Александр Громов

-- Не люблю брать авансы, -- Ольга покачала головой, -- особенно когда не знаю сути дела. Прошу извинить меня.

-- Суть дела... -- Поморщившись, Евгения Зинаидовна побарабанила пальцами по крышке стола. -- Суть дела можно выразить одним словом: скверно. Или двумя: крайне скверно. Везде, всюду. Очень серьезное положение. Ты ведь не дурочка и должна сама понимать: с бухты-барахты объединять Департамент федеральной безопасности и Министерство порядка никто не станет. Выводы делай сама. Более подробной информацией пока могут располагать только наши сотрудницы...

Пауза вышла весьма многозначительной.

-- Жаль, что я не ваша сотрудница, мэм, -- вздохнула Ольга. -- Я могу идти?

-- Еще нет. Если ты отказываешься у нас работать или еще не приняла решение, это дело твое. Во всяком случае оставляю тебе время до завтра -- подумать. Предложение пока остается в силе. А сейчас я прошу тебя ответить на несколько частных вопросов... не напрягайся так, они не связаны с твоей профессией. Ты родилась в сто пятьдесят четвертом году, верно?

-- Да, мэм.

-- В августе сто шестьдесят третьего ты с мамой отдыхала у родственников в поселке Благостном близ Камышина. В конце того же месяца, уже в Москве, ты была помещена в детскую инфекционную больницу номер три. Что с тобой случилось?

-- Краснуха, мэм. Я помню, как это было. Продержали три недели в больнице и все время что-то кололи, я ни сесть, ни лечь нормально не могла... Потом выпустили.

-- Только краснуха? Тебе не говорили, что у тебя развился постинфекционный энцефалит? Нет? К счастью, он не оставил никаких последствий. Но меня интересует другое: недели примерно за две до твоей госпитализации у тебя начались обмороки, один раз к тебе даже вызывали врача. Если не ошибаюсь, из-за этих обмороков твоя мама благоразумно решила прервать отдых раньше намеченной даты, не так ли?.. С тобой все в порядке? Быть может, воды? Чаю? Кофе?..

-- Не надо, мэм, -- сказала Ольга. Ее колотило. -- Я в порядке.

-- Тогда продолжим. Насколько можно судить по медицинским документам, касающимся твоего детства, до того случая ты никогда не страдала внезапными обмороками и не имела к этому никакой склонности. Известно, что обмороки у здоровых детей случаются, как правило, в результате перенесенной психической травмы. Плюс ослабленный иммунитет, это как правило. Очень возможно, что твоя краснуха и твои обмороки были следствием одного и того же события, которое... Тебе плохо?

-- Н-нет, мэм...

-- На, выпей воды. Так вот, нас интересует... извини, что я касаюсь данной темы, я понимаю, как тебе тяжело, но нас интересует то, что в августе сто шестьдесят третьего года столь сильно напугало тебя, девятилетнюю. -- Евгения Зинаидовна понизила голос, глядела сочувственно, уместно вздыхала. -- Поверь, нас интересует только это. Если тебе тяжело вспоминать, у нас есть специальные щадящие методы...

Зубы Ольги стучали о стакан.

-- Что ты скажешь о беседе под гипнозом? Так тебе будет гораздо легче. Единственное, что требуется -- твое согласие. Надеюсь, ты не подозреваешь меня в попытке выудить у тебя служебную информацию?

-- Н-нет, мэм...

Надо было собраться. Надо было как следует разозлиться на себя, и Ольга начала злиться. Поставила стакан на стол, умудрившись не расплескать остатки воды. Эй, туловище, чего одеревенело? А вы, руки? А ну, прекратить дрожать! А вы, зубы, можете пока поскрипеть немного, это я вам разрешаю, а стучать -- нет! Соберись, рохля, на тебя смотрят. Грудь колесом, хвост пистолетом. Во-от таким! Кремневым, седельным.

-- Гипноз не нужен, мэм, -- сумела сказать Ольга и решительно помотала головой. -- Я готова рассказать.

-- Так что же тебя напугало?

-- Близ того места, мэм, был подготовительный интернат для эксменов. В перелеске возле его забора я собирала грибы... мама иногда отпускала меня одну. Однажды мне показалось... м-м... показалось, что один эксмен-подросток телепортировал сквозь ограду. -- Ольгу чуть было вновь не начало трясти, но она справилась. -- Я убежала. Все это звучит нелепо, я понимаю. Наверное, мне просто напекло голову, вот и померещилась такая жуть. А может, кто-то из поселковых девчонок просто-напросто устроил глупую шутку. Переодеться и подгримироваться ведь нетрудно...

-- Разумные гипотезы, -- улыбнулась Евгения Зинаидовна. -- Ну и на какой из них ты остановила свой выбор?

То ли улыбка подействовала, то ли дружеский тон, но Ольга почувствовала себя увереннее.

-- Затрудняюсь ответить, мэм. Ведь это было так давно. Страх свой помню, это точно. Какой-то совершенно дикий страх. Ведь я видела... то есть мне показалось, будто я видела то, чего никак не может быть. Ну примерно как если бы вдруг ожил древний динозавр, сам собой выкопался из земли и погнался за мной. Я прибежала домой и спряталась в шкаф. А потом начались эти обмороки... Обе гипотезы хороши, мэм. Они хоть что-то объясняют. Ведь не могло же на самом деле быть телепортирующего эксмена, уж это-то ясно...

Но вместо подтверждения данного бесспорного тезиса Ольга услышала:

-- Он был старше тебя?

-- Простите, кто, мэм?

-- Тот, кого ты увидела, Наяву или только в своем воображении -- сейчас это не слишком важно.

-- Кажется, старше, мэм. Более рослый, это точно.

-- Когда ты заметила его, он был за оградой?

-- Я не знаю, он это был или она, -- заартачилась Ольга.

-- Он -- это объект, -- пояснила Евгения Зинаидовна. -- Слово мужского рода. Никаких половых признаков я в нем не подразумеваю и ни на чем тебя не ловлю. Успокойся и соберись. Итак, в первый момент объект находился за оградой?

-- Да, мэм.

-- Ты слышала хлопок воздуха при телепортации?

-- Да, мэм.

-- А какие грибы ты собирала -- помнишь?

-- М-м... пожалуй не вспомню, какие в тот раз, мэм. Тем более что корзинку я потеряла. Но в тот год было много белых, лисичек и поддубней, это я помню.

-- Отлично. Теперь постарайся припомнить, во что ты была одета.

-- Наверное, в легкое платье и сандалии, мэм. Лето было с ливнями, но теплое. Как раз в сто шестьдесят третьем был рекордный урожай, потом еще в сводках много лет подряд все сравнивали с тем годом... Я потому и запомнила.

-- У тебя хорошая память, -- констатировала Евгения Зинаидовна. -- Ну что ж, ты нам помогла, благодарю. А о моем предложении все-таки подумай. Ты сейчас к себе в Мытищи?

-- Да, мэм. Разрешите идти?

-- Счастливого пути. Советую сегодня не задерживаться в центре, поезжай домой сразу, лучше подземкой. Давай отмечу пропуск.

Как в стародавние времена, а может, и как в новые времена, но обязательно в аномальном месте, где то и дело невзначай всплывают реликты ушедших эпох и никто не удивляется этому, здесь сохранился ритуал проставлять начальственные автографы на бумажках с печатями. Как будто трудно было поставить нормальную систему и не черкать стилом по бумаге, а попросту послать с монитора команду папиллятору на выходном контроле... Оно, конечно, все гениальное просто, но все простое -- гениально ли?

Удивление Ольги длилось лишь мгновение. Ошарашенного человека трудно удивить всерьез.

Конечно, надо было просто уйти. Но, великолепно чувствуя, что сейчас ее непременно поставят на место, Ольга все же не сумела удержаться от вопроса:

-- Простите мою назойливость, мэм... Могу ли я спросить, как вы узнали о... о том давнем случае?

Реплика Евгении Зинаидовны была преисполнена иронии:

-- Спросить ты можешь, почему бы нет. Жаль, что на этот и некоторые другие вопросы я могла бы ответить только нашей сотруднице. Всего доброго.

Разумеется, ее поставили на место. Не грубым окриком -- и на том спасибо.

7

Как только за Ольгой закрылась дверь, Евгения Зинаидовна потребовала себе кофе без сливок и сахара -- она не помнила, которую чашку с начала рабочего дня, и не могла бы точно сказать, когда начался рабочий день. Минувшую ночь пришлось провести совсем без сна, да и в предыдущие две ночи удавалось поспать не более двух-трех часов здесь же, на диване. И конца-краю такому режиму работы не просматривалось.

Но какова гордячка!.. Евгения Зинаидовна снисходительно усмехнулась. Строго говоря, у нее не было бесспорных оснований предлагать Ольге Вострецовой службу в Департаменте -- несмотря на свои спортивные успехи, девчонка показалась заурядной, даже туповатой. В данном случае полковник Фаустова решила действовать по наитию, а наитие подсказывало, что в один прекрасный момент Вострецова может оказаться полезнее здесь, под рукой. Для чего -- трудно сказать. Наитие вообще явление иррациональное, логическому анализу не подлежит. Просто так уж получается, что в выигрыше оказываются те, кто знает цену интуиции и умеет правильно ею пользоваться.

Как ни удивительно, девчонка сказала "нет". Что ж, ее право. По большому счету это ничего кардинально не изменит, потому что уже завтра Ассамблея примет самое радикальное решение за все время ее существования. Давно пора объединить всех силовиков под единым началом, а те, кто сегодня думает иначе и готовится к словесным баталиям, завтра без баталий проголосуют "за" -- может, и не в едином порыве, но в подавляющем большинстве. Сегодня им будет дан наглядный урок. Первоматерь Люси, каких же трудов стоило подгадать его именно к сегодняшнему дню, а не к вчерашнему и не к послезавтрашнему!..

Евгения Зинаидовна отхлебнула кофе. Поморщилась -- горячий. И вкус уже не тот, да и запах не радует. После которой-по-счету чашки начинаешь ощущать уже не тонкие изыски аромата благородного напитка, а попросту периодически заливаешь в себя отраву, поддерживающую организм в работоспособном состоянии. Как метанол в бак мобиля. Залила -- поехала... до следующей заправки.

Надо бы подойти к окну, взглянуть -- как там, не началось ли уже? Нет, лень. Да и смотреть незачем: когда начнется, только глухая не услышит. Интересно, правильно ли девчонка поняла совет не слоняться сегодня по улицам? Жаль будет, если нарвется по-глупому. Строго говоря, такого рода советы суть не что иное, как раскрытие служебной информации, служебный проступок, если не хуже. А с другой стороны, без таких проступков работа не идет, а ползет, так что будь любезна рассчитывать оптимальный риск. Критерий же оценки всегда один -- практический результат.

Но что такое завтрашнее решение Ассамблеи? Данный в руки инструмент, не более. Это не цель, это лишь карт-бланш для достижения цели. Что такое сделанное Ольге предложение? Попытка придвинуть поближе к себе мелкий винтик, может быть и не очень нужный. А что до практических результатов почти трехлетней работы, то с ними дело по-прежнему обстоит не очень. И пусть кое-что до сих пор относится к разряду невозможного -- но и в возможном было понаделано предостаточно ошибок...

Пропал Тимофей Гаев, как его и не было. Со дня сражения на подступах к Ананке и гибели половины Четвертой эскадры прошло почти семь месяцев -- а зачитанная до дыр распечатка "мемуаров" Гаева была случайно найдена при личном обыске эксмена, подозреваемого в связях с подпольем, всего-навсего два месяца назад! И искали-то совсем другое, а главное, ни одна из делавших обыск дур не смогла сразу понять, что обнаружена не обыкновенная писулька подрывного характера, не очередной злобный пасквиль, а нечто из ряда вон выходящее по своей значимости! Безвозвратно утекло еще несколько бесценных дней, пока, наконец, рукопись не попала к тем, кого она прямо касалась. В тот же день она была обнаружена в Сети под издевательски-простым паролем. Немедленно поступила команда бросить дополнительные силы на поиски виртуального нелегала Войцеха Вокульского, продолжающиеся и поныне. Чему удивляться? Виртуальный мир обширнее, разнообразнее и сложнее мира настоящего, локализация искомого объекта требует времени, а время ушло...

Работнички! Как на словах, так хранители священных основ и искоренители скверны, а как дойдет до дела, так хоть лезь в петлю. Иной раз хочется выстроить головотяпов и тяпать их по головам чем потяжелее. Да и себя иной раз не мешало бы...

Первое, что приходило в голову при беглом знакомстве с текстом, -- фальшивка. Но кто, кроме нее, полковника Фаустовой, а также полковника (ныне -- генерал-поручика) Сивоконь и наглеца Тима Гаева, мог знать все детали неприятнейшей, унизительной сцены, разыгравшейся вот здесь, в этом самом кабинете? С какой стороны ни глянь, это был противозаконный сговор с эксменом. Ради высокой цели, разумеется. И начальство дало санкцию. Не в том дело. Дело в другом: подслушивание практически исключено, а значит -- что? Значит, Тим Гаев не только выжил в операции "Эгида", но и неким малопонятным образом ухитрился передать свои записки -- назовем их так -- на Землю?

Если да, то этот документ надо рассматривать как ценнейший источник информации. По счастью, кое-что поддавалось проверке. Трое эксменов-пилотов из тех, что прикрывали Гаева в бою возле Ананке, а потом каким-то чудом сумели уцелеть в жутком побоище близ Цереры, были допрошены со всей тщательностью. Серьезных расхождений между их показаниями и текстом "мемуаров" в части, касающейся Ананке, не выявилось. В показаниях не было и стопроцентного совпадения деталей -- наблюдалась нормальная дисперсия, какая бывает при отсутствии предварительного сговора. К сожалению, не удалось допросить остальных свидетелей -- раненные эксмены, взятые на борт "Магдалены", и те, что эвакуировались с Ананке на "Незабудке", остались на Церере и, разумеется, погибли вместе с базой.

Кое-что добавила Марджори Венцель, пока что пониженная в чине до контр-адмирала и уволенная в отставку по беременности. О своей преступной связи с эксменом она рассказывала охотно, на известие о понижении в чине отреагировала смехом и вообще, по-видимому, махнула рукой на все, кроме эмбриона, созревающего во вздувшемся животе. Сопоставление выявило: Гаев не врал. Немного приукрашивал, немного хвастался, наивно пытаясь в своих записках выглядеть лучше, чем на самом деле, но не врал. Значит, не соврал и о том, что произошло с ним после того, как он в точном соответствии с планом операции телепортировал из боевой капсулы в недра чужого корабля?

Ничего не значит. Проверять и перепроверять!

Показания бывшей хозяйки шоу "Смертельная схватка". Соответствуют. Показания служащих того же шоу. Соответствуют. Очень пригодились бы показания товарищей Гаева по боям на ринге, а главное, по подпольной ячейке, и уж совсем желательно было бы снять показания с Льва Лашезина -- увы, администрация трудового лагеря проморгала побег группы заключенных, теперь их ищи-свищи, если к настоящему моменту они вообще еще живы. Кто остается? Генерал-поручик Иоланта Сивоконь, заместитель Присциллы О'Нил по вопросам безопасности, не дожидаясь специального запроса, практически сразу по ознакомлении с текстом "мемуаров" кратко и очень сухо подтвердила истинность изложенных Гаевым фактов, касающихся контакта Гаева с нею. Евгения Зинаидовна очень хорошо представляла себе, каково было генерал-поручику сознаваться в том, что эксмен водил ее в уборную на поводке, будто зверушку какую! Чувство долга пересилило стыд. Что ж, так и должно быть. Пятно на репутации всегда меньший грех, чем низкая ложь во спасение репутации.

Евгения Зинаидовна помнила и то, как Гаев некогда ушел от нее самой. Если верить ему, он запаниковал. Но ей так не показалось. И ушел он грамотно.

Какой враг -- заглядение! И какой инструмент в умелых руках!

Однако этот эксмен, по-видимому, в самом деле сумел проникнуть внутрь чужого корабля и не был сразу уничтожен. Более того, он в какой-то мере побудил живой корабль к сотрудничеству. И переданные им сведения совершенно бесценны!

Сегодняшняя беседа с этой гордячкой Ольгой Вострецовой была, пожалуй, завершающим аккордом проверки. Найти Вострецову удалось без особого труда, для этого оказалось достаточно поднять медицинские записи в четко локализованных временных и пространственных интервалах и выяснить, кто обращался к педиатру по поводу детского невроза, очень вероятного в описанных Гаевым обстоятельствах.

Итак, в мозаику лег последний кусочек смальты из тех, что удалось собрать, и не изменил общей картины. Главным же в ней было вот что: Тима Гаева не удалось поймать на лжи. Его записки могли быть провокацией, но их авторство не вызывало сомнений. Тщательное моделирование сражения при Ананке по показаниям уцелевших пилотов совпадало с "мемуарами" в главном и расходилось в деталях ровно настолько, насколько должны расходиться показания участников боя, выполнявших в нем разные задачи. На первый взгляд означать это могло только одно: Гаев действительно послал свои записки на Землю уже после сражения, находясь внутри чужого корабля и заведомо воспользовавшись его помощью. Правда, напрашивалось и иное предположение: Гаев нейтрализован, а корабль, сосканировав каким-то образом его память, послал информацию самостоятельно. Но с какой целью? Дезинформация? Сомнительно уже потому, что деза имеет смысл тогда, когда мощь противника сопоставима с твоей мощью. Стоит ли дезинформировать комара, прежде чем его прихлопнуть? И главное, последнее предположение решительно ни к чему не вело, в то время как принятие первого в качестве рабочей версии обещало многое.

Во-первых, мотивация действий чужаков нашла свое объяснение -- достаточно странное, но все же не совсем безумное. Во-вторых, из текста следовало, что чужаки намерены обсудить сложившуюся ситуацию и принять какое-то решение.

Сражение у Цереры, закончившееся потерей крупнейшей базы космофлота, не говоря уже о потерях в личном составе, боевой технике и обученных эксменах, показало: либо чужакам для принятия решения не хватило сорока семи суток, либо решение оказалось не в пользу человечества. Правда, текст ясно говорил о том, что чужаки отнюдь не намерены торопиться с принятием решением, а значит, можно было надеяться, что пока все еще действует старая установка на безусловное уничтожение... то есть можно надеяться на то, что иное решение все-таки будет принято, и не слишком поздно.

Впрочем, все это в первую голову касалось штаба космофлота, только что преобразованного в штаб космической обороны с более широкими полномочиями. Еще одно подтверждение надежности записок Гаева уйдет туда сегодня же. Оно им нужнее. Они пытаются вычислить, со сколькими кораблями противника придется иметь дело земной обороне. Если всего лишь с одним, то шансы на успех имеются. Если, предположим, с тремя, то шансы отбиться крайне малы. Если с десятью -- нет никаких шансов. У штаба обороны своя задача, у Департамента -- своя. И по большому счету на данном этапе она состоит в том, чтобы развязать штабу руки для большой драки. Так сказать, обеспечить тылы. Ясно, что без объявления чрезвычайного положения не обойтись, как и без многого другого. Уже назрела необходимость обратиться к населению с воззванием, объясняющим неизбежность принятия неотложных и крутых мер.

Пора. Замолчать опасность -- смертельную, небывалую, глобальную -- уже так и так не удастся. И дело тут не только в "мемуарах" Гаева, с коими знакомо уже все подполье. Если бы один Гаев! Информация вообще имеет свойство просачиваться. Во-первых, круг посвященных если не во все, то в важные детали с самого начала был вынужденно велик. Во-вторых, многочисленные аннигиляционные и ядерные вспышки в космосе отнюдь не стали добычей одних лишь астрономов, ибо были прекрасно видны всем, кому взбрело на ум задрать вверх голову. В-третьих, умные головы уже давно сообразили, что программа тотального перераспределения рабочей силы имеет под собой куда более веские основания, нежели те, что пришлось обнародовать. Наконец, в-четвертых, в побоище близ Цереры участвовали и гибли не только пилоты-эксмены, но и настоящие люди, пилотессы. Плюс персонал базы. Если гибель эксменов, пусть и подготовленных, мало что значит, то гибель стольких людей сразу скрыть уже труднее. Само собой разумеется, была пущена в ход легенда о серьезной аварии с многочисленными жертвами, а с уцелевших взяли подписку о неразглашении под страхом тягчайшей ответственности, но когда в тайну посвящено столько народу, все усилия по пресечению ее дальнейшего распространения немногим более эффективны, чем попытки остановить реку неводом вместо бетонной плотины.

Теперь изображать полное незнание уже поздно, более того, вредно для дела. Момент настал. Кризис неизбежен, ожидаем и должен быть преодолен решительно, жестко и без особых потерь.

К сожалению, небольшие потери среди гражданского населения совершенно необходимы. Избежать их в общем-то нетрудно, но тогда следует ожидать стократ больших потерь, всеобщего хаоса, утраты рычагов управления. Людей не убеждают ничем не подкрепленные слова, это древняя аксиома. Убедить их способны лишь предметные уроки. Главное, чтобы урок проходил под полным контролем.

Что-то долго не начинается... Пора бы уже.

Евгения Зинаидовна неспешно прихлебывала кофе. Будь ее слух не столь насторожен, она вряд ли обратила бы внимание на первую автоматную очередь, простучавшую пока где-то далеко и ослабленную трехслойным остеклением окон. Ну, слава Первоматери, началось! Теперь можно было с легкой душой заняться текущими делами. Мысли Евгении Зинаидовны Фаустовой вернулись в прежнее русло, она потребовала себе еще одну чашку кофе и более не обращала внимания на звуки с улиц, достигавшие ее кабинета.

8

Через пять минут Ольга пожалела, что пошла пешком. Небывало сильная февральская оттепель еще не одержала окончательную победу над копившимся всю зиму снегом, но более чем преуспела в намерении покрыть улицы грязной слякотью. Вдоль тротуаров шумно бежали ручьи, то и дело принимая в себя притоки, хлещущие из водосточных труб, и каждый ручей, наверное, мечтал стать рекой, но рано или поздно обязательно натыкался на прикрытый решеткой ливневый колодец, куда и низвергался Ниагарой местного значения.

Пешеходов было мало. Машин тоже. В такую погоду каждая норовит забиться в свою нору и не казать оттуда носа. Кому понравится то и дело с визгом отскакивать от грязных фонтанов, бьющих из-под колес транспорта?

Морось. Рябые лужи. Сыро и серо. Низкое небо придавило город. В такие дни становится непонятно, зачем ты вообще родилась и чего ради живешь на этом свете -- не стоит он того. Ничего, кроме насморка, он тебе не предложит.

Неопрятный эксмен без усердия ковырял ломиком черную корку на осевшем сугробе. Проходя мимо, Ольга покосилась на него, но ничего не сказала. Чуть далее еще один герой труда, прислонив ломик к стене, оскорблял зрение внешним видом и едва ли не демонстративной праздностью. Ну их. Эксмен сачкует -- жизнь идет. Интересно, где слоняется раздолбай бригадир, отвественный за уборку улицы? Начальничек. Фигура. Всякий драный кот норовит вообразить себя львом, хотя не годен даже на воротник. Вот кому Ольга с удовольствием надавала бы оплеух! А воспитывать каждого дворника -- только руку отшибешь.

К тому же голова была занята другим. Можно было бы сказать, что после странного вызова в Департамент и не менее странной беседы с полковником Фаустовой в голове бились смятенные мысли, но это было бы неправдой. Никаких особых мыслей в голове не имелось, Ольга не позволила им там хозяйничать, пока они сами собой не придут к какому ни на есть общему знаменателю. Наспех думать -- натворить глупостей. Уж лучше пока идти себе спокойненько и размышлять совсем о другом. И даже не столько размышлять, сколько воспринимать.

Мытищи хоть и пригород, а все ж не Москва. В последний раз в центре столицы Ольга была прошлым летом и теперь наметанным глазом отмечала перемены -- увы, только к худшему. Натянутое над улицей красное полотнище с предпраздничным лозунгом: "Встретим День Первоматери новыми впечатляющими успехами!" полиняло, обвисло, и никто не догадался заменить его на более своевременное, а то и просто снять. На карнизе старинного особняка, наверняка числящегося памятником архитектуры какого-нибудь забытого столетия, разрослись никем не выполотые кусты, грозя уронить этот самый карниз на чью-нибудь невезучую макушку. Корявое дорожное покрытие пора было обновить еще прошлым летом, если не позапрошлым. И нигде нет ремонта, ни одно здание не одето в строительные леса! Где это видано?

Хоть бы стены домов помыли -- вон какие потеки. Эксменов нет, что ли? Рабочей силы всегда достаточно -- это аксиома.

Складывалось впечатление, будто городские власти не то столкнулись с небывалыми трудностями, неведомыми простым смертным, не то погрузились в тяжкие раздумья о тщете всего сущего, предоставив сущему вариться в собственном соку. Видать, кое-кому из начальства крепко надоело кресло. Или климат показался чересчур теплым. А что, за такие дела кое-кто запросто может ознакомиться с климатом побережья моря Сестер Лаптевых! Надо же, до чего довели город, экая мерзость...

Натужно завывая, прополз низко просевший на рессорах автобус с немытыми стеклами. Не рейсовый, не экскурсионный, не угловатый эксменовоз с арбузно-полосатой раскраской, а вообще непонятно какой. Следом -- еще один. И еще несколько. Колонна. Кого везут, куда, зачем? Покрыто мраком, как стекла -- грязью.

Ба, а везут-то эксменов! То-то они спрессованы внутри, как сосиски в банках! Тогда понятно... То есть по большому счету ничего не понятно с этой программой тотального перераспределения рабочей силы. Кто ее выдумал? Зачем она? Об успехах новых грандиозных строек вроде Байкало-Камчатской магистрали последнее время что-то ничего не слышно... Кого именно перераспределяют и с какой целью?

Додумать эту мысль Ольга не успела и не пожалела о том. Когда приходит время действовать, лишние мысли только мешают.

Огромный грузовик, неспешно пробиравшийся по Мясницкой навстречу автобусной колонне, вдруг круто развернулся поперек встречной полосы и преградил путь. Протяжный визг тормозов согнал с карнизов нахохлившихся голубей. Ольга видела, как водитель автобуса попытался вывернуть руль влево. Поздно! Удар! Скрежет. Хруст.

И сейчас же, заглушая вопли, очень знакомо забабахали хлопки телепортации, похожие на близкие разрывы невидимых петард. Ольга так и не поняла, откуда взялись силы спецназа -- неужели из крытого кузова грузовика, принявшего на себя удар? Но откуда бы они ни взялись, их действия были уверенными и слаженными, словно в учебном бою.

Разом загрохотали автоматные очереди. В одно мгновение автобус стал похож на дуршлаг. Кажется, изнутри автобуса тоже стреляли в ответ, но Ольга не смогла бы поклясться в этом. Вопили -- это точно. Недолго вопили. И сыпались стекла.

К тому моменту, когда был окончен расстрел первого автобуса, второй только-только успел затормозить. Сейчас же и в нем посыпались стекла, но уже простреленные изнутри или просто выбитые ударами прикладов. Из обеих раскрывшихся дверей горохом посыпались вооруженные эксмены.

Позднее Ольга корила себя за тугоумие -- она только теперь поняла, что происходит! Но кто из коллег мог похвастаться, что видел настоящий, нешуточный бунт эксменов и принимал участие в его подавлении? Никто, потому что люди столько не служат, да и не живут. О последнем серьезном бунте человекоподобных нелюдей могли бы рассказать разве что прабабки, да и то вряд ли, поскольку в былые времена беспорядки практически никогда не выплескивались за пределы эксменских кварталов.

Так что Ольга корила себя зря. Нет привычки -- нет и отработанных на данный случай рефлексов. На три, а может быть, и на все четыре секунды она замерла в растерянности, не понимая, что происходит вокруг, а главное, зачем. Тем, кто воспитан в спокойном, устойчивом мире, где следствие неизбежно вытекает из причины и подкрепляется соответствующей директивой, иногда свойственно задавать себе ненужные вопросы.

Зато осознав суть происходящего, она стала действовать молниеносно. Что с того, что отношения между эфбэшным спецназом и полицией не назовешь приязненными? Плевать. Ничто так не побуждает к совместным действиям, как общий враг. Люди сражались, и она стала сражаться.

Нырок в Вязкий мир. Первым делом -- добыть оружие, а до той поры незачем понапрасну подставлять себя под пули. Цель -- лишенная лобового стекла водительская кабина первого, уже расстрелянного автобуса. Попала! В салоне -- бр-р!.. Месиво. Среди груды тел полно оружия, но лезть туда не надо -- вот маленький скорострельный "Аспид", зацепившийся ремнем за колено мертвого водителя. То, что надо для уличного боя.

Слитный маневр спецназовок Ольга сумела оценить лишь постфактум. Практически одновременно они ушли в Вязкий мир, а когда вынырнули, то оказалось, что второй автобус охвачен ими полукольцом, а автоматы снова готовы к бою. Сменить рожок во время нырка -- что может быть проще? Телепортация обеспечивает не только уход из зоны поражения и выбор новой позиции для стрельбы, но и непрерывность огня.

Кое-кто из успевших покинуть второй автобус пытался стрелять -- наугад, веером. Но и те, кто уже покинул железную коробку, и те, кто еще оставался в ней, вопя, толкаясь и стараясь выбраться наружу хоть по головам, были обречены.

Телепортировав на крышу первого автобуса, Ольга успела срезать лишь одного эксмена -- почти вся работа была сделана до того, как она вмешалась. Тогда она открыла огонь по третьему автобусу.

Из него тоже выскакивали, стреляя наобум, -- и падали. Сменив позицию, Ольга била очередями по дверям, пытаясь закупорить их мертвыми телами, и едва не всадила очередь в спину спецназовке, нежданно появившейся прямо перед передней дверью. Взмах руки -- что-то небольшое влетело в автобус поверх голов тех, кто, обезумев, дрался в проходе за право выйти из мышеловки, -- и спецназовка с холпком исчезла. Ясно. Газовая граната. Пожалуй, о третьем автобусе можно было не беспокоиться.

С начала боя прошло, наверное, не больше десяти секунд, а количество уничтоженных бунтовщиков уже заведомо перевалило за полторы сотни. Только так и надо. Ольга мельком взглянула в хвост колонны. Там было интереснее: громадная пятнистая бронемашина, внезапно появившаяся неизвестно из какого переулка, врезалась в последний, седьмой автобус и с непринужденной легкостью тащила его юзом, одновременно разворачивая поперек движения. Пулемет во вращающейся башенке грохотал, не умолкая ни на секунду.

Попав в ловушку, потеряв половину своих раньше, чем большинство успело осмыслить происходящее, инсургенты заметались. Кто-то поднимал руки или ложился на мокрый асфальт, напрасно надеясь на пощаду. Кто-то, ополоумев, бежал прямо на автоматные очереди. Но были и такие, кто не потерял головы и, закоснев в злодействе, стремился теперь лишь к одному: продать свою жизнь подороже.

Покончив с последним автобусом, бронемашина прекратила огонь и отползла назад, ворочая башенкой вправо-влево. Ольга отлично понимала смысл этого маневра. Расстрел инсургентов с двух сторон опасен прежде всего для самого спецназа -- кому охота погибать от пуль своих же подруг? Подразделение, начавшее работу с головы колонны, доломает сопротивление полураздавленного противника, произведет окончательную зачистку, а бронемашина нужна лишь для пресечения бегства эксменов вдоль по Мясницкой и в переулки. Зачем расширять георгафию боя, если его можно начать и закончить на сравнительно небольшом пятачке?

Спецназовки выпускали короткие очереди, то и дело меняя позиции, мешая противнику вести из-за автобусов прицельный огонь. Ольга делала то же самое, пока в рожке не кончились патроны. Оглянулась, ища оружие. Как назло, в непростреливаемом секторе валялся всего один труп эксмена, да и тот с дробовиком.

-- На! -- Рычащая от боли в простреленной голени спецназовка швырнула Ольге свой "Аспид". Приняв его в прыжке, Ольга сейчас же нырнула в Вязкий мир. Десять шагов в лиловом коллоиде. Выход. Очередь. Одним стрелком у противника меньше.

То ли несколько спецназовок телепортировали на ближайшие крыши, то ли там с самого начала были размещены стрелки -- этого Ольга не поняла. Ясно было только то, что идет уже не бой, а расстрел, и последний бунтовщик умрет через несколько секунд, так и не получив вожделенного шанса взять жизнь за жизнь. По природной испорченности эксмены всегда стремятся к тому, чего не должно быть.

Летящие из-за автобусов пули еще рикошетировали от асфальта и плющились от стены, но по существу работа была сделана. Ольга телепортировала к раненой.

-- Как ты?

-- Лучше не бывает! -- Кривясь от боли, конопатая девчушка нашла в себе силы рассмеяться сквозь всхлипы. -- Там уже ажур? Тогда помоги затянуть жгут.

Пока Ольга помогала, бой действительно кончился. Слышались только одиночные выстрелы -- шла зачистка. Безвозвратных потерь группа не понесла. У облупленной стены нелепо скорчилось тело случайной прохожей, не успевшей ни телепортировать, ни скрыться в ближайшем подъезде. Трудобоязливый эксмен-дворник, недовоевавший с сугробом, оставил в нем свой ломик и, разумеется, смылся, как только стало ясно, кто возьмет верх, то есть практически сразу. Вдруг стало слышно журчание ручья, весело бегущего вдоль тротуара.

-- Грязь! -- чему-то засмеялась девушка. -- Хвала Первоматери, что оттепель! По ливневой канализации они не пройдут, а через другие подземные коммуникации смогут только просачиваться малыми силами. К тому же туда пустили газ. А в метро они не полезут, понимают, как их там встретят...

-- Кого? -- спросила Ольга и вдруг поняла: то, чему она только что оказалась свидетелем и участницей, еще не далеко все -- просто малый эпизод чего-то гораздо большего. Еще ничего не кончено. -- Да что вообще происходит?

-- То, чего ждали, -- объяснила конопатая. -- "Черные саваны" объединились с бандой Ефрема Молчалина и еще Первоматерь знает с кем. Ну и взбунтовали эксменские районы, там сейчас такая каша... Вот увидишь, они будут пробиваться к центру по меньшей мере с десяти сторон...

-- Кто такая? -- раздался прямо над ухом резкий начальственный голос. -- Полиция? Почему здесь? Какой отряд?

-- Мытищинский, -- доложила Ольга, выпрямившись. -- Здесь случайно. Сержант Ольга Вострецова. Считайте, что я в вашем распоряжении.

-- Вряд ли ты нам пригодишься. -- Подтянутая моложавая женщина-лейтенант с резкой вертикальной морщинкой над переносицей оглядела Ольгу снисходительно-насмешливо. -- За рвение благодарю, но... Постой, это не тебя вчера показывали по спортивному каналу?

-- Так точно, меня.

-- Тогда так и быть, идем с нами. Вперед не лезь -- мои девочки натренированы на работу в группе, ты им только помешаешь. Ничего, на подстраховке толковые люди тоже лишними не бывают. Запасные рожки возьми, вот. Эй, кто там копается? -- пронзительно закричала лейтенант в ту сторону, где еще стучали одиночные выстрелы. -- Все сюда! Звено Колышкиной остается здесь, остальные за мной! Направление -- Маросейка. Идем по крышам, держимся вместе. Отставших не ждем. -- Взгляд в сторону Ольги. -- Любой эксмен -- цель. Пленных не берем. Пошли!

Почти с восторгом Ольга вновь почувствовала липкое прикосновение Вязкого мира. Азарт захватил ее. Вперед и вверх! Воображаемая лестница, ступеньки высоки и узки. Вверх! Путь по крышам и ближе, и безопаснее. Лейтенант -- умница. Жаль только, что полицейских не заставляют тренироваться в телепортациях с такими перепадами по высоте, -- вот и нет навыка. Не отстать бы...

Край крыши. Жестяной гром под ногами. Нырок -- противопроложный край. Вдох-выдох. Еще нырок -- над крошечным замусоренным двориком. На черта тут дворик?.. Толстая тетка растерянно глядит в небо. Эксмен-помойщик трусливо прячется за мусорным баком, притворяясь кучей тряпья. Чья-то короткая очередь. И снова грохот жести. И еще нырок -- к краю крыши. Теперь через переулок...

Она отстала от группы всего на пять-шесть секунд. Очень хороший результат, если учесть, что спецназовки имели миниатюрные аппараты для дыхания в Вязком мире, а ей приходилось вентилировать легкие после каждых двух-трех нырков.

И еще мешала одна мысль, забравшаяся в голову как нельзя некстати: что значит "пленных не берем"? Некогда возиться с ними? Хм... Вероятнее другой вариант: допросы излишни, вот и пленные не нужны. То есть надо понимать так, что федералы полностью контролируют ситуацию и события развиваются по их сценарию? Да, похоже на то. Если даже рядовая спецназовка знает удивительно много, куда больше своей непосредственной задачи, то каков же уровень информированности у верхов?..

Стопроцентный?

А если так, то зачем было допускать бунтовщиков в самый центр города? Кому, для чего понадобилась эта уличная война? Не проще ли было подавить бунт в зародыше, не позволив ему распространиться за стены эксменских кварталов?

Эта мысль была как холодный душ. На одно мгновение узкие улицы городского центра показались Ольге трубами гигантского оргАна, а толпы людей, эксменов и машин -- потоками воздуха, нагнетаемого в трубы невидимыми мехами. Но чьи пальцы нажимают на клавиши? И какая играется пьеса?

Быть может, только кровавой вакханалии, захлестнувшей центр столицы, и не хватало кое-кому для того, чтобы убедить Ассамблею передать все силовые структуры Федерации в ведение Департамента федеральной безопасности?

Но Ольга тотчас задвинула эту мысль в дальний угол. Потом, не сейчас! Пришло время действий, а не домыслов.

На Маросейке, однако, было тихо. Улица патрулировалась. Похоже, в планы инсургентов, если у них вообще были какие-нибудь определенные планы, не входил прорыв в этом направлении. По знаку лейтенанта все телепортировали вниз, на тротуар. Команду "вольно" спецназовки восприняли буквально -- одна даже закурила. Ольга покосилась на нее с неодобрением. Насколько все-таки живучи в людях пороки, даже в лучших из них! А попробовала бы ты, голубушка, ходить Вязким миром без дыхательного аппарата -- много бы ты прошла с просмоленными легкими? Удивительно, что курящих вообще держат в спецподразделениях, а не гонят в три шеи. Хотя, конечно, общие правила писаны для кого угодно, только не для федералов...

Обменявшись двумя-тремя фразами с начальницей здешних патрульных и быстро переговорив с кем-то по рации, лейтенант вызвала грузовик. Значит, поблизости от Маросейки серьезного дела не предвидится, группу перебрасывают туда, где она нужнее. В том, что в городе существует такое место, и не одно, где десять спецназовок окажутся совсем не лишними, Ольга нисколько не сомневалась.

-- Ты с нами? Не раздумала?

-- Конечно, нет! -- Ольга мотнула головой.

-- Тогда к Яузским Воротам. Там сейчас жарко.

-- Куда угодно!

-- А ты ничего. -- Лейтенант оценивающе прищурилась, отчего вертикальная морщинка над переносицей сделалась резче. -- Сработаемся. Просись потом к нам, из тебя, по-моему, толк выйдет.

-- Уже вышел, -- самолюбиво возразила Ольга.

-- В том смысле, что "был, да весь вышел"? -- Женщина засмеялась, но, впрочем, необидно. -- Шучу, шучу. Видела я твое выступление в "скакалке". Неплохо, но можно лучше.

Сейчас же подкатил и грузовик -- легкомысленно раскрашенный фургончик с надписью "Доставка мебели". Камуфляж, конечно. Ольга нисколько не удивилась, когда, постучав костяшкой пальца по кузову, поняла, что он бронированный. Надо думать, что и ветровое стекло пуля не возьмет -- разве что кумулятивная граната...

Внутри оказалось еще интереснее -- оказывается, из кузова можно было не только следить за обстановкой на улицах, но и вести огонь во всех направлениях. Пестрая раскраска бортов маскировала узкие, но достаточные бойницы, прорезанные в легированной стали. Единственное неудобство -- во время движения в них задувал ветер.

Едва успели рассесться по скамьям, как бронегрузовичок тронулся. Слева за голыми деревьями сквера показался на миг и исчез памятник Юлии Вревской, поставленный несколько лет назад по настоянию Валентины Шмалько, видного историка феминистического движения и прапраправнучки знаменитой Анастасии. Свернув налево, грузовичок миновал площадь, без сигнала проскочил перекресток на красный свет и, наращивая скорость, пронесся вдоль мокрой и мрачной китайгородской стены. Мелькнул в амбразуре самый жизнеутверждающий из всех дорожных знаков -- "Выезд на набережную", секунду спустя последовал несильный удар (Ольга успела заметить, как чей-то частный мобиль отшвырнуло и закрутило волчком), и, с визгом вывернув на набережную, грузовичок наддал.

-- Высотный на Котельнической, -- пояснила для всех лейтенант. -- Там бой, нашим нужна помощь. Действуем по обстановке, начинаем с южного крыла. Побольше решительности и напора, плевать, что эта хреновина -- памятник архитектуры. Всем ясно?

Она зря смотрела на Ольгу -- Ольге тоже было ясно.

Под Большим Устьинским мостом грузовичок резко присел на передние рессоры -- приехали. Сейчас же до слуха донеслись звуки близкого боя и показались совсем не страшными. Будто человек сто сноровисто откупоривали бутылки с шампанским.

У парапета набережной лежал труп спецназовки без головы и плечевого пояса -- наверное, пуля угодила прямо в баллончик дыхательного аппарата. Или же у бунтовщиков имелись и гранатометы. Выше по течению громадная самоходная баржа приткнулась к причалу для прогулочных теплоходиков. Баржа была черная, наверное, из-под угля, и пришвартована она была крайне небрежно. А не на этой ли барже заявились сюда взбесившиеся самцы? Очень может быть. Часть их -- наверняка. Удобно и безопасно: шлепает по реке этакая стометровая дура, держится фарватера и ничегошеньки не нарушает, отнюдь не провоцируя речную полицию, везет рабочую силу из Южного порта в Северный на разгрузку чего-то там или, скажем, на ликвидацию аварии. Поди разбери, кто стоит за штурвалом. Да ведь бывают, наверное, и эксмены-рулевые...

Где, интересно, капитан? В отгуле? Успела телепортировать и скрыться? Изнасилована в очередь и ушла на дно с грузом на шее? Сохранена как заложница?

А баржа пригодится. Самый удобный вид транспорта для вывоза за пределы города трупов бунтовщиков. Одной баржи, конечно, не хватит...

Праздные мысли. Пресечь. Прыжками -- вперед. Ольга старалась не отстать. А хорошо тем, у кого дальность телепортации ограничивается лишь потребностями навигации...

На Малом Устьинском замерла бронемашина, торчащий вверх пулемет выцеливал кого-то в верхних этажах. Длинно прогрохотало. Перескакивая с мокрой брони на мокрый асфальт, со звоном запрыгали стреляные гильзы. Откуда-то с самой верхотуры прилетела ручная граната и, не причинив вреда, оглушительно рванула пониже моста, повыше воды. Хороший бросок...

Яуза вскипела. Летели, чаще с недолетами, и бутылки, заткнутые горящими тряпками, и на асфальте ненадолго расцветали огненные бутоны. Не страшно. Для охваченной пламенем лучшая защита -- ненадолго нырнуть в Вязкий мир, не поддерживающий горения. Если не растеряешься, отделаешься ожогами первой степени и сохранишь боеспособность.

Прыжки, прыжки. Восприятие действительности -- дерганое, как под стробоскопом. Последний прыжок -- на спуск к воде у набережной. Здесь исходный рубеж. Если повезет, найдется время отдышаться...

Тут уже ждало, прижавшись к гранитной стене, отделение десантниц. Не спецназ -- армия. Иное оружие, иная амуниция. Только задача одна и та же.

Хохотали над спецназовкой, сгоряча промахнувшейся мимо площадки и бултыхнувшейся в воду. А вода была серая, вся в ряби, как в гусиной коже, она казалась зазябшей от этой проклятой оттепели куда сильнее, чем от предшествующих холодов и снежного торнадо. И из-за ряби на ней не было видно радужных пятен, и казалось, что их не бывает вовсе, хотя еще ни один город не сделал чище ни одну реку. Вдруг недалеко от карабкающейся на уступ мокрой и злой спецназовки по воде пробежала цепочка фонтанчиков. Мимо.

А потом была команда к атаке. И в два нырка Ольга достигла мокрого серого цоколя здания, тогда как другим для этого понадобился один прыжок...

Оказалось, что нижние этажи уже захвачены штурмовыми группами. Кое-где удалось продвинуться до пятого-шестого этажей, но пока не выше. Так было в южном крыле здания, так, судя по всему, и в северном, и по центру. Стремительные прорывы вверх никому не нужны -- гораздо надежнее отжимать противника вверх. Куда ему оттуда деться.

Кровь. Тела, и не только эксменские, как кули. А вот девочка. Жильцы. Человекообразные звери успели потешиться...

Ледяная ярость. Слова команды. Обозначенный участок работы.

Пошла.

Нырок. Пусто. Еще нырок. Еще. Стенной шкаф. Сортир. Под кроватью. Осмотреть все, не оставить за собой ни одного живого врага, ни дерущегося, ни прячущегося. Возмездие будет полным, из этого здания ни уйдет ни один эксмен.

И это только начало. Позже предстоит большая работа в эксменских кварталах: выявление пособников, сочувствующих, нелояльных... Быть может -- акция устрашения.

Нырок.

Пусто.

Нырок.

Ого, тут их аж пятеро! Гранату им в подарок -- и нырок. В соседней комнате только один противник. Очередь. Бандит падает, не успев понять, кто в него стрелял. А из-за стенки -- вопли! Взрыв. Сыплется штукатурка, жалобно дзенькают стекла. Нырок назад. Дым, пыль, кислый запах. Двое еще шевелятся. Добить. Проверить смежное помещение. Чисто. Ага, тут еще одна комната!.. Так, теперь ванная. Стенной шкаф. Антресоли. Не забыть балкон. Чисто. Можно переходить к той квартире, что этажом выше...

Вот так, монотонно и безостановочно. Вверх, только вверх. Нырок. С дурным воплем шарахается из-под ног чудом уцелевшая кошка. На полу осколки посуды и руины большой люстры. Обрывок разговора из-за тонкой перегородки: "Винтовку бы мне. А с пистолетом в руке я пацифист, все одно промажу". -- " В упор не промажешь, будешь прикрывать сзади, да гляди в оба". Несомненно, эксмены поняли тактику штурмовых групп. Оскалившись, Ольга нырнула к ним, и тот, с пистолетом, действительно оказался ни на что не годен. Как, впрочем, и остальные.

...Она очнулась на десятом этаже. Боеприпасов больше не было. С последним противником пришлось драться голыми руками, как с "куклой". Оставив ему сознание, чтобы в последние секунды жизни он выл от ужаса, Ольга швырнула его через себя прямо в разбитое окно и проследила за полетом.

Все-таки это было неосмотрительно. За ненужный риск начальство по головке не гладит. Хорошо, что здесь нет ее начальства...

С высоты десятого этажа центр города был как на ладони -- мокрый, придавленный к земле низким небом. А это что за дым?.. А вон еще. И еще. Пожары? Да, размах серьезный... Нет сомнений, что во многих точках города сейчас идет бой. Скоротечный, разумеется. И с предсказуемым результатом.

В том, что самое большее через полчаса бунт будет повсеместно подавлен, Ольга нисколько не сомневалась. Мучил вопрос: в чем его причина? Ну что такое, в самом деле, эти "Черные саваны" да банда Молчалина? Несколько десятков эксменов с гнусно-садистскими наклонностями, ну сотня, никак не более. Банды были всегда, одни ликвидировались, другие появлялись. Но даже бабки не помнят, чтобы горстка отвратительных недобитков могла всколыхнуть многотысячную эксменскую массу, погнав ее на заведомое самоистребление! Эксмен труслив и всегда сильнее хочет жить, чем следует из его биологической необходимости, это аксиома.

Так в чем же дело?

Ольга не находила ответа. Опьянение боем, и даже не боем, а истреблением вредной фауны, очищением Земли от скверны, яростное упоение работой -- все это внезапно ушло, захотелось отдыха и осмысления происходящего. Жаль, что дело еще не кончено.

Сориентировавшись, она телепортировала на лестничную клетку. По-эксменски пользоваться дверями не стоило -- могли подстрелить свои же, не разобрав. Только нырками через Вязкий мир. Не угодить бы ненароком в шахту лифта...

Три минуты назад скоротечная схватка оставила на площадке несколько трупов. Разорвав рукав корчащейся от боли, всхлипывающей десантницы, подруга колола ее шприцем. Избиение бунтовщиков продолжалось одним-двумя этажами выше.

-- "Ромашка"! -- кричала спецназовка с майорскими петлицами, держа портативную рацию возле уха. -- "Ромашка", отзовись!

-- Здесь "Ромашка"! -- просипела рация простуженным сопрано. Сквозь атмосферный треск явственно простучала автоматная очередь.

-- "Ромашка", как дела?

-- Продвигаемся вверх. В подкреплении пока не нуждаемся. Убитых нет. Двоих несильно зацепило, остались в строю. Верка Рабинович контужена упавшим сверху телом...

-- Ладно -- телом... Молчалина берите! Есть сведения, что он где-то там.

-- А это и было его тело, -- весело сказала рация. -- О, мне некогда! До связи!

Автоматная очередь. Вопль.

Забрав оружие убитого, Ольга вернулась к работе и очень скоро убедилась, что в южном крыле работы почти не осталось. Спецназ и десантницы свое дело знали. Очистка главной башни еще не закончилась, но и там дело явно шло на лад. Некоторые бунтовщики сами прыгали с крыши и из верхних окон. Совсем недавно то же делали жильцы дома, избегая поругания и мучительной смерти в лапах обезумевших нелюдей. На их месте Ольга сумела бы остаться живой, стартовав хоть со шпиля здания: три-четыре быстрых последовательных телепортации -- и ты низко над рекой, войдешь в воду "солдатиком" и отнюдь не с убийственной скоростью. Но кто из жильцов имеет достаточный навык плюс хладнокровие? Вряд ли кому-нибудь удалось спастись таким образом. Кто-то не сумел вовремя нырнуть в Вязкий мир, кто-то ушел в него без возврата, кто-то совершил только один смертельный нырок за пределы дома и упал вниз камнем...

Ольга потратила только один патрон. Недобитый эксмен с простреленной грудью силился встать, но только зря елозил лопатками по стене и сучил ногами. Рядом валялся охотничий карабин -- раненый не обращал на него внимания. Он уже не цеплялся за жизнь и, смирившись с близким уходом в небытие, ничего не боялся.

-- Все вы сдохнете, -- просипел он, дерзко глядя Ольге в глаза. -- И мы, и вы. Скоро. Всем конец. Теперь уже скоро...

Пытаясь расхохотаться, он выкашливал на пол розовую пену.

-- И все-таки... кх... мы... кха!.. мы...

Ольга ждала.

-- ...не как скот, -- вымучил наконец раненый. -- Не как на бойне...

Да, не совсем как скот... В словах поверженного врага Ольга почувствовала долю истины. Опаснейшие двуногие звери вырвались на волю, сумев-таки заставить людей раскошелиться высшей платой -- жизнями. Пусть и по разорительному для эксменов курсу.

О какой бойне он говорил, Ольга не поняла. Разве лояльных эксменов уничтожают? Сроду не бывало такого. Да это же просто невыгодно! Без сомнения, раненый бредил. Или спятил. Наверное, можно повредиться и таким небольшим умом, каков ум эксмена.

А может, переспросить его?.. Нет. Первоматерь Люси, что за дикие мысли! Выставиться незнанием -- и перед кем!.. Стыда не оберешься. Разве был приказ допрашивать пленных? Разве был приказ брать их?

И все же в душе крохотным предательским червячком шевельнулось уважение к раненому. Как к врагу, конечно.

Не в пах, как хотела вначале, -- Ольга выстрелила ему в лоб. Чуть выше глаз, в которых она так и не увидела страха.