Страница Владислава Крапивина. Критика: Дмитрий Байкалов

Все началось с рассказа. Маленького рассказа, опубликованного в январском номере журнала "Пионер" за 1970 год. Назывался он "Далекие горнисты" и рассказывал о сне. Чудесном сне о возвращении в детство, о светлой радости обретения друга, о щемящей печали расставания. О двух мальчиках – горнисте Валерке и его младшем Братике, невесть какими завихрениями пространства и времени занесенных в современный провинциальный городок, и так рвущихся обратно. Туда, где бой, где напали враги и надо трубить тревогу...

Тогда еще мало кто мог подумать, что этот небольшой рассказик положит начало огромному фантастическому циклу о Великом кристалле. Да и, пожалуй, всей фантастике Крапивина. Многие могут возразить: ведь повесть "Я иду встречать брата" была опубликована на 8 лет раньше "Далеких горнистов" – вот оно начало! Что ж, может быть, так оно и есть. Но "Я иду встречать брата" явно была пробой пера молодого автора и ни сюжетно, ни стилистически почти не отличалась от множества подобных произведений советских фантастов того времени, после спутника и полета Гагарина очень любивших писать о героических завоевателях космоса. А "Далеких горнистов" можно смело заносить в анналы отечественной фантастики, как один из лучших рассказов семидесятых годов. А еще этот рассказ значим для нас тем, что спустя семь лет появились его продолжения.

Честно говоря, уже сам факт наличия продолжений несколько нивелирует то ощущение пронзительной, но светлой тоски, что оставляла открытая концовка рассказа. Но повести "В ночь большого прилива" и "Вечный жемчуг" также можно считать знаковыми для всей дальнейшей фантастики Крапивина. Во-первых, появляется взрослый герой, заявивший: "Мне всегда было и будет двенадцать", и такого героя можно встретить на страницах большинства произведений цикла. Во-вторых, декларируется один из базовых постулатов фантастики Крапивина: любые законы мироздания бессильны перед настоящей дружбой! И веревочка, связывающая планеты и пространства, в том или ином виде встречается почти в каждой книге. Это ли не предтеча идеи Великого Кристалла?

Также частично пресекаются с циклом две написанные ранее трилогии: "В ночь большого прилива" и " Голубятня на желтой поляне". Плюс, по мнению автора, еще две повести можно поселить в пространстве Великого Кристалла: "Я иду встречать брата" и "Оранжевый портрет с крапинками". В них Кристалл еще не упоминается, однако по духу они весьма близки к базовому циклу.

В 1983 году журнал "Уральский следопыт" печатает повесть "Голубятня на желтой поляне" (впоследствии – "Голубятня в Орехове"). Сюжет ее, как неоднократно заявлял автор в различных интервью, тоже родился из сна. Сна о мальчике, неожиданно возникшем в закрытом пространстве рубки звездолета. "Был, видимо, июнь" – так начинается повесть, и солнечное "июньское" настроение не покидает читателя на протяжении всего действия. Полосы солнечного света, бьющие через люк космического корабля, поляна, желтая от одуванчиков, старый парк около цирка, ребятишки, беззаботно резвящиеся у фонтана – все это создает такой мощный заряд положительных эмоций, что дальнейшие события, порой грустные и трагические воспринимаются сквозь призму ощущения радости лета. Даже печальные главы о желтой тоске проникнуты ощущением уверенности, что летом не может случиться ничего плохого. Хотя эмоциональная встряска читателю обеспечена еще не раз... Приключения скадермена Ярослава Родина и его юных друзей на планете под названием Планета постоянно держат в напряжении, заставляя сопереживать героям повести.

Надо заметить, что в "Голубятне..." появляется еще один персонаж, то или иное перевоплощение которого можно будет встретить во многих следующих романах цикла о Кристалле. Это одинокий мальчик, обладающий трансцендентными способностями. Потом будет придумано общее названия таким детям – койво. А пока мы встречаем мальчика Игнатика, способного в поисках родственной души проникнуть на космический корабль, находящийся в субпространстве и играючи творящего многие другие чудеса. Впрочем, верой в то, что почти любой ребенок способен творить чудеса, пронизаны почти все сказочные и фантастические повести Крапивина. Впрочем, и реалистические тоже...

"Праздник лета в Старогорске" поначалу планировался как совершенно самостоятельная повесть. Действие в ней происходит на Земле за много лет до событий, происходящих в первой части. История журналиста Глеба Вяткина невероятным образом переместившегося в параллельный мир, доброго бесхозного робота Еремы и троих мальчишек, создавших миниатюрную галактику-искорку, казалось бы, никакого отношения не имеет к приключениям Яра и его друзей. Но появляются гипсовые манекены и злобные клоуны, очень напоминающие. Тех, кто велят, олицетворявших мировое зло в первой части трилогии. И это не единственная связь...

Главный герой "Праздника...", Гелька Травушкин, от чьего лица ведется повествование, пожалуй, самый нетипичный герой Крапивина. Ершистый, неустроенный, вечно обижающийся, закомплексованный ребенок мало напоминает сложившийся в литературоведении стереотип "крапивинского мальчика". И это лишний раз опровергает заявления некоторых литературных критиков, что у Крапивина есть всего один герой, переходящий из книги в книгу под разными именами. Читая повесть, постоянно ощущаешь некое чувство обреченности и какого-то необъяснимого беспокойства за судьбу главного героя. И трагическая развязка трилогии не будет такой уж неожиданной... А пока... Пока, на старом вагоне можно укатить в другое пространство, а рельсы сходятся, если идти по ним с другом...

Завершает трилогию повесть "Мальчик и ящерка", в которой сводятся воедино все незаконченные линии предыдущих частей. Стоит отметить, что принцип построения трилогии (две независимые части плюс третья, их связывающая) по-видимому, позаимствован у Жюля Верна – вспомните, как сходятся в "Таинственном острове" пути капитана Немо и героев "Детей капитана Гранта"... "Мальчик и ящерка", пожалуй, одна из самых трагичных вещей Крапивина. Кроме того, в ней окончательно сформировался нравственный императив относительно отношения к врагу. Если в предыдущих повестях цикла, "главный враг, олицетворение зла" погибал, в общем, случайно, то ключевой момент "Мальчика...", определивший позицию автора во многих последующих произведениях, – момент молчаливого согласия Яра на убийство Магистра. Враг должен быть уничтожен! Во имя добра. Точки расставлены, цели и средства определены. При всем гуманизме произведений Крапивина, образ Врага в них в дальнейшем показывается в максимально черном цвете. Возможно, чтобы героям проще было сделать окончательный выбор. Усталому Канцлеру и симпатично-дружелюбному Магистру ой как далеко до Полоза, Мухобоя или даже Лобмана.

Печальная развязка повести несколько сглаживается оптимистическим финалом. И шеренга барабанщиков, собравшихся из разных произведений подводит итог размышлениям о месте фантастики в творчестве Крапивина, и ее связи с реалистической прозой автора.

В одном из интервью Владислав Петрович среди самых любимых персонажей своих книг, назвал Альку из "Голубятни на желтой поляне" и Фаддейку из повести "Оранжевый портрет с крапинками". Действительно, нельзя не симпатизировать рыжему выдумщику Фаддейке, способному силой мысли перемещаться на Марс... В повести поднимается еще одна, традиционная для Крапивина, тема – ребенок и война. Постулат "Дети не воюют с детьми" и вытекающее из него убеждение, что только ребенок может остановить войну, находят веские доказательства в "Оранжевом портрете...". Школьник неожиданно становится вождем марсианского народа иттов и останавливает, пусть и ведущуюся по рыцарским законам, но все равно кровопролитную и ненужную войну. И пусть сама ситуация совершенно фантастична, но сопереживая герою повести, мы и сами становимся чуть-чуть добрее... Может быть эта капля доброты, когда-нибудь окажется той самой каплей, что переполнит чашу и убедит будущего генерала, сегодня, мальчишкой, прочитавшего эту книжку, что не все проблемы можно решить бомбами и ракетами...

Надо сказать, что важнейшей особенностью прозы Крапивина становится ее эмоциональная составляющая. Крапивин относится к тем редким авторам, которые могут воздействовать на читателя уже непосредственно текстом. Настроение может быть задано буквально несколькими фразами, парой образов или ассоциаций, песней или стихами, вставленными в текст. В фантастических произведениях автора воздействие усиливается красивыми символами – Река, Пустой Город, Станция Мост, Сходящиеся рельсы, Колокола в пустыне и т.д. И еще Кристалл...

Настала пора поговорить о восьмикнижии связаном идеями Кристалла и Командорства. Что такое Кристалл? На страницах книг цикла это объясняется неоднократно. Как, впрочем, и кто такие Командоры. Вопросам топологии миров Кристалла и теории Командорства посвящена не одна статья (и даже дипломная работа), поэтому не будем вдаваться в подробности. Стоит, однако, заметить, что именно эти понятия объединяют столь разные повести вошедшие в цикл. И еще их объединяют два персонажа: мальчик Юкки, бродящий по Дороге, идущей сквозь пространства с грани на грань Великого Кристалла, и Яшка – то разумный кристаллик, то мальчик, то звезда, мозаика его жизни полностью складывается только по прочтении всех повестей цикла, объединяя их, тем самым, в единое целое.

Начинается цикл повестью "Выстрел с монитора". Написанная в стиле "роман в романе", так впоследствии неоднократно использованном Крапивиным ("Острова и капитаны", "Лужайки, где пляшут скворечники"), повесть, действие которой происходит в разных временах и пространствах становится своеобразным прологом всего сериала.

Психологическая антиутопия "Гуси-гуси, га-га-га..." – одно и самых серьезных и нетипичных произведений Крапивина. Корнелий Глас, служащий с мещанскими наклонностями, оказавшийся волей обстоятельств на берегу Стикса, в ожидании лодки Харона совершенно преображается. Социальная система "машинной демократии", казавшаяся такой незыблемой и единственно верной, пытается подмять под себя бывшего рекламщика. Счастливо избежавший неминуемой смерти Корнелий становится совершенно другим человеком – бунтарем, инсургентом, воспитателем. Блистательно прописанная ломка психики обывателя перед лицом смерти, религиозная тема, пожалуй впервые появившаяся на страницах книг Крапивина, жесткий и динамичный сюжет ставят "Гусей..." на одну полку с самыми знаменитыми антиутопиями нашей фантастики.

Особым образом продолжает тему антиутопии утопия "Застава на Якорном поле". Гигантский мегаполис, благоустроенное и гуманное общество. Но основной мотив "Заставы" – никакое общество не спасет человека, если он одинок и ему плохо. Даже если он обладает невероятными способностями. Чувством одиночества ребенка, потерявшего родителей в огромном благополучном городе пронизаны страницы повести. Ну а о том, что мальчик не погиб, бросившись навстречу поезду, и что счастливый исход – не предсмертное видение, мы узнаем только в следующей книге цикла...

В "Крике петуха" Крапивин возвращается в город Реттерберг к событиям "Гусей..." Несмотря на то, что это почти прямое продолжение рассказа о приключениях Корнелия Гласа и юного Цезаря Лота, в "Крике петуха" пересекаются пути и героев остальных частей. Именно поэтому повесть можно считать центральной, "интегральной" частью всего цикла.

Городок конца сороковых годов, очень напоминающий Тюмень, где прошло детство Крапивина, уже давно стал одним из любимых героев писателя. Автор регулярно обращается к теме детства в послевоенное время, реалии которого он знает не понаслышке. Зачастую в это время переносится действие сказочных и фантастических произведений. Такой повестью и стал "Белый шарик матроса Вильсона". Рассказ о дружбе советского пионера со звездой кажется невероятным на фоне жесткой реальности послевоенного времени. Ну а мораль – лучше быть земным мальчишкой рядом с другом, чем звездой но в одиночестве – подводит итог многочисленным доказательствам приводящимся Крапивиным в его книгах, и доказывающим, что ничего нет сильнее дружбы на этом свете.

Самая странная и необычная повесть цикла – "Лоцман". Сам автор в одном из интервью утверждает, что планировал ограничить цикл пятью повестями, однако: "потом неожиданно как-то, подспудно, откуда-то изнутри пошла повесть "Лоцман"... А потом уже туда встряла предпоследней, неожиданно... повесть "Сказки о рыбаках и рыбках...". Герой "Лоцмана" писатель Игорь Петрович Решилов – фигура наиболее близкая самому автору среди многочисленных взрослых персонажей его небиографических произведений. Повесть о путешествии умирающего писателя и его юном проводнике поднимает огромные этико-философские пласты, особенно, в частях, посвященных ненаписанному апокрифу о детстве Христа.

Две последние части цикла, как уже говорилось "пришли сами собой" и стоят несколько особняком. И если в сумрачных "Сказках о рыбаках и рыбках" мы еще встречаемся со знакомыми персонажами и реалиями миров Кристалла, то в "Корабликах", самой, наверное, надрывной повести Крапивина, многочисленные игры с пространством и временем существенно отходят на второй план по сравнению с чувствами и "приключениями духа" главных действующих лиц. Психология взаимоотношений человека с самим собой, материализовавшимся из детства, противостояние невесть откуда взявшемуся темному alter ego Полозу, создают невероятно эмоциональное давление на психику читателя. Финальное перемещение во времени в сороковые годы подводит некую итоговую черту под всем циклом о перемещениях в параллельные пространства через грани Великого Кристалла.

© Идея, составление, дизайн Константин Гришин
© Дизайн, графическое оформление Владимир Савватеев, 2000 г.
© "Русская Фантастика". Редактор сервера Дмитрий Ватолин.
Редактор страницы Константин Гришин. Подготовка материалов - Коллектив
Использование любых материалов страницы без согласования с редакцией запрещается.

Дмитрий БАЙКАЛОВ

Черные зеркала Кристалла