Часть первая. НОВЭМБЭР ЧАРЛИ
Урок математики
Здание было старинное. В давние времена, лет сто назад, в нём устроили гимназию, а ещё раньше, до Первой обороны, здесь размещались классы морских юнкеров. Говорят, в этом доме не раз бывали знаменитые адмиралы парусного флота — те, кто похоронен сейчас в белом храме на горе, высоко над синими бухтами.
От французских и английских ядер здание почти не пострадало. Чудом уцелело оно и во время последней войны. Теперь в этом длинном двухэтажном доме находилась обыкновенная школа номер двадцать. Общеобразовательная, средняя, с преподаванием ряда предметов на английском языке. Проще говоря, "с английским уклоном".
С тыльной стороны к школе пристроили спортивный зал и крыло для малышовой продлёнки, а классы и кабинеты помещались в старом корпусе.
Окна были узкие и очень высокие, прорезанные в могучих стенах из посеревшего инкерманского камня. Перед окнами росли громадные акации. В самый знойный полдень в классе стоял мягкий зеленоватый свет и было прохладно.
...За окнами забренчал звонок. Славка удивился: неужели конец урока? Но ни один человек не поднял головы от тетради. Значит, просто недалеко от школы проехала машина для сборки мусора. Они ездят медленно и водитель на ходу звенит колокольчиком. Здешние ребята умеют отличать колокольчик от школьного звонка. А Славка ещё не научился...
Славка улыбнулся, отодвинул тетрадь и стал смотреть на окна. В крайних были только деревья, и между листьями ярко синели клочки неба. В среднем окне видна была часть школьною двора и белая изгородь с решетчатым каменным забором. Её узор напоминал поставленные в ряд штурвалы.
За "штурвалами" виднелись крыши ближних улиц — школа стояла на взгорье. Крыши были под оранжевой ребристой черепицей. Раньше Славка видел такие лишь на картинках и в кино. Между крышами торчали узкие острые тополя. Они назывались "пирамидальные", но походили не на пирамиды. На зелёные копья они походили.
Дальше было видно только небо. Но Славка знал, что за крышами и тополями лежит море.
От того, что море совсем близко, Славку ни на миг не покидала спокойная прочная радость.
Он познакомился с морем не так, как ожидал... В самолёте Славку укачало, и в конце рейса он уже не поднимал голову с подлокотника кресла. И чего греха таить, несколько раз даже сунулся носом в плотный бумажный пакет, который по маминой просьбе торопливо принесла стюардесса. Когда через динамик объявили, что самолёт идёт над "самым синим в мире" Чёрным морем, Славка не смог даже привстать, чтобы глянуть в иллюминатор.
Мама сказала укоризненно и жалобно:
— Что же ты? А ещё в моряки собрался.
Славка в ответ еле шевельнул спиной. Мама сама не понимала, что говорила. Качки Славка не боялся. А самолёт и не качало, он шёл, как автобус по бетонке, но всё равно желудок наливался муторной тяжестью, и сердце словно повисало в пустоте.
Из самолёта Славка вышел на ватных ногах и с каплями на лбу. Пахло нагретым бетоном от рулёжной дорожки, остывающим металлом от самолёта и незнакомыми травами откуда-то издалека — от вечернего горизонта.
Земля качнулась под Славкой, но он улыбнулся.
"Пусть, — подумал он. — Ничего..."
Эта земля была не виновата, не она измотала Славку. Измотал самолёт, а он был частью прежней жизни, частью города, из которого Славка прилетел. Там могло быть плохо, а здесь уже не могло...
Ехать надо было ещё километров семьдесят, и мама боялась. Думала, что в машине Славку совсем укачает. Но пока получали багаж, пока мама искала такси, Славка почти пришёл в себя.
Кода подъезжали, было совсем темно. Города Славка не увидел. Он увидел только несметное множество огней — и очень ярких, и не очень, и еле заметных. Они горели и внизу и вверху, потому что улицы взбегали высоко по склонам. В небе огни смешивались со звёздами, а внизу вытягивались в дрожащие золотые нитки. Славка понял, что огни отражаются в чёрной воде. Среди отражений тоже горели огни: белые, зелёные, красные.
— Это корабли! — догадался Славка. — Мама, там корабли!
Было похоже на сон. Голова слегка гудела от долгой дороги, врывался в кабину и шумел в ушах тёплый ветер, стремительно шуршали колёса. А огни наплывали — снизу, сверху. Отовсюду...
— Мама, это же корабли, да?
Мама погладила его по плечу.
— Большой рейд, — сказал водитель. — Флот стоит...
Они долго ездили по узким улицам с неяркими фонарями, искали переулок с названием Якорный спуск. Машина выла на крутых подъёмах. Славку опять слегка замутило. Мама нервничала. Ей казалось, что водитель спешит и сердится. Но шофёр сделал всё, как надо: отыскал нужный дом, подъехал к самой калитке, вытащил из багажника чемоданы и сказал:
— С прибытием вас. Всего вам хорошего...
Бабушка Вера Анатольевна оказалась высокой старухой с морщинистым коричневым лицом. Она неторопливо и крепко обняла маму, и они поцеловались. Потом она протянула к Славке ладонь, словно хотела по голове его погладить, но не дотронулась. Пожевала впалыми губами и тихо сказала:
— Вот ты какой, Славушка. Большой...
Морщины у неё слегка разошлись. При яркой лампочке Славка увидел, что лицо у Веры Анатольевны покрыто мелкой белой сеткой: это кожа в глубине морщинок была незагорелая...
Потом Вера Анатольевна кормила маму и Славку ужином: голубцами, виноградом, арбузом. Мама всё благодарила и боялась, что у Славки заболит живот. А ещё они с Верой Анатольевной о чём-то говорили вполголоса... Славка не слушал, он думал о своём.
— Вера Анатольевна, а море далеко?
Бабушка замолчала, будто удивилась.
— Море? Тут везде, Славушка, море... Вот спустишься до гостиницы, потом направо, а там и набережная.
— Мама... — умоляюще сказал Славка.
Мама рассердилась. Потому что Славка сумасшедший! Он едва держится на ногах (мама, кстати, тоже). Идти неизвестно куда среди ночи!.. Море никуда не денется!
— Ну, ма-ма... — отчаянным шёпотом сказал Славка.
Мама виновато посмотрела на Веру Анатольевну...
На улице, так же как на аэродроме, пахло незнакомыми травами, а ещё почему-то — свежим тёплым хлебом. Горели редкие фонари, светились окна. Тени от листьев падали на белые заборы и домики. Они были похожи на мягкие серые крылья, эти тени.
Кто-то весело, не по-ночному, трещал в траве: то ли сверчки, то ли цикады.
"Какой ты хороший, Город", — одними губами сказал Славка. И вдруг его толкнуло: он-то всё видит и слышит, а бедный Артёмка...
Славка кинулся во двор, влетел в комнату, слегка напугав бабушку Веру Анатольевну. Выволок из-за чемоданов портфель, а из портфеля выдернул за уши Артёмку. Тот обалдело косил блестящими глазами. Славка бегом вернулся к маме. Артёмка радостно махал растопыренными лапами.
— Боже мой, какой ты ещё ребёнок, — сказала мама...
Набережная в самом деле была недалеко. Славка не сразу понял, что это набережная. Были деревья с фонарями (листья на свету казались очень зелёными), потом под ногами вместо асфальта появились мокрые каменные плиты, и вдруг Славка увидел, что он на краю земли.
Дальше ничего не было. Громадная темнота была дальше. Начиналась она в двух шагах и уходила неизвестно куда. Эго распахнулся космос. Он дышал йодисто-солёной свежестью, словно в темноте развесили громадные чёрные простыни, выстиранные в холодном рассоле.
Из этой темноты и прохлады подкралось что-то смутно-белое, шипучее, и — бах! — перед Славкой встала стена из брызг. Они секунду висели неподвижно, а потом посыпались на Славку, на маму.
Мама по-девчоночьи взвизгнула и отскочила. А Славка засмеялся:
— Мама, это прибой!
— Отойди, Славка, вымокнешь!
— Это же прибой! Мама, он солёный!
Бах! — опять выросла белая стена. А когда рассыпалась и упала, Славка увидел, что космос не пустой. В нём жили огоньки. Яркий красный огонёк — прямо перед Славкой — давал тройную вспышку и угасал на несколько секунд. Конечно, это был маяк. А левее маяка, теряясь во мраке, тоже мигали белые и красные огоньки, каждый по-своему: одни редко, другие часто.
Справа от маяка вклинивалась в морскую тьму полоса огней. Наверно, там был мыс или другой берег бухты. Вдруг часть берега оторвалась и, сверкая огнями, тихо пошла влево, к маяку. Целый кусок суши со множеством окон и фонарей!
Славка не сразу понял, что случилось. Но потом услышал далёкую музыку и догадался, что это уходит в море пассажирский лайнер.
Теплоход шёл вроде бы не быстро, но почему-то очень скоро стал уменьшаться, тускнеть и превратился в еле заметное светящееся облачко.
Ослепительной звездой вспыхнул в дальней дали прожектор, махнул синим лучом и погас...
— Славка, ты же промок насквозь!
И правда, рубашка прилипла к плечам и груди. Брюки набухли, стали жёсткие и тяжёлые, будто из жести. Артёмка тоже был весь мокрый, только длинные уши, зажатые в Славкином кулаке, оставались сухими.
— Славка, ты меня слышишь? Пора.
— Ещё самую минуточку...
Через полчаса, засыпая на скрипучем диване, Славка успел подумать: "Лишь бы это был не сон!" С таким страхом он и уснул.
...Это не было сном. Утром он увидел море во всей его синеве и громадности. И Город...
Славка зажмурился и задохнулся. Потом захохотал и, забыв про маму, кинулся вниз по улице, по тропинкам, по каменистому откосу, через сухие колючки, которые обрадованно вцепились в брюки...
С моря летел тёплый ветер. На мачтах и сигнальных вышках бились и трепетали разноцветные флаги.
— Семибратов, голубчик мой, ты почему не решаешь? — Грузный и седой учитель математики навис над Славкой.
Славка поспешно встал.
— Я решил. Яков Павлыч...
— Когда же ты решил? Покажи-ка... Дорогой мой, где же здесь решение? Ты — просто ответы написал!
— Разве неправильно? — удивился Славка.
— Ответы правильные, но объяснения-то нет. Почему у тебя икс равен пяти, а, скажем, не семи или не тысяче?
Славка неловко улыбнулся и пожал плечами:
— Как же тысяче? Если пяти.
— Да! Но почему? Может быть, ты просто списал ответ?
— Он не списывал, Яков Павлыч, он раньше всех закончил, — тут же заступился Славкин сосед, маленький Женя Аверкин. — Остальные-то ещё и не решили.
— Да я понимаю, голубчики, я это, так сказать, чисто теоретически предположил. Но что мне ставить Семибратову? Пятёрку за молниеносное решение или двойку за отсутствие такового?
Пятый "А" зашумел, доказывая, что, ставить, разумеется, следует пятёрку. Даже ехидная Любка Потапенко высказалась за это. Видимо, по инерции.
— Тогда напиши всё-таки объяснение, — рассудил Яков Павлович. — Или вот что... Реши-ка лучше, любезный Семибратов, ещё задачку. Вот эту...
Он положил на парту четвертушку листа с уравнением.
Славка несколько секунд смотрел на бумажку.
— Надо объяснение писать? Или можно сразу?
— М-да... — сказал Яков Павлович задумчиво, но с интересом. — Следовательно, ты утверждаешь, что данное уравнение для тебя — дважды — два?
Славка этого не утверждал. Он вовсе не хотел показаться хвастуном. Но он видел, что икс равен двенадцати, а если видишь, зачем лишние слова?
— А ну-ка напиши ответ, — сказал Яков Павлович. — Садись и напиши... Так... А теперь всё же сооруди мне решение по правилам, постарайся. Я тебя прошу...
Над объяснением Славка вздыхал минут десять. Не напишешь ведь, что икс похож на жёлтый шарик и что этот шарик мечется туда-сюда по лиловой плоскости, ищет, где темнее, а деваться ему всё равно некуда. Всё-таки Славка разжевал уравнение, как требовали правила. Яков Павлович посмотрел, покачал головой. Спросил:
— В прошлые годы у тебя как было с математикой?
Славка опять встал.
— По-всякому... Двоек не было.
— Угу... Троек тоже не было. Почти... — заметил Яков Павлович. — Так?
Славка кивнул. "Не подумали бы, что хвастаюсь", — опять мелькнула мысль.
— А четвёрки если и были, то за плохой почерк и неряшливость, — заметил Яков Павлович. — Или я не угадал?
Славка вздохнул. Всё было угадано точно.
— Однако математику ты не очень любишь, — сказал Яков Павлович.
— А любишь ты... что?
— Географию и английский... — шёпотом сказал Славка.
— Ну, садись... Садись, голубчик Семибратов.
Яков Павлович вздохнул почему-то, подошёл к столу, придвинул журнал.
Галка Ракитина глянула с передней парты, что там появилось в журнале, и показала пятерню. Славка сел и улыбнулся. В этой школе он получил первую отметку.
...Школа понравилась Славке с первого взгляда.
Она стояла на стыке двух зелёных улиц. Угол у здания был как бы срезан, и срез этот служил фасадом. Фасад — узкий, с зубчатыми башенками, с высоким крыльцом и чугунным узорчатым балконом.
Перед крыльцом лежала маленькая площадь. Справа, от нижних улиц, к площади взбегали две лестницы со ступенями из ракушечника. Наверно, здорово мчаться по этим лестницам, когда кончились уроки!
Над лестницами росли большие деревья...
Сначала Славка пришёл сюда с мамой. С утра мама сходила к директору и записала Славку, а потом повела его знакомиться со школой и классной руководительницей.
Учительницу, Светлану Валерьяновну, они нашли во дворе. Там она с молоденькой вожатой и похожим на д'Артаньяна преподавателем физкультуры обсуждала дистанцию для какой-то эстафеты.
Мама строгим взглядом напомнила Славке, что следует поздороваться: не себе под нос, а отчётливо и с наклоном головы, как полагается интеллигентному мальчику одиннадцати с половиной лет.
Славка так и сделал, хотя Светлана Валерьяновна сперва ему не понравилась. Она была высокая, тощая и длинноносая. С не очень строгим, но каким-то скучным лицом. Но когда она улыбнулась, Славка успокоился: хорошая была улыбка, совсем даже не учительская.
У мамы с классной руководительницей завёлся разговор, и Славка сразу заскучал. Отошёл тихонько к забору и сел на каменный выступ. Мама, конечно, говорила, что Славка — мальчик, в общем, неплохой, спокойный и даже ласковый, хотя, разумелся, бывает всякое. А сама она, Славкина мама, по специальности тоже педагог, окончила факультет иностранных языков, но из-за слабого голоса работать в школе не смогла. И что, видимо, это к лучшему, потому что для работы с детьми нужен особый талант. И она преклоняется перед теми, кто посвятил детям всю жизнь.
Светлана Валерьяновна кивала: да, учительская работа, конечно, не сахар. Иногда просто бежать из школы хочется на все четыре стороны, но куда побежишь? Славкиной маме хорошо, а куда денешься, если специальность — историк? Да и, по правде говоря, привыкла уже, трудно без ребят...
— Вот они, мои гвардейцы! Отучились...
Во двор выбегали будущие Славкины одноклассники. Издалека — ничего ребята, а если поближе — кто их знает?
Девчонки были в обычной коричневой форме, а мальчишки в разных рубашках: белых, светло-голубых, васильковых, синих. Брюки тоже разные, а кое-кто в шортиках.
"Прийти бы так на уроки в Усть-Каменске!" — подумал Славка.
В начале четвёртого класса тёплым сентябрьским днём отправила мама Славку в школу в летней пионерской форме, и многие тогда смотрели на него, как на заморское чудо. А Юрка Зырянов и компания гоготали: "У моряка акулы штаны обгрызли..." Завуч Ангелина Самойловна сперва наорала на Зырянова, а потом сказала Славке: "Сам виноват. Надо быть как все, а не выпендриваться..."
Но хватит об этом! Не будет больше ни Усть-Каменска, ни горластой Ангелины, ни криков "моряк с печки бряк..."
Длинноногий очкастый парнишка в зелёных шортах и сиреневой рубашке догнал кудрявую девчонку и деловито огрел по спине портфелем.
Девчонка взвизгнула:
— Змея очковая!
— Савин! — заволновалась Светлана Валерьяновна. — Игорь, иди сюда! Ты опять?
Белобрысый Игорь Савин подошёл, не теряя достоинства.
— Игорь, когда это кончится?
Савин вежливо наклонил набок голову.
— На выпускном вечере в десятом классе, — разъяснил он. — Там я отлуплю её последний раз.
— Кто кого ещё... — издалека подала голос девчонка.
— Сил у меня нет, — сказала классная руководительница Славкиной маме.— Они дерутся с первого класса.
— Мы не дерёмся, — возразил Савин. — В первом и втором классе она лупила меня. А теперь я её. Это не драка.
— Вы решили при новичке и его маме продемонстрировать всё, на что способны...
Савин внимательно посмотрел сквозь очки на Славку, повернулся к Славкиной маме и сказал ей "здрасте". Мама заулыбалась. Видимо, несмотря ни на что, она угадала в Савине интеллигентного и воспитанного мальчика.
— Что вы с Любой опять не поделили? — горестно спросила учительница у Игоря.
— Она объективно вредна для человечества, — авторитетно сообщил Савин. — Своим ехидством она доводит людей до стрессового состояния.
— Глиста, — отчётливо проговорила в отдалении вредная для человечества Люба (кстати, внешне вполне симпатичная).
— Потапенко! С ума сойти... Убирайтесь оба... И чтобы ничего подобного больше не было! Игорь, ты можешь, наконец, это обещать?
Игорь дипломатично шевельнул плечом: он не хотел давать опрометчивых обещаний. Он только сказал "до свидания".
Мама смеялась:
— Славные ребята...
Светлана Валерьяновна неожиданно согласилась:
— Хорошие. Иногда дурачатся, а вообще неплохой класс.
— Я так довольна, что мы попали к вам. Директор сначала не хотел записывать, потому что Славик не учился раньше в "английской" школе, но я объяснила, что сама с ним занималась.
— А у нас в любой школе неплохо. Знаете, с разными там проблемами "трудных детей", вопросами дисциплины и всякими подобными вещами особых сложностей нет... У нас, Елена Юрьевна, другое горе...
Светлана Валерьяновна замолчала и слегка ссутулилась. Потом сказала:
— Три дня назад опять вот... Вы не слышали? Андрейка Илюхин. Я его знала немного, он раньше в нашей школе учился.
— Господи... — прошептала мама. — Что же случилось?
— Война... — Светлана Валерьяновна слегка развела руками, будто оправдывалась. — Сколько лет прошло, а вот... Земля-то была нашпигована этим ужасом: снаряды, мины. До сих пор нет-нет да и откопают... Уж говорим, говорим ребятам, лекции читаем, плакаты развешиваем, а всё равно... В прошлом году гранатой шестиклассника искалечило, а нынче... Нашли что-то, в костёр положили. Трое теперь в больнице, а самый старший, четвероклассник... Один был у родителей. Отец в море, даже прилететь не смог. Мать вся седая...
Славка увидел, что мама смотрит на него отчаянными глазами.
— Расстроила я вас, — негромко сказала Светлана Валерьяновна. — Только я это не ради пустого разговора. Славе... Тебя ведь Славой зовут? Тебе это надо знать, ты здесь новичок. Если попадётся на глаза хоть какая-то подозрительная железка...
— Он не тронет! — громко сказала мама. — Он мне поклянётся! Слышишь?
Славка хмуро кивнул. Разве он не понимает? Но зачем пугаться так, будто он уже нашёл противотанковую мину и играет ею в футбол...
Потом, когда шли из школы, Славка много раз дал маме всякие клятвы, что нигде, никогда, ни с кем... Ни при каких обстоятельствах! Даже пальчиком не коснётся, если увидит что-нибудь такое. И будет бежать, как от бешеной собаки.
Он это повторял, но думал не про себя. С ним-то ничего не случится. А почему погиб незнакомый Андрейка? Что его толкнуло совать в огонь свою находку?
Какая-то тоскливая жалость появилась у Славки. Будто давно хотел он встретить этого Андрейку здесь, в Городе, и не успел...
Но Город же не виноват! Он не сам родил в своей земле взрывчатку. По нему стреляли...
— Славка, ты меня не слушаешь!
— Слушаю. Мама! Я уже сто раз дал самое честное слово!
— Всё равно, — устало проговорила мама. — Теперь это будет моим вечным страхом.
Не хотел Славка для мамы вечного страха. Он сказал рассудительно и ласково:
— Ты же совершенно зря боишься. Здесь столько тысяч ребят, а случилось это... ну, всего несколько раз. Наверно, под машину и то чаще попадают.
— Ещё не хватает, чтобы ты попал под машину!
— Да, — вздохнул Славка. — Кроме того, я могу поскользнуться на арбузной корке, подавиться косточкой от абрикоса, отравиться старой колбасой. Что ещё? Да! Стукнуться головой о батарею, упасть с лестницы, насмерть простудиться...
— И получить от меня по загривку.
— Как неинтеллигентно, — сказал Славка. — Мама, пойдём купаться! Я не захлебнусь, не разобьюсь, не уйду на дно. Пойдём, ты же обещала!
Мама вдруг взяла его да локоть и принялась звонко хлопать сзади по штанам. Славка изумился так, что и сказать нельзя.
— Это что? Новый метод воспитания?
— Метод! Все брюки перепачкал извёсткой, когда сидел на заборе... Кстати, пора бы знать, что неприлично сидеть при взрослых, если они разговаривают стоя.
— А вы бы тоже садились на забор, — сказал Славка.
Они посмеялись, хотя и не очень весело. Потом ещё некоторое время шли они задумчивые. Но море было рядом, а день стоял такой хороший...
— Почему ты не познакомился с ребятами? — спросила мама.
Славка даже замигал.
— Как это?
— Очень просто. Подошёл бы и сказал: "Здравствуйте, меня зовут Слава. Я буду учиться с вами".
Славка только вздохнул.
Знакомство — дело непростое и долгое. Четвёртый день учится Славка в этом классе, а не всех ещё знает. Даже по именам не всех запомнил... Или всех — уже?
Он решил проверить и глянул вперёд, вдоль своего ряда. На первой парте — Галка Ракитина и Юра Конев, потом Костя Головин и Дима Неходов. Кажется, хорошие ребята. На третьей парте Оксана Байчик и Лена Смирнова. Это ещё не ясно, что за люди...
Зато с четвёртой партой ясно всё: здесь сам Вячеслав Семибратов и быстроглазый, стриженный ёжиком Женя Аверкин...
Женька словно ждал, когда о нём вспомнят: легонько задел Славкину ногу коленом. Он улыбался жалобно и виновато. Украдкой показал Славке раскрытую ладонь.
На Женькиной смуглой ладошке были написаны две лиловые буквы: NC.
Славка даже вздрогнул: "Новэмбэр Чарли"!
Он скосил глаза в Женькину тетрадь. Ну и ну! Бедный Женечка барахтался в числах, как утопающий телёнок среди плавучих льдин. А кому хочется хватать двойку, да ещё за первую в году самостоятельную работу?
Что у него за уравнение? Почти как у Славки, только числа другие, потому что другой вариант. Но как помочь? Яков Павлович вроде бы и добрый, а следит строго, особенно за последними партами. За шпаргалку, не моргнувши, вкатит Аверкину два очка, да и Славке заодно переправит оценочку.
Славка поднял руку.
— Яков Павлыч, можно выйти?
— Сделай одолжение. Можешь даже не возвращаться, с тобой у нас дела на сегодня кончены.
— Да нет, я на минуточку! — испугался Славка.
Он мигнул Аверкину: "Не бойся". И выскочил в коридор. И тут же обругал себя балдой. Ручку-то не взял! А в коридоре, как назло, — ни души.
Женька страдает и ждёт. Положение действительно "NC": урок скоро кончится. Внизу уже весело голосит малышня: первоклассников часто отпускают минут за пять до звонка.
Славка помчался на первый этаж. Первоклашки носились по коридору и толпились у выхода. На коричневых ногах-стебельках, в пёстрых неформенных рубашках, с разноцветными ранцами, они были похожи на какие-то растеньица, сбежавшие с грядок и газонов.
Славка не умел обращаться с представителями младшего школьного возраста, но сейчас выхода не было. Он быстро глянул: кого бы остановить? Вдоль стены гарцевал верхом на швабре, взятой напрокат у технички тёти Лизы, пацанёнок в клетчатой рубашонке. На спине у него подпрыгивал зелёный ранец, украшенный Винни-Пухом из мультфильма.
— Эй, наездник!
Мальчишка сделал разворот и подскакал. Глянул на Славку бесстрашно и весело.
— Хорошая у меня лошадка?
— Хорошая, — торопливо сказал Славка. — Послушай, выручи, пожалуйста. У тебя есть ручка? Лучше, бы шариковая...
— У меня всякие есть!
Он с радостной готовностью скинул ранец и вытащил из него толстый пучок фломастеров, карандашей и авторучек, стянутый резинкой.
— Выбирай. Тебе насовсем?
— Мне на минуточку. Спасибо, Наездник...
...Через три минуты Славка смирно сидел в классе, с интересом смотрел в окно и показывал Женьке из-за локтя ладонь с мелкими фиолетовыми цифрами. Аверкин радостно шпарил в тетради строчку за строчкой. Потом благодарно опустил ресницы.
Весело затренькал звонок.
