Несмотря на то, что писатели-фантасты обладают поистине фантастической
валентностью в смысле образования соавторских союзов, объединение таких
имен, как Генри Лайон Олди и Андрей Валентинов, просто не может остаться
незамеченным. Если учесть, что сэр Генри уже состоит из двух персон - Дмитрия
Громова и Андрея Ладыженского, - то получившаяся писательская гроздь весьма
впечатляет. Три писателя, объединившись, произвели на свет два тома романа
"Нам здесь жить". Первый называется "Армагеддон был вчера", а второй еще
интереснее: "Кровь пьют руками". Почти как знаменитое "Мертвые не потеют".
Вряд ли имеет смысл текстологическое исследование, где здесь
Олди, а где Валентинов. Последний, известный как мастер крепких коктейлей
из разных остросюжетных жанров - от альтернативной истории до детектива,
- не убоялся влиться в апробированную, можно сказать, фирменную смесь и
хорошо добавил градусов. Роман пьянит. Читать его надо не отрываясь, залпом.
А потом перечитывать, смакуя букет.
Место действия романа - обычный в недавнем прошлом областной
центр, где произошла катастрофа. Но катастрофа не экологическая и не техногенная
и не нашествие инопланетян, а некий сдвиг реальности. В результате Большой
Игрушечной войны, когда детские бомбочки, предназначенные для чего-то вроде
казаков-разбойников, начали вдруг взрываться по-настоящему, треть населения
города погибла, треть была эвакуирована, а оставшуюся треть предоставили
собственной судьбе. Но неожиданно для всех обреченный город, окруженный
кольцом карантина, выжил. Непонятно как, но в домах снова появилось электричество,
пошла горячая и холодная вода, заработала телефонная связь. Отключенный
от всего, лежащий в руинах зданий и коммуникаций, город стал как голова
профессора Доуэля - причем не подсоединенная ни к каким приборам и физиологическим
растворам. Более того, постепенно здесь восстановилась нормальная властная
инфраструктура - мэрия, милиция, прокуратура, органы госбезопасности. Появилась
пресса, даже возникло издательство, где один из главных героев, писатель-фантаст
Алик Залесский, как ни в чем не бывало выпускает свои произведения и даже
получает за них какие-то гонорары.
Конечно, в этом городе все не так просто. Обыденность его обитателей
весьма похожа на обыденность сумасшедшего дома. Что делают здесь, если
прорвало трубу? Думаете, чинят? Нет, сжигают булочку на домашнем алтаре,
встроенном в виде дополнительной конфорки в кухонную плиту. Получив бескровную
жертву, отвечающая за сантехнику нечисть (какой-нибудь утопец или квартирник)
приводит трубу в порядок. На каждом углу города понатыканы храмы, где продаются
одноразовые иконки на все случаи жизни. Вера (хоть в Бога, хоть в черта
лысого) становится, таким образом, делом утилитарным: помолился или покамлал
- получи результат. Можно себе представить, как своеобразно выглядит в
таких условиях работа следователя прокуратуры. Другая главная героиня-повествовательница
романа, Эра Игнатьевна Гизело, - не просто следователь, а старший следователь.
У нее в производстве самые серьезные дела, среди которых, впрочем, не бывает
"убойных". С убийцами разбираются Первач-псы - громадные собаки с человеческими
головами. Всех забот - дождаться, когда в морге появится труп с характерными
следами загрызания. Как появится - значит, вот он и есть, убийца, синий
и холодный, получивший по заслугам, и дело можно спокойно закрывать.
Сюжетная линия Эры Игнатьевны закручивается тогда, когда "убойное"
дело все-таки возникает. Почему не срабатывает пусть искаженная, вывернутая,
но все-таки закономерность? Героиня должна разобраться в этом не только
как старший следователь, но и как внедренный агент под кодовым именем Стрела,
работающий на таинственную внешнюю организацию: может быть, на подразделение
"своей" госбезопасности, а может, на что-то вроде ЦРУ. Сюжетная линия Алика
Залесского еще круче: оказывается, он - латентный маг, призванный "распечатать"
тот пласт реальности, в который превратился город после катастрофы. Литературная
деятельность превращает его в стихийного демиурга: написал он как-то роман
о Минотавре - и нечаянно образовался отход процесса, бугай в джинсах по
кличке Минька, мирно обитающий на заброшенных складах. Старый алкоголик
Ерпалыч, он же бывший сотрудник секретной программы МИР (Мифологическая
реальность), призван открыть Алику глаза на его настоящее предназначение.
Как это принято сегодня в уважающей себя фантастике, каскады
приключений и навороты оригинальных образов служат для оформления серии
философских идей, встроенных в роман, как бывает встроен в игрушку заводной
механизм. Главная идея данного произведения заключается в том, что конец
света, ожидаемый человечеством в неопределенном будущем, наступил вчера.
Люди просто не заметили, что реальность сдвинулась и мир стал иным. Когда-то,
в первый миг творения, мир обладал бесконечными степенями свободы. Воплощаясь
и реализовываясь, он эти степени свободы постепенно утратил и стал предельно
конкретным и простым. Эта четырехмерная простейшая конкретность и есть
привычная нам реальность. Однако вслед за сжатием опять наступает расширение:
мир возвращает себе неопределенность, а у хомо сапиенса почва уходит из-под
ног. Вопрос в том, сумеют ли люди обновиться, стать иным, новым человечеством.
Услышат ли они, иначе говоря, нового Мессию. "Пути Господни неисповедимы,
все мы - орудия Его, и кто знает: вдруг завтра Иоанн Креститель укажет
пальцем именно на тебя? Мессия - ты! Ну как? По плечу ноша?" - так обаятельный
Андрей Валентинов формулирует в предисловии ко второй части текста личностный
аспект разработанных в романе идей. Будь готов, короче говоря.
И вот тут-то мое читательское отношение к продукту совместного
предприятия "Олди-Валентинов" странным образом раздваивается. С одной стороны,
это едва ли не самый яркий, самый насыщенный изо всех появившихся в последнее
время фантастических романов. С другой - еще раз убеждаешься, что фантастика
и так называемая "литературная литература" находятся в состоянии холодной
войны. Если бы писатель А. Валентинов прочитал роман писателя А. Слаповского
"Первое второе пришествие" (попадавший, кстати, в Букеровский шорт-лист
1994 года), то он бы с удивлением убедился, что идея насчет мессианства
и "по плечу ли ноша" уже разработана, и разработана очень талантливо. А
если бы к тому же наши соавторы решили ознакомиться с романом лауреата
Нобелевской премии Жозе Сарамаго "Евангелие от Иисуса", они бы обнаружили,
что их апокрифические идеи также не эксклюзивны. И возникает крамольная
мысль: а не стала ли фантастика литературой оформительской - оформляющей
сюжетом и кентаврами-минотаврами некие авторские изобретения, которые в
мировой литературе давно являются велосипедом? Опять же - насчет встроенного
механизма: вообразите скульптуру (ну хоть Венеру Милосскую) с ключом в
спине и с моторчиком в животике, как у плюшевого медведя. Понятно ведь,
что у неподвижной скульптуры иное, непространственное движение. Так же
точно и роман: ну не может он быть полностью литературой, если идеи отдельно,
а образы отдельно.
Да простят мне фэны и писатели-фантасты эти вольные ассоциации.
Я правда очень люблю фантастику и получаю большое удовольствие от ее высококачественных
образцов, к каким смело отношу роман "Нам здесь жить".
Но что-то не так, ребята. Ведь не только снобы, считающие вульгарным
любой тираж свыше тысячи экземпляров, не читают фантастики: верно и обратное.
Ситуация прямо как при совке, когда была гражданская, университетская наука
и были закрытые оборонные разработки: несообщающиеся сосуды.
Оно нам надо в русской литературе?
