Интревью Василия Владимирского с Г. Л. Олди: "Костюмированность -- не самоцель".
Журнал "FANтастика", номер 3 за 2007 г. (май).
1. Понимаю, что этот вопрос надоел вам до скрежета зубовного, тем не менее: расскажите, пожалуйста, историю вашего псевдонима. Среди наших читателей многие уже не помнят, как обстояли дела в нашей фантастке в начале девяностых. Как так получилось, что Дмитрий Громов и Олег Ладыженский превратились в Генри Лайона Олди?
Ирреальный Генри Лайон Олди, эсквайр и джентльмен, родился отнюдь не на берегах туманного Альбиона, а в первой столице Украины, городе Харькове, 13-го ноября 1990-го года путем кесаревого сечения настоящих имен и фамилий авторов: Г(ромов)енри Ла(дыженский)йон ОЛ(ег) ДИ(ма). Именно тогда был написан первый совместный рассказ "Кино до гроба и..." -- хотя личное знакомство "обеих составляющих" произошло существенно раньше.
Впервые мы, тогда еще наивные восьмиклассники очень средних школ, познакомились в 1978 г., на занятиях литературной студии. "Вторично познакомились", как и положено книжным червям, в школе каратэ. Олег, на сегодняшний день обладатель черного пояса и "корочек" международной квалификации, тогда занимался всего три года и был инструктором-стажером у сэнсея, к которому пришел заниматься Дмитрий. Это было в 1985 г. Вскоре выяснилось, что Олег -- режиссер-руководитель театральной студии "Пеликан", и начинающий автор Громов пришел на репетицию. Пьесу свою принес. Фантастическую. С многообещающим названием "Двое с Земли". Пьеса была раскритикована и к постановке не принята, зато в "Пеликане" на одного актера стало больше. Зато грозный режиссер, а по совместительству -- скромный поэт, время от времени таскал у лицедея-приятеля его творения -- почитать. Шли споры, похвалы мешались с замечаниями... Потом, с разрешения автора, пара рассказов была крепко отредактирована. Вот теперь настал черед Громова ругаться и не соглашаться. В конце концов решили попробовать писать вместе.
Будем банальны: солдат, который не мечтает стать генералом, не выбьется и в сержанты. И тем не менее: бросить работу (театр и НИОХИМ), отказаться от источника постоянного дохода ради писательства, -- а рядом жены, дети... Конечно, в большой мере это была авантюра. Довольно долго наше писательство иначе, чем хобби с примесью безумия, назвать было нельзя. Мы начали работать вместе с 1990 года, а первая сольная авторская книга, выпущенная новосибирским (!) издательством "Полиграфист" и отпечатанная в Барнауле, вышла у нас в самом начале 1996-го. Выводы делайте сами.
Вот так и сложилось: не Дмитрий Громов и Олег Ладыженский, а Генри Лайон Олди, ожившая литературная мистификация. Ибо, когда у нас возникла первая перспектива серьезной публикации, сразу же пришлось задуматься над тем, чтобы читатель хорошо запоминал авторов. Неплохо быть Кингом -- коротко и звучно. А вот Войскунского и Лукодьянова -- извините, пока запомнишь... Иное дело Стругацкие -- хорошо запоминаются, потому что братья. Или же супруги Дяченко, отец и сын Абрамовы... А мы не братья, не супруги, не отец и сын; и даже не "человек человеку -- волк". Поэтому решили взять какой-нибудь краткий псевдоним. Составили анаграмму из имен -- вот и получился Олди. Правда, после этого вспух издатель: где инициалы?! -- иначе не писатель выходит, а собачья кличка. Мы-то шли в одном сборнике с Каттнером и Говардом, и без инициалов -- как без галстука! Мы взяли первые буквы наших фамилий -- вот вам и Г. Л. Олди. Ну а когда издатель совсем задолбал, требуя выдумать нормальное "Ф. И. О.", мы на основе опорных букв наших фамилий составили имя -- Генри Лайон. Ах, если б знать, во что это выльется... Олди-то запомнился, литературная мистификация пошла в полный рост, начались досужие сплетни: кто такой, откуда взялся? Если иностранец -- почему цитирует Гумилева?.. Ушлый англичанин сэр Генри помалкивал, народ бурлил, а книги пописывались и почитывались. Со временем мосты сами по себе сгорели, да и издатели-читатели привыкли. Склонять начали: "Олдя, Олдей, Олдями..." Однажды, когда Дмитрий Громов брел себе в одиночестве, за спиной послышалось:
-- Гляди, ребята, Олдь пошел!
А ведь пошел...
2. Первые шаги Олди были связаны с масштабным циклом романов, повестей и рассказов, издающимся сейчас под названием "Бездна Голодных глаз". Объединить в одну серию весьма разноплановые тексты -- это был вынужденный шаг или внутренняя потребность?
О каком вынужденном шаге можно говорить, если сольная авторская книга у нас впервые вышла через три года после завершения "Бездны..."? Конечно же, потребность. Она возникла где-то после написания первой трети цикла, когда мы поняли, что вся "Бездна..." насквозь пронизана идеей театра, которым мы жили в те годы. Театральность, как способ предельно искреннего и органичного существования в абсолютно неестественной, декоративной псевдо-реальности. Бездна Голодных глаз -- как аллегория зрительного зала, глядящего на тебя из тьмы партера. Катарсис, очищение -- как итог взаимодействия целого коллектива тружеников: режиссера, актеров и зрителя, замыкающего цепь.
Так и начало срастаться.
3. Трудно ли было переходить от новелл и небольших повестей к "крупной форме"?
Нет. Наверное, потому что этот переход вышел плавным. На протяжении примерно пяти лет -- множество рассказов, затем "Витражи патриархов и "Живущий в последний раз" (соотв. 1,5 и 5 а. л.), потом "Дорога" и "Сумерки мира" (примерно по 10 а. л.), "Восставшие из рая" (13 а. л.); "Путь Меча" (26 а. л.), "Герой должен быть один" (28 а. л.)... Постепенно нарабатывалась полифония текста, умение "держать" несколько сюжетообразующих линий, работать с большим количеством персонажей. Мы плохо представляем, что бы произошло, если бы мы сразу начали с большого романа. Не поставив дыхание, нельзя бежать марафон.
Но, к счастью, процесс шел естественным путем.
Мы и сейчас после романа обязательно пишем несколько рассказов и повестей -- чтобы почувствовать "разное дыхание", разную ритмику и способы выражения этих жанров. Да, жанров, мы не оговорились.
4. Иногда возникает ощущение, что на своем веку Генри Лайон Олди прошелся по мифам всех стран и народов -- кроме лапландских и новозеландских. Однако больше всего в вашем активе романов, построенных на древнегреческой мифологии. С чем это связано?
Что касается мифов, то мы не выворачиваем их наизнанку и не популяризируем среди широких масс. Это крайне ложная посылка. Тогда выворачивает мифы художник, рисуя Венеру или Адониса; популяризирует скульптор, изваявший Давида или Пана; искажает драматург, написавший пьесу "Троянской войны не будет". Есть такая хитромудрая штука: знаковость культуры. Когда частное вдруг становится общим. Мы живем в мифологии, которую наивно полагаем историей, наше мышление насквозь мифологично -- отсюда, наверное, и желание провести внутренние параллели. Отразить сегодняшний день в далеком прошлом, настолько далеком, что оно стало мифом. Говоря о юноше, оторванном от молодой жены и загнанном на абсолютно бессмысленную войну -- говорить об Одиссее. Говоря о предназначении, о выборе, который сделан не тобой и за тебя -- говорить о Геракле. Размышляя о нечеловеческой эре Закона, о ее расцвете, существовании и страшной гибели -- вспомнить битву на Поле Куру. А разве не миф все третьесортные космо-оперы? -- вечный миф о встречах с нечеловеческими существами и героических баталиях на черных, неизведанных просторах...
Индийское сари или греческая туника -- прием, позволяющий в капле увидеть океан. Мы не исключение и "стоим на плечах гигантов". Почва мифологии, фундамент реальности, опоры философских систем -- все присутствует, подпирает, дает устойчивость. Ведь нельзя придумать ничего такого, чего бы не существовало для человека изначально (хотя бы в воображении). Кентавр: лошадь+человек. Химера: коза+змея+лев+бабочка. Ребенок складывается из "подручных средств". В принципе, одинаковых. Но вырастая, все бывшие дети делаются разными.
Мифологичность -- прием, а не цель.
А влияние греческой мифологии на нашу культуру -- огромное. Вот мы и возвращаемся раз за разом в эллинскую колыбель. Надеемся, что в обозримом будущем сумеем, как Одиссей на Итаку, снова вернуться в Элладу -- для третьего, давным-давно задуманного романа из "Ахейского цикла". Но об этом еще рано говорить в подробностях.
5. Отдельная глава в вашем творчестве -- "городское фэнтези", от "Нам здесь жить" до "Тирмена". Рамки нашей реальности при работе над такими книгами не давят, не ограничивают полет творческой фантазии?
Ни капельки. Мы бы многим нашим коллегам-фантастам в качестве теста на мастерство предлагали написать рассказ о нашей повседневной реальности. Без магов и космодесантников, без вампиров и мутантов из метро. Двор, асфальт, сосед чинит машину, бабушки судачат на скамеечке, дети играют в футбол. И сразу станет понятно, кто чего стоит.
В свое время за Олдями прочно закрепилась определенная ниша -- этаких мифотворцев, в декорациях различных мифологий ставящих костюмированные, яркие спектакли. Косяком шли письма: "Ацтеки! Чукчи! Египет! "Манас" с "Джангаром" ждут вас!" На самом деле, в "Черном Баламуте" или "Одиссее..." социального было не меньше, чем в любой из других наших книг -- но через призму истории и мифологии это не всегда и не всеми замечалось. И у нас возникла острейшая потребность вырваться из сложившегося круга, ограничить "фантастичность", костюмированность текстов до минимума, на своей шкуре попробовать новые формы, новые приемы и методы. На первый план вышло осознание того, что "механизм функционирования души человеческой" -- он стократ важнее луковых одежек антуража, в которые порой рядится, порой остается в штанах и рубахе, а бывает, что и торчит на площади нагишом, ежась от холода и нескромных взглядов.
Да, мы прекрасно понимали, что это снизит тиражи и отпугнет часть народа. К сожалению, есть целый ряд прекрасных собеседников -- тонких, умных, чувствующих и переживающих -- но им отказывает зрение, если спектакль не костюмированный. Такая вот "куриная слепота". Одень мысль в доспех или камзол, дай ей шпагу или посох -- все чудесно. Но если мысль или чувство одеты, как мы с вами... Если это камерный спектакль, когда на сцене два стула и стол, актеры в будничных костюмах, и хочется говорить на полутонах, не повышая голоса и отпустив осветителя со звукооператором пить водку, если разговор "кожа к коже", без посредников: Его Величества Антуража, Их Высочеств Экшена и Драйва, Светлейшего Князя Сюжетинского и прочих высокопоставленных особ... Что ж, мы знали, на что идем. Предложение изменений -- риск однозначный.
6. У каждого автора бывают пики и спады. Про спады говорить не будем, а вот какую книгу вы считаете вершиной своего творчества -- и почему?
Какую часть вашего тела вы считаете лучшей? Наиболее удавшейся? ("Господа гусары, молчать!")
Все свое творчество мы считаем единой книгой, где отдельные тома -- отдельные главы. И не в состоянии ответить на ваш вопрос. Здесь возможны лишь внешние показатели: самая популярная книга, самая "гонорарная", самая переиздаваемая или переводящаяся на другие языки. А вершины творчества -- это не к нам. Это уж пусть другие решают: каждый для себя.
7. Пару слов о соавторстве: насколько тяжело было работать с Андреем Валентиновым и супругами Дяченко? У вас ведь довольно разный творческий стиль, наверняка пришлось притираться, где-то наступить на горло собственной песне, а где-то наоборот -- решительно настоять на своем...
О себе скажем: по старому рецепту, то есть Олди в чистом виде -- работать легче. Привычнее. Приходится рассчитывать только на самих себя, а это оптимально. Но и соавторство (нам ли употреблять это слово?!) дает свои результаты. Оно прочищает замыленные глаза, освежает видение, добавляет здорового спора -- ты так, а я эдак, посмотрим, у кого лучше.
И в то же время -- на одну мельницу работаем.
Наверное, это как у музыканта: хороший пианист-скрипач-виолончелист хорош и соло, и в камерном ансамбле, и в симфоническом оркестре. Главное: не тянуть одеяло на себя, и все будет путем. Да, и притирались, и со стилем работали, делая его единым в одном случае, и разным -- в другом. Но опыт оставил самые позитивные впечатления. Собираемся его повторить, и не раз.
Кстати, это смешно, но "Нам здесь жить", "Рубеж", "Пентакль" и Тирмен" -- одни из самых "ругаемых" наших книг, и в то же время одни из наиболее часто переиздающихся. Забавно: брань поощряет спрос?
8. Казалось бы: откуда у автора, выпускающего по два романа в год, время на что-либо кроме раскрутки собственного "брэнда"? Тем не менее вы возитесь с молодыми, учредили Творческую Мастерскую "Второй блин"... Почему это для вас настолько важно?
Отдаем долги. Нас учили чудесные люди: Вадим Левин, Сергей Снегов... Нам помогали пробиться к читателю не менее замечательные люди, список которых очень велик. Значит, и мы в свою очередь делаем, что можем.
9. Аналогичная ситуация -- с конвентами. Вы активно участвуете в организации харьковского "Звездного Моста", сотрудничаете с оргкомитетами других конов... Все это очень славно, но что такая работа дает лично вам, Дмитрию Громову и Олегу Ладыженскому?
Что это дает лично нам? Нам доставляет радость дарить людям праздник. В том числе, и участвуя в организации фестиваля фантастики "Звездный Мост", сотрудничая с оргкомитетами других конвентов, помогая в меру сил сделать их лучше, интереснее и разнообразнее. Разве это не прекрасно: подарить друзьям, собратьям по перу (клавиатуре), коллегам и просто читателям еще один праздник -- фестиваль фантастики? Да, это серьезная работа, отнимающая много времени и сил -- но когда видишь радость на лицах приехавших на конвент людей -- мы счастливы, и все усилия окупаются сторицей!
Кроме того, одним из результатов "открытых" фестивалей фантастики общегородского типа, вроде того же "Звездного Моста", является популяризация фантастической литературы. Ведь кроме четырех-пяти сотен зарегистрированных участников, в фестивале в той или иной степени принимают участие тысячи харьковчан и гостей города!
Ради этого стоит поработать.
10. Самая свежая ваша книга, "Кукольник", открывает цикл "Ойкумена". По антуражу этот роман, мягко говоря, не слишком похож на другие произведения Олди: космические корабли, лучевое оружие, столкновение звездных армад... Почему вы вдруг изменили жанру фэнтези -- и стоит ли ждать продолжения в том же духе?
Ничему мы не изменяли. Мы написали ряд книг, где сугубо научная фантастика была завернута в обертку фэнтези: "Шмагия", "Приют героев"... "Ойкумена" по организации тематического материала -- фэнтези в одежде космической оперы. Как и в первом случае, так и во втором мало кто из читателей заметил этот карнавал. Во всяком случае, судя по отзывам и вопросам в интервью.
Не стоит слишком заострять внимание на декорациях. У хорошего театра в запасниках этого добра навалом. А чего не хватит -- художник нарисует, режиссер откорректирует, декорцех сделает. Все наши книги -- о людях. А "костюмированность" лишь помогает решать ряд задач, показывая человека под новым, острым, непривычным углом.
Кстати, "Ойкумена" -- не цикл. Это полномерный роман (как, скажем, "Одиссей, сын Лаэрта" или "Черный Баламут"), который в связи с большим объемом издается в трех томах. Второй том -- "Куколка" -- должен выйти в свет в апреле-мае сего года. Третий том -- рабочее название "Кукольных дел мастер" -- сейчас в работе.
А до того у нас была "космическая оперетта-буфф" "Чужой среди своих", научно-фантастический рассказ "Цель оправдывает средства", повесть "Где отец твой, Адам?"... Вселенная "Ойкумены" нам нравится. Не исключено, что со временем мы напишем еще что-нибудь в тех же декорациях. Но и о других направлениях литературы забывать не собираемся.
