Аркадий и Борис Стругацкие

Карта страницы
   Поиск
Творчество:
          Книги
          
Переводы
          Аудио
          Суета
Публицистика:
          Off-line интервью
          Публицистика АБС
          Критика
          Группа "Людены"
          Конкурсы
          ВЕБ-форум
          Гостевая книга
Видеоряд:
          Фотографии
          Иллюстрации
          Обложки
          Экранизации
Справочник:
          Жизнь и творчество
          Аркадий Стругацкий
          Борис Стругацкий
          АБС-Метамир
          Библиография
          АБС в Интернете
          Голосования
          Большое спасибо
          Награды

КНИГИ

 

 

БЕСПОКОЙСТВО

(УЛИТКА НА СКЛОНЕ – 1)

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

 

С этой высоты лес был как пышная пятнистая пена, как огромная, на весь мир, рыхлая губка, как животное, которое затаилось когда-то в ожидании, а потом заснуло и поросло грубым мхом. Как бесформенная маска, скрывающая лицо, которое никто еще никогда не видел.

Леонид Андреевич сбросил шлепанцы и сел, свесив босые ноги в пропасть. Ему показалось, что пятки сразу стали влажными, словно он и в самом деле погрузил их в теплый лиловатый туман, скопившийся в тени под утесом. Он достал из кармана камешки и аккуратно разложил их возле себя, а потом выбрал самый маленький и тихонько бросил его вниз, в живое и молчаливое, в спящее, в равнодушное и глотающее навсегда, и белая искра погасла, и ничего не произошло – никакие глаза не приоткрылись, чтобы взглянуть на него. Тогда он бросил второй камешек.

– Так это вы гремели сегодня у меня под окнами, – сказал Турнен.

Леонид Андреевич скосил глаз и увидел ноги Турнена в мягких сандалиях.

– Доброе утро, Тойво, – сказал он. – Да, это был я. Очень твердый камень попался. Я вас разбудил?

Турнен придвинулся к обрыву, осторожно заглянул вниз и сейчас же отступил.

– Кошмар, – сказал он. – Как вы можете так сидеть?

– Как?

– Да вот так. Здесь два километра. – Турнен присел на корточки. – Даже дух захватило, – сказал он.

Леонид Андреевич нагнулся и посмотрел через раздвинутые колени.

– Не знаю, – сказал он. – Понимаете, Тойво, я человек вообще боязливый, но вот чего не боюсь, того не боюсь... Неужели я вас разбудил? По-моему, вы уже не спали, я даже немножко надеялся, что вы выйдете...

– А босиком почему? – спросил Турнен. – Так надо?

– Иначе нельзя. Я вчера уронил туда правую туфлю и решил, что впредь всегда буду сидеть босиком. – Он снова поглядел вниз. – Вон она лежит. Сейчас я в нее камушком...

Он бросил камушек и сел по-турецки.

– Да не шевелитесь вы, ради бога, – сказал Турнен нервно. – И лучше вообще отодвиньтесь. На вас смотреть страшно.

Леонид Андреевич послушно отодвинулся.

– Ровно в семь, – сообщил он, – под утесом выступает туман. А ровно в семь часов сорок минут туман исчезает. Я заметил по часам. Интересно, правда?

– Это не туман, – сказал Турнен сквозь зубы.

– Я знаю, – сказал Леонид Андреевич. – Вы скоро уезжаете?

– Нет, – сказал Турнен сквозь зубы. – Мы уезжаем не скоро. Мы уезжаем через два дня. Через – два – дня... – сказал он с расстановкой. – Повторить?

– Сегодня я спросил вас в первый раз, – кротко сказал Леонид Андреевич.

– И больше не спрашивайте, – сказал Турнен. – Хотя бы сегодня.

– Не буду, – сказал Леонид Андреевич.

Турнен посмотрел на него.

– Я надеюсь, вы не обиделись?

– Ну что вы, Тойво...

– А вы тоже не любите охоту?

– Терпеть я ее не могу.

Турнен опустил глаза.

– Что бы вы делали на моем месте? – спросил он.

– На вашем месте? Ну что бы я делал... Ходил бы за женой по лесу и носил бы ее... этот... ружье... и разные огнеприпасы.

– А вам не кажется, что это было бы глупо?

– Зато спокойно. Мне нравится, когда спокойно.

Турнен поджал губы и покачал головой.

– Она не выносит, когда я таскаюсь следом. Она раздражается, нервничает, все время промахивается. И егеря злятся... Так что я предпочитаю оставаться. В конце концов, можно представить себе, что это даже полезно... Здоровое волнение, этакое взбадривание...

– Действительно, – сказал Леонид Андреевич, – как это мне сразу не пришло в голову? Все эти наши страхи – просто нормальная функция застоявшегося воображения... Ведь что такое этот лес? А?

– Да, – сказал Турнен. – Что он, собственно, такое?

– Ну, тахорги... Ну, туман, который, правда, не туман... Смешно!

– Какие-то там блуждающие болота, – проговорил Турнен, усмехаясь.

– Насекомые! – сказал Леонид Андреевич и поднял палец. – Вот насекомые – это действительно неприятно.

– Ну, разве что насекомые...

– Да. Так что, я думаю, мы совершенно напрасно беспокоимся.

– Слушайте, Горбовский, – сказал Турнен, – почему-то, когда я разговариваю с вами, мне всегда кажется, что вы надо мною издеваетесь.

Леонид Андреевич поднял брови.

– Странно, – сказал он. – Честное слово, я действительно думаю, что мы с вами напрасно беспокоимся.

Они помолчали.

– Я беспокоюсь о своей жене, – сказал Турнен. – А вот о чем беспокоитесь вы, Горбовский?

– Я? Кто вам сказал, что я беспокоюсь?

– Вы все время говорите «мы с вами»...

– А-а... Ну, это просто... Вы только не подумайте, что я тоже беспокоюсь за вашу жену. Если бы вы видели, как она на двести шагов...

– Я видел, – сказал Турнен.

– И я тоже видел. Поэтому я нисколько за нее не беспокоюсь.

Он замолчал. Турнен подождал немного и спросил:

– Все?

– Что – все?

– Больше вы ничего мне не скажете?

– Н-ничего.

– Тогда пойдемте завтракать, – сказал Турнен, поднимаясь.

Леонид Андреевич тоже поднялся и запрыгал на одной ноге, натягивая шлепанец.

– Ох, – сказал Турнен. – Да отойдите же вы от края!

– Уже все, – сказал Леонид Андреевич, притопывая. – Сейчас отойду.

Он последний раз посмотрел на лес, на плоские пористые пласты его у самого горизонта, на его застывшее грозовое кипение, на липкую паутину тумана в тени утеса.

– Хотите бросить камушек? – сказал он, не оборачиваясь.

– Что?

– Бросьте туда камушек.

– Зачем?

– Я хочу посмотреть.

Турнен открыл рот, но ничего не сказал. Он подобрал камень и, размахнувшись, швырнул его в пропасть. Потом он поглядел на Горбовского.

– Я еще мог бы напомнить вам, – сказал Леонид Андреевич, – что с нею Вадим Сартаков, а это самый опытный егерь на базе.

Турнен все смотрел на него.

– А ищейку настраивал сам Поль, а это значит...

– Все это я помню, – сказал Турнен. – Я спрашивал вас совсем не об этом.

– Правда? – сказал Горбовский. – Значит, я вас неправильно понял.

 

Алик Кутнов пил томатный сок, держа стакан двумя толстыми красными пальцами. На месте Риты почему-то расположился тот молодой человек с громким голосом, что прибыл вчера на спортивном корабле, и Турнен сидел, нахохлившись, не поднимая глаз от своей тарелки, и резал на тарелке кусочек сухого хлеба – пополам и еще раз пополам, и еще раз пополам...

– Или, например, Ларни, – сказал Алик, взбалтывая в стакане остатки сока. – Он видел треугольный пруд, в котором купались русалки.

– Русалки! – сказал новичок с восторгом. – Превосходно!

– Да-да, самые обыкновенные русалки. Вы не смейтесь, Марио. Я же вам говорю, что наш лес немножечко не похож на ваши сады. Русалки были зеленые и необычайно красивые, они плескались в воде... Только у Ларни не было времени ими заниматься, у него истекал срок биоблокады, но он говорит, что запомнил их смех на всю жизнь. Он говорит, что это было как громкий комариный звон.

– А может быть, это и был комариный звон? – предположил Марио.

– У нас все может быть, – сказал Алик.

– И может быть, биоблокада к тому времени у него уже ослабела?

– Может быть, – охотно согласился Алик. – Он вернулся совсем больной. Но вот, скажем, скачущие деревья я видел сам и неоднократно. Это выглядит так. Огромное дерево срывается с места и перепрыгивает шагов на двадцать.

– И не падает при этом?

– Один раз упало, но сейчас же поднялось, – сказал Алик.

– Великолепно! Вы просто прелесть! Ну а зачем же они скачут?

– Этого, к сожалению, никто не знает. О деревьях в нашем лесу вообще мало что известно. Одни деревья скачут, другие деревья плюют в прохожего едким соком пополам с семенами, третьи еще что-нибудь... Вот в километре от Базы есть, например, такое дерево. Я, например, остаюсь возле него, а вы отправляетесь точно на восток и в трех километрах трехстах семидесяти двух метрах находите второе такое же дерево. И вот когда я режу ножом свое дерево, ваше дерево вздрагивает и начинает топорщиться. Вот так. – Алик показал руками, как топорщится дерево.

– Понимаю! – воскликнул Марио. – Они растут из одного корня.

– Нет, – сказал Алик, – просто они чувствуют друг друга на расстоянии. Фитотелепатия. Слыхали?

– А как же, – сказал Марио.

– Да, – сказал Алик лениво, – кто об этом не слыхал... Но вот чего вы, наверное, не слыхали, так это что в лесу есть еще люди, кроме нас. Их видел Курода. Он искал Сидорова и видел, как они прошли в тумане. Маленькие и чешуйчатые, как ящеры.

– У него тоже кончалась биоблокада?

– Нет, просто он любит приврать. Не то что я, скажем, или вы. Правда, Тойво?

– Нет, – сказал Турнен, не поднимая глаз. – Вранья вообще не бывает. Все, что выдумано, – возможно.

– В том числе и русалки? – спросил Марио. Видимо, он подумал, что его мрачный сосед тоже наконец решил пошутить.

Турнен посмотрел на него. По лицу его было видно, что шутить он не собирается.

– Я их вижу, – сказал он. – И треугольный пруд. И туман, и зеленую луну. Все это я вижу так отчетливо, что могу описать во всех подробностях. Для меня это и есть критерий реальности, и он не хуже любого другого.

Марио неуверенно улыбнулся. Он все еще надеялся, что Турнен шутит.

– Превосходная мысль, – сказал он. – Отныне нам не нужны лаборатории. Субэлектронные структуры? Я вижу их. Могу описать, если хотите. Они так и переливаются. И треугольно-зеленые.

– Мне лаборатории не нужны уже давно, – произнес Турнен. – Они, по-моему, вообще никому не нужны. Вряд ли они помогут вам представить субэлектронные структуры.

Лицо Марио утратило готовность к веселью. Обнаружилось, что глаза у него совсем не детские.

– Я – физик, – сказал он. – Я легко представляю себе субэлектронные структуры без фигур и цветов.

– И что же дальше? – сказал Турнен. – Ведь я тоже могу представить себе эти структуры. И еще многое такое, для чего вы пока не придумали закорючек, значков и греческих букв.

– Ваши представления, может быть, и годятся для вашего личного употребления, но беда в том, что на них далеко не уедешь.

– На представлениях давно уже никто не ездит. Не вижу, чем мои представления хуже ваших.

– На представлениях физики вы приехали сюда и уедете отсюда, а ваши представления годятся только для застольных парадоксов.

– Я мог бы вам напомнить, что идея деритринитации возникла тоже из застольного парадокса. Да и все идеи возникли из застольных парадоксов. Все фундаментальные идеи выдумываются, и вы это прекрасно знаете. Они не висят на концах логических цепочек. Но дело ведь даже не в этом. Что дальше? Ну не смог бы я прилететь сюда. И что? Ведь я не увидел здесь ничего такого, чего не мог бы представить себе, сидя дома.

Леонид Андреевич не стал слушать, что там отвечает физик. Он посмотрел на Алика. Инженер-водитель тосковал. Просто встать и уйти ему, наверное, было неловко, наверное, он боялся, что это будет выглядеть демонстративно. Спор же ему был до одурения скучен. Сначала он порывался встрянуть и направить беседу в другое русло и даже сказал: «Между прочим, в прошлом году...» Потом съел кусочек маринованной миноги. Потом сотворил из салфетки кораблик. Потом с надеждой взглянул на часы, но нужное ему время еще, по-видимому, не приспело. И не то чтобы спор ему был непонятен, он слышал тысячи таких споров – и когда сидел, обливаясь потом, за рулем вездехода, идущего через заросли, и здесь в столовой, и в мастерских Базы, и даже на танцевальной веранде. Просто все это было ему бесконечно чуждо. Он любил конкретности своего времени: ощущение микронных зазоров на кончиках пальцев, спокойный и правильный гул могучих двигателей, блеск приборов в качающейся кабине. И он всю жизнь с кротким недоумением следил за тем, как эти конкретности теряют смысл на Земле, оттесняются на периферию Большой Жизни, уходят на далекие дикие планеты, и он отступал и уходил вместе с ними, любя их по-прежнему, но постепенно теряя уверенность в их (и своей) нужности, потому что если на этих диких мирах и нельзя обойтись без его искусства и его вездеходов, то люди, кажется, намереваются обойтись без самих этих миров. Таких, как инженер-водитель Алик Кутнов, было много, гарнизоны инопланетных баз комплектовались теперь в основном из них. Это были очень способные люди (неспособных людей вообще не бывает), но области приложения их способностей неумолимо уходили в прошлое, и большинству Аликов еще предстояло понять это и искать выход.

– Вы безобразно самоуверенны, – говорил Турнен. – Вы воображаете, что оседлали наконец историю человечества. Но вы никак не можете понять, что не нужны никому, кроме самих себя, и не нужны уже давно...

– Человечество тоже никому не нужно, кроме самого себя. Вы ничего не утверждаете, вы только отрицаете...

Алик Кутнов мастерил второй кораблик. С мачтой.

В том-то и беда. Человечество никогда никому не было нужно, кроме самого себя. Да и самому себе оно стало нужным не так уж давно. А дальше? Дальше была равнина, и по равнине пролегали широкие дороги, и петляли едва заметные тропинки, и все они вели за горизонт, а горизонт скрывала мгла, и не видно было, что в этой мгле. Может быть, все та же равнина, может быть, гора. А может быть, и наоборот. И не видно было, какие дороги сузятся в тропинки и какие тропинки расширятся в дороги...

– Алик, – сказал Леонид Андреевич, – что вы делаете, когда по незнакомой дороге вы подъезжаете к незнакомому лесу?

– Снижаю скорость и повышаю внимание, – ответил Алик не задумываясь.

Леонид Андреевич посмотрел на него с восхищением.

– Вы молодец, – сказал он. – Все бы так.

– Да, – оживился Алик. – Вот в прошлом году...

Снизить скорость и повысить внимание. Очень точно сказано. А за рулем восседает молодой широкоплечий парень, ему весело мчаться по прямой дороге, а лес все ближе, и парню кажется, что вот там-то и есть самое интересное, и он влетает в лес на полной скорости, не потрудившись узнать, по-прежнему ли пряма дорога в лесу, или она обернулась там тропинкой, или оборвалась болотом.

– ...И после этого, – сказал Алик, – мы больше туда никогда не ездили. – Он посмотрел на часы. – Вот теперь я пойду, – сказал он.

– И я тоже, – сказал Леонид Андреевич.

Физик посмотрел на них незрячими глазами, не переставая говорить. Турнен опять резал хлеб.

Когда они вышли из столовой, Леонид Андреевич спросил Алика:

– Неужели все, что вы говорили этому физику, – выдумка?

– А что я ему говорил?

– Про русалок, про чешуйчатых людей...

Алик ухмыльнулся.

– Да как вам сказать... По-моему, все это вранье. Куроде никто не верит, а Ларни болел... Да вы сами, Леонид Андреевич, бывали в лесу. Ну какие там могут быть люди? И тем более русалки...

– Я так и подумал, – сказал Леонид Андреевич.

 

Кабинет Поля Гнедых, директора Базы и начальника Службы индивидуальной безопасности, находился на самом верхнем ярусе Базы. Леонид Андреевич поднялся к нему на эскалаторе.

Кабинет Поля с экранами и селекторами межзвездной, планетной и внутренней связи, с фильмотеками, с информарием, с планетографическими картами олицетворял на Пандоре то же, что здание Всемирного совета – на Земле: здесь было сосредоточено управление планетой. Но в отличие от Всемирного совета директор Базы реально мог управлять только ничтожным кусочком территории своей планеты, крошечным каменным архипелагом в океане леса, покрывавшего континент. Лес не только не подчинялся Базе, он противостоял ей со всеми ее миллионами лошадиных сил, с ее вездеходами, дирижаблями и вертолетами, с ее вирусофобами и дезинтеграторами. Собственно, он даже не противостоял. Он просто не замечал Базы.

– Иногда мне хочется взорвать там что-нибудь, – сказал Поль, глядя в окно.

– Где именно? – сейчас же спросил Леонид Андреевич.

– В самой середине.

– Тогда бы мы даже не увидели взрыва, – сказал Леонид Андреевич. – А уехать вам отсюда иногда не хочется?

– Иногда хочется, – сказал Поль. – Когда много туристов. Когда на всех не хватает егерей и они начинают бунтовать и требовать права на самообслуживание.

– Вы им не разрешайте, – попросил Леонид Андреевич. – Я вот тут пошел без егеря, чуть не заблудился.

– Знаю, – мрачно сказал Поль. – А почему вы не берете с собой карабина, когда выходите, Леонид Андреевич?

– Какого карабина?

– Любого!

Леонид Андреевич поморгал.

– Боюсь, – сказал он.

– Не понимаю.

– Боюсь, – пояснил Леонид Андреевич. – Вдруг выстрелит.

– Ну?

– Ну и попадет в кого-нибудь...

Некоторое время Поль смотрел на него. Потом вынул из шкафа свой карабин и подошел к Леониду Андреевичу.

– Вот здесь в прикладе, – сказал он терпеливо, – встроен маленький радиопередатчик. Где бы вы ни находились...

– Да нет, я это знаю... – сказал Леонид Андреевич.

– Так в чем же дело?

– Хорошо. – Леонид Андреевич взял карабин и отсоединил приклад. – Так? – спросил он. – Теперь я буду брать эту деревяшку с собой. Буду носить ее в своем... ядг... ягд... в охотничьей сумке. – Он вставил приклад на место и вернул карабин Полю. – Вы довольны, Поль?

Поль пожал плечами.

– Не понимаю. Вы что – кокетничаете?

– Нет, – сказал Леонид Андреевич. – Я капризничаю.

– Когда мы с Атосом писали о вас сочинение... это было очень много лет назад... мы изображали вас совсем не таким.

– А каким же? – спросил польщенный Леонид Андреевич.

– Вы были велик. У вас горели глаза...

– Всегда?

– Практически всегда.

– А когда я спал?

– В наших сочинениях вы никогда не спали. Вы вели корабль сквозь магнитные бури, сквозь бешеные атмосферы. Руки у вас были как сталь, и вы были стремительны...

– Так я и сейчас такой! – вскричал Леонид Андреевич. – Где здесь корабль?

Он вскочил, выхватил у Поля карабин, приложился, прищурив один глаз, и закричал:

– Тра-та-та-та!..

Потом он опустил карабин и спросил:

– Ну как?

– Не то, – сказал Поль, безнадежно махнув рукой. – Интеллекта нет.

– Очень мне нужен интеллект, – обиженно сказал Леонид Андреевич.

Он снова лег в кресло и спросил:

– Я вам не мешаю?

– Нет, – сказал Поль, пряча карабин в шкаф. – Я только все удивляюсь: что вы у нас на Базе делаете?

– А вы никому не расскажете? – спросил Леонид Андреевич.

– Если не хотите, нет, не расскажу.

– Я ухаживаю, – сказал Леонид Андреевич.

Поль сел.

– Это за кем же? – спросил он. – Неужели за Ритой Сергеевной?

– А что, заметно?

– Да есть такое мнение.

– Так вот я не за ней ухаживаю, – оскорбленно сказал Леонид Андреевич. – Я ухаживаю совершенно за другой женщиной. Она уже давно улетела.

– Ага, – сказал Поль. – А вы, значит, остались на медовый месяц.

– Вы циничны, – сказал Леонид Андреевич. – Мы никогда не поймем друг друга. Расскажите лучше, что сегодня новенького.

– Рита Сергеевна застрелила тахорга, – сказал Поль значительно.

– Молодец. А еще?

– На вверенной мне Базе за истекшие сутки ничего не случилось, все в порядке, недостатка ни в чем не испытываем, – сказал Поль.

– А на базах, которые вам не вверены?

– Какие имеются в виду?

– Земля, например. Или, скажем, Радуга.

– На Земле тоже недостатка ни в чем не испытывают. Испытывают избыток. А на Радуге... Знаете что, Леонид Андреевич, сводки уже в типографии, через полчаса прочтете сами.

– Нет, – сказал Леонид Андреевич. – Я хочу узнать что-нибудь первым. Ведь вы же про меня сочинение писали, Поль. Расскажите мне что-нибудь особенное. Чего нет в сводках.

– Вас интересуют сплетни? – осведомился Поль.

– Очень, – сказал Леонид Андреевич.

– Жаль. Сплетен у меня нет. По Д-связи сплетен не передают. По Д-связи нынче передают черт знает что.

Леонид Андреевич сейчас же вытащил записную книжку и приготовил авторучку.

– Нет, серьезно, – продолжал Поль. – Сегодня ночью вдруг прервали передачу ядерного прогноза и выдали нам какую-то шифровку на имя Мостепаненко. Без имени адресанта. Это уже третий случай. На прошлой неделе была шифровка некоему Герострату, а на позапрошлой – Пеккелису. На мой запрос не ответили. Идиотство какое-то.

– Да, – сказал Леонид Андреевич. – Но зато интересно.

Он нарисовал в записной книжке женскую головку и написал под ней печатными буквами: ИДИОТСТВО; ИДИОТСТВО; ИДИОТСТВО...

– Герострат... – сказал он. – Какой же это Герострат? Не тот ли? Вообще в свете современной физической теории вполне можно предположить...

– Кто-то идет, – сказал Поль, и Леонид Андреевич замолчал.

В кабинет вбежал человек.

Леонид Андреевич не знал его, но было видно, что этот человек из леса и что он взволнован, и Леонид Андреевич сел прямо и сунул записную книжку в карман.

– Связь! – сказал человек, задыхаясь. – Когда будет связь, Поль?

Он был в комбинезоне, отстегнутый капюшон болтался у него на груди на шнурке рации. От башмаков до пояса комбинезон щетинился бледно-розовыми стрелками молодых побегов, правая нога была опутана оранжевой плетью лианы, волочащейся по полу, и казалось, что это щупальце самого леса, что оно сейчас напряжется и потянет человека обратно, через коридоры управления, вниз по эскалатору, мимо ангара и мастерских, и снова вниз по эскалатору, и через аэродром, к обрыву, к башне лифта, но не в лифт, а мимо, вниз...

– Выйди отсюда, – сердито сказал Поль.

– Ты ничего не понимаешь, – задыхаясь, сказал человек. Лицо его было в красных и белых пятнах, глаза выкачены. – Когда будет связь?

– Курода! – железным голосом сказал Поль. – Выйдите вон и приведите себя в порядок!

Курода остановился.

– Поль, – сказал он и сделал странное движение головой, словно у него чесалась шея. – Честное слово, мне срочно нужно!

Леонид Андреевич снова лег. Поль подошел к Куроде, взял его за плечи и повернул лицом к двери.

– Формалист, – сказал Курода плаксиво. – Бюрократ.

– Стой, не двигайся, – сказал Поль. – Шляпа! Дай пакет.

Курода снова сделал странное движение головой, и Леонид Андреевич увидел на его тощей подбритой шее, в самой ямочке под затылком, коротенький бледно-розовый побег, тоненький, острый, уже завивающийся спиралью, дрожащий, как от жадности.

– Что там, опять подхватил? – спросил Курода и полез в нагрудный карман. – Нет у меня пакета... Слушай, Поль, ты мне можешь сказать, когда будет связь?

Поль что-то делал с его шеей, что-то уминал и массировал длинными пальцами, брезгливо оскалившись и бормоча что-то неласковое.

– Стой смирно, – прикрикнул он. – Не дергайся! Ну что ты за шляпа!

– Вы поймали чешуйчатого человека? – спросил Леонид Андреевич.

– Чепуха! – сказал Курода. – Я не говорил, что эти люди были чешуйчатые... Поль, ты скоро? Это надо послать им в первую очередь! Ай!

– Все, – сказал Поль. Он отошел от Куроды и бросил что-то полуживое, корчащееся, окровавленное в диспенсер. – Немедленно к врачу. Связь в семь вечера.

Лицо Куроды вытянулось.

– Попроси экстренный сеанс! – сказал он. – Ну что это такое – ждать до семи вечера?

– Хорошо, хорошо, иди, потом поговорим.

Курода неохотно пошел к двери, демонстративно волоча ноги. Розовые побеги на его комбинезоне уже увядали, сморщивались и осыпались на пол. Когда он вышел, Поль сказал:

– Обнаглели. Вы представить себе не можете, Леонид Андреевич, до чего мы все обнаглели. Никто ничего не боится. Как дома. Поиграл в садике – и к маме на коленки, прямо как есть, в земле и песочке. Мама вымоет...

– Да, обнаглели немножко, – негромко проговорил Леонид Андреевич. – Я рад, что вы это замечаете.

Поль Гнедых не слушал. Он смотрел в окно, как Курода сбегает по эскалатору, волоча за собой обрывок лианы.

– Похож на Атоса, – сказал он вдруг. – Только Атос, конечно, никогда не пришел бы в таком виде. Вы помните Атоса, Леонид Андреевич? Он писал мне, что когда-то работал с вами.

– Да, на Владиславе. Атос-Сидоров.

– Он погиб, – сказал Поль, не оборачиваясь. – Давно уже. Где-то вон там... Жалко, что он вам не понравился.

Леонид Андреевич промолчал.

Оглавление     [Следующая часть]

 


      Оставьте Ваши вопросы, комментарии и предложения.
      © "Русская фантастика", 1998-2007
      © Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий, текст, 1965
      © Дмитрий Ватолин, дизайн, 1998-2000
      © Алексей Андреев, графика, 2006
      Редактор: Владимир Борисов
      Верстка: Владимир Борисов
      Корректор: Владимир Дьяконов
      Страница создана в январе 1997. Статус официальной страницы получила летом 1999 года