Глава четвертая. АНТОШКА
Оказалось, что преобразователь конструкции Маркони устроен совсем не сложно.
Со двора заволокли на чердак деревянную, бочку, выбили у неё дно. Опоясали бочку ровными витками кабеля в свинцовой оплётке. Кабель в свою очередь обвит был тонким ленточным проводом. Провод Маркони подключил к “Проныре”, а концы кабеля вывел к щитку с рубильником. И объяснил:
— Главное-то не в этой системе. Главное в программе.
Он был сегодня сумрачен. Судя по всему, любовь к безжалостной Глории снова съедала его душу. Это было опасно: угнетённое состояние могло сказаться на результате эксперимента. Чтобы отвлечь Маркони от сердечных мук, все наперебой кинулись расспрашивать: что за программа и как она составляется?
Маркони отвлёкся:
— Что значит “какая программа”! Сами не соображаете? Кап должен превратиться в человеческого ребёнка, а не в крокодила какого-нибудь. Значит, нужна обобщённая схема личности лет десяти. По-моему, ему примерно столько по человеческим понятиям.
— А по-моему, он чуть постарше, — заметил Сеня. Ему хотелось, чтобы Кап оказался ровесником.
— А мне кажется, что, наоборот, помладше, — сказала Варя.
— Возьмем среднее. А там сработает автоматическая коррекция.
— Чего? — спросил Пека.
— Влияние схемы индивидуума на сконцентрированное биополе с закодированными данными.
— А-а, — сказал Пека с удовлетворением.
Матвей-с-гитарой перестал дергать струны и спросил озабоченно:
— Долго её составлять, программу-то?
— Чего там долго. Я же по готовым образцам... Ты, Матвей, не бренчи, сидите все тихо. Я начинаю... Это уловитель информации... — Маркони взял со стола фанерную коробку с жестяной воронкой. От воронки тянулся к “Проныре” красный провод. Маркони навёл воронку на Сеню. Экран замигал, на нём появились круглые пятнышки.
— Это что? — поежился Сеня. — Он, значит, все мои данные отпечатывает?
— Не все, а основные параметры... Потом перенесу на перфокарту... Можешь, Абрикос, быть свободен.
— Хочу тоже, — заявил находившийся тут же Никита. Сеня сказал:
— Ты ещё маленький. Из-за тебя Кап получится таким мелким. И приставучим.
— С меня тоже не надо записывать, — предупредил Матвей и укрылся за гитарой. — Я уже чересчур... Перерос, в общем.
— Потом сниму данные с Уков, и всё сбалансируется...
Уки начали приглаживать волосы, как перед фотосъемкой.
Варя сказала:
— Пеку не надо, он неряха. Зачем программировать такую обормотистость?
— Я запишу и Олика, — объяснил Маркони. —Получится среднее арифметическое.
— Вроде меня, да? — с пониманием вставил Андрюша. Пека мстительно сказал:
— А с Варвары ничего писать не надо. Схема развалится.
— Это почему?! — возмутилась та.
— Потому что ты девчонка. А Кап — он же пацан!
— А с чего ты это взял?
— Как это “с чего”? Ребята, она в своём уме?
— Нет, это, наверно, вы не в своём, — заявила Варя. — Почему вы все решили, что Кап — мальчик? Потому что имя такое? Но оно ведь даже и не его собственное, это Егор Николаевич придумал...
И тут все растерянно запереглядывались. А Маркони заскрёб в затылке.
— Ёлочки-сосеночки... Вопрос-то и правда невыясненный.
— Да ладно, — беспечно сказал Матвей. — Автоматическая коррекция сама, небось, это дело решит...
— Ну да, “решит”. Расхлёбывай потом... Кап!
По правде говоря, про самого-то Капа в перепалке забыли. Он сидел, как обычно, на краю банки, мерцал, болтал прозрачными ножками, но сказать ничего не мог — “Сверчок” был выключен. Маркони торопливо нажал клавишу. Из сверчка послышался кукольный голосок:
— Привет! Вы что это тут громоздите?
— Привет, Кап! Это преобразователь, тот самый, — бодро объяснил Маркони и слегка засмущался. — Слушай, тут такой вопрос. Невыясненный... Ты мальчик или девочка?
— Как это?
— Ну... разве у вас нет разделения на мужской и женский род?
— Я что-то не врубаюсь...
— Вот бал... то есть напряги соображение. У тебя сколько родителей? Два?
— Два! Ипу-ннани и ипу-ддули.
— А кто из них папа и кто мама? — вмешалась Варя.
— Я не врубаюсь...
— А ты врубись, елки-палки! — начал раздражаться Маркони. Но сдержался. — Они разве совсем одинаковые?
— Нет, что ты! Ипу-ддули заботится об энергии, и доставляет её ипу-ннани и мне. Он любит путешествовать... А ипу-ннани чаше всего рядом со мной. Воспитывает меня и жалеет... — Голосок в “Сверчке” заметно дрогнул.
— Всё ясно, — сказала Варя.
— Ничего не ясно, — нахмурился Маркони. — Может, у них-это... матриархат... Кап, а кто тебя на свет родил? Или как там у вас? — Он покосился на Варю.
— У нас это очень просто! Когда две капли хотят, чтобы появилась третья, ипу-ддули сплющивается в линзу. И направляет на ипу-ннани тоненький лучик от Лау-ццоло. Появляется искорка, и от ипу-ннани отделяется живая капелька. Только она сперва беспомощная...
— Ясно, — вздохнул Маркони. — Хотя опять ничего. не ясно. Ты когда вырастешь, кем станешь? Ипу-ннани или ипу-ддули?
— Я ещё не знаю... Но ипу-ннани говорит, что я весь в ипу-ддули, такой же непоседа.
— Конечно, мальчишка, — разочарованно сказала Варя. — Сразу было понятно. Девочка ни за что не отстала бы от экскурсии.
— Полной уверенности всё же нет, — строго возразил Маркони. — Вот что, Варвара, ты принеси на всякий случай какой-нибудь сарафан и всё что полагается. А ты. Абрикос, мальчишечьи шмотки. Он ведь... или она... появится в чём ипу-ннани родила.
— Можно шорты и майку, — решила Варя. — Годится на любой случай. Я сейчас принесу! — И умчалась. Жила она в соседнем доме.
Все молча ждали. Один раз только Кап нетерпеливо спросил через “Сверчок”:
— Уже скоро, да?
— Как только, так сразу... — бормотнул Маркони. Кап затих, стараясь переварить в сознании неизвестную на Ллиму-зине поговорку.
Маркони поглядывал на экран “Проныры”, где светился узор из жёлтых чешуек, и шилом прокалывал дырки в картонном квадратике.
— А! Вы делаете перфокарту! — вежливо догадался Олик.
Маркони сунул перфокарту в щель на корпусе “Проныры”. На экране зажглось:
“Готовность № 2”
Все вытянули шеи. Кап слегка взлетел над банкой.
— От винта... — хмуро. приказал Маркони. Во время опытов он делался строг и немногословен. Все попятились. Прибежала Варя со свёртком.
— Вот... Я только насчёт обуви не знаю, какой у него размер. Но я босоножки взяла, их можно регулировать...
— Гляньте, нет ли в воздухе каких насекомых, — велел Маркони.
Варя повертела головой.
— Вроде бы нет...
— Не “вроде бы”, а смотрите как следует! — рассердился Маркони. — Какой-нибудь супер-кулекс пролетит через преобразователь, и будет этакое дитя с комариным умом и замашками вампира. А я отвечай... Вы вообще-то хоть соображаете? Никто ещё такого эксперимента не ставил...
— Ой, Маричек,— заволновалась Варя, — а с Капом ничего плохого не случится?
— Это уж моя забота...
— А ты уверен, что он превратится? — спросил Матвей. — Он ведь не земного происхождения. И даже не гуманоид:
— Не имеет значения, — сухо ответствовал Маркони. — Важно не то, кто на входе, а какая программа на выходе... Постелите у бочки вон тот половик, чтобы помягче было. А то новорожденный выкатится на твёрдый пол...
Разумный второклассник Андрюша предложил:
— Может быть, сперва на ком-нибудь другом попробовать? Котёнка поймать и туда...
Маркони насмешливо блеснул очками:
— А потом загонять обратно обалделого мальчишку, который шипит и царапается... И вообще не вякайте мне под руку... Абрикос, оттащи Никиту, а то не успеешь оглянуться, как повзрослеет в шесть раз.
— Ну и хорошо! Меньше забот.
— Ха, меньше! Будет безграмотный болван. Ростом с тебя, а в штаны пускает...
— Ой... — Сеня оттащил Никиту.
— Кап, — смазал Маркони помягче. — В общем-то всё уже готово. Тебе надо будет пролететь через бочку. И главное — не испугайся, когда превратишься в человека. С непривычки может показаться, что это неприятно...
Кап с готовностью подлетел к бочке. Ко входу в преобразователь. Смело и быстро. То ли на планете Ллиму-зине был неведом страх перед экспериментами, то ли нетерпение у Капа было пуще боязни.
— Стоп, стоп... Полетишь по моей команде... — Маркони включил на стене рубильник с красным шариком на рукоятке. Преобразователь тихонько загудел.
Сеня ощутил в груди холодок. Такой же, какой появлялся у него, когда он думал о бесконечности и загадках Космоса.
На экране появилось: “Готовность № I”.
— Отойдите все подальше, — распорядился Маркони. — Или вот что! Катитесь-ка на двор.
— У-у... — дружно протянула компания.
— Ничего не “у”. Думаете, Капу приятно будет выкатываться из бочки на глазах у всех в натуральном виде?
С Маркони не поспоришь. Сеня подхватил Никиту и первый двинулся к лестнице. Остальные за ним. Маркони сказал вслед:
— Да не орите там со двора: “Скоро ли? Скоро ли?” Минут пятнадцать ещё на отладку уйдёт.
Варя оглянулась и нерешительно спросила:
— Марик, а вдруг всё-таки девочка? Тебе неудобно будет...
— Переживу. Я отвечаю за результат, в науке не до церемоний.
Потом выяснилось, что про отладку Маркони сказал нарочно: чтобы зря не нервничали.
Не устели все рассесться на крыльце и на поленнице, как Маркони высунулся из слухового окна. Очки его перекосились пуще прежнего, а на лице была непривычная, размягченная улыбка.
— Ну, всё! Слава Богу, пацан... Стойте, куда вы ломитесь! Дайте человеку в себя прийти, он же только на свет появился!
Приходил в себя Кап недолго. Минут через десять все увидели, что Маркони спускается по приставной лестнице вместе с незнакомым мальчишкой. Тот двигался неуверенно, Маркони помогал ему.
Мальчишка ступил на траву. Поглядел на каждого. Неуверенно растянул в улыбке губы:
— Здра... сте...
Был он ростом с Олика — самого высокого из Уков. И чуть пониже Сени. Щуплый, с тонкой шеей и перепутанными волосами, про которые говорят “каштановые”. С острым подбородком, носом-клювиком и быстрыми тёмно-карими глазами. Робости в глазах не было, только любопытство. Но улыбался он стеснительно. А может, ещё просто неумело. Переводил глаза с одного на другого.
Никита пососал палец и задумчиво сказал:
— Майчик... — Это, конечно, означало “мальчик”.
Мальчик как мальчик. Будто приехал жить на эту улицу и пришёл знакомиться со здешними ребятами.
Сеня даже подумал: “А, может, Маркони дурачит нас? Подговорил незнакомого мальчишку и пудрит нам мозги...”
Но подозрение мелькнуло и пропало. Маркони — серьёзный человек. И перед ребятами стоял без сомнения Кап. Этому сразу поверили все.
Капа не стали тормошить, хлопать по плечу, орать: “Привет! С днём рождения!” Просто заулыбались в ответ, кто-то шёпотом сказал: “Здравствуй...”
Он повертел головой, пошевелил пальцами в растоптанных босоножках, посмотрел на них. Старательно выговорил:
— Вот. Я пре-вра-тил-ся.
— Ты молодец, Капушка, — осторожно похвалила его Варя.
Пека деловито спросил:
— Ну и как ты себя чувствуешь в этом виде?
— По-моему... хо-ро-шо. Только я... такой большой...
— Ты нормальный. Привыкнешь, — пообещал Матвей.
— Да... Ой... Это что? Ве-ло-си-пед?
К поленнице был прислонен старенький “Орленок”, на котором прикатил сюда вместе с Никитой Сеня.
Кап не очень умело, почти не сгибая ног, подошёл к “Орленку”. Взялся за руль. Поставил ногу на педаль.
— Кап, ты ведь не умеешь, — встревожился Маркони. — Смотри, дров наломаешь.
— Я умею. Я ка-тал-ся во сне...
Он довольно лихо оттолкнулся, перекинул ногу через седло. Но тренировки во сне оказалось явно недостаточно. Ступни сорвались с педалей, Кап испуганно растопырил ноги. Велосипед понесло к забору, где он и грянулся передним колесом о доски...
— Мальчик бах, — сказал Никита. Капа в десять рук подняли из травы.
— Живой? Куда тебя понесло без спросу! Мы же за тебя перед Галактикой отвечаем! — Это Маркони.
— Ой, Капушка, я сейчас йод принесу... — Это, конечно, Варя.
— Ни фига страшного, научится... — Это Пека.
Кап стоял и виновато улыбался. Теперь он ещё больше походил на местного пацана, потому что был украшен первыми в своей земной жизни мальчишечьими знаками отличия: на колене — ссадина, на лбу — жёлто-синий желвак. Кап смотрел на велосипед.
— Сло-мался?
— Да ничего с ним не сделается, — отмахнулся Сеня. — Ты-то как? Целый?
Кап тронул мизинцем лоб.
— Шиш-ка...
И тогда все расхохотались. И Кап расхохотался. Тряхнул плечами, словно сбросил невидимые веревки. С этой минуты двигался он свободно и говорил без запинки. Наверно, велосипедная авария встряхнула в нём и окончательно поставила на место каждый атом.
— Сейчас мы тебя научим, — пообещал Матвей. — Ну-ка садись опять...
— Ага! — Кап с готовностью ухватился за руль. И вдруг стал задумчивым. — Ой... что-то не так.
Все, конечно, опять перепугались:
— Болит что-то?
— Голова кружится?
— Вот здесь... — Кап осторожно прижал растопыренную ладонь к белой майке. Пониже рисунка со старинным автомобилем и надписью “FORD”.
— Возможно, он отбил брюшной пресс, — прошептал Олик.
— Да бросьте вы! Он просто лопать хочет! — догадался Пека.
— Да... лопать, — Кап снова заулыбался. — Там пусто...
Олик обрадовался:
— Правильно! Это как Буратино. Он тоже сразу кушать захотел, когда на свет появился.
Деликатный Андрюша дёрнул Олика за матроску: инопланетянин Кап мог обидеться, что его сравнивают с деревянным человечком.
Но Кап не обиделся:
— Ага! Как в мультике “Золотой ключик”!
Прибежала Варя с коричневым стеклянным пузырьком и ватой. Сеня сказал ей:
— Ты лучше молока принеси. И булку. Человек ни крошки ещё в рот не брал с той поры, как родился.
— Ой, верно... А может, сосиски или яичницу приготовить?
— Для начала хватит и молока, — решил Маркони. — Мало ли что...
Первый день человеческой жизни Капа Маркони назвал “периодом начальной адаптации”.
Адаптировался Кап быстро. Через час он уже бултыхался на отмели в пруду, и Матвей учил его плавать. Потом гуляли по Ново-Калошину. Капу всё нравилось: и дома, и люди, и машины, и карусели в городском парке. Лишь однажды он сморщил свой воробьиный нос и сказал с сомнением:
— Как-то не так... Чужой запах...
— Это опять “Красная резина” всякую гадость в атмосферу выпустила, — сердито объяснил Сеня. А понятливый Никита выразился короче: “Кака”. Никиту все, кроме Вари, по очереди таскали на плечах. Даже Кап попробовал. Никита ему нравился:
— Какой хороший маленький человек... У нас бывают маленькие капли, тоже очень хорошие... Ой, а почему у него так?
— Что? — испугался Сеня.
— Влажно...
Сеня сдёрнул Никиту на землю.
— Опять! Ты когда научишься проситься вовремя, земноводное? Не ребёнок, а водопровод. Позор на всю Вселенную...
Наскребли по карманам несколько рублей, купили мороженое.
— А паразит Лошаткин такое же по червонцу продаёт, — вспомнил Пека.
— Кто такой паразит? — спросил Кап. — Совсем плохой человек?
— Вот именно, — вздохнула Варя.
— А почему бывают плохие человеки... люди?
— Разве у вас на Ллиму-зине все капли хорошие? — сказал Пека.
— Всякие... Но не паразиты... Я знаете чего боюсь? Если уу-гы, которые внизу живут, сильно разовьются, они тоже построят эти... хим-ком-бинаты. Тогда нам придётся плохо.
— Может, они будут умнее нашего человечества, — понадеялся Матвей.
— Не знаю... У них, по-моему, есть паразиты. Некоторые даже... лопают друг друга...
— Тогда им до химкомбинатов ещё далеко, — решил Маркони.
— Ты думаешь? — сказал Матвей.
Маркони открыл рот, чтобы ввязаться в спор, и тут же захлопнул губы. Навстречу ребятам шла по Гоголевскому бульвару девица в белом платье с синими горошинами и в белых туфельках. Помахивала белой сумочкой. Маркони опустил голову. Очки у него съехали на кончик носа, а уши стали как буро-малиновая майка Пеки.
В дружной компании возникло тяжёлое молчание. А девица лучезарно улыбнулась на ходу:
— Привет, детки! Привет, Маркони! Как твои научные открытия?.. — И порхнула мимо, как облачко косметики.
— У, мымра... — бормотнул в сердцах Сеня.
— Мымра Глория? — понимающим шёпотом спросил Кап.
— Она... Опять Маркони вылетел из колеи. На несколько дней.
— Но она красивая мымра, — сказал Кап, отдавая дань истине.
— Подумаешь, красивая... — фыркнул Сеня. Варя шла рядом, и у неё сделалось деревянное лицо. Безразличным тоном она подтвердила:
— Глория в самом деле красавица.
— Да брось ты? — шумным шёпотом возмутился Сеня. — Как журнальная манекенша! Ты, Варька, если хочешь знать, гораздо обаятельнее.
Варя хмыкнула со всевозможной насмешливостью и недоверием. Но на душу ей пролилось что-то вроде сиропа.
В другое время Сеня не посмел бы сказать Варе такие слова, но сейчас было можно. Это ведь не сердечное признание, а как бы заступничество.
— Точно! — продолжил Сеня. — А Маркони дурень. Когда-нибудь он поймёт и у него откроются глаза...
На самом деле Сеня этого не хотел. Пускай уж лучше мается из-за глупой Глории, чем у него откроются глаза на Варю. Лучше бы у Вари открылись пошире глаза на него, Сеню Персикова. Как-никак вице-президент и автор газетных публикаций...
Уки в это время шагали впереди всех, а Маркони и Матвей (с Никитой на закорках) топали сзади. И Матвей шёпотом воспитывал Маркони:
— Тебе о трансляторе надо думать, понял?! А не об этой кукле! Вот отправим Капа домой, тогда влюбляйся по уши, хоть свадьбу играй. А пока — во... — И к носу Маркони был поднесён кулак.
Маркони равнодушно отвернулся. Кулак был неубедителен. Музыкальные пальцы Матвея-с-гитарой мало годились для такой воспитательной демонстрации.
— Всё с транслятором будет в норме, — похоронным тоном отозвался Маркони. И в голосе его слышалось: “Разве же это самая главная проблема? Как избавиться от сердечных мук — вот задача...”
В разговор вмешался Никита. С Матвеевых плеч он узрел, с каким аппетитом Уки лижут по очереди брикет мороженого.
— Хочу...
— Что ты хочешь опять, горе моё? — застонал Сеня.
— Это...
— Это маленьким нельзя. Будет ангина, придёт тётя с уколом...
— Маленьких нельзя пугать врачом, — сказала Варя.
Кап спросил:
— Кто такая тётя с уколом? Как Глория?
— Вроде... — вздохнул Сеня. — Только тётя делает уколы ниже спины, а Глория бедному Маркони прямо в сердце...
— Хочу! — это было уже на грани рева.
— А фигу не хочешь?!
— Хочу фигу...
Ему дали полизать сладкую обертку.
— Хороший, Никита, — опять сказал Кап. — Хочешь ко мне?
Никита хотел.
— Не вздумай только опять сырость пустить, — предупредил Сеня.— Запасных штанов больше нет. —Он заглянул в спортивную сумку, которую таскал на ремне через плечо. — Точно нет... Кран, а не младший брат.
Кап ловко усадил Никиту на плечи.
— Скажи: спасибо, Кап, — велел Сеня.
— Кап... — с удовольствием сказал Никита.
Матвей озабоченно потёр лоб:
— А знаете что? Надо Капу дать человеческое имя. А то начнут удивляться, когда с кем-нибудь знакомиться будет...
— А это чем не человеческое? — заспорила Варя. — Можно объяснить, что сокращенно от “Капитона”. Пека, облизываясь, оглянулся на ходу:
— А если Капитон — значит Тошка. Капитошка — Тошка....
“А если Тошка — значит, Антошка”, — прыгнуло в голове у Сени.
— Ан-тошка... Хочешь, Кап, стать Антошкой?
— Ага!.. Хочу Антошку! — И он весело глянул Сене в глаза. Весело, но и... будто с каким-то вопросом. Или с желанием что-то сказать. Уже не всем, а одному только Сене. И он правда сказал:
— Сеня, спасибо.
— За что? — почему-то смутился Сеня.
— За то, что ты взял меня от Егора Николаевича. Если бы не взял... не было бы как сейчас... никогда...
— Но всё равно он хороший, — пробормотал Сеня. — Мог ведь и не отдать.
— Он хороший, — согласился Кап-Антошка. — Мы его увидим?
— Конечно!
