На спортивных состязаниях происходят иногда загадочные события. Бывает так, что крепкий середняк, на которого никто особых надежд не возлагает, летит по беговой дорожке как птица, а заслуженный мастер спорта, чьи шиповки давно уже хранятся в музейчике на стадионе родного города, вдруг спотыкается на полпути и кубарем катится по тартану, обдирая локти и коленки. Конечно, фантастическая литература обычно далека от спортивных страстей (забудем на минуточку о "премиальных" забегах). И все же нечто подобное доводится наблюдать и в ней...
Вот вышел у известного харьковского автора Генри Лайона Олди (Дмитрия Громова и Олега Ладыженского) роман в новеллах "Песни Петера Сьлядека". Откроешь - и сразу понятно: харьковчане - фантасты первого ряда. Или, по крайней мере, считаются таковыми. Потому что в книге напечатан не только роман. Тут еще и беседа с писателями ("Ваши произведения удачно выделяются из массы современной постсоветской фантастики оригинальностью идей, сюжетов, героев..."), и стихотворения фанатов, и статья доктора филологических наук, профессора И.Черного, не постеснявшегося написать: "Олди постепенно превращаются в живых классиков, книги которых уже стоят на золотой полке отечественной фантастики". Словом, пьедестал воздвигнут... превыше египетских пирамид. Вот только влезть на такой пьедестал довольно сложно. А с книгой про Петера Сьлядека попросту не получится.
Замах-то у соавторов был о-го-го какой. Ходит-бродит по европейским дорогам лютнист Петер Сьлядек, поет в шинках и тратториях, а заодно выслушивает от случайных прохожих их истории. Каждая история - отдельная новелла. География скитаний героя - от Неаполя до Харькова, время действия - очень условное Средневековье. Античная мифология, сказки "Тысячи и одной ночи", христианская мистика идут в ход по мере необходимости. Хорошая идея? Да, может, и неплохая, но не срастаются новеллы Олди в роман, вот в чем беда-то. Не выходит у харьковчан американского одеяла, нитки расползаются, и остаются не очень привлекательные на вид лоскутки.
Поясню на примере. В новелле "Баллада двойников" Олди выдвигают довольно сомнительную в моральном плане идею об имманентном равновесии Добра и Зла. Чуть ли не у каждого из нас, мол, имеется "зеркальная копия", и когда мы совершаем хорошие поступки - наши двойники совершают дурные. Допустим, спасает кто-нибудь утопающего - а его "антипод" в это время отправляет на тот свет подвернувшегося под руку бедолагу. Стало быть, чтобы не увеличивать в мире количество Зла, нужно жить как можно более серо и незаметно - так, что ли, получается?.. Но я сейчас о другом. Уже в следующей новелле ("Джинн по имени Совесть") проповедуется вполне традиционное для монотеистических религий представление о возможности улучшения человеческой натуры через страдание. Но зачем же улучшать ее, ведь это будет означать, что кто-то иной станет законченным мерзавцем? Противоречие!
К сожалению, Громов и Ладыженский, похоже, вовсе не задумывались над несообразностями такого рода. В одном и том же городе у них живут ведьмы, которых могут арестовать и отправить на костер, и маги, пользующиеся всеобщей любовью и уважением. Какая между ними разница? Ах, оставьте, это совершенно не важно, был бы сюжет ловко закручен... Что ж, сюжеты у харьковчан закручены и впрямь довольно ловко, но это почти всегда самоцель. Скажем, в новелле "Здесь и сейчас" персонажи упорно пытаются переиграть прошлое и всякий раз терпят неудачу. И что? И ничего! Даже напрашивающегося вывода о полновластье Фатума они сделать не в состоянии, но тупо продолжают свои попытки... Однако ж неспроста Олди называют собственные тексты "философскими боевиками"! То и дело натыкаешься в них на трескучие фразки вроде следующей: "Бродяга внезапно задумался о том, что окна всегда были одинаковы... Одинаковы в коренном, главном смысле, плохо выразимом словами. Менялись рамы и подоконники, натягивался бычий пузырь, промасленная бумага или вставлялось стекло, но окна по-прежнему впускали в дом свет и свежий воздух, позволяя видеть и слышать..." Редкостная глубина мысли, конечно...
При всем при том отказать харьковскому дуэту в смелости, граничащей с безрассудством, никак нельзя. Сочинить сиквел гоголевского "Вия" - это, знаете ли, поступок. Правда, не очень понятно, насколько разумный поступок, ведь сравнения с классикой новелла Олди "Опустите мне веки" ну никак не выдерживает, хотя накручено соавторами немало: и панночка стала внучкой "проклятого чернокнижника", и Хома Брут слился с Вием, а заодно и с Касьяном Остудным. Но у Гоголя - поэтичная, ироничная и страшная сказка, а в "Песнях Петера Сьлядека" - литературное рагу... Что же касается стиля харьковчан - о! временами это просто песня! "Спина взбугрилась плоскими голышами мышц". "Взгляд... застыл, словно увидя впервые". Редактор, ау! Ан редактора-то и не было - зачем он "живым классикам"? А вот куплетик из плясовой: "Кочевряка, кочевряй! / Тощей сракой пузыряй! / Чай, ничей, - / Сто хрычей / Густо ерзают сарай!" Это, по-вашему, "золотая полка", профессор Черный? "Густо ерзают сарай"? Ну-ну...
К счастью, не все еще стеллажи в книжных магазинах завалены такими вот "кочевряками". Для меня приятным сюрпризом стал выход романа Дмитрия Володихина "Дети Барса". Надо сказать, что этот автор начинал печататься как критик, и те идеологемы, которые он разрабатывал и отстаивал в своих критических публикациях (что воспринималось вполне нормально), долгое время неподъемным бременем лежали на его фантастической прозе. Ну, не может хорошая проза быть "черно-белой", "плоской", а ведь именно такая и получается у сочинителя, полностью убежденного в истинности своих воззрений (как известно, Володихин неоднократно выступал с позиций патриота-государственника и православного христианина). Но в "Детях Барса" персонажи вдруг начали сомневаться в себе и в принимаемых решениях, и тут же в их артериях заиграла живая кровь, а "пространство романа" стало объемным и полноцветным.
Темой произведения автор избрал биографию Гильгамеша. Но речь ни в коем случае
не идет об очередной фантастической переделке шумеро-аккадского эпоса: это было бы предельно банально. Нет, Володихин, опираясь на данные реальных археологических изысканий, попытался рассказать нам о царстве Алларуад, которое, возможно, предшествовало государству шумеров. По его версии, это была сильная и развитая страна,
повелители которой верили в единого Бога. Гильгамеш, точнее, Бал-Гаммаст оказался последним из них. Он-то и нарушил завет, заключенный некогда между Творцом и алларуадскими царями, из-за него и рухнула стоявшая веками держава. Но странное дело:
столь "непатриотичный" поступок не стал причиной душевного разлада у Бал-Гаммаста, скорее, наоборот. И еще одно нетипичное для фэнтезийной литературы обстоятельство: писателя интересует не переход от политеизма к монотеизму (что нередко встречается у тех же Громова с Ладыженским), а обратная эволюция. Это, как ни крути, весьма актуально для России, где в третьем тысячелетии от Р.Х. начало расти число язычников.
Ну и словесное воплощение всего вышеизложенного заслуживает похвалы. Описания злодейств Энлиля, Энмешарры, Нинхурсаг и прочих духов (вы поняли правильно, они действуют в книге наряду с обычными людьми) ярки и страшны. Здание романа выстроено основательно и в то же время не без изящества: сюжетных линий немало, и всем им уделено достаточное внимание. Стиль легок и ровен, "ляпы" отсутствуют. Впрочем, делать окончательные выводы относительно этого произведения еще рано: "Дети Барса" - первый роман дилогии, второй покамест в работе. Придется подождать.
Александр Ройфе ("Книжное обозрение", 2004 г.)
