Ты — парус
Ровно шуршали по сухому асфальту колеса. Машина легко взлетала на подъемы и потом стремительно, почти со скоростью падения неслась со спусков. От этого появлялось чувство, похожее на невесомость. Теплый ветер врывался в окошко. Он лохматил волосы и упруго отгибал Славкины ресницы.
Город, плавно разворачиваясь, двигался навстречу. Наплывал. Огни наплывали. Множество огней и отражений в бухтах. Город возвращался.
Ровная скорость и ощущение спокойного счастья слегка убаюкивали Славку. То, что недавно произошло, вспоминалось, как ненастоящее. Будто не с ним это случилось. Сон какой-то... Что было?
Ключи сверкнули и улетели, а мама стала снова дергать цепь. И что-то кричала Славке и Тиму. Потом бросилась к вагону.
— Федор Николаевич! Товарищ капитан! Вещи! Ради бога, вещи скорее!
Маме протянули в окно чемодан. Потом сумку. Потом еще чемодан. Мама его не удержала. Он грохнулся, отскочила крышка. Тим бросился подбирать рассыпавшиеся свертки и книги. Кажется, мама сказала, чтобы он убирался, но он не убрался и помогал. А мимо них все быстрее и быстрее катились черные колеса, а над колесами ехали желтые квадраты окон.
А Славка стоял прикованный к бетонному столбу. Цепь отчаянно резала ему бока, а он тихо смеялся.
Мама захлопнула крышку, и они с Тимом подтащили чемоданы и сумку ближе к прикованному Славке.
Мама еще раз дернула цепь и сказала Тиму:
— Сию минуту ищи ключ.
Тим послушно полез в кусты, а Славка, все так же смеясь, сказал, что искать не надо. Надо открыть чемодан. Там в кармане на шортах лежит другой ключ от замка. От цепи ключ. От их с Тимселем яхты.
Потом Славка и Тим затащили "Маугли" на берег, в кусты, и убрали парус, намотали его на гик. Мама в это время что-то беспорядочно говорила пожилому дежурному в красной фуражке. Затем Славка и Тим долго сидели в маленьком пустом зале ожидания, а мама с кем-то разговаривала по телефону. Выясняла, что делать с билетами. Горела яркая лампочка. Мамин голос казался громким, но все равно было тихо.
Хмурый дежурный несколько раз прошел мимо. Он очень осуждающе смотрел на Тима и на Славку.
Славка и Тим сидели рядом. Скамейка почему-то была очень высокая, и ноги не доставали до пола. Тим держал на заляпанных веснушками коленках цепь. Ее концы свисали. Тим качал ногами, и цепь тихо звякала Тим покусывал нижнюю губу и, опустив голову, смотрел на брошенный у скамьи окурок. Но иногда он быстро поднимал глаза на Славку. С какой-то странной улыбкой: и вопросительной, и виноватой, и упрямой.
Славка отвечал таким же быстрым взглядом. А цепь: дзинь, дзинь... Славка держал Тима за локоть. Двумя руками...
А может быть, ничего не было? Мчится машина... Может быть, они с мамой едут в Город первый раз, из аэропорта?
Нет, было! Потому что Тим — вот он, рядом. Он — справа, мама — слева. Славка — посередине...
Мама каменно молчит. Это не очень хорошо, но это не страшно. Теперь все равно, потому что Город возвращается. Он катит на Славку тысячи огней, темные тучи деревьев, цветные вспышки маяков.
И вот уже улицы побежали за окнами машины...
Тим, который молчал всю дорогу, оторвался от окна и тихо сказал:
— Елена Юрьевна, простите меня...
— За что? — сухо спросила мама.
Тим не ответил. Он сидел прямо и смотрел в затылок водителю. Водитель был молодой, кудрявый, как Любка Потапенко.
— За что же простить? — переспросила мама.
— Ну, за то... что я сделал.
Мама усмехнулась:
— Знаешь, это даже нечестно. Просишь прощения, хотя вовсе не чувствуешь, что виноват... Или чувствуешь?
Тим сказал негромко и со вздохом:
— Нет... Но все равно...
— Что все равно?
— Вы на меня сердитесь.
Мама опять усмехнулась:
— По-моему, это для тебя неважно. Тебя другое беспокоит: что будет дальше? Верно?
— Верно, — почти шепотом сказал Тим.— Но то, что вы сердитесь, тоже... беспокоит.
Славка улыбнулся про себя, потому что все это были пустяки. Главное, что они вернулись. Где-то уже далеко в ночи стучал по рельсам поезд. Без Славки, без мамы...
Мама взглянула на Тима, потом на спокойного Славку, опять на Тима и сказала как-то удивленно:
— Самое непонятное, что я не сержусь... Вот в первые минуты, когда поезд ушёл, я действительно кипела. Если бы мне было позволено, я бы тебя в тот момент с наслаждением выпорола.
Славка поморщился, ему стало неловко за маму. Но Тим, кажется, искренне удивился:
— Кто же вам не давал? Я на что угодно готов был.
Мама коротко засмеялась:
— А сейчас?
— Что сейчас?
— Тоже готов... на что угодно?
Почти серьезно Тим сказал:
— Ладно. Только не увозите Славку.
Он, значит, еще не понимал! Он думал, что его, Славку, можно увезти второй раз!
Тим повторил уже совсем серьезно:
— Вы со мной что хотите делайте. Только не увозите его... Ладно? Пожалуйста...
Мама долго молчала. Тим ждал. Славка тоже ждал, но без страха, а просто с любопытством.
Мама сказала:
— Тим, ты ставишь меня в безвыходное положение. Я просто не имею права рисковать. Я же не знаю, что ты сделаешь в следующий раз, если мы попытаемся уехать. Вдруг заминируешь туннель или захватишь торпедный катер и обстреляешь вокзал. Или запрешь меня в трансформаторной будке и уморишь голодом...
Славка засмеялся.
— Сдаешься? — спросил он у мамы.
Она сказала без смеха:
— Почти...
Они уже ехали по Якорному спуску.
— Елена Юрьевна, у меня еще одна просьба...
— Это любопытно.
— Можно, я у вас переночую?
— Ты что же, боишься, что я схвачу сына под мышку и ночью сбегу?
— Нет. Нам со Славкой поговорить надо...
— У вас еще будет время, я обещаю.
— Нам сегодня...
— Тебя дома потеряют.
— А я позвонил маме со станции. Когда вы машину встречали.
— Ну и ну! Я вижу, ты все рассчитал...
Тим виновато засопел.
— Оставайся, — разрешила мама. — Только не будет у вас разговора. Посмотри, он совсем, спит...
— Не сплю я, — сказал Славка. — Мы всю ночь не будем спать. Верно, Тим?
— Тогда я тебя запру, а ненаглядного Тима выставлю домой.
Тим смущенно объяснил:
— Домой не получится. Мама с Валентиной уехали на дежурство в гостиницу, а у меня ключа нет. Я его выкинул... Вместе с тем...
Мама сказала, что оба они, Тим и Славка, отправят её на тот свет. В ближайшее время.
— Приехали. Убирайтесь из машины, ироды.
Тим, гремя цепью, полез из кабины...
Они выволокли багаж. Славка подошел к знакомой калитке с чешуйками пересохшей краски. От калитки пахло теплыми старыми Досками. По ней вверх и вниз ползала мохнатая тень от ветки акации — это тихо качался фонарь. Славка потянул шнурок, и знакомо звякнул в доме колокольчик.
Баба Вера открыла калитку и, кажется, очень удивилась. Растерянно стояла на пороге.
— Мы не поехали, — сказала мама.— Они не захотели.
Баба Вера пожевала губами:
— Славушка...
Славка щекой прикоснулся к её вязаной кофте, от которой пахло лекарствами, дымом и горьковатой теплой травой...
В Славкином закутке рядом с диванчиком поставили раскладушку. Свободного места почти не осталось, только узенький проход.
— Спать немедленно, — сказала мама и выключила свет.
И сразу поплыла на Славку темнота с россыпью городских огней, шуршанием шин и фарами встречных автомобилей. И опять мягко закачало Славку...
— Славка, подожди, — попросил Тим. Он протянул с раскладушки руку.
И Славка понял это, на ощупь взял его руку — маленькую, горячую, твердую. Они держали теперь ладонь в ладони. Что еще нужно в жизни?
Но Тим скрипнул раскладушкой и снова сказал:
— Славка, я дурак такой был тогда... днем. Это я со страху. Сам был виноват, а на тебя...
Славку все качало.
— Тим, — сказал Славка, — ты — парус... Помнишь, я говорил? Ты — оранжевый парус. Ты — спасатель... Я думал, что уже все, а ты успел... Ну, что ты бормочешь о каком-то страхе...
