В НАШЕ ИНТЕРЕСНОЕ ВРЕМЯ *
* Первые две страницы рассказа утеряны (см. «Комментарии» Б. Стругацкого).
...уравновешенными и добропорядочными людьми. Я вздохнул и посмотрел в окно. Дачный поселок спал. Было тихо, только дождь шуршал да подвывала во сне дворняга соседей. Мокрая, унылая, свернувшаяся в клубок под крыльцом. Я взялся за вторую папку и проработал еще часа полтора.
Академик успел стушеваться и уйти с головой в научную работу, аспирантка сделала небольшое открытие и ушла от Володи, когда сквозь шум дождя я услыхал какие-то новые звуки. Сначала я подумал, что это мокрая дворняга бродит в палисаднике. Но потом кто-то отворил дверь в сени, и в сенях что-то загремело – наверное, канистра, в которой я носил керосин из лавки. В дверь постучали, и раньше, чем я ответил, дверь отворилась. На пороге стоял совсем незнакомый человек в очень странном костюме. От удивления я даже, кажется, открыл рот. Человек затворил за собой дверь и сказал:
– Извините, можно у вас погреться?
Я смотрел на него. Он был весь мокрый и грязный с ног до головы, и у него зуб на зуб не попадал от холода. Я на всякий случай встал и сказал нерешительно:
– З-заходите...
На нем была толстая куртка с множеством карманов, стеганая, словно ватник, а из-под куртки торчали ноги в черном балетном трико в обтяжку. Обуви на ногах не было никакой. Это уже само по себе было странно, но он еще весь был вывалян в грязи, даже лицо было в грязи, будто его километра три протащили по деревенской улице волоком.
Он присел на табурет и улыбнулся. Улыбнулся весело, но с трудом – у него лицо сводило от холода. Я молча притащил керогаз и стал его разжигать, а незнакомец сидел, обхватив себя руками за плечи, и звонко стучал зубами. Я разжег керогаз. Незнакомец с трудом выговорил «спасибо» и протянул руки к огню. От куртки сразу повалил пар, и запахло сыростью.
– Где это вы так? – спросил я. – Машина застряла?
Он посмотрел на меня, засмеялся и сказал:
– Ага, машина.
Он совсем не походил на человека, у которого застряла машина. У него было худое веселое лицо, очень смуглое, какое-то хитрое и довольное, словно он только что кого-то очень ловко обманул или перехитрил. И весь он был ловкий, крепкий, прочно сбитый. Было в нем что-то от молодого Мефистофеля.
– Далеко? – спросил я.
– Километров пять отсюда, – сказал он. – Я зашел в поселок, смотрю – везде спят. Ну, думаю, имею один грипп. А тут ваше окно. Я так обрадовался, ей-богу!
– Слушайте, – сказал я. – Снимите ваш балахон. Он же мокрый насквозь.
Он посмотрел на меня, подумал и стал снимать куртку. Никогда в жизни я не видел такой сложной куртки. На ней было штук двадцать молний, и больше всего она напоминала пояс для спасения на водах. Он снимал ее минут пять, время от времени вздрагивая и судорожно поводя плечами.
– А где ваши ботинки? – не вытерпел я.
– В грязи утопил, – ответил он и опять засмеялся. – Грязь у вас здесь – прямо первобытная. Хорошо!
Под курткой у него оказалось все то же облегающее трико без ворота. Я хотел взять у него куртку и развесить в сенях, но он сказал:
– Нет, не надо, спасибо. Я так.
– Что значит – так? – удивился я. Он свернул куртку в рулон и положил у своих ног. – Так она и до утра не просохнет.
Он хихикнул.
– Не беспокойтесь, ей-богу. Мне до утра ждать не придется. Пусть здесь полежит.
И тут я заметил одну странную вещь. Эта черная рубашка у него тоже была вся в грязи. Грязь уже подсохла и отваливалась серыми струпьями. Я сразу подумал: как это так много грязи могло попасть ему под куртку? С другой стороны – глупо лазить под машиной в трико, если есть толстая стеганая куртка.
Незнакомец грел руки над керогазом и смотрел на огонь. Он задумчиво улыбался. Странное у него было лицо. По-моему, он совершенно забыл обо всем – и обо мне, и о первобытной грязи... Конечно, про машину он врал, но кому придет в голову бродить ночью под дождем в таком балетном наряде?.. Чем-то он мне нравился все-таки – может быть, по контрасту с нудным престарелым академиком... Я сказал:
– Хотите водки? – Он все еще вздрагивал и поеживался.
Он поднял на меня глаза, и я увидел, что он колеблется. Тогда я встал, сходил за водкой и принес два стакана. Он уставился на водку, затем снова посмотрел на меня.
– Знаете... – нерешительно сказал он. – Пожалуй, не стоит... – Он снова посмотрел на водку и вдруг махнул рукой. – А ну их всех! Выпью!
Он взял свой стакан, чокнулся со мной и выпил залпом. Я пододвинул ему холодные котлеты и налил еще. Он подмигнул мне, снова махнул рукой и снова выпил.
– Все равно никто не узнает, – заявил он. – А узнают, так тоже не беда.
Я заметил у него на ладони свежие царапины. Под ногтями было полно грязи, а один ноготь был сломан и надорван, и на нем запеклась кровь.
Он взял с тарелки котлету, сунул ее целиком в рот и невнятно спросил:
– Что тут у вас новенького?
– Где это – у нас?
Он немножко смешался.
– Ну здесь, в этих краях... И вообще... Я на своей машине газет не получаю.
Я сказал, что на своей даче тоже не получаю газет. Он кивнул и снова протянул руки к огню.
– А тут у вас ничего... Только холодно.
– Погода дрянная, – сказал я. – Лето называется...
– Да, погодка не летняя, – сказал он с удовольствием. – Дождь. Кругом дождь. Я там влез в кусты – мокро, ужас! – Он радостно засмеялся.
Странный он был человек: грязный, мокрый, промерзший и все-таки чем-то необычайно довольный.
– Так что же у вас за машина? – спросил я иронически.
– «Победа», – быстро ответил он. Слишком быстро.
– Не вездеход?
– Да нет, пожалуй, не вездеход.
– И вас, конечно, снесло в кювет, – сказал я.
– А почему – конечно? Впрочем, действительно снесло. И представьте себе, именно в кювет... А скажите, сельсовет у вас тут есть?
Врал он весело и совершенно откровенно – он даже не пытался скрывать этого.
– Нет, сельсовета у нас нет, – сказал я медленно. – У нас дачный поселок. А зачем вам сельсовет?
Он засмеялся мне в лицо:
– А как же! Машину вытащить надо? Надо. А чем тащить? Трактором?
– Да, – сказал я неопределенно. – Действительно... Трактором.
Наступило молчание. Он смотрел на меня с откровенной насмешкой. Тогда я сказал внушительно:
– А вот милиция у нас есть. Совсем рядом – через два дома...
Незнакомец замахал на меня руками.
– Ну зачем же милиция?! – закричал он. – Давайте уж как-нибудь обойдемся без милиции!
– Давайте, – согласился я. Он мне нравился, несмотря ни на что. Бдительность моя дремала.
– Славный у вас поселок, – заявил он неожиданно. – Тут дачу можно снять?
– Чего славного? – проворчал я. – Грязища да скука...
– Скука? Какая же это скука? Кругом зелень, речка, наверное, есть...
– Речка есть, – сказал я.
– Ну вот видите! И девушки здесь, наверное, приятные...
– Откуда здесь девушки, – сказал я сердито. – Одни жены дачные – поперек себя шире...
Он так и залился смехом, совершенно детским, и долго не мог остановиться, а потом вдруг настороженно прислушался и спросил:
– А до города далеко отсюда?
– Километров тридцать.
Я увидел, что вокруг его свернутой куртки натекло воды. Я нагнулся и протянул к куртке руку – он поймал меня за запястье.
– Не надо... – попросил он. Пальцы у него были горячие и твердые, как железо.
– Она же вся мокрая... – сказал я и попытался освободиться.
Он легко отвел мою руку.
– Ей-богу, не надо. Так высохнет. И потом я скоро все равно пойду.
Он отпустил мою руку.
– Куда же вы пойдете в такой дождь? – сказал я. – Оставайтесь ночевать.
Он подмигнул мне.
– А машина? Вдруг сопрут!..
– Как хотите, – сухо сказал я. Все-таки он очень утомлял, этот странный человек.
А он весело запел: «Как в моем садочке...», опустился на корточки и стал разворачивать свою неприкосновенную куртку. Когда он развернул ее, откуда-то выпала маленькая черная коробочка и стукнулась об пол. Он ее сразу подхватил и сунул обратно в куртку. Я заметил только, что на коробочке горел зеленый огонек.
– Чуть не раскокал... – прошептал незнакомец и снова свернул куртку изнанкой внутрь. Я промолчал.
Он легко вскочил и бесшумно подошел к окошку. Я сидел и смотрел, как он, прижав лицо к стеклу, вглядывается в темноту.
– Это главная улица, да? – спросил он, не оборачиваясь.
Я сказал, что главная. Великолепного сложения был этот человек – стройный, плечистый, настоящий борец. Черное трико словно обливало его.
Он повернулся, несколько раз прыгнул на месте – мягко, как кот, и сказал весело:
– Вот я и обсох. Спасибо.
– На здоровье, – буркнул я и подумал, а не спросить ли у него все-таки документы.
Но в эту минуту на улице взревели моторы, и в окна ударил свет прожектора.
– Прекрасно! – сказал незнакомец. – Это за мной.
Он сразу как-то подтянулся, перестал улыбаться, торопливо подобрал и набросил на плечи свою куртку и снова подошел к окну. Я увидел, что он открывает окно, и на всякий случай поднялся. На улице под дождем стояли две огромные машины на гусеницах. Послышались голоса. Незнакомец открыл окно и высунулся по пояс. «Сейчас он сунет руку в задний карман...» – подумал я и приготовился на него прыгнуть. Но он только крикнул:
– Ксан Ксаныч, я здесь!
На улице радостно заорали в несколько голосов. Послышался беспорядочный топот, зачавкала грязь. Злобно взвыла напуганная соседская дворняга. В сенях загремело – вероятно, все та же канистра, – кто-то чертыхнулся сдавленным голосом.
Незнакомец повернулся и шагнул мимо меня. Дверь распахнулась. В комнату ввалились сразу трое – удивительно, как они втиснулись. Один, маленький, в мокром черном плаще, остался на пороге, а двое – бородатый и в очках – сразу кинулись к моему незнакомцу и принялись его обнимать.
– Жив, Вовка, жив!..
– У-у, медведь здоровый...
– Руки-ноги целы?.. Ой, не дави так!..
– А где она? – спросил незнакомец.
– Кончилась, Вова! – сказал бородатый и лихо сдвинул шляпу на затылок. – Ничего, главное – ты у нас остался...
– ...нашли? – Тут мой незнакомец употребил какое-то сложное слово, какой-то, видимо, термин, которого я не понял.
– Все, все нашли, – нежно сказал бородатый и снова обнял его. – Все нашли и еще полмешка луку в придачу!..
– Штаны твои нашли... – сказал очкастый.
Маленький в черном плаще все смотрел на меня, приятно улыбаясь одними губами. У меня было такое ощущение, что я ему очень не нравлюсь.
– А я-то искал-искал, – сказал незнакомец. – Нет штанов! В грязи вывалялся как свинья. Куртку сразу нашел, а штаны – нет.
– Ну, пошли, – сказал бородатый и поволок незнакомца к выходу. Незнакомец дошел до дверей и вдруг остановился.
– Подождите, с хозяином надо проститься... – Он повернулся ко мне. – Спасибо вам за ласку, товарищ... Простите, не знаю вашего имени-отчества...
Он добродушно и растроганно улыбнулся и вдруг подмигнул. Я молча поклонился. Мне было неловко. Все смотрели на меня, особенно – маленький в черном плаще. Незнакомец сунул-таки руку в задний карман, покопался там, что-то вытащил, вложил мне в ладонь и вышел. Остальные последовали за ним, разговаривая во весь голос, и даже двери за собой не закрыли.
Я поднял руку к глазам. На ладони у меня лежал камешек. Обыкновенный камешек, пористый, серенький, похожий на песчаник. Голоса уже раздавались во дворе. Отчаянно заливалась дворняга. В голове у меня все шло кругом, и я ничего не понимал.
Вдруг кто-то сказал: «Извините». Передо мной стоял тот, в черном плаще, и приятно улыбался.
– Извините, – повторил он и осторожно взял камешек у меня с ладони.
– Что это? – спросил я.
Он внимательно посмотрел на меня, потом – мельком – на камешек, потом снова на меня.
– Это так... Шутка... Спокойной ночи. Простите нас за беспокойство...
Он повернулся и вышел, плотно закрыв за собой дверь.
За окном взревели моторы, и свет фар снова скользнул по окну.
Я посмотрел на пустую ладонь. Шутка, подумал я. Вот так шутка... Я стоял посреди комнаты, смотрел на стол, где громоздилась история престарелого академика, на пустой табурет, на воняющий керогаз, на мокрый след неприкосновенной куртки на полу и слушал, как затихает, удаляясь, рев могучих моторов.
|