"Приду завтра!"
По знакомой тропке Максим скользнул через щекочущие заросли на тайный уступ. Зорко глянул сквозь перепутанную траву: нет ли кого поблизости? Не было. Прислушался. Стояла тишина, только крошки сухой глины, срываясь вниз, шелестели среди стеблей.
Максим нырнул в щель.
Была сплошная темнота. Максим нащупал и дернул шнурок. Яркий глаз фонарика послушно вспыхнул под потолком. Все оказалось в точности так, как раньше, когда они уходили. И упавшая стрела лежала у входа. Значит, Таня не приходила. И наверно, сегодня уже не придёт.
Максим присел на ящик, и сделалось ему грустно. Когда они встретятся? И встретятся ли вообще? И конечно, Таня думает: "Трус, трус..." А он уже перестал бояться! Он уже не такой, как два часа назад.
Как ей об этом сказать? Может, оставить болтик? Правильно! Она увидит и все поймет!
А если не поймет? Вдруг подумает, что подлый Витька Транзистор выследил "Гнездо ласточки" и побывал здесь? Или ещё что-нибудь не то подумает?..
Написать бы письмо. А как? Нет ни карандашика, ни бумаги... А может быть, есть? Максим обвел глазами стены. Оружие, индейский убор, карта... В нише — маленькие дамы и мушкетеры замерли в неподвижном танце. Рядом с ними лежат кусочки пластилина — чтобы лепить новых воинов и придворных.
А ведь в древности люди писали на глиняных табличках! Выдавливали буквы!
Максим вскочил и ощупал пластилиновые брусочки: который помягче? Все были одинаковые, жесткие. Тогда он выбрал тёмно-красный, немного похожий по цвету на вишнёвую форму. Отложив болтик, он долго разминал пластилин и шлепал им о доски ящика. Получилась лепешка.
Усевшись перед ящиком на корточки. Максим взял стрелу и провел по пластилину. Ничего, можно писать. Но что?
"Здравствуй, Таня! Ты, наверно, думаешь, что я струсил. А я просто не хотел драться, потому что послезавтра мне вступать в пионеры, а Римма Васильевна сразу скажет, что я хулиган... Но потом..."
Нет, это будет неправда. Хватит врать.
"Здравствуй, Таня. Сначала я побоялся связываться с Транзей, а когда ты ушла..."
Нет, неловко писать про это. И опять получится, что он трус. А он уже перестал быть трусом, зачем же про это вспоминать? Лучше так:
"Когда ты ушла, я понял, что всё-таки надо его отлупить".
Это уже лучше. В самом деле так было: она ушла, а он понял...
Только слишком длинно получается. Может быть, проще? "Я понял, что надо его отлупить..."
Нет, не так. Можно ещё яснее и короче.
И, склонившись над пластилиновой табличкой. Максим начал выцарапывать наконечником слова. А белое перо на хвосте у стрелы размашисто двигалось над его пилоткой. Вот что получилось:
"Пришлось его отлупить. Приду завтра в 2 ч. Максим".
Потом он подумал: "А вдруг она завтра до двух здесь не появится?" И тут же успокоил себя: "Появится! А если нет, я оставлю ей новое письмо".
Рядом с пластилиновой табличкой Максим положил болтик-свидётельство своей победы. И сразу пожалел его: болтику скучно будет одному в темноте.
Максим опять взял его, вздохнул, побаюкал... и догадался! Перевернул болтик и вдавил в пластилин. Плоская головка с аккуратным числом "12" оттиснулась рядом с подписью, как настоящая печать. Правда, цифры получились наоборот, но Таня все равно догадается.
Теперь все-все было хорошо! Максим выключил фонарь и хотел поскорее выбраться из пещёры. К солнышку, к свежей траве, к лету.
Но снаружи вдруг зашелестело, защелкало по листьям, и появилась словно занавеска из стеклянных ниток. Это, не закрывая солнца, набежала тучка с первым летним дождем. Будто нарочно, чтобы пошутить с Максимом и не выпустить из "Гнезда".
Он не обиделся на тучу. По веселому шуму капель, по их солнечному сверканию он понял, что это ненадолго. И правда, через две минуты дождик убежал, оставив на обрыве блестящую траву. А на фоне сизого облака за рекой появилась яркая крутая радуга. Вернее, две радуги — одна внутри другой. Эти разноцветные ворота размытыми полосками отразились в воде, и там их с размаху разорвал на лоскутки белый катер на подводных крыльях.
Максим выбрался на тропинку. Глина стала скользкой, а листья травы мокрыми ладошками хватали его за ноги. Рукава рубашки намокли оттого, что по ним щелкали сырые верхушки. Но это были пустяки, это было даже приятно.
Небо совсем расчистилось, а у тучки, убежавшей за реку, золотом. горел косматый край. Блестели на том берегу окна и мокрые крыши. Дышать было легко-легко. Казалось даже, что если сорвешься с обрыва, то не упадешь, а полётишь, как птица. Полетишь в этом удивительном воздухе, где вечер начал незаметно рассыпать похожие на солнечную пыль золотые искорки.
Но Максим не сорвался. Скользя сандалиями, он поднялся на край высокого берега. Он немного устал, но было ему радостно и спокойно. Потому что сделал он все как надо.
После дождика резко пахло тополиной свежестью. И Максиму стало так хорошо, что захотелось обнять ближний тополь. Обнять и сказать спасибо за этот летний вечер, за недавний теплый дождик, за радугу. За свою радость и победу.
Он так и сделал. Обхватил серый рубчатый ствол и прижался к нему щекой, грудью, коленями. Он уже не боялся испачкать вишнёвую форму. Он стоял, сливаясь с тополем, и слушал лето.
Начинался легкий ветер, он качал ветки. Большая теплая капля упала Максиму на висок и покатилась по щеке. Он улыбнулся и закрыл глаза.
Кто-то легко тронул Максима за плечо. Он оторвал щеку от ствола и не спеша повернулся.
Перед ним стоял мужчина. Максим смотрел на него снизу вверх, ввысь. И при таком взгляде не сразу узнал этого человека. А потом понял, что это учитель физики.
Максим не удивился и не встревожился. Просто подумал: "Вот опять учитель физики". Улыбка все ещё была у Максима внутри, но на учителя он смотрел серьезно. Серьезно и спокойно.
— Ты плакал? — негромко спросил учитель.
Максим покачал головой.
— А это? — сказал Физик и коснулся мизинцем щеки Максима — там, где осталась влажная дорожка.
Максим снова улыбнулся. Чуть-чуть.
— Это капля с дерева, — объяснил он и посмотрел на листья.
Физик тоже посмотрел вверх. Потом они посмотрели друг на друга.
— А я думал, плачешь, — все так же негромко сказал учитель. — Не обижайся. Иногда бывает, что человек держится храбро, пока нужно, а потом плачет, когда один. От обиды или усталости.
— Я знаю. Но я не плакал. Даже не хотел, — сказал Максим.
— Ну и молодец. Тогда давай руку и пойдем.
— Куда? — удивился Максим.
— Куда... Домой, наверно. А что ты здесь вечером на берегу делаешь?
— Я... играю, — сказал Максим и отвернулся. Но ему не хотелось врать и придумывать. И ему почему-то нравился Физик. — У меня здесь тайна, — тихо объяснил он и снова поднял на учителя глаза. — Но это не моя тайна, вы не спрашивайте.
Физик кивнул:
— Не буду... Но, признаться, ты меня напугал со своей тайной.
— Я? Как?
— Как... Понимаешь, выскочил ты... то есть ушел, сердитый такой, решительный. А я тоже... пошёл. Смотрю: ты впереди движешься. Получилось, что нам по дороге. А потом — ты к реке. Я думаю: не решил ли ты сгоряча в воду головой... Ну, это я шучу, конечно, -торопливо засмеялся Физик. — Но все равно странно: с обрыва исчез — и нет тебя. И долго нет. Согласись, любой бы затревожился...
— Да, пожалуй, — подумав, произнёс Максим. — Но я же не знал.
— Сейчас все в порядке, -сказал Физик. — Ну а как насчет того, чтобы домой? Идем?
И он протянул руку. Максим дал свою. Не с болтиком, а другую.
Они шагали дружно и неторопливо. Максим украдкой поглядывал на Физика и думал, что впервые в жизни идёт, держа за руку учителя. И не с классом, а вдвоем. Интересно, как Физика зовут? Неловко спрашивать. Он дома узнает, у Андрея. А через три года Максим сам будет изучать физику и, наверно, каждый день будет встречаться с этим учителем. Жалко, что Римма Васильевна, а не Физик вожатый в школе.
— А насчет приема в пионеры не беспокойся, — вдруг сказал Физик. Все будет в порядке.
— Я и не беспокоюсь, — ответил Максим. И почувствовал, что, кажется, опять соврал. — Нет, я беспокоюсь, но не боюсь, — поправился он. И сердито прищурился.
— Вот и хорошо, — улыбнулся учитель.
— Конечно, хорошо, — независимо сказал Максим и гордо посмотрел сбоку на Физика.
Но беспокойство, которое опять всколыхнулось в нем, оказалось сильнее гордости. И он спросил тихонько:
— А... правда? Все будет в порядке?
— Да, — сказал Физик.
И это твердое "да" прогнало от Максима проснувшуюся тревогу. Насовсем. Если бы он шел один, то, наверно, двинулся бы вприпрыжку — от накатившейся радости. Но его ладошка была в руке у Физика. Поэтому Максим лишь заулыбался. И нечаянно сбил шаг.
— Что? Нога болит? — спросил Физик и поглядел на Максимкин бинт.
— Ничуточки не болит!
— Крепкий ты человек, — с уважением сказал Физик. — Прямо как твой болтик. — Почему крепкий? Нога ведь правда не болит.
— Верю, верю... Ладно, мне пора сворачивать. До свидания, Болтик.
— До свидания... — сказал Максим.
И когда они разошлись, когда учитель был уже в пяти шагах. Максим вдруг решился:
— А как вас зовут?
Наверно, это было не очень вежливо — спрашивать вот так, в спину. Мама не похвалила бы. Но Физик обернулся, будто ждал вопроса.
— Роман Сергеевич меня зовут. А что?
— Так... А вы знаете Андрея Рыбкина из девятого "А"?
— Знаю, — серьезно сказал Роман Сергеевич. — Способный юноша.
— Это мой брат, — с удовольствием сказал Максим.
— Надо же! Очень приятно. Привет Андрею Рыбкину. У них, кстати, послезавтра контрольная.
— А нас вы будете учить в шестом классе?
— Надеюсь... Если ничего не случится.
— Что же может случиться? — с легким беспокойством спросил Максим.
— Мало ли что, — усмехнулся Роман Сергеевич. — Скажем, вдруг назначат заведующим гороно...
— Да ну уж... Может, не назначат, — успокоил Максим.
Роман Сергеевич засмеялся, помахал рукой и зашагал к повороту.
