Перстень
Квартал элитных коттеджей назывался уютно так — "Бережок". Он был расположен совсем недалеко от Библиотечной улицы, ниже по течению Иртушки, в окружении рощиц и яблоневых садов. Костя прошел по короткой аллее, ощущая спиной объективы следящих камер. Оказался у кирпичной стены — в ней была железная зеленая калитка с накладным узором из арматурных прутьев. Рядом белела аккуратная кнопка. Звонить не пришлось, калитка отошла сама — въехала в толщу стены.
За стеной в стеклянной будочке скучал симпатичных привратник Миша. Пестрая рубаха его была распахнута, рукоятка "макарова", торчала из-за ремня, прилипая к голому животу.
— Кось, тебя Андрей Андреич спрашивал, — демократично сообщил Миша. — Звонил: не знаю ли я, где ты? —
— Будто он сам не знает, где я, — хмыкнул Костя, оглянувшись. Шагах в десяти, уже не скрываясь, торчали у кустов два амбала с мобильниками. — Фиксируют любое шевеление...
И он пошел к дому, привычно поддавая коленками чехол ракетки. В ней и правда лежала легкая электрошоковая дубинка. Конечно, если опять захотят скрутить и увезти, она не поможет. Это оружие против случайной шпаны или всяких там "любителей мальчиков", о которых говорил отец (и Вадим предупреждал). Все-таки с такой штучкой спокойнее...
В доме было прохладно. И тихо. Только занавесь в передней шевельнулась — там тоже "секьюрити". Потом с лестницы окликнула Костю мачеха — красавица Эмма:
— Косик, дорогой, про тебя папа спрашивал.
— Он где?
— В кабинете. Но у него гость...
"Подумаешь, гость..."
Костя бросил у вешалки "ракетку", взбежал по ступеням, надавил плечом дубовую дверь. Она отошла тяжело, с мягким звяканьем сигнала. Отец и гость сидели у шахматного столика. Сбоку на столике торчала темная бутылка и блестели рюмки. Отец оглянулся.
— Здороваться надо, милостивый государь. Если уж явился без спроса...
— Вы так заняты игрой. Думал, не услышите...
Они и в самом деле играли в шахматы (вот удача!). Гость мельком, но с любопытством глянул на Рытвина-младшего. Отвернулся к фигурам, потом быстро глянул еще раз — будто щекотнул бархатистыми темными глазами. Глаза эти как-то не подходили к длинному помятому лицу пожилого человека. Прическа у гостя была старомодная — гладкая, блестящая, с прямым пробором. Любопытный тип. Наверно, какой-нибудь акционер, которого "п-папочка" хочет привязать к своим делам...
Костя двинул к столику кожаное кресло. Оно выглядело массивным, но было легким и катилось от одного толчка. Костя с ногами, не снимая бежевых (под цвет костюмчика) кроссовок, "на ходу" прыгнул в кресло, сел на пухлый подлокотник, подъехал к игрокам совсем близко. Отец покосился и ничего не сказал. Видимо, решил быть в глазах гостя добродушным папашей, который снисходительно смотрит на мелкие вольности своего отпрыска.
— Ты зачем меня искал? — спросил Костя, разглядывая фигуры, вырезанные из моржового клыка.
— Я не искал, а интересовался: где ты гуляешь?
— Я гулял с девочкой, — светским тоном разъяснил Костя. — Угощал ее мороженым и обсуждал разные вопросы
— Если не секрет, какие? — рассеянно сказал Андрей Андреевич, двигая пешку.
— Не секрет... Правда, что ты хочешь больницу скорой помощи превратить в отель?
Несколько секунд висело абсолютное молчание. Рытвин-старший двинул пешку еще раз и наконец отреагировал:
— Тебе не кажется, радость моя, что это совершенно не твое дело?
— Не-а, не кажется. Они там в ожоговом центре вытаскивали меня из шока и возились со мной, пока ты не переправил меня в клинику Гаевского.
— Вовремя переправил. В той больнице даже простых бинтов не хватало...
— Вот и подбросил бы им денег на бинты, а не выгонял их.
— Да тебе-то что? — сказал отец уже с ноткой нетерпения.
— Там работает отец моих друзей.
Это было наглое вранье — он ведь даже в глаза не видел детей хирурга Горватова. Но какая разница? И вдруг такое сообщение как-то повлияет на "папочку"?
Конечно, не повлияло. Андрей Андреевич даже зевнул:
— Без работы не останется...
— Ну да! Распихают всех специалистов по районным больницам...
— Ты кто? Председатель профсоюза медиков?
— Не-а... А чем отель лучше больницы?
— Это сложный финансовый вопрос...
— А не человеческий, да?
— У тебя есть еще ко мне какие-то дела? — сухо спросил Рытвин-старший.
— Есть. Мне нужен вон тот конек...
— Что за фокусы! Зачем?
Костя объяснил напрямую:
— Один мальчик собирает коллекцию шахматных коньков. Белых, с правой клетки. Я ему обещал...
— Это, между прочим, очень дорогой шахматный набор, — уже помягче сказал отец.
Костя тщательно подобрал слова:
— А что, потеря этой фигуры сильно подорвет финансовую мощь твоего концерна?
Гость, все время молчал, склонив блестящую голову над столиком. А теперь быстро глянул исподлобья. Отец отчетливо произнес:
— Константин, пошел вон.
— А конек? — сказал Костя.
— Стервец какой!.. Подожди, доиграем и возьмешь. Убирайся.
— То подожди, то убирайся...
— Убирайся и подожди у себя...
— Папа, но мне надо сейчас! Я обещал срочно! — нетерпеливо соврал Костя ("Возьму и сразу позвоню Белке!"). — Можно ведь его чем-нибудь заменить на доске! Хотя бы рюмкой!
Гость опять поднял глаза (и как бы погладил ими Костю).
— Андрей Андреевич, мальчик прав... Но только не рюмкой, а вот... — И он стянул с длинного пальца тяжелый перстень. — Можно провести некоторую ассоциацию: камешек этот похож на глаз Буцефала...
Перстень был явно золотой, а камешек (вернее камень!) — темно-красный. Видимо, рубин. Золото стукнуло о перламутровую клетку, а коня гость протянул Косте.
— Берите... если папа не против.
— Папа не против... — буркнул отец. — Только не мешай нам, иди к себе.
— Спасибо, я пошел... Но тебе, папа, сейчас будет мат...
Костя смотрел на доску. И не только на доску. Еще и на длинную кисть руки, с которой был снят перстень. И опять на шахматы. И...
— С какой стати мат?! — вскинулся отец.
— Константин прав, — наклонил голову гость. — Реальная угроза... Вы должны признать, Андрей Андреевич, что в шахматах я посильнее вас.
— Но не сильнее меня, — с вежливой дерзостью, — сказал Костя. — Папа, хочешь я доиграю за тебя?
— Храбро, но бесполезно, — улыбнулся гость.
— Это как посмотреть... Папа можно?
— Борис Ильич, вы не возражаете? — спросил отец.
Гость посмеялся, фамильярно так, по-приятельски:
— Вы, Андрей Андреевич, ищете достойный способ избежать разгрома... Что ж, я не возражаю. Но Константину разгром гарантирован.
— А если нет? — спросил Костя.
— А если да? — Борис Ильич пошевелил длинными смуглыми пальцами. В Косте тонко, натянуто дрожали нервы. Впрочем, ощущение было какое-то отстраненное. Словно это и не Костя, а другой мальчишка, на которого он смотрит со стороны...
— Хотите пари? — сказал Костя, отводя глаза от рук гостя.
— Гм... а каковы ставки?
— А вот! Ваш перстень! Если проиграете, он мой!
— Ого! У вас, Костя губа не дура!.. А что с вашей стороны?
— Ну... хотя бы так. У меня есть коллекция редких марок, британские колонии. Когда-то увлекался... Она стоит не меньше перстня!
Борис Ильич вопросительно глянул на Рытвина-старшего.
— Я не против, — усмехнулся тот. — Пусть рискует, это его имущество.
— Но мальчик проиграет...
— Фиг, — сказал Костя. — Извините. Проиграете обязательно вы... Борис Ильич.
Отец засмеялся. Борис Ильич развел руками.
— Ну, что же. У меня племянник филателист. Будет ему царский подарок...
Костя сунул в нагрудный кармашек тяжелого костяного коня. Рывком двинул кресло вплотную к столику. Колени нависли над инкрустированным бордюром. А сам Костя навис над фигурами. И двинул левого слона.
— Ого, — сразу озаботился Борис Ильич. — Не ожидал. Впрочем, это не меняет дела. Мы вот так... — И передвинул ладью.
Костя сделал вид, что задумался. Думать было не о чем, все ясно, однако хотелось унять внутри нервы-струнки. А Борис Ильич (наверно, чтобы отвлечь противника) рассеянно проговорил:
— Странное, однако, хобби у вашего друга. Что за радость собирать шахматных коньков?
— У всякого в жизни свои радости, — тут же отозвался Костя (спор поможет успокоиться). — Одни собирают коньков, другие марки... А кто-то скупает акции и наращивает капиталы, тоже радость... — И переставил ферзя.
Краем глаза, он увидел, как грубоватое, будто из дерева вырезанное лицо отца, напряглось.
— Это влияние некоего взрослого приятеля, — небрежно объяснил он гостю. — Этакая помесь омоновца с толстовцем-богоискателем...
— Никогда он не был омоновцем! — искренне возмутился Костя. — Никого не бил и не калечил! До того случая...
— Ну да, слов нет, я ему благодарен, — поспешно согласился отец. — Но только вот его философия...
Борис Ильич привстал над столом, разглядывая фигуры. И, не подняв головы, спросил:
— А ваш приятель-философ... он разве не объяснил вам, что радость не в деньгах, а в тех возможностях, которые они дают?
— А он этого не понимает. Зачем их копить и копить, когда их и так уже на все хватает? Можно покупать иномарки и виллы, можно ездить по всем заграницам, командовать людьми... покупать милицию... Так ходить нельзя, вам будет шах... Можно ср... простите, какать в золотые унитазы, можно встречаться с любыми красавицами... а то и с мальчиками... есть такие любители. Знаете, наверно?
— Слышал, но... никогда не понимал. Странно. Вы словно адресуете это мне!
— Потому что вы ощупываете меня глазами, — улыбнулся Костя. — Даже щекотно стало.
— Что за чушь! Я... просто зацепился взглядом за пятнышко на вашей ноге. Странная такая родинка, белая, как снег...
Костя вдруг совершенно успокоился.
— Вы же знаете, что это не родинка, а след кипятка. Из того чайника с утенком, "Мистер Икс".
Борис Ильич быстро сел, приоткрыл рот и хотел встать снова.
— Сидеть, — негромко и бесцветно сказал отец. В руке его был маленький блестящий пистолет. Почти сразу в дверях молча встал рослый охранник Толя с миниатюрным автоматом "Узи".
Борис Ильич хлопнул губами:
— Андрей Андреевич, я не понимаю. Я... чушь какая...
— Константин, объясни, — ровно сказал отец.
— Я узнал по перстню. Там в подвале он...
— Но перстень у меня всего неделю! — взвизгнул Борис Ильич. — Это подарок друзей! Они подтвердят! Они...
— Там в подвале перстня не было, — сказал Костя. Он съехал с подлокотника на сиденье кресла и с удовольствием вытянул ноги. — На руке у Бориса Ильича незагорелый след от кольца. Конечно от другого. Сейчас, когда перстень он снял, я узнал этот след. На нем квадратная родинка. Я ее заметил в последний момент, когда выхватил у "Мистера Икса" чайник...
— Чушь какая! — повторил Борис Ильич тонким голосом. — Андрей Андреевич! В день похищения вашего сына я был в Пскове!
— Ага, это называется "алиби", — кивнул Костя. — Делается просто...
Отец не смотрел на Бориса Ильича. Смотрел только на сына.
— Константин, ты уверен, что не ошибся?
Костя медленно глянул в отцовское лицо. Потом на дрожащие пальцы "Мистера Икса". На его нервные губы... Откинулся к спинке.
— Да... кажется, я ошибся... Тут вот след на правой руке, а у того был, вроде бы, на левой... Ну да, на левой. Он держал чайник вот так, а рука вот здесь...
— Сию секунду извинись, — каменно сказал отец.
— Да, конечно... Борис Ильич, извините меня, пожалуйста, — выговорил Костя глубоко пряча в покаянном тоне злорадную нотку.
— Негодяй, — облегчением выдохнул отец. — Впрочем... Борис Ильич, вы должны его понять. Он натерпелся тогда, и это дает себя знать...
— Да понимаю я, понимаю! — Гость замахал длинными пальцами. — Никаких претензий!.. Только поймите и меня, Андрей Андреевич! Приходишь поговорить о контракте, и вдруг... Я, с вашего позволения, глотну коньяка.
— Глотните. И будьте уверены, что этот случай никак не повлияет на заключение контракта.
— Я надеюсь... — Бутылка нервно звякнула о рюмку.
— Константин, извинись еще раз и марш к себе, — велел отец.
— Я извиняюсь еще раз, — тоном инфанта произнес Костя. — Но как же игра?
— Нахал! После того, как ты чуть не довел гостя до инфаркта!..
— Нет, отчего же, отчего же! — засуетился Борис Ильич. — Все предано забвению, и я готов. Пари есть пари...
Отец вздернул плечи и отвернулся. Охранник Толя беззвучно исчез. Костя опять взгромоздился в кресло с ногами.
— Борис Ильич, вам шах...
— Увы, вижу... и отступаю.
— Можете переходить, если хотите.
— Зачем же? Не хочу.
— Тогда мат через два хода.
— Это как же? Ах, да... увы и увы... Да, я недооценил вас, молодой человек...
— Значит, я могу взять перстень? — простодушно сказал Костя?
— Константин! — рявкнул Рытвин-старший.
— А чего? — Костя сделал невинные глаза. — Если бы я проиграл и принес альбом, ты ведь не кричал бы "Константин!"
— В самом деле, Андрей Андреевич! — тут же поддержал Костю проигравший гость. — Пари дело нерушимое. И посему прошу... — Он придвинул перстень Косте, роняя оставшиеся на доске фигуры. — Хотя... признаться, мне жаль эту вещицу... А может быть, наличными? Колечко стоит тысячу, без обмана... А?
— Давайте! — простецки согласился Костя. — А то и правда, для чего мне кольцо?
Борис Ильич сунул пальцы во внутренний карман пиджака, извлек плоский бумажник. Аккуратно отсчитал десять стодолларовых бумажек. Посмотрел на отца.
— Андрей Андреевич, вы позволите дать это мальчику?
Отец на сей раз отозвался с подчеркнутым равнодушием:
— Я здесь ни при чем. Это была ваша игра.
Костя, улыбаясь (но кажется, не выигрышу, а чему-то другому), затолкал доллары в карман на шортах.
— Борис Ильич, извините еще раз... А сейчас я пойду.
— Сделай одолжение, — мрачно сказал Андрей Андреевич.
В дверях Костя оглянулся на отца. Как бы ни относились они друг к другу, но все же это были отец и сын, потому иногда понимали друг друга. Поняли и сейчас.
"Ты же знаешь, что это все-таки он", — сказал глазами Костя.
"Я знаю, — ответил взглядом отец. — Но пока не время. Он мне нужен такой. Не преступник, а партнер".
"Будет у тебя на крючке?"
"Вот именно. Это сейчас важнее, чем следствие".
"Это и есть деловой подход? Ну, что ж..." — глянул на прощанье Костя.
Костя знал, как покинуть дом, не увязав за собой "хвостов". В углу сада он забрался на старую яблоню и отключил там камеру слежения. Ничего, подумают, что выключилась сама... В садовой решетке тяжелого чугунного литья он давно (когда еще не было той камеры) стальной пилкой перерезал несколько ветвей узора. Чугунный фрагмент можно было вынуть, а потом поставить на место — никто не заметит. За решеткой — налево, по траве, вдоль изгороди (ни в коем случае не вниз к реке — Иртушка просматривается!). А дальше — в чащу желтой акации, в проход между заборами, и там уже "ничейная территория"... Костя пользовался этим путем не часто и потому ни разу не попался.
Он выбрался к началу Библиотечной улицы, а затем в Трансформаторный переулок. Здесь в самом деле стояла трансформаторная будка, давно уже пустая. Костя укрылся рядом с ней в гуще доцветающей сирени (иногда все же интересно поиграть в разведчиков). Достал мобильник.
— Вадим... Ну, конечно я, а кто по-твоему? Доктор Ватсон?.. Не поболтать, а срочное дело. Да понимаю я, что у тебя тоже срочные, а у меня — сверх... Да, на том же месте... — Сел среди веток и стал ждать.
Через семь минут подкатил невзрачный "жигуленок" (посторонние не знали, что внутри у него могучий, как у самолета, мотор). Вадим вышел, пооглядывался и стал смотреть в другую сторону. Костя выбрался из кустов. Стал подкрадываться (считалось, что Вадим не видит его). Со сдавленным воплем прыгнул Вадиму на спину, обхватил его руками и ногами.
— Отцепись, диверсант, — снисходительно велел Вадим. — Лезь в машину, поедем. Расскажешь на ходу.
Поехали. Костя поелозил на сиденье, вытащил из кармана доллары.
— Вот. Это тебе.
Вадим сделал вид, что не удивился.
— Круто. Взял почтовый экспресс или играл в казино?
— Играл. Только не в казино... — И во всех подробностях Костя изложил историю встречи с "Мистером Иксом".
— Ты уверен, что это он?
— Так же, как в том, что ты это ты... Если бы даже не след от кольца, я все равно вспомнил его руки. — Костю передернуло от отвращения. — Будто водоросли или щупальца у спрута, без костей...
— Странно это, странно это... — бормотнул Вадим строчку из какой-то песенки. — Похоже, что один из заказчиков. А заказчики сами не суются в исполнение. Что его туда понесло?
— Может, не доверял этим... и хотел убедиться, что все делают, как надо? Или...
— "Или" что?
— Может он, правда, из тех... которым нравится мучить ребят? Решил не упускать случая?
— Кот, — сказал Вадим. — Не бери в голову. Раскрутка не займет много времени. А за себя не бойся. Теперь они тебя не тронут, нет резона. Понимают, что под колпаком...
— Да я и не боюсь...
— А тогда — что? — Они смотрели друг на друга в зеркале заднего вида.
— Что? — сказал Костя и сердито заморгал.
— Почему глаза сырые? — прямо спросил Вадим.
— Думаешь, из-за страха, что ли! Из-за отца...
— Не понял.
— Не понял, да?! — взвился Костя. — Он ведь... он же понимает, что меня хотели убить! Знает, как издевались! А все равно пьет с этим гадом коньяк и заключает контракты! Бизнес дороже, да?!
Вадим помолчал. Повертел клочкастой рыжей головой.
— Ох, Кот, как я тебя понимаю... Но все же ты не суди сгоряча. В бизнесе, там ведь своя тактика и стратегия. Это как на войне. Иногда стреляют сразу, а бывает, что делают всякие обманные манёвры, чтобы обхитрить противника. Потом все равно его гробят, но с наилучшей для дела выгодой.
— Вот именно, "выгодой"!.. — тонко, с какой-то совсем малышовой обидой сказал Костя и вцепился в сиденье (сильно трясло). — Если бы с его милым Шуриком случилось такое, он бы про выгоду не думал. Потому что наследник и главная надежда...
— Это ты зря. Не надо вешать кошек на брата...
— А он не настоящий брат — беспощадно возразил Костя. — Матери-то разные. Это он для него настоящий сын, а брат... одно название. Из своей Америке даже ни разу не поговорил со мной и ни словечка не прислал... Вадим, уйти бы куда-нибудь от всего от этого...
— Хочешь, поговорю с отцом, чтобы отпустил тебя к моей бабушке в Парфёновку? Скажу: в целях безопасности. Будешь с тамошними пацанами в ночное ездить, как в тургеневские времена...
— Хочу! — вскинулся Костя. Но при этом зацепил рукой сидевшего в кармане шахматного конька. И мгновенно вспомнил Белку. — Только... не сразу, ладно? Я подумаю...
Вадим глянул из дрожащего зеркальца рыжими глазами. От него, от Вадима, ничего невозможно было скрыть.
— Влюбился?
— Иди ты знаешь куда! — завопил Костя, стараясь громкостью скрыть ненатуральность возмущения. И сменил тему: — Деньги-то забери.
— Здрасте вам! С какой стати?
— А мне они зачем? Тем более, от этой сволочи...
— А мне, значит, от сволочи можно?
— Но не тебе же лично, ёлки-палки! — опять взвыл Костя. — Вашему "Локатору"!.. Ну, это как трофей! Были патроны у врага — стали наши. Поможете хоть нескольким ребятам!
— М-м... в этом что-то есть... — промямлил Вадим. — Но... нет. Не могу я соваться в историю... Кот, если правда хочешь сотворить доброе дело, поехали в одно место...
— Поехали!
Путь оказался недолгим. Проскочили заросшей дорогой и остановились у маленькой церкви с шатровой колоколенкой и голубыми главками-луковицами. Ярко сияли кружевные кресты. Костя удивился. Никогда такой церкви он в городе не видел.
Вышли из машины. Вадим перекрестился на образ над церковной дверью и посмотрел по сторонам. От спрятанного в кленах кирпичного дома шел к церковному крыльцу священник.
— Сережа, — сказал Вадим.
Священник оглянулся, зашагал к приехавшим, цепляя рясой желтые одуванчики. Заулыбался. Был он молодой, с редкой бородкой, с русыми прядками, по мальчишечьи торчащими из-под черной шапочки. Глянул на Вадима, на Костю очень голубыми глазами.
Вадим взял Костю за плечо.
— Вот, отец Сергий, привез отрока Константина. Хочет он сделать пожертвование.
Отец Сергий не удивился. Сказал серьезно:
— Идемте, дети мои... — И пошел впереди.
На крыльце Вадим перекрестился снова, священник тоже. Вошли в сводчатый дверной проем.
Костя оказался в церкви впервые. То есть его крестили в младенчестве, но он ничего не помнил. Сейчас, после солнца, ему показалось, что в храме темно. Мерцали нимбы почти неразличимых ликов, дрожали огоньки нескольких свечек. В сторонке тихо молились две старушки. Пахло воском и было зябко. Костя ладонями обхватил голые локти. Он чувствовал себя незваным пришельцем.
Вадим осторожно повернул Костю за плечи.
— Вот, смотри...
Справа на выступе стены висел образ Богоматери с Младенцем (такой же, только очень маленький, стоял на полке в комнате у Эммы, новой отцовской жены, среди флакончиков и шкатулок). Ниже иконы белел бумажный лист с крупными печатными словами: "Братья и сестры! Наша община помогает клинике, где лежат дети с онкологическими заболеваниями. Пожертвуйте на их излечение". Прямо на полу стоял клепаный железный сундук с прорезью в плоской крышке.
— В той больнице несколько десятков девочек и пацанов, — сказал Вадим вполголоса. — Некоторые совсем крохи. Многие могут не дожить до твоего возраста. Постоянно не хватает лекарств...
Костя вспомнил, что когда-то видел эту (или похожую) больницу в Новостях. Стриженные наголо малыши с шеями-стебельками, в мятых сизых пижамках... Тогда он посмотрел, поморщился и забыл. Сейчас это выскочило в памяти снова. И вспомнилось, что некоторые ребятишки были жизнерадостны, улыбались. Не знали?..
Костя начал суетливо вытаскивать из кармана скомканные банкноты, одну за другой толкал их в темную щель. Отец Сергий, видимо, разглядел, какие это деньги. Качнулся, хотел сказать что-то.
— Все в норме, — остановил Вадим. — Я потом объясню...
Отец Сергий положил легкую ладонь Косте на голову.
— Господь не оставит тебя, мальчик...
Костя замер, боясь шевельнуть головой. Вадим сказал:
— Костя у нас неверующий. По крайней мере, он сам так думает...
— Все равно Господь не оставит, — вздохнул священник.
Уже у машины Костя оглянулся, снова посмотрел на церковь. На большую икону, что висела выше входа. Спросил у молодого отца Сергия:
— Это Иисус Христос?
— Да, это наш Спаситель.
— У него книга, а на ней слова. Отсюда не разглядеть. Что там написано?
— Там написано: "Заповедь новую даю вам. Да любите друг друга"...
— Разве она новая? — неловко сказал Костя.
— Новая была две тысячи лет назад, когда Спаситель произнес эти слова. С той поры стала вечная.
— Не получится, — насупленно и даже виновато проговорил Костя. — Разве можно любить всех?
Он стоял у дверцы, опустив голову, но заметил, как Вадим быстро посмотрел на отца Сергия. Тот кивнул без удивления:
— Давний вопрос. Но любить — это ведь не значит целоваться-обниматься. Надо стараться никому не делать зла и помогать людям по мере сил. Как ты сегодня... Ты, Костик, если хочешь заходи как-нибудь, поговорим...
Костя не знал, что ответить, поэтому неловко кивнул и полез в машину.
А когда выехали из аллеи, он попросил:
— Останови. Я пройдусь пешком. Тут ведь недалеко...
Вадим не спорил. Сказал:
— Ну, смотри...
— Я смотрю... — Костя толкнул ногой чехол ракетки.
— Шарик при тебе?
Костя хлопнул по груди (и опять ощутил в кармане конька).
— Гуляй, — разрешил Вадим. — А я тогда вернусь к Сереже, есть еще дело... Кстати, мы служили на одном корабле, он был радистом...
Вадим уехал, а Костя свернул в переулок, показавшийся ему знакомым. Он думал, что выйдет на Институтскую улицу. Но оказался почему-то среди кирпичных стен с редкими окнами, а потом на незнакомой узкой площади, посреди которой торчала странная треугольная штука. "Ну, дела!.."
Было безлюдно. "Дзын-нь", — тихонько отдалось в ушах и, казалось, качнулся воздух. Наверно, это от жары...
Справа виднелись красные старинные здания, слева пестрые магазинчики и мастерские, впереди поднималась над вытянутым двухэажным домом зубчатая башня. Башня была, кажется, знакомая. "Значит, там улица Рылеева..."
Костя зашагал по дышащей теплом брусчатке с торчащей из щелей травой и желтым мелкоцветьем.
Из-за треугольного сооружения ("Это же солнечные часы!") вышли навстречу трое: два мальчишки и девочка.
— Костя! — сразу сказала девочка.
А мальчишки ничего не сказали, но смотрели по-хорошему, без подозрительности и вредности. Один был ростом с Костю, другой пониже и очень тонкий — красный трикотаж висел на нем, как флажок в безветрие. А белые волосы — такие легкие, что шевелились в поднимавшемся от нагретых камней воздухе.
— Мальчики, это Костя, — сказала Белка спутникам. А Косте: — Это Вашек и Сёга... Ты как здесь оказался?
— Да случайно... Ходил по одному делу... к знакомым. Хотел сократить обратный путь и забрел сюда. Сроду здесь не бывал. Странное какое-то место...
— Здесь хорошее место, — строго сказал белоголовый Сёга. А Вашек опять ничего не сказал, но Косте показалось, что он смотрит с ожиданием. Наверно, братья знали уже, что он не просто Костя, а Костя Рытвин.
И тогда он толкнул ногой чехол и досадливо сообщил:
— Я говорил с отцом про больницу. Но никакого прока. Непрошибаемо это...
Старший из братьев Горватовых кивнул. С пониманием. Этого, мол, следовало ожидать, ты не виноват. А Сёга пристально смотрел Косте в грудь, на карман.
— Да, вот! — спохватился Костя, выдернул тяжелого костяного конька. Протянул его Сёге на ладони. — Это ты собираешь лошадок?
Сёга засветился, как включенный торшер...
