Александр Громов

Глава 5

Феликс еще кинулся к Борису Семеновичу. Феликс попытался на что-то нажать и остановить кровь. Минуту спустя, перемазанный, он отступил на шаг встретился со мной взглядом и покачал головой:

- Бесполезно.

Будто и так было не ясно. Хотя из нас двоих врачом был все-таки он, а не я.

- Блин, - сказал толстый Леня и всхрапнул, как лошадь. Из последовавших нескольких минут только этот неуместный "блин" и отложился в моей памяти. Естественно, были крики, охи и ахи женщин, обильные междометия мужчин, но кто, что и в каком порядке произнес - расстреливайте, не скажу. Кажется, сам я провел эти минуты, стоя неподвижным столбом с отваленной челюстью. А с тем, кто скажет, будто у столба нет челюсти, я готов поспорить. Смотря какой столб

- Так. Гррм - Феликс звучно прочистил горло, чем вывел меня из ступора. - Попрошу тишины. У кого есть мобильник? У вас, Виталий? Давайте. - Он забрал у меня телефон (вечно таскаю его с собой неизвестно зачем), набрал номер и заговорил. - Радогодское отделение? А мне плевать, тут у нас труп. Труп, я сказал. Да. Только что. Нет, не знаю. Похоже на то. Не знаю сказано вам. Записывайте: санаторий "Бодрость", первый корпус. Да, "Островок". Что? Имейте в виду, у нас тут еще и мост снесло. Да, ледоходом. Что? Сами знаем. И это тоже знаем. Номер? У вас что, определителя нет? Да... Нет... - Феликс надолго замолчал слушая, - Так и сделаем... Ну, ждем.

- Приедут? - жалобно спросила Надежда Николаевна.

За ее спиной шумно дышала Инночка.

- Само собой. - Феликс вернул мне мобильник, стряхнул со лба капли пота и указал на журнальный столик с чашками, кружками и недопитым коньяком. - Вот что: тут ничего не трогать. Рекомендую всем разойтись по своим комнатам и не выходить из них без крайней необходимости. Думаю, следственная бригада будет здесь через час-два. Мешать ей работать у меня нет никакого желания, поэтому прошу не топтаться здесь без толку. Всем понятно?

Если бы каменный истукан с острова Пасхи вдруг скомандовал аборигенам построиться и организованно утопиться в океане, уверен, среди них не нашлось бы вольтерьянца, осмелившегося оспаривать приказание. Иное дело обитатели "Островка". Мария Ивановна пожелала сейчас же узнать, был ли Борис Семенович убит, и если да, то кем именно. При этом она нервно озиралась и нашаривала в кармане пальто валидол. Феликс отвечал, что имеется только труп, а устанавливать причину смерти - не наша забота. Милена Федуловна, только что исходившая поросячьим визгом, пришла в себя, то есть вернула себе прежний надменный вид и заявила, что лично она не потерпит никаких ограничений свободы и будет ходить там, где ей вздумается, - правда, немедленно после этих слов удалилась к себе в номер. Матвеич, покряхтев, робко спросил, куда податься ему, и Феликс великодушно пообещал приютить его у себя на время. Коля попросту выматерился, не обращая внимания на женщин. Телохранителя можно было понять.

- Лучше разойтись, - подал я голос, прозвучавший, кажется, несколько деревянно. - Феликс прав.

Не будь в армии сержантов, рядовые посылали бы офицеров далеко и надолго. В данном случае я сыграл роль сержанта. Не успели подо мной заскрипеть ступени винтовой лестницы, как обитатели "Островка" начали расходиться. Не утерпев, я еще раз взглянул на холл сверху. Если бы не кровь, можно было подумать, что Борис Семенович спит. Меня чуть-чуть замутило, и вместе с тем я подумал о том, как хорошо, что среди нас не нашлось чересчур впечатлительных людей со слабым желудком.

Не глядя больше ни на кого и ни на что, я прошел в свой десятый. Дверь в номер оказалась не заперта, И это меня сначала взбесило, а затем испугало. Потом я вспомнил, что сам не запер дверь, когда как полоумный выскочил на крик Марии Ивановны.

И она тоже хороша! Явление, видите ли, природы! Наглядное пособие по физической географии: "Тронул лед, река пошла, и бабуся поплыла"! Дай волю пожилому учителю - он всякое мгновение превратит в учебный процесс. А тем временем людей убивают!

Сковырнув с ног ботинки, я повалился на постель. Никаких дел у меня не было, разве что предаваться мрачным мыслям. Нет, мертвого Бориса Семеновича мне было жаль не более, чем любого незнакомого человека. В одной Москве их ежедневно мрет сотни четыре, причем некоторые не по естественным причинам, так что же, убиваться по каждому? Прямо скажем, Борис Семенович был человеком малосимпатичным, явно хворым рассудком и к тому же практически мне незнакомым. Ей-ей, крикливого попугая своей, соседки я пожалел бы сильнее, если бы тот сдох, - хотя и терпеть не могу попугаев, вздорная это птица.

Мне было совершенно ясно, что мой фантастический роман о человеке, гасившем звезды, застопорился надолго. Ведь чувствовал же я, что зря приехал в "Островок"! Так и оказалось: приперся искать на свою шею приключений. А приключения должны происходить с героями романа, с тем же Гордеем Михеевым; приключения с автором - это перебор. Что я, чересчур много хотел? Да ничуточки! Ну провести уютный вечер в холле с Феликсом и Матвеичем, ну выпить, естественно, однако так, чтобы завтра проснуться с работоспособной головой и нашлепать о Гордее главу-другую. Вполне скромные желания. Так нет же, вместо этого придется давать показания, и хорошо еще, если дело кончится только одним потерянным для мировой литературы днем, а не тремя-четырьмя! Я себя знаю. Меня любое чиновное хамло может завести так, что я надолго забуду о тексте. Следователю-то на мои обстоятельства тьфу и растереть, а у меня, между прочим, договор с издательством с санкциями за просрочку. Тридцатого апреля вынь роман да положь!

Когда без стука вошел Феликс, я уже порядком осатанел и больше всех крыл Мишку Зимогорова, болтуна и провокатора. Вернусь - уничтожу! "Классное местечко", нечего сказать! Сукин кот.

- Что? - нелюбезно спросил я, поворачиваясь с правого бока на левый. - Уже приехали?

- За двадцать-то минут? - Феликс посмотрел на часы и едва заметно улыбнулся, давая понять, что оценил шутку. Хотя я и не думал шутить. - Не спешите. Строго между нами, Виталий: я не думаю, что они появятся в ближайшие часы. А может, и дни. Знаете, я очень удивлюсь, если до нас доберутся завтра к утру.

Я сел на постели и начал нашаривать ботинки.

- Мост?

- Не только. Еще разлив на шоссе, вы о нем забыли?

Автобус больше не ходит. Легковая машина не пройдет тем более. Амфибий и вертолетов у здешнего УВД, разумеется, нет. Спуститься по Радожке на катере рыбнадзора можно только после ледохода, а он, как сами слышите, продолжается. Что отсюда следует, подумайте сами. Я подумал.

- Это что же... Борис Семе.. то есть труп будет сидеть в холле до самого утра?!

- Если не больше, - заверил Феликс. - Хреново. Но это не главное. Прислушайтесь.

- Только что прислушивался.

- Потише... Что делают соседи?

Феликс демонстративно умолк. Кажется, даже дышать перестал. Действительно, в промежутках между треском сталкивающихся на реке льдин я явственно услышал голоса. И сбоку, из девятого номера, и еще откуда-то. Кажется, снизу, из четвертого.

- Обмениваются впечатлениями, - сказал я.

- Вот именно, пока впечатлениями. - Феликс был очень серьезен. - Смерть, кровь, какой ужас, кто бы мог подумать и все такое. Нормальная человеческая реакция. Я вам скажу, что будет дальше. Скоро они начнут строить гипотезы о причинах смерти, и это будут очень нехорошие гипотезы, уверяю вас,

Я поднял на него взгляд.

- Убийство?

- Скорее всего. То есть я не исключаю и самоубийство, и несчастный случай, но, по-моему, это убийство. Вы мне поверьте, Виталий, я, наверное, на своем веку повидал покойников немного больше, чем вы... вы только не обижайтесь...

- Я не обижаюсь, - буркнул я. - А дальше что?

Он вздохнул. Кажется, моя тупость начинала действовать ему на нервы.

- Только то, что убийца в настоящий момент находится в этом здании. Или по крайней мере на одном с нами острове. Вы согласны с этим тезисом?

- Только в том случае, если это действительно убийство, - сказал я. - Что не факт.

- Не факт, - согласился Феликс. - Но к такому выводу очень скоро и совершенно неизбежно придут все наши соседи. Вы представляете, что тут начнется? Хорошо представляете?

Я попытался представить. Мне не понравилось. Очень не понравилось.

- До утра, положим, перетерпим... - пробурчал я.

- А если дня три-четыре? Я ведь, по правде говоря, насчет завтрашнего утра погорячился. Не верю я в это. Ну, допустим, пробьются местные сыскари в "Бодрость", а дальше? Переправочных средств в санатории наверняка нет. Собственной строительной бригады, насколько я понимаю, тоже. Одна надежда на то, что протоку как следует забьет льдом и можно будет перебраться сюда по затору. А нам - отсюда. Но я на случайности не надеюсь и вам не советую. Я молчал. Ждал, что он скажет дальше.

- Поэтому я предлагаю вам поддержать меня в одном полезном деле, - продолжал Феликс медлительно и веско, - и даже, пожалуй, сыграть в этом деле главную роль. Согласитесь ли вы - вот в чем вопрос...

- Поддерживать версию о самоубийстве? - спросил я.

- Нет. - Феликс отрицательно качнул головой. - Попытаться расследовать это дело самостоятельно, так сказать, в частном порядке. Вы и я. Но главным образом, конечно, вы.

С минуту я молча пялился на него, потом меня одолел безудержный истерический смех. Феликс, заведомо готовый к такой реакции, терпеливо ждал.

- А почему не Матвеич? - спросил я, вытирая глаза. - Почему я? Не все ли равно кто?

Ответ был явно заготовлен заранее:

- Потому что не Матвеич в настоящее время пишет детективы, а в прошлом работал в органах МВД.

- А разве я работал в органах МВД? - спросил я, все еще посмеиваясь.

- Так-таки и нет? Никогда?

- Вот именно: никогда. Ни сном ни духом.

- Хм... - Феликс был озадачен. - А простите, как же вы тогда пишете? Ведь ваши книги на современном материале?

- Как, как, - сварливо сказал я. - Стучу по клавишам двумя пальцами. А когда текст хорошо летит, то и четырьмя.

- А... - Феликс на секунду затруднился с подбором слова, - фактуру откуда берете? Из головы?

- Эйнштейн сказал, что из ноги было бы труднее.

Феликс ненадолго задумался. Истукан истуканом. Затем в глазах истукана появился блеск.

- Ну хорошо... Допустим, я теперь знаю, что вы не служили. Но ведь остальные-то этого не знают. А мы им не скажем, правда?

Я покачал головой:

- Не согласен.

- С чем?

- Ни с чем. Вообще не согласен. С какой стати нам брать на себя чужую работу? Нас за это по головке не погладят. Кто мы такие, чтобы вести следствие?

- Ну-ну, - сказал Феликс. - Допустим, это можно назвать не следствием, а предварительным дознанием... Нет желания? Тогда оставим все как есть. - Он развел руками. - Будем торчать каждый в своем номере и подозревать друг друга. К утру подъедим съестное, у кого оно вообще есть, и начнем голодать. Может, с берега в нас кинут банкой тушенки. От трупа уже завтра пойдет запах. В холле довольно тепло. А главное - всеобщая подозрительность и мысль, что убийца рядом. Вы в детстве пауков в банку никогда не сажали?

- Не сажал.

- А я раз проделал такой эксперимент. Знаете, пауки в банке - это не метафора. Это страшно.

- Вы же сами натолкнете их на мысль об убийстве своим самопальным расследованием, - возразил я.

- Почему? - Феликс пожал плечами. - Мы просто хотим разобраться в трагическом происшествии до прибытия официальных лиц и представить им отчет. Ваше прежнее звание, Виталий, просто обязывает вас этим заняться.

- Какое еще звание, - зарычал я. - Я же сказал, что...

- Звание лейтенанта милиции, - глазом не сморгнул Феликс. - По-моему, этого достаточно. Вы работали участковым, правда, давно и недолго. Потом увлеклись сочинительством и вышли в отставку. Подходит? А я буду при вас за эксперта. В свое время я как-никак сдавал зачет по судебной медицине.

- Бред, - устало сказал я. - Нет, я не участвую. А вам советую вернуться в свой номер и лечь спать.

- На моей кровати спит Матвеич, - возразил Феликс. - Я скормил ему две таблетки димедрола. Пусть оклемается, ему сегодня досталось.

- Тогда мы можем водки выпить, - предложил я. - Тоже занятие.

Вместо того чтобы принять предложение и расслабиться, Феликс весь подобрался и как-то заледенел.

- А я с подозрительными людьми не пью. Почем я знаю, может, вы и убили.

- Что-о?!

- Что слышали, - невозмутимо сказал Феликс. - Вы своей непричастности к убийству еще не доказали. Поэтому следователь будет трясти вас наравне со всеми.

Я сдержался и ответил:

- Вы, кстати, тоже не доказали.

- Ну, более или менее могу доказать. - Феликс холодно улыбнулся, в то время как внутри меня все кипело. - Сначала мы сидели внизу втроем: я, вы и Матвеич. Припоминаете? Примерно без двадцати минут семь я почувствовал э... некоторый дискомфорт и поднялся к себе в номер. Кстати, одновременно с вами. Там я пробыл не более трех минут и выбежал на крик Марии Ивановны. Признаться, подумал, что что-то случилось. Даже воду в унитазе не спустил. Внизу находились э... Мария Ивановна, Надежда Николаевна, Викентий, Матвеич и Леня. Да, еще Коля, телохранитель. Хотя нет, он появился чуть позже и выбежал из "Островка" последним. Еще наступил мне на пятку. Итого шесть свидетелей могут подтвердить, что я никак не мог найти Бориса Семеновича, которого и близко не было, и чикнуть его по горлу. Просто не успевал. Остальное время я был у всех на виду, так что извините, Виталий. Одного кандидата вычеркивайте.

- Вы забыли одну мелочь, - усмехнулся я. - Меня. Я могу сказать о себе то же, что и вы. У меня алиби.

- Да ну? Сколько, по-вашему, времени, мы любовались на эту... ледяную дрянь?

- Минут пять.

- А я убежден, что не больше полутора-двух минут. У меня, представьте, очень неплохое чувство времени. Мария Ивановна тоже кричала не зря - боялась, что мы опоздаем на зрелище. Да вы сами прикиньте, сколько надо льду, чтобы проплыть метров триста, - я имею в виду тот лед, что поплыл по основному руслу. Радожка - река быстрая.

- Ну, минуты три-четыре...

- Максимум две. Думаете, Борису Семеновичу перерезали сонную артерию в то время, когда мы любовались, как сносит мост? А я в этом не уверен.

- Зато я уверен, - сердито сказал я. - По-вашему, это сделали раньше? И вы хотите сказать, что он жил с перерезанной сонной артерией две... так и быть, пусть даже всего две минуты, а не три и не пять? Очень смешно.

- Очень не смешно, - парировал Феликс. - Вы обратили внимание, что внизу все в крови? Я имею в виду не только кресло и столик. Хотя да, там же на полу ковер красный... А на стенах кровь заметили? Нет? Зря. Пока мы на улице разевали рты, бедняга метался не только по холлу, а, пожалуй, по всему первому этажу. Можно спуститься и проверить. Если он к тому же пытался пережать артерию, а это можно сделать вот тут, - Феликс ткнул себя в район ключицы, - то в запасе у него могло быть и поболее двух минут. Завопи Милена Федуловна чуть раньше - я бы попытался наложить жгут. Еще был бы смысл.

- Вы серьезно? - изумился я.

- Попытка не пытка.

- На шею можно наложить жгут?

- Можно, - кивнул Феликс. - Если знать как. Гм... Словом, настоящего алиби у вас нет. Вы поднялись на второй этаж, зашли к себе в номер, это я видел, и спустя три минуты выбежали из него очень взволнованным. Будьте любезны сказать, что вы делали, пока вас никто не видел.

Я честно сказал, что я делал, использовав нелитературный глагол.

- А кто может подтвердить, что вы э... были в санузле, а не где-то еще? Мне, например, представляется следующая картина. Вы захлопнули дверь своего номера и через несколько секунд осторожно выглянули в коридор. Убедившись, что я уже зашел к себе в восьмой, вы вышли, спустились вниз, хладнокровно чикнули по шее Бориса Семеновича и быстро вернулись к себе. Вам пришлось поспешить, поскольку вы не желали столкнуться ни с Надеждой Николаевной, ищущей дочь, ни с Марией Ивановной, ищущей внука. И вы были правы, что поспешили.

- Всегда приятно открыть в себе новое, - фыркнул я. - А Матвеич в холле? Он мой сообщник?

- А вы не проходили мимо Матвеича. Для того чтобы попасть в левое крыло здания, вам вовсе не нужно было спускаться в холл, к тому же по лестнице, которая, как вы знаете, скрипит. Вы прошли в левое крыло на втором этаже, тихонько проследовали мимо моего номера и спустились на первый этаж через боковую башенку. Она, кстати, не вполне декоративная, а дверь в нее открыта. Я только что проверил.

- Через башенку можно спуститься на первый этаж?

- Если немного постараться.

- Чем кучерявее, тем увлекательнее, - вздохнул я. - Мышление в стиле рококо. Бросьте, Феликс, не выдумывайте. Вы знаете, что я не убивал. Если уж на то пошло, я могу предъявить вам точно такое же обвинение на тех же самых основаниях.

Феликс тоже вздохнул, затем улыбнулся и подмигнул мне. Разыгрывал, понял я. Вот урод. Ему хиханьки, а внизу труп в кресле. Циник, что с медика взять.

- Верно, - сказал он. - Вы не убивали, и я не убивал. Тогда кто убил, я вас спрашиваю?

- И зачем, - поддакнул я. Феликс странно посмотрел на меня.

- Вы имеете в виду мотив? Ну, мотив-то как раз был. Да он же нам с вами демонстрировал этот самый мотив, помните? Когда он спьяну вкручивал нам всякую чушь о настоящих Хозяевах Земли, тут-то он его и показал. Забыли?

- Забыл. Хотя нет, погодите...

- Значит, мне было лучше видно, - сказал Феликс. - Помните, что он достал из кармана? Я, конечно, не могу утверждать наверняка, но, по-моему, это был неограненный изумруд. Да-да. Чистый, ювелирный изумруд карат на двести. А может быть, и больше.

Тихонько, чтобы не привлечь внимания шумом, мы дошли до торца короткого коридора. Тут Феликс отступил на шаг и предложил мне самому открыть дверь в башенку. У меня мелькнула было мысль, что, как только я шагну вперед, он сзади шарахнет меня по затылку чем-нибудь тяжелым, но мелькнула она только на одну секунду. Уж кто-кто, но не Феликс.

Дверца была такая узенькая, что толстого Леню и Милену Федуловну заведомо следовало бы исключить из числа подозреваемых. Если бы, конечно, они жили на втором этаже.

Дверная ручка болталась на одном шурупе. Я легонько толкнул дверцу - безуспешно, затем потянул на себя. Она легко отворилась.

Внутри было темно, пыльно и тесно. Половину каморки эанимала ржавая железная койка, намертво заклиненная между дощатыми стенами. Здесь, наверное, отсыпалась обслуга чиновных рыл, и ей, обслуге, приходилось быть особенно бдильной спросонок, чтобы не провалиться в квадратный люк.

Я посветил зажигалкой. На первый этаж башенки вела узкая крутая лесенка без перил. Наверх, на чердак, вела еще одна лестница, похожая на шведскую стенку. Больше ничего интересного в каморке не нашлось.

- На первом этаже дверца тоже не заперта?

- Не знаю, не проверял, - вполголоса ответил Феликс. - Вы бы потише...

- Зачем тогда выдумывать всякие небылицы?

- Только чтобы тебя расшевелить. Не обиделся, нет?.. Ну и правильно. Кстати, предлагаю перейти на "ты". Для упрощения коммуникации.

- Как хотите. - Я пожал плечами.

- Как хочешь, - поправил Феликс. - Повтори, будь добр.

- Иди ты...

- Молодец. Пошли.

- Куда?

Феликс не удостоил меня ответом, а я кисло подумал, что своей цели он достиг: вот я уже участвую в деянии, которое впоследствии может быть квалифицировано как попытка помешать следствию, и не дай бог, если мы случайно уничтожим какую-нибудь важную улику, не придав ей значения. А мы запросто можем это сделать! Сыщик Мухин-Колорадский - ну не смешно ли? Шерлок. Эркюль. Майор Знаменский, век воли не видать. Майор Пронин.

Нет, Феликс меня не убедил. Заразил бациллой сыска - это точнее. Я с отвращением подумал о том, что без него валялся бы сейчас на кровати у себя в номере не в силах ни взяться за текст, ни совершить еще что-нибудь полезное. Наверное, в конце концов просто напился бы в дым от одиночества и тоски.

Проходя мимо шестого, аварийного номера, Феликс на всякий случай потянул за дверную ручку. Бесполезно: дверь была приколочена к косяку гвоздями, судя по шляпкам - длинными и толстыми. Сказавши "угу", Феликс повернулся к противоположной стенке коридора и потянул за ручку двери под цифрой "семь".

Позднее я подумал, что из него вышел бы отличный естествоиспытатель. Он действовал последовательно и методически, не упуская мелочей и не оставляя в тылу непознанного. Безусловно, он просто хотел лишний раз убедиться, что дверь пустующего номера заперта. Как вчера. И как позавчера.

Она была не заперта. Мы вошли. Феликс щелкнул выключателем.

Номер как номер. Двухместный. Хороший, уютнее моего. Похоже, резерв администрации санатория на случай приезда гостей с положением или деньгами. На стене вместо рогов или полусъеденной молью кабаньей головы - довольно прилично сохранившееся чучело белки, распластавшейся по каповому наросту. На стенке шкафа, само собой, перечень имущества, как то: мебель, белье, стаканы-графины и эта самая белка. Постели - аккуратно застелены.

- А в замке-то ковырялись, - удовлетворенно сказал Феликс.

- Нанопитеки? - хмыкнул я. - Сегодня в обед уборщица приходила. Может, она и открыла, а потом забыла закрыть.

Я его уел. Феликс еще раз осмотрел замок, действительно нуждавшийся в замене, и пробормотал "может быть".

- Матвеича здесь поселим, - сказал он после паузы. - Тесно вдвоем в одноместном...

В девятом номере устало, уже совершенно механически переругивались Надежда Николаевна с Инночкой. На цыпочках; чтобы не вводить их в соблазн выглянуть в коридор, мы с Феликсом дошли до торца правого крыла. Тут дверца в башенку была заперта на небольшой висячий замок. Стоило только прикоснуться к нему, как он повис на одной петле. Феликс едва успел его придержать, чтобы он не звякнул. Единственный шуруп, удерживавший петлю в дереве, покатился по полу.

Такая же каморка, но без койки. В углу - куча строительного мусора, грубо заостренный черенок от метлы и ржавая совковая лопата. Больше ничего. Люк в полу гостеприимно распахнут в ожидании неосторожного зеваки. Люк в потолке - тоже.

Мы вышли и обменялись многозначительными взглядами. Феликс нашел шуруп и приладил его на место. По-моему, он мог выпасть от чиха. А на вид - надежно запертая дверь.

Она и была заперта, вспомнил я. Была заперта еще утром, когда я на всякий случай подергал ручку. Хм... А почему я подергал ручку, несмотря на висячий замок? Глупо...

А потому, что в моем замке тоже кто-то копался, вот почему!

Я был искренне удивлен, когда в этом царстве якобы запертых дверей и взломанных замков дверь в подсобку оказалась действительно запертой. Феликс осторожно подергал сильнее. Ничего. Только на двери отпечатались четыре следа. Два правых и два левых. Будто кто-то пятипалый и очень маленький, появившись неизвестно откуда, пробежал поперек двери наискосок. И исчез.

Картина в холле не стала лучше от того, что мы не видели ее какое-то время. При виде трупа я сглотнул и предпочел не смотреть на него. Однако от свернувшейся крови некуда было деться, ее следы, то обильные, то не очень, виднелись везде, куда я ни поворачивался. Темные пятна на ковре. Пятна на стенах. На камине. На пенопластовом рыбацком ящике Матвеича. Кажется, и на сохнущем тулупе тоже. Глянцевая Черно-коричневая корочка на журнальном столике. Повсюду пятна, кроме потолка.

Разговаривали мы шепотом. Феликс согласился с моим мнением, что сначала следует осмотреть место преступления (или происшествия, если преступления не было), а потом уже переходить к допросу свидетелей. Если, конечно, они позволят допрашивать себя каким-то самодеятельным фендрикам, подумал я при этом. Но промолчал.

Искать, по словам Феликса, следовало лезвие безопасной бритвы или даже обломок лезвия. Свое суждение он обосновал тем, что разрез на шее жертвы был не слишком глубоким. Лезвие. Чешуйка острого металла, зажатая между указательным и средним пальцами. Оружие шпаны. Или дилетанта. Или умного киллера, сработавшего под шпану. Хотя Феликс согласился, что орудием убийства в принципе мог послужить любой предмет с острой режущей кромкой. Смотря как им действовать.

Обойдя кресло сзади, Феликс осторожно проверил карманы Бориса Семеновича, по-моему, больше для проформы, и отрицательно помотал головой. Пусто. Надо думать, ни лезвия, ни изумруда. Что и неудивительно.

Кроме черно-коричневых пятен, на столике остались три стакана (один - с чайной ложкой), чайник электрический пластмассовый, чайник заварной и основательно початая бутылка "Белого аиста". Ничего режущего. Кажется когда мы отпаивали зазябшего Матвеича, на столе действительно не было ножа.

Нет ничего утомительнее, чем, согнувшись в три погибели, исследовать ковер при не очень-то ярком освещении, избегая наступать на темные пятна и борясь с вполне естественной тошнотой. К счастью, в это время я не вспомнил о своих романах, где мозги зачастую пребывают на потолке, а не в черепной коробке.

Я нашел пуговицу и обгорелую спичку. Феликс - монету в десять копеек. Покончив с холлом, мы осмотрели коридоры первого этажа. Пятна засохшей крови были и тут. На стенах. Пятна впитавшейся крови - на ковровых дорожках. Много пятен. Больше ничего.

Мы исследовали каждый сантиметр пола. Феликс заглянул и под ковер. Затем внимательно осмотрел кресло, где сидел труп, и развел руками. Лезвия не было.

Два плюс два равно четырем. Трудно представить себе самоубийцу, пусть даже полусумасшедшего, который в последние секунды жизни попытался бы спрятать орудие самоубийства. А значит, самоубийцей Борис Семенович не был.

Очень мягко говоря, вывод меня не обрадовал.

- Он носился по всему первому этажу, - хмуро сказал Феликс. - Зажимал рану и наверняка орал. Мы не услышали, зато услышала Милена Федуловна. Может, с нее и начнем? Так, по-моему, полагается?

- Полагается-то так... А почему не с телохранителей?

- Думаете, они?

- Что тут думать... - неохотно проговорил я. - Это жизнь, а не детективный роман. Ребята крутые, безмозглые. Красиво жить и амеба хочет. Убийство богатого клиента из корыстных побуждений, чего проще. Он, наверное, и им демонстрировал свой камешек.

- Да, - согласился Феликс, - это версия номер один. Но не единственная. Все-таки пойдем к Милене Федуловне.

- Боишься? - прямо спросил я. По-моему, Феликс ничуть не обиделся.

- Боюсь, - кротко ответил он. - Поэтому буду действовать осторожно, а на рожон без крайней необходимости не полезу. Ты со мной или как?

Мне очень хотелось ответить "или как" и вернуться к себе, но тогда уже Феликс имел бы все основания обвинить меня в трусости. И откуда в нас этот показной героизм? Мальчишество же... Ругая себя на все корки, я кивнул:

- Ладно уж...

- Только больше не пить. Договорились?

- Договорились, - сказал я. - А что ты на меня так смотришь?

- Обыкновенно смотрю, - сказал Феликс. - Тут мы все скоро совсем не так друг на друга смотреть станем... Ты мне вот что скажи. У тебя всегда так: рюмашку хлопнул - и тебя понесло?

- В каком смысле - понесло?

- В алкогольном. Между первой и второй перерывчик небольшой?

- Бывает.. - сознался я. - Не всегда, конечно. Я под градусом работать не могу. А если не работать - чем еще заниматься?

- Понял. Сейчас не сорвешься?

- Не сорвусь.

- Уверен?

- Иди ты знаешь куда! - возмутился я. - Ты что, за запойного меня держишь?

- Был грех, - спокойно ответил Феликс. - Но я рад, что ошибся. Без обид?

Он протянул мне руку. Пробурчав "без обид", я пожал ее.

Было все же немного обидно.

Дверь под цифрой "четыре" была заперта. Взволнованный голос Марии Ивановны спросил, кто там, и нас впустили. Бульдожка вскочила с половичка, порычала на нас для порядка, затем дружелюбно задергала обрубком хвоста. Ни животные, ни люди ничего не имели против нас. Если обитатели номера уже сделали вывод об убийстве, то по крайней мере нас с Феликсом к мокрушникам пока не причисляли, и на том спасибо. Хотя, по-моему, они были просто потрясены, и не более того. Слишком потрясены, чтобы логически рассуждать.

- Боже мой, - повторяла Мария Ивановна, прикладывая пальцы к вискам. - Это ужасно. Как же так? Ведь человек же все-таки...

Безусловно, она не забыла, как Коля грубо тащил ее внука за шкирку, и не простила ни ему, ни его хозяину-нуворишу. Старые педагоги нуворишей особенно не любят. И тем не менее она следовала правилу: о покойном - ничего плохого.

К счастью, у нее было такое же почта-алиби, как у меня или у Феликса. Конечно, она не убивала, подумал я, и не имеет представления, кто убил.

Викентий сидел на раскладушке и маялся без дела, делая вид, что увлечен роботом-трансформером. Потрясение Милены Федуловны вылилось в выражение лица типа "я так и знала, что мне здесь испортят отдых". Трудно было и ожидать от нее большего.

Лежа на своей кровати в махровом халате, она читала женский роман в пестрой обложке, на которой жгучий брюнет страстно лобызал грудь млеющей блондинки, и отложила книгу только для того, чтобы пожаловаться на холод и строго спросить нас, когда, по нашему мнению, восстановят отопление. Спросила она так, как будто ничуть не сомневалась в том, что не кто иной, как мы с Феликсом устроили аварию на теплотрассе. По-моему, в номере пока не было холодно.

Пока.

- Думаю, нас переселят, - предположил Феликс, - как только наведут какое-то подобие моста. Наверное, уже завтра. Я не поверил ему. Он сам себе не верил. Завтра? Ой вряд ли.

- Я полагаю, потом они вернут нас в "Островок"? - скрипучим голосом осведомилась Милена Федуловна. - Я заслуженный учитель, они обязаны. Этот номер специально зарезервирован...

Я не стал слушать, за кем он зарезервирован. Кажется, за каким-то департаментом образования какого-то округа. Словом, еще один копрофаг, вроде Гильдии беллетристов, не погнушавшийся подъедать барские остатки.

Я не стал слушать, а Феликс с замечательным самообладанием дослушал до конца, сочувственно качая головой и поддакивая. Потом деликатно откашлялся и участливым тоном спросил:

- Зачем вы убили Бориса Семеновича?

Даже у меня отпала челюсть. У Марии Ивановны - тем более. Один только Викентий оживился, завертел головой, заблестел глазками и едва ли не привизгнул от удовольствия. Приключение! Криминал и следствие! Убийца здесь!

Говорят, вулканы перед мощным извержением как бы слегка раздуваются - их конусы вспучиваются под напором магмы. Именно это и произошло с Миленой Федуловной, если только выбросить слово "слегка". Она побагровела. Затем раздулась и затряслась. Секунд через пять грянул взрыв и пошла магма.

- Да как вы смеете!..

Большая часть вулканических бомб обрушилась на Феликса, но и мне досталось по первое число. Извержение было слышно не только в "Островке", но и, наверное, на том берегу реки. Давненько я не узнавал о себе столько нового сразу. Как-то раньше не замечал, что я слабоумный негодяй, хулиган и мизерабль. Но, может быть, я плохо присматривался к себе.

- За что вы так ненавидели Бориса Семеновича? - спросил Феликс, когда у нее кончилось дыхание, и я понял, что он попал в точку. Да. Ненавидела. В отличие от остальных обитателей "Островка", которых она всего лишь презирала.

- По-вашему, я должна была его любить? - через силу произнесла Милена Федуловна, с трудом восстанавливая дыхание, и, кое-как восстановив, сделала несколько глотательных движений. - Уходите, оба! Вон! Это мой номер, и я этого так не оставлю. Сначала подселили черт знает кого с раскладушкой, потом отключили отопление, теперь являются двое с грязными оскорблениями! Уходите, слышите! Я не намерена терпеть ваши инсинуации!

На этот раз вспышка была короткой. Вулкан выдохся. Зато бульдог вскочил на кривые ноги и настороженно гавкнул.

- Очень хорошо, - сказал Феликс. - На минуту допустим, что убили не вы. Тогда кто же?

- Откуда я могу знать, кто его убил, вашего мафиозо! - взвизгнула Милена Федуловна. - Развели бандюг! Вы, вы развели! Что, не так? В наше время их к стенке ставили! Свободу и демократию им подавай, чтобы легче было грабить, а сами бандитов нанимают для охраны. Вот у них и спросите!

- Обязательно спросим, - кивнул Феликс. - Кстати, вы застали Бориса Семеновича еще живым?

- Как же, живым! Мертвый он был и весь в кровище! Так и сидел в кресле, как сейчас сидит. Я его не трогала! Очень мне надо бандитов трогать, да еще мертвых! Я сюда долечиваться приехала, а не бандитов трогать!.. Я бы к нему и в перчатках не прикоснулась, что к живому, что к мертвому!..

Я подумал, что живой Борис Семенович вряд ли позволил бы бешеному завучу трогать себя даже в перчатках, но смолчал. Вообще, получалось интересно: несмотря на нашу договоренность, Феликс взял инициативу в свои руки, а я был при нем чем-то вроде безмолвного придатка. Нельзя сказать, чтобы это меня объективно не устраивало, но все же самолюбие было слегка задето. И я спросил:

- Вы не заметили еще кого-нибудь в тот момент, когда нашли Бориса Семеновича?

Про себя я подумал, что она могла заметить лишь Рустама.

Только он, Борис Семенович и сама Милена Федуловна оставались в "Островке", когда остальные любовались, как сносит мост. Но она не заметила. Может быть, на свое счастье.

- Вы вышли из номера с собакой?

Минут через пять мы добились ответов на все наши вопросы. Нет, она вышла не с собакой, что мы и сами могли видеть. Она всегда выгуливает Цезаря после ужина, а в столовую с ним не ходит, потому что не терпит первобытного хамства ее работников. Сначала она выглянула в коридор, потому что Мария Ивановна подняла вульгарный шум, как на пожаре. Нет, она не побежала на мороз вслед за толпой инфантильных недоумков, а с достоинством вернулась в номер. Затем ей снова пришлось выйти, потому что кто-то поднял ужасный тарарам на первом этаже, и, хотя это неудивительно при таких соседях, хотя здесь принципиально невозможно пресечь всяческие безобразия, однако надо было хотя бы попытаться это сделать. Из принципа. Какого рода тарарам? Беготня, вот какого! Туда-сюда. И слышно было, что бегает взрослый человек, а не ребенок. Крики? Да, дважды вскрикнули, но не очень громко. Ничего членораздельного. Потом безобразие вроде прекратилось, но кто мог ручаться, что оно не начнется снова? Она отложила книгу, встала, надела тапочки, вышла в холл и, увидев Бориса Семеновича, подняла тревогу. Хотя, по ее мнению, мафиозо получил по заслугам.

Все.

Нет, когда она в первый раз выглянула в коридор, она не заметила, кто был в холле, а кого не было, главным образом из-за того, что этот толстый наглый юноша, что живет в пятом номере, как раз протопал мимо, как слон, и загородил кормой весь обзор. Если бы не это обстоятельство, ей все равно было бы нечего добавить, поскольку она не имеет дурной привычки шпионить за соседями и запоминать, кто где был и когда, понятно?

- Понятно, - сказал Феликс; - Мы вам признательны. Теперь вы, Мария Ивановна. Если вас не затруднит, расскажите все, что вы видели, с того момента, как вы оказались на улице... то есть, прошу прощения, улицы тут нет... в общем, снаружи. И пожалуйста, как можно подробнее.

- Что? - Мария Ивановна вздрогнула. Лицо ее быстро приобретало осмысленно-беспокойное выражение. - Да-да, конечно... Простите, Феликс, а зачем это? Я так понимаю, что всех нас об этом еще будут расспрашивать...

- Обязательно будут, - кивнул Феликс. - Однако у нас маленькая проблема: до нас теперь трудно добраться. Если произошло убийство, а я думаю, что дело обстоит именно так, то убийца скорее всего находится в "Островке". Под одной крышей с нами.

Не засекал, сколько времени длилась немая сцена. По-моему, довольно долго. Бесспорно одно: Милена Федуловна поняла, что ее дурачили. Я ясно заметил, как она поджала губы и тщетно попыталась сверкнуть давно выцветшими глазами. Бесспорно и другое: я почувствовал, что дурачат и меня.

Либо Феликс совершенно не соображал, что делает, либо сознательно сеял панику.

Он делал прямо противоположное тому, что говорил мне.

- ...и в интересах нашей безопасности... Вы понимаете?

- Да-да, - закивала Мария Ивановна. - Я понимаю. М... в общем, я искала Викентия. Он такой сорванец... иногда специально от меня прячется... В "Островке" не нашла, надела пальто, обошла вокруг корпуса. Потом вернулась, спросила у вас, не видели ли вы его... да вы помните, наверное. Тогда я подумала, что он мог убежать на конец острова, туда, где вы вытащили э... рыболова. Там, знаете ли, еще было припайное ледяное поле, ну я и боялась, что Викентий туда забрался, а от корпуса не видно - кусты... Потом я вернулась на другой конец острова, ну где этот старый фундамент... Подумала, что он мог спрятаться там. На обратном пути оглянулась, увидела прорвавшийся затор и побежала звать всех. Это надо было увидеть.

- Без сомнения, - вежливо согласился Феликс. - А дальше?

- Дальше вы видели. - Мария Ивановна беспомощно развела руками.

- Мы могли что-то упустить. Кто прибежал на ваш э... зов?

Перечислите всех, кого вспомните. И кто откуда появился. Мария Ивановна несколько раз моргнула.

- Это так необходимо? Хорошо, я попробую вспомнить... Вы прибежали, Виталий вот тоже... оба сверху. Рыболов этот... к сожалению, не знаю его имени. Матвеевич, да? А имя? Василий Матвеевич? Да-да... Он в кресле сидел... хотя нет, на диване... Да, на диване. Тут и Викентий появился, я даже не поняла откуда. Потом еще Леня... хотя нет, Леня появился раньше. Из своего номера. Надежда Николаевна... да, она была в холле.

- А Коля, телохранитель?

Мария Ивановна покачала головой.

- Не видела. То есть потом видела его снаружи, а в холле - нет.

Да, Коля прибежал последним, вспомнил я. Она могла его и не видеть.

Ну и что с того, спрашивается?

- Викентий! - позвал Феликс. - Поди сюда. Поди, поди, не укушу. Дело есть.

- Еще кто кого укусит, - пробурчал себе под нос Викентий, отложил трансформер и пересел на своей раскладушке поближе к нам. - Ну?

- Так где же ты, друг любезный, прятался от бабушки, а? Может, поведаешь нам?

- За креслом. За тем, что справа от телевизора. В нем вот он сидел. - Палец мальчишки уставился на меня. - Там не видно.

- Ну! - Феликс даже приоткрыл рот в восхищении. - И мы трое тебя не заметили?

Мальчишка засмеялся.

- Ха! А зачем вам по сторонам смотреть, когда у вас бутылка была? А Матвеич так врал, так врал - я думал, у меня кишки лопнут...

- Викентий! - строго сказала Мария Ивановна.

- Нет, правда, ба! Самое трудное было не засмеяться. Попробовала бы ты, когда он так врет...

- Викентий!

- Викентий, - сказал Феликс, - замнем. С этим ясно. Теперь еще одно маленькое дельце. Все эти открытые двери, взломанные замки и дурацкие следы на стенах и прочем... Твоя работа?

Викентий сразу замкнулся и промолчал.

- Я же знаю, что твоя.

- Феликс! - со стоном проговорила бедная Мария Ивановна. - Ну сколько можно! Ведь вы же сами говорили, что еще до нас...

- Я соврал, - спокойно объяснил Феликс. - Как Матвеич, только с умыслом. Вот его пожалел. Леня ввел вас в заблуждение, а я ему подыграл. До вашего приезда ничего подобного не наблюдалось. Ни разу. Викентий, ты?

- Нет! - выкрикнул мальчишка. - Не я!

- А кто?

- Не знаю! Ба, чего он?..

- Послушай, парень, - сбавил тон Феликс. - Мария Ивановна, вы, пожалуйста, помолчите одну минуту... Послушай, парень. Тут человека убили. Дело серьезное. По сравнению с этим пара взломанных замков такая ерунда, что об этом и говорить не стоит. Мелочь. Но мы должны разобраться и в мелочах. Никто не станет тебя ругать, тем более я. Ты нам просто помоги. Мы тут с дядей Виталием решили заглянуть в шестой номер, а дверь открыть не можем. Может, ты попробуешь?

- Ха! - презрительно сказал мальчишка. - Чего там пробовать. Гвозди надо выдернуть. А замок открыт.

- Откуда знаешь?

Викентий насупился. Он понял, что Феликс его поймал, и злился.

- Чем хоть открывал-то? - улыбаясь, спросил Феликс, - Бабушкиной шпилькой?

Молчание.

- А с крыши далеко видно?

- Да не знаю я! С какой еще крыши?

Мария Ивановна смотрела на нас с ужасом. Милена Федуловна - с высокомерным презрением. Убежден, что существа, подобные Викентию, не раз подкладывали ей на стул кнопки и натирали доску парафиновой свечой. А те, что постарше, - звонили в милицию насчет заложенной бомбы как раз накануне сочинения о "лишних" людях в творчестве русских классиков. У подростков свое понятие о том, кто лишний, и, по-моему, правильное.

- С обыкновенной крыши, - пояснил Феликс. - Бабушке рассказать, а?

Мальчишка шмыгнул носом. Он сдавался.

- Так чем ты открывал замки? Мне просто интересно.

- Скрепкой. - Викентий наконец сдался. - И еще гвоздиком, только его подточил немного...

- Умелец. Обо что точил-то?

- О стенку в подвале. Я подвал первым открыл... ну, когда меня поймал этот... хранитель. То есть я сначала открыл дверь в башенку, а потом уже в подвал.

Мы с Феликсом озадаченно переглянулись. В "Островке" был подвал, куда можно проникнуть, и мы не знали о его существовании. А шустрый Викентий узнал в первые сутки после приезда.

- Зачем отпирал-то? - с любопытством спросил Феликс.

- Так... Интересно.

- Ну ладно. А следы нанопитеков чем делал? Давай показывай, не стесняйся.

- А не отберете?

- Не отберем.

- Честно-честно? - Физиономия Викентия выразила сомнение.

- Даю слово.

Рука мальчишки нырнула в карман и вынырнула с небольшим предметом, тщательно вырезанным из обыкновенного ластика. Под тяжкий вздох Викентия Феликс взял предмет с его ладони, повертел в руках, хмыкнул и передал мне.

Маленькая резиновая пятерня с пяткой и оттопыренным большим пальцем. Макай в грязь нужной стороной и ставь следы, хоть правые, хоть левые.

- Вы только отдайте, ладно? - загнусил мальчишка, не сводя взгляда со своего сокровища. - Я эту вещь два часа резал...

- Чем резал?

- Бритвой. Только это еще дома было. Вы отдайте...

Я отдал.

- Заранее готовился, значит? А зачем?

- Так интересно же! Скучно просто так...

Да, ему было скучно. Мальчик развлекался. Я припомнил, как меня в детстве родители отправляли в зимний лагерь, каждый раз со скандалом. Скучища смертная. Но там я хотя бы находился среди сверстников, а тут одни взрослые рыла со своими нудными нотациями, надоевшая бабушкина опека, высокомерное брюзжание Милены Федуловны, идиотские взрослые правила поведения, и никто не расскажет ужастик на ночь...

Я его понимал. Хотя сам в его возрасте предпочел бы, наверное, скуку.

- А почему дверь в подсобку все еще заперта? - с видимым интересом спросил Феликс. - Не справился, что ли?

- Ха, не справился! - ухмыльнулся Викентий. - Да там самый простой замок! Я его открыл и снова запер. Что я, ненормальный - подсобку открытой оставлять? Уборщица бы разоралась, что барахло пропадет, у нее там швабры всякие...

Ишь ты, подумал я. Развлекающийся рационалист. Расчетливый романтик. Детки-цветики...

- Ваш внук вырастет либо великим взломщиком, либо великим сыщиком, - кисло сказал я бедной Марии Ивановне. - Но добром он не кончит, не надейтесь. В любом случае лучшую часть своей жизни он проведет в различных помещениях с решетками на окнах, беседуя с уголовниками всех мастей. Я вас не поздравляю.

- Виталий шутит, - сказал Феликс. - Ну, мы пойдем к себе. Запритесь на всякий случай, хорошо?

- Собаке гулять пора, - надменно произнесла Милена Федуловна своим обычным надтреснутым голосом, а я ни к селу ни к городу вспомнил, что один из ростовских колоколов и посейчас носит имя "Козел". Как бы поняв смысл слов, бульдожка тявкнула и заскулила. - Быть может, мне и выйти нельзя? Быть может, собака должна делать свои дела прямо здесь?

- Вам лучше выйти с нами, - сказал Феликс.

- Как-нибудь обойдусь без таких защитников. Не утруждайте себя.

- Тогда мы подождем вас в холле. Пожалуйста, не отходите далеко от крыльца.

Милена Федуловна не удостоила нас ответом.

- Что еще за история с крышей? - спросил я, когда мы стояли в холле перед дверью, слушали счастливые взвизги облегчавшейся бульдожки и, вероятно, оба думали о тяжком кресте Марии Ивановны. Мне было жаль старую географичку. Милена Федуловна непременно выскажет ей свое мнение о преступных наклонностях молодого поколения, наверняка имеющих наследственную природу.

- С крышей? - переспросил Феликс и махнул рукой. - А, ерунда. Здоровое мальчишеское любопытство и наличие шила в заднем месте. Помнишь, мы сидели внизу, а Викентий куда-то делся. Потом появился весь продрогший, но при этом из корпуса не выходил. Где был, спрашивается? Из правого коридора в башенку, там по двум лестницам на чердак, а дальше через слуховое окно на крышу. Я еще тогда догадался.

- Мегрэ, - кисло прокомментировал я. - И к тому же шантажист. Мог бы и помягче с ребенком. А зачем было провоцировать словесницу? Я думал, она коньки отбросит.

- Так у нее почки шалят, а не сердце, - резонно возразил Феликс. - Ну, покричала немного. Зато, когда выдохлась, с ней удалось поговорить. Почти человек.

Я озадаченно почесал за ухом. В чем-то Феликс был прав. Сомнительно, чтобы Милена Федуловна согласилась вести с нами беседу без предварительной встряски. Кто мы для этой надутой спесью верблюдицы? В лучшем случае подозрительные типы и алкоголики, в худшем - грязь под ногами. С Другой стороны, такие эксперименты до добра не доводят" Здоровое сердце есть здоровое сердце, однако старость есть старость, а с бригадой реаниматоров у нас нынче туго.

- Деструктивный метод раскрытия преступлений - это не Холмс и даже не Лестрейд, - съязвил я. - Это Скуратов.

- Который? - заинтересовался Феликс.

- Который Малюта.

По-моему, Феликс хотел что-то ответить на мой выпад. Но он не ответил. Только усмехнулся.

Мы сидели в моем номере и пили пустой чай. Было девять часов вечера, а мы только и сделали, что разоблачили мнимых нанопитеков. Инициатива сделать перерыв в следствии исходила от Феликса. Он же самовольно перетащил оба чайника ко мне в номер. Я удивился - по-моему, надо было шпарить по горячим следам, раз уж взялись, - но согласился. По-видимому, у него имелись какие-то свои соображения.

- Хорошо, что заслуженная учительница на нас собаку не натравила, - сказал он, прихлебывая чай и обжигаясь. - Знаешь, каково себя чувствует рука, когда на ней висит бульдог? Не питбуль, конечно, но все равно неприятно...

- Зачем бы ей натравливать? - пожал плечами я. - Она же ни в чем не виновата.

Феликс коротко рассмеялся.

- Ты уверен? Хм... по-моему, ты просто людей не знаешь, уж не обижайся. Некогда присматриваться, верно? Сидишь за компьютером, гонишь листаж...

- Заткнись, - посоветовал я.

- Все-таки обиделся? Ну-ну, я пошутил. Не сердись. Но я-то... ты пойми, Виталий, я-то с людьми общаюсь постоянно! Таких, как эта Милена Федуловна, я десятки видел. Пожилые женщины устроены в общем-то довольно просто. Жизнь сложилась не так, как она хотела, честолюбие не удовлетворено... да-да, не удовлетворено. Эка фигура - завуч да заслуженный учитель! Ей в жизни хотелось добиться большего, а не вышло. Личная жизнь, видимо, тоже не удалась, для учительниц это в порядке вещей. В таких ситуациях нормальное здоровое честолюбие зачастую превращается в болезненное властолюбие со всеми вытекающими... И ей уже мало разумно властвовать, ей хочется подавлять и унижать. Обычная болезнь среднего и низшего управленческого звена, а школа, согласись, самая благодатная почва для развития этой болезни. Разве нет?

- Пожалуй. - Я припомнил свои школьные годы. Наверное, в каждой школе есть своя Милена Федуловна, а то и две-три сразу.

- Конечно, и ей приходится сгибаться перед вышестоящими, - продолжал Феликс предаваться психоанализу, - но их не так много, и все они внутри школьно-образовательной системы. Их она готова терпеть. Но вот рядом с ней появляется тот, кого она сразу определила как "мафиозо" - ты заметил? - и кто на нее попросту плевать хотел. Не только он, но и его телохранители находятся вне привычной ей системы и относятся к ней примерно так же, как она к нам. Как к грязи. Не поздороваются, не пропустят вперед, могут толкнуть, чтобы освободить проход, причем без всякой злобы, просто отодвинуть, как мешающую вещь... Что, кроме ненависти, могла она испытывать по отношению к нашему покойнику? Причем я убежден, что с каждым днем она ненавидела его все сильнее...

- Это что, мотив? - перебил я. - Я, кстати, покойника тоже не любил.

- До исступления? Настолько, что мог убить?

- Нет. - Я покачал головой.

- Тогда молчи. Это не твой случай. Я говорю о патологии, то есть о том, что, по-моему, является патологией, а в милицейских протоколах записывается как убийство на почве неприязненных личных отношений. Очень нередкая вещь, и не обязательно в нетрезвом виде.

- Аффект?

Феликс поморщился.

- Никто толком не знает, что такое аффект. Я бы сказал, исступленная ненависть, но не до потери способности соображать, а совсем наоборот. А если Милена Федуловна видела камешек, то на один мотив мог наложиться другой и непосредственно подтолкнуть к убийству.

- Как Раскольникова? - улыбнулся я.

- Примерно. И нечего скалиться. Ты не Порфирий, она тебе признание на блюдечке не принесет. Тут ненависть хладнокровная и расчетливая. Ударить один раз, но насмерть, и уйти безнаказанной.

- Амонтильядо, - сказал я. Феликс не понял. Оказалось, что он не читал Эдгара По, Пришлось объяснить.

- Вроде того, - согласился он. - Только твой Монтрезор не выворачивал у Фортунато карманы, а Милена Федуловна вывернула. Звучит убедительно?

- Не очень. Но как гипотеза - ладно уж; сойдет.

Феликс засмеялся, - Конечно, гипотеза. Не хуже и не лучше остальных. Как, по-твоему, Мария Ивановна могла убить?

- Нет, - сразу сказал я.

- Но мотив был, верно?

- Слабенький. Какой это мотив. Подумаешь - внука взяли за шкирку. Не убили ведь и не изнасиловали.

- А изумруд?

- Вряд ли она его видела. И потом, она, по-моему, бессребреница. Идеалистка.

- Положим, никто тебе не скажет, что видел у жертвы крупный изумруд, - резонно возразил Феликс. - Стоп!..

- Что? - спросил я.

- Ничего. - Он махнул рукой. - Мысль пришла. Но это потом... Так вот, никто тебе этого не скажет, а убийца в первую очередь.

- Как раз убийца может сказать - если он хитрый убийца, - возразил я. - А невиновные люди, случайно знавшие о камешке, будут молчать из опасения, что их обвинят в убийстве из корыстных побуждений. Логично?

- Ты бы молчал? - спросил Феликс.

- Если бы прямо не спросили - молчал бы.

- А если бы спросили?

- Тогда не знаю. Смотря по обстоятельствам. И так могло быть, и этак.

- Молодец, что не врешь. Так вот, о Марии Ивановне. Ты заметил, что она не стала возмущаться, когда я прямо обвинил в убийстве Милену Федуловну?

- Ну и что? - сказал я. - Я бы на ее месте тоже не стал. Вообще удивляюсь, как у нее хватило выдержки прожить трое суток в одном номере с этой... педагогической гаубицей. Кошмар же.

- Слушай, - сказал Феликс, - у тебя сахара нет?

- Ты сам не хотел. Ладно, сейчас достану.

- Только по одному кусочку, не больше, - предупредил он. - Понимаешь почему?

Подумав, я кивнул:

- Ужина не было, и завтрака тоже не будет. Завтра соберем общее собрание, раскулачим куркулей, приставим к харчам сторожа и объявим первобытный коммунизм.

Феликс фыркнул.

- Там посмотрим. Между прочим, хорошо, что ты сегодня кой-чем запасся в магазине. Поделиться не откажешься?

- Не откажусь. Ладно, ты не отвлекайся от темы. - Я достал сахар и протянул Феликсу один кусочек. - Кто еще, по-твоему, мог убить? Надежда Николаевна могла?

- Теоретически все возможно.

-"Теоретически"!.. Стоп! А Инночка была с нами на улице? Феликс почесал подбородок.

- Хм. Знаешь, а по-моему, нет.

- По-моему, тоже. А в холле возле тела - была, точно помню. Я бы все-таки выделил тех, кто не покидал корпуса. Это четыре человека: сам Борис Семенович, Милена Федуловна, Инночка и телохранитель Рустам. Убил скорее всего кто-то из них, так?

- Совсем не обязательно.

- И Коля мог убить?

- Вполне вероятно.

- И Леня?

- Мог. У него, кстати, был особый мотив. Я только пять минут назад догадался.

- И Матвеич мог убить? - спросил я с ядом.

- Теоретически - мог.

- А также, наверное, постороннее лицо, - продолжал я саркастически. - Кто-то неизвестный заранее проник в "Островок" с преступными намерениями и прятался в камине. Убив мафиозо, он вылез через трубу на крышу и вылетел на метле. Убедительно?

- Иди ты... - буркнул Феликс.

- Куда это я пойду? Я у себя в номере.

- Это все теориям-сказал Феликс. - Теоретически можно допустить, что здесь побывало неизвестное нам лицо. Beроятность небольшая, но не нулевая. В теории ты, между прочим, тоже мог убить. Помнишь?

- Век не забуду, - огрызнулся я. Теория теорией, но мне очень не нравилась наша изоляция. Прямо как в романе. Того и жди, что нас одного за другим начнут отправлять на тот свет, как тех бедолаг на Негритянском острове... Между прочим, нас осталось как раз десять...

Нет, обсчитался. Забыл Матвеича. Нас одиннадцать. Хорошо уже то, что выдуманное не буквально повторяется в яви. Черта с два я дам кому-нибудь себя ухлопать! Припрет по-настоящему - переплыву протоку, как полярный тюлень, и подниму шум на весь санаторий. Вот так-то.

Глава 7

Если бы кому-нибудь пришло в голову устроить среди сыщиков конкурс на бестолковость, уверен - нам достался бы первый приз. Пожалуй, я уступил бы его Феликсу с его упорным нежеланием отбрасывать наименее вероятные (а по-моему, и вовсе невероятные) версии в пользу версий наиболее вероятных. Если Борис Семенович не покончил с собой (в чем я не был до конца уверен, несмотря на то, что мы. нашли возможный мотив убийства, а орудия самоубийства, напротив, не нашли), то круг подозреваемых, по-моему, можно было смело сократить до трех человек: телохранитель Рустам, Инночка, Милена Федуловна. Именно в таком порядке.

Остальное - не более чем игра ума. Ум любит поиграть, если дорос до игр. Взять хотя бы рассказы Честертона - вроде изящно, но видно же без очков, что в действительности ничего подобного произойти не может, а если и происходит, то раз в сто лет. Спросите у профессиональных сыскарей - они вам скажут, что думают о детективной экзотике. Преступники, даже гениальные, работают проще.

Особенно гениальные. Разработать простую и надежную схему преступления - тут нужен особый талант.

Вообще, получалась сплошная ерунда. Это не классика жанра, угрюмо думал я, догрызая свой кусок сахара. Тут не убийство в запертой комнате - тут убийство почти у всех на виду. Почему так? Случайность? Намеренный риск? Тогда какой в нем смысл? Телохранителю было бы куда проще тихо и незаметно для нас придушить своего клиента подушкой в его же номере. А время убийства? Тоже ни в какие ворота не лезет. Теперь преступнику не так-то просто покинуть "Островок". Хотя... откуда он мог знать, что мост уплывет на спине , тороса?

Жанр жанром, а с точки зрения приземленной реальности, мы с Феликсом тоже занимались не тем, чем следовало. По всем канонам, начать опрос полагалось с телохранителей - быть может, тогда окончательно прояснился бы мотив убийства. Интересно, зачем Бориса Семеновича вообще занесло в ветшающий "Островок"? Его ли уровня это место?

Вряд ли. Прятался он тут, что ли? От кого?

И обязательно надо было осмотреть номер жертвы, личные вещи и все такое... Правда, телохранители могли бы нам этого не позволить - но вряд ли им удалось бы помешать нам запереть номер на ключ до прибытия следственной бригады да еще заколотить дверь парой гвоздей потолще и подлиннее, чтобы туда не шастали всякие нанопитеки...

Нет, таких детективов, как мы, надо топить в детстве, пока они не повзрослели и не наделали бед. Я и злился на Феликса, и вместе с тем ощущал в себе некий нездоровый азарт, понимая, что мы зашли уже далеко и поворачивать назад, пожалуй, поздно.

- Кто теперь? - спросил я. - Инночка?

- Нет. - Феликс покачал головой.- Леня.

- Почему он?

- Книга, - пояснил Феликс. - Какой-то справочник по минералогии. Один раз, это еще до тебя было, я спустился вниз телевизор посмотреть, как раз хоккей начинался, а он сидит внизу и читает, оторваться не может. Ты об изумруде еще помнишь?..

- Не забыл, - ответил я. - А Леня его видел?

- Он МОГ видеть, - веско проговорил Феликс. - Раз могли мы, мог и он. Если уж наш покойник додумался до того, чтобы показать нам свой камешек, то почему он не мог в помрачении рассудка показать его кому-то другому? Вот что, допивай свой чай, и...

- Я уже допил.

- Тогда пошли.

И мы пошли. У меня мелькнула мысль, что зря мы вообще поднимались ко мне на второй этаж, а теперь вот снова спускаемся, а потом, наверное, опять поднимемся, чтобы иметь приятную беседу с приятной во всех отношениях Надеждой Николаевной и ее беспутной дочкой... туда-сюда... нашумим, переполошим всех постояльцев, а вон та приметная ступенька с сучком скрипит просто душераздирающе, и если Феликс на нее наступит...

Феликс наступил. Феликсу не было дела до шума.

В классических английских детективах, каких у нас не пишут за ненадобностью, великосветские лощеные негодяи частенько не умеют владеть своим лицом в критических ситуациях. В общем-то в свое время публика читала эти опусы главным образом ради греющего душу плебея подтверждения приятной догадки: в высшем обществе обитают такие же подонки, как и он сам. Да еще и плохие актеры к тому же.

Владеть своим толстым лицом Леня не умел абсолютно. С первого взгляда я понял: он знает, что мы его подозреваем. И знает, что для подозрений есть основания.

Он не помешал нам войти. Он был суетлив. Он нервно облизывался. Он потел.

Подарок, а не подследственный. На минуту я остро пожалел, что я не следователь, а так, примазавшийся.

- Не пригласишь нас сесть?

- Что?.. А, да, конечно...

Феликс сел на единственный стул. Я поместился на краешке стола. Излучая панику, Леня помедлил, потоптался и нерешительно опустил свою тушу на кровать. Под ним скрипнуло.

- Ждал нас? - прямо спросил Феликс, выдержав внушительную паузу.

- Ждал... - Леня сглотнул.

- Почему?

- Я же слышал... слышал, как вы расспрашивали... Милену Федуловну.

Еще бы не слышал, подумал я. Так орала.

- А почему ты решил, что после нее мы придем сразу к тебе?

Леня тяжко вздохнул и, выдохнув, как будто стал меньше объемом.

- Вы видели мою книгу. У меня ведь дома действительно... действительно хорошая коллекция минералов...

- В которой не хватает только хорошего изумруда? - понимающе спросил Феликс.

Леня затряс головой. Замотались туда-сюда рыхлые щеки.

-Нет... То есть да, не хватает, но это же не повод... У меня два берилла есть, это по химсоставу одно и то же...

Так. Леня знал об изумруде.

- Зато не одно и то же по цене и красоте, не так ли?

- Один так даже правильный кристалл... - Леня словно не слышал. - Гексагональная сингония... такая, знаете ли, удлиненная призмочка, вроде как тупой карандашик...

- Где изумруд? - в упор спросил Феликс.

- Не у меня! - страдальчески воскликнул Леня. - Правда! Ну хотите, обыщите комнату... Да я из нее вообще не выходил, как я мог шарить у Бориса Семеновича по карманам! Он же мертвый там сидит... я так не могу... это все равно что могилы грабить...

Мы с Феликсом переглянулись. Либо Леня ничегошеньки не понимал, либо держал нас за дурачков.

- Оставим гробокопательство в покое, - резко сказал Феликс.. - Мы знаем, что ты не крал камешек у мертвого владельца. Ты отнял камешек у живого или умирающего. Нам нужны подробности.

С минуту Леня таращился на нас раззявя рот - ни дать ни взять жаба, проглотившая какую-то едкую гадость. Потом до него дошло, и он затрясся. Секунду спустя у него прорезался голос:

- Да вы что?! Вы правда думаете, что я убил?!

- Почему бы нет?

- Блин! Блин и блин!

- Виталий, - ровным голосом сказал Феликс, чуть скосив глаза в мою сторону, - ты, случайно, не знаешь, какой камень больше всего ценится после алмаза? Я имею в виду рыночную стоимость.

Это я знал. Действительно случайно. Сунул однажды нос в справочник по драгоценным камням - понадобилось для романа о Перееханном Дрезиной.

- Изумруд, - уверенно ответил я. - Устойчивое второе место. Конечно, при прочих равных, как то: размер, чистота и так далее.

- А разве не рубин? - удивился Феликс. Сейчас он делал вид, что не обращает на Леню никакого внимания. Тоже нарочитая пауза, только скрытая.

- Рубин и сапфир ценились выше изумруда, пока их не научились делать искусственно, - пояснил я. - А изумруды не делают до сих пор.

- Не умеют?

- Точно не знаю. Наверное, нерентабельно.

- Ага, - глубокомысленно сказал Феликс, метнув на Леню беглый взгляд. - А сколько такой камешек может стоить, как ты полагаешь?

- Да я его почти не видел, - ответил я, пожав плечами. - Если чистый и если в нем действительно карат двести... И смотря на каком рынке...

- На черном. Ну? Хоть примерно.

Я покачал головой.

- Сотни тысяч, наверное. Это как минимум. Я не могу ручаться даже за порядок...

- В зелененьких?

- В них.

- Зеленью за зелен, - кивнул Феликс и вновь обратился к Лене: - Ты согласен с оценкой? Не знаешь? Ну да, понимаю, ты, конечно, не собирался его продавать. Тебе просто очень-очень хотелось иметь его в своей коллекции, верно?

- Нет! - Леня затряс щеками.

- Неужели не хотелось?

- Нет!!!

- Я где-то читал, что человек генетически не способен равнодушно смотреть на две веши: открытый огонь и правильный кристалл. Это не так?

- Не знаю!

- Вот как?

Феликс подался вперед, да и я тоже. Вид Лени был ужасен: трясущиеся щеки, выпученные глаза, обильный пот, а главное, пена в углах рта. Однажды мне пришлось участвовать в усмирении бьющегося в припадке эпилептика - удовольствие ниже среднего. На мою долю выпало держать ноги. Я попросту уселся на них, и меня то и дело подбрасывало на метр.

Эпилептиком Леня не был. Я почувствовал большое облегчение, когда он вынул из кармана несвежий носовой платок и вытер толстые губы. Повышенное слюноотделение, и только.

- Блин! - Злость в нем боролась с испугом и побеждала. В голосе послышалось прежнее бульканье. - А вы кто такие, чтобы расспрашивать? А? Милиция?

- Вот он милиция! - гаркнул Феликс, указав на меня, и я нехотя кивнул. Моя-то функция заключалась главным образом в том, чтобы надувать щеки, но и это было противно, а вот Феликс, по-моему, здорово перегнул палку. - Итак, начнем сначала. Ты видел у Бориса Семеновича изумруд, правда?

Леня тяжело дышал.

- Ну видел... Дальше что?

- Когда? Где? При каких обстоятельствах?

- Он мне сам показал. Сижу как-то раз на диване, телевизор смотрю, а тут он входит. Пьяный вдрызг. Вокруг кресла пустые, а он плюх ко мне на диван и ну нести всякую ахинею... А потом взял да и показал.

- Подробнее! Что он говорил?

- Да ахинею он нес, бред какой-то... Что-то насчет настоящих хозяев Земли, что живут где-то там... то ли в земной коре, то ли еще глубже, я так и не понял. Чистая бредятина. - Леня очень знакомо хрюкнул. - Трепался о том, что, мол, мы должны быть незаметными, чтобы не рассердить хозяев... или не раз-. будить, я точно не помню. Он много чего болтал... А потом взял да и показал мне камешек. С ладони. Мол, вот это ерунда, такой ничтожной пропажи хозяева и не заметили бы, зато всякие там шахты, водохранилища, отравление среды - этого они терпеть не станут...

Да, он и вправду был сумасшедшим, этот Борис Семенович, подумал я. Потеря ценностных ориентиров, навязчивые идеи шизофреника... Помнится, нам с Феликсом он демонстрировал изумруд точно при таких же обстоятельствах.

Интересно, кому еще он его показывал? Всем и каждому?

- Когда это было? - спросил Феликс.

- Дней пять назад... а может, шесть. На следующий день после того, как он приехал со своими этими...

- Телохранителями?

-Угу.

- В тот момент больше никто не мог видеть камешек? Леня снова замотал щеками. Так машет ушами отряхивающийся спаниель.

- Никто... Хотя нет, телохранитель мог видеть. Он пришел и увел его спать.

- Коля или Рустам?

- Тот, что пониже. Коля.

- Долго же ты готовился, - посочувствовал Феликс. - Целых шесть дней. Шесть, не пять, я подсчитал. Что, выбирал момент, когда телохранителей не окажется поблизости?

- Да не я это, не я! - завопил Леня в исступлении. - Как бы я мог? Когда? Вы же сами видели: я с вами наружу вышел, когда Мариванна позвала...

- А до того?

- У себя в номере я был до того! Вот тут вот был! - Он хлопнул толстой рукой по кровати. - Мариванна закричала, и я выскочил. Все видели! А если вы хотите сказать, что я замочил его прямо здесь, так ищите кровь! Ищите, ищите! Внимательнее! Я мог попытаться ее замыть!

Леня снова обтер углы губ платочком и оглядел нас саркастически. Нащупав твердую почву под ногами, он намеревался ее держаться. Феликс дал маху.

- Ну? - спросил Леня с вызовом. - Где кровь?

- А где справочник?! - рявкнул Феликс.

- Какой еще справочник?

- Такой коричневый. По минералогии. Леня насупился. Затем хрюкнул.

- Вон там. За картиной. И не справочник это, а практическое руководство...

-Тем более!

Четвертый номер был лишен как рогов на стенах, так и чучел лесных зверушек. Здесь висела картина, изображающая охотника в болотных камышах, целящего из двустволки в слабоумную крякву, летящую точно под выстрел. Впрочем, кряква была выписана так, что вполне могла оказаться бекасом. Мазня та еще.

Феликс запустил руку за картину и извлек книгу.

- Зачем прятал?

Леня засопел.

- Знал, что вы придете. Не хотел... в общем, не хотел на свою шею неприятностей. Подумал, что вы могли забыть о книге... Если бы вы вошли, а эта книга на столе... Это теперь довольно редкая книга. Сразу начались бы подозрения, верно?

- Ну-ну. - Феликс кинул книгу на кровать, а я слез со стола. - Ладно, мы еще вернемся. Продолжим разговор... Да, еще один вопрос. Когда ты в последний раз видел Бориса Семеновича живым?

Леня задумался. Этот процесс у него сопровождался кряхтеньем, сопеньем и тяжкими скрипами кровати.

- Тогда же, когда и вы. В холле, когда Папанина нашего сушили.

- А когда Мария Ивановна начала звать всех на улицу, он не появлялся?

Леня снова закряхтел, засопел и заворочался.

- Вроде нет...

- А телохранители?

- Коля был, - сразу припомнил Леня. - По-моему, только он. Второго не видел.

- А Надежда Николаевна?

- Которая в очках? - булькнул Леня. - Из восьмого? Как же, была. Помню.

- А ее дочь?

- Эта... - Леня затруднился с определением, затем все-таки нашелся: - ...мочалка? Инночка? М... нет. Нет, кажется. Из "Островка" она с нами не выходила, это точно. Потом - была. Когда Бориса Семеновича уже... того... - Тут Леня облизнул губы совершенно по-людоедски.

- Понятно, - кивнул Феликс. - Ну хорошо, сиди пока здесь и лучше всего запрись. Выходить не советую. Открывать только нам на четыре стука. Вот так. - Он быстро стукнул трижды и после паузы еще один раз. - Тук-тук-тук. Тук. Понятно?

Леня хрюкнул, булькнул и закивал.

- Что скажешь? - спросил меня Феликс, когда мы вышли.

- Он ни в чем не виноват, и ты это знаешь.

- Так уж и не виноват...

- Ты знал это с самого начала.

Феликс пожал плечами и не ответил. Мы поднялись на второй этаж. Я перешагнул через скрипящую ступеньку. Феликс наступил на нее. Всем весом.

Было уже около десяти часов, когда мы постучались в девятый номер. Там не выключали свет, но было тихо. Наругавшись, мама и дочка дулись друг на друга. Судя по смятым покрывалам, они делали это, валяясь на кроватях в Одежде. Инночка и сейчас продолжала это делать.

Переступив порог, Феликс поежился.

- Ничего, если я оставлю дверь открытой? - спросил он. - В коридоре теплее.

- А... - начала Надежда Николаевна.

- Думаю, беспокоиться не о чем. В случае чего нас с Виталием двое, и мы не совсем хилые мужчины. Бр-р, - передернулся он. - А у вас холодно, однако...

Никакого особенного холода я по-прежнему не ощущал, но, как видно, женщины держались иного мнения. Обе натянули на себя одинаковые бежевые пуловеры, и я только сейчас заметил, как они похожи друг на друга - мать и дочь. Только одна в джинсах, а другая в черной юбке и черных же Рейтузах. Ну и разница в возрасте, конечно. Хотя Надежда Николаевна, приятная во всех отношениях дама, набивавшаяся ко мне в тещи, была еще очень не стара.

Первым делом она суетливо сдернула со спинки стула висевший там невесть зачем лифчик и, сердито прошипев что-то, бросила его Инночке. Та с полным равнодушием сунула деталь своей сбруи под подушку и перевернулась на другой бок. Спиной к нам. Вернее, круглой попкой.

- Вы извините, - бормотала Надежда Николаевна, лихорадочно разглаживая покрывало на своей кровати, - у нас тут такой беспорядок...

- Это ничего, ничего, - обаятельно улыбаясь, загудел Феликс. У него даже голос изменился и приобрел бархатистую раскатистость. - Какие могут быть условности на необитаемом острове...

- Вы извините...

- А чайку? - еще более обаятельно предложил Феликс. - Вы не ужинали, наверное?

Судя по виду несчастной Надежды Николаевны, она напрочь запамятовала, что на свете существуют ужины, не говоря уже о завтраках, обедах, полдниках, ленчах и файв-о-клоках.

- Я не ужинала, - с вызовом заявила Инночка, переворачиваясь к стене задом, а к нам передом. - Бутерброд с пивом найдется?

- Чай найдется, - совсем уже обольстительно улыбнулся Феликс. Казанова хренов. Граф Лозен. - Можно кофе, но как врач рекомендую сейчас чай с сахаром. Виталий, ты не принесешь?

Он уже гонял меня с поручениями. Как слугу.

Я стерпел и пошел за чаем. Для начала пришлось спуститься вниз за электрочайником и еще раз полюбоваться на труп. У меня, правда, был в сумке кипятильник, а Феликс требовал ни к чему внизу не прикасаться, но я, поразмыслив, решил, что следствие не пострадает, если я позаимствую чайник. Поднялся в свой номер. Критически осмотрел чайник и соскоблил с него крохотное бурое пятнышко. Подумал и взял не два кусочка сахара, а всю едва початую пачку. Пусть подавятся . Будем надеяться, что оно того стоит.

Когда я возвращался, таща оба чайника, основной и заварной, сахар и пачку заварки, мне послышался какой-то шум на первом этаже. Но я был зол и решил не обращать на него внимания.

Дверь в девятый номер я оставил открытой. Во-первых, руки были заняты, а во-вторых, это для чего-то было нужно Феликсу.

Стюард, чаю! Живо, стюард! Я вытряхнул старую заварку в унитаз, вымыл заварной чайник и налил воды в чайник электрический. Где тут у вас розетка? А где еще один стул? Я тоже сидеть хочу.

- Ужас, - тем временем говорила Надежда Николаевна, поминутно поправляя свои гигантские очки. - Такой приличный, солидный человек, совсем еще не старый... и такой кошмарный конец! Ножом по горлу... ф-фу! Сам себя... нет, это ужасно. Стрессы, я понимаю... Кругом эти стрессы! Нервы на пределе. Он ведь заговариваться начинал, вы заметили? Наверное, приехал поискать тишины и покоя,.. и вот нашел. Ужасно...

За последние два часа все эти пустопорожние дамские сентенции насчет "ужасно" успели мне изрядно надоесть, и я чуть было не брякнул "все там будем", чем, несомненно, разрушил бы очередную хитрую комбинацию детектива-ортопеда, однако вовремя поймал себя за язык и смолчал. И вообще я ощущал, что понемногу тупею. Я примирился с трупом в холле. Сидит - ну и пусть сидит. Имеет право. Что он, не человек, что ли? Медицински - черт его знает, а юридически - полноправный человек. На него еще справка о смерти не выписана, а без бумажки ты букашка, а не порядочный покойник, так что сиди и жди.

Более того, я уже начинал злиться на него. Нашел, понимаешь, время и место! Мог бы спокойно дать дуба на Канарах или даже на Багамах, так ведь нет, ткнул пальцем в родные. просторы и безошибочно попал в "Островок"! Из вредности, надо думать. Испортил всем отдых и прекрасное настроение.

А оно было бы прекрасным, или я ничего не понимаю! В это самое время сидели бы мы все в холле, ну, может быть, кроме Милены Федуловны, попивали бы мою водку под мои шпроты, посмеивались бы над своей робинзоньей судьбой и взахлеб обсуждали перипетии богатого на события дня: спасение горе-папанинца Матвеича и ледовый катаклизм местного значения-. И вдруг - хрясть! - все прахом! А если, паче чаяния, покойный Борис Семенович все-таки сам себя резанул по дряблой шеенке, думал я, распаляясь, - такому поступку нет - ни названия, ни прощения. Ну почему нельзя уйти из жизни не по-свински, а?..

Феликс внимал Надежде Николаевне, кивал, сочувственно гукал и не переставал улыбаться самой располагающей из своих улыбок. Обаяние и шарм. Мужественность и надежность. Не следователь, а флиртующий бездельник.

Чайник закипел, я заварил чай, принес из своего номера кружку и стакан, а Надежда Николаевна все ужасалась и не могла остановиться. Она нисколько не сомневалась, что Борис Семенович ушел из жизни добровольно, и Феликс ей не перечил. И только когда я разлил чай по стаканам и кружкам, он полюбопытствовал:

- Кто-нибудь это видел?

Надежда Николаевна захлопала глазами.

- Что? Вы хотите сказать, как он... того?..

- Того, того, - кивнул Феликс.

- К счастью, я не видела. - Надежду Николаевну передернуло. - Не знаю, как бы я это пережила... увидеть такое...

- Берите сахар, пожалуйста. Чем богаты... А как вы думаете, кто-нибудь мог это видеть?

Надежда Николаевна метнула тревожный взгляд на дочь.

- Не знаю. Честное слово, не знаю... Может быть, его молодые м... друзья? Коля и Рустам? А впрочем, что я говорю, ведь Коля был с нами. Вы с Рустамом не говорили?

- А вы видели? - Феликс внезапно повернулся к Инночке и не достиг успеха. Она только фыркнула.

- Она здесь была, - заторопилась Надежда Николаевна. - Все время здесь. В этом номере.

И без того длинное лицо Феликса вытянулось еще больше, когда он изобразил изумление. Аборигены острова Пасхи правильно делали, что придавали своим идолам равнодушное, а не изумленное выражение, - меньше работы каменотесам.

- Поправьте меня, если я ошибаюсь... Разве не вы искали свою дочь по всему корпусу?

Надежда Николаевна принужденно рассмеялась. Только слепоглухонемой мог не почувствовать, что она лжет.

- Искала, да... Не обратила внимания, что уборная, прошу прощения, у нас была заперта. Так что моя дочь все время была в номере, можете не сомневаться...

- Ты гонишь, ма, - отозвалась Инночка. - Прикинь: как Милена развопилась, так я и вышла. Что, думаю, за базар-вокзал?

- И спустились по винтовой лестнице? - полюбопытствовал Феликс.

- Ну да, - после секундной заминки произнесла Инночка. - А что?

Феликс намочил в чае кусочек сахара и со вкусом высосал его.

- Только то, что никто не видел, как вы спускались по лестнице. Абсолютно никто. Вы пейте чай, пейте. У Виталия всегда хороший чай.

- Можно подумать, кто-то из вас на меня смотрел! - запальчиво возразила Инночка. - На жмурика вы смотрели! Гляделки у всех в полтинник - во такие! Ха!

- Язык! - тщетно попыталась одернуть дочь Надежда Николаевна. - Инна, что за язык, ты же будущий филолог!

- Да ну тебя, ма, отвянь, не грузи...

Мысленно я посочувствовал даме, приятной во всех отношениях. И посочувствовал не в первый раз.

А Феликс - тот, казалось, наслаждался светской беседой. На его месте я бы немедленно форсировал допрос и как следует припугнул распущенную соплячку - он же, прихлебывая чаек и жмурясь от удовольствия, перевел разговор на разрушенный мост и нашу робинзонью планиду. "Да-да, я тоже надеюсь, что завтра они наведут какую-нибудь переправу..."

Кто "они", он не конкретизировал. "Они" - и точка. Кто-нибудь о нас позаботится. Кому-нибудь по штату положено о нас заботиться, к этому мы привыкали много десятилетий и еще не успели отвыкнуть. С кого-то семь шкур спустят, если он не проявит героизм в заботе о попавших в беду. И пусть это давно уже не так - привычка все равно живет и позволяет не особенно беспокоиться.

Не у всех такая привычка, конечно. Вот у Инночки ее точно нет. И у Коли ее нет, и у Рустама, и у толстого Лени. А у Надежды Николаевны - есть. У обеих старых учительниц - тем более. Вера в то, что их не оставят в беде. Что спасут. Не слушайте их, когда они говорят, что доброты и справедливости на свете не существует. Есть она в них, эта вера, ее можно лишь ослабить и загнать глубоко в подкорку, но совсем истребить нельзя. Именно эта вера заставляет их разговаривать с должностными лицами любого ранга исключительно тоном агрессивной жалобы. Вы, вы обязаны! Не мы. Мы с вас не слезем и не пошлем вас подальше раз и навсегда. Вы обязаны!

Они никогда не научатся заботиться сами о себе. Надежда Николаевна еще из успешных - не то супруга чиновника средней руки, не то сама чиновник. Но и она отравлена тем же ядом. Скажи ей сейчас, что восстановление связи с Большой Землей в ближайшие сутки сомнительно, - начнет громко и долго возмущаться.

Но мы, конечно, ничего такого ей не скажем,

- Да-да, - покивал Феликс, решительно со всем соглашаясь, и взял кусочек сахара - уже четвертый, между прочим! - Обязательно. Непременно. Я даже думаю, что работы могут начаться ночью, как только прибудет следственная группа. Они тут кое-кого заставят шевелиться. Так что мы с Виталием сейчас пойдем спать, чего и вам советую. - Он по-доброму усмехнулся. - Следователи, свидетели, то-се... Боюсь, что сегодня ночью нам не дадут как следует выспаться. Всех начнут трясти по полной программе...

Надежда Николаевна нервно вздохнула и ничего не сказала. Феликс допил чай и. поднялся со стула.

- Ну, спокойной вам ночи. Попытайтесь плотнее прикрыть форточку - дует. Пошли, Виталий... Да! - остановился он, словно на него нашло озарение. - Пока есть время, попытайтесь тщательно продумать свои показания. Уборная и никем не замеченный спуск по скрипящей лестнице - это не очень убедительно...

- Вы нам не верите?! - воскликнула Надежда Николаевна. Не берусь утверждать, что преобладало в ее восклицании - негодование или испуг.

Только теперь Феликс провел осторожный хук. Не ради нокаута - ради выигранного очка.

- Я сделал вид, что поверил, - кротко объявил он. - ОНИ не станут изображать, будто поверили. В этом вся разница.

Пари держу, он ждал взрыва. Но вряд ли предполагал, что бикфордов шнур окажется столь короток.

- А ну, катитесь отсюда! - ужасным голосом заорала Инночка. - Вон! Брысь! С вашим чаем! Подонки! Чмо! Так. Попили чайку...

- Мы уже уходим, - сказал я, чувствуя, что мне давно пора вставить словечко. Хотя бы напоследок. - А вы подумайте. Порепетируйте.

- Инна! - в отчаянии простонала Надежда Николаевна.

- Ма, не верь, он гонит! Тварь! Оба твари!!!

- Инна! Где ты была? Я мать, я должна знать это!. Доченька...

Доченька билась в истерике. Не хотел бы я, чтобы она бросилась на меня. Пока утихомиришь, заработаешь как минимум фингал под глазом или иное какое телесное повреждение. Еще меньше я хотел, чтобы она начала швыряться стаканами.

Или чайниками.

- Где ты была?! - Из глаз Надежды Николаевны медленно катились слезы, размывая косметику.

- Не твое дело! - визжала Инночка. - Ты тварь, а не мать! Внизу, внизу я была, ясно? - нелогично проорала она без всякого перерыва. - Внизу! Во втором номере! Что, не имею права с парнем переспать? Не имею, да?! Я почти совершеннолетняя! А ты - ни себе, ни людям, фригидная курва! Что ты в сексе понимаешь?..

Надежда Николаевна зарыдала.

- С Колей или Рустамом? - деловито спросил Феликс. В ответ Инночка только бешено выматерилась по его адресу. - С Рустамом, верно?

- Ничего я вам не скажу! Гады! Падлы! Пшли вон! Только следователю!..

Я подумал, что сейчас Феликсу настало самое время провести второй хук - объявить, что присутствующий здесь Виталий Мухин имеет некоторое отношение к органам и погоны носил. Но мне почему-то казалось, что такое заявление ничуть не подействует.

Похоже, и Феликсу так казалось, поэтому он просто произнес:

- И точно так же будете ему врать, юная леди? Не советую.

- Инна, - мучительно всхлипнула Надежда Николаевна, - теперь и они знают...

Я согласно кивнул. Мы знали. Мы оба знали, что в момент убийства Инночка отнюдь не сидела в уборной. Она находилась на первом этаже, очень близко от жертвы. Возможно, на расстоянии вытянутой руки.

- Где изумруд? - напрямую рубанул Феликс.

- Что-о?!

- Изумруд. Из-за которого погиб Борис Семенович. Продолговатый зеленый камешек примерно вот такого размера.

Я взглянул на бедную Надежду Николаевну и поспешно отвел взгляд. Сейчас бы я с удовольствием хлобыстнул стакан водки. Не зря основная профессиональная болезнь следователей - алкоголизм...

- Не знаю я никакого изумруда! - Глаза Инночки злобно и изумленно вытаращились. - Вы что, дело мне шьете? Ага, шас! Разбежались! Может, обыщешь меня? Давай, обыскивай....

- Инна, не надо...

- Молчи, ма! Пусть, пусть обыщет! Пусть мне в задницу заглянет! Обломается! Изумруд какой-то ему подавай...

- Кто первым вышел из второго номера? - рявкнул Феликс. - Ты? Рустам? Отвечай!

Несколько секунд Инночка только дышала, буравя его ненавидящим взглядом. Потом облизнула губы и сказала неожиданно спокойным голосом:

- Он. Я как раз одевалась.

Надежда Николаевна застонала.

- А дальше?

- А ничего дальше не было, ясно? Я оделась. Тут как раз развопилась эта старая жаба, как ее... Милена. Ну вот. Я выскочила, а вся шобла уже там, ахают, галдят, ну и прочая суета вокруг дивана. Вот и все..

- Все? - недоверчиво спросил Феликс. Он явно напрашивался на повторный взрыв. Мало ему одного. Пожалел бы Надежду Николаевну, инквизитор! В чем она виновата? Воспитала такую дочь - так ее дочь и есть ей пожизненное наказание...

Мне вдруг стало стыдно. Очень стыдно.

Взрыв грянул, но не там, где я его ожидал. Инночка просто не успела сдетонировать. Грянуло почему-то снизу.

- Сука! - неистово проорали на первом этаже. - Удрал! Вот сука!

Потом там кто-то хлопнул дверью с такой силой, что в окне дзенькнули стекла. Крик прекратился.

- Ага, - с явным удовольствием сказал Феликс. Я вопросительно уставился на него.

- Что - ага?

- То и ага, - пояснил сыщик-ортопед, - что следствие наше закончено. Он улыбался.