[ возврат ]
Мы живем в странном мире. В мире, где вчерашний день предсказать порой труднее, чем день завтрашний. В мире, где на газетной полосе сверхскоростные истребители мирно соседствуют со "снимающими сглаз и порчу" магами-целителями с "дипломом международного образца". В мире, где усилиями идеологов и рекламодателей символ и знак обрели самостоятельную жизнь, а то, что они призваны были воплощать -- погребено под грудой позднейших напластований.
В мире, в котором миф и реальность так плотно переплелись между собой, что нет никакой возможности определить, где заканчивается одно и начинается другое.
Да и нужно ли определять?..
...Вся творческая биография сэра Генри Лайона Олди от начала до конца связана с мифами и легендами самым непосредственным образом. Начать с собственно происхождения вышеозначенного "сэра"...
Первые произведения, подписанные этим непривычно звучащим именем, появились в самое тяжелое для отечественной фантастики последнего десятилетия время, в 1992 году. В первом сборнике харьковской серии "Перекресток. Элитарная фантастика" (прошу отметить название!) вышли две повести Г. Л. Олди: "Живущий в последний раз" и "Витражи Патриархов". Для внимательных читателей, конечно же, эсэнгешное происхождение "сэра Олди" не осталось тайной надолго. Ну посудите сами, какой англосакс станет так много и густо цитировать отечественную классику и вставлять в текст большие фрагменты прозы Андрея Столярова и поэзии Элмера Ричарда Транка -- замечательной, но, увы, малоизвестной вне ролевой тусовки поэтессы. В 1993 году книжный рынок, перегруженный дурными переводами второсортной англо-американской фантастики, не был готов принять пусть талантливого, но -- вот беда! -- отечественного дебютанта, и у харьковских авторов, поставивших себе целью во что бы то ни стало "пробить" в печать свои произведения, по сути, просто не оставалось иного выхода, кроме как взять англозвучащий псевдоним. Более того, "Олди" оказались в этом смысле отнюдь не одиноки -- можно вспомнить Елизавету Манову из того же Харькова (укрывшуюся под именем Лу Мэн), Елену Хаецкую (она же Мэделайн Симонс), и многих-многих других. И все же целый год -- до выхода очередного сборника серии "Перекресток", в состав которого вошел роман Олди "Сумерки мира" -- для широкой читательской аудитории оставалось загадкой: кто же именно скрывается под этим звонким псевдонимом?
В отличие от биографии Г. Л. Олди, в жизни Дмитрия Громова и Олега Ладыженского практически отсутствует интрига, загадка, элемент недоговоренности. Немало усилий к этому приложили сами авторы, с готовностью отвечающие на самые неудобные вопросы в сетевых конференциях, в которых Дмитрий и Олег участвуют с завидной регулярностью. Кажется, у отцов "Генри Лайона" нет никаких "скелетов в шкафу", никаких тщательно скрываемых экзотических хобби и тайных увлечений -- разве можно сегодня назвать "экзотикой" занятия каратэ или работу в театре? В общем, никакой почвы для слухов, сплетен и тонких намеков на толстые обстоятельства -- всего того, что не дает умереть корреспондентам разного рода "желтой прессы". Даже рекламируя новое литературное направление, "философский боевик" (единственным полноценным представителем которого, похоже, сегодня является лишь сам Г. Л. Олди), соавторы вопреки всем традициям не пытались ни ниспровергнуть своих предшественников, ни осмеять идейных противников, ни втоптать в грязь недоброжелтелей.
Пожалуй, самая серьезная претензия к Громову и Ладыженскому (а точнее, еще один миф, который очень легко развеять) -- аполитичность Олди, декларированная соавторами где-то в 1995-1996 годах. Увы, для того, чтобы увлекаться реальной политикой текущего дня и каким-то образом отражать это увлечение в своем творчестве, Громов и Ладыженский слишком хорошо понимают людей и слишком любят своих героев. Причем, что самое удивительное, не только "положительных", а всех без исключения. Стоит присмотреться, и становится понятно, что практически у каждого персонажа Олди есть резон совершать те или иные поступки, что никто из героев Громова и Ладыженского не творит зла просто так, от извращенной предрасположенности к пакостям. То, что порою действия одних героев идут во вред другим -- следствие скорее фатального стечения обстоятельств или не менее фатального взаимонепонимания, но вовсе не злого умысла. В книгах Олди попросту некого изобличать как "предателей национальных интересов" или как перекрасившихся приспешников коварной Системы-Голема. А какая "реальная политика" может быть там, где безраздельно господствует релятивизм, и любой поступок оправдан и верен -- с той или иной точки зрения? Даже нечистая сила у Олди по-своему привлекательна и ни в коем случае не злокозненна. Самое забавное, что так оно, в общем-то, и есть: совершая даже самые неблаговидные поступки, каждый из нас держит обычно в голове какие-то вполне разумные оправдания, и нет оснований полагать, что в этом смысле господа политики так уж сильно отличаются от простых смертных.
Однако все это вовсе не означает, что Олди совершенно не интересуются взаимоотношениями человека и власти. Напротив -- философский и нравственный аспекты этих отношений глубоко и подробно рассматриваются во многих произведениях авторов -- от повести "Войти в образ", где главный герой силой искусства обретает удивительную власть над умами целых племен, до уникальной в своем роде книги "Я возьму сам", полностью посвященной проблеме "богоданности" власти. Да и небесная канцелярия у Олди не слишком отличается от земных "инстанций". Достойный смертный может без особых помех добиться уважения у богов, стать с ними вровень -- и даже выше, -- а то и попросту войти в пантеон. При этом все этические и нравственные аспекты взаимоотношений человека с властью остаются практически неизменными...
Вообще значение мифа, легенды, эпоса в творчестве Олди трудно переоценить. И дело не только и не столько в том, что подавляющее большинство произведений Громова и Ладыженского, написанных за последние пять лет, базируются на образах и сюжетах, пришедших непосредственно из мифологии тех или иных стран. "Герой должен быть один" -- и Древняя Греция, "Мессия очищает диск" -- и средневековый Китай, "Черный Баламут" -- и Индия ведического периода... Эта связь пряма и очевидна. Но куда важнее -- мифологическое восприятие мира, пропитывающее насквозь все без исключения книги Олди. То самое, которое делает их творчество редким и драгоценным явлением не только в отечественной, но и в мировой фантастике, и почти уникальным -- в фэнтези.
Итак, для начала условимся, что литература не просто осмысливает и отражает (пусть порой в кривом зеркале) те или иные проявления жизни, как утверждал советский марксизм. Литература и есть жизнь. Ну, а жизнь, соответственно -- литература. Грань тонка, практически неразличима, да и к чему различать?.. Как часто, шагая по знакомой с детства улице, мы вдруг ощущаем себя героем той или иной книги или фильма. Или напротив: листая страницы очередного романа, неожиданно понимаем, что автор, совершенно чужой и незнакомый нам человек, с удивительной точностью уловил и описал именно наши чувства, эмоции, мысли... Да нет, о чем там спорить: мы живем в книжном мире. Именно они, книги, самые разные -- от "Морального кодекса строителя коммунизма" до, казалось бы, сугубо развлекательных романов Эдмонда Гамильтона, в значительной степени сформировали наше представление об окружающем. Стереотипы поведения в определенных ситуациях, стандартные реакции на те или иные раздражители -- все это почерпнуто из книг и фильмов, рекламных плакатов и предвыборных лозунгов, застольных песен и бородатых анекдотов -- ибо больше неоткуда. Сами того не замечая, мы живем во многих книгах, ежеминутно переходя из одной в другую и постоянно меняя маски. Чем шире знания, эрудиция человека, чем разнообразнее его интересы, тем шире пространство выбора -- но и только. Вырваться за грань структуры, в которую мы оказываемся влиты с первого своего дня, не дано никому. Но сама эта структура настолько широка и разнообразна, что здесь есть место всему, что только в силах представить человек.
Что значит "ощущать себя человеком НАШЕГО мира"? Реальность -- не более чем совокупность бесконечного множества представлений о ней, незримо соседствующих, конфликтующих и подпитывающих друг друга в одном физическом объеме. Взгляд на мир представителя академической науки и молодежной "тусовки", писателя-фантаста и преуспевающего банкира могут различаться куда сильнее, чем представления о строении вселенной у землян и инопланетян в НФ-книге или фильме. Но при этом мир не перестает существовать! Скорее наоборот -- каждый новый взгляд, новая точка зрения, новый вариант придают вселенной еще одно дополнительное измерение, раз за разом раздвигая ее границы.
Заметьте: все поголовно герои Олди в той или иной степени являются творцами. Они создают государства и поэмы, религии и рок-баллады, философские теории и новых разумных... Герой-созидатель, которого так не хватает в сегодняшней отечественной НФ, занимает в творчестве Дмитрия Громова и Олега Ладыженского центральное место. Независимо от своего социального статуса и даже от биологического происхождения, все без исключения их персонажи творят -- или, по меньшей мере, кардинально изменяют мир. Грань между словом и делом стирается напрочь в "Витражах Патриархов", актерское искусство становиться реальной и могучей силой в "Войти в образ", писатель из романа "Нам здесь жить" буквально на глазах превращается во всемогущего демиурга... Там, где у многих создателей НФ гениальные (согласно авторской ремарке) творцы начинают думать, как наемные убийцы, у Олди происходит прямо обратный процесс -- их разбойники и душегубы уподобляются поэтам. Подмечено на редкость точно: если любое действие, любое слово и мысль влияют на все происходящее в этом мире (а это, несомненно, обстоит именно так), то разница между создателем сотен бессмертных касыд, бродягой, сложившим за свою жизнь пару матерных частушек, и любой бессловесной тварью, самовыражающейся через действие -- только количественная. В этом плане Олди удивительно демократичны -- в хорошем смысле слова. Они принципиально не разделяют человечество на "элиту" и "плебс". Более того, авторы нигде ни словом не намекают на саму возможность подобной сегрегации -- позиция, бесспорно заслуживающая уважения.
Герои Олди никогда не занимаются бессмысленным разрушением ради разрушения -- на месте ушедшего в небытие, по воле героя или против нее, тут же возникает нечто иное, новое. Даже в лучших отечественных образчиках "твердой НФ" широко распространена мысль, что достаточно уничтожить тех, кто "мешает нам жить" (злодеев-политиканов, непонятных и оттого пугающих чужаков, просто "бесполезных" людей) -- и путь к земному раю окажется открыт. Штамп бульварной литературы: благородный герой, весь в белом, стоит над телом поверженного злодея, воздев к небесам сияющий меч, и смело, не щурясь, смотрит вдаль на восходящее солнце. Занавес, аплодисменты. У Олди все не так. Поверженный враг сам по себе ничего не значит. Победа как таковая не способна подтвердить (или, если уж на то пошло, опровергнуть) верность твоей точки зрения. Тот, кого ты ныне попираешь, тоже был по-своему прав. А значит, ты должен все силы положить на то, чтобы подтвердить жизнеспособность точки зрения, за которую сражался. Остается снять белые доспехи и надеть фартук гончара... А лучше -- и вовсе оставить латы в покое, бескровно доказав свою правоту жизнью, творчеством, созиданием.
Как показывает опыт, мифы и легенды прорастают сквозь стекло, бетон и теплотрассы современного города так же свободно и легко, как и через пески арабского Востока времен "Тысячи и одной ночи" или сквозь мозаичные окна храмов и крепостей средневековой Европы. Именно так обстоит дело в ранней повести Олди "Дорога" из цикла "Бездна Голодных глаз", именно так происходит в одном из последних произведений авторов, романе-дилогии "Нам здесь жить", написанном совместно с Андреем Валентиновым. Разные произведения, разные темы, разные уровни писательского мастерства -- ан нет, что-то заставляет писателей раз за разом возвращаться к "городской сказке", берущей в европейской традиции начало от фантастических повестей Э. Т. А. Гофмана, немецкого романтика. Помните? Обычный летний день, солнце, река, и долговязый студент Ансельм, разомлевший в тенечке и размечтавшийся о золотых змейках...
"Городская сказка" Олди существенно менее лирична и оптимистична. Особенно это касается романа "Нам здесь жить". Но все же и здесь писатели умудряются сохранить свое обычное понимание человеческих слабостей, свою обычную сдержанность и чувство меры. Казалось бы, чего проще: назови поименно виновников бедствия, обрушившегося на крупный райцентр (в котором без труда угадывается славный город Харьков), разделайся с ними руками героев -- и шагай себе в новую, светлую жизнь! Но ткань мифологической реальности не терпит столь грубого насилия. Все одновременно правы, и все не правы в этом конфликте. Только если обычно героям Олди удается ценой тех или иных жертв свести на нет опасные последствия -- и выжить самим, то на сей раз ценой отсрочки приговора миру стала гибель всех центральных персонажей романа.
Впрочем, Олди -- одни из немногих современных отечественных авторов, в произведениях которых смерть героя очень редко ассоциируется с поражением. Обычно писатель может сколько угодно доказывать себе и читателям, что его персонаж погиб ради торжества правого дела, и так далее, и тому подобное. Но самому-то покойному от этого какой прок? У Олди человек может прожить долгую и полную (по его мнению) жизнь -- и не оставить в этом мире почти никакого следа. А значит -- безымянным кануть в Бездну Голодных глаз. А может -- разрядиться краткой, но яркой вспышкой, навсегда войдя в историю и тем самым обеспечив себе бессмертие -- и "право вернуться". Ведь разве не оживают древние боги и герои, когда мы задумываемся о них?
Ну, а кроме того...
"Мертвых не существует! Совсем."
[Владимир Гусев]
[ возврат ]