Несколько слов перед началом
Приступая к этой книге, я уже знал, что ее будут ругать. По крайней мере, те, кто читал другие мои романы и повести. Скажут (и вполне справедливо): “Опять все то же. Старый город, лопухи, откосы над рекой, тополя, деревянные переулки и десятилетние обитатели этих переулков — с ободранными коленями, шелушащимися от загара плечами и неприятием всяких мерзостей жизни”.
Да, это так.
Оправданием (для себя самого, перед другими чего мне оправдываться) в какой-то степени служит книга Генриха Гейне с его поэмой “Атта Троль”. Напечатана она в издательстве “ACADEMIA” в 1936 году — аж за два года до моего рождения (как-то я купил ее из любви к старым изданиям). В этой книге — не только сама поэма, но и предисловие поэта, и комментарии редакции. Кстати, удивительно, как издательство отважилось выпустить эту вещь, где и в стихотворных строчках, и в предисловии немало язвительной переклички с теми советскими временами, когда многих писателей и поэтов одного за другим отправляли в дальние лагеря, а то и дальше, на тот свет. Может быть, издатели рассуждали так: Генриха Гейне на Колыму уже не сошлешь. Но ведь можно было это сделать с издателями и редакторами (впрочем, не знаю — не исключено, что вскоре так и поступили)... И вот в одном из примечаний приводится отрывок письма, в котором Гейне, понимавший в 1846 году, что времена романтизма безвозвратно уходят, писал: “...меня страстно влекло еще погарцевать при лунном свете со старыми товарищами моих грез, и я написал “Атта Троля”, лебединую песню умирающего периода...”
Мне тоже очень хотелось снова “погарцевать” со старыми товарищами — мальчишками из моего родного города, жившими там в середине прошлого века. С теми, кто строил самодельные телескопы и кораблики, любил Жюля Верна и Гайдара, а мамину любовь, привязанность к друзьям и зеленую волю родных окраинных переулков ценил больше сокровищ мира.
Такими были не все, но такие были. Я сам из их клана и поэтому возвращаюсь опять к мальчишкам, которые ненавидели слякотную осень, школьную форму, тупых и жестоких одноклассников, злобных взрослых и всякую неправду. К тем, кто часто бывал боязлив, но в решительные моменты мог проявить безоглядную храбрость. К тем, кто мучился загадками вселенной и отчаянно страдал, когда понимал, что может потерять друга...
Итак, вы видите — ничего нового.
Разве только одно: в этой книге я смотрю на мир чаще не своими детскими глазами, а глазами младшего брата. Ему в том, шестидесятом, году было примерно столько лет, сколько герою этой истории.
И роман “Воздух той давней ночи” я посвящаю памяти своего братишки Олега.
Владислав Крапивин
