Александр КЕРДАН
Визит к Командору
Имя Владислава Петровича Крапивина широко известно в России и за ее пределами. Более двухсот его книг неоднократно издавались в нашей стране, Польше, Чехословакии, Болгарии, Германии, Японии, Венгрии, переводились на английский, испанский, персидский и другие языки. Шестидесятитрехлетний писатель является почетным гражданином города Екатеринбурга, лауреатом многих престижных премий, в том числе премии имени Александра Грина, премии Ленинского комсомола, премии губернатора Свердловской области, премии имени Аркадия Гайдара. Созданный им в 1961 году детский отряд “Каравелла” существует и в настоящее время. Десятки юных екатеринбуржцев – питомцев отряда – продолжают постигать здесь основы журналистики, морского дела и фехтования.
Поэт Александр Кердан, коллега и друг Командора, оказался в кабинете писателя в день получения им тридцатого тома, завершающего собрание сочинений Крапивина, выпущенного в Москве издательством “Центрполиграф”. Предлагаем вниманию читателей газеты запись его беседы с “живым классиком” детской литературы.
— Владислав Петрович, я знаю, что пока выходили двадцать девятый и тридцатый тома твоего собрания сочинений, ты успел написать несколько новых произведений, которые вполне могли бы составить еще один том...
— Ужасно боюсь звания пенсионер. Я готов еще мириться с компромиссным титулом “работающий пенсионер”. Считаю, что я писатель, а не пенсионер. А пока писатель, значит, должен писать. И прежде всего решил написать фантастическую повесть, которая давно сидела у меня в голове. В чем-то фантастика, в чем-то мемуары, в чем-то просто поток сознания. Называется “Синий треугольник”. Она вопреки моим ожиданиям получилась большая – листов семь-восемь. Пока не знаю, куда ее пристроить: для журнала – велика, для книги как бы мала... Весной 2001-го успел написать пять больших новелл, посвященных памяти Константина Георгиевича Паустовского. В этом году исполняется 110 лет со дня его рождения.
— И новеллы уже начали, по-моему, публиковаться в журнале “Урал”...
— Называются “Ржавчина от старых якорей”. Это почти цитата Константина Георгиевича. А подзаголовок “Паустовские” рассказы”. Это вещи мемуарного плана, но в чем-то и сюжетные. Ну и, наконец, в прошлом же году буквально в последние дни декабря я закончил повесть-сказку, которая называется “Колесо Перепелкина”. Уже в этом году написал детскую повесть-сказку, довольно светлую, хотя какие-то грустные мотивы туда все-таки пробились... Но сейчас жизнь такая... “Пионерская правда” смотрит эту вещь. А пока суть да дело, в промежутках между лежанием в больнице и другими ответственными делами я вернулся к мемуарному жанру. Каждый год моего детства: сорок пятый, сорок шестой и сорок седьмой настолько наполнены воспоминаниями, что только из одного сорок седьмого я могу черпать сюжеты до бесконечности. Сам поражаюсь, сколько в один год у пацаненка второклассника-третьеклассника могло поместиться. Эта очередная повесть автобиографического цикла носит имя “Непроливашка”. Так, если кто-то из нынешних читателей не знает, назывались чернильницы – стеклянные, фаянсовые, пластмассовые, из которых чернила якобы не выливались, если они опрокидывались. В связи с упомянутой “непроливашкой” случались всякие истории. Они вызвали у меня много ассоциаций и воспоминаний.
— Извини, пожалуйста, Владислав Петрович, за неприятный вопрос. В минувшем году в “Аргументах и фактах” я прочел не очень лестное высказывание о твоих книгах Эдуарда Успенского. Ты сам-то как отнесся к его словам? Нравится ли тебе то, что делает в детской литературе этот автор?
— Честно говоря, не хотелось бы обсуждать эту тему. Потому что восторгаться Эдуардом Успенским я не могу. Если же я буду позволять себе критические высказывания, это будет расценено как ответ на его, на мой взгляд, довольно бездоказательные обвинения. Кстати, он ведь не только меня “лягнул”. И Алексина, и кого-то еще... Впечатление такое, что он чем-то раздражен, что-то ему в жизни не нравится и в связи с этим он раздает направо и налево негативные оценки.
— Ну оставим это на совести Эдуарда Успенского... Давай лучше поговорим о тех проблемах, с которыми сталкивается современная детская литература, если таковая еще есть...
— Книги детские есть. Но книги и литература – это понятия разные. Книги – это книги. Они стоят на полке, как товар. А литература – это явление. Мне говорить о современной детской литературе как о явлении очень трудно. Я иду в магазин и радуюсь массе красочных изданий. Ах, сколько красивых детских книг появилось! Но я смотрю, это же сотое издание “Буратино” или эпопеи о Волшебнике Изумрудного города. Это все те же сказки Астрид Линдгрен, великолепные, известные многим поколениям. Но не современная детская литература, тем более не российская... Слава Богу, стали переиздавать хорошие книги прошлых лет. Переиздают Гайдара, Алексина, Железникова да многих, многих авторов, пропавших в последнее десятилетие по той причине, что, дескать, книги чересчур просоветские... Жизнь доказывает, что нет просоветских или каких-то иных книг, а есть просто хорошие или плохие детские книги. Но опять же, оговорюсь, переиздаются книги прошлых лет. А что мы видим в наши дни? Ведь, в общем-то, есть книги о школьниках и для школьников. Вот я держу в руке несколько выпусков серии “Школьные повести” Антона Иванова и Анны Устиновой. Вот откроем наугад: “Контрольная для друзей”, “Укротитель львов”... Они написаны достаточно бодро, достаточно живо. Хотя, по правде говоря, я, как автор и редактор, то и дело автоматически тянулся к карандашу, чтобы внести стилистическую правку. Книги кажутся мне, да простят меня авторы, которых я не хочу обидеть, хватающими события с поверхности. Это все-таки не та литература, которая ставит и помогает решать глубокие вопросы. Где-то на уровне веселых, а иногда и грустных, но репортажей. И что особенно тревожно: мне герои этих книг не кажутся примером для подражания или носителями высоких духовных качеств. Это издательство “ЭКСМО”, серия “Большая перемена”. Вот еще две книги, изданные этим же издательством. Даже авторов не буду называть, чтобы не обидеть. Я просто их не смог прочитать, потому что язык настолько беспомощный, сюжетное построение настолько искусственно, что мне, как литератору-профессионалу, сразу понятно, что человек, взявшийся за сочинительство, не владеет русским языком. Что еще у меня в современных книжках для детей и юношества вызывает досаду? Сознательное или несознательное стремление автора оказаться на одном уровне с читателями, как бы присесть перед ними на четвереньки, говорить их языком. Я понимаю: можно смотреть на мир глазами своих юных героев, даже если эти герои эдакие крутые тинейджеры, с соответствующим мировоззрением, но нельзя терять свое авторское лицо, свою оценку происходящего, свою точку зрения, которую читатель должен как-то в конце концов осознать. А когда мировоззрение автора и этих тинейджеров совпадает, то нравственный уровень книги резко катится вниз. Быть близким и понятным своим читателям вовсе не значит вместо “хорошо” говорить “клево”, вместо “наслаждаешься” – “балдеешь” и т.д. И постоянно делать намеки на всякие сексуальные темы, как это сейчас модно. То есть, мне кажется, нельзя заменять внешней похожестью и внешним колоритом серьезную подростковую проблематику. И что меня серьезно встревожило... Я даже не хочу обвинять очень уважаемого мной автора Владимира Железникова... Но я увидел вдруг книгу “Чучело-2”! Я знаю его прекрасную повесть “Чучело”, знаменитый фильм... Я помню, как эта повесть печаталась в “Пионере”, когда казалась настолько жесткой, что журнал даже не решился напечатать ее с таким названием и дал нейтральный заголовок “Всего-то несколько дней...”. Но сейчас я читаю “Чучело-2”, вижу обещание автора продолжить эту серию, и мне показалось, что уважаемый заслуженный автор тоже пытается снизойти в своем мировосприятии до пресловутых тинейджеров и, глядя на мир их глазами, не пытается их поднять до своего уровня. Я высказываю свои критические суждения очень осторожно. Чтобы критиковать всерьез, надо анализировать и приводить примеры, а сейчас нет для этого времени.
— И все-таки, Владислав Петрович, какие-то новые имена ты для себя открыл?
— Мне трудно судить обо всем процессе. Я не могу сказать, что очень пристально слежу за всеми книжными новинками. И, к сожалению, не смогу назвать сейчас автора, который мне бы чем-то ярким и сильным запомнился. Из произведений, которые я читал, могу выделить повесть Александра Папченко, но она написана уже давно и просто с большим трудом пробивается к читателю. Могу отметить книгу того же автора “Принцип Портоса”. Она тоже напечатана несколько лет назад. Думаю, что, вполне вероятно, какие-то сильные вещи пока не могут выйти в свет. Можно, конечно, говорить о фантастике. Она издается сейчас легче, и там есть вещи, где героями выступают дети, но все равно фантастика – это литература для всех, а не та детская литература, о которой мы сейчас ведем речь.
— Какое впечатление на тебя производят современные детские журналы?
— Они на меня не производят никакого впечатления. Чтобы производить впечатление, нужно как минимум существовать. Единственным исключением на общем фоне отсутствия представляется журнал “Костер”. Он не приседает перед читателями, не подлаживается под подростковый сленг, под псевдоинтересы, не притворяется: “Ах, ребята, мы такие же, как вы!” Хранит прежние, интеллигентные традиции “толстых” детских журналов, каким был когда-то и журнал “Пионер”. Где он, что с ним? Не знаю. Последние номера “Пионера” на меня произвели такое впечатление: они стараются подладиться под читателей. А “Костер” сохраняет традиции, хоть и живется ему тяжело, и тираж по сравнению с прежним временем очень маленький.
— То же самое происходит и с нашим “Уральским следопытом”...
— Что сейчас с “Уральским следопытом”, мне трудно сказать. Летом прошлого года они закончили публикацию моей вещи о Севастополе. И больше я с ними не вступал в контакт, поскольку у них не оказалось денег для выплаты авторского гонорара. А если у журнала нет средств даже для этого, то он обречен. Потому что, конечно, можно найти начинающих авторов, которые ради одного факта публикации отдадут в журнал свои произведения, но все-таки это будет не тот уровень литературы, о котором стоит вести разговор.
— Сегодня все больше молодых людей поворачиваются к компьютеру, живут в ином, виртуальном мире, где не находится места для книги. Каким в этой связи видится тебе будущее детской литературы?
— Мне кажется, что запасы сил детской литературы еще велики, потому что велика потребность в ней. И то, что хороших детских книг сейчас мало, это не вина авторов, не вина нашей эпохи в целом как какого-то изменения сознания, тут прежде всего влияет экономика. Были бы по-прежнему большие многотиражные детские журналы, появились бы хорошие вещи, новые имена. Печататься детским авторам сегодня негде и пробиться к читателям чрезвычайно тяжело. Издательства, которые печатают детские книги, требуют сюжетности, детективности, броскости в манере подачи, приспособленности к подростковому мировосприятию. Мол, тогда дети это будут читать...
— Не кажется ли тебе, что без государственной поддержки детского книгоиздания ничего не получится?
— Я к этому и веду. Никакой детской литературы не будет, пока государство наконец не обратится лицом к нуждам детских журналов, детских издательств, авторов, которые пишут о детях и для детей. Боже мой, в тягчайшие времена Великой Отечественной войны выходили детские книги. Уж, казалось бы, такая часть страны занята оккупантами, горят заводы, разрушены типографии, но находили ведь силы. Ребята получали новые книги. Ведь уже в сорок четвертом году состоялась первая Неделя детской книги. Те, кто руководил страной, понимали, насколько это важно, чтобы новое поколение было воспитано на должном уровне. Сейчас неужели кому-то не ясно, что для воспитания детей необходимы книги? Что это за идиотские разговоры, мол, компьютер заменяет книгу? В свое время говорили: кино заменит книгу, потом – телевизор... В будущем какие-нибудь кристаллы с суперпамятью... Еще и сочинять сами будут... Ничто книгу никогда не заменит! Книга существует с тех пор, как возникла цивилизация. Специфика книги не может быть воспроизведена ни в каком ином виде искусства. Ибо влияние идеи, мысли, энергетики автора на читательский разум может быть передано только словом.
