Александр Громов

8

Я скосил глаза на часы - они показывали семь с чем-то - потянулся, смахнул с одеяла пригревшегося Пашку, зевнул и включил телефон. Утро выдалось таким же, как вчера, не хуже и не лучше. Дарья еще спала. Пусть поспит, полчаса у нее еще есть, а потом я ее разбужу, провожу и обдумаю, чем бы мне сегодня заняться. Пожалуй, почитаю, неделю уже ничего не читал по специальности, непростительно даже... А может быть, плюнуть на Сашку и все же поехать в институт?

Зажужжал вызов. Я прошипел сквозь зубы краткое ругательство, подскочил к экрану и повернул его в сторону от постели. Ну, если это опять Гарька... Уничтожу. Я ткнул в "здесь", и на экране громадным всклокоченным медведем возник дядя Коля. У меня сразу засосало под ложечкой. Что-то произошло, это было ясно сразу. Дядя Коля просто так звонить не станет.

- Живой? - хмуро спросил он, жуя усы. - Это хорошо, что живой. Я уже не надеялся. Картинку включи.

Я включил изображение. Дядя Коля усмехнулся: хорош я был, наверно, в трусах и без майки. Бройлер с кожей в пупырышках.

- Что-нибудь случилось? - спросил я шепотом.

- С чего ты взял? - ворчливо осведомился дядя Коля. - Это я думал, что случилось. Взял, понимаешь, манеру отключаться... Ты вот что... - он вдруг задышал и стал говорить тише, - ты там случайно никому на хвост не наступил?

- Никому, - сказал я. - А "там" - это где?

- Идиот! - рявкнул дядя Коля. - В институте.

- Н-нет, - промямлил я, соображая, что здесь к чему. Странный какой-то получался разговор. - А что случилось?

- Помнишь пистолет вчера утром? - спросил он. - На зачете. Ну, тот, что ты тогда выбил?

- А-а, макет "тарантула"?

- Никакой это не макет, - сдержанно сказал дядя Коля. - Я только вечером обнаружил и сейчас же тебе звонить... Гнать меня надо. Настоящий боевой "тарантул" это был, новенький, смазка свежая. И полная обойма. Понял? Безгильзовые патроны с ртутными пулями, шестнадцать штук как одна.

Я сглотнул.

- А этот твой... новый подручный?

- Решетов-то? - рыкнул дядя Коля. - Исчез, тварь. Как с ведром вышел, так только его и видели, за дверью ведро бросил и деру дал. Я сообщил куда следует, так что имей в виду, к тебе могут возникнуть вопросы. Ты сегодня на службе?

- Не знаю, - сказал я. - Думаю вот: ехать - не ехать.

- Если надумаешь, позвони, - буркнул дядя Коля. - По-моему, ты кому-то очень не нравишься. И поосторожней там, ясно?

- Ясно, - сказал я, и дядя Коля дал отбой. Я подошел к окну и прислонился к стеклу лбом. Стекло было холодное. За окном в провал между нашим и соседним домами падал медленный снег и где-то далеко, очень далеко, лениво, по-утреннему постреливали. Пусто там было, бело и пусто, и в этой пустоте начинался, постепенно разгоняясь, новый день, такой же, как остальные, самый обыкновенный московский день, и вот уже первая машина проехала внизу по улице, и низко, над самыми крышами, с гулом прошел, торопясь куда-то, десантный вертолет муниципальных сил, а Дарья за спиной заворочалась на постели и застонала, просыпаясь...

...Жил-был когда-то один человек. Иногда он совершал странные и необъяснимые поступки. Все думали, что он был дурак. А он был Святой.

Жил-был другой человек. Он тоже совершал странные поступки, и все думали о нем, что он Святой. А он был просто Дурак, и поступки его были дурацкие.

А еще жил-был третий. Он и теперь жив. Он не был ни дураком, ни святым, никем он не был, так, ни то ни се, заурядное дерьмо в проруби. И все о нем прекрасно знали, что он дерьмо в проруби. Но у него был "тарантул" с рукояткой, до отказа набитой ртутными пулями...

Вот так.

Теперь понятно, почему "жил-был" первых двоих в таком плюсквамперфекте?