|
VIII
– Димка, – сказал Антон, – пойди посмотри, как там Саул.
Вадим поднялся и вышел из рубки. Он спустился в кают-компанию и заглянул к Саулу. На него пахнуло застоявшимся табачным дымом. Саул лежал на диване в той же позе, в которой они уложили его после перехода: вытянув ноги с огромными ступнями, закинувшись, выставив щетинистый кадык. Вадим присел рядом и потрогал его лоб. Лоб горел. Саул несвязно забормотал:
– Сухари... сухари нужны... Что вы ко мне с ножницами? В портняжной ножницы... не маникюрные же... Я вас о сухарях спрашиваю... а вы мне ножницы... – Он вдруг сильно вздрогнул и прохрипел: – Цум бефель, господин блоковый... Никак нет, бьем вшей...
Вадим погладил его по бессильной руке. На Саула было тяжело смотреть. Всегда тяжело видеть сильного, уверенного человека в таком беспомощном состоянии. Саул медленно открыл глаза.
– А... – проговорил он. – Вадим... Димочка... Ты ничего не думай... На допрос всегда противно смотреть... Ты не думай обо мне плохо... Я вернусь... Это была просто слабость... А теперь я отдохнул немножко и вернусь...
Глаза его снова стали закатываться. Вадим с жалостью глядел на него.
– Опять горим... – забормотал Саул. – Как дрова горим. Степанов горит! Да в рощу же, в рощу!..
Вадим вздохнул и поднялся. Он оглядел каюту. Беспорядок здесь был страшный. На полу валялся, вывернув внутренности, нелепый портфель. Содержимое было разбросано – странные серые картонные чехлы, набитые бумагой, украшенные стилизованным изображением какой-то птицы с раскинутыми крыльями. Один из чехлов раскрылся, и бумаги рассыпались по всей каюте. На столике тоже лежали бумаги. Вадим хотел было прибрать, но заметил, что Саул заснул. Тогда он на цыпочках вышел и прикрыл за собой дверь.
Антон сидел за пультом, положив пальцы на контакты, и задумчиво глядел на обзорный экран. По экрану медленно проползали вершины сосен, далекие сияющие этажи домов, красные огоньки энергоприемников.
– Плохо ему, – сказал Вадим. – Бредит. Сейчас, правда, заснул.
Он присел на подлокотник и уставился на стену, разрисованную изображениями человеческих фигурок и предметов.
– Вот стену я напрасно испачкал, – проговорил он. – Надо было у Саула попросить бумаги. У него, оказывается, полный портфель бумаги. Между прочим, Хайра до икоты испугался, когда я стал рисовать...
– Ты знаешь, Димка, – сказал Антон задумчиво. – Саул, конечно, человек странный. Но чтобы у взрослого дяди не было прививки биоблокады... – Он покачал головой.
– Ты хоть представляешь, чем он болен?
– Я тебе уже говорил – не представляю. Заразился чем-нибудь от Хайры...
Вадим представил себе, чем можно заразиться от Хайры, поморщился и сполз в кресло.
– Мне Саул нравится, – объявил он. – Он чудак с точкой зрения. И он восхитительно загадочен. Никогда в жизни я не слыхал такого загадочного бреда.
– А сколько раз ты вообще слыхал бред?
– Это несущественно. Я читал. Между прочим, он сказал, что его бегство с Земли было просто слабостью. Теперь, говорит, я отдохнул немного и вернусь. Я рад за него, Тошка.
– Это он тебе в бреду говорил?
– Нет. У него было прояснение. – Вадим посмотрел на экран. «Корабль» плыл над Хибинами. – Как ты думаешь, сколько времени прошло?
– Тысяча лет, – сказал Антон.
Вадим усмехнулся.
– На редкость содержательный отпуск. Здорово мы там, верно? – Блаженно улыбаясь, он стал вспоминать героические эпизоды, репетируя завтрашнее выступление перед Нели и Самсоном. Самсон зачахнет безо всяких черепов: я покажу ему шрам.
– Жаль, – сказал он вслух.
– Что?
– Жаль, что он ударил меня в бок. Надо было по лицу. Представляешь? Шрам от левого виска и через глаз до подбородка!
Антон посмотрел на него.
– Знаешь, Димка, – сказал он, – я к тебе, кажется, никогда не привыкну.
– А ты не беспокойся, Антон. Ты тоже был ничего. Мямлил, правда. Я расскажу Галке, что ты здорово командуешь.
Антон скривился.
– Нет уж, ты лучше ничего не рассказывай. – Он помолчал. – Здорово мямлил?
– По-моему, да.
– Понимаешь, ничего не мог с собой поделать. Никогда мне еще не приходилось так туго. Всякое бывало, но вот такой ситуации, Димка, когда нужно что-то делать и абсолютно ничего нельзя сделать, когда вот так нужно что-то улучшить и знаешь, что сделать можно только хуже... Мямлил, конечно.
Вадим рассматривал Хибины.
– А командовал ты все-таки хорошо. Любопытно было видеть тебя в таком амплуа... Послушай, а Хайра-то лежит сейчас на своих вонючих шкурах и думает: какие были ботинки, ни у кого таких нет! Антон, дружище, а ты не можешь побыстрее?
– Не могу. Здесь нельзя быстрее.
– Мало ли чего нельзя... Давай я поведу.
– Нет уж, – сказал Антон. – И так вся эта эскапада будет стоить мне пилотского права.
– А что ты сделал?
– Да уж сделал... Уверяю тебя, второй раз на Саулу я полечу уже не классным звездолетчиком, а плохим врачом-энтузиастом.
Вадим удивился. А что мы сделали? Делали все, что могли, и все, что должны были делать. Как же иначе? Нас было-то всего трое. Будь нас человек двадцать, мы бы просто разоружили охрану, и конец делу. Во всяком случае, ругать нас не за что. Нехорошо, правда, получилось с теми ребятами, которые везли Хайру. Но откуда нам было знать? Да нет, что там говорить, разведку мы провели отлично. С честью. Теперь надо засучить рукава и собирать ребят. Сначала – комитет. Ну, я, Антон, несомненно. Саула я уломаю. Без Саула нельзя: нужен скептик. И человек он боевой и решительный, весь в двадцатом веке. Потом Самсон. Отличный инженер, при всей его ядовитости. Нели, артистка, пусть пленяет. Гриша Барабанов необходим: во-первых, он сам учитель; во-вторых, он знает бездну других учителей, судя по всему, людей настоящих... Врач! Врач нужен... Не может быть, чтобы в бездне учителей не нашлось ни одного врача. И охотников нужно. Вот что нужно так нужно. Выбить клювастых птичек-самсончиков. Вадим хихикнул. А потом мы всем комитетом выступим перед Землей, бросим клич...
У Вадима сладостно замерло сердце, когда он представил себе весь размах этой новой ослепительной затеи. Эскадры рейсовых Д-звездолетов, битком набитых удалыми добровольцами, синтезаторами, медикаментами... целые тонны эмбриомеханических яиц, из которых в полчаса вырастут дома, глайдеры, синоптические установки... и двадцать тысяч, тридцать тысяч, сто тысяч новых знакомств!
– Весь космофлот в разгоне, – сказал Антон.
– Что?
– Я говорю, весь космофлот в разгоне. Я прикинул: для начала нужно по крайней мере десяток рейсовых «призраков», а их всего пятьдесят четыре, и все сейчас у ЕН 117 для броска за Слепое Пятно.
– Построим новые, – решил Вадим.
Антон покосился на него.
– Опять у тебя в голове сверкающая каша... Ты, Димка, имей в виду, что на Саулу тебя, скорее всего, больше не пустят.
– Как это так – не пустят?
– Очень просто. Там нужны не двадцатилетние рубаки, а профессионалы в самом серьезном смысле слова. Я вот представить себе не могу, чтобы столько настоящих профессионалов можно было оторвать от Планеты. И это еще полбеды.
– Ну-ну, – поощрил Вадим. – А вторая половина?
– А вторая половина, голубчик ты мой... – Антон вздохнул. – Существует уже два века такая незаметная организация – Комиссия по контактам. И что для нее характерно: во-первых, без ее разрешения ни один звездолетчик не сядет в кресло пилота, а во-вторых, в ее составе нет ни одного рубаки, а люди все, как на подбор, серьезные, умные и видящие последствия.
Антон говорил серьезно, но Вадим все-таки спросил его:
– Ты что, серьезно?
– Совершенно серьезно. – Антон пробежал пальцами по контактам и сказал: – Дать тебе, что ли, снизиться в утешение... Нет, не дам. Хватит с меня мертвецов.
«Корабль» мягко и бесшумно опустился на поляне почти на том же месте, откуда взлетел тридцать девять часов назад. Антон выключил двигатель и немного посидел, ласково гладя рукой пульт.
– Значит, так, – сказал он. – Сначала – Саул.
Вадим, надувшись, смотрел перед собой. Антон включил бортовой радиофон и настроился на волну скорой помощи.
– Пункт одиннадцать-одиннадцать, – сказал спокойный женский голос.
– Требуется врач-эпидемиолог, – попросил Антон. – Заболел человек, вернувшийся с новой планеты земного типа.
Некоторое время приемник молчал. Затем голос удивленно переспросил:
– Простите, как вы сказали?
– Видите ли, – объяснил Антон, – у него не была привита биоблокада.
– Странно. Хорошо... Ваш пеленг?
– Даю.
– Благодарю, приняла. Ждите через десять минут.
Антон поглядел на Вадима.
– Не дуйся, структуральнейший, обойдется. Пойдем к Саулу.
Вадим медленно выбрался из кресла. Они сошли в зал и сразу увидели, что дверь в каюту Саула открыта. Саула в каюте не было. Не было и его портфеля и бумаг, а на столике лежал скорчер.
– Где же он? – спросил Антон.
Вадим бросился к выходу. Люк был вскрыт, снаружи стояла теплая звездная ночь. Громко кричали цикады.
– Саул! – позвал Вадим.
Никто не отозвался. Вадим в растерянности сделал несколько шагов по мягкой траве. «Куда же он ушел, больной?» – подумал он и снова крикнул:
– Саул!
И снова никто не отозвался. Налетел теплый ветерок и нежно погладил Вадима по лицу.
– Димка, – негромко позвал Антон, – поди сюда...
Вадим вернулся к освещенному люку. Антон протянул ему листок бумаги.
– Саул оставил записку, – сказал он. – Положил под скорчер.
Это был обрывок грубой серой бумаги, захватанный грязными пальцами. Вадим прочел:
«Дорогие мальчики! Простите меня за обман. Я не историк. Я просто дезертир. Я сбежал к вам, потому что хотел спастись. Вы этого не поймете. У меня осталась всего одна обойма, и меня взяла тоска. А теперь мне стыдно, и я возвращаюсь. А вы возвращайтесь на Саулу и делайте свое дело, а я уж доделаю свое. У меня еще целая обойма. Иду... Прощайте. Ваш С. Репнин».
– Слушай, он совсем больной, – сказал Вадим растерянно. – Бежим его искать!
– Посмотри на обороте, – сказал Антон.
Вадим перевернул листок. На обороте большими корявыми буквами было написано:
«Господину рапортфюреру обершарфюреру СС господину Вирту от блокфризера шестого блока заключенного № 658617
ДОНЕСЕНИЕ
Настоящим доношу, что по собранным мною наблюдениям заключенный № 819360 не является уголовным по кличке «Саул», а есть бывший бронетанковый командир Красной Армии Савел Петрович Репнин, взятый в плен немецкой армией еще под Ржевом в бессознательном состоянии. Указанный № 819360 есть скрытый коммунист и, безусловно, вредный для порядка человек. Он мною уличен, что готовит побег и участвует в той группе, про которую я Вам доносил в донесении от июля сего 1943. И еще настоящим доношу, что они готовятся...»
На этом текст обрывался. Вадим уставился на Антона.
– Не понимаю, – сказал он.
– Я тоже, – тихо сказал Антон.
Яркий свет упал на поляну. Над «Кораблем» медленно снижался санитарный «Огонек».
– Объясняйся с врачом, – сказал Антон с неопределенной усмешкой, – а я пойду и свяжусь с Советом.
– Что же я ему объясню? – пробормотал Вадим, глядя на клочок бумаги.
Заключенный № 819360 лежал ничком, уткнувшись лицом в липкую грязь, у обочины шоссе. Правая рука его еще цеплялась за рукоятку «шмайссера».
– Кажется, готов, – с сожалением сказал Эрнст Брандт. Он был еще бледен. – Мой бог, стекла так и брызнули мне в лицо...
– Этот мерзавец подстерегал нас, – сказал оберштурмфюрер Дейбель.
Они оглянулись на шоссе. Поперек шоссе стоял размалеванный камуфляжной краской вездеход. Ветровое стекло его было разбито, с переднего сиденья, зацепившись шинелью, свисал убитый водитель. Двое солдат волокли под мышки раненого. Раненый громко вскрикивал.
– Это, наверное, один из тех, что убили Рудольфа, – сказал Эрнст. Он уперся сапогом в плечо трупа и перевернул его на спину.
– Крайцхагельдоннерветтернохайнмаль, – сказал он. – Это же портфель Рудольфа!
Дейбель, перекосив жирное лицо, нагнулся, оттопырив необъятный зад. Дряблые щеки его затряслись.
– Да, это его портфель, – пробормотал он. – Бедный Рудольф! Вырваться из-под Москвы и погибнуть от пули вшивого заключенного...
Он выпрямился и посмотрел на Эрнста. У Эрнста Брандта было румяное глупое лицо и блестящие черные глаза. Дейбель отвернулся.
– Возьми портфель, – буркнул он и горестно уставился вдаль, где над лесом торчали толстые трубы лагерных печей, из которых валил отвратительный жирный дым.
А заключенный № 819360 широко открытыми мертвыми глазами глядел в низкое серое небо.
[Предыдущая часть] Оглавление
|
