Проза

Владимир Круглов
(г. Москва)

Тысяча и один день лета

Ромке

Видели ли вы когда-нибудь, как скользит по земле тень от облака? Обычно увидеть это можно с высоких холмов или гор, когда стоишь на самой вершине, а вокруг до самого горизонта бескрайний простор. Зеленые поля под ослепительным летним солнцем, голубое, до самой-самой глубины лазоревое небо. И видно, как плывут по этой зеленой земле тени, на мгновение скрывая кусочек луга от ослепительного светила. Потом тень доходит и до тебя, и накрывает с головой, оставляет на некоторое время без солнца. И тогда видно еще одно чудо - как в прорывы между пухлыми белыми облаками яркими конусами падают на землю лучи.

Николка проснулся и открыл глаза. Узкий луч, пробивавшийся в щель между двумя неплотно закрытыми шторами, падал на ковер, и Николка сразу понял - день за окном ослепительно солнечный.

Николка вскочил и раздернул шторы. Солнце ударило по глазам яркой стеной света, и Николка непроизвольно зажмурился. Потом осторожно открыл глаза, привыкая к бьющим лучам. За окном лето стояло во всем своем июньском великолепии. Вообще июнь - самый лучший месяц каникул. Учеба только что кончилась, следующий учебный год еще так далеко, что даже думать не хочется, а лето - вот оно, только что началось, и все еще впереди. Под окнами был сад, и дом утопал в зелени, купался в лете - в летнем синем-синем небе под лучами летнего солнца.

Николка весело рассмеялся и распахнул окно. Высунулся почти по пояс, крикнул:

- Эгей! Люди!

Впереди был еще один день каникул - длинный день, полный счастья, лета, неба и приключений (хотя приключений после вчерашнего уже как-то не совсем и хотелось). А сейчас, в июньское утро, даже не верилось, что когда-то была (и будет) зима, вьюги, школа... Все это был так далеко сейчас...

Николка надел футболку, шорты и, хлопая незастегнутыми сандалиями, пошел на балкон.

Ветер сразу встрепенул волосы, солнце ласково улыбнулось: "Привет!" Николка сощурился, прикрыл глаза ладошкой и тоже в ответ улыбнулся.

...Телефон он услышал не сразу. А когда услышал, добежал, переводя дыхание, схватил трубку и крикнул: "Алле!", в трубке уже были гудки. Николка постоял еще немного - ждал, может, позвонят еще раз? И точно - через минуту телефон взорвался настойчивым треском.

Николка схватил трубку.

- Алло?

- Ник?

- Ромка!

- Привет, Ник!

- Привет...

- Ник, была буря?

- Не совсем. Небольшой ураган. А у тебя?

- И у меня... Ник, ну сбегаемся, ладно?

- Конечно... Как всегда?

- Ага... Я иду, Ник!

- И я! Пока, Ромка!

Николка положил трубку и огляделся. До чего здорово было вокруг! Лето, солнце, небо... Что еще нужно для счастья, когда тебе неполных двенадцать лет?

Даже бури не страшны. И вчера вечером, когда мама говорила, что ей не нужен такой разгильдяй, что она больше никогда его не отпустит гулять одного, и что она скоро сойдет в могилу, а Николка, полный запоздалого раскаяния, тихо ронял слезы, все равно он знал, что все будет хорошо. Что будет лето и будет лучший друг Ромка, и с мамой они тоже помирятся... А как же иначе? Николка в последний раз оглянулся проверить, все ли в порядке, перед тем как уходить. Потом вспомнил, что Ромка уже ждет, и кинулся бежать. На улице было еще прохладно, как и любым другим июньским утром, но Николке было не холодно. Минуту после того, как выскочил на улицу, он попрыгал, привыкая к прохладе, а потом помчался к Ромке.

На улице было здорово. Новые сандалии пружинили об асфальт, бежать в них было одно удовольствие, подошва чувствовала самый мелкий камешек, самую маленькую песчинку. Трава щекотала ноги шелковистым прикосновением.

...Ромку, мчащегося ему навстречу, Николка увидел еще издалека. Улыбнулся (про себя). Махнул рукой.

Ромка был в оранжевой футболке с летчиком из мультфильма и салатовых шортах - прямо как светофор на перекрестке.

- Ромка!

- Ник!

- Привет...

- Привет, Ник.

- Ник, ну ты живой? После вчерашнего?

- Живой... А ты? Очень ругали?

- Очень...

- И меня...

- Но это ничего, да, Ник? Главное...

"Главное, что все в порядке. Вокруг лето, и мы снова вместе. Да?"

- Да.

Ромка засмеялся.

- Куда пойдем?

- Какая разница?

- Конечно...

- Пошли к нам? Ну в сад...

- Пошли.

Этот сад был очень старый, его посадили, кажется, еще до того, как Николкины и Ромкины родители переехали сюда. Каждую весну сад цвел, и Николкина квартира, окна которой выходили прямо на сад, наполнялась бело-розовым благоуханием яблоневого и вишневого цвета.

Смотреть на это все великолепие особенно здорово было из окна, тогда казалось, что под тобой, до самого горизонта - холмы, усыпанные цветами. А еще в саду были качели. Странно - обычно в парках, на бульварах качели живут на детских площадках, в окружении разных лазалок, песочниц и прочих. Здесь же они были одни, сами по себе. Очень старые - наверное, им было больше лет, чем Нику с Ромкой, но все равно каждое лето качели снова были готовы к набегу окрестного населения.

И опять, в начале каждого лета, по двое, а то и по трое, залезали на отполированную штанами многих поколений доску и, визжа от восторга, вопили столпившимся внизу зрителям:

- Эй! Смотрите как я летаю!..

Качели были покрашены в зеленый цвет, и хотя местами облезли, но все равно так искусно прятались среди зарослей кустов, что даже пройдя через сад насквозь не всегда можно было их заметить.

Сейчас на качелях никого не было. Оно и понятно - лето, большая часть тех, кто обычно эксплуатировал качели, разъехалась по всяким там лагерям, дачам и просто бабушкам из деревни.

Ромка обрадованно подбежал, уселся на ту самую доску, повозился, устраиваясь поудобнее. Посмотрел на Ника: "А что же ты?"

Ник улыбнулся Ромке, но помедлил перед тем, как садиться. Почему-то вот сейчас, особенно в последнее время, иногда становилось как-то грустно. Раньше они лазали где только было можно и как-то не думали об этом, а сейчас Ник иногда все чаще понимал как это вот здорово - лето, солнце, лучший друг рядом и никаких тебе уроков и забот. И понимал, что вот это, наверное, скорее всего происходит в последний раз...

Потому что как ни крути, а Ромке в следующем году уезжать. И ладно бы просто на другую квартиру, на метро-то иногда доехать можно, а в другой город. Не будешь же все время звонить, междугородний телефон тоже ой-ей-ей сколько стоит...

Но потом такие мысли проходили. Ведь даже если что-то плохое - то это все равно еще не скоро. А пока... А пока вместе. Как сейчас.

Ромка смотрел уже почти удивленно. Ник встряхнулся, отогнал назойливые мысли, шагнул к Ромке. Сел рядом.

В последнее время они сильно выросли и уже почти не помещались вдвоем на одной узкой доске, приходилось сидеть тесно прижавшись друг к другу. И сейчас, в эти минуты перед полетом, когда он сидел, тесно прижавшись к Ромке, Ник со всей отчетливостью вдруг понял, что этот полет - последний. И не потому, что кабина стала им узка. Просто потому, что...

Странно это как-то все было. Обычно дети не верят, что взрослеют. И только ставшие за зиму короткими футболки и шорты убеждают их в этом. Но сейчас Ник четко понимал: все. Их время вышло. И ничего уже не изменить, так было сотни лет: одни уходят, а на их место приходят другие. И ничего нельзя сделать.

Ник поспешно отвернулся. Прислонился лбом к холодной железной ручке. Но через секунду уже справился с собой. И на неизменное Ромкино:

- Поехали?

Ответил чуть хрипловатым, но все-таки уже своим, нормальным голосом:

- Давай.

И как всегда, как сотни раз, вдавила в скамейку подъемная сила. И чуть закружилась голова. Ник каждый раз знал, что так будет, и все равно каждый раз немного удивлялся. И радовался. И еще, когда все вокруг - зеленые деревья и белые цветы - начинали дрожать и расплываться, отчего-то становилось чуточку жутковато. Но сразу проходило. Тогда, когда появлялся справа и слева в поле зрения широкий размах серебристых крыльев.

Первый раз, когда так случилось, Ромка даже не удивился. Только засмеялся тихонько и поближе придвинулся к Нику. А Ник сидел, не смея оторвать глаз. Потому что, когда бы они ни поднимались в воздух, в небе всегда было раннее утро. И вставало огромное золотое солнце из-за горизонта. Пару раз это им мешало, когда летали на восток, к морю, но зато как здорово было встречать закат вот так - на высоте, в небе!

Потом, когда станет взрослым, Ник узнает, что был на свете замечательный человек - летчик и писатель француз Антуан де Сент-Экзюпери. За свою жизнь он написал много разных историй - про людей, смелых и отважных летчиков, потому что сам был таким. И в одной из его историй обыкновенный мальчик - Маленький Принц - говорил взрослому летчику - своему другу:

- Знаешь... когда станет очень грустно, хорошо поглядеть, как заходит солнце...

И Ник, пожалуй, вспомнит эти моменты - утреннего полета. И подумает, что восход и закат, в сущности, одно и то же... Просто для кого-то это восход, а для кого-то - закат...

От грустных мыслей Ника отвлек озабоченный голос Ромки:

- Эй, пилот, ты заснул никак? Смотри, погода портится! Сейчас дождь будет, смотри, какие тучи! Что делать будем?

Ник глянул поверх приборов. В самом деле, небо посерело, затянулось облаками. Когда только успело? Вроде только что было солнце...

- Не знаю, - перекрывая шум ветра, крикнул он Ромке, - ты посадишь? Или летим на побережье?

Ромка подумал секунд пять. Попробовать-то можно было... И если ветер поможет, тогда...

А если? Тогда что? "Ты же Летчик! - сказал кто-то Ромке. - При любых обстоятельствах ты не имеешь права рисковать Пассажирами. Ты слышишь? При любых обстоятельствах!"

...От дождя они успели тютелька в тютельку. Только взмокший Ник понял, что они на земле, как ветер рванул так, что песок взметнулся почти на метр от земли, и Ник подумал, что при таком ветре самолет они бы, пожалуй, не посадили даже здесь, не то что дома. Пришлось бы лететь от грозы в Заречье, там дожди очень редко, пришлось бы выжидать... Кто знает, сколько? Самолет стоял у самой воды, на песке. Как Ромка сумел так ювелирно сесть и не кувырнуться с берега, Ник предпочитал даже и не думать.

- Ну что? - Ромка в изнеможении вытянулся. Капли щелкали в метре от его ног.

- Подожди, - переводя дух, попросил Ник, - дай в себя прийти.

Они лежали на теплых досках маленького домика пристани, крытого шифером - обычное их место здесь для пережидания дождя. Как только первый порыв взметнул песок на берегу около самолета, Ромка с беспокойством крикнул, перекрывая шум ветра:

- Побежали-ка лучше отсюда. Смотри тут тоже вон какая туча, сейчас что будет...

Дождь прихватил их по пути. Сначала капли изредка, будто пробуя, задевали футболку и руки, а потом защелкали все сильнее и сильнее. Слава Богу, бежать было недалеко. Но все равно, когда добежали, были, как говорит мама, "как из лужи вынутые". Ромка стащил через голову мокрую футболку, выжал. Теперь, когда все уже было позади, снова нахлынули подробности полета. Так всегда - когда что-то происходит ничего особенного не замечаешь, а потом вспоминаешь и думаешь: "Ну до чего же здорово было! И как это я не заметил?"

- А как ты от ветра-то, а? - нарушил молчание Ник. - Я бы так не смог.

- Да ладно уж, не смог бы!

- Правда...

Чего греха таить, летал Ромка лучше. Поэтому почти всегда во всех полетах за рулем был он. А Ник у него вторым пилотом.

- Что-то везде погода портится, - заметил Ромка вдруг, - И у нас, и здесь... Не к добру...

- Да ладно, тебе... Пробьемся.

- Ну да! Пробьемся! Ты поведешь? Я и так вон чуть сиденье не намочил, когда нас швыряло тут над деревьями! Соображаешь, что бы было, если бы...

- Ага. А сажал ты правда здорово. Я даже глаза закрыл, думал, уже все... Умеешь.

- Да ладно тебе, хватит! Кукушка хвалит петуха.

Ник довольно засмеялся.

- Смотри, зарядит на два часа проливной, будет тебе петух! Как тогда взлетим? А если не взлетим, то сидеть тебе опять под домашним арестом, как тогда, когда с Острова возвращались. А?

- Не-а, не сидеть. Смотри, вон просвет.

- Ну да, просвет. Вон там опять что-то черное.

- Все равно скоро кончится...

- Ну и...

Ник вдруг замер на полуслове и приподнялся на локте.

Ромка удивленно посмотрел на него:

- Ты чего?

- Посмотри. Ничего не видишь?

Ромка вгляделся. Хотя приглядываться-то уже и не надо было. Самолет. Серый, маленький, с синей звездой на боку.

- Правее, - сказал Ник.

Ромка взглянул правее. И - вздрогнул от неожиданности. Прямо перед ним, сбоку от маленького самолетика, появилась другая точка - черная и большая. Она стремительно увеличивалась и превратилась в самолет с хищным носом и широко раскинутыми в стороны крыльями.

- Кто это? - тихо спросил Ромка.

Ник не ответил.

Самолеты пронеслись над головами ребят и стали стремительно удаляться. Но потом снова повернули.

Мысли работали как-то в замедленном темпе. Но когда серое небо пропорол оранжевый всплеск, Ник был уже на ногах.

- Самолет! - крикнул Ромка.

- Да.

...Ромка взял настолько круто вверх, что у Ника потемнело в глазах. Он вцепился в штурвал так, что пальцы побелели, а перед глазами поплыли разноцветные пятна. Потом понемножку отпустило, и в бешеной карусели снаружи стали различаться пятна. Вот черное, большое - это тот, враг. А где тот маленький? Неужели все? Нет, вот он... Держись, малыш... Держись, мы сейчас...

Вдруг их самолет будто воткнулся с размаху в невидимую стену. Чихнул. Ника бросило грудью на приборную доску. Перехватило дыхание и Ник увидел, что на стекле кровь. А, ладно! Главное...

- Достал, - процедил сквозь зубы Ромка. - Ну ладно. Ник! За сиденьем парашют! Бери и иди!

- А ты? - с трудом дыша, крикнул Ник, - ты?

- Я потом. Иди.

- Нет.

Первый раз в жизни он был главнее Ромки. Выше.

- Ник...

- Нет. Ромка, нет. Это должен ты!

- Ник, но я же лучше вожу! Я же...

- Ромка, нельзя. Ты нужен там.

И, видимо, столько непреклонности было в его голосе, что Ромка засомневался:

- Ник, но так же нельзя!

- Можно!

- Ник, но...

- Иди! - крикнул Ник таким страшным голосом, что Ромка сразу уступил ему кресло пилота, и, не попадая руками в лямки, стал одевать ранец.

- Ник, может... - последний раз попытался возразить Ромка, но Ник опять крикнул:

- Нет! Иди!, - и Ромка сразу сдернул колпак кабины и перевалился через борт.

А Ник вцепился в штурвал и прошептал:

- Ну все. Держись. Теперь или ты, или я...

И в тот же момент страшный удар потряс самолет, и все вокруг померкло.

Непонятно, когда это было. Он очнулся на траве, ничком, около качелей. Он, Ромка, мальчишка.

Никакого парашюта, конечно, не было. Не было и Ника.

Ромка встал, подошел к качелям. И вдруг что-то блеснуло в траве. Ромка нагнулся. Прямо под ногами лежал маленький обгорелый замок от планшетной сумки. Пилотской...

Ромка понял все сразу. Вцепился руками в холодную перекладину старых качелей и зашелся в отчаянном плаче. Пусть так, но почему Ник, почему не он? Почему он тогда, в кабине, не настоял?

Прошло неизвестно сколько времени. И вдруг Ромка почувствовал, что он не один. Оглянулся.

Сзади стоял незнакомый мальчишка. Небольшой, на вид класса из первого. И вдруг Ромку будто что-то толкнуло... на кепке у него была звезда. Такая же, как там, на том самолете. Синяя...

- Постой!.. - крикнул он, хотя тот никуда не собирался уходить. - Ты - летчик?

Мальчишка вздрогнул. Несколько секунд стояла такая томительная пауза.

- Летчик, - наконец подтвердил он.

- И это ты только что там...

Мальчишка сразу понял, где - там. И обрадовался.

- Я! И ты тоже?

- Да... - отозвался Ромка, - я. Мы...

Мы...

И опять прорвались слезы. Потому что вот его, Ника, второго пилота и лучшего друга уже нет. Не будет! Никогда!

Ромка повернулся и пошел, сам не зная куда, даже не вспомнив о маленьком летчике.

А если бы вспомнил и обернулся, то увидел бы, что он стоит и смотрит ему вслед...

Но скоро Ромку догнал Голос.

- Рома, не убивайтесь очень сильно. Так должно было случиться.

Ромка не удивился. Только спросил:

- Почему?

- Ну... - засмеялся Голос. - Просто не всю же жизнь вам просто смотреть на восход. Пора заниматься и другими делами, например, становиться настоящими Летчиками. Или охранять тех, кто только летит в свой первый полет... как делал это Ник.

- Ник умер, - ответил Ромка. - Теперь уже ничего нет. И не может быть.

- Ну, - отозвался Голос, - не все ли равно? Полгодом раньше, полгодом позже, но вы все равно бы расстались с ним, Рома. Так или иначе.

- Что вы понимаете! - крикнул Ромка. - Тогда я бы знал, что Ник все равно где-то есть, что он... А хотя что вам до этого...

- А кто знает? - усмехнулся Голос. - Я держу пари, что где-нибудь он сейчас наверняка есть. Только, правда, не здесь.

- А если не здесь, то тогда зачем? Почему?

- Просто он немного старше вас, Рома. В этом весь секрет. И он раньше вас понял, что надо не только получать что-то от этого мира, а надо ему отдавать что-то свое. Иначе никак нельзя, Рома.

- И он... отдал?

- Ну... - опять засмеялся Голос, - вы понимаете все слишком буквально. Просто если говорить понятным для вас языком, то он первый из вас двоих понял, что летать можно не просто так. Нужно не просто так! Все мы когда-нибудь покидаем эту страну, в которой вы жили... Кто-то раньше, кто-то позже...

- А... Ник. Он... Он правда жив?

- Вы не верите мне, Рома?

- Н-нет, почему же... Но... Я бы больше поверил, если сам увидел...

Голос усмехнулся.

- Увидите. Не торопитесь, Рома. Еще пожалеете. Все жалеют. Помните - в вашу страну нет возврата.

- И я... Уже не смогу летать?

- Нет, почему же... Конечно, не на качелях, это только ваше, для вас двоих, это сказка вашего детства. Просто полеты ваши будут дольше и дальше. Вот и все. А качели... Обернитесь, Рома.

Ромка обернулся. С того времени, как он ушел с поляны, качели уже заняла веселая малышня. Втроем они уселись на доску и раскачивались все сильнее, сильнее, и вдруг... пропали.

- Вот видите, Рома, - снова догнал Ромку Голос, - все как я и сказал. Ник раньше вас понял это, скоро поймете и вы.

- А вы... Все-таки, покажите мне Ника.

- Вы встретитесь с ним, Рома. И наверняка еще не один раз. Просто будете расставаться все чаще и на более долгие сроки. Это закон.

- Ну все равно... Хоть на чуточку покажите!

- Воистину правда, на чуточку задержать детство всегда приятно. Ну ладно. Только из уважения к вашим бывшим заслугам. У вас полчаса...

И опять, как при взлете, поплыли в глазах деревья, потемнело вокруг. Потом вдруг Ромку ослепила яркая вспышка и он зажмурился.

Наконец глаза привыкли, и он увидел, где он стоит.

Впереди был склон, весь в изумрудной траве, мягкой-мягкой, такой, что щекочет ноги шелковистым прикосновением.

А вокруг были сосны, высоченные, среди темно-зеленой травы валялись их коричневые твердые шишки.

И всю эту сказку мягко окружал теплый свет вечернего неяркого и нежгучего солнца. Ласково так было. Августовско.

Внизу темно-зеленым пятном угадывался пруд - небольшой, но прохладный и глубокий, даже в самый жаркий день сильно не прогревающийся.

А у пруда... А у пруда стоял...

Стоял...

Стоял...

Ник!

В помятых шортах, в голубой футболке стоял, смотрел на Ромку, щурился и виновато улыбался.

О, боже!

Ромка рванулся вниз по прямой - вперед и вниз.

В нескольких шагах от Ника остановился. Опустил голову, потом медленно подошел, взял Ника горячими пальцами за локоть.

Прошептал тихо:

- Ник...

Хотел сказать еще:

"Ник, прости меня! Ник, ты самый лучший! На всем свете! Если бы ты знал, Ник!"

Не говорились эти слова. Не хотелось разрушать эту изумрудную лесную сказку этим воспоминанием. Не хотелось и все.

Ник улыбнулся. Он всегда все понимал, понял и сейчас. Сказал просто:

- Пойдем?

Пойдем. Пойдем куда угодно... и плечом к плечу в шеренге трубачей, что стоят перед онемевшим Нэори Эйном на площади Школы, и как сейчас - просто по дороге, лишь бы вместе.

Всегда.

Чтобы все поняли, как это замечательно: вдвоем промчаться по отлогому зеленому склону с шелковой травой, на ходу скидывая сандалии, футболку и шорты, и с разбегу нырнуть в глубокую темную воду, и там брызгаться, дурачиться, смеяться беззаботно, как смеются только те, у кого нет никаких проблем на земле. Дети.

Пока можно. Еще полчаса.