратские, добродушные и злодейские. Были даже звериные... Когда взгляд скользил по карнизу, казалось, что вырезанные из дерева лица перемигиваются, шевелят губами, переговариваются беззвучно. Словно разыгрывался загадочный, непонятный для посторонних спектакль. Чтобы не поддаться колдовству, Белка отвела глаза...
Среди "заповедных" домов попадались и совсем простые, одноэтажные, с сиренью в палисадниках. Вдоль одного такого домика бежал ручей и сворачивал под мостик на дороге.
Девочка лет восьми с белобрысыми хвостиками волос, в сером платьице с рисунком из васильков, пускала по ручью красный мячик. Убегала вверх по течению, бросала мячик в воду, потом обгоняла его и выхватывала из струй — блестящий, будто лаковый.
Один раз она не поймала. Мячик выскользнул из пальцев и запрыгал в воде, явно вознамерившись улизнуть под мост. Оказался рядом с Белкой. Белка, лихо изогнувшись над ручьем, хлопнула беглеца ладонью, поймала в воздухе. И засмеялась: на мячике белой краской была нарисована веселая рожица.
Девочка подбежала.
— Ой, спасибочки. А то чуть не удрал, бессовестный...
Белка помнила мальчиков с самолетиками и была полна благодарности ко всем представителям такого (или "околотакого") возраста. И сказала девочке:
— Смотри, чтобы лиса его не проглотила. Он ведь как Колобок...
Девочка глянула серьезными серыми глазами.
— Это вовсе не Колобок. Он Пома...
— Тоже хорошо... А может вы с Помой знаете, как пройти на Институтскую улицу? Я тут слегка заплутала.
Девочка кивнула, вздохнула по-взрослому:
— Ох, да многие плутают, после как Госпиталя отсюда переехали. Вы идете во-он за тот дом, где крылечко со столбиками. А потом направо...
(Надо же! Ей, Белке, сказали "вы"!) Она поморгала от неожиданности и поправилась:
— Вообще-то мне надо на улицу Строителей. Это далеко?
— Ой, да это совсем рядышком! Вон в тот проулок между тополями...
— Ага, в проулок! Там все крапивой заросло.
— Ну так и что? — удивилась девочка. — Она же здесь не кусачая. Если вы, конечно, ни в чем не виноватые...
— Ни в чем не виноватых людей не бывает, — строго сообщила Белка.
— Ну, не сильно виноватые...
Белка усмехнулась и... поверила девочке. Жгучая на вид трава и вправду оказалась безобидной. Лишь один раз, на полпути, слегка куснула, как бы напоминая, что она, Белка, не без грехов на душе (и это было справедливо). Нужная улица оказалась не "сразу", а еще через два квартала — таких же странных и незнакомых, как Дальнополянская. Но наконец Белка сообразила, что она в знакомом Корнеевском переулке, который упирался в Строителей. Было жарко и пусто, ни людей, ни машин, лишь трещали в заросших сорняками газонах кузнечики. Белка перешла узкую дорогу и оказалась как раз у магазина.
Купленную книгу Белка осторожно, чтобы не повредить самолетик, опустила в сумку, вышла на солнцепек. Собралась опять пересечь мостовую и прежним путем (да, теми самыми удивительными кварталами!) двинуться к дому. И в этот миг полную кузнечиков тишину резанул голос:
— Девочка, иди сюда! Помоги мне! Скорее!
