| |
Авторское предуведомление
Мне давно хочется написать работу о правовой саморегуляции чиновничества, где были бы проанализированы посвященные чиновничьим преступлениям статьи танского уголовного Кодекса «Тан люй шу и». И эти преступления, и их наказания оказывались порой весьма специфичны.
Данный труд является попыткой предотвратить однозначно предвидимое мною неудержимое распухание всевозможных будущих комментариев, сносок и неизбежно торопливых и беспорядочных пояснений, которыми пришлось бы разбивать и отягощать текст такой работы.
Дело в том, что невозможно толком рассказать, какие меры предусматривала чиновничья элита для ограничения самоуправства, корыстолюбия и простой некомпетентности или нерасторопности самого же чиновничества [а именно так и можно охарактеризовать львиную долю уголовных законов Танской династии: они были посвящены исключительно чиновничеству, предназначены для исполнения чиновничеством и, разумеется, написаны были тоже чиновничеством, его верхушкой, которая благодаря своему предельно высокому положению в иерархии имела возможность (хотя далеко не всегда ею пользовалась) отождествлять себя не с каким-то кланом, не с какой-то группировкой, не с каким-то регионом, а с империей в целом и оттого могла принимать близко к сердцу интересы именно всей империи — а потому, творя уголовное право, выступала против бесконтрольности и безответственности своих же младших собратьев и коллег], если не описать более или менее подробно, как должен был вести себя чиновник, не склонный к самоуправству, не запятнавший себя корыстолюбием и не повинный в нерасторопности и некомпетентности. Прежде чем описывать отклонения от нормы, тем более — отклонения наказуемые, необходимо описать сначала самое норму. Иначе текст грозит выродиться в сплошные пояснительные скороговорки внизу страниц или в концах глав, потому что к каждой фразе о наказании проступка придется как-то подшивать по меньшей мере несколько фраз о том, в чем, собственно, проступок состоял. И чем дробить необходимые разъяснения по бесчисленным комментариям и сноскам [как, например, я вынужден был, увы, поступать при работе с танским Кодексом. Данная книга — еще и смиренная попытка попросить прощения за неточности в описании бюрократических реалий, допущенные мною в комментариях к переводу «Тан люй шу и»], гораздо надежнее один раз связно описать чиновничью рутину, то есть ненаказуемую, предписанную норму чиновничьей службы, а уж потом — тоже по возможности связно — описывать то, какими именно способами проводилась правовая борьба с уклонениями от этой нормы.
Однако описывать службу невозможно без того, чтобы не дать хотя бы сжатое описание учреждений, в которых эта служба текла. Структура же бюрократического аппарата танской империи была уже весьма сложной, разветвленной и учитывала опыт многих прошедших веков работы аналогичных, более или менее удачно организованных структур. И, что является для нас здесь самым главным — уже сама по себе несла на себе мощный отпечаток той культуры, на основе которой танское государство возникло; бюрократия обслуживала это государство, а значит, пусть опосредованно (хотя и вполне сознательно) — и самое культуру. То есть нарисовать картину танской администрации вовсе уж кратко — нельзя, изложение обязательно должно быть достаточно пространным, чтобы не выродиться в простое и ничего не говорящее ни уму, ни сердцу перечисление названий.
Да к тому же и с самими названиями тоже не все просто. Ни в западном востоковедении, ни, тем более, в отечественном не существует ни одной мало-мальски устоявшейся и всем понятной без приведения хотя бы транскрипции (а лучше — иероглифики) системы передачи на соответствующие языки названий средневековых китайских учреждений и должностей. Эпизодически обращаясь, когда требует материал, к этой сложной и скользкой материи, востоковеды зачастую предлагают русскоязычные эквиваленты достаточно поверхностно, как правило — калькируя их из западноязычной литературы, и уж почти обязательно — вразнобой, всяк на свой лад. Тексты исследований пестрят «департаментами», «министерствами», «палатами», «управлениями», «ведомствами», но год от году ситуация не меняется: пока в скобках не поставишь шэн, бу, сы или цзюй [мне очень совестно оттого, что в своем переводе «Тан люй шу и» я, к сожалению, тоже отдал дань этому врожденному вывиху — вначале поплыв по течению, ученически повинуясь традиции, а потом, после выхода своих первых статей и, тем более, первых томов перевода — уже будучи волей-неволей вынужден следовать своим исходным версиям и установкам], понять, о каком учреждении идет речь, трудно, а порой и невозможно.
Сразу оговорюсь: я очень далек от мысли, скажем, догнать и перегнать де Ротура и его капитальное исследование «Описание чиновничества и армии» [Rotours R., des, 1947—1948]. По всей видимости, это невозможно (особенно в вынужденно трехлетний срок), и, полагаю, колоссальный двухтомник патриарха останется на столах китаеведов навсегда [однако именно де Ротур, воистину титан, не стеснялся признаваться, что в чем-то собой и своей работой недоволен. Сноски в его исследованиях пестрят фразами типа «смысл этого пассажа очень смутен», «я совсем не уверен, что передал это выражение правильно», и так далее. Такой подход восхищает не меньше, чем собственно вклад де Ротура в синологию. Очень хочется хотя бы в этом быть на него похожим]. Я вижу свою задачу гораздо более скромной: попытаться впервые дать на русском языке связное описание административной структуры Тан так, чтобы сразу видна была взаимосвязь учреждений, их соотносительная важность, их концептуальная и функциональная нацеленность. Чтобы возникала единая картина грандиозной системы управления. Чтобы ощутим был дух этого поразительного человеческого творения, его философия. Чтобы аппарат империи не представал хаотичной россыпью разрозненных учреждений и персон с невразумительными, однообразными, повторяющими друг друга на западный манер наименованиями — а это неизбежно происходит, когда комментариями или спорадическими разъяснениями выхватывается из бюрократического континуума то тот директорат, то это бюро, то этот старший секретарь, то тот младший клерк.
И, наконец, без понимания проблем генезиса бюрократии как таковой, и тем паче — бюрократии китайской, пожалуй, нельзя по-настоящему уяснить, почему на определенные, очень естественные и по сути неискоренимые сферы человеческой деятельности и человеческих мотиваций административное и уголовное право Китая старалось оказать максимальное давление с тем, чтобы активность в этих сферах как-то ограничить, подморозить и перенаправить в сферы иные, общественно полезные и важные. Для чего, собственно, бюрократия нужна, почему она неизбежно возникает? Чего хотят бюрократы от государства, а чего государство хочет от бюрократов? И почему? Ответ на эти вопросы позволяет яснее и глубже понять, что такое чиновничья мораль, которую столь ретиво опекало и оберегало танское государство — и что такое чиновничья аморальность, которая однозначно была там приравнена к поведению, трактуемому как уголовное преступление.
|
|
| |
Именно так — «Сто чиновников» (байгуань), или, если учесть, что эта глава «Новой истории Тан» является частью раздела «Описаний» [или, как иногда переводят этот термин, «Трактатов» (чжи)], то — «Описание ста чиновников», называется тот текст, в котором детально и, по тогдашним меркам, исчерпывающе изображена структура государственного аппарата Тан, как центрального, так и местного.
На самом деле чиновников было, конечно, много более ста. В первой же фразе «Описания» указывается, что даже в самом начале правления Танской династии, когда аппарат подвергся сокращению (бюрократия всегда имеет тенденцию разрастаться, и потому периодические попытки сократить ее численный состав являются неотъемлемой составляющей диалога бюрократии и высшей власти), штатное расписание предусматривало 730 единиц [Синь Тан шу, 1975. С. 1181].
Глава о чиновничестве была полностью и в максимальных подробностях переведена в свое время на французский язык Р. де Ротуром, на труд которого [Rotours R., des, 1947—1948] я часто ссылаюсь, и, как мне уже пришлось отметить в предуведомлении, этот труд имеет непреходящее значение. Я же постараюсь дать здесь лишь общую картину, так, чтобы весь разветвленный и сложный аппарат можно было охватить единым взглядом.
При рассмотрении структуры государственных учреждений Тан следует иметь в виду два момента.
Танская династия правила Китаем в течение без малого трех веков, с 618 по 907 гг. За аналогичный период времени наша страна, например, прошла путь от петровских коллегий к большевистским наркоматам и затем — к демократическим учреждениям современной России. Конечно, в Китае в ту пору было поспокойней — хотя, скажем, во время мятежа Ань Лу-шаня и впоследствии, в пору регионализма цзедуши и иных местных военных правителей регулярный аппарат тоже изрядно потряхивало.
Но был и еще один динамический фактор помимо реальных потрясений и трансформаций, и он заслуживает не меньшего внимания.
Уже сами по себе названия учреждений и должностей, если не пытаться их модернизировать, обезличить и обесцветить при переводе (что и делается как правило, в том числе и в капитальной работе де Ротура), демонстрируют поразительную этическую настроенность, ориентированность бюрократии. Изменения названий одних и тех же, в сущности, административных подразделений как нельзя лучше иллюстрируют неослабные попытки высшей власти «выправить имена», то есть установить полные соответствия между предметами и их наименованиями.
Домашний, семейственный дух, архитектоника субординации поколений и линий родства пропитывали даже такую, казалось бы, сугубо формальную, безыдейную и бездуховную область, как названия должностей.
Чего стоят «молодцы-служители» (шилан), «домочадцы» (шэжэнь), «возливатели жертвенного вина» (цзицзю), «братцы на подмогу» (шуцзы ) и пр. В нашем мире чиновничьи должности просто не могут называться так. И мы, и западные европейцы буквально мучаемся, пытаясь передавать эти названия хоть сколько-нибудь адекватно на своих языках – и все равно у нас не получается, и от отчаяния мы машем рукой и начинаем свою собственную песню: советники двора, письмоводители государственного секретариата, ректоры, менторы... Однако — могут. Не год, не два, а в течение многих веков.
И думается, это не просто декор, во всяком случае — не только декор. По большому счету, именно так и понимались тогда функции учреждений. Шла бесконечная погоня за соответствием прозы бюрократической жизни и поэтики государственного служения, погоня за именами, в которых равным образом были бы учтены два параметра — реальная деятельность того или иного органа или служащего, и та конкретная, лишь этим органом или служащим вносимая лепта в общеимперскую деятельность по упорядочиванию и облагораживанию мирового пространства. Именно она, эта погоня, и заставляла раз за разом переименовывать одни и те же учреждения, казалось бы, вне всякой логики и необходимости.
Поэтому-то перевод десятков различных должностных названий безликими «секретарями» или «помощниками» дезориентирует, сдувает напрочь аромат культуры, гасит отсвет своеобразного видения мира, понять и ощутить которое — не менее важно, чем просто представить себе очертания мертвого административного скелета. Потому я и стараюсь, порой хотя бы ценой выкручивания русского языка, точно отжимаемой тряпки, переводить административные термины, исходя не из обыденных функций чиновника, а из тех названий, которые давали своим чиновникам сами китайцы танского времени. Пусть даже это получается, если воспользоваться словами апостола Павла, «как бы сквозь тусклое стекло, гадательно» (по-настоящему прочувствовать дух, семантический простор названий должностей и учреждений, я боюсь, способны были лишь сами тогдашние китайцы). Я старался, насколько позволяло сопротивление двух языков (порой в ущерб строгой научности, быть может), переводить названия учреждений и должностей, исходя не из реально исполняемых функций, а из их тогдашних китайских названий. То есть из того, как сами жители Танской империи понимали эти функции — понимали и прикрепляли эти возвышенные функции к должностям и учреждениям именами. Ведь не зря же и они ухищрялись раз за разом, упорно стараясь назвать зачастую, в общем-то, одну и ту же должность поточнее, и снова поточнее, и снова, без конца пробуя с максимальной буквальностью вогнать ее имя в перекрестие двух осей: равнодушной бюрократической машинерии, реальной повседневной задачи — и неизбывного стремления одухотворить ее, оплодотворить конфуцианским представлением о том, чем, в сущности, должен заниматься слуга народа и правителя.
Изменения названий учреждений и должностей были, возможно, чем-то сродни изменениям девизов правления — не столько констатациями, не столько характеристиками повседневного положения вещей, заезженными и затертыми, как сама повседневность, но вдохновляющими программами, сверхзадачами на будущее.
В качестве примера можно взять хотя бы приключения названия должности начальника так называемой Императорской канцелярии.
В [период] Суй (581—618 гг.) был учрежден излагатель наянь. В начале [годов правления] У-дэ (618—626 гг.) следовали сложившемуся порядку. В 10 день 3 месяца 4 года [У-дэ] изменили [название этой должности] на срединный служитель шичжун. В 4 день 4 месяца 2 года [годов правления] Лун-шо (661—663 гг.) изменили [название этой должности] на левый сотрдник с восточной террасы (цзо сян дунтай). В 23 день 12 месяца начального года [годов правления] Сянь-хэн (670—674 гг.) изменили название этой должности] на срединный служитель (шичжун). В 5 день 9 месяца начального года [годов правления] Гуан-чжай (684 г.) изменили [название этой должности] на излагатель (наянь). В 4 день 2 месяца начального года [годов правления] Шэнь-лун (705—707 гг) изменили название этой должности] на срединный служитель. В 1 день 12 месяца начального года [годов правления] Кай-юань (713—741 гг.) изменили [название этой должности] на управитель желтых врат (хуанмэнь цзянь). В 6 день 9 месяца 5 года [тех же годов правления] изменили [название этой должности] на срединный служитель (шичжун). В 20 день 2 месяца начального года [годов правления] Тянь-бао (742—756 гг.) изменили [название этой должности] на левый сотрудник (цзо сян). В 15 день 12 месяца 2 года [годов правления Чжи-дэ (756—758 гг.) изменили [название этой должности] на срединный служитель [Тан хуй яо, с. 883].
Кстати, уже из самого этого текста можно понять, что и учреждение, которое возглавлял шичжун, в разное время называлось-то восточной террасой, то желтыми вратами, то снова Привратным шэном (мэньсяшэн).
Цель проследить все изменения, все микроскопические автоколебания самоназваний бюрократии мною не ставилась. Не ставилась даже цель полного и тщательного, до последнего ярыжки, описания администрации. В рамках предпринимаемого исследования это было бы невозможно ни по времени, ни по объему. Мне лишь хотелось нарисовать по возможности краткий эскиз, абрис, который дал бы возможность почувствовать идею администрации, тогдашнее представление об идеальной организации управленческого аппарата, выраженное в самоназваниях самовидение властной структуры, которая призвана была привносить структуру в мир, то есть, в каком-то смысле, продолжать себя в мире. Но ведь и она сама являлась лишь первой производной еще более высоких уровней той же самой структуры, сколько ее мог себе представить и воплотить в посюстороннем мире человек. Она была приводным ремнем взаимодействия, взаимовлияющего функционирования большого мира и вписанного в него мира людей, была печатным прессом, посредством которого идеальная, априорно и безупречно гармоничная структура мироздания должна была быть отпечатана на мелкой суматохе мелких людей.
Это может показаться гиперболой, утрированным преувеличением. Но не следует забывать, что традиционные общества вообще, как таковые, возникают и существуют лишь как следствия достижения некоей определенности (зафиксированной суммой сакральных или, во всяком, случае, пользующихся непререкаемым уважением текстов) относительно тех или иных абсолютных истин бытия. И лишь естественно, что те структуры, которые отвечают за эти истины, за их сохранение в незамутненности и жизнеспособности, за соответствие реальности этим истинам, пытаются продлить себя как можно дальше в социальную и этическую бесконечность.
И еще одно.
Язык наш развивается. Исторически совсем недавно в нем днем с огнем не сыскать было таких нелепо звучащих и мало что говорящих несвычному человеку слов как «департамент», «министерство», «статс-секретарь», «канцлер», «обер-прокурор»... Следуя традиции, заложенной де Ротуром, я долгое время называл два из трех основных шэнов танской администрации «императорской канцелярией» и «императорским секретариатом» — но, признаюсь, сам всегда путал, что есть что, потому что никогда не видел большой разницы между секретариатом и канцелярией, и, чтобы понять, о чем, собственно, я пишу, мне приходилось постоянно держать в уме китайские названия: мэньсяшэн и чжуншушэн. А вот перепутать привратный шэн и шэн срединных дкументов совершенно невозможно. Или, скажем, цзайсян. Как ни мудри, как ни уговаривай себя, что дело не в названии, а в реальных прерогативах и полномочиях — ну не канцлер он, и не первый министр! И никто, кроме как цзайсян.
Если уж русский язык сумел совершенно без ущерба для себя, даже с прибылью, впитать такие слова, как «коллегия», «координатор» или, паче того, например, «маркизат» (хотя уж владетельных маркизов-то на Руси и в помине не было), полагаю, он не взорвется от перенапряжения, если усвоит хотя бы такие слова, как шэн или, скажем, дудуфат и цзедушат. Спору нет, французская культура оказала на русскую куда большее влияние, нежели китайская — но китайская уж во всяком случае намного древнее, и уважение к этому факту можно было бы выразить хотя бы косвенно: обогащением словарного запаса.
Высший эшелон
Обычно перечень учреждений и должностных лиц танского Китая и в китайских источниках, и в современных работах, следующих установленной источниками традиции, начинается с так называемых соправителей (цзайсян), Трех наставников (сань ши) и Трех подвижников (сань гун).
Я понимаю, что переводить термин цзайсян как «соправитель» весьма рискованно. Обычно название этой должности передается словами «канцлер», «первый министр», «первый советник» и т. д. (например, «Grand Minister» у де Ротура [Rotours R., des, 1947—1948. P. 4], «Grand Councilor» у Хакера [Hucker Ch., 1985. P. 514]). Но коль скоро цзайсянов могло быть одновременно несколько, в то время как все вышеуказанные западные термины, насколько мне известно, явственно подразумевают уникальность позиции, эти варианты перевода представляются не просто неудовлетворительными, но прямо дезинформирующими. В более ранней своей работе «Высшие чиновники провинций в Китае при династии Тан» («Les Grand Fonctionnaires des Provinces en Chine sous la dynastie des T'ang»), де Ротур однажды перевел цзайсян как «член высшего совета» [Rotours R., des, 1928. P. 308], что представляется даже более удачным. Однако такой вариант полностью исключает из прерогатив цзайсянов реальную исполнительную власть, сводя их функции исключительно к совещательным.
Иероглиф цзай, помимо того, что он употребляется как краткая замена биному цзайсян, значит, вообще говоря, «резать скот», «править», «стоять во главе» [Большой китайско-русский словарь, 1983—1984. Т. 1, с. 853. То есть, если попробовать обобщить все эти варианты перевода — совершать некие решительные конкретные действия. В древности этим иероглифом обозначались управляющие при владельцах поместий, пожалованных владений — Hucker Ch., 1985. P. 514]; иероглиф сян указывает на совместность действий, на встречный характер действий нескольких субъектов или на общий объект действий нескольких субъектов [Большой китайско-русский словарь. Т. 1, с. 615]. Существенно, что цзайсянами зачастую назначались главы тех или иных исполнительных учреждений. Конечно, термин «соправитель» кажется слишком уж принижающим исключительный статус императора — но соправителями цзайсяны были не столько императору, сколько друг другу; императору же они, как отмечено в «Синь Тан шу», просто помогали. Можно сказать и так, что исполнительную власть они делили между собой на своих прямых постах в регулярной, штатной административной структуре, а будучи назначаемы плюс к своим, грубо говоря, министерским или директорским должностям еще и цзайсянами, в этом последнем качестве являлись более консультантами и советниками императора, нежели проводниками его решений; к этой последней функции они вновь возвращались, лишь только возвращались из зала заседаний [Зал управления государственными делами (чжэнши тан) — место регулярных встреч императора с высшим руководством страны. В первые десятилетия династии это помещение входило в комплекс Привратного шэна (мэнься шэн), затем — шэна Срединных документов (чжуншу шэн). В конце концов помещение было переименовано напрямую в зал «Срединные документы при вратах» (чжуншумэнься). Самостоятельные заседания элиты чиновничества, без императора, также могли иметь место, и именовались соответственно помещению, где происходило совещание: Зал всеобщего управления (ду тан). Например, в танском уголовном Кодексе, применительно к обсуждениям мер наказания лиц высшего сословия, преступивших закон, говорится: «...собирается ду тан и обсуждает [преступление]... По завершении обсуждения подается доклад [императору с изложением результата обсуждения и] просьбой вынести непререкаемое решение» — «Тан люй шу и», ст. 8. См. тж.: Уголовные установления Тан с разъяснениями, 1999. С. 104. Такой подход лишь на первый взгляд выглядит анахроничным или стилистически неуклюжим; и в наше время вполне в ходу формулировки «Кремль решил...», «Белый дом пригрозил...» Можно предположить, что термин ду тан был в определенном смысле синонимичен термину ду шэн — «главное управление шэна», обозначавшему центральный аппарат Правительствующего шэна (шаншушэн). Хакер, скажем, прямо толкует ду тан как «исполнительный орган Департамента государственных дел, а также собирательное название для исполняющих чиновников этого департамента» — Hucker, 1985. P. 543. Обо всех этих административных органах речь пойдет чуть позже] в свои рабочие кабинеты.
Поэтому и в перечне конкретных штатных должностей цзайсянов не было; цзайсянами назначались высшие служащие важных учреждений.
Например, в начале Тан цзайсянами становились главы наиболее важных и крупных подразделений центрального правительства —первых трех шэнов. Их функцией было вместе обсуждать дела управления страной. Затем, поскольку должность главы Правительствующего шэна навсегда стала вакантна из-за того, что в первые годы правления Тан ее занимал сын основателя династии, который вскоре сам стал императором, реально шэном правили двое правительствующих помощников (пуе) и, таким образом, число цзайсянов должно было достигнуть уже четырех. В дальнейшем цзайсянами могли назначать и иных высших чиновников, причем выступать в этом качестве в разное время они могли под различными, порой весьма вычурными наименованиями. Как поясняется в самой же «Синь Тан шу», это делалось потому, что позиция глав шэнов и без того стала весьма влиятельной, и оказалось нежелательно с такой легкостью предоставлять им еще и статус цзайсянов [Синь Тан шу, 1975. С. 1182] .
Поэтому под иными, условными (цзя) наименованиями в «цзайсянство» стали возводить иных должностных лиц — похоже, с намарением уравновесить полномочия слишком влиятельных сановников. Идея баланса, балансировки, плотной прошивки административной системы тем, что ныне называется сдержками и противовесами, доминировала в китайской административной теории и практике — недаром едва ли не все основные учреждения и должности дублировались просто как левые и правые.
Например, глава ведомства чинов (либу шаншу) мог быть «участвующим в обсуждении государственного управления» (цаньи чаочжэн), руководитель дворцовой библиотеки — «принимающим участие в государственном управлении» (цаньюй чаочжэн); позже возникали такие наименования, как «участвующий в обсуждении, что пригодно, а что непригодно» (цаньи дэши) или «участвующий в ведении делами управления» (цаньчжи чжэнши) и иные подобного рода. Будучи разнообразными (фэй и), все они, тем не менее, обозначали должностные обязанности цзайсяна. Аналогичны были такие то возникающие на короткое время, то с какого-то момента и надолго описательные наименования, как, например, «тот, кто упорядочивает дела и приводит их в надлежащее состояние» (пинчжанши) или, в полном варианте, «тот, кто вместе с главами шэна Срединных документов и Привратного шэна упорядочивает дела и приводит их в надлежащее состояние (тун чжуншумэнься пинчжанши), или «тот, кто вместе со [служащими] шэна Срединных документов и Привратного шэна, имеющими 3 ранг» (тун чжуншумэнься сань пинь ). Если учесть, что третий ранг имели как раз главы этих двух учреждений, смысл данного выражения становится предельно понятен. Между прочим, впервые получил такое назначение всего-то лишь начальник хозяйственного управления при наследнике престола (чжаньши); должность эта, правда, тоже предполагала 3 ранг, но по влиятельности, по реальной властности была несопоставима с должностями глав основных управляющих органов империи. На протяжении долгого времени все, кто назначался цзайсянами, обязательно получали вдобавок к своей основной должности это наименование — даже если их собственный ранг был выше 3-его. Лишь Три наставника (сань ши), Три подвижника (сань гун) и глава шэна Срединных документов, становясь цзайсянами, не становились «теми, кто вместе со [служащими] шэна Срединных документов и Привратного шэна, имеющими 3 ранг» [там же].
Если пойти по пути европейских синологов, то есть перетолковывать названия должностей максимально приближенно к реалиям своей политической культуры и своего текущего момента, то сейчас у нас в России цзайсянов следовало бы, по-видимому, называть членами Совбеза при Сыне Неба. Но, на мой взгляд, переводить термин цзайсян как «со (сян) правитель (цзай)» значительно более корректно, а оставлять, памятуя все вышесказанное, без перевода, просто цзайсяном — вдобавок и более культурно. В конце концов, настоящий император отнюдь не правил страной, но просто сидел, сложив руки, лицом к югу, а мириады государственных дел упорядоченным хороводом мерно кружились вокруг него, как хоры стройные светил вокруг неподвижной Полярной звезды; и происходило это в значительной мере благодаря тому, что всем конкретным, обыденным мельтешением этих сверкающих небесных мошек правили цзайсяны. Именно поэтому введение в название их должности слова, производного от «править», не кажется мне кощунственным.
Исполнения каких-то определенных функций соправителям не предписывалось. Круг их задач определяется в источнике максимально обобщенно:
«Должностные обязанности цзайсяна — помогать Сыну Неба управлять [в тексте здесь сказано цзун, то есть не просто «управлять», а с оттенком, так сказать, координирования, поддержания полного единства действий чиновничества, сведения действий чиновничества воедино, обеспечения абсолютного единения чиновничьего аппарата — там же] чиновничеством и упорядочивать все дела [в стране]. Выполнение этих обязанностей является очень важным» [там же].
И чуть позже:
Не было таких дел, над которыми цзайсяны не осуществляли бы верховного руководства (тун) [там же, с. 1183].
В троицу наставников (сань ши) входили
- Великий наставник (тайши);
- Великий воспитатель (тайфу);
- Великий опекун (тайбао).
В троицу подвижников (сань гун):
- Великий защитник (тайвэй);
- Управитель общественных нравов (сыту) [более близко к смыслу иероглифа ту название этой должности можно понять как «управляющий теми, кто следует [нам] и служит [нам]»];
- Управитель общественных работ (сыкун) [очень показательно то, что название этой должности более дословно можно понять как «управляющий рытьем». Иероглиф кун означает «пустое, освобожденное пространство», но и «прокапывание каналов», «рытье отверстий и щелей» — Большой китайско-русский словарь. Т. 1, с. 77—78. Ясно, что под общественными работами изначально понимались именно дренажные усилия].
Всем этим должностям соответствовал основной 1 ранг (чжэн и пинь); выше этого рангов в принципе быть не могло.
Обычно в западноязычной литературе сань гун переводят как «три гуна», или «три герцога» («trois ducs» у де Ротура [Rotours R., des, 1947—1948. P. 19], «three dukes» у Хакера [Hucker Ch., 1985. P. 399] и пр.). Действительно, гун — один из аристократических титулов знатности, причем весьма высокий [в системе перекодирования иерархии древнекитайских титулов в иерархию феодальных европейских — весьма, конечно, условной — гун соответствует герцогу; выше стояли только ваны, или принцы крови, великие князья]. Однако, думается, в данном случае речь идет не столько о статуциональной, сколько о функциональной составляющей этого термина, указывающего, вообще говоря, на чрезвычайно высокое положение человека в государственной иерархии и, что самое главное, на безусловно общественный, всенародно полезный и абсолютно бессребренический характер его деятельности. Гун означает «бескорыстный», «справедливый», «общественный», «казенный» [Большой китайско-русский словарь. Т. 4, с. 956] — и потому я взял на себя смелость опробовать здесь еще один нестандартный вариант передачи достаточно известного термина. Подобный перевод, вдобавок, лучше корреспондирует с переводом названия первой тройки: в названии сань ши изначально, на языке оригинала, в фокусе находится не статус, а сфера деятельности. Доводя до известного абсурда систему передачи названий китайских должностей с применением реалий, наиболее близких по времени и культуре переводчику и его наиболее вероятным читателям, сань гун следовало бы в пару с «тремя наставниками» переводить на русский язык как «три общественника».
Названия должностей, входивших в первую и вторую тройку, существовали с глубокой древности, были в свое время вполне функциональны, но во время Тан сделались скорее высшими почетными титулами, нежели обозначениями конкретных обязанностей. Достаточно сказать, что, например, зять второго императора Тан Тай-цзуна (627—650 гг.) Чжансунь У-цзи занимал пост Великого защитника и при этом возглавлял комиссию, разрабатывавшую окончательный вариант знаменитого танского уголовного Кодекса «Тан люй шу и». Реально данные должности были заняты отнюдь не всегда; если не было людей подходящих, то есть достойных занимать их (фэй ци жэнь) [этим же достаточно абстрактным термином право оперировало уже вполне конкретно, скажем, в тех случаях, когда речь шла о наказании за то, что некий начальник рекомендовал для участия государственных академических экзаменах неподходящих (фэй ци) кандидатов — «Тан люй шу и», ст. 92. См. тж.: Уголовные установления Тан с разъяснениями, 2001. С. 12], они оставались вакантными. Круг обязанностей, связанных с каждой из них, был весьма неопределенным; наставники должны были быть таковы, чтобы Сын Неба мог брать с них пример [так и сказано: тяньцзы со шифа — Синь Тан шу, 1975. С. 1184]; подвижники оказывали императору помощь в поддержании в стране [в тексте сказано: банго, что можно понять как «в краях и княжествах». Эта описательная формулировка служебных задач ощутимо идет из древности, из времен раздробленности Чжоу] спокойствия, в первую очередь в деле обеспечения гармоничного взаимодействия стихий Инь и Ян. Это выражалось, видимо, в том, что подвижники непосредственно ассистировали Сыну Неба при Больших императорских жертвоприношениях. В общем, как сказано в «Синь Тан шу», не было таких дел, которые находились бы вне их полномочий [там же].
Обе тройки высших сановников, и наставники, и подвижники не принадлежали ни к какому конкретному учреждению; они были сами по себе.
Перечисление конкретных учреждений в китайских источниках имело сторгую иерархическую очередность и обычно начиналось с шести шэнов [за учреждениями шэн в западноязычной литературе закрепилось название «департамент», тоже, в общем, учитывающий идею членения, раздела полномочий. У нас шэн переводят всяк по-своему].
Термин шэн можно весьма описательно передать, как «подразделение (часть малого целого), занимающееся верховным присмотром за соответствующей ему частью большого целого с целью оптимизации последней». Восприятие китайцами мира как единого целого, как гармонично взаимодействующего разнообразия, из которого нельзя вычленить и ампутировать ни единого элемента, не нанеся фатального вреда остальному континууму, находило отражение даже в названиях учреждений; даже названиями нужно было по возможности подчеркивать нераздельность упорядочиваемого мира и заботиться о том, чтобы неизбежное разделение обязанностей между управляющими учреждениями постоянно помнило свое подчиненное идее нераздельности место. Поэтому в названия наиболее крупных подразделений традиционной китайской администрации включались иероглифы, так или иначе сообщавшие, что данный орган — лишь фрагмент, сектор накрывающего страну, словно круглое Небо, всеобъемлющего руководства тотальным упорядочиванием. Он, этот орган — лишь часть единой системы управления, и ему вверена лишь соответствующая ему, изоморфная ему часть единого мира. Дословно иероглиф шэн может значить и «провинция», «область» (то есть выделенный, отграниченный от остального пространства фрагмент территории), и «экономить, сокращать, воздерживаться от чего-то недолжного, беречь, осматривать, анализировать, вникать» [Большой китайско-русский словарь. Т. 1, с. 627. Хакер признается, что этимологически термин шэн «very confusing»(очень неясен) и отмечает, что дословно он означает «to inspect; hence, to oversee, supervise» — «обследовать; таким образом — надзирать, заведовать», правда, тут же поставив в скобочках знак вопроса — Hucker Ch., 1985. P. 419. В тексте «Новой истории Тан», например, когда говорится, что глава приказа Великого постоянства (тайчансы) осматривал-проверял-выбирал жертвенных животных перед проведением церемонии, его действия названы одним словом шэн]. Во всяком случае, сам иероглиф состоит из двух элементов: «глаз», «смотреть» и «мало», «умалять», «уменьшать» (причем, надо думать, не только излишние траты, но и неправильности в целом, непорядок как таковой). Лучше всего, на мой взгляд, весь спектр перечисленных выше значений можно передать русским словом «надзор» — или опять-таки термин шэн оставлять без перевода, постаравшись ввести его в русский язык на тех же правах, на каких вошли в него, скажем, бесчисленные рейхстаги и цейхгаузы [пусть даже о рейхстаге мы знаем, главным образом, лишь то, что наши его брали в 45-ом, а про цейхгауз — что это нечто немногим большее, чем каптерка].
Первым и в определенном смысле главным среди надзоров был
- Правительствующий шэн (шаншушэн).
Это название обычно переводят как Департамент Государственных дел: «le Departement des Affaires d’Etat» у де Ротура [Rotours R., des, 1947—1948. P. 21], «Department of State Affaires» у Хакера [Hucker Ch., 1985. P. 412]. Но, во-первых, и остальные учреждения центрального аппарата, строго говоря, занимались делами государственными, а не провинциальными, не уездными и не личными, а во-вторых, слишком уж это название, на мой взгляд, ассоциируется с американским Госдепом.
Бином шаншу приблизительно можно передать как «главный над [такими-то] документами», «царский ответственный за документацию [по таким-то делам]». Например, бинбу шаншу — «лейб-документалист военного ведомства». Но документы о тех или иных делах для тогдашних китайцев были, по всей видимости, неотделимы от самих этих дел и в каком-то смысле равнозначны, равновелики им; реальный объект или процесс и официальное делопроизводство по его поводу представлялись лишь разными ипостасями одного целого, разными элементами динамического единства. Иначе трудно понять, почему учреждения и должности, которым была вверена конкретная исполнительная власть, именовались с применением этого бумажного термина. У христиан в начале было Слово. У тогдашних китайцев — преобразующие мир Высочайше утвержденные или хотя бы официально завизированные документы. Надзор, объединявший всех профильных главных над документацией относительно всех основных дел в стране и принятия по ним надлежаще оформленных текущих решений нельзя назвать иначе, как надзором над делами управления (подразделенными по их родам: финансы, армия и пр.), который осуществляют начальники, самые главные в данных делах, или, для краткости, Правительствующим надзором.
Затем шли:
- Привратный шэн (мэньсяшэн);
- шэн Срединных документов (чжуншушэн).
Традиционно эти два учреждения называются у нас Императорской канцелярией и Императорским секретариатом. Если же переводить ближе к значению фигурирующих в названиях иероглифов, то в первом случае получится Привратный шэн, то есть надзор, расположенный в непосредственной близости к главным воротам [т. е. Вратам восприятия воли Неба (чэнтяньмэнь)], ведшим из так называемого Императорского города (хуан чэн), где располагались все основные центральные учреждения империи, уже в Дворцовый город (гун чэн), т. е. во внутреннюю территорию собственно императорских дворцов, официальных и жилых. Так оно и было реально. А во втором случае получится шэн Срединных документов, т. е. тех, что составляются в самой сердцевине мироустроенной зоны, непосредственно близ особы императора и либо при его личном участии, либо для его личного пользования [строго говоря, ровно столь же близко от Врат восприятия воли Неба, только справа, а не слева, располагался и шэн Срединных документов. Более того, вне Дворцового города были расквартированы лишь определенные подразделения этих учреждений — так называемые внешний Привратный надзор (мэнься вайшэн) и внешний надзор Срединных документов (чжуншу вайшэн). На территории же самого Дворцового города располагались другие подразделения этих же учреждений — видимо, те, персонал которых должен был постоянно находиться под рукой у императора. Привратный шэн опять-таки находился слева от центральной оси дворцового комплекса, отделенный от главного официального Дворца Начала всех начал (тайцзи дянь) стеной с левыми Вратами распространения света (цзо яньминмэнь); здесь же, рядом, располагались подведомственные Привратному шэну институт Распространения словесности (хунвэнь гуань) и, пока его не переподчинили шэну Срединных документов, Историографический институт (шигуань). Внутренние подразделения шэна Срединных документов располагались справа от Дворца Начала всех начал, отделенные от него стеной с правыми Вратами распространения света — Тодай но Тёан то Ракуё, 1956, схемы 17, 20, 21. При взгляде на карту следует помнить, что правое и левое в нашем обычном восприятии и на этих картах противоположны: тогдашние картографы смотрели с севера на юг, а мы привыкли, что север на картах сверху].
Правительствующий шэн был средоточием исполнительной власти. Подразделение правительства на знаменитые лю бу — 6 палат (министерств, приказов и т.д.), сохранявшееся в Китае вплоть до начала второго десятилетия XX века, существовало уже в недрах Правительствующего надзора.
Функции второго и третьего шэнов во многом совпадали — да, собственно, так и было задумано; то было не дублирование, а уравновешивание. Правительствующий шэн держал в своих руках исполнительную власть, управленческую рутину, а Привратный шэн и шэн Срединных документов осуществляли вспомогательные функции в отправлении законодательной власти. Впрочем, высшие служащие Правительствующего шэна также вполне могли, а зачастую и обязаны были, принимать участие в обсуждении планируемых мероприятий.
И наконец:
- шэн Потаенных документов, или императорская библиотека (мишушэн) [первый иероглиф имеет два равноправных чтения: ми и би, причем в обоих чтениях значит одно и то же: «тайный, секретный, скрытый, недоступный, запретный, спрятанный» — Большой китайско-русский словарь, 1983—1984. Т. 4, с. 902. Де Ротур и Хакер, например, транскрибируют название этого учреждения как бишу шэн; в словаре Ошанина оно упомянуто как мишу шэн];
- шэн Внутридворцового обеспечения (дяньчжуншэн);
- шэн Внутреннего обслуживания (нэйшишэн).
Шэны второй тройки, в отличие от тех, что входили в первую, были учреждениями совершенно иного характера.
Они отвечали не за осуществление власти как таковой, а за обслуживание особы ее верховного носителя. Это были, в сущности, дворцовые службы, которым было доверено опекать особу императора во время его работы и отдыха. Шэн Потаенных документов ведал хранением государственных бумаг, книг, рукописей, карт и редакционной службой; шэн Внутридворцового обеспечения ведал питанием, гардеробом, экипажами и медицинским обслуживанием императора; шэн Внутреннего обслуживания ведал дворцовыми рабами, дворцовыми женщинами, дворцовыми кладовыми и т. д.
Впрочем, это для нас принятие важнейшего законопроекта, с одной стороны, и обеспечение правителя, например, зонтиком — с другой, суть дела совершенно разного порядка. Если же персона правителя сакральна, и от состояния ее здоровья зависит, случатся ли наводнения или засухи, то есть будет ли страна наслаждаться благосостоянием или рухнет в бездну экономического кризиса, все смотрится совершенно иначе.
|
|
