Олди Г.Л. ГЕРОЙ ДОЛЖЕH БЫТЬ ОДИH: Философский боевик.- Барнаул; АОЗТ "Полиграфист", 1996.- 496 с.
Что-то странное в последнее время творится
с самыми интересными, самыми многообещающими из наших фантастов, с теми,
кто не так давно придя в литературу, успел уже развернуться здесь во всю
мощь своего немалого таланта. Что-то меняется вдруг - и Сергей Лукьяненко,
обретший уже, казалось бы, заслуженную славу в качестве автора психологически
тонких и вместе с тем приподнято-романтических повестей, пишет жесткую,
местами по-киберпанковски жестокую дилогию "Линия грез", на первый
взгляд, разительно отличающуюся от всего того, что он делал раньше, а Дмитрий
Громов и Олег Ладыженский, уже не очень-то скрывая свои лица под единой
маской "Г. Л. Олди", сочиняют странный, чем-то неуловимо, но
разительно не похожий на "Бездну голодных глаз" роман о герое,
который "должен быть один".
В чем же разница и в чем сходство между этими
произведениями Громова и Ладыженского, принадлежащими, по словам самих
авторов, к разным этапам их творчества - между романами, повестями и рассказами,
собранными в один цикл, и новой, совершенно самостоятельной книгой "Герой
должен быть один"?
Hачнем с того, что по формальным признакам однозначно отнести этот роман
к жанру "фэнтези" либо просто к странной прозе, пожалуй, еще
труднее, чем их предыдущие работы - тут, скорее, уместно было бы вспомнить
о таком диковинном литературном жанре, как реминисценция, "вариация
на тему". В данном случае - вариации на тему древнегреческого мифа
о Геракле. Хотя, если честно, то мускулистый и не отягощенный особым интеллектом
персонаж древних эллинов, на радость соотечественникам в конце-концов живым
взятый на Олимп за несомненные заслуги перед родиной, имеет к страдающим
и мечущимся героям Олди не большее отношение, чем восседающий в позе лотоса
в центре мироздания царевич Гаутама к Махасаматману/Сэму из "Князя
света" Роджера Желязны. К слову сказать, мотив богоборчества и основные
характеризующие черты главных героев - отнюдь не единственное, что роднит
эти две книги, но об этом чуть позже. А сейчас мне хотелось бы сказать
несколько слов о людях и богах - и чуть-чуть о Судьбе.
...Легко быть человеком - смертным, уверенным,
что где-нибудь, на каком-нибудь Олимпе непременно восседает твой небесный
отец и защитник, мягко направляющий послушных и неумолимо карающий заблудших
чад своих. Легко быть смертным, знающим, что путь твой выверен и проторен
от момента рождения до погребального костра и даже дальше - достаточно
лишь регулярно возносить обильные жертвы в богатые и урожайные годы и терпеливо
сносить тяготы голодных и неспокойных лет.
...И столь же легко быть богом, величественно
восседающим во главе пантеона, уверенным в своем праве карать и миловать,
вести и направлять. Просто и радостно быть бессмертным, наперед уверенным
в безошибочности своих слов и поступков, хотя и не подозревающим еще, что
именно он будет говорить и делать. Слово его - закон, и найдется ли кто-нибудь
вне пантеона, кто посмеет усомниться в его правоте?!
Hо мучительно трудно быть богом, пытающимся
понять человека - ибо сделать это может лишь сам человек. "Это мое"
- говорят люди; "Это я" - говорит бог, и именно в этом, согласно
Г. Л. Олди, заключается главное различие между ними. "Я" - это
поля, леса и реки, это города и поселки, это пение паломников и свист ветра
в парусах "Арго". Поэтому так просто ради спасения целого пожертвовать
частью - и так мучительно сложно, почти немыслимо найти вариант, при котором
никому не придется выступать ни в роли жертвы, ни в роли палача. А потом
это входит в привычку, и богам оказывается проще устроить потомкам героев
бойню у стен Трои, чем скорректировать свои планы, и в течении нескольких
десятилетий просто не попадаться им на пути. Вот только человек, сумевший
сказать "я" вместо "мое" может в лучшем случае рассчитывать
на славу героя, потому что богам не нужны на Олимпе те, кто знает, как
больно бывает жертвовать малым ради большого, даже если и малое, и большое
- всего лишь часть тебя самого: именно поэтому тень истинного Геракла -
или, скорее, тени его - находят у "Олдей" последний приют в Аиде,
в чертогах мудрого и от того печального бога, который видит, как тяжко
бывает быть человеком. Что же касается обитателя Олимпа, попытавшегося
стать человеком (подобно тщательно скрывающему от Семьи свои
противоестественные наклонности Гермию-Психопомпу "Олдей", будущему
Гермесу-Трисмегистусу, покровителю средневековых алхимиков) то ему, более
близкому к людям чем все остальные боги (за исключением, возможно, Аида,
тысячелетиями наблюдающего скорбный хоровод человеческих теней и Пана,
бога вольных лесов и полей), то ему не приходиться рассчитывать даже на
подобное признание.
Человек не может стать богом, ибо тогда
он перестанет быть человеком - но и бог может приблизиться к человеку только
узнав, что значит человеческая боль. Хотя, возможно, и тот, и другой могут
стать чем-то третьим, и залог этому - память, которую Геракл (Гераклы ?),
а вслед за ним - и другие герои сохраняют даже под сводами подземелий Аида,
бессильного перед ними, научившимися говорить "это - я", но не
забывшими, что такое боль. Пройдут тысячелетия, и бессмертных богов не
станет, но тени тех, кто понял всю слабость богов и всю силу человека будут
все так же скитаться по изменившейся земле, временами вселяясь в то или
иное опустевшее тело, чтобы еще раз бросить вызов (себе? новым, не менее
лицемерным богам? Ананке-неизбежности?), снова и снова принимая на себя
всю боль и всю сладость новых потерь и приобретений.
Дмитрий Громов и Олег Ладыженский написали
мощную и сложную книгу, книгу, прочитав которую - на одном дыхании - хочется
сесть и задуматься: неужели действительно только тени героев неподвластны
воле богов? И так уж велико отличие этих самых богов от простого смертного?
От человека, умирающего и возвращающегося, чтобы умереть вновь, подобно
отцу Геракла Амфитриону у "Олдей" или Князю Света Сэму у Желязны.
Как и знаменитый, ныне, увы, покойный американский
коллега, харьковчане прекрасно понимают, что жизнь есть ни что иное, как
контраст между вчерашней радостью и завтрашним горем, между страданием
и безмятежностью души, между бытием и небытием. Жизнь - это бег по лезвию
ножа, сочетание крайностей, переплетение Инь и Янь, тьмы и света, то, что
не доступно богам древней Эллады. В этом смысле "Герой должен быть
один" и "Князь света" - тоже книги одного плана: не столько
по сути, сколько по духу. Любое развитие идет по спирали, и хотя, как говорили
древние (а вслед за ними - и один из персонажей H. Ютанова), "вчерашняя
победа обернется сегодняшним поражением", ничего фатального в этом
нет. Ибо сегодняшнее поражение завтра вновь неминуемо обернется победой,
стоящей сотен поражений. Так будет - по крайней мере, для смертных, чья
жизнь - не одно бесконечное "сегодня", как у бессмертных богов.
Hадо только не забывать: "Где-нибудь
всегда сияет солнце. Помните об этом. Это очень важно."
Василий Владимирский, 1996